Текст книги "Антисоветчина, или Оборотни в Кремле"

Как родился ГУЛАГ

Нэп вовсе не означал прекращения террора. Расстреливали участников подпольных антисоветских структур. Расстреливали зачинщиков забастовок – а в связи с плохими условиями жизни волнения случались довольно часто. Но все же масштабы репрессий начали снижаться. Хотя сперва причина была не политической, а, можно сказать, «экономической». Проект «трудовых армий», которые работали бы задарма, поставляя дешевые товары для перепродажи иностранцам, провалился. Зато имелись контингенты заключенных. С 1921 г. Госплан и ВСНХ стали требовать перевода мест лишения свободы на «самоокупаемость», использовать труд осужденных. Но и это оказалось проблематично. Где ж его было использовать при развале хозяйства и безработице? Исключение составили только Северные лагеря особого назначения. Тут был лес, валютный товар. А рядом – Архангельский порт. И с мая 1922 г. поголовные расстрелы в этих лагерях прекратились, заключенных было велено нацелить на лесозаготовки. В том же году было принято постановление о ликвидации концлагерей, существовавших во всех губерниях. Тех, кто в них содержался, отправляли в Северные лагеря.

Впрочем, для большинства из них это означало дорогу на тот свет. Команды палачей, подобравшиеся на Севере, продолжали относиться к заключенным, как к смертникам, – только сперва требовалось выжать из них силы, чтоб «добро не пропадало». Работа устанавливалась по 14 часов в сутки, с потолка задавались «уроки», за невыполнение наказывали. Свирепствовали эпидемии. Заключенные прибывали без теплой одежды, навыков в лесоповале не имели. Обмораживались, погибали. Ослабевших, покалеченных без всякого сожаления пристреливали. Людей разделяли на десятки, за провинность одного наказывали всех. Для штрафников применялись суровые кары – порки, «темный карцер», «холодная башня», замораживание. В Архангельском лагере забивали насмерть палками, в Холмогорах ставили «на комар» – обнаженного человека привязывали к столбу и оставляли на расправу кровососущим насекомым. Третий лагерь, в Пертоминске, даже по отношению к двум другим считался «штрафным». Тут заключенных держали в кельях старого монастыря, которые не отапливались и нар не имели. Кормили лишь сухой рыбой, предоставляя пользоваться снегом вместо воды. И те, кто попадал сюда, быстро вымирали…

Следующие изменения в репрессивной системе начались в 1923 г., когда к власти, пока еще во «временном» качестве, пришел Сталин. Взявшись наводить порядок в разболтавшихся и действующих кто во что горазд советских структурах, он обратил внимание и на органы ГПУ. Причем его деятеятельным помощником стал Дзержинский, который тоже был очень даже не против навести порядок в своем ведомстве – разросшаяся карательная машина, находившаяся в двойном и тройном подчинении Москвы, республиканских правительств, Советов, исполкомов, на деле стала бесконтрольной. Чекистские начальники различного ранга распоясались, вошли во вкус безнаказанности.

И когда для проверки «органов» была создана комиссия ВЦИК, она выявила 826 только «самочинных» расстрелов – то есть вообще ничем не оправданных, не подкрепленных даже подобием вины. Обнаружились многочисленные злоупотребления, коррупция. Хотя, конечно, никакая комиссия не смогла бы вскрыть всех преступлений, но даже то, что удалось копнуть, производило жуткое впечатление. Ревизия пожаловала и в Северные лагеря, где были вскрыты вопиющие безобразия. Персонал лагерей в здешней глуши вообще обнаглел. Устраивал пьянки в трактирах с пальбой, битьем стекол, изнасилованиями. Надзиратели имели целые гаремы из осужденных женщин – ими менялись, разыгрывали в карты, использовали в оргиях и садистских забавах. Процветали хищения, спекуляция.

Последовали перетряски руководства, многие загремели под суд. А сами лагеря было решено закрыть и перенести в более подходящее место. Для этого выбрали Соловецкий архипелаг, где имелись готовые монастырские помещения, остатки прежнего хозяйства, а природные условия затрудняли возможности побега. В июле 1923 г. в Северных лагерях оказалось в наличии около 2 тысяч человек. Всего 2 тысячи уцелело из потоков заключенных, свозившихся сюда три года со всей страны… Их и переправили на Соловки.

В 1923-1924 гг. последовали новые чистки в ОГПУ. Связаны они были с развернувшейся борьбой между Сталиным и Троцким. Для Иосифа Виссарионовича засилье сторонников конкурента в спецслужбах было никак не желательно, а большинство палачей эпохи «красного террора» оказалось убежденными троцкистами. Ведь именно Лев Давидович и его присные, громя Россию, дали им власть над людьми, подарили возможность убивать, унижать, грабить, удовлетворять самые дикие наклоности. Именно себя они считали подлинными «революционерами» – а «бюрократы» были только помехой, угрозой для продолжения уже привычной жизни. За троцкизм еще не снимали с должностей и не сажали. Но этого и не требовалось. По чекистским структурам покатились новые ревизии. А у швали, заполонившей эти структуры, всегда можно было найти преступления или злоупотребления.

Прошла целая серия судебных процессов над сотрудниками ОГПУ и трибуналов, кое-кого расстреляли, многих поувольняли. И, по общим впечатлениям современников, где-то с 1924 г. «традиционный» образ чекиста значительно изменился. Вместо грубых «мясников», садистов и пьяных разухабистых убийц структуры ОГПУ стали пополнять «интеллектуалы» из недоучившихся студентов, бывших юристов, партийных чиновников, армейских комиссаров[105]. Но, тем не менее, кардинального перерождения спецслужб не произошло. Этого не смогли осуществить ни Сталин, ни Дзержинский. Генеральный секретарь ЦК, давая распоряжения о чистках, удовлетворялся достигнутыми результатами – столько-то преступников, окопавшихся в «органах» уличено, уволено, отдано под суд. Значит, должно стать получше. А Дзержинскому было просто не под силу самому все контролировать, он в дополнение к руководству ОГПУ занимал еще целый ряд должностей. В обстановке внутрипартийной борьбы Сталин делал ставку на «верных», на кого он смог бы положиться, и в 1924 г. он протолкнул «железного Феликса» на пост председателя ВСНХ, чтобы вывести этот важный орган из-под влияния Троцкого.

Ну а карательные структуры целенаправленно создавались против русского народа. И целенаправленно формировались из соответствующих кадров, они имели высоких покровителей. Поэтому за решетку или к стенке попадала только мелкая сошка, разошедшаяся совсем уж до беспредела. Выполнили свою роль, ну и шут с ними, не жалко. Более крупные фигуры, даже удаленные из «органов», неплохо пристраивались в других местах. Допустим, ставленник Свердлова Петерс, патологический тип, одновременно сожительствовавший с 2-3 секретаршами, любивший собственноручно расстреливать людей и приохотивший к участию в казнях малолетнего сына, переместился на партийную и хозяйственныю работу. Еще один выдвиженец Якова Михайловича, Уншлихт, устраивавший зверские расправы в Вильно, а в начале 1920-х фактически руководивший репрессиями по всей стране, стал заместителем наркома по военным и морским делам, возглавил разведку. Лацис (Судрабс) был «теоретиком» террора, в свое время «исследовал» в Киеве различные виды умерщвления людей, писал «научные» работы с графиками и диаграммами количества жертв, анализируя их по полу, возрасту, классовому составу – после увольнения из «органов» он стал ректором Института народного хозяйства им. Плеханова, получил возможность реализовать свою тягу к науке.

Но и среди тех, кто проявил полную лояльность к Сталину, деятельно помогал в ревизиях и чистках троцкистов, остались руководители, мягко говоря, сомнительного свойства. При загруженности Дзержинского на партийных и хозяйственных постах фактически возглавили ОГПУ Вячеслав Менжинский и Генрих Ягода (Иегуди). Менжинский – бывший литератор, автор эротических романов и брат крупного банкира. Судя по всему, был связан с «мировой закулисой», поскольку после Октября занял в Совнаркоме пост наркома финансов, потом был генконсулом в Берлине. А Ягода был родственником Свердлова, который и пристроил «своего человека» в коллегию ВЧК. Как раз под их руководством проводилась реорганизация.

И очень многие темные личности сохранили в ОГПУ свои позиции. Например, палачи Вуль и Фридман – «прославившиеся» в гражданскую применением страшных пыток в Московской ЧК, относительно них имелись подозрения в ритуальном характере этих пыток и убийств. Или садист Фриновский, в свое время зверствовавший на Кубани. Он арестовывал красивых молодых женщин и после изнасилований замучивал их, терзая тело щипцами, плоскогубцами, полосуя бритвой или шашкой. По подобным делам неоднократно сыпались жалобы пострадавших или их родственников, материалы о «художествах» Вуля и Фридмана попадали даже в советские газеты. Поднялся и скандал вокруг Фриновского, когда он после надругательств умертвил ни в чем не повинную учительницу Домбровскую[105]. Но эти сотрудники почему-то пользовались покровительством Менжинского, обвинения против них заминались, и они не только оставались на службе, но и получали повышения.

Продолжал служить и председатель украинского ГПУ Балицкий, известный тем, что возил дружков в тюрьмы и устраивал оргии с заключенными женщинами. Важное положение занял Нафталий Френкель, выходец из Турции, до революции – крупный лесоторговец, миллионер, в Первую мировую занимавшийся спекуляциями оружия и других товаров, уплывавших из России за рубеж. В общем, участвовал в тех делах, которые проворачивали российские банкиры и промышленники, обеспечивая искусственные дефициты и готовя Февраль. Наверняка был связан с иностранными спецслужбами, (и, очевидно, с масонством). Переведя в 1917 г. капиталы за границу, он наживался на спекуляциях гражданской войны, а потом устроился делать «гешефт» в ГПУ, стал крупной фигурой в системе лагерей. Возглавил эту систему Мозес Берман, он, как и его помощники Яков Раппопорт, Лазарь Коган тоже отметились кровавыми делами в гражданскую. И ужасы террора не исчезли, они лишь стали осуществляться подальше от посторонних глаз.

Описание Соловков лучше всего известно из «Архипелага ГУЛАГ» Солженицына. Но Александр Исаевич допустил ряд серьезных ошибок. В его произведении Соловки – некий «фантастический мир», в котором сосуществуют рядом и жесточайшие наказания, и почти опереточная фантасмагория – спектакли драматической труппы, изображения слона с буквой «У» на попоне, то есть У-СЛОН (управление Соловецких лагерей особого назначения), свои печатные издания, археологическая комиссия, дендрологический питомник. Заключенные не чувствуют обреченности, поскольку и сроки-то у всех короткие – 3 года, 5 лет… И Солженицын делает вывод, что система лагерей была еще «молодой», еще не устоялась.

Это неверно. И искажение, возможно, объясняется тем, что память о Соловках передавалась через людей, сумевших там уцелеть. А уцелели, главным образом, социалисты, которые, в отличие от «контрреволюционеров», содержались в льготных условиях, пристраивались при управлении лагерей и могли себе позволить баловаться этими самыми драматическими спектаклями или археологическими экспериментами. Но если мы обратимся к воспоминаниям А. Клингера, Ю. Бессонова и др., которым чудом удалось бежать, то увидим, что основная масса заключенных содержалась без малейших послаблений, впроголодь, и сплошь погибала на общих работах. На прокладке железной дороги, лесоповале, или, что считалось еще хуже – торфоразработках. Там находили смерть почти все, и никаких иллюзий относительно своей участи у людей не было. При трехгодичных сроках заключения с первых же дней понимали, что выжить эти три года вряд ли получится. Продолжались и систематические казни, хотя в меньших масштабах, чем в Холмогорах. В 1923-1925 гг. тут расстреливали в среднем около 15 человек в неделю.

Еще одна ошибка Солженицына, которую он объяснял «парадоксом времени» – что в Соловецких лагерях было всего 20-40 чекистов, а внутренняя администрация состояла будто бы из белогвардейцев. Но в воспоминаниях тех, кто сам сидел на Соловках, указывается совершенно другое: административная часть состояла из чекистов, осужденных за те или иные преступления. Об этом пишет тот же Клингер, коему довелось некоторое время поработать в лагерной канцелярии и ознакомиться с личными делами заключенных. Эмигрантская «Революционная Россия» в № 31 за 1923 г. тоже сообщала: «Администрация, надзор, конвойные команды состоят из чекистов, осужденных за воровство, истязания и т. д.»[105] Ну кто из читавших «Архипелаг» не вспомнит красочной фигуры ротмистра Курилко, матюгающего карантинную роту в Кеми? И Солженицын даже пробовал проследить варианты его «офицерской» родословной. Но все это оказывается чистейшей «туфтой». Современники называют подлинное имя этого человека. Он был никаким не ротмистром, а драгунским унтер-офицером Кириловским, питерским чекистом[75].

В общем, как раз на Соловки схлынуло поколение садистов и убийц, сформировавшееся в период «красного террора» и разгромленное ревизиями 1923-1924 гг. Они здесь становились верными псами руководства. И в полную меру могли давать волю своим патологическим инстинктам, зверствуя, как и прежде. И расстреливали, и насмерть забивали, и штрафников в «голодный карцер» запирали, доводя их до людоедства, и замораживали заживо, и по пенькам за скачущей лошадью таскали, и, привязав человека к бревну, скатывали по ступенькам с горы… Нередко в литературе указывается на «совпадения». На то, что для подобных кошмаров были выбраны Соловецкие острова – место, прежде считавшееся одним из самых священных и чистых на Руси. На то, что самые страшные расправы творились в местах, имевших характерные названия – Секирная гора с храмом Усекновения главы св. Иоанна Предтечи, Голгофско-Распятский скит. Особенно много здесь было истреблено священнослужителей и монахов… А ведь эти названия давались за века до основания лагерей. И еще в 1718 г. иеромонаху Иову явилась Божья Матерь, сказав: «Сия гора отныне будет называться Голгофою, и на ней устроится церковь и Распятский скит, и убедится она страданиями неисчислимыми…»[140]

Но есть все основания полагать, что «совпадения» были совсем не случайными. И те, кто обеспечил их, меньше всего думал об исполнении слов Божьей Матери. Как ранее отмечалось, в советском руководстве хватало последователей черных оккультных учений. Достаточно вспомнить, что после смерти Ленина был осуществлен типичный обряд некромантии с мумифицированием и сохранением трупа. По магическим представлениям, это «привязывает» к земному миру дух покойного и позволяет использовать его в неких целях. Даже гробница-мавзолей была выстроена по подобию древних языческих пирамид. Ну а главным организатором и шефом Соловков стал уже упоминавшийся Глеб Бокий. Один из любимцев оккультиста Свердлова и ревностный сторонник тех же учений, тот самый Бокий, который в гражданскую войну внедрял среди палачей традицию пить человеческую кровь.

Он оказался среди тех, кого покровительство Менжинского и Ягоды оградило от чисток, в 1921-1925 гг. возглавлял Особый отдел ГПУ. Кстати, при этом организовал в Кучино своеобразную «дачную коммуну», втянул в нее многих подчиненных. Туда приезжали на выходные вместе с женами. Лица обоего пола обязаны были ходить там голыми или полуголыми, что называлось «культом приближения к природе». В натуральном виде члены «коммуны» работали на огроде, вместе ходили в баню, пьянствовали, устраивали групповухи – причем Бокий привлекал к жизни и развлечениям в «коммуне» и своих несовершеннолетних дочерей. Проводились и какие-то ритуалы с символическими похоронами и т. п., эти факты вскрылись на следствии в 1930-х гг., но в материалах дела о них упоминается неясно и обтекаемо, как об актах пьяного хулиганства[16]. А во второй половине 1920-х, когда умершего Дзержинского сменил Менжинский, Бокий возглавил сверхсекретный отдел ОГПУ, занимавшийся изысканиями в области оккультизма и магии. Организовывал экспедицию на Тибет для поисков легендарной Шамбалы, и руководить ею должен был не кто иной, как Яков Блюмкин, убийца германского посла Мирбаха и бывший начальник охраны поезда Троцкого.

Конечно же, такой человек, как Бокий, при создании Соловецких лагерей учитывал не только «практические», но и магические соображения. Сделать святое и чистое место проклятым. Испохабить его, надругаться над ним. И могли ли пройти мимо внимания Бокия такие названия, как гора Голгофа и Голгофско-Распятский скит? Тут казни и зверства приобретали уже не только репрессивный, но и ритуальный характер.

Однако те, чьими руками они творились, плохо кончили. Внутрилагерная администрация и надзиратели из осужденных чекистов свирепствовали, желая «реабилитироваться». Выслуживались, надеясь, что их садистские «подвиги» оценят, восстановят в прежних рангах, возвысят. Но просчитались. Информация о бесчинствах в лагерях с уцелевшими заключенными просачивалась наружу. Было прислано несколько комиссий. Формулировку подобрали такую, чтобы не дискредитировать партию и «органы» – возникло дело о широком «белогвардейском заговоре». Дескать, его участники своими зверствами преднамеренно порочили советскую власть. Да они же и сами объявляли заключенным: «Здесь вам власть не советская, а соловецкая». В октябре-ноябре 1929 г. около 600 человек было расстреляно. Так и сошел в братские могилы под маркой «белогвардейцев» цвет палачей красного террора. (Вероятно, отсюда и пошла легенда, переданная Солженицыным, что на Соловках внутренняя администрация состояла из белогвардейцев.)

Но сама система лагерей в условиях экономических трудностей и постоянной нехватки финансов оказывалась «выгодной». В экономических «штурмах» она получалась заменой все тех же «трудовых армий». И со следующими волнами репрессий она стала разрастаться, нацеливаясь на строительство железных дорог, каналов, добычу древесины, полезных ископаемых…

В одной отдельно взятой стране

Одновременно с тем, как Сталин утверждался у власти, происходили некоторые изменения во внутренней и внешней политике советского руководства. Так, в 1924 г., когда наносились удары по Троцкому, был смещен с поста директора «Роскомбанка» его партнер и протеже Олаф Ашберг. Хотя сняли его не за участие в разграблении России, а формально всего лишь за «злоупотребления». Потому что, не довольствуясь получаемыми сверхприбылями, он еще и элементарно воровал. Имея доступ к суммам, выделенным для оплаты зарубежных товаров, прикарманивал часть денег. Сам «Роскомбанк», главный канал утечки российских ценностей за рубеж, был ликвидирован, его слили с Наркоматом внешней торговли[158].

Перемены коснулись и области национальной политики. В феврале 1924 г. была принята первая конституция СССР – и в ее рамках Сталин ввел все же большую государственную централизацию, чем желал Ленин. Например, через установление двух уровней управления экономикой и социальной сферой с подчинением республиканских органов общесоюзным. Централизация достигалась и через структуру партии. Компартии союзных республик сохраняли внутреннюю «автономию», но входили в Российскую коммунистическую партию.

Противники этой линии из украинского и грузинского руководства – Раковский, Петровский, Мдивани, Махарадзе и прочие были смещены со своих постов и переведены на другую работу – подальше от своих республик, чтобы не могли больше воду мутить. Тем не менее Грузия оставалась серьезной «головной болью». Как уже отмечалось, ей были сохранены многие «особые» права, как экономические, так и политические. Тут легально жили многие грузинские меньшевики, еще недавно бывшие правящей партией. Беспрепятственно могли собираться, имели связи с зарубежьем. Да и среди местных коммунистов хватало сторонников «национального» социализма. Действовали иностранные фирмы и банки. Похоже, что Грузии наряду с Эстонией и Латвией предстояло стать еще одним «окном» для откачки советских богатств за рубеж. Но после принятия конституции СССР Москва стала брать под контроль республиканские органы, «особый» экономический статус был свернут. И националистам это явно не понравилось. В 1924 г. они подняли восстание. Его быстро подавили, после чего Грузия была лишена своих «политических свобод».

К немалым бедам привела и прежняя ставка на «революционных горцев» на Северном Кавказе. Они совершенно распоясались. В Москву шли жалобы: «Русское население обезоружено и к физическому отпору и самосохранению бессильно. Аулы, наоборот, переполнены оружием, каждый житель, даже подростки 12-13 лет вооружены с ног до головы, имея револьверы и винтовки. Таким образом, получается, что в Советской России две части населения поставлены в разные условия в ущерб одна другой, что явно несправедливо»[197]. Постоянная поддержка горцев со стороны властей, использование их против казаков обернулись полным беспределом. Они нападали и угоняли скот у казаков, крестьян, грабили и советское хозяйства. Но и друг с другом сводили счеты, шли межнациональные склоки.

И правительство стало наводить порядок. Горскую республику упразднили, выделив из нее Кабардино-Балкарскую, Чеченскую, Карачаево-Черкесскую, Северо-Осетинскую, Ингушскую автономные области. Но и другим народам давалась автономия. В составе Чечни был создан Сунженский автономный казачий округ, три казачьих национальных района в составе Карачаево-Черкесии и Северной Осетии, права автономных округов получили города Владикавказ и Грозный, где преобладали русские.

Сталин пересмотрел и некоторые другие решения, принимавшиеся при Ленине, когда слишком щедро одаривали «националов». Например, Донецкий, Таганрогский и Шахтинский округа, прежде принадлежавшие Войску Донскому, были отданы Украине. В ходе административной реформы 1924 г. их отобрали назад и включили во вновь создаваемый Северо-Кавказский край, объединивший Дон, Кубань, Ставрополье, Терскую губернию и северокавказские национальные области. А из состава Киргизской (Казахской) АССР была изъята Оренбургская область, казахскую столицу перенесли из Оренбурга в Кзыл-Орду.

Попытки выправить национальную политику, отказ от безоглядного потакания инородцам тоже понравились не всем. В 1925 г. вспыхнуло восстание в Чечне, в 1926 г. в Дагестане. Резали русских, создавали вооруженные отряды. Причем и в этих случаях, так же, как в Грузии, выявилась связь с заграничными центрами. Обнаружилось, что местное руководство заражено национализмом, шариатизмом, пантюркизмом. Восстания разгромили войсками, заигрываниям с горцами пришел конец. Их начали приводить к равному положению с русскими.

Обозначилось еще одно серьезное расхождение Сталина с линией Ленина – отношение к «мировой революции». Как указывалось в прошлых главах, Иосиф Виссарионович еще в 1917 г. получил от Троцкого прозвище «философа построения социализма в одной стране». Хотя идея о том, что революция может победить только в мировом масштабе или в нескольких развитых капиталистических странах, оставалась фундаментальной догмой марксизма-ленинизма. Даже высшая государственная награда, Орден Красного Знамени, по официальному статусу значился «символом мировой социалистической революции», а первоначальное название СССР предполагалось – «Союз советских республик Европы и Азии»[157].

Попытка опровергнуть данный догмат была такой «ересью», что могла стать для любого деятеля политическим самоубийством. И Сталин поначалу даже не пытался его оспаривать. Неизменность курса на «мировую революцию» он подтверждал в своих выступлениях в 1922, 1923 гг., подтвердил и в 1924 г. в «Клятве ученика учителю». Но в конце того же года, в дискуссии по книге Троцкого «Уроки Октября» Иосиф Виссарионович уже осмелился оспаривать утверждение, будто успех русской революции однозначно зависит от победы социализма за рубежом.

Для защиты своих взглядов Сталин получил и идеологическую «подпорку» – в ходе антитроцкистских кампаний была найдена малоизвестная до того времени статейка Ленина «О лозунге Соединенных Штатов Европы». В 1915 г. Лев Давидович озвучил одну из глобалистских идей ордена иллюминатов: что Мировая война должна закончиться революцией, и возникнут Соединенные Штаты Европы. А Ленину захотелось поспорить – причем даже не по сути, а лишний раз укусить оппонента, уличить в частных ошибках. Он указал, что говорить о Соединенных Штатах Европы неверно, надо брать курс на создание Соединенных Штатов Мира. Но рассуждал и о другом: что из-за «неравномерности развития капитализма» революция может победить не одновременно, а сперва в нескольких странах или в одной стране.

Вот на эту единственную цитату и смог опереться Сталин. Хотя такое обоснование было явно слабоватым. Другие члены Политбюро были иного мнения, и Зиновьев заявлял: «Наша марксистская партия при отсутствии мировой революции держится на честном слове». И деятельность в данном направлении велась колоссальная. На подготовку «мировой революции» работали Коминтерн, Разведуправление Красной армии, иностранный отдел ОГПУ, Наркомат иностранных дел. Шло финансирование иностранных компартий. При Коминтерне действовала Военная комиссия, имевшая собственные диверсионные и командные школы, штат военных инструкторов, которых направляли за границу для подготовки боевиков.

Неудачная попытка раздуть революцию в Германии, Польше и Болгарии в 1923 г. стала отнюдь не последней. В ноябре 1924 г. Коминтерн спровоцировал восстание в Эстонии. В 1925 г. Разведупр и Коминтерн решили инициировать революцию в Болгарии и Югославии – а с Балкан она, глядишь, перекинется на Австрию, Венгрию, Италию, Германию. В Балканские страны засылались инструкторы, деньги, оружие, готовились боевые дружины, обстановка накалялась терактами. При попытке убить болгарского царя прогремел мощный взрыв в Софийском соборе, пострадали сотни людей. В 1925 г. Разведупр готовил восстание и в Польше. Здесь на руку большевикам играли жестокая дискриминация украинцев и белорусов, попавших под власть поляков, усиленная политика «полонизации», закрытие национальных школ, православных церквей, притеснения. Используя недовольство населения, советские спецслужбы создали на Волыни подпольную «боевую организацию», насчитывавшую до 10 тыс. человек, на советской территории формировались партизанские отряды, направляемые за границу.

Однако все эти планы проваливались. Восстания подавлялись, подпольщики и террористы вылавливались. Каждый раз дело кончалось арестами и казнями активистов, грандиозными дипломатическими скандалами. Но вот что особенно любопытно – в первой половине 1920-х гг. Советский Союз превратился в опаснейший эпицентр международного терроризма, и никаких протестов «международной общественности», никаких демаршей западных правительств это не вызывало! Никто не порывал дипломатических отношений, не нарушались торговые связи. Скандалы сами собой гасли. Всплывающие документы о подрывной деятельности большевиков Москва объявляла фальшивками. Объясняла с невинным видом, что Коминтерн – самостоятельная организация, за ее дела Советское правительство не отвечает. И прожженные западные политики с какой-то стати «верили» этой чепухе. Почему?

Да потому что подобная советская политика оказывалась выгодной для «мировой закулисы»! Нет, она не желала европейского пожара. Но некоторая нестабильность, созданная в разных странах усилиями Коминтерна, была на руку кругам американского, британского, французского бизнеса, которые пользовались этим, подчиняя местную экономику и финансы. Она была выгодна и политикам – те же поляки, болгары, эстонцы, опасаясь русских, теснее привязывались к западным державам. Ну и наконец, «мировая революция» оказывалась еще одним каналом для откачки за рубеж русских богатств. Только в одном 1922 г. по бюджету Коминтерна было распределено 5 536 400 золотых рублей. Но этого не хватило, потом дополнительно выделялось 600 тыс. золотых рублей на революцию в Корее, 48 тыс. золотых рублей компартиям прибалтов… В 1923-1925 гг. расходы нарастали. Утекали те самые золото и валюта, которых не хватало на нужды индустриализации, Советская Россия ослаблялась. А средства расходовались на печатание литературы, оплату активистам, оружие – но, в конце-то концов, оседали в сейфах западных банков.

Сталин это понимал и постепенно менял курс. В марте 1925 г. на V расширенном пленуме исполкома Коминтерна и в апреле на заседании Политбюро он уже более определенно заговорил о «построении социализма в одной стране». А провалы операций в Болгарии и Польше дали повод предпринять практические меры. В 1925 г. была ликвидирована Военная комиссия Коминтерна со своими боевиками и школами. А Коминтерн, по сути, превращался в придаток советских спецслужб, его стали перенацеливать на сбор военной и экономической информации. В этом же году было принято постановление Политбюро «Об активной разведке» – таким термином обозначались диверсии, терроризм, действия боевых организаций. Дальнейшая «активная разведка» прекращалась.

Было проведено очередное масштабное сокращение армии. По окончании гражданской войны она значительно уменьшилась, но все еще оставалась очень большой и дорогостоящей, и именно ради нужд «мировой революции» – а вдруг завтра потребуется поддержать «братьев по классу» в Германии или на Балканах? Новый наркомвоен Фрунзе при поддержке Сталина провел кардинальную реформу, перевел армию на территориальную систему комплектования. Всеобщая воинская обязанность отменялась. На постоянной службе оставлялись немногие кадровые соединения, а в большинстве частей личный состав призывался только на краткосрочные сборы. На данный момент подобное решение было оптимальным – после двух войн в Советском Союзе было сколько угодно обученных солдат, которые при нападении врага быстро могли занять место в строю. Но для внешней экспансии такая армия уже не годилась.

Правда, в это же время активизировались советские тайные операции в странах Востока – Иране, Афганистане, Китае. Но нетрудно увидеть, что они имели не столько идеологическую, сколько геополитическую подоплеку. Советский Союз фактически включился в борьбу за сферы влияния в мире. Причем те же сферы влияния, которые прежде отстаивала Российская империя. Да и формы советского проникновения – финансирование, помощь своим ставленникам, направление военных и политических советников и т. д., ничем теперь не отличались от методов западных держав. Когда в 1925 г. началась революция в Китае, Сталин настоял на поддержке не коммунистов, а Гоминьдана, что возмутило троцкистов – с их точки зрения, это было равнозначно поддержке Временного правительства в 1917 г. Но с точки зрения приоритета державных, а не идеологических интересов, все получалось логично. Какая разница, кто будет в Китае у власти, если они станут проводить политику, выгодную СССР?