Текст книги "Вокруг света за 280$"

Остров Ломбок

Паром причалил к острову Ломбок уже в темноте. Пошли, что называется, «куда глаза глядят»: прямо по дороге, точнее, по единственной улочке приморского поселка. Время было позднее, прохожих не видно, церквей нет, мечеть – закрыта, ни парка, ни даже лужайки. На пустынной дороге появилась первая машина, но и та – встречная! И все равно она остановилась.

– Вам куда?

– Спасибо, не нужно, – я увидел, что это такси, да еще и с пассажиром на заднем сиденье.

Такси уехало, но вскоре, видимо, высадив в порту пассажира, нас догнало.

– У нас здесь опасно ходить по ночам. Давайте я вас подвезу до Маттарама, – предложил таксист.

– У нас денег нет.

– Как нет? Совсем?

– Да.

– Все равно я туда еду, могу вас подбросить бесплатно.

По дороге таксист продолжал читать нам наставления, что можно здесь делать и чего нельзя. Вообще, как и везде, безопаснее сидеть, запершись в собственном доме, только изредка оттуда высовываясь. И, конечно, ни в коем случае не бродить по ночам.

Слонявшиеся возле католической церкви Маттарама парни сразу же поняли, что нам нужно.

– Вам переночевать? – не столько спрашивая, сколько утверждая, сказал один из них и полез через закрытые на замок ворота.

Церковные стены со следами копоти, слуховое окно на чердаке без рамы, крыша-времянка из жести, сзади, в глубине двора видны полуразрушенные стены – остатки каких-то строений. Спать решительно негде, кроме как непосредственно в самой церкви. Когда мы присматривались, в каком углу ложиться, появился разбуженный нашим добровольным помощником священник. Он и объяснил, почему вокруг одни руины.

– Нашу церковь, вместе с примыкавшим к ней католическим госпиталем, сожгли в январе во время уличных беспорядков (а мы там были в конце июня того же года. – Прим. автора). Поэтому, извините, но у нас негде сейчас принимать гостей.

– А в самой церкви можно переночевать?

– Прямо здесь? – Его явно удивило наше желание, но возражать он не стал.

В буддистских храмах есть очень строгое правило – спать по направлению головой к статуям Будды. А в церкви? Священник никаких указаний нам не дал, а сами мы ничего другого не придумали и легли головами в сторону алтаря.

Маттарам растянулся вдоль главного шоссе на 10 километров, объединив в единый мегаполис несколько пригородных деревень. Рядом с дорогой стоят индуистские храмы, большей частью полуразрушенные. Местные жители в основном выращивают рис, но не все. Прямо возле дороги, например, мы увидели бригаду, занимавшуюся покраской детских стульчиков.

С немецкими туристами, подобравшими нас на выезде из Маттарама, мы увязались в экскурсию по склонам вулкана Ринджани – самой высокой точки Индонезии. Немцы были настроены решительно. К сожалению, до самого жерла добраться не удалось – туда, как выяснилось, нужно идти пару дней пешком, – поэтому, сфотографировав окрестности со смотровой площадки, мы вернулись назад на трассу.

До порта нас везли на грузовике два веселых парня. Правда, когда мы уже высаживались, выяснилось, что веселились они в предвкушении больших денег, которые ожидали получить с нас в уплату за проезд. И, узнав, что ошиблись, сразу как-то погрустнели.

Остров Сумбава

Остров Сумбава прославился на весь мир 5 апреля 1815 г., когда там произошло грандиозное извержение вулкана Тамбор. На полторы тысячи километров разнесся гул от мощного взрыва. Все небо покрылось черной зловещей пеленой. В воздух были выброшены колоссальные массы пепла, песка и вулканической пыли. В течение трех дней территория, равная Франции, на которой проживали миллионы людей, была во власти кромешной тьмы. Слой пепла достигал 60 сантиметров. Цветущие сады и поля были превращены в безжизненную пустыню. Это извержение оказалось самым крупным в истории человечества по количеству жертв: около 92 000 человек. Одни погибли непосредственно при извержении, а другие – в результате вызванного им голода.

Мы попали на Сумбаву под вечер и своим появлением на единственной улице бедного рыбацкого поселка вызвали бурю восторга у местной детворы. Смех, вопли и крики: «Хеллоу, мистер!» раздавались со всех сторон.

От паромной переправы в глубь острова уходит одна-единственная дорога – даже не нужно ни у кого спрашивать направление. Но, пройдя несколько километров, мы неожиданно вышли на развилку. Куда же сворачивать? Направо или налево?

Спросить не у кого. Несколько грузовиков, прибывших на остров вместе с нами на пароме, уже прошли, а возвращаться в поселок лень. Мы в нерешительности застыли перед дорожным указателем.

Из поселка за нами, видимо, наблюдали не только дети. Примерно через полчаса оттуда приехал мотоциклист.

– Проблемы?

– Нам нужно на паром до Флореса, – я постарался объяснять просто и понятно. – Но мы не знаем, в какую сторону свернуть. В ту? Или в эту?

– Туда, – он показал пальцем налево.

Так определилось направление. Оставалось только поймать попутную машину. А вот с этим-то как раз и возникли проблемы. Дорога шла вдоль берега моря через абсолютно дикие леса и горы – что в одной из самых густонаселенных стран мира было удивительно. Транспорт же отсутствовал напрочь!

Мы шли по темной пустынной дороге уже примерно час, когда сзади появились фары пикапа. Я махнул рукой. Но машина остановилась только метров через пятьдесят. Водитель, видимо, не мог поверить своим глазам: ночью посреди густого темного леса прогуливается парочка европейцев. Поэтому-то он и не смог сразу найти ногой педаль тормоза.

В Сумбава-Бесар мы попали в то время, когда поздняя ночь уже начинает переходить в раннее утро. Возле католической церкви Санг-Пенебус болталось несколько парней. Они тут же бросились будить священника – несмотря на все наши возражения. Как вскоре выяснилось, они прекрасно понимали, что делают. Джон Нурунг обрадовался нам так, как редко кто радуется даже приезду своих ближайших родственников. И понятно почему. Три года он учился в Ватикане, а во время каникул объездил пол-Европы автостопом.

Хотя полицейские в джипе, подобравшие нас на дороге, гнали изо всех сил, на пристани в Серо мы появились слишком поздно. В Индонезии, где опоздание на пару часов и опозданием-то не считается, паром ухитрился ускользнуть буквально у нас перед носом! А ведь если бы мы приехали на него вовремя, он бы наверняка еще полдня болтался у причала.

После нас на пристани появилось еще несколько опоздавших. Нам предложили за 200$ арендовать катер. На каждого выходило чуть больше 20$, но и это для нас было запредельно дорого! Нужно было ждать следующий паром. А он пойдет только на следующий день в 16.00.

Прибрежная деревушка была на редкость бедная и убогая. Я предложил Татьяне Александровне устроить кемпинг на берегу моря. Она к моей идее отнеслась без энтузиазма – в Малайзии, Сингапуре и Индонезии мы еще ни разу не спали под открытым небом, но ничего лучше предложить не могла. Не сидеть же всю ночь на лавочке у паромной переправы или спать тут же – на грязном и замусоренном пляже.

Кокосовая плантация

Я предположил, что за грядой невысоких холмов берег моря должен быть значительно чище. Мы пошли напрямик, по тропинке, петлявшей через кокосовую плантацию. Там в земле ковырялся мотыгой молодой парень. Что удивительно – англоговорящий!

– Вы куда?

– К морю.

Парень стал долго и подробно объяснять, как пройти (до моря оказалось значительно дальше, чем я предполагал), а когда закончил, все же не смог удержаться от вопроса:

– А зачем идти на море?

– Переночевать.

– Зачем же вам спать на берегу? Пойдемте ко мне. Дом у меня бедный, но место для вас найдется.

В деревне мы произвели фурор: деревенские жители, видя, как мы идем по улице, бросали все свои дела и застывали как вкопанные, а детишки увязывались вслед за нами. Так мы оказались во главе длинной процессии. Когда вошли во двор и сели на стулья под домом (он стоял на сваях), толпа прорвалась через ограду и окружила нас плотным кольцом. Среди любопытных оказался и Мухаммад Тахир – школьный учитель английского языка. Он пригласил нас перейти к нему.

– У меня в доме вам будет комфортнее.

Его дом был действительно значительно богаче. А его родители недавно скопили достаточно денег для того, чтобы совершить хадж в Мекку. Поэтому все их теперь уважительно называют не просто по имени, а с приставкой хадж (или хаджа). Хотя в индонезийской деревне никого просто по имени не называют – для каждого есть свое обращение. Брат обращается к младшему брату не так, как к старшему, совсем иначе их называют сестры и родители. Есть свои слова и для уважительного обращения ко всем родственникам.

Утром на мотоциклах мы с Мухаммадом и его другом поехали купаться. До берега моря оказалось дальше, чем я предполагал. За первой грядой холмов обнаружилась вторая, за ней – третья. Но и после того, как мы выехали к берегу, сопровождавшие нас индонезийцы не бросились сразу же в воду, а долго везли нас вдоль абсолютно пустого пляжа. Такое поведение меня удивило.

– Мы могли бы купаться прямо там!

– Конечно! Но там… слишком много акул.

Вот те на! А ведь это было именно то место, на которое мы бы попали, если б вчерашним вечером любопытный крестьянин не пригласил нас к себе в деревню.

Христианский остров Флорес

Паром пришел в Лабуан-Баджо глубокой ночью. И первое, что мы увидели на этом крупнейшем в Индонезии христианском острове, – освещенную прожекторами мечеть!

В соседней церкви никаких признаков жизни не обнаружилось. Никто не среагировал даже на лай, поднятый бездомными собаками при нашем появлении. Стучаться в двери мы не стали, а легли досыпать в беседке – до утра оставалось всего пара часов.

Утром нас заметила монашка.

– Что же вы нас не разбудили? – удивилась она. – Давайте мы вас хоть завтраком угостим.

Оказалось, ночью мы попали в женский монастырь. Там всего четыре монахини. Хозяйством – садом, кукурузным полем, огородом, хлевом со скотиной – они доверили заниматься своим работникам-мужчинам. Причем все они были мусульмане.

На выезде из Лабуан-Баджо ни один микроавтобус не проезжал мимо без остановки. Но это все были маршрутные такси. Приходилось отказываться. Когда остановился очередной микроавтобус, я опять стал объяснять:

– Автостоп. Ноу мани!

– Садитесь, я уже заплатил за весь автобус, вы будете моими гостями, – пояснил пожилой мужчина в очках с золотой оправой.

Так мы познакомились с начальником отдела США и Канады индонезийского Министерства иностранных дел Берти Фернандесом, оказавшимся к тому же племянником уже знакомого нам пастора Джона из Сумбавы-Бесар.

– Я – один из немногих христиан среди индонезийских чиновников. Но даже среди чиновников-мусульман большинство является выпускниками католических школ. Считается, что именно там дают самое качественное образование. Большинство жителей Флореса – христиане. Но христианские верования здесь существуют одновременно с верой в духов. Ежегодно в церкви города Баджава совершается месса Маха Кудус, начинающаяся с ритуальной охоты на оленя, а заканчивающаяся религиозной процессией, в которой вслед за распятием следуют одетые в старинные доспехи воины.

Как раз на аналогичную языческую церемонию мы и попали в деревне Бунг. Вся деревня собралась поучаствовать в представлении или хотя бы поглазеть. Нас, как европейцев и, следовательно, дорогих гостей, усадили на самое почетное место – вместе со старейшинами. Танцевали только мужчины. Из одежды на них были лишь легкие доспехи: деревянные дубины, копья, покрытые толстой бычьей кожей щиты, а на головах повязаны белые полотенца с красными надписями… «Рибок», «Найк», «Адидас»… «Макдоналдс», правда, сюда еще не добрался, и в крытом соломой общинном доме праздничный обед готовили самым традиционным способом – в большом котле.

Охота на торговцев-отравителей

Дорога петляла по склонам пологих холмов, пересекала широкие рисовые поля, и как-то совершенно незаметно, добравшись до Рутенга, мы оказались на высоте 1100 метров над уровнем моря. В Рутенге Фернандес привез нас к офису автобусной компании – ее владелец тоже оказался его родственником – и купил билеты на автобус до Энде.

Рутенг – один из епископских центров острова. В 1913 г. здесь было создано представительство голландского Общества Божественного мира, а в 1932 г. построили католический собор. Его деревянное здание с облупившейся голубой краской и затянутыми паутиной окошками превратили в музей, посвященный первому епископу Рутенга – немецкому миссионеру Фон Беккуму. А немного поодаль, выше по склону горы, уже строится новый собор – в три раза больше старого и не из дерева, а из кирпича. Между двумя соборами стоят здания миссии. Там мы встретили Иеремию Беро – молодого монаха, только что закончившего семинарию и дожидающегося, пока его пошлют миссионером в Южную Америку.

– Большинство индонезийцев на Флоресе – христиане, но мусульмане здесь тоже есть. В последние годы правительство в Джакарте даже специально поощряет переселение сюда людей с «мусульманских» островов. В результате все чаще стали возникать христианско-мусульманские конфликты. Сейчас на Флоресе началась пандемия: в массовом количестве дохнут собаки, а их здесь едят. Народ почему-то решил, что все дело не в какой-нибудь неизвестной болезни, а исключительно в сознательном вредительстве. Якобы торговцы собачьим кормом – а все они, как назло, мусульмане – специально подмешивают в него отраву. Началась подлинная истерия, быстро переросшая в погромы и даже самосуд. Позавчера, например, в Рутенге произошел такой случай, – он показал нам местную газету на индонезийском языке. – Три торговца собачьим кормом, спасаясь от преследования разъяренной толпы, прибежали в полицию. Полицейские, надо отдать им должное, попытались их защитить. Они даже ранили несколько нападавших. Но что пятеро полицейских с пистолетами могли сделать против трехсот разъяренных христиан, размахивающих мачете. Пришлось им ретироваться, оставив торговцев на растерзание. Их тут же и порубили на части. Правительство срочно прислало сюда полицейских с Явы, а наших отстранили от работы. У них же у всех здесь семьи.

Места в автобусе нам достались в самом конце, прямо возле двери. Трясло на каждой кочке, а они там встречаются регулярно, чуть ли не через каждые пять метров.

В окно дуло. Ветер, по мере нашего подъема в горы и наступления темноты, становился все холоднее и холоднее, а вся теплая одежда осталась в рюкзаках. Их привязали на крышу вместе с мешками, баулами и корзинами. А вот пассажиры, которых мы подбирали по пути, тащили свой скарб прямо в салон, вскоре полностью завалив проход.

Дорогу перегородил закрытый шлагбаум. Шофер громко что-то объявил, а один из пассажиров перевел:

– В деревне впереди воюют, и проезд закрыт. Придется ждать. А сколько? Неизвестно. Как навоюются, так нас и пропустят, – он говорил это с таким спокойствием, как будто речь шла не о погроме, а о каком-нибудь футбольном матче.

Да и все остальные пассажиры как будто нисколько не удивились тому, что прямо у нас перед носом идет резня. Они разбрелись вокруг: кто-то присел на корточки, кто-то курил, кто-то обсуждал деревенские новости. Что происходило в деревне перед нами, мне неизвестно. По крайней мере, выстрелов я оттуда не слышал. Хотя индонезийцам, каждый из которых на поясе носит мачете (остро заточенный нож с лезвием длиной около полуметра), ружья и не нужны.

Команда «По местам!» прозвучала часа через два томительного ожидания. Шлагбаум подняли, и мы проехали. Но проехали только несколько метров. Опять пришлось останавливаться. КПП. Но вместо полицейских в салон автобуса ввалились крестьяне с длинными ножами, дубинами, пиками – как бы сошедшие с картины, изображающей участников средневековых крестьянских бунтов.

Они устроили «фейс-контроль» – внимательно разглядывая лица пассажиров, поковырялись в вещах, сложенных в проходе, особое внимание уделяя большим мешкам.

– Собачий корм ищут и мусульман, – объяснил нам все тот же англоязычный пассажир.

Отец Габриэль

Из-за задержек и проволочек мы приехали в Энде только в четыре часа утра. По нашей просьбе нас высадили на автобусной остановке возле офиса пароходной компании. Офис, конечно, был закрыт, и откроется не раньше девяти-десяти. Рядом оказался католический кафедральный собор – Биара Сант– Джозеф, а за ним – комплекс зданий миссии и резиденции епископа. Стучать в двери монашеских келий в четыре часа утра без серьезной на то причины мы постеснялись. Поднявшись по лестнице на открытую веранду ближайшего здания, мы собирались лечь где-нибудь на лавочке, покемарить пару часов до рассвета. Шли на цыпочках, разговаривали шепотом, стараясь никого не потревожить. И все же незамеченными не остались. Одна из дверей открылась, и из нее вышел монах в рясе. Он, казалось, ничуть не удивился, увидев перед своей дверью двоих европейцев с рюкзаками.

– Меня зовут Габриэль Горан, – он сразу начал говорить с нами на английском. – А вы откуда? Из России? Русских я еще не видел. Но пару месяцев назад точно так же, как вы сейчас, здесь появилась пара хитч-хайкеров из Словакии. Я их устроил тогда на ночь. И вам я могу открыть гостевую комнату.

В комнате была пара огромных кроватей с балдахинами из противомоскитной сетки. Интересно, все монахи здесь живут в таких хоромах? Или такой комфорт полагается только самым дорогим гостям?

Через три часа Габриэль нас разбудил и отвел на завтрак, а сам на мотоцикле поехал в порт, узнавать про паром на Тимор. Вернулся он уже с билетами.

Исторически сложилось так, что юг острова Флорес оказался преимущественно христианским, а север, где живет много выходцев с Сулавеси, – мусульманским. Индонезийцы – народ вспыльчивый, и призывы к смирению не всегда оказывают на них свое воздействие. В дополнение к тому случаю, о котором мы услышали в Рутенге, отец Габриэль рассказал очень смешную, на его взгляд, историю, приключившуюся недавно в Энде:

– В католический кафедральный собор на мессу зашел мусульманин. Он отстоял всю службу, подошел к Причастию, получил облатку, но… не съел ее. Прихожане-христиане, присутствовавшие при этом, в ярости набросились на него и… растерзали прямо перед алтарем.

Да… Иногда трудно понять иностранный юмор.

Священник-юморист

На острове Тимор большинство христиан – католики, но первая церковь, попавшаяся на нашем пути, оказалась протестантской – Масехи Инджили Ди Тимур. Преподобный Джон Е. Тир принял нас сердечно и за завтраком, состоящим из кофе с жареными бананами, жаловался на притеснения со стороны… католиков. Те же, в свою очередь, позднее жаловались нам на… протестантов. В Купайте католический священник отец Себастьян Джанг рассказал такую историю:

– Недавно в наш собор зашел протестант. Подошел к причастию, получил облатку, но… не съел ее! Прихожане набросились на него, стали избивать. Они, наверное, его убили бы, но я помешал. Вызвал полицию и сдал им хулигана.

Я честно пытался понять, в чем же заключен юмор этой «типичной шутки» (ее я уже слышал от отца Габриэля на острове Флорес). Вы заходите в собор, подходите к причастию – к чему вас никто не принуждает, получаете облатку и… не съедаете. Окружающие, впадая в состояние истерического хохота, на вас набрасываются и начинают избивать. Справедливый гнев понять можно. Но зачем было провоцировать? Иной причины, кроме как для смеха, действительно придумать сложно.

Отец Себастьян, хотя и не понял шутки с облаткой, тоже оказался большой любитель юмора, в том числе и русского. Он даже перевел – с английского языка на индонезийский – один из рассказов Михаила Зощенко. Нам, как землякам великого писателя, он предложил свою собственную комнату. Еле-еле удалось его убедить не идти на такие жертвы и найти нам что-нибудь попроще. Это оказалось не очень просто. Все мало-мальски пригодные для жилья помещения уже были заняты беженцами из Восточного Тимора. Но выход все же нашелся. Для нас освободили келью на первом этаже, использовавшуюся под склад. Лишние вещи оттуда вынесли, втащили две кровати. Уютнее от этого не стало, но местом под крышей мы были обеспечены.

Проехав через всю Индонезию в поисках попутного судна, мы так ничего и не нашли. Купанг, судя по карте, самый близкий к Австралии индонезийский порт. Откуда еще, кроме как отсюда, могут ходить суда? Нельзя же, в самом деле, поверить, что две соседние страны не имеют вообще никакого регулярного морского сообщения!

В офисе морского порта выяснилось, что уплыть можно только в Ириан– Джаю, на индонезийскую часть острова Новая Гвинея, или в Дили, на Восточный Тимор.