Текст книги "Иван Грозный. Как первый царь создавал великую Россию"

Глава 9
Тайные враги

Иван Васильевич и Сильвестр.

Картина Ивана Панова

Иван Васильевич стал царём, женился. Казалось, что и дальше всё будет прекрасно. Он решил сам возглавить поход на Казань. Потом и в России наведёт порядок. Но у государя оставались и тайные враги – среди бояр. Их совсем не устраивало, если царь возьмёт пример с отца и деда. Будет строго их контролировать, не позволит своевольничать.

Для похода на Казань стали заготавливать порох. Но кто-то указал складывать запасы в одной из башен Кремля, рядом с дворцом. А 12 апреля 1547 года вдруг начался пожар. Башня с порохом взорвалась. Царь и его близкие не пострадали, дворец уцелел. Но пожары в те времена были страшным бедствием. Ведь большинство домов на Руси были деревянными. Если заполыхает – попробуй потуши! Сгорело 2 тысячи дворов, погибло немало людей.

Прошло несколько дней, и снова пожар! Опять выгорело больше 2 тысяч дворов. А люди при этом поймали нескольких поджигателей. По законам такое преступление было очень тяжёлым. Ведь при пожарах было много жертв, сгорало всё имущество людей. Злодеев казнили. Но бояре и их помощники, которые вели расследование, почему-то не узнали – а зачем они поджигали город? Может быть, их кто-то нанял? Наказали только исполнителей. А заказчики остались неизвестными. Но в народе кто-то начал распускать слухи, будто виноваты колдуны. Дескать, появились такие волшебники, вынимают сердца у мертвецов, кладут в воду. Ездят по городам, обрызгивают дома этой водой, и загорается.

А 21 июня заполыхало в центре Москвы, и сразу во многих местах. В этот день дул ветер, разносил огонь, искры. Пламя охватило Китай-город и Кремль. От жара трескались каменные станы, плавился металл. Иван и Анастасия чудом избежали беды. Из-за знойной погоды они накануне решили уехать за город. А митрополит находился в Успенском соборе. Его стены накалились, загорелась крыша. Вокруг всё полыхало, рушилось. Макарий взял чудотворную икону Пресвятой Богородицы, написанную святым митрополитом Петром. С трудом выбрался. Слуги затащили его на стену Кремля, начали на верёвках спускать на другую сторону, к реке. Верёвка оборвалась, он сильно расшибся, его увезли в Новинский монастырь.

В страшном пожаре погибли 3 или 4 тысячи человек, 80 тысяч остались без крыши над головой. Дворец в Кремле выгорел, и царь с женой поселился в своей загородной резиденции, в селе Воробьёве. А через день он собрал Боярскую думу в монастыре, возле постели больного митрополита. Обсуждали, как помочь пострадавшим, разгребать пожарища, что можно отремонтировать. Вдруг бояре Скопин-Шуйский и Фёдоров-Челяднин стали говорить, что пожар устроили колдуны с сердцами мертвецов. Иван Васильевич очень удивился, до него такие сказки ещё не доходили. Но в XVI веке в колдунов верили все. Государь решил: если у бояр есть такие сведения, пускай они и займутся расследованием.

Прошло три дня. Москвичей в это время продолжали накручивать слухами насчёт колдунов. А 26 июня в воскресенье Скопин-Шуйский, Фёдоров-Челяднин и их помощники созвали всех горожан в Кремль, на площадь перед Успенским собором. Вроде бы для расследования. Собралась огромная толпа людей, потерявших свои дома, имущество. У многих погибли родные, близкие. А бояре, поднявшись на возвышение, стали задавать народу вопросы – кто поджигал Москву. Но в массу горожан заранее запустили подстрекателей. Они вдруг начали кричать на… родственников царя! Дескать, поджигали Глинские! Кричали, будто они сами видели – бабушка государя Анна клала сердца мертвецов в воду, а потом превратилась с сороку, летала по городу, обрызгивала дома, и всё загоралось.

Толпа пострадавших людей ахнула, зашумела. А те же самые подстрекатели стали кричать: бей Глинских! Бей колдунов! На самом деле бабушки Анны и дяди государя Михаила вообще не было в Москве. Они на лето уехали в свои имения в Ржев. Но другой дядя, Юрий, как раз пришёл помолиться в Успенский собор. Даже после пожара там устроили воскресную службу. Отряд злоумышленников ринулся туда. Увлёк за собой обманутых и взбудораженных горожан. Схватили Юрия, вытащили на площадь и растерзали.

Этот мятеж подготовили заранее. Но Скопин-Шуйский и Фёдоров-Челяднин с товарищами изобразили, будто они вообще ни при чём. Они всего лишь выполняли приказание царя, вели расследование, задавали вопросы. Когда люди забушевали, они быстренько скрылись. В толпе действовали другие подстрекатели, из боярских слуг. Их заранее привезли в Москву из других мест, их никто не знал. Вот они-то кричали, что сами все видели, что Глинские колдуны. Когда расправились с Юрием, они собрали вокруг себя толпы, повели к домам Глинских. Погромили их, разграбили, перебили всех слуг.

В Москву в это время прибыл на службу отряд детей боярских из Новгорода-Северского. Они и подавно не имели отношения к пожару. Но и их заодно объявили «врагами», перебили. У заговорщиков были сообщники и в Новгороде. Этот город тоже взбунтовался, хотя там никаких пожаров не было. Но местные бояре напоили народ, натравили на сторонников Глинских – дескать, они вас обижают и притесняют. Там тоже были убийства и грабежи.

А Москва бушевала три дня. Но царя… все бросили. Его верные помощники находились в своих имениях. А из тех бояр, кто был в Москве, никто не показывался. Никто не усмирял бунт. Или хотя бы не увёз государя с женой подальше от восставшего города. Они так и оставались в Воробьёве. Ну а 29 июня зачинщики взбудоражили обманутый народ новым слухом. Стали шуметь, что Глинские позвали против москвичей крымского хана, и он уже близко. А сами Глинские сидят в Воробьёве, царь прячет родственников. Призвали всех идти туда. Оказалось, что у заговорщиков подготовлены даже склады с оружием. Подстрекатели раздавали людям копья, щиты. Повели массу людей в Воробьёво.

Разумеется, все бояре знали, что Глинских там нет. Но к царю нагрянет вооружённая толпа. Ей скажут, что Глинских нет, – она не поверит. Разозлится, ворвётся во дворец. Тут и конец государю. И никто из бояр как будто не виноват. Всё свалить на взбунтовавшихся простых мужиков. Да, до такого было недалеко. Народ нахлынул в Воробьёво. Оставшиеся там слуги и придворные перепугались, прятались.

Но к огромной буйной толпе вышел Иван Васильевич. Один! Страшно было? Да. Ему же было всего 16 лет! Однако он смог перебороть в себе страх. И показал себя настоящим царём. Приказал твёрдо, властно и… масса людей остановилась, примолкла. Стала слушать его. И не толпа стала кричать насчёт Глинских, а государь начал её допрашивать, зачем пришли? Вот тут и выяснилось, что простые люди против царя в общем-то ничего не имели. Относились к нему с любовью, с надеждами. Остывали, приходили в себя.

А Иван Васильевич расспросил, почему взбунтовались, и объявил – вас обманули. Поэтому он всех прощает. Но зачинщиков, которые всё это устроили, повелел тут же взять и казнить. И за подстрекателей… никто не заступился. Москвичи только сейчас стали соображать – люди-то это чужие. Незнакомые. Откуда они вообще взялись? И с какой стати мы им поверили? Сами показывали и выдавали их. Перепуганные слуги и придворные осмелели, по приказу царя хватали и рубили злодеев. А горожане кланялись государю. Благодарили, что разобрался и помиловал их. Вот так юный царь усмирил мятеж. В одиночку!

Но он оказался в очень трудном положении. До сих пор главной его опорой были два дяди, Глинские. Сейчас одного из них убили. Второй, Михаил, был в панике, что его тоже прикончат, и попытался сбежать в Литву. Пётр Шуйский с отрядом догнал и поймал его. Боярский суд признал, что Михаил всё-таки не предатель, удрать хотел просто от страха. Но от высоких должностей его отстранили. Вдобавок при расследовании выяснилось: при Глинских повторялись такие же безобразия, как при Воронцове, Шуйских. Начальники, которых они назначали, опять нарушали законы, притесняли людей. Поэтому против Глинских так легко получилось настроить и москвичей, и новгородцев.

А Иван Васильевич теперь даже и не знал, как же ему править? Кому из бояр можно доверять? Этим и воспользовались заговорщики. Придумали новый план. Избавиться от царя (причём так, чтобы на них никто не подумал) у них не получилось. Но… можно было сделать так, чтобы сам царь начал выполнять, что им нужно! Мы уже рассказывали – к великому князю давно пристроили боярского шпиона, Алексея Адашева. Он умело прикидывался, какой он верный, благочестивый. Иван Васильевич полюбил его. Считал не только слугой, а лучшим другом – ведь у него с детства не было друзей.

Государь тяжело переживал всё случившееся. Он-то представлял: станет царём, и все дела будут налаживаться. А вместо этого посыпались беды. С кем ему посоветоваться, что делать? Тут-то к нему и обратился Адашев. Сказал, что есть настоящий святой человек. И даже рядом, в Москве, в придворном Благовещенском соборе. Священник Сильвестр. Иван Васильевич и сам видел его на службах, но не обращал особого внимания. Однако Адашев расписал, что Сильвестр не только мудрейший человек, но ему бывают видения от Бога, по его молитвам происходят чудеса. Так расписал, что юный царь загорелся встретиться с ним.

Хотя по-настоящему Сильвестр никогда не отличался святой жизнью. Он был очень богатым человеком из Новгорода, вёл крупную торговлю. Но у него были высокопоставленные друзья. Перевели его священником в Москву, в придворный собор. А сам Сильвестр был прекрасным артистом. Он явился к царю грозный, всклокоченный. С ходу принялся пугать – да, ему были видения от Бога. И пожары, мятеж – это только начало. Впереди будут другие бедствия. Потому что Бог наказывает Россию. А виноват в этом… царь. Господь наказывает всех за его грехи.

Молодой государь был ошеломлён. Конечно, он знал, что Бог посылает наказания за какие-то грехи. Но что плохого он совершил? Сильвестр сказал, что Бог ему всё открыл. Один страшный грех – в России нет справедливости, начальники угнетают народ. Иван Васильевич согласился. Он и сам об этом знал, мечтал навести порядок. А Сильвестр был хитрым. Заметил, что государь верит ему, и заявил: есть ещё более страшный грех. Дескать, на Иване лежат преступления его отца и деда. Стал говорить, что они казнили и сажали в тюрьмы невиновных, – и называл предателей, заговорщиков, сектантов. Потому что и сам Сильвестр был тайным сектантом. И устроиться в придворный храм ему помогли знатные сектанты.

Но ведь Иван Васильевич не подозревал, кто он такой. Пришёл в ужас. Неужели его дед и отец расправлялись с невиновными? Сильвестр подтверждал – да. Всех изменников объявил не только невиновными, но и праведниками, почти ангелочками. Как раз за это Бог карает государя и всю страну. И получить прощение за такой грех очень трудно. Но так и быть, Сильвестр поможет царю исправить зло. Только для этого нужно, чтобы Иван Васильевич во всём его слушался, выполнял его наставления. А царь был ещё совсем молодым, неопытным. Он был настолько потрясён услышанным, что согласился.

В общем, заговорщики сделали то же самое, что при Василии III. Тогда сумели пристроить к государю изменника и сектанта Вассиана Косого. А к царю Ивану – Сильвестра. Он поучал как будто бы правильно. Всегда ссылался на Евангелие и другие священные книги. Но наставления из этих книг подтасовывал по-своему. Макарий тоже учил, что царь должен быть милостивым даже к преступникам. Но ведь имелось в виду – надо их миловать, если они раскаялись, готовы исправиться. А у Сильвестра получалось, нужно быть милостивым ко всем, что бы они ни натворили. Нельзя ни на кого сердиться, гневаться – это грех.

Приводил фразы из Евангелия, что Господь требует любви к «брату своему». А у государя было два брата. Родной, Юрий, и двоюродный, Владимир Старицкий. Сильвестр настоял – их надо любить так же, как самого себя. Значит, и к власти допустить. Раньше царские указы писались от имени одного Ивана Васильевича. А теперь их стали писать: «Мы с братьями и боярами уложили…» Получалось, что царь правит страной уже не один, а с братьями. Хотя глухонемой Юрий мало что понимал – в то время обучать глухонемых ещё не умели. Но его быстренько женили на дочери старого заговорщика князя Палецкого, и тот стал выступать от имени Юрия. А Владимир был ещё мальчиком. Им руководила мать Ефросинья, вокруг которой собирались сектанты. Сильвестр и Адашев тоже были в большой дружбе со Старицкими.

А насчёт справедливости Сильвестр объяснил – у царя просто были плохие советники. Надо разогнать их и окружить себя другими советниками: честными, достойными. Где их взять? Сам же Сильвестр подсказывал: вон Адашев, разве плохой человек? Верный, скромный. Они вместе порекомендовали царю и своих друзей: князей Андрея Курбского, Дмитрия Курлятева, некоторых других. Вроде все молодые, умные. Вокруг Ивана Васильевича образовался кружок. Сами новые советники называли его по-польски, «Избранная рада». То есть совет лучших, избранных. В этом кружке стали обсуждать с государем важные дела, подсказывать ему решения.

А первым делом подсказывали, кого назначить на важные должности. Если кто-то не нравился Сильвестру, Адашеву, Курбскому, Курлятеву, про него государю говорили всякие гадости. Его снимали, ставили другого. Из тех, кого «Избранная рада» хвалила. Всего через год-полтора в Боярской думе осталось лишь четверо бояр из старого состава. Но добавилось 18 новых, родственников и друзей «Избранной рады». Вот так, по-тихому, тайные враги стали захватывать власть.

Глава 10
Как царь исправлял государство

Царь Иван Васильевич открывает первый Земский Собор.

Картина Клавдия Лебедева

Иван Васильевич горел желанием защитить своих подданных от хищных соседей. Самому вести армию на Казань. Летом 1547 года поход сорвался из-за пожаров. Но царь перенёс его на зиму. Во Владимире собрали полки, тяжелые осадные пушки. В ноябре выпал снег, грузы можно было везти на санях. К войскам приехал государь и скомандовал выступать.

Но зима выдалась необычно тёплая. Вместо снега пошли дожди. Дороги развезло. В грязи завязли и орудия, и сани. Их выталкивали воины, тащили с огромным трудом. Из-за этого двигались очень медленно. Только через два с лишним месяца добрались до Нижнего Новгорода. Дальше надо было переправляться через Волгу. Но от оттепелей лёд подтаял. Когда по нему повезли сани с грузами и артиллерию, он стал проваливаться. Утонуло много пушек, в проломы падали и тонули люди. Царь себя не щадил, перебрался на остров посреди реки, руководил спасательными работами. Лёд разломало, и его отрезало от берега, государя три дня не могли вывезти.

Погибло немало воинов, лучшие пушки. Конечно, осаждать без них Казань было нельзя. Иван Васильевич был в страшном горе. Но даже в таком состоянии он принял мудрое решение. Понял – если повернуть назад, то вся армия падёт духом. Сколько страдали, какие трудности преодолели, и вдруг напрасно. А казанцы будут считать себя победителями. Воодушевятся, полезут на Русь всеми силами. Во время переправы не пострадала кавалерия, и царь велел Дмитрию Бельскому с конными полками всё-таки дойти до Казани. Его приказ был выполнен. Сафа-Гирей вывел навстречу свою конницу, но русские его разгромили.

Всё же победили. Наказали врагов за набеги, разорили окрестности Казани. Наши воины ободрились, набрали богатую добычу и благополучно вернулись домой. Но победили они уже без царя. Иван Васильевич так переживал катастрофу на переправе, что из Нижнего Новгорода возвратился в Москву в слезах. Порадовался только Сильвестр. Говорил – ну вот, исполняются его предсказания. Он же предупреждал, будут и другие беды! Это значит – царь ещё не искупил свою вину, грехи отца и деда. Бог карает его! Государь настолько впечатлился, что опять отправился пешком в Троице-Сергиев монастырь. Каялся, молил у Бога прощение.

А летом напали крымцы. Но против них Иван Васильевич и его воеводы начали привлекать вольных казаков с Дона. Это было уже за границами России. Казаки жили сами по себе. Но ведь были своими, православными. Им начали выделять оружие, порох. А они отвечали на набеги крымцев, вели разведку. Вот и сейчас вовремя предупредили об опасности. Врагов отогнали. Однако и казанский хан решил ответить на русский поход. Его войско, опустошая селения, покатилось вдоль Волги. Под Костромой воевода Яковлев разбил их передовые отряды, и дальше казанцы не пошли. Но и наказать их, повторить поход на Казань царь пока не мог. Нужно было отлить новые пушки. А Пушечный двор в Москве сгорел, его требовалось строить заново.

Иван Васильевич размышлял и о грехах. Что толку затевать походы, если Бог опять накажет, и всё обернётся бедой? Сам, без Сильвестра, обдумывал, что он делал неправильно. И получалось – он так и не установил справедливость. Вроде бы сменил советников. Но в войсках и в поездках по стране он разговаривал с разными людьми. И узнавал – ничего не изменилось! Новые начальники вытворяют то же самое, что прежние. За решение любого вопроса требуют взятки. Судят несправедливо – кто больше заплатил, тот и прав. Если кто-то пожалуется на них, могут арестовать без всякой вины. При расследовании преступлений хватают первых попавшихся. Или вымогают деньги: плати, а то будешь крайним. А бояре такие вещи покрывали, потому что и сами их совершали.

Царь советовался с митрополитом, обсуждал со своей женой, как же бороться с этим злом. Он придумал обратиться к простому народу. Не через бояр, а самому. Повелел созвать Земский Собор. Прислать в Москву делегатов от всех городов и сословий: от священников, детей боярских, купцов, простых людей. Такого раньше не бывало ни в России, и ни в одной другой стране. Сперва собрался церковный Освященный Собор. Макарий подготовил материалы ещё о 16 русских святых. Постановили канонизировать князя Всеволода-Гавриила Псковского, казнённых в Золотой Орде мучеников князя Михаила Черниговского и его боярина Фёдора, Стефана Пермского и других святых подвижников. А 24 февраля 1549 года церковный Собор заканчивал работу, и к этому времени съехались делегаты со всей России.

Их собрали на Красной площади, пришло и множество москвичей. К ним вышел царь с митрополитом и священниками, отслужили молебен. А потом Иван Васильевич обратился к людям. Каялся, что он в малолетстве остался сиротой и не мог защищать своих подданных. Что вельможи творили безобразия, грабили и обижали людей. Царь обратился к боярам, назвал их лихоимцами и хищниками. Обвинял, сколько слёз и крови они пролили. Народ заволновался, одобрительно загудел. Наконец-то у простых людей нашёлся заступник! Открыто говорил правду! Если бы царь приказал разделаться с боярами, их прямо сейчас стёрли бы в порошок. Но Иван Васильевич не хотел жестокости. Он ещё верил, что зло можно победить милостью.

Он низко поклонился на все четыре стороны. Царь кланялся простым людям! Просил у них прощения, что по своей молодости многого не знал, не защитил их. Но указывал, что прежних обид исправить невозможно. Поэтому призывал примириться, простить друг другу. Обещал, что отныне он сам будет следить за справедливостью. Если кого-то обидели, пусть подают жалобы прямо ему. Такие письма называли «челобитными», потому что в них обращались к царю «челом бью» (низко кланяюсь, касаюсь лбом земли). Для приёма жалоб от народа Иван Васильевич велел создать специальное учреждение, Челобитную избу.

В следующие дни государь и назначенные им чиновники встречались с делегатами, опрашивали об их нуждах, жалобах. 27 февраля состоялось общее заседание Земского Собора в царских палатах. Бояре оправдывались, просили прощения, обещали впредь служить честно. Но и царь желал, чтобы в стране установились мир и согласие. За прошлые дела он всех простил. Но предупредил: больше такого не потерпит, будет строго наказывать. После обсуждений было решено увеличить Боярскую думу. Чтобы страной управляла не узкая группа самых знатных, а добавить других достойных. Думу расширили с 22 до 41 человека.

А государь, общаясь с делегатами и слушая их выступления, сделал и другой важный вывод. Надо менять законы России! Прежний свод законов, Судебник, разработал Иван III в 1497 году. Он был коротким. Рассматривал только ситуации, которые встречаются чаще всего. Но некоторые правила устарели. Возникали случаи, не учтённые в старых законах. Вот этим и пользовались нечестные начальники. Толковали законы так, как им выгодно. Запутывали людей. Иван Васильевич решил создать новый Судебник.

Земский Собор всколыхнул всю Россию. Делегаты в своих городах рассказывали, как царь заступился за народ. Люди окрылились надеждами. Теперь-то жизнь станет лучше! К государю стали посылать не только жалобы, но и предложения, что было бы полезно поменять. А он поручил работу над новыми законами лучшим дьякам. Сам проверял и указывал, как надо сделать. Очень быстро, за полтора года, Судебник был готов. Иван Васильевич действительно постарался защитить простых людей. Власть наместников и волостелей ограничивалась. Чётко оговаривалось, какие доходы они могут получать. Чтобы не требовали от жителей больше, чем положено.

Расследовать преступления теперь должны были не они. Для этого само население выбирало особых уполномоченных губных старост – вроде начальников местной полиции. Выбирало и городских начальников, земских старост, их помощников – целовальников. Они вместе с наместником должны были решать городские дела. Вместе с ним заседать в судах – следить, чтобы всё было правильно, по закону. Ещё нигде в Европе взятки не считались преступлением. Иван Васильевич впервые ввёл строгие наказания за взятки.

Мало того, впервые в Европе царский закон установил неприкосновенность личности. Чтобы арестовать человека, наместник должен был предъявить доказательства его вины земскому старосте и двум целовальникам. Если не предъявил, староста мог освободить арестованного и подать на наместника в суд, взыскать с него штраф «за бесчестье» невиновного. Если же кто-то действительно провинился, заслуживает наказания, то за него могли ходатайствовать «добрые люди» – о ком знали, что они честные и порядочные. Они могли взять осуждённого на поруки, дать ему возможность исправиться. Ну а если совершено тяжёлое преступление, за которое грозила смертная казнь, – требовалось докладывать самому царю. Только он мог приговорить к смерти или помиловать (в Польше и Литве любой дворянин мог казнить своего крестьянина).

В России изменились и налоги. До сих пор их распределяли по количеству дворов. Это получалось выгодно богатым хозяевам, потому что с их дворов и с дворов бедняков брали одинаково. Судебник установил налоги по количеству земли. Много у тебя земли – платишь больше, а если мало – меньше. Так было гораздо справедливее.

Для крестьян была очень тяжёлой ямская повинность. Когда ехал государственный чиновник или гонец с письмом, в деревне должны были выделять человека с лошадьми, он бросал все дела, вёз пассажира до какой-то другой деревни. Царь это отменил. Вёл новый налог, всё население вносило небольшую плату – а вместе набиралось солидно. На эти деньги Иван Васильевич устроил постоянную почту. По дорогам построили станции. Наняли из крестьян ямщиков, которые только этим и будут заниматься. Они получали хорошую плату, держали наготове лошадей. Встретив письма или пассажиров, мчали их до следующей станции, там подхватывал другой ямщик. Крестьянам стало легче. А между дальними городами установилась быстрая для того времени связь!

Казалось бы, жизнь в России должна налаживаться. Но не тут-то было! К хорошим и полезным новшествам царя постарались подстроиться его советники, «Избранная рада». Решили увеличить Боярскую думу, добавить туда самых достойных. А кто достойные? В Думу попали те же самые Адашев, Курбский, Курлятев и их друзья. Царь пообещал, что люди могут обращаться с жалобами на беззакония. Создал для этого Челобитную избу. Но руководить этой избой, принимать жалобы назначил приближённого, которому доверял больше всех, – Адашева.

А место было ох какое выгодное! Если кто-то жаловался на приятелей «Избранной рады», от царя это скрывали. Зато на других начальников, кто советникам не нравился, выступал против них, можно было самим состряпать жалобы. Как бы от лица простых людей – будто они обижают народ. И их снимали, наказывали. Адашев из скромненького царского слуги превратился в могущественного вельможу. Теперь перед ним заискивали, подлизывались, боялись его рассердить.

Вместе с ним в Челобитной избе постоянно сидел Сильвестр. Он тоже стал важной персоной. И думал он вовсе не о святых делах, а о богатстве. Сына Анфима перевёл из Новгорода в Москву. Устроил его на высокую должность, заведовать государственной таможней. Собирать пошлины с купцов. На этом можно было ох как обогатиться! Но ведь сам Сильвестр был тайным сектантом. Поэтому он и его товарищи задумали поссорить царя с митрополитом. Настроить Ивана Васильевича, чтобы он стал разрушать Русскую Церковь.

А в Церкви в это время было немало недостатков. Наша страна давно объединилась, но церковные правила в разных областях до сих пор отличались. Кое-где настоятели монастырей увлеклись собиранием богатств. Давали в долг деньги, зерно, а отдавать надо было с процентами. Если дворянин или крестьянин не мог возвратить долг, монастырь отбирал у них землю, хозяйство. В некоторых монастырях монахи любили пьянствовать. Среди священников встречались плохо подготовленные, даже неграмотные. Например, сын священника ничему не научился, но папа хочет его устроить. Заплатит чиновникам в канцелярии епископа, а сам епископ не проверит, поставит сына в священники.

Конечно, так было не везде. Но Сильвестр через своих помощников собирал эти случаи в кучу и доказывал царю, будто вся Церковь испортилась. Надо ломать её и устраивать по-новому. Чтобы убедить Ивана Васильевича, Сильвестр притащил во дворец ещё одного «святого», Артемия Пустынника. Он когда-то был под Псковом в Печерском монастыре. Ушёл оттуда за границу, набрался там сектантских учений. Вернулся и стал говорить, что Православие – плохая вера. Отправился в леса за Волгу, соблазнил монахов в Порфирьевом монастыре и устроил в нём сектантский центр.

Сильвестр с товарищами внушали царю, что это великий святой. Такой же, как Сергий Радонежский. Врали, что он живёт в глухомани, молится, своими трудами добывает еду. Даже уговорили государя поставить проходимца настоятелем Троице-Сергиева монастыря. Главного монастыря страны! Артемий тоже стал накручивать Ивана Васильевича, что в Церкви всё плохо, её надо переделать. И первым делом отобрать у неё все богатства, земли, деревни. Так же, как Вассиан Косой убеждал Василия III, и как в Европе делали протестанты.

Что ж, царь согласился – в Церкви многое неладно. В феврале 1551 года он созвал Освященный Собор. Собрались епископы, настоятели монастырей, бояре, вельможи. Руководил заседаниями сам Иван Васильевич. Но «Избранная рада» ошиблась, что государь сделает по её подсказкам. Он по-прежнему верил Сильвестру, однако и Макария глубоко почитал. Выступать против него не собирался. И тем более не желал выступать против Церкви. Он решил исправить недостатки, о которых ему рассказали. Укрепить Церковь, а не разваливать её.

Иван Васильевич сперва представил свой Судебник, и Собор утвердил новые законы. А потом царь начал задавать вопросы. Как раз по недостаткам. Священники обсуждали, и по каждому вопросу принималось решение. Вопросов было 100, решения составили 100 глав, поэтому собор назвали Стоглавым. В результате были выработаны общие церковные правила для всей России. Пьянство для священников и монахов запрещалось. Давать деньги в долг под проценты для служителей Церкви запрещалось. А чтобы не было неграмотных священников – и чтобы другие люди тоже учились, было впервые решено: по всей стране организовывать школы. Кроме того, царь озаботился о нищих, инвалидах, одиноких стариках. Для них в каждом городе решили создать богадельни.

Но насчёт церковных и монастырских земель разгорелся спор. Хитрый Сильвестр сам не стал подставляться, помалкивал. Выпустил Артемия, и тот горячо доказывал, что владения Церкви нужно отобрать. Обрадовались некоторые бояре. Им самим хотелось прихватить монастырские деревни. Но царь впервые не послушался Сильвестра. Принял сторону Макария. Постановили, что церковную и монастырскую собственность трогать нельзя. Иван Васильевич решил отобрать только те участки, которые были присвоены незаконно, за долги.

И ещё одно решение Собора никак не могло понравиться сектантам. О том, что в России появились всякие ереси, ложные святые. Указывалось, что это страшная опасность для Православия, с ней надо решительно бороться. А один из ложных святых вскоре обнаружился. Артемий! В Троице-Сергиевом монастыре монахи поняли, что их настоятель – сектант. Взбунтовались. Но Сильвестр замял скандал. Артемий объявил, будто он сам не хочет быть настоятелем. Возвращается на подвиги в леса, «в пустыню», как Сергий Радонежский. Хотя ушёл он не в «пустыню», а обратно в большой и богатый Порфирьев монастырь, где были его ученики.