Текст книги "Vector Spiritus"

ВЛЮБЛЁННЫЙ НАРЦИСС

 
Я скрывался от всех на пустом чердаке,
Презирая житейские драмы,
Разрезал зеркала и на каждом куске
Отрешенно писал анаграммы.
 
 
Я пытался постичь в отражении суть
Запредельных духовных стремлений.
И всегда в глубине обнаруживал муть,
Несмотря на настойчивость бдений.
 
 
Но весною во сне мне привиделся холм,
Где, затмивши полнеба крылами,
Восседает Валькирия с белым копьём,
В намерении властвовать нами…
 
 
Пораженный любовью, я шёл наугад,
Напрямик по лесам и болотам.
Не пытаясь присесть и вернуться назад,
Изнывая от грязи и пота…
 
 
Я пришёл, я коснулся устами колен.
И, взглянув в леденящие очи,
Попросился навеки в губительный плен,
Обещая согреть её ночи.
 
 
Но ударами крыл я был сброшен с холма,
Показательно, быстро и чинно…
И теперь для меня – что сума, что тюрьма,
Что безвестная смерть – всё едино.
 
 
Для неё – слишком грязен,
Для других – слишком чист.
Воплощённый для казни,
Влюблённый Нарцисс.
 
 
1992 г.
 

ЖИВЫЕ И МЁРТВЫЕ

 
Расстреляли его в октябре.
А когда первый снег закружился,
Он вернулся к своей сестре,
Ветром северным в стены бился.
 
 
Не найдя отворённых дверей,
Он пролился дождём весенним.
И когда она шла на заре,
Целовал ей росою колени.
 
 
А потом тянулся ростком
Из земли среди сухостоя,
Чтоб украсить зелёным венком
Всех лишённых тепла и покоя.
 
 
1992 г.
 

ВЕЛИМИР

 
Параллельно миру спал Велимир —
А может, бредил.
Жизнь безумием утомил,
Смерть насмешками отметил.
Ваял в голове златобитные храмы,
На шпили зарю надевая.
Но тут краснозвёздные хамы
Пришли и сказали, икая:
«Т-товарищ, товарищ, а что это с вами?»
И губой шевеля из последних сил,
Им тогда отвечал Велимир:
«Не товарищи —
                                  то… ворище
Товар ищет
                        Тварищам,
То вера щита
                            верещит так,
Варясь в щах,
                            Твердь раща…»
 
 
1992 г.
 

РЕЦЕНЗИЯ

 
В гостях случайно прочитал стихи,
Где юный гений «плакался в жилетку»:
Как трудно правду очищать от шелухи
И ждать во сне порочную нимфетку…
 
 
Стихи его – бездарны и плохи,
Но так уметь совать язык и палец
В любую щель – не каждому с руки!
Бесспорно: он – большой п… страдалец.
 
 
1992 г.
 

ВОСЬМАЯ НОТА НЕБА

 
В бездну опрокинутого неба,
Дышащего жадно синевой,
Канул взгляд – и так смешно, нелепо
Радостный мечтательный покой
Хлынул в запрокинутые лица,
Опустевшее двуречье рук…
Не имея сил остановиться,
Тонкий упоительный испуг
Раскачал качели детских страхов
Сказочной страны Дремучих Трав.
Клетка чувств, не выдержав размаха,
Распахнулась, нежностью обдав…
И, предвосхищая жажду смеха,
Небо накренилось вровень губ,
Окриком взволнованного эха
Обнажив сияющую глубь,
Напоив до головокруженья
Вечностью зияющих вершин —
Так, что негой вспенилось смятенье
И в бесцветность глаз пролилась синь.
Дух вскрылил поющею истомой,
Укрощая призрачный потоп.
Ослабев, укрылся в тонкой соме,
Где под кожею забытых троп
Закипела кровь горящей лавой.
И как будто подводя итог,
Над прибежищем рождённой яви
Прокатился первозданный вдох…
Но на жизнь глаза смотрели слепо,
А с востока, царственно звеня,
Мир будил восьмою нотой неба
Колокол пурпурного огня…
 
 
1992 г.
 

ПРОРОЧЕСКИЙ СОН

 
Ко мне во сне
                       пришёл Господь Бог,
Тощий и тонкий как тень.
И сказал он:
«Мир стал совсем плох,
Я
хочу перемен…
Назначаю тебя
                              самым красивым,
Самым умным
                               и справедливым.
Но если ты трус, —
                 То я тебя отформатирую,
Мамой своею клянусь!
А точнее сказать: констатирую»…
Так и живу:
                       самый-самый.
А как не жить?
                              Осаживаю хамов.
Недавно бросил курить…
 
 
1992 г.
 

НА СМЕРТЬ ПОЭЗИИ

 
Поэзия мертва. Язык богов забыт.
И мы – её последние адепты,
Сухими рифмами латаем ветхий щит,
Гремим бронёю и даём обеты.
 
 
Когда-то лучший стихоборец имярек
Осилит путь и тяготы бессмертных
И яростно, как раненый берсерк,
Возьмёт ворота глупости и скверны.
 
 
Мы вместе выгоним из города невеж,
Спасём забытую гармонию из плена.
И, дружно разломав крутые стены,
Заложим сад Несбыточных надежд.
 
 
1992 г.
 

ГИМН ФУТУРИЗМУ

 
Господа Дирижёры!
                                        Добрые и отъявленные,
Не машите своей тросточкой!..
                           Серой жизнью придавленный,
Я храню ещё в душе
                                       тонкие росточки.
Кричите:
                 «Футуризм —
                                 старая больная слонятина!»
Но я родился в нём, и он понятен мне…
Я поднял упавшее знамя.
                                                  Молчите!
Жёлтый стяг
                       высшей страсти и новой морали!
Ждите…
                  Идёт Варяг.
Пусть умрут иезуиты слов
И Любовь, отлитая из нержавеющей стали.
                                          Всякую гниль – прочь!
Вымощу дорогу отборными словами.
Плюйте
                 в сладкоголосую сволочь,
Идите за нами!
                              …Развеется гениальный тлен,
Уснут корифеи, где их закопали…
Философия молота
                                    и хрустальная дребедень —
Вот, Дирижёры, что вы нам дали.
                        Вздуются лица пульсацией вен!
Многих вы растоптали —
                           но я неподвластен вам.
Там, где молчали веками,
Говорю:
                бойтесь!
Мои слова, горящие как напалм —
Чистая адская смесь,
                                          пострашнее цунами,
Поднимут Радость с колен.
И она навсегда
                              останется с нами.
 
 
1992 г.
 

СВЕТОЗАР

 
Волхвы наблюдали за небом.
И слушая звёздный напев,
Молились о счастье и хлебе.
Но падали звёзды, сгорев…
 
 
В далеких чащобах искали
Волхвы обгоревший металл.
И в горне расплавив, ковали
Звенящую светлую сталь.
 
 
Чтоб Меч получился на славу,
Его закаляли в крови.
И рунами слева направо
Писали: «Живых не убий!»
 
 
Веками служил Он защитой
Земли от невидимых сил.
Но всё это было забыто.
Лишь Меч ничего не забыл.
 
 
Как прежде призывно сияет
Клинок, предваряя удар.
И падшие ангелы знают:
Не сломан ещё Светозар…
 
 
Он ждёт своего господина,
Сокрытый в уральских горах.
Чтоб снова в лихую годину
Пылать в беспощадных руках.
 
 
1992 г
 

НЕДОПИСАННАЯ ПРОЗА

 
Бутонами царственных лилий
Твои глаза распахнулись…
Им вслед поцелуи взмыли:
Летели – не дотянулись….
 
 
И руки, как шёлк, ускользали,
И губы терялись во мраке…
От счастья сердце устало,
А ветер молился и плакал.
 
 
В предутренней зыбкой дымке,
Обласканной страстью и болью,
Ты стала совсем невидимкой,
Всю нежность отдав – на волю!
 
 
На место, где ты стояла,
Я бросил сухую розу.
И жизнь вдруг казаться стала
Листом недописанной прозы.
 
 
1992 г.
 

ОСВОБОЖДЁННАЯ МЫСЛЬ

 
Я писал картины на бумаге.
Буквами. Понятия сплелись.
Не прощаясь, в тёмные овраги
Ускользнула каторжная мысль…
 
 
На обрывке скомканных обоев
Разлилась пугающая блажь —
Незаметно, будто сам собою,
Появился призрачный пейзаж.
 
 
Я подумал: мысль освободилась,
Вырвалась в пространство высших каст.
А зачем? Чего она добилась?
И кому отдать такой балласт?
 
 
1992 г.
 

«Ночь. Расчленён на тринадцать частей…»

 
Ночь. Расчленён на тринадцать частей.
Почти что Озирис…
Там, у скрещенья небесных путей,
Ядовито и зло светит Сириус.
 
 
Мысли и чувства разбросаны ветром.
Никому не собрать.
Тысячелетия и километры
Верность забвенью хранят.
 
 
Ищешь меня тринадцатый день.
Почти что Исида…
Летишь в колеснице снегов и дождей,
Земною печалью укрыта…
 
 
Полно страдать. Этой жизни ничтожной
Я подарил Новый Храм.
Где больше не будет рабов и наложниц,
И песен – лживым богам.
 
 
1992 г.
 

ТЕНЬ

 
Я немерено пил. И, не выдержав крен,
Повалился на пол и вошёл в свою тень.
Я увидел реальность с другой стороны:
Там бурлили, сливаясь, кошмарные сны.
По изломанным граням, сметая порог,
Искажённую тень затянуло в поток…
Мне открылась изнанка знакомых вещей,
Где живое начало мертвее мощей.
Разглядев Демиурга, я в страхе бежал.
И теперь я не пью. Навсегда завязал.
 
 
1992 г.
 

ОБЩАГА

 
Десяток книг, магнитофон, гитара —
Вот всё, что у меня, пожалуй, есть.
Ещё полдюжины немытой тары,
Да на столе окурков Эверест…
 
 
Бренчит гитара без одной струны,
Трещит «кассетник» словно кофемолка.
А я хочу минуту тишины —
Но все вокруг болтают без умолку.
 
 
Вот выброшу «кассетник» из окна,
Отдам соседу старую гитару,
Снесу в ларёк скопившуюся тару
И на гроши куплю бутыль вина…
 
 
1992 г.
 

БОЖЕСТВЕННЯ МЕСТЬ

 
Тебя, как тоненький бокал,
Под сводами готического зала
В томящихся руках держал,
Ты мне, смеясь, отчаянно сказала:
«Возьми, возьми скорей. Я так устала».
 
 
Незримый музыкант повёл смычок,
И петля рук, наброшенных на плечи,
Скользнула плавно к шее. Слился вдох…
Весь вечер в серебре слезились свечи,
И жить хотелось радостней и легче…
 
 
Сплетенье душ и невесомых тел
В потоке дивной музыки витало,
Стремясь в далёкий призрачный предел,
Где скрыто нашей вечности начало
И то, о чём так сладостно молчалось…
 
 
Восторг уснул, но нежность заставляла
Забыть всё то, что было и что есть,
Умерить страсть слепящего накала
И свято целовать тебя, как крест,
Найдя в любви божественную месть…
 
 
1992 г.
 

ЗАБЫТЬЁ

 
Плохо всё, везде и сразу:
Деньги – продают,
Женщины несут заразу,
Книги нагло врут…
 
 
Утро хладнокровно целит
Точно мне в зрачки.
Каждый вечер хочет сверить
Ставки и очки…
 
 
Игры тёмные – пасуют.
Дружба – бередит…
Только забытьё ликует,
Правит и вершит…
 
 
1992 г.
 

«Стираю номер. Больше – не звонить…»

 
Стираю номер. Больше – не звонить,
Не видеться, не ждать, не волноваться.
Зажмуриться и спрятаться в тени
Чужих историй. И не возвращаться.
 
 
…Закончен день. Тускнеют небеса.
Но между звёзд глаза находят имя,
Которое я как-то написал
Пером из белых крыльев херувима…
 
 
1992 г.
 

ВОЛЧИЦА

 
Сердце не обманешь: ты – волчица,
Хищный гладкошёрстный дикий зверь.
И от этой правды мне не спится,
Слышу, как поскрипывает дверь
 
 
И деревья напряжённо стонут
В зябкой непроглядной темноте.
Незаметно твои веки дрогнут,
В лунном свете колыхнётся тень.
 
 
Донесётся жгучее дыханье,
Словно рокот огненной реки,
И прорежут сумрак очертаний
Белые прекрасные клыки.
 
 
Ты положишь мне на сердце лапу,
Проверяя, как глубок мой сон,
И, случайно кожу оцарапав,
Кровь слизнёшь шершавым языком.
 
 
И уйдёшь. А сердце в злом разгуле
Будет долго и тревожно ныть…
Я отлил серебряные пули.
Знаю точно: Бог меня простит…
 
 
1992 г.
 

ПРЕДВКУШЕНИЕ АВГУСТА

 
Последний день звенящего июля
Затих в траве, устав от суеты.
Хмельное солнце молча разомкнуло
Над миром золочёные мосты…
 
 
И медленно, клубясь намокшей ватой,
Вставали грозовые облака…
Умокли птицы на аллеях сада,
Замедлила течение река.
 
 
От тяжести кренилось небо в лужи.
И Красный Кот закатной темноты,
Клубком свернувшись, напряжённо слушал
В глухих оврагах шёпот пустоты…
 
 
1992 г.
 

ЭКЗОРЦИСТ

 
В чреве ночного Царьграда
Послышался скрежет ключей,
Лязгнула дверь каземата
И вспыхнуло пламя свечей…
 
 
Вошедший зло усмехнулся.
«Кто здесь? – промолвил слепой. —
Дьявол? Ответь, ты вернулся?
Так дай же мне смерть и покой».
 
 
– Да, я пришёл повидаться.
Был ты умён и речист…
Но вздумал со мной тягаться —
И всё проиграл, Экзорцист…
 
 
Миром по-прежнему правят
Предательство, ложь и порок.
В честИ у людей Варавва…
Где же твой праведный Бог?
 
 
«Во мне живёт Его вера, —
С трудом прошептал Экзорцист. —
Вижу я свет высшей сферы
И сердцем пред Господом чист!»
 
 
«Глупый, не веришь. Он умер. —
Воскликнул, кривясь, Сатана. —
А ты – бестолковый флюгер —
Всецело в руках у меня.
 
 
Впрочем, подобные люди
Давно на земле не нужны.
Выпей вина – и забудем
Час объявленья войны.
 
 
Если ответствовать честно —
Не видел я лучшей игры:
Яркой… Но бесполезной.
Так выпей… и тихо умри».
 
 
1992 г.
 

«Я рад, что есть у меня кровать…»

 
Я рад, что есть у меня кровать
В маленькой пыльной комнате,
Где я могу тихо спать,
В мечтах купаясь как в золоте.
 
 
Я рад, что есть у меня окно
С кусочком синего неба,
Куда я смотрю, когда пью молоко
С горбушкой пахучего хлеба.
 
 
Я рад – у меня есть друзья:
Старые добрые книги.
Ну, а у них есть я —
И Вечность, застывшая в миге.
 
 
1992 г.
 

ВОПРОСЫ

 
В ваших глазах – стылость,
Радость из сердца вырвалась.
Злоба когтями впилась
В нежность сереброкрылую.
 
 
Что же теперь – ослюнявиться?
Броситься пузом на нож?
Или немедля отправиться
В крипты масонских лож?
 
 
Кто мне без колебаний
Даст однозначный ответ:
Золото значит молчание
Или, быть может, медь?
 
 
Мёртвых дарить водою,
Равно живых – огнём?
Клятву считать Судьбою
Или же пустяком?
 
 
Разве мы – злые дети?
Нам ли отмерен срок
Падающей кометой,
Парой библейских строк?
 
 
1993 г.
 

НА ЗАБЫТОМ МАЯКЕ

 
Одиноко и тревожно
На забытом маяке.
И всё чаще невозможно
Воспротивиться тоске…
 
 
Забери меня отсюда,
Белоснежный пароход.
Здесь не верят больше в чудо
И фантазии полёт.
 
 
Увези меня с собою
К изумрудным островам,
Где смешались шум прибоя,
Звук цикад да шелест пальм.
 
 
Отыщи в стране далёкой
Заповедный уголок,
Где под радугой высокой
Я приют найти бы смог…
 
 
1993 г.
 

ЖЕНЩИНА – ПИКАССО

Плачь, женщина-пикассо! Твой навеки,

Я вспоминаю элегантность наших встреч,

Страбизм зрачков и страстность тонкой неги

В подчеркнутых движеньях смуглых плеч.

Ты помнишь, как со звонким ломким смехом

В бесшумных заводях полночного стола

Мы целовались, разбудив ночное эхо,

Дремавшее за плоскостью стекла.

Как бились зеркала. И мир без рамки

И без подобия был молод и горяч…

Теперь всё это я упрятал в гранки.

Плачь, женщина-пикассо, плачь…

 
1993 г.
 

ВОЛЬНОСТЬ

 
У Бога из перстня упал аметист —
И появилось Море.
Был этот дар благороден и чист,
Спокоен и мудр. Но вскоре
 
 
Дьявол, искавший божественных сил,
Водную гладь обнаружил.
И в хитрости пеплом её окружил —
Так появилась Суша.
 
 
Так появилась первая грязь.
Муть поразила Море.
И хлынуло Море, бесстрашно смеясь,
На берег, с Дьяволом споря.
 
 
И если сегодня бушует шторм,
Послушай, как бьются волны.
И если услышишь, то вспомни о том,
Что значит родиться вольным.
 
 
1993 г.
 

«Будет поздний вечер…»

 
Будет поздний вечер.
Будут ветры дуть.
Игры в «чёт и нечет»
Потеряют суть.
 
 
Кресло у камина
Скрипнет и замрёт.
Только чай с жасмином,
Только рыжий кот —
 
 
Вот и всё, что нужно.
Пусть поёт камин
Голосом простуженным
О безумстве льдин…
 
 
1993 г.
 

ДЕРЬМО МАМОНТА

 
О. Виговскому
 
 
Достойные спартанских денег,
Изящные, как кирпичи,
Твои стихи, надутый гений,
От парафраз не отличить.
 
 
Потоки дряблых откровений,
Стриптизы рахитичных чувств
Ты по-мужицки скособенил,
Пока прочтёшь – повесишь клюв!
 
 
Поверь: библейские сюжеты,
Тупые дохлые сонеты —
Страшнее, чем в глазу бельмо!
 
 
Увы, безудержный мечтатель,
Твоя метода и читатель
Стары, как мамонта дерьмо…
 
 
1993 г.
 

НЕЖНОСТЬ

 
Разлука была бесконечной…
Склонюсь. И щекой беспечно,
Прижмусь к истончённой руке.
Попробую чистого слова,
Растаю на миг в пустяке…
 
 
Если ты будешь готова,
вздохну и присяду рядом.
Не нужно сейчас другого —
секунду доброго взгляда —
Живую частицу Бога.
 
 
Останься, дыши, улыбайся,
храни утомленную нежность.
Только меня не касайся —
у нас впереди неизбежность.
Прости маету и погрешность.
 
 
Дождись красоты, не исчезни.
Пойми: еще не дописаны
мои сокровенные песни,
Где мысли светом пронизаны
И в небе от радости тесно…
 
 
1993 г.
 

ЖАБЬЯ КРОВЬ

 
В разрезе апельсина вижу губы.
Вино в стакане – словно жабья кровь.
Один глоток. И моментально, грубо
Раздался в сердце позабытый зов…
 
 
Никто не знал: Земля и Небо
Встречались тайно по ночам.
И мы, поверивши в нелепость,
Дарили жизнь своим мечтам.
 
 
И чувства множились стократно,
Насквозь пронизывая ночь.
И первозданное стаккато
Рвало с души лохмотья прочь.
 
 
Восторг всходил над бездной яви
В сиянии ночных светил,
Всходил и единеньем правил
Превознесенных слов и сил…
 
 
А мы того не замечали,
Найдя бутылочное дно.
И жабьей кровью называли
Густое терпкое вино…
 
 
Занятно вспоминать спустя сто лет,
И пить в кафе вино, букет смакуя,
За ту любовь, которой больше нет,
Приманивая – новую – другую…
 
 
1993 г.
 

БАЛЛАДА О ФАТОГАРЕ

 
Не трогая расстроенной гитары,
Поведаю о неземной любви
Прекрасной и коварной Фатогары,
Как жизнь свою интригой отравил
Старинный друг – невольник суеты,
Известный гитарист и сочинитель,
Когда в безбожных поисках мечты
В чужих мирах наткнулся на обитель
Наследницы царя земных судеб,
Давно живущей вопреки законам.
Её дворец был холоден как склеп
И ранее не ведал камертона…
Уловками и лестью Фатогара
Пленила сердце друга моего,
И вскоре звуки трепетной гитары
Лились внутри магических кругов;
Дымились в зале жаркие кальяны,
И едкий запах наполнял альков.
Безумные, на золотом диване,
Они играли в нежность и любовь…
Тянулись дни, чарующе бездонны.
Кувшинки слов цвели в озёрах лжи…
И друг раскис, обманом опьянённый,
Забросил музыку и всё, чем дорожил.
Но это не понравилось принцессе:
Любить пропащих – не её удел.
Она ушла от глупого повесы —
Альков любви затих и опустел…
Очнувшись, друг не смог иначе жить.
И умер, завещая мне гитару.
И я тогда поклялся сочинить
Балладу о прекрасной Фатогаре.
 
 
1993 —1994 г.
 

ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОГО ПСА

 
Не гони, разреши борзым радостным псом
Лечь у ног богини нагой…
Но молчи, не хочу вспоминать о былом,
Дай поверить в близость с тобой.
 
 
Не гони, я уже ухожу через миг,
Лишь погреюсь возле тебя.
Постарайся понять мой собачий язык,
Обними, шерсть рукой теребя.
 
 
Я пытался сидеть на твоем поводке —
Но неволя, увы, не по мне.
Потому ухожу и назад не вернусь.
 
 
Засыпай, не жалей о таком пустяке.
Не гони, если встретимся где-то во сне.
Пусть хоть там я тебе пригожусь.
 
 
1993 г.
 

ПРИЗНАНИЕ

 
В молельню тихо постучалась
Души забытая печаль.
И с губ признание сорвалось,
Которого не ожидал…
 
 
– Прости мне, Бог, но не беспечность —
Лишь неумелое житьё.
Прости мне, Бог – не бессердечность,
Но двусердечие моё…
 
 
Быть может, понятый Тобою,
Я исцеленье получу.
И с прежней, детскою мечтою
Шагну к рассветному лучу…
 
 
1993 г.
 

САДОВНИК

 
В опустевшем саду в полнолуние,
Не сумев запах роз превозмочь,
Отдавалась садовнику юному
Королевская дочь.
 
 
Сладкозвучно всю ночь щебетали
Над уснувшим дворцом соловьи.
И земля торопливо вздыхала,
Принимая движенья любви.
 
 
А наутро, идя с ассамблеи,
Увидал августейший монарх
Отпечатки следов близ аллеи
И знакомую ленту в кустах…
 
 
Замолчала испуганно свита,
Но принцесса, предвидя вопрос,
Улыбнувшись, сказала: «Простите.
Здесь резвился наш маленький пес,
 
 
Что живёт во дворце за портьерой
И таскает мои кружева.
Вы, наверно, не заперли двери.
Или я, как всегда, не права?»
 
 
И король, широко улыбаясь,
Проронил: «Это можно понять.
Кто бы ни был здесь ночью – прощаю.
А садовника – наказать!»
 
 
1993 г.
 

ФИЛОСОФ

 
Ты зря старался разделить
Судьбу на мелкие детали,
Годами продолжая жить
В аллюзиях чужой морали:
 
 
Бесстрастных, чистых и святых,
Но вычурных и невозможных,
Где формулы легки как стих
И по наивности – безбожны.
 
 
Где квадратурою икон
Ты вычислить пытался радость
И знаком обозначить стон,
В надежде узаконить жалость.
 
 
Но всякий раз, хлебнув сполна
Непререкаемых реалий,
Ты убеждался: жизнь дана
Для умножения печалей…
 
 
1993 г.
 

СВОЕЙ СОБАКЕ

 
…Ты знаешь, я бываю одинок.
Но это никому не интересно…
Когда б ещё я мог чесать твой бок,
Терзая душу заунывной песней?
 
 
Бывает, ночью места не находишь:
То пьёшь, то куришь, то глядишь в окно.
А чаще, словно тень, по дому бродишь,
Считая, что давно всё решено….
 
 
Всё оттого, что наша жизнь – «собачья»!
Ты знаешь это, пёс, меня верней:
Как ни служи, как косточку ни клянчи,
В конце концов турнут тебя взашей.
 
 
Раз в год, найдя породистую сучку,
Хозяин поведёт тебя женить
И, наблюдая пламенную случку,
В роскошном кресле будет пиво пить…
 
 
Так и у нас. Ведь мы в душе боимся
Остаться без хозяев и цепи.
Но врём друг другу и собой гордимся.
А уличённые – обиженно вопим.
 
 
Вот потому себя считаю вправе
Не замечать раскаяний и слёз…
Чем лучше узнаю людские нравы,
Тем больше я люблю тебя, мой пёс.
 
 
1993 г.
 

ГОЛЕМ

 
Заря, приди! Развей густую мглу!
В пещерах я, слепой и неумелый,
Скупую жизнь с рождения терплю,
Врагом бездушно вложенную в тело.
 
 
Ночами я читаю письмена,
Забытые седыми мудрецами.
Рука скользит по плитам и камням,
И явственно встают перед глазами
 
 
Картины удивительных чудес,
Кровавых битв, стихийных потрясений,
Падения и взлёты королевств,
Рождение и гибель поколений,
 
 
Все тайны океанов и морей,
Небесных звёзд, невидимых отсюда,
Пути Богов, похожих на зверей,
Проклятья ведьм, утративших рассудок.
 
 
Но в этом всём безумнее всего
Моя тоска о неизбывном свете.
Что стоит вековечность без него?
И значит, я смогу, порвав тенета,
 
 
Весенним утром, презирая Смерть,
Вдыхая свежий воздух облегчённо,
Взглянуть на солнце и окаменеть
С улыбкою, навеки восхищённой.
 
 
1993 г.
 

ПАДАЛЬ

 
Ты долго избегала встречи.
Но вот, усевшись на колени,
Ведёшь бессмысленные речи
О скромности своих влечений…
 
 
Какой возвышенный интим!
Но портит всё простая малость:
Была ты брошена другим —
И мне досталась. Мне досталась
 
 
Одна лишь пьяная печаль,
Да непонятная усталость.
И мне тебя совсем не жаль.
Ты – падаль. Ею и осталась.
 
 
1993 г.
 

СЕРДЦЕ ТЬМЫ

 
Забытый Богом в полусвете,
Лишённый маски дивных книг,
У врат Седьмых на парапете
Я думал о путях земных…
 
 
Преодолев моря и бездны,
Интриги, войны и позор,
Потратив годы бесполезно
На философский разговор,
 
 
Я не узнал природы света,
Который вёл меня во тьму,
И потому просить совета
Явился к Богу самому.
 
 
Семь дней терзаясь от сомнений
У врат Небесных, на коленях,
Я душу страхом истомил.
 
 
Но Голос молвил: «Успокойся.
Ступай и ничего не бойся.
Свет – это сердце тьмы».
 
 
1993 г.