Текст книги "Вокруг света за 280$"

Квинсленд

Граница, отделяющая Северную территорию от штата Квинсленд, обозначена не только большим плакатом, но и длинным, уходящим к горизонту забором из колючей проволоки. Сразу появилось ощущение, что здесь вольница заканчивается и мы въезжаем в зону строгого контроля.

Майкл – шофер нашего грузовика – подтвердил мои предположения:

– Закрываем вас в кузове наглухо. Сидите тихо, не высовывайтесь. Особенно, если нас, не дай бог, остановит полицейский. В Квинсленде людей в кузове перевозить запрещено. Штраф – 200 долларов с водителя и по 150 долларов с каждого пассажира.

Так мы и поехали: разглядывая первый на нашем пути австралийский штат в щелку – почти как заключенные, изучающие красоты Сибири сквозь решетку «столыпинского вагона». Было у нас и право на прогулку: на какой-то пустынной заправке нас выпустили немного размять ноги.

Так взаперти и доехали до Маунт-Айса – самого большого города мира. Может, его еще и не внесли в этом качестве в Книгу рекордов Гиннесса, но стоило бы. Как вам город, у которого центральная улица тянется на 140 километров? Да и площадь он занимает сравнимую с половиной Московской области. Правда, среди «городских» зданий большая часть – шахты и горно-обогатительные комбинаты; а жители – все больше горняки и металлурги.

Я в Австралии привык ночевать в буше. Мне это даже нравилось: свежий воздух, чистое звездное небо, попугаи поют, сверчки пищат, ядовитые змеи и пауки ползают. А Татьяна Александровна страдала ностальгией по церквям – очень уж она к ним в Юго-Восточной Азии прикипела. В Австралии мы уже видели несколько церковных зданий, но все они оказались давно брошенными, и ей скрепя сердце приходилось соглашаться на очередной «кемпинг». Но вот в Маунт-Айсе нам попалась первая «настоящая» церковь. Татьяна Александровна обрадовалась, будто стала свидетелем Второго пришествия.

– Пошли-пошли, зайдем, – она потянула меня за рукав.

Лютеранская церковь Святого Павла была закрыта – как это обычно и бывает по будним дням с протестантскими церквями. Во дворе тоже было пусто. И только в прицерковном детском саду нашлась живая душа. Какая-то женщина, скорее всего, заведующая, занималась бумаготворчеством.

– Пастора нет, будет только в воскресенье.

Нет так нет. Сели за столик возле церкви поужинать чем бог послал: лимонад и хлеб с арахисовым маслом. Сидим, жуем, никого не трогаем. Заведующая закончила свою работу, закрыла детский сад и пошла к своей припаркованной во дворе машине. И тут увидела нас. Подошла – пожелать приятного аппетита.

– Оставайтесь здесь на ночь. Церковь я вам открыть не могу. Но у меня есть ключ от душа с горячей водой. А спать вы можете во дворе. Дождя ночью не будет.

Стопили мы все, что двигалось. Но долгое время останавливались только легковушки, а автопоезда проносились мимо, даже не снижая скорости, чуть не сдувая нас с дороги мощным потоком воздуха. И только на пятый день нам впервые удалось попасть в один из этих дорожных монстров. Шофер, сам в прошлом хитч-хайкер, объяснил, почему австралийские грузовики так плохо стопятся:

– Все дело в страховке. Страховые компании запрещают подвозить попутчиков. Не дай бог, попадешь в аварию, тогда шоферу придется самому расплачиваться.

А в Клонкури мы впервые застопили камперван (дом на колесах), в очередной раз убедившись, что нестопящихся типов машин не бывает. В любом случае подвозят не они, а сидящие в них за рулем люди. Ирландец, вернее, австралиец ирландского происхождения, который нас вез, тоже был «из наших» (бывший хитч-хайкер). По пути нам попался еще один стопщик. Он голосовал у припаркованной на обочине машины с колесом в руке и тоже оказался ирландцем, но уже настоящим.

За работу!

Поиски работы в Боуэне начали с бэкпакерсов (гостиниц для «рюкзачников»). Их там два. В первом нас встретили очень грубо.

– А разрешение на работу у вас есть? Нет? Тогда и работы нет.

Владельцы второго бэкпакерса оказались более приветливыми.

– У нас правило такое: вы вначале у нас селитесь, и только затем мы начинаем искать для вас работу. Обычно это занимает от одного дня до недели. То, что у вас нет разрешения, значения не имеет. На крупные фермы вас не возьмут. А мелкие фермеры платят наличными и бумаготворчеством не занимаются. Подумайте, подходят ли вам наши условия? Но сейчас у нас все равно нет свободных мест. Заходите на следующей неделе.

Придется искать работу самостоятельно. В офисе туристической информации мы взяли бесплатную карту окрестностей. На ней были отмечены все местные фермы. Они тянутся в двух направлениях: на запад от города и на север. Откуда начать? Да все равно!

Выйдя из города, мы свернули на первую же сельскую дорогу. По календарю была середина зимы, а на полях – спелые огурцы, помидоры, перец, арбузы… Никто их и не думал убирать. Некому? На воротах большинства ферм висели таблички: «Рабочие не требуются». Мы заходили только туда, где их не было, но и там работу не предлагали. На одних фермах работа была, но закончилась, на других – будет, но где-нибудь на следующей неделе.

На следующее утро мы пошли в другом направлении, по «северным» фермам. И там фермеры принимали нас радостно, с удовольствием болтали, интересовались нашим путешествием, рассказывали про свою жизнь, но работы не было. А вокруг, насколько хватает глаз, тянулись поля спелых овощей: помидоров, перца, огурцов… Голод нам там не грозил, но и с работой пока никак не складывалось.

Работа нашла нас сама. Переночевав на берегу реки, мы прошли еще пару ферм и направлялись к третьей, когда рядом притормозил пикап.

– Эй! Вы случайно не хотите поработать? Я могу предложить вам работу на один день.

У фермера на поле засохла на корню помидорная рассада. Ее нужно было выкорчевать. Работы нам должно было хватить на день, но мы взялись так рьяно, что закончили ее еще до обеда. Так что после этого нас перевели на соседнее поле – помогать двум студентам из Голландии убирать огурцы. Этим же мы занимались и на следующий день. За два дня заработали по 140 долларов. Но больше работы не было, и когда она опять появится, было неизвестно. Опять нужно отправляться на поиски.

Русские в Брисбене

К Брисбену мы подъезжали с чиновником из департамента дорожного строительства. По дороге он подсадил еще одного хитч-хайкера, оказавшегося дорожным рабочим. У них сразу же завязался профессиональный разговор, а у меня появилась возможность спокойно рассматривать справочник «Улицы Брисбена». Там я нашел три русские православные церкви: Николаевский собор, Серафимовскую церковь и Богородице-Владимирский храм в Роклие. Показал водителю.

– Я могу довезти вас до церкви на Валче-стрит. Эту улицу я знаю, как раз буду проезжать в том районе.

Именно так мы и оказались возле Николаевского собора.

Первой нам попалась живущая при церкви бывшая оперная певица из Санкт-Петербурга. Пошли стандартные вопросы: кто? откуда? куда?.. И тут во двор зашла высокая стройная женщина, нагруженная сумками с продуктами из супермаркета. Певица сразу же к ней:

– Таня, это к тебе.

– Идем, – и она почему-то решила, что мы именно к ней и ехали.

Татьяна живет с 16-летним сыном Алексеем в двухкомнатной квартире на втором этаже церковного дома. Как это и принято у русских, «дорогих гостей» принялись усиленно кормить всем миром: одни соседи принесли макароны по-флотски, другие – пельмени, третьи – жареную курицу. Свою квартиру Таня считала недостаточно комфортной для нас, поэтому стала обзванивать своих знакомых. Одних не оказалось на месте, у других и без нас проблем хватало, к отцу Гавриилу дозвониться вообще не удалось… И все же выход нашелся. За нами приехал Юрий Воробьев.

Приехали к Юрию. Сели пить чай. И засиделись до трех часов ночи за разговорами об истории появления русских в Австралии. Считается, что самым первым был Джон Потоцкий, попавший в тасманийский порт Хобарт 18 февраля 1804 г. Его, бывшего офицера русской армии, занесло туда из Англии вместе с английскими каторжниками. Таким же путем до середины XIX в. сюда попало еще около дюжины наших соотечественников. И примерно столько же было моряков-дезертиров, бежавших с русских кораблей, посещавших тогда Австралию.

Ко времени образования Австралийского Союза в 1901 г. на пятом континенте проживало всего около 3500 выходцев из России, большей частью в Новом Южном Уэльсе и Виктории. Через десять лет это число выросло еще примерно на тысячу, а основным центром российской иммиграции стал штат Квинсленд. В Брисбене в 1912 г. была целая улица, заселенная исключительно русскими.

После октября 1917 г. австралийские власти наложили запрет на въезд россиян. Но в начале 1920-х гг. под давлением американцев он был снят. И началась вторая волна русской иммиграции на пятый континент, так называемая белая иммиграция.

150 километров за пять дней!

Выходить на окраину города мы поленились и стали голосовать у въезда на хайвэй, всего в двухстах метрах от Николаевского собора. Место и без того не очень подходящее для автостопа, а тут еще вокруг все было перекопано (как раз делали автомобильную развязку). Хуже найти было трудно. Но, как это чаще всего и бывает на таких «дохлых» позициях, не прошло и трех минут, как остановился микроавтобус, и водитель-китаец, открыв дверцу и ни о чем нас не спрашивая, поторопил:

– Садитесь быстрее. Нашли, где стоять! Здесь же нельзя останавливаться!

И только после того, как мы запрыгнули внутрь и машина вышла на хайвэй, он поинтересовался:

– А вы куда, собственно? В Сидней? Я туда не еду, но довезу вас до окраины города. Там вам будет удобнее голосовать.

Китаец высадил нас у поворота на Ипсвич и подарил на прощанье… буханку хлеба. Где мы оказались, было совершенно непонятно, а главное, неизвестно, по какой дороге и в каком направлении двигаться дальше. Я достал карту, но и по ней не смог сориентироваться – она оказалась недостаточно подробной. На парковку недалеко от нас заехал молодой парень. Он сам вызвался нам помочь.

– Выбросьте вы эту карту, я вам дам лучше.

Он нагрузил нас целым ворохом карт Юго-Восточной Австралии, Нового Южного Уэльса, планами Сиднея, Мельбурна, неизвестной нам Тувумбы… и посоветовал ехать в Сидней по Нью-Ингланд-хайвэю.

– На этом шоссе машин меньше, чем на Пасифик-хайвэе, но люди там более отзывчивые и проехать автостопом легче, чем по берегу через курортные городки.

Он взялся объяснять, как нам найти выезд на хайвэй, но быстро передумал.

– Садитесь, я вас сам туда вывезу. Иначе вы все равно заблудитесь.

Выезд по странному стечению обстоятельств оказался недалеко от Роклиевского собора Русской православной церкви. Я оценил это как знак того, что нам нужно туда заглянуть. Вернувшись назад к въезду, мы тут же застопили легковушку. За рулем сидела женщина лет тридцати пяти, а рядом с ней – девочка-подросток.

– Джуди Фирнлей, – представилась женщина. – А рядом со мной моя дочь Анита. Я обычно хитч-хайкеров не подвожу (вот и я удивился! – Прим. автора), но я видела, как вы стояли с развернутой картой на стоянке у супермаркета и спрашивали у прохожих направление. Тогда я и поняла, что вы, видимо, иностранцы. Вас можно не опасаться. Вы русские? Вот видите, я была права! А вы куда направляетесь? В Сидней? Тогда я могу довезти вас только до Ипсвича. Я потом проеду еще 200 километров до Нананго. Но это вам не совсем по пути. А жаль! Я бы с радостью пригласила вас к нам в гости.

– А мы и не отказываемся! Конечно, поехали в Нананго! – о существовании этого города я только что узнал, но внутренний голос мне усиленно «подсказывал», что не зря мы оказались у стен Роклиевского собора.

Так мы попали в заштатный городок, который не на каждой карте и найдешь.

Кроме Аниты, с которой мы уже познакомились, у Джуди было еще трое детей: мальчики-подростки Джеймс, Роланд и Пол. Живут они в огромном современном доме на вершине холма, с которого открывался прекрасный вид на лежащий внизу город и на окружающую холмистую местность. Веранда построена так, что на ней удобно пить чай с видом на закат. Этим мы и занимались, когда с работы пришел глава семьи.

Джон ничуть не удивился, увидев у себя дома гостей. Он, как оказалось, и сам в молодости немало поездил автостопом. У нас сразу же завязался «профессиональный» разговор, стали вспоминать дорожные байки. Мы рассказали о том, как проехали из Дарвина, а Джон – приключившуюся с ним на Северной территории историю.

– Вы наверняка видели тамошние автопоезда. Это не грузовики, а какие-то монстры. Они обычно автостопщиков не подвозят. Но однажды я попал-таки в кабину к дальнобойщику. Только сел, как шофер меня сразу спрашивает: «У тебя водительские права есть?» Я подтвердил. Он обрадовался: «Садись сразу за руль, а я немного посплю». Я попытался отказаться: «Грузовиков-то я никогда не водил. А вдруг поворачивать придется? Что я буду делать?» Он меня успокоил: «Если увидишь поворот, сразу останавливайся и буди меня!» И представляете, я провел за рулем шесть часов, но дорога все время была абсолютно прямая! Ни единого поворота!

Джон и Джуди одно время очень увлекались Россией, пытались учить русский язык. С тех пор у них сохранились русско-английские словари и книги на русском языке. Они и познакомились-то на почве увлечения Россией. Да и свадебное путешествие у них было необычным. В 1980 г. они проехали на транссибирском экспрессе от Хабаровска (Владивосток тогда был для иностранцев закрыт!) до Москвы. От этой поездки у них остались самые приятные воспоминания и два альбома фотографий.

Весь вечер разговор так или иначе крутился вокруг России и русских. Случайно выяснилось, что у них есть знакомая русская – Ольга из Киева. Она вышла замуж за австралийца и живет неподалеку на цветочной ферме возле Хамптона. Позвонили фермеру и получили от него по факсу подробную схему, как их найти.

На следующее утро мы вышли на трассу с этой схемой в руках. Описание дороги на ферму начиналось так: «не доезжая три километра до Хамптона…». А как определить, сколько километров не доехал, пока не приедешь? Когда мы проехали Крос Нест и следующим поселком на нашем пути должен быть уже Хамптон, я попытался объяснить водителю, где нас высадить.

– Не доезжая три километра до Хамптона, – начал я.

– Где именно? – не понял он.

Я повторил:

– Не доезжая три километра до Хамптона.

Но он опять не мог понять никак, где же нас высадить.

– Вот видите табличку «Хамптон»? – Мы как раз въезжали в поселок. – Нам нужно было выйти на три километра раньше, – я показал ему нарисованную от руки схему.

Но и водитель не смог по ней сориентироваться.

– А номер телефона у вас есть? – и, позвонив на ферму по своему сотовому телефону, он получил точные инструкции, куда нас доставить.

И даже несмотря на такую самоотверженную помощь мы еще несколько раз сбивались с пути, прежде чем набрели-таки на спрятавшиеся в эвкалиптовом лесу посадки странных кустов. Неужели это и есть австралийские цветы? (Так потом и оказалось.)

Ольга, как и все русские, с которыми нам приходилось когда-либо встречаться в Австралии, сразу же пригласила нас за стол и стала усиленно кормить, одновременно рассказывая, как здесь оказалась. Она окончила в Киеве архитектурный институт, работала в каком-то НИИ. С приходом перестройки институт, конечно, развалился. Пришлось зарабатывать на жизнь халтурой: рисовала картины на батике и продавала их иностранцам. Ее двоюродная сестра в Москве, тоже под влиянием новых веяний, открыла «брачное агентство». Ольга стала первой клиенткой. Так она и познакомилась с австралийцем Бредом Воллей. Два раза приезжала в Австралию погостить. Ей, родившейся и выросшей в крупном городе, было тяжело представить, как можно жить даже не в деревне, а на ферме в лесу. И все же решилась. Терять-то было нечего. Ее мать осталась в Киеве, а дочь от первого брака Катя приехала вместе с ней. В Австралии у нее еще и сын Александр родился.

До Тувумбы оставалось километров тридцать пять. Либи О’Нейл (в Австралии нас на удивление часто подвозили женщины!) я успел рассказать, что по профессии психолог, а по призванию – писатель. И надо же было так оказаться, что у нее муж тоже работал психологом, а выйдя на пенсию, стал писать книги.

– Вам было бы интересно с ним встретиться.

Патрик – седой старик лет восьмидесяти, в широкополой шляпе, клетчатой рубахе, рваных джинсах и сандалиях на босу ногу, встретил нас на пороге.

– Я всю жизнь мечтал, выйдя на пенсию, купить дом с большим участком и жить в тишине и покое. У меня здесь все свое. – Он повел нас показывать свои владения. – Воду для питья я использую дождевую, а для технических нужд качаю из пруда. Он тоже на моей земле. Электричество – тоже свое. Я получаю его с помощью солнечных батарей. Они пока очень дорогие, но государство, способствуя развитию альтернативных источников энергии, оплачивает примерно половину их стоимости. Вон там у меня растут мандарины, немного дальше – авокадо и апельсины. На огороде – овощи и зелень, а в сарае живут куры – они каждое утро начинают так громко кудахтать, что долго спать невозможно.

Вечером за ужином разговор зашел на философские темы. Патрик начинал свою врачебную карьеру как лечащий врач общего профиля. Потом стал специализироваться на лечении неврозов и гипнотерапии.

– Коренной перелом в моих взглядах на медицину, на причины и источник болезней произошел после поездки в Бирму, где я в буддистском монастыре три месяца занимался медитацией. Я вскоре на собственном клиническом опыте убедился в банальной истине, что «все болезни от нервов». Именно все, а не только психосоматические. Например, в моей практике был такой случай. Женщина заболела диабетом. Молодой врач пытался ее лечить, назначал диету. Но она не помогала. Когда же я провел с ней сеанс гипнотерапии, выяснилось, что болезнь у пациентки началась после того, как в автокатастрофе погибла ее единственная дочь. У нее не стало больше стимула к жизни, а сознательно пойти на самоубийство она не могла по религиозным соображениям. Вот она и ушла в болезнь…

– А вы сами верующий человек?

– Я родился в традиционной англиканской семье, был крещен. Но сейчас я не могу назвать себя христианином. Хотя я и не атеист. Я верю, что у каждого из нас существует добрый ангел, который ведет нас по жизни. Например, ваш ангел помогает вам путешествовать, мой – лечить людей. И, конечно же, именно от него, а не от усилий медицины зависит, сколько лет отпущено человеку. Вот посмотрите, что сейчас происходит: примерно половина денег, потраченных за всю жизнь на лечение, приходится на последний год жизни. И умирает сейчас большинство из нас в стерильных условиях госпиталя, в окружении профессионалов, а не близких людей. Гораздо лучше было бы не продлевать агонию несчастных, а дать им спокойно умереть. Это было бы и экономически целесообразнее, и гуманнее. Сейчас врач лечит не больного, а интересный случай заболевания. Так и говорят: «В первой палате лежит рак щитовидной железы, а во второй – ишемическая болезнь сердца». Механистический подход в медицине привел к тому, что сейчас проводится неоправданно много тестов. Стоит человеку попасть в госпиталь, как его начинают посылать на все мыслимые и немыслимые анализы. А когда я учился в Оксфорде, мой профессор мог поставить диагноз лишь на основании осмотра больного, только изредка прибегая к результатам лабораторных тестов. Главное же, на мой взгляд, нужно переориентировать врачей с лечения болезней на их профилактику. О том, какая от этого может быть польза, можно понять по примеру американского штата Юта, где живут мормоны, которым их религия запрещает пить и курить. Там количество обращений к врачу в три раза ниже, чем в среднем по США, а количество психических заболеваний – в пять раз!

Утром мы попрощались с Патриком, получив от него в дорогу пакет спелых домашних апельсинов. Либби отвезла нас назад в Тувумбу. На выезде из города в сторону Сиднея мы тепло попрощались, не думая, что еще когда-нибудь встретимся.

Итак: за пять дней проехали от Брисбена всего 150 километров! Такими темпами мы не успеем добраться до Сиднея и за месяц!

Русский философ

Дальше пошло немного быстрее. В Армидейл – столицу Новой Англии – мы попали в обед. Вернее, обед нас там не ждал, просто время было обеденное. Проходя по центру города, заглянули в англиканскую церковь. В холле был установлен массивный круглый стол, заваленный бутербродами, печеньем, пирогами, кексами… Вокруг него прохаживались люди с чашками чая в руках. Как я уже убедился в Юго-Восточной Азии, если большая группа людей собралась вместе поесть, к ним всегда можно присоединиться. Как правило, достаточно проявить свой интерес, чтобы какой-нибудь наиболее активный участник встречи сам это предложил. Если же этого никому в голову не приходит, то можно подойти к любому из гостей и спросить разрешение у него. Так мы и поступили.

Конечно же, первый же встречный поступил как радушный хозяин. Однако поесть спокойно не давали. К нам подходили то одни, то другие. Один из таких любопытных и сказал, что в Армидейле живет русский профессор – Аркадий Блинов. Номер его телефона мы узнали в телефонном справочнике. Я позвонил. Достаточно было сказать, что в городе находятся проездом двое русских путешественников. И минут через десять мы уже встретились.

– У вас какие планы? Никаких? Тогда оставайтесь у нас на выходные (дело было в субботу). В будние дни я работаю в университете, а так хочется пообщаться с соотечественниками.

Аркадий Блинов попал в Австралию по визе «для уникальных специалистов». По ней обычно иммигрируют балерины, всемирно известные художники, профессиональные спортсмены… И действительно, в своей области, в структурной лингвистике, он входит в десятку крупнейших экспертов.

– Первый год мы жили в арендованных квартирах. Потом, когда заработали на первоначальный взнос, стали искать себе дом (чтобы потом выплачивать его стоимость следующие двадцать пять лет). Это оказалось непросто. У меня главное требование – чтобы в своем рабочем кабинете я мог большую часть дня работать за столом при дневном свете. Старые дома в Армидейле вообще оказались построенными «задом наперед» – проектировали их английские архитекторы, и они забыли учесть, что Австралия находится… в Южном полушарии! Вот и получилось, что их дома стоят к солнцу «задом»! Хорошо еще, что сейчас стали умнее. Вот поэтому я и купил этот дом на окраине. И от университета недалеко – на лекции я пешком хожу, и кабинет у меня светлый.

Аркадий уже пятый год живет в Австралии, но душой все еще в России. Каждое утро он обязательно смотрит по австралийскому каналу SBS программу «Сегодня». А если не может, записывает ее на видео. У него дома скопилась уже целая видеотека с записями новостных программ из Москвы.