Текст книги "Табор смерти"

Глава 10

– Ворую?! – возмутилась цыганка, глядя на Васина, как на клопа, которого уже пора бы и раздавить. – Я?! Да, ворую! А ты меня за руку поймай, ментовская твоя душонка, потом упрекай!

– Зачем воруешь-то? – спокойно осведомился Васин, глядя на закутанную в бесчисленные юбки и кофты поджарую смуглую цыганку, как тигрица мечущуюся по тесному кабинету отдела железнодорожной милиции.

– А когда у тебя пять детей будет и кормить их не на что, тоже воровать пойдешь! – Цыганка нависла над Васиным, в ее голосе звучали обличительные нотки. – Голод страшнее Бога! А ты-то чистенький весь такой да гладенький. Черт рыжий!

– А работать не пробовала? – с усталым спокойствием поинтересовался Васин.

– А я и работаю, – гордо подбоченилась цыганка.

– Где?

– Ворую!

– Значит, признаешься!

– А ты поймай, тогда признаюсь!

– Понятно. – Васин посмотрел на нее и гаркнул неожиданно, с рыком, как учил Ломов, чтобы ошарашить человека: – Села! Заткнулась! Отвечаешь только на мои вопросы!

Цыганка изумленно уставилась на лейтенанта и невольно приземлилась на стул.

«Вот же удружили товарищи командиры», – подумал в который уже раз Васин.

Следственно-оперативная группа за дело взялась споро. Васин теперь мог на деле увидеть, что такое настоящее, дотошное планирование, когда каждая версия рассматривается со всех сторон и тут же находятся действенные средства для ее проверки; мог оценить, как методично, будто мельница, работает следственно-розыскная машина.

Объем задач стоял очень большой. Все участники группы были загружены по самую макушку. Не зря Апухтин говорил, что для его сотрудников работа на первом, втором и третьем местах. Да и всей областной милиции тоже не давали расслабиться.

Следователь исходил из того, что архаровцы готовят удар в области, значит, они должны где-то отлеживаться, как-то передвигаться. Поэтому теперь у каждого постового были фотороботы налетчиков. Проверялись все машины. Шерстились гостиницы, частный сектор. Ну и, конечно, места сосредоточения преступного элемента. Был сориентирован весь подсобный аппарат органов внутренних дел. Осведомители из кожи вон лезли, чтобы добыть информацию, поскольку опера обещали им златые горы, если помогут раскрыть преступление.

Васину досталась самая токсичная линия. Но вместе с тем, возможно, и самая перспективная – работа по цыганам. И теперь он мотался по всей области, пытаясь нащупать нить.

Вот и сегодня прибыл на станцию Абызовка, место недавнего «мамаева побоища».

Тут цыганский табор, накануне хорошо почистивший районы области гаданием, попрошайничеством и мелкими кражами, решил отправиться в дальние тучные края. На Абызовке цыгане ломанулись в почтово-пассажирский поезд. Как всегда, у них – на три билета в плацкарте человек семьдесят. Все галдят, толкаются. Проводники из последних сил пытаются не дать этой толпе оккупировать поезд.

– Чего не пускаешь? – орут цыганки. – Вагон большой! Места всем хватит!

Толпа прорывается в вагон. Тюки, баулы, сопливые дети, крики, шуршание юбок и мат. Нормальный такой табор. Стандартный.

На беду цыган, на станции был линейный отдел милиции. Так что служители порядка вовремя подоспели с призывами к законности и порядку.

Ну и началось. То же самое – крики, визги, только куда выше по тональности и накалу. Вопли, когда цыганок пытались оттащить в отдел, доносились до небес, будто с них живых кожу сдирали и солью посыпали. Ну, и типичный набор пожеланий «проклятым легавым»: «Чтоб у тебя на лбу рог вырос!», «Чтоб твоя жена тебе арапчонка принесла в подоле!», «Чтоб тебя клопы съели!» Ну и дальнейший перечень добрых пожеланий, в том числе на цыганском: «Тэ прокхандэ́л тро шэро́!»

Сопротивление милиции постепенно переходило в драку. Женский батальон, черти его дери. Это самое худшее, потому что милиция не знает, что с ними делать. Слабый пол! С мужиками все ясно – пятерых сопровождавших женщин цыган быстренько приструнили, бока намяли. А как поступить с визжащей благим матом цыганкой, которая от избытка эмоций швыряет в тебя годовалого ребенка?

Милиции совсем пришлось бы туго, если бы не дислоцирующаяся рядом железнодорожная армейская часть. Ее командир всегда был рад прийти на помощь родной милиции и делал это без докладов с согласованиями. Так что общими усилиями армии и милиции с цыганами справились.

В железнодорожный отдел весь табор не поместился. Самых буйных, по которым нужно будет принимать процессуальное решение, распихали в камеры. А остальных загнали в здание строящейся свинофермы, выставили охрану.

– Для вас, ментов, – что цыган, что свинья! – орала пожилая цыганка. – Я Хрущеву напишу! Он цыган уважает!

Да уж, как уважает Хрущев цыган, были наслышаны многие. Его «уважение» им давно икается Указом 1954 года о борьбе с их вольницей.

Узнав об этом событии, Васин выехал на место, переговорить с неистовым народцем. Его интересовал один вопрос – не возникал ли здесь Копач, не знает ли кто его. А для этого нужно развести цыган на разговор. Болтать-то они горазды. Но вот что-то конкретное из них выудить – тут надо сильно постараться.

– Пять детей, говоришь, – задумчиво произнес Васин, разглядывая буйную цыганку.

– Пять, – с вызовом воскликнула цыганка.

– Пять детей. Пять лет без матери. Меньше за хулиганство и сопротивление милиции не получишь. Такая вот забавная арифметика.

– Вот еще, – презрительно фыркнула цыганка, но глаза ее испуганно забегали.

– Увидишь. И очень скоро. Единственный способ снискать снисхождение – быть с нами покладистой.

– Ха, не лечи леченую.

– Ну, как знаешь, – Васин начал приподниматься. – Разговор закончен…

– Чего хочешь-то? – уже спокойнее спросила цыганка.

– Это другое дело. – Васин открыл портфель и вытащил фотороботы архаровцев. – Твои сородичи. Кого из них видела?

Цыганка равнодушно посмотрела на изображения.

– Да не. Нам своих мужиков хватает. Вон, Зара своего топором зарубила. Так тут же к ней новый мужик прилип.

Васин нахмурился. Вот и думай – правду говорит или издевается.

Цыганка продолжила:

– Мы своим табором кочуем. Никто к нам не прибивался.

У Васина почему-то возникла твердая уверенность, что она не врет. Задав ей еще несколько вопросов и получив более-менее откровенные ответы, оперативник подытожил:

– Ладно. Попрошу ребят, чтобы тебя не слишком обижали.

Переговорил он еще с некоторыми представителями табора. Все без толку. Похоже, Копач к ним никакого отношения не имел. Вычеркиваем еще один пункт. Сколько этих пунктов уже было.

Васин взялся за дело с молодецким задором. Мотался с утра до вечера по городу. По цыганским поселкам. Агентуры там практически не было, но у местных оперативников и участковых возникли с цыганами определенные отношения, которые позволяли задавать вопросы. Главное – нащупать след Копача.

Кроме того, лейтенант старался переговорить практически со всеми цыганами, задержанными милицией и доставленными в отделы. Даже в местную колонию заглянул. Там томился цыганский барон. В прошлом году он сопровождал табун своих «рабочих лошадок» – цыганок с детьми. Нескольких замели за кражу. И барон с остальным табором заявился в милицию их вызволять. Пошумели знатно. До стрельбы дошло. А потом и до народного суда.

Разговоры, разговоры… Большинство – вот на такой же истерической нотке, как с этой цыганкой: «Чего вы к нам пристали, чего вам от нас надо, палачи?!»

Васин втирался в доверие, льстил, заискивал, орал, угрожал. В общем, использовал весь арсенал психологического давления. И погружался в это болото все глубже.

От этого мельтешения в глазах рябило. Голова кружилась, как карусель в городском парке. Дни превратились в сплошное месиво, в котором мелькали цыгане. Много цыган. Точнее, одни цыгане. Хотя примерно такого он и ожидал.

С первых дней работы в милиции эти самые цыгане исправно портили нервы ему лично и роняли процент раскрываемости его райотделу. Сколько же времени и сил пришлось убить на этот неугомонный народец! Именно цыгане давали львиную долю имущественных преступлений, жили в условиях анархии и на Советское государство предпочитали плевать.

В начале пятидесятых они массово гнали в Светогорскую область лошадей с Украины, из Белоруссии, с юга России. По правилам на животных должны были быть паспорта, но, понятное дело, таковых они представить не могли. Тогда Васин наглядно оценил, что цыган-конокрад – это вовсе не сказочный персонаж, а самая что ни на есть распространенная реальность. Было у цыгана две ноги, Бог ему четыре додал.

Тогда у колхозов и крестьян с лошадьми было совсем плохо. Тягловая сила и рабочая лошадь – это бык. Неважная замена, скажем так. И у колхозов была тогда главная задача – пополнить поголовье лошадей. Без них на деревне совсем кисло. Вот и меняли колхозы двух быков на одну лошадь. Конокрады этим активно пользовались.

Зачем цыганам нужны были быки в таких количествах? Да очень просто. В Залесянском районе работала без выходных и проходных артель «Красный Октябрь». Там быков принимали по тысяче рублей за одну животную единицу. После чего пускали на колбасу.

Ну и, конечно, донимали область кочующие таборы. Гаданья, кражи, мошенничества шлейфом тянулись за цыганскими кибитками. И управы на них никакой не было.

Но это все цветочки. Ягодки начались после Указа 1954 года об оседлости цыган. Вот тогда эти веселые свободолюбивые кочевники дали милиции прикурить. Уже тогда Васин, истинный коммунист-интернационалист, со стыдом стал осознавать, что начинает испытывать глухую ненависть к цыганам. Притом не к отдельным преступным представителям, а ко всему этому народу…

Был уже девятый час вечера, когда Васин вошел в кабинет следственно-оперативной группы. Ломов изучал прикрепленную кнопками к стене карту области. Апухтин листал материалы дела, делая выписки на листе бумаги, – только золотое перо скрипело.

– Ну что, со щитом или на щите, практикант? – Ломов посмотрел на запыхавшегося и притомившегося лейтенанта с ироничной усмешкой.

– Да опять пустота, – отмахнулся Васин. Он налил из графина в стакан воды и жадными глотками выпил. – Не знают в этом таборе ничего о герое цыганского народа Копаче.

Плелся он на перекладных до Абызовки почти двести километров, если считать туда-обратно. Вымотался прилично и хотел, чтобы его хотя бы на время оставили в покое. Но какой там покой? Он только снится. А так – вечный бой. В том числе и с язвительностью Ломова.

– Может, плохо спрашиваешь? – не отставал майор. – Без огонька и пристрастия?

– С пристрастием и огоньком – это уже инквизиция, – хмыкнул Васин. – Хотя с такой публикой ее методы в самый раз.

– Эка ты разогнался, – хмыкнул Ломов.

– Я уж в меру сил стараюсь наладить конструктивный диалог, шеф. Но глухо, как в среднеазиатском колодце. Этот Копач – как привидение какое-то: возникает из ниоткуда и исчезает в никуда. Когда захочет.

По другим линиям расследования никто успехами похвастаться тоже не мог. Действительно, банда была как заколдованная. Как будто шапка-невидимка у них, а заодно и ковер-самолет.

– Что-то мы упускаем, – поморщился Ломов, снова обернувшись к карте и прочерчивая стрелку красным карандашом.

Рядом висела еще одна карта – Российской Федерации, тоже испещренная значками и линиями.

– Может, они вообще из области двинули на оперативный простор? Степь да степь же кругом, – выдвинул предположение Васин и обвел рукой карту РСФСР. – Их надо где-то там искать.

– Молодые люди, – Апухтин оторвался от бумаг и посмотрел на оперов хитрым взглядом. – Клянусь своими почтенными сединами, здесь они. И заявят о себе в своей манере – самым наглым и подлым образом. Притом в самое ближайшее время. Я их повадки шакальи хорошо изучил.

– Ох, накликаете, Александр Львович! – воскликнул с чувством Ломов.

– Не будь суеверным… Но они все равно о себе заявят, – Апухтин сладко зевнул, встряхнул головой и снова было углубился в свои бумаги, но тут на его столе зазвонил телефон.

Следователь резко сдернул трубку:

– Апухтин на проводе!

По мере того, как он слушал, сонливость и ирония исчезали на глазах. На их место приходила угрюмая сосредоточенность.

– Понял… Машину к прокуратуре, – следователь в сердцах бухнул трубкой о телефон.

– Все же накликали? – невесело спросил Ломов.

– Накликал! Черт возьми, еще как накликал! В Жигунино двойное убийство. Дом священнослужителя.

– Копач?!

– А что, здесь другие такие же шалят? Он, чумная тварь. Он!.. Ну что, коллеги. На выезд! – Апухтин вытащил из стола свою сильно потертую коричневую кожаную папку с золотистыми застежками…

Глава 11

До дома Васин добрался только через двое суток, поздней ночью. Хорошо еще, что подкинули на машине УВД. Перед этим Апухтина забросили в гостиницу «Октябрьская» напротив облисполкома.

Оперативник был вымотан до предела. И не столько физически, сколько морально. Целые сутки какого-то адского коловращения. Перед мысленным взором назойливо вспыхивали отдельные картинки. Мужской и детский труп в аккуратненьком сельском доме рядом с церковью. Натекшая лужа крови – и откуда ее столько в человеке? Мелькание фотовспышек. Осмотр тел с множественными ожогами и порезами. Хозяина дома и его десятилетнюю дочку пытали, заставляя выдать спрятанные ценности.

Машины на этот раз у бандитов не было. Пешком притопали. Явились, не запылились. Брали исключительно то, что легко унести, – золото и деньги.

Поп был богатый. Вообще как-то так получалось, что добыча у налетчиков обычно случалась наваристая. Грабили приходы, с которых есть что взять. В этом деле случайностей не бывает – имеется у банды наводчик, притом из церковной среды. Эта версия отрабатывалась тщательно, но пока безуспешно.

Был произведен обход жилого сектора и окрестностей. Но местные ничего и никого подозрительного не наблюдали.

При осмотре территории обнаружилась цепочка следов. Один отпечаток ботинка был вполне ясный. Эксперт аккуратно сделал с него гипсовый слепок:

– Сорок четвертый размер.

– Большая нога, – оценил Васин.

– Наверное, сам Копач, – сказал Ломов. – Этот баран – животное крупное.

Следы привели к реке и там обрывались.

– Лодка у них тут была, – уверенно произнес Ломов. – На ней и ушли.

Силами местной милиции и общественников исследовали оба берега реки. И километров через пять обнаружили брошенную притопленную лодку.

– Похоже, она, – прикинул Ломов. – Здесь налетчики вылезли на берег. И по болоту через лесок ушли прямо в соседнюю область. Там и отлеживаются, наверное.

Срочно телеграфировали в Куйбышев. Там милицию подняли в ружье. Стали оперативно шерстить цыган. Разогнали какой-то табор. Но толку-то…

Когда Васин поднимался по ступеням своего дома, то ощущал неподъемную тяжесть на душе. Все никак из головы не шла картинка с телом девочки. Он невольно подумал о дочке Ксюше. Если бы с ней так… И захотелось взвыть в голос от такого безумного ужаса.

Священник же перед смертью воочию увидел ад на земле. Если отвлечься от темы религиозности, то пространство, куда Васину приходилось нырять по долгу службы, действительно чем-то напоминало преисподнюю с ее чертями.

Лейтенант никогда не был пай-мальчиком. Он отлично понимал, что окружающий мир весьма далек от той благостности, которую показывают в фильмах и кинохронике. Он варился в атмосфере послевоенной нищеты. Безотцовщина, голод. Во дворах царила шпана с финками с наборными рукоятками – их выменивали у пленных немцев за хлеб. Но это все Васин воспринимал, как коровью лепешку посреди улицы. Ну, есть она, скоро уберут, однако не она пейзаж делает, а поля, леса, заводы и поющие птички. На службе в милиции он понял, что все гораздо хуже. Рядом с ним огромный, темный, душный, при этом очень устойчивый мир, где большое количество людей не живет, а с противоестественным удовольствием копошится в зловонной отхожей яме зла и преступлений.

Такое удручающее открытие ждет любого молодого сотрудника милиции, особенно безупречного, прибывшего на службу по партийной или комсомольской путевке. И тут происходит некое размежевание. Одним становится невыносимо гадостно, и они меняют работу. Другие тянут лямку, понимая, что вокруг люди как люди, а их судьба обрекла на вечную борьбу в грязи.

Васин относился ко вторым. Но, кроме того, его сильно затягивал круговорот накаленных до предела человеческих страстей. Он понял – глубине человеческого падения предела нет, так что и нечего удивляться каждому новому факту. А потом появился азарт охотника – настичь, поймать, изолировать, избавить общество от негодяев. Так вот становятся настоящими операми.

А позже приходит понимание, что хоть за тобой и правда, и вся мощь Советского государства, но у злодея своя сила и хитрость. И часто на коне они, а не ты.

Вот как сейчас. Опять вся милиция осталась с носом. А эти нелюди будут делить награбленное и наслаждаться жизнью. Отняв две чужие. А в сводках будет значиться: «По горячим следам преступление раскрыть не удалось». И в этом была гигантская несправедливость.

Дочка спала, тихо сопя в подушку. Слава Богу, она полностью выздоровела и уже начала ходить в детский сад. А Инна не спала – сидела на просторной кухне коммунальной квартиры. Услышав, что открывается дверь, она тут же вскочила и бросилась на шею мужу:

– Ты так долго! Двое суток! Утром я с работы позвонила к вам в кабинет. Мне сказали, что ты на выезде. А я уже… – Она всхлипнула. – Тут такое подумаешь!

– Брось, Инночка. Если что со мной случится, тебе сообщат незамедлительно. А если я просто где-то затерялся на необъятных просторах нашей области, это значит, что я наверняка жив.

– Ох, Порфирий, – Инна отстранилась от него и рассмотрела внимательно. – На тебе лица нет.

– А, – только махнул рукой Васин и уселся на табуретку.

Инна зажгла примус и поставила на него мятый алюминиевый чайник.

– Сейчас чайку тебе, – произнесла она. – Перекусишь немного. И спать.

– Да уж вставать скоро, – усмехнулся горько Васин.

– Что хоть случилось?

– Упыри опять вышли на охоту.

– Какие упыри?

– Наши. Отечественные кровососы… Знаешь, как-то читал в журнале «Вокруг света» о вендетте. Это такая кровная месть у итальянцев. Человек, у которого убили родственника, обязан отомстить за него своему кровному врагу. Советские люди, конечно, выше феодальных пережитков. Но что-то в этом понятии есть.

– Ты про что вообще? – не поняла Инна.

– Чудовища, которые убивают детей, – мои кровники. У опера ведь тоже вендетта. Только мстит он не за родню и знакомых, а за всех советских людей, которые братья. Пусть даже и попы, по заблуждению своему занимающиеся вредной чепухой. Но они тоже люди…

Глава 12

Следующий день прошел в попытках продолжить активные мероприятия по выявлению и преследованию бандитов. Напрягли Куйбышевскую область. Апухтин сидел на телефоне, раздавал указания. Иногда мягко убеждал, иногда срывался на крик, метал громы и молнии:

– Меня не волнует, как вы это сделаете! Это должно быть сделано! Или вы в Москве давно на ковре не были?

Шестеренки правоохранительной машины вращались вовсю. Но колдовская пелена продолжала скрывать банду от пристального взгляда милиции.

За окнами стемнело. Апухтин привычно пил чай из стакана в подстаканнике. Ломов развалился за своим рабочим столом и меланхолически подбрасывал щелчком коробок, глядя, какой стороной он упадет. Преуспел он в этом занятии знатно, потому что коробок то и дело падал на попа, прямо рядом с фотографией Ломова-младшего в форме курсанта Военно-медицинской академии в Ленинграде.

Васин, измотанный и не выспавшийся, раскачивался на стуле, тупо глядя в стену.

– Как-то наш тарантас виляет, но не едет, – нарушил молчание Апухтин. – Или все время норовит уткнуться в тупик. Такую сеть забросили, и хоть бы одна рыбешка попалась.

– Не считая шофера Долмачева, – лениво произнес Ломов.

– В камере он все молчит? – спросил следователь.

– Почему? – хмыкнул Ломов. – Поет, как хор Академического Большого театра. И все слово в слово, по протоколу.

– Я такого тупика не припомню, – вздохнул Апухтин. – Даже когда от отчаянья в ту авантюру влез. И ты меня через линию фронта тащил, Михаил Семенович.

– Да, было дело, – улыбнулся Ломов, приободряясь.

Как выяснил Васин по отдельным репликам, в годы войны Апухтина, как признанного специалиста по криминалистике, перевели в аппарат НКВД, а потом НКГБ СССР. Там они и пересеклись с Ломовым, сперва служившим в ОСНАЗе, а потом в контрразведке.

– Но в итоге мы того рыцаря хренова, Якоба фон Герстле, с «Цепеллина», все же взяли за горло, – ностальгически произнес Ломов.

– До Куйбышева ведь гад добрался и обустроился. Но не повезло фашистской нечисти, – кивнул следователь. – Еще, помню, нам по два выговора за него влепили.

– И по ордену на каждого.

Васин с интересом смотрел на своих руководителей, которые иногда открывались для него с совершенно неожиданной стороны. «Цепеллин» – это подразделение немецкой разведки, занимавшееся заброской агентов в не тронутые войной регионы СССР. Его целью были глубинная разведка и теракты против военно-промышленных объектов. Выходит, этим двоим пришлось повоевать против стратегической разведки нацистов.

Ломов о тех славных днях говорил очень мало. Иногда пролетало словечко-другое, от чего веяло порохом и запахом великих битв и жестоких дел. Как сейчас, с этим неизвестным Васину, но наверняка опытным агентом «Цепеллина», которого эти двое некогда вычислили, чем уберегли страну от многих бед.

– Исай Лазаревич! Если мы такую матерую фашистскую мразь брали, то неужели какого-то цыганского шаромыжника упустим? – с усмешкой произнес майор. – Найдем.

– Найдем, – согласился Апухтин. – Как не найти. Вот только сколько он еще дел натворит до того.

– Да. Время тут против нас, – кивнул Ломов.

– Вот, по опыту скажу. Всего одной зацепки не хватает, – проговорил Апухтин. – Сколько я дел совершенно глухих поднял. И всегда при расследовании возникало одно ощущение – ну нет никакой возможности разобраться. Ничего нет. И вдруг нежданно-негаданно проявляется мельчайшая такая деталька. Или неожиданный ход. И сразу, как в сказке, становится все на свои места. И ты уже не вязнешь в глубоком снегу в лаковых туфлях, а несешься вперед, к своей цели, на лыжах и с посвистом.

– Ну и где она, эта наколка? – буркнул Васин.

– Будет. Обязательно будет, – заверил следователь. – Только для этого надо вкалывать. И не упускать ничего. Это еще то искусство – вовремя распознать зацепку.

– И еще оперская удача, – добавил Ломов. – Она тоже когда-то нам должна улыбнуться. Уверен.

Эта самая оперская удача пришла вскоре. Точнее – свалилась в руки Васину. Притом оттуда, откуда он даже и представить не мог…