Текст книги "Последняя битва императоров. Параллельная история Первой мировой"

22. Севастополь

Сражения корежили Европу, а к вступлению в войну тайно готовилась Турция. Но на Востоке такой секрет скрыть было невозможно, о нем знали на всех базарах. От русской агентуры, от консулов в разных городах сыпались донесения о передвижениях войск, о развернувшейся пропаганде «священной войне против России». Но наша страна вела тяжелую борьбу с Германией и Австро-Венгрией, и всячески старалась избежать открытия еще одного фронта. По, крайней мере, отсрочить. 29 августа министр иностранных дел Сазонов направил в Ставку и в штаб Черноморского флота циркуляр: «Нам нужно сохранить мирные отношения с Турцией, пока не определится решительный перевес русско-французских войск над австро-германскими». Признавалось «нежелательным какое-либо вызывающее действие против турок», способное стать поводом к войне. Предписывалось не поддаваться на провокации.

План войны с Турцией генштаб составлял в 1908 г. и корректировал в 1912 г., он был чисто оборонительным. России нападать на южную соседку было незачем, но считалось вероятным, что Германия подстрекнет турок нанести удар. Указывалось, что даже их поражение будет немцам выгодно – они подомнут ослабевшее государство. В случае войны Черноморский флот должен был блокировать Босфор легкими кораблями, минами. Если вражеская эскадра атакует, основные силы флота давали ей бой вблизи Севастополя – это позволяло вывести на противника больше кораблей (в основном, устаревших), обеспечить эвакуацию и ремонт подбитых, использовать подводные лодки. А три Кавказских корпуса защищали Закавказье.

Позже внимание генштаба переключилось на растущую угрозу со стороны Германии, а армия турок представлялась слабой, ее били все кому не лень, и были допущены серьезнейшие ошибки. Не учли, что Турция может выступить вместе с немцами, что к 1914 г. она реорганизовала армию. С началом войны вступил в действие план, нацеленный только против Германии и Австро-Венгрии. Для прикрытия границы с Румынией и Черноморского побережья была растянута на сотни километров 7-я армия из 7 пехотных и 2 кавалерийских дивизий. А из 3 корпусов Кавказского округа 2 отправились на австро-германский фронт. В Закавказье остался лишь 1-й Кавказский корпус. Получая информацию о приготовлениях Турции, спохватились. 21 августа генштаб распорядился вместо уходящих Кавказских корпусов перебросить из Средней Азии 2-й Туркестанский. Но на это требовалось немалое время – в Закавказье вела всего одна железная дорога, по берегу Каспия.

Сазонов и посол в Стамбуле Гирс упорно продолжали переговоры с Турцией. Но она вела и другие переговоры, с Болгарией и Румынией, о союзе против России или хотя бы их нейтралитете. Иттихадисты обратились и к грузинскому эмигрантскому «Комитету независимости», армянской партии «Дашнакцутюн», предлагали поднять восстания на Кавказе, а за это после победы обещали автономию (в составе Османской империи). Грузины откликнулись, они сговорились и с немцами, в Трапезунде началось формирование Грузинского легиона под командованием капитана фон Шуленбурга. Но дашнаки помнили, как их надули после свержения Абдул-Гамида. Отвечали уклончиво, что армяне будут добросовестно служить в османской армии, но от подрывных акций в России отказались.

Да и как было не отказаться, большинство армян и других христиан в Османской империи симпатизировали русским, присылали делегации через границу, в консульства. Начальник разведотдела Кавказского округа Драценко представил доклад, что в случае войны в Турции наверняка начнется резня христиан. С ним был согласен начальник штаба округа Юденич, предлагал вооружить для самообороны турецких армян, айсоров и дерсимских курдов, просил выделить 25 тыс. винтовок, 12 млн. патронов. Но лишнего оружия в России не было, все запасы израсходовали на мобилизацию. А Сазонов еще и еще раз предупреждал – «надежда на мир пока не утрачена», поэтому следует избегать всего, «что может вызвать конфликт». Предписывал остерегать дружественных турецких подданных от восстаний. Чтобы не давать туркам придирок, Россия даже вывела свои отряды из Северного Ирана.

Куда там! Немцы торопили союзников. Кайзер писал: «Сейчас важна каждая винтовка, которая может стрелять по славянам». Мольтке требовал от своего представителя в Стамбуле фон Сандерса: «Желательно, чтобы Турция возможно скорее выступила». Младотурки нисколько не возражали, они были уверены в победе Центральных Держав. В официальных документах «Иттихада» указывалось: «Наше участие в Мировой войне оправдывается нашим национальным идеалом. Идеал нашей нации ведет нас к уничтожению нашего московского врага, для того, чтобы благодаря этому установить естественные границы нашей империи, которые включат в себя и объединят все ветви нашей расы». Но турки вели свою игру – ждали, пока побольше русских войск из Закавказья будет переброшено против друзей-немцев. Да и дороги в Турции были отвратительными, мобилизация занимала много времени.

В Порту прибывало из Германии все больше офицеров, вагоны с орудиями, боеприпасами. В сентябре по турецким городам глашатаи с барабанами стали собирать для призыва в армию всех мужчин, знающих немецкий язык. Отменили льготы тем, кто прежде получил отсрочки от службы. А по мере подготовки к войне Стамбул вел себя все более дерзко. 9 сентября отменил привилегии и особые права иностранцев. Французы и англичане протестовали, но вынуждены были проглотить. Вскоре в российских водах задержали турецкий пароход, он курсировал под русским флагом и явно вел разведку. Даже в этом случае царское правительство предпочло замять дело, судно и команду отпустили, протест составили в крайне вежливых тонах. А 13 октября наместник на Кавказе Воронцов-Дашков доложил царю – банды курдов стали нарушать границу, угонять скот, на сопредельной территории растет число войск, в Эрзеруме вдруг арестовали товары наших купцов, закидали камнями секретаря русского консульства. Николая II эти выходки возмутили, на докладе он поставил резолюцию для Сазонова: «Сделать резкое представление Турции».

Но иттихадистам было уже плевать на любые представления. Они сочли – пора. 21 октября Энвер-паша вступил в должность верховного главнокомандующего, получил права диктатора. Первый свой приказ он отдал адмиралу Сушону: «Турецкий флот должен добиться господства на Черном море. Найдите русский флот и атакуйте его без объявления войны, где бы вы его не нашли». Разногласий не было. Оба, Энвер и Сушон, были горячими сторонниками «сценария Порт-Артура»: действовать так же, как когда-то японцы. Напасть внезапно, первым же налетом подорвать силы Черноморского флота и сбросить его со счетов.

У России на Черном море имелось 7 старых линкоров. 2 из них в море уже не выходили, были приклепаны на мертвом якоре – «Георгий Победоносец», где размещался штаб флота, и учебное судно «Синоп». В строю оставались «Иоанн Златоуст», «Евстафий», «Пантелеймон», «Ростислав» и «Три святителя». Кроме того, в составе флота было 2 крейсера, «Кагул» и «Память Меркурия», 26 эсминцев и миноносцев (из них 9 новых), 4 подводные лодки (устаревших), 6 минных заградителей, 2 посыльных судна, несколько транспортов, канонерских лодок и тральщиков.

Полагали, что против Турции этого пока достаточно. У нее было 3 старых линкора – «Хайреддин Барбаросса», «Торгут-Рейс» и «Мессудие», 4 крейсера – «Меджидие», «Гамидие», «Пейк» и «Берк», 2 минных заградителя и 10 эсминцев. Но добавка в виде «Гебена» и «Бреслау» сразу изменила соотношение сил. На русских линкорах стояло по 4 двенадцатидюймовых орудия, а на одном лишь «Гебене» 10 одиннадцатидюймовых и 12 шестидюймовых. Если же учитывать большую скорострельность и дальнобойность его артиллерии, то получалось, что по огневой мощи он равен всем нашим линейным кораблям вместе взятым.

Германия реорганизовала командование союзным флотом, на турецкие линкоры назначили по два капитана, турка и немца, капитанами остальных кораблей стали немцы. Чтобы избежать утечки информации, Сушон вывел флот в море и лишь там 27 октября отдал боевой приказ. Корабли разбивались на отряды. На Одессу направлялись крейсер «Меджидие», минный заградитель «Самсун» и 2 эсминца. «Пейк» должен был рвануть важный кабель Севастополь – Варна. На Севастополь нацеливались «Гебен», минный заградитель «Нилуфер» и 2 эсминца, на Южный берег Крыма – «Гамидие» с эсминцами, на Керчь и Новороссийск – «Бреслау» и «Берк». Все отряды должны были выйти к своим целям 29 октября к 6.00 утра и нанести удары одновременно. Атаковать все важнейшие русские порты.

А наш флот уже три месяца пребывал в напряженном ожидании. Тревожные сигналы поступали изо дня в день, но ничего не случалось. Это притупило бдительность. Адмирал Эбергард держал свои линкоры в Севастополе, в едином кулаке – с одним или двумя из них «Гебен» легко справился бы. Дивизия эсминцев ушла в Евпаторию на учебные стрельбы. В Одессе находились канонерские лодки «Донец», «Кубанец» и минный заградитель «Бештау». В Очакове – заградитель «Дунай», в Батуме – заградитель «Духтау». А из Ставки приказали помочь – в Ялте отстал батальон 62-й дивизии, отправляемой на фронт, его нужно было побыстрее перевезти в Севастополь, к железной дороге. Следовало бы выделить транспорт, но его пока загрузят углем, пока подготовят. Чтобы ускорить дело, Эбергард послал минный заградитель «Прут», стоявший под парами.

28 октября линкоры выходили в море, но от купеческого судна поступило сообщение – в море видели «Гебен». Корабли получили команду вернуться на базу. Ведь положение оставалось непонятным, все еще требовалось не поддаваться на провокации. В море остались бригада тральщиков и дозорный дивизион эсминцев – «Лейтенант Пущин», «Живучий» и «Жаркий». А вечером пришла телеграмма от Янушкевича: «По полученным сведениям Турция решила объявить войну не позднее 24 часов». Эбергард послал приказы минной дивизии в Евпаторию, «Пруту» в Ялту – идти в Севастополь. Ночью доложили с наблюдательного пункта на мысе Сарыч: замечен прожектор большого судна. Подумали, что это возвращается «Прут». В 5.58 сообщили с мыса Лукулл: приближается корабль. А вскоре однозначно уточнили: «Вижу «Гебен» в 35 кабельтовых…»

И тотчас последовал залп пяти гигантских орудий, за ним следующие. Снаряды падали в бухту, рвались в городе. Один попал в Морской госпиталь, другой на Корабельную слободку, зажег домишки бедноты. Бригада тральщиков спешно уходила с моря под прикрытие берега. А из кораблей, находившихся в гавани, «Гебену» начал отвечать старый, доживающий свой век на приколе «Георгий Победоносец». Остальные растерялись, ждали приказа, либо стояли так, что не могли стрелять. Вступили в бой и батареи береговой обороны. На батарею № 16 имени генерала Хрулева попал снаряд, вывел из строя орудие, вспыхнул пожар в пороховых погребах. Штабс-капитан Миронович увлек за собой солдат, бросился тушить пламя, и чудом предотвратил катастрофу.

Но положение оставалось критическим. На рейде стояли заградители с полными комплектами мин, достаточно было попадания в любой из них, чтобы взрыв потопил все ближайшие корабли, порушил порт и город. Спас ситуацию командир дозорного дивизиона эсминцев капитан II ранга Головизнин. Его «Лейтенант Пущин» ринулся в атаку, за ним «Живучий» и «Жаркий»… Это выглядело просто самоубийством. Три маленьких кораблика устаревшей постройки, стреляя из малокалиберных пушчонок, пошли на гигантский крейсер. Но Головизнин добился чего хотел, «Гебен» перестал бить по городу и порту, перенес огонь на него. Были попадания в кубрик, в рубку, дыра зияла под носовой трехдюймовкой, но развороченный и горящий миноносец продолжал идти на врага. Снаряды сбили его трубы, он замедлял ход. Все же пустил торпеду издалека, без шансов попасть. И «Гебен»… струсил. Испугался отчаянной атаки подбитого миноносца, а следом приближались еще два. Да и батареи береговой обороны оправились от неожиданности, их снаряды ложились все ближе. «Гебен» развернулся и стал уходить.

Самым обидным оказалось то, что вражеский корабль безнаказанно прогулялся… по минным заграждениям. Они имели систему централизованного электрического включения, и их обесточили – ждали возвращения «Прута». Офицер, ведавший главным рубильником, оказался тупым педантом, без приказа не включал. А пока в суматохе спохватились, «Гебен» уже сошел с минных полей. Ведь бой шел всего 25 минут. На «Лейтенанте Пущине» было 7 убитых и 11 раненых, на батарее Хрулева 6 убитых и 12 раненых, в Морском госпитале погибло 2 и было ранено 8 человек. Но дело этим не кончилось. Из Ялты шел практически беззащитный заградитель «Прут». По счастью, он не успел взять на борт злополучный батальон, и «Гебен» встретил его у мыса Фиолент. Вот такая добыча Сушона вполне устраивала, он потребовал от «Прута» сдаться. Его командир лейтенант Рогусский отказался. «Гебен» открыл огонь с дальней дистанции, ничем не рискуя, как по мишени. Разрывы вызвали пожар, а на борту «Прута» было 750 мин. Рогусский приказал команде спасаться, а сам остался на корабле и открыл кингстоны.

С ним остался и судовой священник, иеромонах Бугульминского монастыря о. Антоний (Смирнов). Моряки кричали ему, чтобы прыгал, предлагали место в шлюпке. Но часть шлюпок разбило при обстреле, люди гроздьями цеплялись за борта уцелевших, и о. Антоний не хотел отнимать у кого-то шанс на жизнь. Он успел надеть ризу, один стоял на палубе тонущего корабля, благословлял матросов, подняв Евангелие. Потом, исполняя долг до конца, пошел искать Рогусского для последней исповеди. «Прут» пошел на дно. Но наверное, молитва о. Антония дошла до Господа, никто из команды не утонул в студеной октябрьской воде. Никто не попал в плен. В это время к Севастополю подоспела минная дивизия и была послана навстречу «Пруту». А «Гебен», заметив эсминцы, предпочел удрать. Когда русские корабли подошли к месту трагедии, 300 моряков теснились в шлюпках, плавали в воде – и кричали «ура». В честь подвига своего капитана и священника…

Вражеский флот наделал бед и в Одессе. Здесь была потоплена канонерская лодка «Донец», повреждены канонерка «Кубанец», заградитель «Бештау», четыре гражданских парохода. Неприятельские снаряды попали в сахарный завод, трамвайную станцию, нефтяной резервуар. Береговая артиллерия в Одессе была слабой, но начала отвечать, было несколько попаданий в турецкие корабли, и они ушли. Крейсер «Гамидие» обстрелял Феодосию – абсолютно беззащитную и не имевшую никаких военных объектов. «Бреслау» и «Берк» потопили в Керченском проливе рыбачьи лодки и набросали мин, на них потом подорвались два парохода. А крейсера противника проследовали к Новороссийску и обстреляли его – сгорел хлебный амбар, сбило трубу цементного завода. При этом на берег в одиночку высадился турецкий офицер (видать, обкурившийся анаши) и потребовал сдать город. Его тут же арестовали, а корабли убрались.

В общем, никакого «Порт-Артура» у Сушона не получилось. Его флот только набезобразничал, не сумев нанести русским значительных потерь. Но это была уже не провокация, а настоящее нападение. Тем не менее даже в такой ситуации турки пытались водить за нос своих противников. Великий визирь пожелал встретиться с русским послом в Стамбуле, выражал «горькое сожаление» и сваливал вину на немцев – дескать, Турция здесь вообще ни при чем. Османский посол в Питере явился к Сазонову, заверял, что Стамбул готов начать переговоры о компенсациях за ущерб, может пообещать, что больше не будет. Сазонов даже теперь не отказывался от переговоров, но потребовал для начала удалить немцев из армии и флота. Иттихадистов это «почему-то» не устроило.

А турецкий посол в Париже представил министру иностранных дел Франции Делькассе вообще сногсшибательное заявление. Дескать, их эскадра встретила «к северу от Босфора» русский отряд, в «огневом контакте» потопила минный заградитель и случайно «нанесла повреждения одному из русских портов», но Турция великодушно соглашалась… простить России ее агрессивные действия, «не считать инцидент поводом к войне» и даже «вернуть пленных» (которых у нее не было). Зато наша страна сочла «инцидент» уже войной, 31 октября объявила ее официально. Царь подписал Манифест: «С полным спокойствием и упованием на помощь Божью примет Россия это новое против нее выступление старого утеснителя христианской веры и всех славянских народов. Не впервые доблестному русскому оружию одолевать турецкие полчища, покарает оно и на сей раз дерзкого врага нашей Родины».

На брошенный вызов Черноморский флот ответил адекватно, эскадра из 5 линкоров бомбардировала Трапезунд. Англия и Франция медлили, русским пришлось напоминать им о союзнических обязательствах. Но турки, несмотря на дипломатические клоунады, с ними тоже не церемонились. Без предупреждения открыли огонь по британскому эсминцу, патрулировавшему вблизи Дарданелл. 5 ноября Париж и Лондон объявили войну Османской империи. Зато Турция играла в «миролюбие» еще неделю. Лишь 12 ноября обнародовала фирман, что на нее коварно напали, и провозгласила «священную войну» с «неверными».

23. Баязет и Кеприкей

В 1914 г. в Российскую империю входили не только нынешние Грузия, Армения и Азербайджан, но и северо-восточная часть Турции – Зачорохский край (лежащий за р. Чорох) и широкая полоса от Черного моря до границы с Ираном с городами Артвин, Ардануч, Ардаган, Карс, Сарыкамыш, Кагызман, Игдырь и др. Для боевых действий этот театр был очень сложным. Высокие горные хребты шли в различных направлениях, крупные контингенты войск могли продвигаться лишь по долинам. Из одной долины в соседнюю можно было попасть по перевалам, а они были наперечет. Основная дорога, связывавшая Турцию и российское Закавказье, шла от Пассинской до Араратской долины. С турецкой стороны ее запирала мощная крепость Эрзерум, с российской – крепости Карс и Александрополь (позже Ленинакан, ныне Гюмри). В Аджарию и Западную Грузию вела дорога по берегу Черного моря. Здесь стояла русская Михайловская крепость. Существовал и обходной путь через Иранский Азербайджан. На этом направлении османские рубежи охраняла крепость Баязет.

Турция располагала 4 армиями общей численностью 800 тыс. штыков и сабель. 1-я и 2-я (вместе 250 тыс.) должны были защищать от возможных атак Стамбул, Босфор и Дарданеллы. 3-я развертывалась вдоль русских границ и наступала на Закавказье. 4-я базировалась в Сирии для действий на Суэц и Египет. Кавказское направление считалось главным. 3-я армия состояла из 3 корпусов, 2 отдельных пехотных и 5,5 кавалерийских дивизий (100 батальонов, 35 кавалерийских эскадронов – 180 тыс. штыков и сабель, 112 пулеметов и 224 орудия). Кроме регулярных войск, турки подняли 130 тыс. курдской конницы. Позже должны были подойти арабы, войска из Месопотамии, Стамбульский корпус.

Планировалось ударить от Эрзерума на Карс, уничтожить обороняющиеся русские части и двигаться на Эриван. На флангах готовились вспомогательные удары. На левом – на Батум и Ардаган с последующим выходом на Тифлис, на правом – через Иранский Азербайджан на Нахичевань и Баку. Дальше следовало наступать на Северный Кавказ. Турки были уверены, что их поддержат местные мусульмане, заранее назначили наместника, эмигранта из России Мехмеда Фазыл-пашу Дагестани. А руководство операцией оставил за собой сам Энвер-паша, он никому не хотел уступать победных лавров. Но в горах не хватало дорог, сложно было снабжать массу войск, и 3-ю армию разбросали по разным населенным пунктам, первый эшелон в 100–200 км от границы, второй в 250–350 км, третий в 450–500 км. Чтобы собрать их, требовалось 30–40 дней. Именно поэтому турецкие дипломаты тянули время, старались выиграть недельку-другую.

В России Кавказский округ был преобразован в отдельную армию. Ее главнокомандующим (с правами главнокомандующего фронтом) стал наместник на Кавказе Воронцов-Дашков, старый и опытный администратор. Но на нем же оставалось управление краем. А фактическое командование перешло к его помощнику по военной части генералу Мышлаевскому. Он был теоретиком, а не практиком, преподавателем Академии генштаба. Но начальником штаба армии стал боевой генерал, 52-летний Николай Николаевич Юденич. Сын московского чиновника, он окончил Александровское училище и академию. Прославился в японскую. Под Мукденом 18-й стрелковый полк, которым он командовал, выдержал удар 2 дивизий, сорвал охват всей русской армии. Юденич, дважды раненный, был награжден Георгиевским оружием. Перед войной он возглавлял штаб Кавказского округа, досконально изучил местные условия. Один из подчиненных вспоминал, что это был «строгий, но справедливый отец-начальник»: «Удивительно простой, он быстро завоевал сердца. Всегда радушный, он был широко гостеприимен. Его уютная квартира видела многих сотоварищей по службе».

Планы и развертывание сил на азиатском театре войны

На бумаге в армии числилось 153 пехотных батальона, 175 казачьих сотен и 350 орудий, но части 2-го Туркестанского корпуса взамен ушедших Кавказских корпусов только начали прибывать. Великий князь Николай Николаевич даже допускал, что турки сперва возьмут верх, и Закавказье придется временно оставить. Но это пагубно сказалось бы на настроениях народов Кавказа, Турции, Ирана. А пассивная оборона на протяжении 720 км была заведомо гибельной, противник получал возможность сконцентрировать силы и прорваться где угодно. Поэтому решено было все же наступать. Перехватить инициативу, занять ключевые пункты и перевалы. Из-за нехватки сил командование было вынуждено импровизировать, вместо корпусов и дивизий для прикрытия тех или иных направлений составлялись смешанные группы и отряды.

Основная, 1-я группа под началом командира 1-го Кавказского корпуса генерала Берхмана сосредотачивалась у Сарыкамыша и должна была наступать на Эрзерум. Левый фланг Сарыкамышского отряда прикрывал небольшой Ольтинский, а правый – Кагызманский. Общий состав группы определялся в 54 батальона, 56 сотен конницы и 160 орудий. 2-я группа насчитывала 30 батальонов, 66 сотен и 74 орудия и действовала восточнее. Командовал ею Дмитрий Константинович Абациев, старый вояка, выслужившийся из низов, имевший три степени солдатского Георгия. Его войска разделялись на Эриванский, Макинский и Азербайджанский отряды. Они должны были наступать на юг, на Баязет, Ван и Котур, преградить туркам путь в Иранский Азербайджан и Российскую Армению. 3-я группа (16 батальонов, 6 сотен и 32 орудий) прикрывала Аджарию и черноморское побережье Грузии. 4-я охраняла границу с Ираном в ней было всего 4 батальона, 14 сотен и 4 орудия. 5-я группа составляла армейский резерв в Тифлисе и охраняла тылы.

1 ноября, на следующий день после объявления войны, Эриванский и Макинский отряды с двух сторон двинулись на Баязет. Основой Эриванского была 2-я Кавказская казачья дивизия Абациева, а в авангарде шла 2-я пластунская бригада генерала Гулыги. Пластуны, казачья пехота, были особыми частями. Они славились исключительной выносливостью, могли двигаться почти без привалов, без дорог и на маршах нередко опережали конницу. Отличались боевым мастерством, меткостью в стрельбе. Но предпочитали драться холодным оружием, причем молча – без криков, без выстрелов, с ледяным спокойствием. Врагов такое поведение ошеломляло. Из-за своих маршей и переползаний пластуны всегда были обтрепанными, но это считалось шиком, было их привилегией – выглядеть оборванцами. Они сохранили и старинный дух казачьей вольницы, важные вопросы решали на кругу, а командиры у них были настоящими «батьками». Кстати, одним из батальонов бригады командовал наследник иранского престола Амманула Мирза, и считал это за честь.

Турки знали, что у русских мало войск и не ожидали столь быстрого вторжения. Они сосредотачивались на тыловых рубежах, а в бои вступили лишь передовые заслоны и курдское ополчение. Пластунов пробовали остановить на Чингильском перевале. Первого раненного Гулыга публично расцеловал и поздравил «с Георгием». Подвезли орудия, сбили противника и заняли перевал. В селе Аграпат армяне встретили казаков с радостью. Есаул Куркин вспоминал: «Старые крестьяне. Бьют себя кулаками в грудь и каждому пластуну сообщают: «Кристун!.. Кристун! – то есть христиане. «И мы кристуны!» – отвечают пластуны». На следующем, Мысунском перевале, оборона была уже сильнее, закрепились 2 батальона турок. Пластуны атаковали в лоб, а с фланга Абациев направил 1-й Лабинский казачий полк Рафаловича. 200 врагов изрубили, остальные сдались. У наступающих было 6 убитых и 5 раненых. Дорога на Баязет открылась, конница ринулась вперед.

Макинский отряд составляла Закаспийская казачья бригада генерала Николаева. В авангарде двигалась сотня 1-го Таманского полка, и курды устроили ей засаду. Они снайперски владели устаревшими 10-зарядными винтовками, крупнокалиберные свинцовые пули без оболочки наносили жуткие раны. Для многих казаков первый бой стал последним. Николаев послал в атаку две сотни 1-го Кавказского полка (сотня – 135 шашек). Курдов обошли, а когда они стали отступать, понеслись вдогон и порубили. 4 ноября авангарды Абациева и Николаева вышли к Баязету. Это была внушительная крепость, в прошлой войне она сыграла важную роль. Но турки не успели подвести достаточно войск для обороны. Увидев, что русские окружают, гарнизон бросил Баязет, его заняли без боя. 2-я Кавказская казачья дивизия и Закаспийская бригада соединились, и повернули на запад, в Диадинскую долину. Лавина из 7 тыс. шашек в двух боях смела курдов и турецкую пехоту, взяла г. Диадин. Захватила много пленных, склады оружия и боеприпасов.

А на главном, Эрзерумском направлении, части Берхмана, громя противостоящие заслоны, продвигались по Пассинской долине. На правом фланге Ольтинский отряд ген. Истомина вышел к турецким позициям у г. Ардап, устроил атаку ночью, и неприятель в панике бежал. На левом по берегу Аракса устремилась 1-я Кавказская казачья дивизия Баратова, с налету захватила важный Кеприкейский мост, Кара-Дербентский проход. Еще левее шел Кагызманский отряд – 1-я пластунская бригада генерала Пржевальского. Она преодолела хребет Агридаг, штурмом овладела г. Ахты, спустилась в Алашкертскую долину и неожиданной ночной атакой взяла г. Алашкерт.

Тем временем центральная группировка Берхмана, полки 1-го Кавказского корпуса, достигли сильной линии турецкой обороны, она располагалась на господствующих высотах у городка Кеприкей. Но войск на позициях было мало, 7 ноября их атаковали с ходу и захватили. Казалось, что путь на Эрзерум открыт. Русские тремя колоннами выступили к нему. Но командующий 3-й турецкой армией Изет-паша уже направил навстречу два корпуса, части Эрзерумского гарнизона. На Кавказе началась ранняя зима, похолодало, повалил снег. 8 ноября из мглы и метели вдруг показались полчища турок, опрокинули наши авангарды, навалились на основные силы. Отчаянно атаковали, а когда обе стороны увязли в сражении, на северном фланге появилась свежая вражеская дивизия и стала обходить его. Берхман перебросил туда войска с других участков, они отразили неприятеля. Но силы турок значительно превосходили, их натиск не ослабевал. Отбиваясь контратаками, русские пятились, 11 ноября оставили Кеприкей. А противник теснил их дальше, все-таки обошел правый фланг, у Караургана прорвался к русской границе. Обходил и с юга по долине Аракса.

Но по соседству группа Абациева продолжала одерживать успехи. Казачья конница быстро заняла Баязетскую, Диадинскую долины, вошла в Алашкертскую, встретившись с пластунами Пржевальского. Вслед за конницей двигалась пехота, 66-я дивизия, закрепляя занятые рубежи. Абациев выслал отряды, с боями занявшие перевалы Клыч-Гядук и Тапаризский. Противнику были перекрыты пути для ударов с юга. А 1-ю пластунскую бригаду Пржевальского соседи сменили, ее теперь можно было перебросить на главное направление. Она совершила тяжелейший форсированный марш от Алашкерта обратно через горы на Кагызман, оттуда ее направили в прорыв на левом фланге Берхмана, на Араксе.

15 ноября пластуны обрушились атакой на 33-ю турецкую дивизию, остановили ее и откинули назад. Пржевальский решил дополнительно потрепать турок, в ночь на 17 ноября оставил на позициях один батальон, а с остальными четырьмя пошел в рейд за Аракс. Подавая пример, генерал первым, не раздеваясь, вошел в ледяную реку, за ним пластуны. Держались за руки, чтобы не снесло бурным течением. В тылу у противника в темноте возникли вдруг невесть откуда мокрые казаки и молча, по-пластунски, ударили в штыки и кинжалы. Устроили жуткий переполох, перевернули все вверх дном и… исчезли. Тем же путем вернулись назад. К месту боев начали подходить и части прибывающего на Кавказ 2-го Туркестанского корпуса. Они контратаковали на правом фланге, ликвидировали прорыв у Караургана. Вражеский натиск выдохся, фронт стабилизировался. В Кеприкейском сражении турки потеряли 15 тыс. убитыми, ранеными и пленными, русские – 6 тыс. убитыми и раненными (пленных турки не брали).

Иран в начале войны заявил о нейтралитете, и Россия вывела оттуда свои гарнизоны. Но там активно развернулись турецкие эмиссары. Возбуждали против русских местные племена, сеяли смуту на городских базарах. Германия и Турция насели на шахское правительство, требовали выступить против России. Угрожали, что иначе «уважение нейтралитета будет невозможно». Впрочем, они не считались ни с каким нейтралитетом. В западные районы Ирана вошли турецкие пограничные и жандармские части, курдские отряды. Россия направила в Персию Азербайджанский отряд генерала Чернозубова из 4-й Кавказской казачьей дивизии и 2-й Кавказской стрелковой бригады при 24 орудиях. Одно лишь его появление заставило присмиреть готовые восстать племена, отряд развернулся вдоль турецко-иранской границы, разбил и выгнал вторгшихся турок и сам вступил на османскую территорию с востока. С боями взял города Сарай, Баш-кале, хотя для развития успеха войск у него было слишком мало.

Отлично действовал и Черноморский флот. Русские эсминцы торпедировали у турецких берегов несколько судов, перевозивших боеприпасы. Противник повторял налеты на наши города, крейсер «Гамидие» с отрядом миноносцев бомбардировал Туапсе, выпустили по городу 125 снарядов. Но вскоре охоту к таким подвигам отбили. 18 ноября «Гебен» и «Бреслау», снова пожаловали к берегам Крыма, и у мыса Сарыч их перехватила эскадра русских линкоров. Открыла огонь, в «Гебен» было несколько попаданий, он получил повреждения, экипаж потерял несколько десятков убитых и раненых. Вражеские корабли поспешили скрыться – их скорость вдвое превышала наши броненосцы.