Текст книги "Песок"

Валерий Семенихин
Песок

Стихотворения 1990–2011

Новые стихи

 
Вот новые стихи. И в пыль
Доселе сделанное сразу
Ложится, внутренним приказом
Переведённое в утиль.
Не поспеваю за тобой,
Мой внутренний, мой ясновидец.
Горю и тлею чередой —
Мой дух в плену своих гостиниц
Оплачивает свой постой,
За каждой нужною строфой
Приоткрывая глыбы прозы,
Как Свет за каждою тюрьмой,
Как Крест – под лепестками Розы.
Так я играю в пустяки
В пределах старого дивана
С медведем Пухом у реки
С красивым именем Нирвана.
Отпавший от высоких сфер,
Стыдящийся, в животном теле,
Среди базара и шинели
Я постигаю свой пример.
Но если Небом нам дано
Творить в себе иное небо,
Насущного не молим хлеба,
Но только Света, раз темно.
 

Я есмь

 
«Летать учитесь – охраню
Я вас от мерзости привычек.
Я – щит, люби Мою броню
И не люби своих обличий.
Я – взмах, когда не видно птиц.
Я – боль, когда улыбка в лицах.
Я весь – порыв испепелиться,
Свеченье Солнца, Лун, зарниц.
Сотрутся расы – нет вещей,
Ни покаянья, ни гордыни,
Узнай, что Я во всём – отныне
И навсегда. Я – Луч лучей.
Я – Красота, и Я – Любовь.
Разорванный, в одно сведу Я
Веками пролитую кровь.
Распятый, встану, торжествуя,
На высоту Своих вершин,
О единении радея:
Нет эллина, нет иудея —
Мой Дух средь вечности один
Свершает таинство усилий,
Тысячелетий топчет пыль.
В любой стране, эпохе иль
В любой тюрьме, в прожилках лилий —
Я есть. Я буду. Я един.
Нет времени во Мне – Я вечен.
Я – Человек, вочеловечен.
Я – камень, в камне жизнь Моя.
Рассекши ствол, найдешь Меня.
Во множестве Я целен весь.
Я – Тайна тайного – Я есмь».
 

Качели

 
Мы нисходим в долины —
Позабыть о звезде.
Мы звучащая глина,
Мы нигде и везде.
 
 
После громкого пира
Толстозадых Европ
Обрывается лира
В азиатский сугроб.
 
 
И качают метели
Сквозь созвездья и сны,
Словно люльку, качели
Одинокой страны.
 
 
То возносимся выше —
До коленей Отца,
То над бездной колышем
Тёмный прах мертвеца.
 
 
То ли дьявол родится,
То ли солнечный бог —
Неизвестности птица
Бьётся в каждый порог.
 
 
То смешлива, то гневна
Тайных клавишей прыть.
Умирать ежедневно,
Вспомнить и не забыть.
 

Поэт

 
Я исчезаю на века,
Чтоб появиться на мгновенье —
Увидеть те же облака
И ту же лодку по теченью;
Болеть от медленности дней
На позабытом этом шаре,
Нечеловечности людей,
Неизменяемости твари.
Прости мне, если буду звать
Искать утерянные крылья,
Учиться, как не умирать
От одиночества, бессилья,
Наполнив некрылатый кров
Шумами крыл, прибоя пеной,
Выкатывая бочки слов
Из недр сиятельной Вселенной.
 

Освобождение

 
Верни столетья, камешки и стужи,
Живи на краешке зари.
Достоинство не разменяй на ужин.
«Я странник, значит – воин» – говори.
Не верь освобождению снаружи.
Оно – внутри.
 

Одиссей

 
Розовый глаз заката.
Звезд золотые знаки.
Не пожелай возврата
Государю Итаки —
Дар его – дар разлуки,
Пепел предначертаний,
Неповторимость муки,
Песни, весла, страданий.
Вечный игрок, не ты ли
Следуешь тайной карте?
Знать и молчать, Вергилий.
Верить и помнить, Данте.
Странник, приют напрасен.
Ты, как горящий факел,
Только в пути прекрасен.
Нет здесь твоей Итаки.
 

Колокольчик

 
Это ветер с Луны шевелит занавески.
Каждый шорох несет обещанье чудес.
Все постыдное спит, очертанья не резки
У сквозных мотыльков с невысоких небес.
 
 
Мы живем здесь давно, мы не знаем другое.
Наша память слаба, наша чаша низка.
Но зачем колокольчик серебряный Ноя —
Как короткая молния возле виска?
 

Молчание

 
Чем больнее, тем бессловесней.
Что же там, за последней песней,
Если, царственно отстранясь
От безумных слов, в звук свирели,
Колокольчика и капели
Ты идешь, как бескровный князь?
 
 
Только дунешь в рожок улитки —
По спирали, по теплой нитке
Эта музыка потечет
До высоких звезд неподвижных —
О забрызганных зноем вишнях
Не расскажет иначе рот…
 
 
Как цветок еще скрыт в бутоне,
Так молчанье таится в лоне
Напоенных величьем слов.
Чем больнее, тем бессловесней.
Ты не здесь – за последней песней
Легкий шелест твоих шагов.
 

Вымысел

 
…Избушечные сны и все такое,
Как бы любезность бытия порой,
И женщина, похожая на Хлою,
И взрослый мир за огненной чертой.
Мой вымысел приходит за улыбкой,
А не за кровью, болью и тоской.
За каплей капля, музыкою зыбкой
Душа стиха стекает в золотой
Пера расщеп… Всё дело в придыханьи,
Подметках кавалера де Гриё…
Ещё твоё царапает сознанье
Оттиканной секунды остриё.
 

Ремесло

 
Расставить нужные слова,
Ни Рая не держась, ни Ада —
Солдатиков земного сада —
Да будет в них Любовь права,
А Смерть ни в чем не виновата.
 
 
Всю жизнь, до самого конца,
Слагать одно стихотворенье —
Длиною в оборот Венца —
Во славу вечного Отца.
И пусть прибой поминовенья
Не вспомнит твоего лица.
 

Утро

 
Июльские цветные сквозняки
Приносят звуки солнечной реки.
 
 
И вновь слетает кружево стрекоз
На испещренный письменами мозг.
 
 
И тихая мелодия слышна,
И все вокруг и выше – все она.
 
 
По крошеву июля босиком —
За музыкой, за тайной, за стихом.
 
 
Ума седьмую отворить печать
И заново пути свои начать.
 
 
И где-то, по-за тридевять земель,
Из сердца вырезать свирель.
 

Улисс

 
Зови меня Никто, малыш.
Гомер и птица в небе – лишь
Фантасмагория… Провидец,
Гость неприветливых гостиниц
Земных, не знавший прочных крыш,
На мнимом острове стоишь,
Волны приветствуя гостинец:
Долемурический голыш,
Отбитый мраморный мизинец…
Вспорх бабочки – Лилиенталь,
Безличные ступени Лхасы,
Как музыка веков – Грааль,
Га-Ноцри, Гаутама, Вьяса…
Весло над миром водрузишь —
Знак окончанья рокового
Земного сна, где время – мышь
Играет складками Былого…
Но сменишь одеянье лишь —
И все начнется с эпилога.
Зови меня Никто, малыш.
 

Остров

 
Пронизана вода лучами, дно
Как на ладони. Лодку опускаю
В струи бурливые – так решено:
Поутру плыть к неведомому краю,
Пока еще грядущее вино
Я в ручейках кровавых различаю.
Пока заката угли горячи —
Людей, событий и вещей зачатья,
Исчезновенье без следа, исчадья
Страстей дурных, похожих на мечи,
И добрых мыслей, что лелеют Братья,
Цветов, стрекоз и листьев – отыщи,
Чтоб взять с собой, ведь ждет тебя в пути —
Весь вылеплен из света ожиданий —
Незримый Остров – до него пути
Прокладывали вещие ладьи,
В которых пели баловни скитаний —
Поэты – мальчики, до тридцати
Уплывшие в края обетований.
 

Дыхание

 
Всё это сны о снах. Совсем немного
Солоноватых облаков
И синь, стекающая в око,
И жаворонок в небе высоко.
Ту истончившуюся к югу ткань,
Вуаль из утра, камышинок,
Песка, попавшего в ботинок, —
Вынь из свирели, грубо не порань.
Здесь тайный звук рождает мотылька
И однодневное кочевье
Тел человеческих – пока
Надзвездные летят-звенят качели…
Дух светлой Тайны, снова обнови
Обыденность прикосновений,
Симфонию из тел и теней
Связующим дыханием Любви.
 

Яблоко

 
Смотри: это луч, это камешки дней,
Вы, некрылатые и дорогие…
Есть право и счастье – касаться больней
Того, что не понимают другие.
Минутных снегов еще помнить размах,
Тёмное знать, приносить золотое.
И оставлять в ваших страшных домах
Яблоко, янтарём налитое.
 

Сказочники

 
Привет вам, бродяги, творящие лёгкие сказки
Из грубой пощечины быта, ночных уголков,
Глумливых базаров, – на кончике вашей указки
Танцующий эльф, расторгающий ковы веков.
Внезапно завесы сорвать, словно маски с прохожих,
И Ангелов строгих, и Демонов видеть Поток,
Спешащий невидимой нитью связать непохожих,
И радость, и битву свести в светоносный Исток.
Чтоб легче жилось вам, уставшие жить на безлюдье,
Души позабывшие свет, без креста, без венца, —
Пусть Сказочник руку подаст на глухом перепутье
И посохом зрячим укажет Восток мертвецам.
Да будет Луна вам ладьей, а Светило – вратами
В иные миры, где страданью положен предел,
Где сказки о счастье мы будем рассказывать сами,
Своё отыграв на подмостках Земли – кто как умел.
 

Зимний дзен

 
Выйдешь – в снеговом иголье
Деревца.
А потом лишь поле, поле —
Без конца.
 
 
Безыскусная победа
Январей —
Ни единственного следа
в мир людей.
 
 
Полоснут полозья строго
Грани льда.
Ровно стелется дорога
В Никуда.
 
 
Ни проклятий, ни напутствий —
Снег да льды.
Только чуткое предчувствие
Звезды.
 

Осень на земле

 
Листьев и лиц дочитаны Станцы.
Ветер столетий в пальцах твоих.
Солнц золотые протуберанцы,
Тленных вселенных единый миг…
 
 
Слышно: скрипят, не переставая,
Оси Зодиакальных Колес…
Вниз посмотри: под ногами сухая
Осыпь осенних ос.
 

Хари

 
– О, где Ты был, Возлюбленный? На страже
стою я день и ночь, неутомим…
– Я жил в тебе незримо, от тебя же
твоею темнотою охраним.
– Любимый мой, за грубою судьбою
я вдруг расслышал песню, что нежна…
– Ты слишком занят был самим собою —
свирель Моя в молчании слышна.
– Нирваны я мечтал коснуться либо
пройти предел, где Солнца полынья…
– Но Я всегда с тобою, где б ты ни был.
И жизнь, и смерть, и что за ними – Я.
 

Семь минут

 
Та отрешённость в синих вечерах,
Когда недвижим остается разум.
И только чувства открывают сразу —
То золото в ладонях или прах.
Вглядишься – декорации стоят,
Клюка судьбы их не коснулась будто.
С ладони осыпаются под утро
Нью-Йорк, Помпея, Фивы, Петроград…
Мнут пальцы глину будущих имён,
Перемешав безумства и созвездья,
Где золотая новизна известий
Давно предсказана, как ход времён.
Сойдут потопы, омывая Дух,
Пройдут, как слезы, как весною снеги,
И ты зацепишь головой звезду,
Запутаются в волосах ковчеги.
Послушай, миг и Вечность – только сон,
Игра ума в условную полярность.
Но в сердце остаётся благодарность
За этот невозвратный небосклон.
За эти вечера, что отойдут,
И канет в Лету то, что в них открылось,
За то, что сердце во вселенной билось
Семь маленьких минут.
 

Песок в руке

 
Когда проходит время битв,
И жизнь – вне стадного теченья —
В том промежутке для молитв
Открой окно, где не болит,
Где пыль имеет назначенье.
Увидишь Истину босой.
Она смеется над тобой,
По сердцу пальчиком проводит…
И только логикой сухой
Невинности не трогай той —
Она на цыпочках уходит.
С Её уходом мир летит
К уда-то к черту на кулички,
Как ваша власть, убогий быт,
Умов разбойничьи привычки…
Дитя, Ее наивность – щит.
Она заботится о птичке.
Когда приходит время Тьмы,
И носит души ветер Кармы,
Пусть даст вам силу свет тюрьмы,
А искупление – казармы.
Вот Жизнь – в руке речной песок,
Всегда игра, всегда наощупь.
Здесь держит тонкий волосок
Миры, изнизанные Мощью.
 

Железный век

 
Пусть этот мир – одни слова,
И кукольная плоть – как плети,
Я полюбил вас, дети, дети
Цивилизованного рва.
Здесь Вий не поднимает век
Затем, что жил в Железный Век,
Где стыдно вглядываться в эти
Приметы оскуденья, сны
Растлений, искушений сети,
Где не случайно сочтены
Постели смятые цариц,
Тупые скальпели ученых,
Литература обречённых,
Исчезновенье утончённых,
Дышавших благородством лиц.
Где мы постимся, чтобы красть,
И убиваем, чтобы верить,
И тщимся Дух пробиркой мерить,
И молимся, чтобы пропасть;
Где нам на всех одно пальто
Дано в смертельном изобилье,
Где все решает только то,
Как мы любили.
 

Быть человеком

 
Где тонкошумные дожди
Над опрокинутой стрекозкой —
Жизнь оставляет позади
Вчерашние века… Неброско
Оденешься и полетишь
Туда, где Ангелы и дети,
Когда в рукав ударит ветер
Из Подсознанья, тайных ниш.
Неприкасаемых коров
Пасти у ваших изголовий,
Чтоб проявилась Мощь миров,
Не выносящих запах крови.
Там, в белой раковине сна,
Сухой фонтанчик повилики
Не крикнет никогда: «Вой на!»,
И каблуки не топчут лики.
Жить, запрещая стыдный торг
Сознания с глумливым веком —
Так совмещать в себе восторг
С трагедией быть человеком.
 

Глина звучащая

 
Ты снова живёшь, распадаясь на тысячелетья,
В плену Атлантид, Лемурий или русской равнины.
Лишь смена имен, двуединство надежды и плети
И выдох высокий над пылью и розовой глиной…
 
 
А хочешь, из пыли, из розовой глины звучащей
Я выдую шар перламутровых утренних красок,
И станешь ты сферой – прозрачной, подвижной и зрячей,
И выберешь заново новое имя из сказок?
 
 
И в шаре твоём вспыхнут брызги далёких вселенных,
Сознание камня, янтарное зорь полотенце,
То множество дней, сокровенных, безумных и тленных —
Все это вместит человечье широкое сердце.
 
 
Ты старше их всех – и Титанов, и Ангелов многих,
Древнее всех снов и, как сны твои, тоже бесплотный.
Захочешь – и ринешься в огненный мрак преисподних,
Возжаждешь свободы – вернёшься Домой,
                                                         как свободный.
 
 
И ум, и безумье – все связано властью твоею.
И кто во что верит, тот тем непременно и станет,
Играя с Огнем, что, по нишам сердец пламенея,
Зовётся Любовью и Движителем мирозданий.
 

«Владыка сердца говорит…»

 
Владыка сердца говорит:
«Отдай себя – ты Мною соткан.
Среди безрадостных корыт
Мой Кров – спасительная лодка».
 
 
Я знаю, Ты всегда Один.
Хоть в десять направлений взоры —
Везде Твой дом цветов и льдин,
Но Красоты не видят воры.
 
 
Твоих богатств не унести,
Не расточить небрежным слугам,
Вселенные – в Твоей горсти,
И Ты иным владеешь слухом.
 
 
Палач, убийца и судья
Дерзают под Твоей опекой —
Смешные кукольные «я» —
Площадки игр Твоих от века.
 
 
Всю тщету человечьих крох,
Безумных помыслов мельчанье
Ты знаешь тайно, как итог
И святости, и одичанья…
 
 
От Брахмы и до муравья
Живет Неведеньем природа.
Нет Воли выше, чем Твоя.
Моя обманчива свобода.
 
 
Нет большей радости – любя,
Не знать с Возлюбленным разлуки.
Я отдаю Тебе себя,
Как флейту в ласковые руки.
 

Несказанный свет

 
Ты – земных приключений смысл,
Человечья кровь повилик,
Любопытство движения вниз,
Высочайших полётов миг.
 
 
Нисходящий к игрушкам слов,
Пронизающий ткани форм,
Вечно юн, бесконечно нов,
Скорость камня, недвижный шторм.
 
 
Вездесущий, неисследим.
Тождество и различие – Ты.
Это множество множеств – Один —
За чертой познающей черты.
 
 
То, что будет, и то, что есть —
Золотое согласье мчит.
О Тебе ни сказать, ни прочесть.
И нельзя о Тебе учить.
 
 
Есть нездешний покой листа
В догорающем сне комет —
Так немотствуют все уста
О Тебе, несказанный Свет.
 

Человечество мотыльков

 
Никогда не возьму с собой,
Постучавшись в домик улитки,
Асфальтированный прибой,
Демонический разум пытки.
Я ладони оленей возьму,
Островов озарённых пенье,
Не страдальческую суму —
Одуванчиков откровенье.
Эти лёгкие мачты мечты,
Голоса на пшеничном стебле —
Человечество Красоты,
Я твою открываю Землю.
Человечество мотыльков,
В подсознанье твоих колодцев
Зреет семя светлых миров —
Ослепительный атом Солнца…
Но пока в Никуда поезда,
В Никуда самолеты боли,
Потому что стоит Звезда —
Тайный Страж для безлюбой моли.
На излёте тревожней жить.
Невозможность помочь играет
С рифмой сердца, и тонкая нить
Все прощает, жалеет, знает.
 

«Всё стало новым, осталось прежним…»

 
Всё стало новым, осталось прежним
Меняется только взгляд на вещи.
Боль стучит посохом неизбежным —
Угол зренья становится вещим.
 
 
Отмечена радость призвания,
Та милость благоволения
Благодарностью непониманья,
Тонким косноязычьем пения.
 
 
Помоги, Пресвятое Блаженство,
Движению в невежестве нашем —
Меж критикой Несовершенства
И высокой жалостью к падшим.
 

Мотыльковая вечность

 
Мотыльковые дни.
Золотая ненужность.
Царствуй, не оброни
Тайной мантры окружность.
 
 
Жизнь течёт, и песок —
Основанье для счастья.
Не порви волосок
Неожиданной властью.
 
 
Ты становишься тем,
К чему разум влечется.
Ты становишься всем —
От пылинки до Солнца.
 
 
На бетонных полях
Жизнь скупей и короче.
Вся молитва моя:
«Я люблю Тебя, Отче!»
 
 
Дух одет, как в броню,
В золотую беспечность.
На ладони храню
Мотыльковую Вечность.
 

Однажды

 
Однажды ты войдешь туда,
Откуда, если оглянуться,
Все предыдущее есть пыль,
Все есть пустяк, мираж, ничтожность,
И ты не понимаешь, как
Так долго придавал значенье
Хмельному призраку вещей,
Где радости бессильной мощи
Несут с рождения распад.
Весь этот сумрак поклоненья,
Казавшийся таким благим,
Рассыпался перед Всевышним —
Ум утвердился на Одном.
То измельчание богов,
Жрецов на стыдных огородах
И мелких демонов поток —
Завернуто в брезгливый свиток
И выброшено за порог…
Что ж изменилось? То же поле,
Всё те же башни облаков,
Всё также гибнет мудрость мудрых,
И дети учатся стрелять…
Но где-то поменялись знаки,
Значенье чисел изменилось,
Огромный жернов провернулся,
И пелена разорвалась.
И время отдано убийцам.
И время отдано Любви.
И связь всего восстановилась
С незримым вспорхом мотылька.
Возможно, это Новый Мир
Плевелы выдирает с корнем,
Уводит тех, кто не готов
Превозмогать себя собою,
В ком нет усилий превзойти
Ту формулу поющей глины,
Что носит имя – человек,
Кто не сподобился увидеть
Блаженство в Океане боли,
В паломничестве здешних форм —
То – Вездесущую Реальность.
 

Солнечный посох

 
Светлый смысл постигаешь после
Титанических выплесков Зверя,
Муравьиных пробелов мысли,
Гороскопов безумного улья,
Совершенства новых болезней,
Где изнаночный смех трагедий
Всё великое сделал малым.
Ум провидит в своём безумье:
Для великой Тотальности Духа
Не имеют того значенья
Наши знаки, наши значенья,
Как открытий закрытие, выброс
Новой жизни и прежней смерти.
Ослепительный Дух свободен
От религий и заблуждений,
От успеха всех поражений,
Утверждений и отрицаний,
Апокалипсиса мышленья
За порогом Несовершенства.
Что ж, однажды святая Цельность
Душу бросила в Царство Ночи,
Словно искру, Себя как Жертву,
В это Множество множеств, чтобы
Дать Ей вырасти в Свет Величья.
Только лёгкий солнечный посох
Всё приводит к тайне Согласья,
К примирению иллюзорных
И восстаний, и откровений.
Расщепление атома сердца
Изнутри выводит наружу
Ту Любовь, что в веках бессмертна, —
Она знает, что смерть, страданье —
Это низшие знаки мира.
Она помнит, что только Радость —
Сокровенный символ Планеты,
Её Цель и Венец победный,
Её высшая в древнем Круге
Печать…
 

Мой улыбающийся бог

 
Мой улыбающийся Бог,
Пастух наивнейших наитий,
Вернул мне зрение: глубок
Песок игрушечных событий.
 
 
Свидетель дрожи на губах,
Качания ресниц и вспархов
Таинственных синиц в руках,
зелёного теченья парков —
 
 
Как незапятнанный птенец
Среди ничтожества и страха,
За Вещью спрятанный Отец,
Он лепит Сыновей из праха.
 
 
Глупцы смеются над Тобой,
Сокровище среди сокровищ.
Ты отобрал у них покой,
Но тайно предлагаешь помощь.
 
 
Мой улыбающийся Бог,
С Луною в рукаве прохожий,
Мгновенно близок и далек
Твой голос, с тихой флейтой схожий.
 
 
Мой улыбающийся Бог,
Не дай ущерб читать по лицам,
Как будто бы никто не смог
Тебя узнать, перемениться;
 
 
Стать преданным Твоим навек,
Пустыни посещать столетий,
И называться «человек»,
И знать Тебя, как знают дети.
 

Окно

 
Пока ты веришь в зимнее окно,
Ум собирает гальку Океана
На синих побережьях, где одно —
Единственное счастье по карману —
Быть, просто Быть, на солнечном луче
Скользить, смеясь, лучась и торжествуя —
От радости до радости, ничей
Не нарушая ритм; люблю игру я
Тех маленьких невидимых следов
Простушки Истины, нагой пастушки,
Стада пасущей солнечных коров,
Ломающей вселенские игрушки.
 

То

 
Я вошёл в этот мир перепуганных птиц,
Пожиранья других, окровавленных боен.
Дерзкий труд языка здесь не знает границ,
И кумиром всегда или шут, или воин.
 
 
Мне хотелось сломать – но исчезла Любовь.
Мне хотелось кричать – я увидел пустыню.
Я хотел умереть, чтоб не видеть… Но вновь
Воплотился – любить свежевыпавший иней.
 
 
Я вхожу в этот мир перепуганных птиц
И ложусь поперёк механических боен.
Я ищу То, что скрыто за масками лиц,
То, что не Человек и не Ангел – Иное.
 
 
То, что знает сердец непостижную связь.
То, что знает – зачем эти выбросы черни.
То, что видит вперёд миллиардами глаз.
То, что видит Итог темноты невечерней.
 

Хроники слоника

 
Я стану тонким и войду
Меж листьев одряхлевшей книги —
Проглядывать чужие миги,
Эпох, империй череду.
 
 
Все те цари, рабыни их,
Луна в саду, из кости слоник —
Низвержено в какой – то миг
До никому не нужных хроник.
 
 
И Сила Времени назад
Не возвратит, не возвеличит
Ни слоника, ни лунный сад,
Ни пыль под царственным обличьем.
 
 
И Сила Времени вперёд —
В Законе Аналогий – бросит
Меня, и я увижу год,
Который нас, как древних, скосит.
 
 
Я стану тонким, чтобы знать,
Как лжи и тленья сторониться —
Ежесекундно ускользать,
лишь перевёрнута страница.
 
 
О, в этих волнах золотых
Смертей и жизней незаметных,
Быть может, важен только миг
Молитв, во мраке безответных,
Моленья моли над свечой,
Секунды ужаса паденья
Души и тайна повторенья,
Где слоник скажет ни о чём.
 

Возвращение из снов

 
Вернись из снов, облекшись весом —
Смешной, улыбчивый, ничей —
Жить между Ангелом и бесом
В рубашке солнечных лучей.
 
 
Я блекну, словно не отсюда.
Мне стыдно тела – так давно
Мы пали от простого Чуда
В потустороннее кино.
 
 
Незримое – здесь стало кровью.
И мысли носят имена.
И жадность тел зовут любовью,
Но имя у неё – война.
 
 
Я был и светлым среди тёмных,
И среди светлых тёмным был,
Но всё это не то – в огромных
И пристальных глазах светил.
 
 
Читай на лицах знак ущерба —
Ведь это вовсе и не мы,
А наши тайные пещеры,
Непокаянные умы.
 
 
И мы имеем смысл – насколько
Расширить сердце удалось,
Чтобы Дитя вошло – и только.
Всё остальное – пыль и злость.
 
 
Я счастлив уже тем, что вспомнил
С Сияньем Господа сродство,
Что с лёгким Именем Господним
Держал в ладонях волшебство.
 

Иллюзион

 
Ум ведёт наружу игру,
В оболочки бросая дух.
Ум придумал и жизнь, и смерть,
И свою свободу от них.
 
 
Но когда замолкает ум,
Умолкают порок и страх,
Рассыпаются миражи,
И телесность сходит на нет.
 
 
Входит Бог – исчезает мир.
Входит Свет – исчезает ложь.
И танцующих теней зал
Лёгкой дымкой уносит прочь.
 
 
Здесь, где царствует только боль,
Время Бога спасает нас
От игрушек наших умов,
От пустыни ничтожных чувств.
 
 
Ум уводит игру вовнутрь.
Кокон рвется – и дух парит.
Я придумал и жизнь, и смерть,
И ещё – свободу от них.