Текст книги "Непобедимый Суворов. Измаил, Альпы и другие славные сражения"

Дисциплину Александр Васильевич поддерживал строго. Если нужно, наказывал провинившихся. Но делать этого не любил. Он утверждал, что в 99 случаях из 100 с нарушениями можно бороться без наказаний. Нужно лишь, чтобы солдат понимал, какой вред его проступки наносят ему самому и товарищам – или могут нанести. У Суворова была ещё одна особенность. Он как был в детстве, так и остался глубоко верующим. Регулярно бывал в церкви, даже сам исполнял обязанности диакона, читал на службах главы из Священного Писания, пел на клиросе.

Но и для воспитания солдат он считал веру в Бога чрезвычайно важной. В бою такая вера укрепляет их, помогает преодолевать страх. Ведь Господь видит тебя, может выручить в беде. А если солдат осознает, что его плохие поступки – грех перед Богом, то не будет их совершать, дисциплина станет крепче. Своих воинов Суворов наставлял: «Молись Богу, от него победа!»; «Бог нас водит, Он наш генерал!»; «Один десятерых своею силою не одолеешь, помощь Божия нужна! А она в Присяге». В тетрадку своих поучений для младших командиров Суворов специально записал коротенькую молитву: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас, грешных! Пресвятая Богородица, спаси нас! Святой Николай Чудотворец, моли Бога о нас!» Строго предупреждал: «Без этой молитвы оружия не обнажай, ружья не заряжай, ничего не начинай!» В Суздальском полку в разговорах между солдатами и офицерами были запрещены матерная брань и другие грязные ругательства. Было запрещено обсуждать непристойные вещи и даже намекать на что-нибудь неприличное.

Для укрепления порядка и дисциплины, Суворов обращал внимание и на то, чтобы его воины всегда были чем-то заняты. Поучал, что безделье – причина многих бед: оно порождает лень, хитрость, дурные мысли и поступки. Когда солдаты были свободны от походов и строевых занятий, Александр Васильевич давал им другие полезные задания. Под его руководством на бесплодном пустыре полк посадил и вырастил большой фруктовый сад, построил церковь во имя святых Петра и Павла, две школы. В одной обучали солдатских детей, в другой – офицерских. Среди учителей был сам Суворов. Он преподавал математику и Закон Божий. Сам составил для этого учебник арифметики, молитвенник, коротенький катехизис (основные правила православной веры).

В 1765 году Екатерина II решила проверить, в каком состоянии русские войска, как они подготовлены на случай войны. Царица организовала большие манёвры в Красном Селе. Среди других частей туда вызвали Суздальский полк. Суворов устроил ещё и дополнительную тренировку. Повёл полк быстрым походным маршем. От Новой Ладоги до Красного Села было больше 150 километров – прошагали за три дня, и пришли в полном порядке, чётким строем, ни одного отставшего, ни одного заболевшего. Государыня осматривала полки, потом их разделили на две армии и разыграли учебное сражение. Суздальский полк оказался в числе лучших. Обратно Суворов снова повёл его ускоренным маршем. И снова ни один солдат у него не отстал, ни один не заболел.

В 1768 году Суворова повысили в звании, он стал бригадиром – в царской армии был такой чин, средний между полковником и генералом. А своих солдат он превращал в настоящих «чудо-богатырей», как называл их сам Александр Васильевич. Вскоре эти тренировки пригодились, загромыхали новые войны.

Глава 6
Вторая война – с поляками

После Семилетней войны Фридрих II присмирел – уж слишком крепко ему всыпали русские. Задираться он больше не отваживался. Но строить пакости России снова принялась Франция. Её правители видели: в мирное время наша страна богатеет, развивается, усиливается. Принялись подзуживать против неё турок, шведов, поляков.

Польские конфедераты.

Художник Ю. Хемоньский

А Польша, хоть и была огромной страной, со времён Минина и Пожарского очень ослабела. Потому что её устройство значительно отличалось от России. Поляки были весьма горделивыми и кичились своими «свободами». Но «свободы» у них были не для всех, а только для дворян – в Польше их называли шляхта, шляхтичи. Крестьян они даже за людей не считали, презрительно говорили, что это «быдло», скотина. Обращались с ними так плохо и жестоко, что для польских крестьян жизнь русских крепостных показалась бы сказочной.

Добиться справедливости для них было вообще невозможно, потому что распоряжалась в стране шляхта – и «свободы» позволяли ей делать всё, что ей захочется. Законы принимал парламент – сейм, в нём депутатами могли быть только шляхтичи. Короля они выбирали, как президента, и власти у него не было почти никакой. Если не нравился, могли выгнать и выбрать другого. Богатые паны были хозяевами целых областей, городов. Как раз они заседали в правительстве, в сейме, принимали такие законы, как выгодно им самим. Королю они совершенно не подчинялись. Наоборот, указывали ему, как он должен править.

Но и в армии служили те же шляхтичи. Со своими «свободами» они не слушались начальников, дисциплины не было никакой. Могущественные паны выходили на войну с собственными отрядами и не желали знать никаких начальников. Когда хотели – приезжали, когда хотели – уезжали. Могла ли такая армия одолеть сильных врагов? В управлении государством тоже не было порядка. Какой уж тут порядок, если каждый пан считал себя полным хозяином в своих владениях, а на короля ему было наплевать? Налоги собирались плохо. Денег в казне постоянно не было.

Французов как раз и привлекло, что страна совсем ослабела. Вот и решили прибрать её под своё влияние. В 1764 году умер король Август III, и пошла борьба, кому достанется корона. Французы наметили посадить на престол польского главнокомандующего Браницкого (у поляков эту должность называлась – гетман). Он был давним другом и поклонником Франции, вот и рассчитали: если станет королём, будет выполнять то, что ему скажут из Парижа, будет вредить русским. Браницкому помогали посол Франции и её шпионы, давали большие суммы денег, чтобы подкупать избирателей из шляхты. Его взялись поддерживать и папа римский, и католическая церковь.

Но Россия взялась помогать другому кандидату в короли, Станиславу Понятовскому. Он долго жил в Петербурге, был другом Екатерины II. Прикинули, что с таким королём Польша начнёт дружить с нашей страной. Гораздо лучше, чем Браницкий, враг русских. В Варшаве, польской столице, за Понятовского стал агитировать шляхтичей посол России Репнин, Станиславу тоже прислали побольше денег, и на выборах он победил, стал королём.

Однако реальной власти у него не было. А врагов оказалось множество. Паны были очень недовольны, что новый король налаживает отношения с русскими. А французы стали их подстрекать, что он вообще агент Екатерины, действует по её приказам. К французам присоединился папа римский, и назло русским в Польше опять покатились преследования православных. У них отбирали церкви, монастыри. Объявили их просто неполноценными людьми. Запрещали им занимать любые должности, торговать, содержать мастерские, даже молиться дома. Они стали жаловаться в Россию, и Екатерина II заступилась за них. Указала, что Польша нарушила старый договор 1689 года – когда пообещала не обижать православных. Грозно потребовала, чтобы им в Польше дали одинаковые права с католиками.

Станислав Понятовский – король Польши.

Художник И. Лампи

Николай Васильевич Репнин, посол России в Польше.

Депутаты польского сейма струхнули – ссориться с могучей Россией было опасно. Стали обсуждать, что придётся принять закон о православных. Но французы и папа римский подбадривали: царица только стращает, ничего она не осмелится сделать! А если что, мы поможем. Их сторонники в сейме возбудили остальных – не выполнять! Отказаться! Но тут уж Екатерина возмутилась. Какая-то хилая Польша нагло нарушает договоры, оскорбляет Россию, православную веру! Посол Репнин напомнил панам, кто сильнее. У него был отряд солдат, он пришёл в сейм и арестовал четверых депутатов, самых враждебных к нашей стране. Остальные перепугались и тут же приняли новый закон – дали православным такие же права, как католикам. На самом-то деле это и для Польши получилось полезно. Екатерина II отблагодарила её, заключила с ней договор о вечной дружбе, обещала защищать её от любых неприятелей.

Но когда царица всё-таки добилась своего, гордая шляхта аж взбесилась. Несколько панов – Йозеф Пулавский, его сын Казимир и епископ Касиньский стали собирать польских дворян в городе Бар, создали там «конфедерацию» (то есть объединение) всех недовольных – и они назвали себя конфедератами. Объявили, что король и сейм продались русским. Значит долой такой сейм и короля! Шумели, что русские уже распоряжаются в Польше, заставляют её менять законы – поэтому надо браться за оружие, бороться за свободу родной страны!

Хотя у предводителей конфедератов любовь к родной стране получалась очень странной. Потому что они сразу обратились к Турции. Пообещали, если султан им поможет, начнёт войну с Россией, то ему отдадут огромную часть польских владений – Подолию и Волынь на Украине. Тут как тут очутились и французские дипломаты. Отвалили туркам колоссальную сумму, 3 миллиона ливров – за то же самое, чтобы ударили на Россию. Султан Мустафа III и его правительство обрадовались. Они и от поляков две больших области получат, и у русских что-нибудь захватят. Стали готовиться к войне. Французы тоже были довольны – русских побьют, выгонят, и они посадят в Польше своего короля, будут там хозяйничать.

В общем, конфедераты только кричали про любовь к Польше. А на самом-то деле собирались воевать из ненависти к России. Казимир Пулавский написал воззвание, что русские это вообще животные, они всегда были рабами, и их могут победить даже польские мужики. А отряды шляхты первым делом ринулись мстить за закон о правах православных. Повсюду громили православные храмы. Набросились на безоружных и беззащитных людей. Зверски убивали священников, монахов, простых православных крестьян и горожан.

Слабенький король Станислав совсем растерялся. В Польше, по её законам, было две армии, польская и литовская. Но польский главнокомандующий Браницкий дружил с французами и сам мечтал стать королём. Большинство шляхтичей из его войск ушло к конфедератам. Литовский главнокомандующий Огинский к ним не присоединился, но и против них не выступил. Выжидал – на чьей стороне ему будет выгоднее? За короля или против короля? Станиславу осталось просить помощи только у Екатерины, и она вмешалась. Приказала своим войскам выступить на защиту православных людей и короля.

Юзеф Пулавский.

Один из предводителей польских конфедератов

Казимир Пулавский.

Командир польских конфедератов

Основные русские силы стояли на юге, ведь граница с турками была самая опасная. Из этой армии несколько полков отправили в Польшу. Ещё один корпус было решено собрать в Смоленске. В него включили и Суздальский полк. Суворов знал, как дорого на войне время. Поднял солдат и выступил немедленно. Был ноябрь, погода отвратительная. То холода, то дожди, то мокрый снег. Дороги развезло от грязи. Но 850 километров от Ладоги до Смоленска полк прошагал пешком за 30 дней. (По пути из 1500 солдат только 7 заболели, и их оставили лечиться в разных городах). Хотя на этот раз спешка оказалась не нужной. Ведь другие полки двигались гораздо медленнее, добирались до Смоленска по одному. А командир корпуса генерал Нуммерс не стал начинать поход в морозы и непогоды. Корпус остался зимовать в Смоленске. Суворова назначили командовать бригадой. Кроме Суздальского, дали ему ещё Смоленский пехотный и Нижегородский драгунский полки. Александр Васильевич использовал зиму, чтобы и их подготовить и обучить, как своих суздальцев.

В Польше уже гремели бои. Положение получалось странное. Русские пришли вроде бы на помощь королю. Но королевские войска в схватках почти не участвовали или уже перешли к противнику. Сражались только русские. Правда, и конфедератов было не так уж много. Воевала только шляхта. Простой народ её не поддержал, ведь паны сильно угнетали его. Особенно в Белоруссии и на Украине – там православные жители встречали наших солдат с радостью. Всё неприятельское войско было конным – польские дворяне считали позором служить в пехоте. Пушек у них было мало. Русские побеждали, выбивали конфедератов то из одного, то из другого города. Но Польша была обширной страной, покрытой лесами. Врагов побьют в одном месте, а их конница растечётся по лесам, и соберётся в другом.

Разбитые отряды конфедератов прятались и за границей, в турецких владениях. Отдыхали там, получали оружие, боеприпасы, и снова нападали. В ноябре 1768 года наши кавалеристы погнались за удирающими поляками и следом за ними заскочили на турецкую территорию. Султан и его правительство сочли, что это хороший предлог. Они уже решили воевать, а тут можно было изобразить, как будто виноваты русские. Объявили, что они нарушили границу, напали на них! Хотя на самом деле напали они сами. По приказу султана на наши сёла и города налетели тучи всадников Крымского хана. На юге начались серьёзные бои. Поэтому главные силы России остались там. А в Польше наших войск было совсем мало.

На помощь им в мае 1769 года из Смоленска двинулся корпус Нуммерса. Бригаду Суворова он послал в авангарде – впереди. Всеми русскими войсками в Польше командовал генерал Веймарн. Он находился в польской столице, в Варшаве, и прислал тревожную весть – его окружают массы конфедератов, срочно звал на выручку. Суворову до Варшавы было ещё 600 километров. Но он собрал у местных жителей телеги, посадил на них Суздальский полк, взял ещё два эскадрона драгун. С этим подвижным отрядом рванулся побыстрее. По пути разгоняли мелкие отряды неприятелей, и Веймарн был поражён: всего через 12 дней Суворов примчался в Варшаву.

Генерал встретил его с облегчением. Начал рассказывать – возле города собирается множество конфедератов, вот-вот захватят Варшаву. Но Александр Васильевич решил сам разведать, где противники и сколько их? Взял с собой роту суздальцев, эскадрон драгун, пушку и 50 казаков. Их мастерство следопытов Суворов изучил ещё в Пруссии, и сейчас они оказались очень кстати. Отыскали следы вражеского отряда, пошли по ним. Обнаружили лагерь конфедератов, внезапно бросились в атаку, побили и разогнали. А от пленных узнали – Веймарн боялся напрасно. Возле Варшавы бродило лишь несколько сотен неприятелей. Они специально распускали слухи, что у них большая армия. Чтобы напугать русских – вот генерал и поверил.

Потом ещё раз поступили известия – появилась армия поляков. Но Суворов снова вышел на разведку и разузнал: тревога ложная. Никакой армии нет. В третий раз в Варшаву прискакал гонец от наших офицеров, действовавших в Белоруссии. Сообщали, что у них появился один из предводителей конфедератов, Казимир Пулавский. Привёл большое войско и собирает в него местную шляхту. Веймарн приказал Суворову отправиться туда. Проверить, правда ли это. Если да, то подкрепить русские отряды, находившиеся там.

Суворов дошёл до города Бреста, рассылал на разведку казаков, драгун. Расспрашивал жителей. Он убедился – на этот раз всё правда. Войско Казимира и его брата Франца Пулавских находилось где-то рядом. У Суворова было меньше четырёхсот бойцов. Он знал, что поблизости стоял большой отряд конницы генерала Ренна, и решил соединиться с ним. Встретили передовую заставу Ренна, 80 человек. Они тоже предупредили, что конфедератов видели совсем недалеко. Вместе с заставой двинулись по лесной дороге и наткнулись на всю армию Пулавских. Она расположилась на поляне у деревни Орехово. От русских её отделяло болото, через него вела переправа из брёвен.

Неприятелей было две с половиной тысячи и 3 орудия, у Суворова в пять раз меньше – 450 пехотинцев и кавалеристов, 2 пушки. Но поляки их ещё не заметили, и Александр Васильевич с ходу приказал атаковать. Его пушки открыли огонь. Солдаты бросились к переправе через болото, штыками сбили стоявшую там охрану. Следом за ними поскакал сам Суворов с кавалерией. Поляки быстро опомнились, открыли огонь. Но стреляли впопыхах, беспорядочно, пули и ядра летели мимо. А русские одним махом уже проскочили переправу, добежали и доскакали до врагов, стали рубить и колоть.

Пулавские разобрались, что наших воинов мало. Множество поляков на конях стали окружать отряд. Один из русских офицеров закричал: «Отрезают!» Но Александр Васильевич сразу арестовал его, чтобы не напугал других, не поднимал панику. По его командам пехотинцы и кавалеристы сомкнулись плотным строем, ощетинившись ружьями во все стороны, выставили пушки. Польская конница хлынула на них – её отшвырнули пулями в упор, выстрелами картечи. Она откатилась, перестроилась и снова кинулась на русских. Потом в третий раз, в четвертый. Но каждый раз только несла потери, всё больше неприятельских всадников падало убитыми и ранеными.

Уже наступил вечер, темнело. Деревня Орехово находилась за спиной у поляков, и Суворов приказал артиллеристам стрелять по ней гранатами, поджечь её. Полыхнувший пожар отвлёк конфедератов, а поляну осветил – и Александр Васильевич скомандовал общую атаку. Ринулись в штыки и в сабли, круша всех, кто оказался на пути. В схватке пал один из вражеских командиров, Франц Пулавский, гибли другие шляхтичи. Остальные побежали. Суворов погнался за ними, хотя вместе с ним поскакал лишь десяток кавалеристов, другие ещё дрались.

А Казимир Пулавский был тот самый, который обзывал русских животными, рабами, хвастался, как легко их победить. Сейчас он и его воинство удирали три километра. Кое-как остановились, начали снова строиться. Но заметили Суворова с драгунами. Не разобрались, что их всего несколько человек, и в ужасе покатились кто куда. Войско разгромили полностью, а у русских убитых оказалось всего 5 человек да 10 раненых. За эту победу Суворова наградили орденом Святой Анны, произвели в звание генерал-майора. Он и своих «чудо-богатырей» не забыл, представил к наградам. Его ученика, суздальского сержанта Климова из простых солдат, за подвиги в сражении произвели в офицеры.

А Александра Васильевича назначили комендантом города Люблина и прилегающей области. Как бороться с конфедератами, он уже понял. В самом Люблине устроил главную базу, склады. А вокруг раскидал сеть постов, наблюдательных пунктов, секретов. Они держали под присмотром городки, замки, переправы через реки. Если где-то замечали неприятельский отряд, сигнал летел к Суворову. Он появлялся мгновенно и неожиданно обрушивался на поляков. Обижать мирное население Александр Васильевич запретил строжайшим образом. Крестьяне сочувствовали русским, вот и надо было дружить с ними. Пускай сами обращаются к русским, как к своим защитникам.

В апреле 1770 года разведка доложила, что большой отряд конфедератов готовится захватить город Сандомир. Александр Васильевич, как обычно, помчался туда и обнаружил противников у села Наводице. У него было 300 человек с 2 пушками, а врагов больше тысячи с 6 орудиями. Но Суворов снова атаковал. Двести его пехотинцев ударили в штыки – и первым делом бросились на польские пушки, захватили их. Конфедераты переполошились, развернули против них всю свою конницу. Но в это время сотня русских кавалеристов обошла их, отрезала путь к отступлению и налетела с другой стороны. Половину поляков перебили, половина разбежалась.

Другие офицеры, воевавшие в Польше, стали учиться приёмам Александра Васильевича. Начали и сами с небольшими отрядами выискивать и громить противника. Только один раз поручик Веденяпин попал в беду. У него было 70 кавалеристов, и 300 поляков его окружили. Половина русских погибла, половина попала в плен. Суворов возмущался, как русский офицер позволил себя разбить! Объяснял всем командирам его грубейшие ошибки. Веденяпин не вёл разведку. Когда окружили, стоял на месте и отстреливался – а надо было атаковать, прорываться. Суворов поучал: если даже поляков в 4 или 5 раз больше, их вполне можно громить. Но делать это надо «с разумом и искусством».

Глава 7
Не только поляки, а ещё и французы

Крупные бои в Польше случались редко. Побитые конфедераты слабели. Их отрядики становились всё меньше. А небольшие русские отряды выискивали их по лесам. Главные сражения кипели на другой войне, с турками. Там прославился фельдмаршал Пётр Александрович Румянцев. На реке Ларге он разметал орду Крымского хана, а на реке Кагул наголову разгромил 150-тысячную турецкую армию. Было взято несколько важных вражеских крепостей. На Чёрном море флота у России не было, но эскадра Алексея Орлова с Балтийского моря вокруг всей Европы вошла в Средиземное. В сражении в Чесменской бухте она уничтожила почти весь флот султана.

Сражение при Кагуле.

Художник Д. Ходовицкий

Суворов настойчиво просился у начальства, чтобы его перевели туда, воевать против Османской империи. Верил, что на юге он сможет принести больше пользы, в полной мере проявить свои таланты. Но его не отпустили. Считали, что в Польше он нужнее. Ну кто вместо него сумел бы так успешно гоняться за конфедератами?

А вскоре и в Польше опять стало жарко. Франция обеспокоилась, что паны совсем выдохлись, и решила поддержать их открыто. Послала к ним своего лучшего генерала Дюмурье. Ему дали отряд французских егерей – лучших стрелков, дали команду офицеров-инструкторов, чтобы сорганизовать и обучить польскую армию. Французы передали конфедератам 22 тысячи ружей и побольше денег, на них можно было набрать пехоту из немецких наёмников.

Поляки ободрились, их войско снова стало расти. Посыпались нападения в разных местах. Суворов метался то туда, то сюда. Бил появившиеся отряды противника у Красника, у Рахова. Потом помчался к Кракову – неприятели пытались захватить город. А тем временем в Польшу двинулся Дюмурье с главными силами. Французский генерал рассчитывал – с новой армией он побьёт русских, ворвётся вглубь Польши, и тогда уж к нему присоединится вся шляхта, заполыхает вся страна.

Граф Алексей Орлов

Чесменский бой.

Художник И. Айвазовский

Но и Суворов узнал о серьезной опасности, созывал свои отряды, находившиеся по разным местам. У него собралось три с половиной тысячи пехоты и конницы. У Дюмурье воинов было больше, 4 тысячи – и среди них 220 французских егерей. Получив известия, что русские идут на него, он занял очень сильную позицию возле крепости Ландскрона. Расположил войско по гребню горы, и 30 тяжелых орудий со стен крепости прикрывали поляков и французов.

Однако Суворов перехитрил их. Он ещё на прошлой войне изучил боевые приёмы казаков. Сейчас казаков у него было всего две сотни, но Александр Васильевич послал их вперёд, приказал атаковать «лавой». У казаков это был такой особенный строй. Посмотреть со стороны – как будто бесформенная толпа. Но на самом деле в ней был чёткий порядок. Лава делилась на «зубья» – группы по 3–5 человек. В каждой группе один старый опытный казак, остальные его слушаются и помогают. По сигналам командиров лава могла мгновенно перестроиться – рассыпаться порознь, собраться вместе, развернуться в другую сторону.

Дюмурье аж не поверил своим глазам, когда две сотни непонятных бородатых людей в мохнатых шапках редкой цепочкой поскакали на всю его армию. Решил, что русские совсем не умеют воевать или сошли с ума. Даже запретил своим воинам и орудиям стрелять, чтобы русский начальник вдруг не спохватился, не отменил такую атаку. Дюмурье пояснял полякам, что победа уже обеспечена. Когда русская цепочка взберётся на гребень горы, ей не дадут перестроиться, скинут вниз с кручи.

Но француз не знал, что такое лава. Казаки перестроились на ходу, на подъёме вверх. На гребень горы они уже вылетели плотным кулаком, опустив пики, ударили на правый фланг вражеской армии и смяли его. Поляки растерялись, переполошились, стали разворачиваться туда, их строй нарушился. А Суворов вслед за казаками пустил драгунские полки. Они врезались в левый фланг неприятелей и тоже его сокрушили. Поляки и французы смешались в кучу, а за конницей уже бежала русская пехота, ударила в штыки. Врагов разгромили, больше 500 человек положили на месте, остальные удирали кто куда.

Но от пленных стало известно, что с Дюмурье была не вся польская армия. Пулавский не захотел подчиняться иностранному генералу, ещё до начала сражения отделился и повёл свой отряд в Литву. У него было полторы тысячи человек, и он напал на город Замостье. Ворвался в пригороды, а русский гарнизон укрылся в крепости и отбивался. Ну а Суворов, как только узнал об этом, сразу помчался на выручку. Догнал Пулавского возле Замостья, без промедлений послал пехоту в атаку. Раскидав врагов штыками, она отняла у поляков пушки. А следом на них летела кавалерия. Конфедераты начали отступать.

Только добить их не удалось. Их лучший отряд отчаянно дрался до последнего. Половину этого отряда перебили, половина попала в плен. Но пока они задерживали русских, сам Пулавский с остатками своего воинства оторвался и ушёл в другом направлении. Суворов всегда воевал благородно и честно. От своих солдат и офицеров требовал, чтобы они не были жестокими к пленным, хорошо обращались с ними, кормили. А храбрость и верность долгу ценил, даже у противников. Командира отряда, который прикрыл отступление Пулавского, Суворов отпустил на свободу, дал ему лошадь и пропуск – разрешил уехать к своим.

Разбитому генералу Дюмурье больше воевать не захотелось, он возвратился во Францию. Вместо него прислали генерала Виомениля, новые команды инструкторов. Но шляхтичи стали понимать – победить у них не получится. Разъезжались по домам или возвращались на службу к королю. Только в Литве главнокомандующий королевским войском Огинский всё ещё выжидал. Русским не помогал, но и конфедератам тоже. Французы и паны вступили с ним в переговоры.

Начали подогревать гордость и честолюбие Огинского. Если он сейчас выступит на русских, то станет вождём всей борьбы, освободителем Польши. И кому же тогда быть королём, если не ему? Он загорелся, согласился. До сих пор в Литве было тихо. Русские здесь располагались спокойно. Считали, что никакой опасности нет. Но в августе 1771 года Огинский внезапно и подло напал на один из полков. Командир, полковник Алабычев, многие офицеры и солдаты были убиты. 500 русских взяли в плен. Литовский главнокомандующий раструбил о своей победе и двинулся в Белоруссию. К нему стали стекаться здешние шляхтичи, мелкие отряды.

Екатерина II в это время заменила своего командующего в Польше, бестолкового генерала Веймарна. Все победы одерживались без его помощи и участия, а он так и сидел в Варшаве, развлекался там. Вместо него царица прислала одного из лучших генералов, Бибикова. Он сразу оценил, насколько опасен мятеж Огинского. Приказал идти на него всем русским отрядам, разбросанным по Польше и Литве. Быстрее всех двигался Суворов. Дорогу ему разведывали казаки и доложили – Огинский расположился в местечке Столовичи.

У него было 5 тысяч человек. И не сборные партизанские отряды, с какими дрались раньше, а регулярная королевская армия, с пехотой, конницей, 8 орудий. У Суворова было всего 822 солдата и 4 пушки. Но ждать, когда подойдут другие наши части, он не стал. Ведь если неприятель узнает о появлении русских, он изготовится, сражаться будет труднее. 12 сентября 1771 года Александр Васильевич двинулся к Столовичам ночью, в темноте. Литовский патруль, охранявший свою армию, бесшумно захватили в плен.

Фельдмаршал Пётр Александрович Румянцев.

Генерал Дюмурье, его прислали из Франции возглавить польскую армию.

Художник Ж. Руйяр

Столовичи обошли с другой стороны, откуда нападения никто не ждал. Здесь Суворов построил свои войска в две линии. В первой пехота и в середине пушки, во второй кавалерия. И в атаку пошли в темноте. И в тишине, без единого звука. Враги ни о чём не подозревали, спали по домам. Только возле самой окраины Столовичей дорогу преградила болотистая низина, переходить её надо было по плотине. А за плотиной стоял часовой, заметил наших солдат, поднял тревогу.

Неприятели стали выскакивать из домов, стрелять. Но было ещё темно, палили наугад. В ответ громыхнули русские пушки, а пехота уже перебежала плотину, колола врагов штыками. Ну а конница по приказу Суворова обскакала вокруг Столовичей, налетела с противоположной стороны. Конфедератам казалось, что русские всюду. Они метались в ужасе и попадали под штыки и сабли. Сам Огинский едва ускакал на коне. Правда, при этом выяснилось, что часть его войска ночевала не в Столовичах, а в поле. Огинский собрал там 800 человек, начал строить к бою. У Суворова под рукой было лишь 70 кавалеристов. Но Александр Васильевич послал их в атаку, развернул туда свои орудия. Они накрыли врага бомбами, и остатки армии Огинского бросились наутёк.

Убитых неприятелей насчитали больше тысячи, 700 взяли в плен, захватили все 8 орудий. А у Суворова потери опять были очень маленькими, 8 убитых и 38 раненых. Победа была впечатляющая. Даже прусский король Фридрих II, когда узнал о ней, обратил внимание на Александра Васильевича. Сказал, что этого русского генерала надо остерегаться. А Екатерина II высоко оценила Суворова. За разгром Огинского он получил орден Святого Александра Невского, а за все его победы в Польше – высший военный орден России, Святого Георгия Победоносца. У этого ордена было четыре степени, и полагалось сперва давать низшую, четвёртую. А уже после неё, за какие-то другие подвиги – третью. Но Суворова сразу наградили орденом третьей степени.

У конфедератов опять порушились все их планы. Надеяться на армию Огинского больше не приходилось, её не стало. И только у французского генерала Виомениля возникла новая идея. Он придумал собрать силы, какие ещё оставались, и одержать какой-нибудь особенно яркий успех. Такой, чтобы о нём пошла молва на всю Польшу, на весь мир. Тогда, глядишь, у шляхты снова взыграет гордость, и она возьмётся за сабли.

Вторым по величине польским городом был Краков. Это была древняя столица. Как бы священный город для поляков, как для русских – Москва. Конфедераты уже пробовали захватить Краков, но у них не получилось. В городе высилась неприступная крепость, замок Вавель. А охранял замок и город любимый полк Суворова, Суздальский. Но сейчас полком командовал не Александр Васильевич, а полковник Штакельберг. Он был очень смелым офицером, но легкомысленным, неосторожным.

В Кракове у конфедератов было много шпионов, и к Штакельбергу подослали красивую польскую даму. Она вскружила голову полковнику. Командир полка увлёкся, часто навещал её. Службу запустил, караулы не проверял. А красавица стала ему жаловаться – один русский пост возле стены замка находится близко от её окна. Когда ночью меняются караулы, и часовые перекликаются, крик с этого поста будит её, не даёт спать. Можно ли убрать его? Ведь он ничего важного не охраняет, там просто стена. Штакельберг сделал ей приятное, убрал этот пост. Он охранял решётку, где из замка выходила труба канализации.