Текст книги "Лекарство от блицкрига"

Но только не командир дивизиона капитан Дзюба и, тем более, не командир артполка подполковник Игнатьев. Начальство, незаметно зайдя в помещение, довольно долго и внимательно слушало взаимную критику и яростный спор с ненормативной лексикой у своих подчиненных в присутствии всех солдат казармы.

– Это так они сработались между собой! Да Дзюба? Это ведь твои слова? – громко спросил комполка у командира дивизиона, и, не дождавшись ответа от своего подчиненного, обрушился на провинившихся командиров с громогласными обвинениями, от которых у Павла даже заныли зубы.

Командир артполка, высказав полностью обоим провинившимся все, что он о них думает, объявил каждому по выговору с депремированием, и месячным запретом на право выхода за пределы их части и увольнения в город. Кроме того, обязал проштрафившихся командиров к утру на завтра представить подробные объяснительные записки за свои идиотские выходки и безобразное поведение, позорящее звание командиров РККА.

После такого начальственного разноса, лейтенант РККА почувствовал моральное облегчение, так как ему терять нечего, а вот Богданову комполка вставил неожиданный «фитиль» с его подачи. Так, что определенную сатисфакцию за свою обиду лейтенант Дроздов все же получил. Кроме того, в споре с применением нелитературной лексики Павел явно одержал верх – сказалась длительная школьная и дворовая тренировка в искусстве проведения неформальных диспутов, которой у Богданова не было. Такой вердикт вынесли солдаты, слушавшие с большим интересом горячую ругань и критическую перебранку двух командиров.

Павел, после произошедших неприятностей, духом не пал и вместо объяснительной записки накрапал для комполка лаконичное «Пояснение и предложения». Такому подходу научил его мастер лицедейства «Арамис». Этот мудрый совет годится для всех и во все времена. Если начальник за какое-либо прегрешение требует от своего подчиненного написать объяснительную записку, то это сделать надо: во-первых, как можно короче; во-вторых, окрестить этот документ «Пояснением». Если проштрафившийся подчиненный озаглавит такой документ «Объяснительной запиской», то это сразу же означает признание своей вины в той или иной степени. А вот «Пояснение» позволяет подняться над проблемой и найти ее суть, а не зацикливаться на признании собственной вины, чего обычно хочет получить от своего подчиненного начальник.

На следующее утро управление артиллерийского полка удостоил своим посещением корпусной комиссар Кондратий Измайлов. И произошло это как раз в тот момент, когда Дроздов вручил подполковнику Игнатьеву свое «Пояснения и предложения», где вместо честного признания своей вины лейтенант РККА лаконично изложил основные направления повышения боеспособности своей батареи и всего артиллерийского дивизиона в целом, в реальных, а не тепличных условиях.

Проверяющего комиссара дружно приветствовали в соответствии с действующими уставными нормами РККА. Потом последовали доклады каждого из находящихся в штабе артполка командиров.

Дошла очередь и до Павла, выгодно отличавшегося своим внешним видом и выправкой от всех присутствующих командиров. Дроздов представился в качестве исполняющего обязанности командира батареи, принесшего предложения по улучшению огневой и тактической подготовки подразделений артполка. После этих слов Игнатьев из-за спины комиссара незаметно показал Дроздову свой кулак, возмущенный наглостью молодого командира.

Корпусного комиссара, между тем заинтересовали «Пояснения и предложения», лежащие открыто на столе. Прочитав этот документ, военно-политический руководитель выразил свое удовлетворение и объявил благодарность лейтенанту Дроздову за нужную и полезную инициативу, а комполка Игнатьеву поставил на вид за отсутствие командира батареи на момент проверки. Одновременно высокопоставленный комиссар приказал передать Богданову, чтобы он представил объяснительную записку о причине своего отсутствия в штабе артиллерийского полка на момент проверки.

А Богданов, тем временем, уже подходил с рапортом к командиру дивизии полковнику Попову. Суть рапорта была в том, что лейтенант Дроздов никак не может рассматриваться ни как заместитель, ни, тем более, как командир артиллерийской батареи по причине своей слабой подготовки и непонимания роли артиллерии в реальных боевых действиях.

– Кроме того, Дроздов, начитавшийся всяких сомнительных книжек, планирует вообще «пустить под откос» все достижения не только моей батареи, но и всего дивизиона, да и полка в целом – убеждал командира дивизии отличник боевой и политической подготовки.

– Так значит, товарищ Богданов вы считаете, что лейтенант Дроздов не может стать командиром батареи, правильно я вас понял?

– Да конечно, это полностью исключено. Дроздов доморощенный теоретик, интеллигент. Он далек от практики и ее совершенно не понимает. Он типичный штабной работник – пусть туда и идет. Там тоже работы непочатый край. Очень хороший вариант для Дроздова – перейти обратно к Копытину и продолжить свои успешные занятия с молодым пополнением. Говорят, он в этом весьма преуспел, так и карты ему в руки.

– Однако это очень жаль. У нас тут образовалась вакансия в дивизионе дальнобойных 122-мм пушек, так как командир этого дивизиона майор Лихолетов подал заявление отпустить его на учебу в артиллерийскую академию. Таким образом, срочно требуется найти нового командира этого подразделения. Я уж собрался было предложить вам, как одному из лучших командиров, занять эту вакансию. Но так как передать вашу батарею, лучшую в моей дивизии, некому, то придется нам подыскивать другую кандидатуру в качестве нового командира этого дивизиона, – задумчиво изрек хитрый комдив.

От такой новости Богданов чуть не подпрыгнул на стуле от досады.

– Товарищ полковник! Вы меня не совсем правильно поняли. Лейтенант Дроздов очень толковый и грамотный артиллерийский командир, подающий большие надежды. Конечно, практического опыта у него маловато. Но ведь это дело наживное. Я готов помочь ему в практических вопросах, чтобы облегчить ему принятие командования над батареей. Я уверен, что Дроздов, с его энергией и перспективными замыслами поднимет уровень огневой и тактической подготовки на новую высоту. Я убежден, что лейтенант Дроздов – это лучшая кандидатура на должность командира артиллерийской батареи средних калибров, – произнес Богданов, покраснев от досады и сильного возбуждения.

– Минуту назад, товарищ Богданов, вы говорили мне нечто прямо противоположное. Так каким словам мне верить? Первым или последним?

– Конечно последним. Ну, погорячился я немного. Так это от того, что вместе в одном подразделении мы бы постоянно с Дроздовым спорили по всем большим и малым вопросам. А делу бы от этого был бы только вред. Будучи самостоятельным командиром батареи, лейтенант Дроздов получит отличную возможность реализовать на практике все свои замыслы. А я его за три дня посвящу во все практические вопросы.

– Даю тебе Богданов пять дней на то, чтобы ты ввел Дроздова в курс дела в полном объеме, передал ему все дела, и щедро поделился с ним всем накопленным тобой практическим опытом по руководству батареей. Сможешь? Справишься?

– Так точно. Смогу и справлюсь. Я вас не подведу, товарищ полковник! – горячо воскликнул сильно возбужденный старший лейтенант Богданов. И было от чего возбудиться. Возглавить в 27 лет престижный дивизион крупнокалиберных орудий, то есть получить майорскую должность – это дорогого стоит. Надо только поделикатнее пообщаться и помириться с этим выскочкой – Дроздовым. Ему ведь тоже повезло – сразу получает хорошо вышколенную батарею и ближайшую перспективу повышения в звании.

Плюс к тому комдив потребовал поделиться с Дроздовым ценной информацией по руководству батареей и накопленным за пять лет службы практическим опытом. «Так что и моему оппоненту повезло в не меньшей степени», – на удивление спокойно и без какой-либо служебной ревности подумал окрыленный радостной новостью Богданов.

Во второй половине этого же дня настроение Дроздова очень повысил не кто иной, как старший лейтенант Богданов, заявивший, что командир дивизии решил их развести друг от друга. Лейтенант, таким образом, в ближайшие дни должен принять командование над передовой батареей, где он проходит стажировку. А его, старшего лейтенанта, переводят на другой участок службы, чтобы он и новое подразделение вывел в лидеры.

Но перед этим командир дивизии потребовал от Богданова, чтобы он, в пятидневный срок передал все материалы и свой богатый практический опыт начинающему командиру батареи Дроздову.

В этой новой для себя роли Богданов проявил большой такт и дружелюбие по отношению к своему преемнику, искренне посвящая его в свои служебные наработки и профессиональные тайны. Такой перемене в поведении комбата удивлялся весь персонал артиллерийской батареи. Еще вчера два командира были готовы отдубасить друг друга, а сегодня они общаются вежливо, конструктивно и с явной симпатией друг к другу. Передача дел по батарее для нового командира прошла настолько успешно, что командир артполка счел возможным смягчить наложенные на прежних спорщиков санкции.

В ближайшие выходные, предварительно договорившись по телефону, Дроздов приехал в очередной раз в гости к Прохору Ковалеву. Рассказал ему о новостях по своей службе, в том числе и о том, что неожиданно «пошел в гору», став командиром батареи дивизионных пушек. Этот повод был вполне достаточным, чтобы по-русски его достойно отметить и очень интересно поговорить на волнующие их темы.

– Главная тема – это безопасность России, против которой всегда имеются как недруги, так и прямые враги, неусыпно вынашивающие коварные замыслы. Душит заморских колонизаторов жаба, что они до сих пор не расчленили до конца империю Российскую, не извели под корень русский народ, не обратили оставшихся русских людей в рабство и не завладели природными богатствами нашей страны, – отметил Ковалев.

– Однако сейчас СССР это ведь не империя, а социалистическое государство, то есть содружество 11 братских республик, – возразил Прохору Павел.

– А вот и нет. СССР – это самая настоящая империя, где титульной нацией, как и прежде, является русский народ, чтобы там не говорили большевики. Только СССР, как и раньше Россия, является империей не колониального типа, в отличие от большинства других империй, нещадно эксплуатирующих и выпивающих жизненные соки из своих колоний.

– Хорошо. Допустим, что СССР это империя. А кто же тогда император?

– Как кто? Великий вождь и учитель всех времен и народов – товарищ Сталин. Это ничего, что он грузин на 100 %. Не в этом суть. Государыня императрица Екатерина II была чистокровной немкой, и власть в империи она захватила, приказав вероломно «замочить» своего безобидного и несчастного мужа – законного императора Петра III. Однако по своим заслугам и величию котируется наравне с Петром Великим или даже выше.

– Коммунист никак не может быть императором. Тогда и Ленина следует считать императором. И Троцкий рассчитывал получить этот титул, но не получилось, – снова возразил Павел.

– Понимаешь «Дарти», Ленин, Троцкий и прочие представители большевистской камарильи не тянут на императора, так как они всегда были готовы пожертвовать Россией во имя своих бредовых коммунистических идей, во имя так называемого Интернационала. А вот Сталин наоборот – всегда готов закрыть любой Интернационал, если он встанет на пути советской Империи. Когда враги Ленина – монархисты, сидящие в сталинских тюрьмах, поняли, что Сталин это новый российский император, ничуть не хуже Екатерины II, то большинство из них сразу приняло его сторону. В тюремных камерах немало монархистов повесили портреты Сталина. Поэтому неудивительно, что некоторые из монархистов уже разгуливают на свободе.

Россия, приверженная отстаивать правду и справедливость, вообще может существовать только в виде единой империи. Иначе она не сможет выполнить свою историческую миссию, у нее просто не хватит сил противостоять мировому злу. В любом другом виде она будет расчленена, ее территория и природные запасы достанутся янкесам и европейским хищникам, а русский народ будет подвергнут геноциду, – сделал Ковалев такой, далеко идущий безрадостный вывод, если кое-кто будет и дальше «спать в оглоблях».

Когда Прохор поинтересовался, какие у Павла имеются проблемы по службе, то новоиспеченный командир артиллерийской батареи заявил, что таких проблем две. Первая – это неуютное жилье в коммунальном бараке для командиров артполка. Поэтому было бы неплохо получить в собственность, или на худой конец, в аренду какой-нибудь деревенский домик недалеко от расположения артполка.

Вторая проблема – это полное незнание конной тяги и лошадей вообще. До Дроздова только сейчас дошло, что командир РККА должен уметь ездить на коне и управлять конной повозкой.

– То есть «Дарти» ты что, хочешь получить права на «водителя кобылы»? – со смехом переспросил Ковалев.

– Именно так. В первую очередь уметь хорошо управляться с конно-артиллерийской упряжью. Но и неплохо бы научиться также и ездить верхом. А то неудобно как-то перед бойцами. Получается, что командир РККА не только не умеет ездить верхом, но и вообще боится лошадей.

– И еще одна, какая новость. Я тут на днях случайно близко познакомился с семьей комдива Тихонова и им самим. Помог бабушке – его маме Марии Терентьевне затащить три мешка картошки к ним в квартиру. В награду за это меня сытно накормили и напоили (правда, только чаем).

Тихонов поинтересовался, как у меня идут дела по службе, и предложил в случае возникновения каких-то вопросов и проблем обращаться к нему напрямую. Комдив вообще производит очень хорошее впечатление, в том числе и своей демократичностью. Кстати дал высокую оценку твоему складному велосипеду.

– Что ж это приятно слышать от авторитетного и высокопоставленного командира. А что касается лошадей, то «Дарти» я подучу тебя искусству управления жеребцами и кобылами, как в повозке, так и верхом. Ну и подыщу для тебя какой-нибудь домик недалеко от твоей части. А то, что ты стал вхож к комдиву Тихонову это просто классно, так как такое знакомство будет способствовать нашей миссии по защите России. А теперь давай пойдем спать, а то ты уже клюешь носом как не выспавшийся студент на лекции по теории «Научного атеизма», – сказал Прохор, после того, как стенные часы отбили два часа ночи.

На следующий день, ранним утром, Павел выехал на своем «внедорожном велосипеде» от дома Ковалева в расположение своей части. Дождь лил как из ведра. И если бы Прохор не снабдил Павла надежным дождевиком, то тот бы приехал в часть мокрым до нитки. А так лишь слегка замочился.

У Ковалева никогда слова с делами не расходились, и поэтому он стал в свободное от службы время усиленно обучать Павла езде верхом, используя своего коня, которого он сдавал в аренду своему соседу. Павел поначалу сидел на коне как «кот на заборе». Но, благодаря упорным занятиям и опытному инструктору, каким был Прохор, стал быстро прогрессировать в искусстве верховой езды. Неплохо изучил разнообразную конную упряжь, что и продемонстрировал потом на учебных занятиях в поле и на стрельбище. Знаковым событием стала поездка верхом на красавице Дездемоне, для которой прогулка быстрой рысью и галопом с всадником в седле была настоящим праздником. И Павел тут удивил не только ездового и всех солдат, стоявших рядом, но и саму Дездемону, ожидавшую, что на нее вскарабкивается хоть и очень симпатичный, но неумелый «чайник». Однако неожиданно лейтенант Дроздов проявил себя как вполне искушенный и обученный кавалерист, приведший в восторг присутствующих, и больше всех саму Дездемону. Жалко только его резко возросшее мастерство не увидел хитрец Богданов, ставший «большим» артиллерийским начальником.

Стиль командования батареей у Павла был совершенно непохожим на авторитарный стиль Богданова. Без угроз, командных окриков, и постоянных замечаний по делу и без такового Дроздов добивался от артиллерийских расчетов ничуть не меньших результатов, чем при прежнем командире, заставлявшем расчеты всех орудий ходить по струнке. При этом «псих климат» на батарее заметно улучшился, стал менее официозным и более товарищеским. И это при том, что огневая и тактическая подготовка батареи средних калибров постепенно усложнялась. Для маневров по лесным дорогам и на заболоченных участках, которых в Белоруссии хоть отбавляй, пришлось применять упряжку не в 4, а в 6 лошадей. Да и то те еле тянули на тяжелых участках местности. Как позже выяснил Дроздов, все лошади в батарее были непородистыми (за исключением только Дездемоны) и легкоупряжными.

А если «по-хорошему» тягловые лошади должны были бы быть тяжелоупряжными. В идеале это кони Владимирской породы, сочетающие большую силу и выносливость с необычной для тяжеловозов резвостью. Три таких лошади вполне бы заменили упряжку из шести имеющихся лошадей и, при этом, намного превзошли бы их в скорости движения по бездорожью.

Новый комбат постепенно добился того, что его батарея научилась уверенно поражать огнем с закрытых позиций, внезапно появляющиеся цели на разных дистанциях и направлениях. На батарее были сформированы группы артиллерийской разведки и корректировки артиллерийского огня. Хуже обстояло дело с налаживанием должного взаимодействия с другими родами войск, так как тут требовались усилия не только лейтенанта, но и подполковников с майорами, которые встретили инициативу лейтенанта Дроздова в штыки. Командир артполка и его штабные работники давно бы «прикрыли» многие инициативы лейтенанта Дроздова, план которых он дерзко изложил в своих «Пояснениях», если бы этот план не взял на личный контроль и опеку корпусной комиссар Измайлов, периодически интересовавшийся ходом его выполнения.

Возросшая нагрузка на службе уменьшила и без того малые возможности Павла пообщаться с очаровательной Юлией, которая все глубже проникала в его сердце. Лишь один раз удалось сходить за грибами в воскресный день всей компанией с Юлей, ее мамой и Димкой, который пришел в восторг от такой прогулки. Грибов насобирали столько, что еле дотащили до квартиры Карасевых в больших корзинах и огромном коробе, который Дроздов тащил на себе как заправский вьючный конь. Заслуженным подарком для Павла были поцелуи украдкой, которые Юлии стали нравиться не меньше, чем Павлу. Несколько раз влюбленному лейтенанту удалось сходить с Юлей в кино и один раз на танцы, хотя это было и небезопасно, так как они привлекали всеобщее внимание. Но в тот раз, слава Богу, ничего не случилось, хотя «сканер» у Павла выдавал тогда сигнал почти такой же силы, как и в том злополучном ресторане, где произошла массовая драка. Больше всего Павел боялся коллективной драки, ибо в случае большого численного превосходства со стороны местных хулиганов ему пришлось бы пустить в ход весь арсенал приемов прикладного самбо, бокса и особенно боевого карате. А это чревато тем, что уровень владения этим самурайским искусством у Павла еще не достаточен, чтобы грамотно дозировать силу наносимых ударов. Об этом его серьезно предупредил Валерий Цон, напомнивший, что карате в бытовых условиях надо применять осторожно, особенно, если это оружие находится в распоряжении недостаточно опытного бойца. В этом случае приемы карате способны причинить тяжелую травму или даже гибель для лиц, дерзнувших напасть на каратиста. Чтобы научиться правильно и гибко пользоваться этим невидимым оружием, надо очень много тренироваться и медитировать, чтобы постичь саму философию этого древнего боевого искусства.

По просьбе Юлии Павел стал регулярно обучать ее приемам рукопашного боя, которые позволили бы ей отразить нападение сильного противника. Юлия оказалась на удивление способной ученицей, быстро освоив основные приемы самообороны, в том числе и японские приемы карате и джиу-джитсу. Этому способствовало также и то, что девушка регулярно занималась оздоровительной и спортивной гимнастикой в городском клубе Осоавиахим вместе со стрелковой подготовкой.

Как-то, уже в конце октября, после посещения кинотеатра Павел с Юлией зашли по дороге в тир, чтобы немного согреться, так как на улице уже было холодновато. Но стоять просто так было неудобно, и они решили немного пострелять по самым мелким целям, так как для таких стрелков как они крупные цели были неинтересны. Точность их стрельбы заинтриговала хозяина этого заведения, и он предложил выяснить, кто из них лучший стрелок. С этой целью он зажег 5 свечей и предложил пятью выстрелами с дальней дистанции погасить их.

Первым с упора отстрелял Павел, чисто погасив 4 свечи, а пятую он, все же погасил, но свеча, при этом, упала, что не засчитывалось по условиям соревнования.

– Очень хороший результат, – сразу видно, что стреляет профессионал своего дела, безопасность нашей Родины находится в надежных руках, – отвесил комплимент Павлу тировщик, зажигая для Юлии, очередные пять свечей.

А дальше произошло то, что ввергло хозяина тира в полный ступор. Юля, взяв в руки ту же винтовку, из которой успешно отстрелял Павел, хорошо отработанным движением ловко обкрутила ремень винтовки вокруг локтя своей левой руки, создав дополнительную устойчивость оружия. А затем быстро отстреляла все пять пулек, легко и чисто погасив, все пять свечей, из которых ни одна не упала.

И тут Павел понял, чем отличается снайпер высокого уровня от отличного ворошиловского стрелка. Юлия в быстром темпе блестяще поразила все цели не с упора, как Павел, а с руки, что гораздо тяжелее.

Хозяин тира, постояв некоторое время с открытым ртом, отлучился в свою «каптерку» и вынес оттуда приз в виде огромного плюшевого медведя, и вручив его Юлии, произнес: «За последние пятьдесят лет я такую стрельбу вижу в первый раз!». – Я тоже, – добавил Павел, сажая полученного медведя на свои литые плечи.

До Юлиного дома плюшевый медведь с комфортом ехал верхом на мощных плечах лейтенанта РККА, вызывая улыбки всех прохожих. Новая игрушка вызвала у будущего командира РККА Димы неподдельный восторг, став его самой любимой из мягких игрушек. Но каким образом достался этот подарок молодые люди рассказывать не стали в целях обеспечения конфиденциальности и безопасности.

Наступившая зима в середине ноября 1937 года отнюдь не снизила интенсивность боевой подготовки на батарее лейтенанта Дроздова. Для передвижения орудий по глубокому снегу лейтенант Дроздов предложил на колеса пушек прикреплять и надежно фиксировать особым образом широкие и прочные лыжи. И не только предложил, но и реализовал эту инициативу на практике, поставив всю свою батарею на быстросъемные лыжи. Эта простая мера позволила их артиллерийской батарее двигаться в любом направлении, даже по глубокому снегу. Узнав об этой новации, старшие командиры их полка не только не похвалили Дроздова, но и потребовали, чтобы он перестал заниматься опасной «фигней». Причина была понятна – начальство хотело хотя бы зимой отдохнуть от ратных дел. А этот неугомонный лейтенант, будь он неладен, затеял свои вредные и опасные эксперименты без разрешения руководства. И если бы одно это. Преисполненный энтузиазма лейтенант предложил, для тренировки стрельбы прямой наводкой в казенную часть орудия, вместо снаряда вставлять съемный вкладыш по калибру гильзы от снаряда. А в этом вкладыше высверливается нарезное отверстие и отверстие под патрон калибра 12,7 мм. На боек ударника закрепляется соответствующая насадка. В результате стрельбы прямой наводкой по макетам танков можно производить не дорогостоящими снарядами, а трассирующей крупнокалиберной пулей, не изнашивая, при этом, стволы орудий. И здесь то же самое – то есть без разрешения руководства каким-то образом, за свой счет изготовил 4 вкладыша для дешевой тренировочной стрельбы по макетам разнообразных целей.

После реализации этих рацпредложений отцы командиры его окончательно и в последний раз предупредили, что если Дроздов не оставит эти вредные инициативы по внедрению своих выдумок, то они его вернут обратно подполковнику Копытину, чтобы Павел продолжил тренировку молодого пополнения. Такая перспектива не вызвала никакой радости у лейтенанта РККА.

Между тем пересмотр уголовного дела Константина Карасева неуклонно продвигался благодаря такому корифею адвокатуры, как Наум Давидович Фрейдзон. После оперативно проведенной экспертизы плаката было установлено, что там действительно имела место аккуратная подчистка, полностью изменившая первоначальный смысл плаката. Были сняты и запротоколированы показания десятков свидетелей, исключающих вину Константина. Фрейдзону удалось опровергнуть все усилия прокурора, старавшегося оставить Карасева в местах заключения. Основной посыл прокуратуры заключался в том, что если Карасев не виновен, то кто же тогда виновен? Ведь кто-то должен сидеть в тюрьме за это преступление, почему бы и не Карасев?

То есть, прокуратура была согласна освободить Карасева из мест заключения лишь при условии обязательной поимки и изобличения истинного преступника. А пока такой преступник не найден, то осужденный должен сидеть в тюрьме. То есть провозглашался принцип: «Лес рубят – щепки летят». А на роль «щепки» был назначен «терпила» – Константин Карасев.

Однако Фрейдзон продемонстрировал высший адвокатский «пилотаж», заявив, что контрреволюционная выходка с плакатом это дело истинных «врагов народа». А так как у Карасева имеется чистое алиби, то получается, что отказывая в освобождении действительно невиновного человека, работники прокуратуры становятся невольными пособниками врагов народа. Очевидно, что пока Карасев будет находиться в заключении, поиск истинных виновников – врагов народа, будет приостановлен. А после того, как Фрейдзон «ввернул» тезис, что советский суд, самый справедливый суд в мире, не может уподобляться судопроизводству в буржуазных странах, которое карает невиновных людей как, например, в случае позорного судилища в США над Сакко и Ванцетти, то освобождение Константина Карасева стало лишь вопросом близкого времени.

И это время, наконец, настало – Константина освободили из тюремных застенков. Это событие было настолько невероятно для 1937 года, что мало кто верил, что оно произошло. Не верил в свое освобождение и сам Карасев, изо всех сил стараясь себя как можно больнее ущипнуть, чтобы убедится в реальности происходящего. Дело в том, что Константин отнюдь не был «белой вороной», выделявшейся своей явной невиновностью среди осужденных по «легендарной» 58 статье советского УК. Всем было ясно, что у Карасева имеется, по крайней мере, зримое материальное основание для своего нахождения в тюрьме, в отличие от большинства осужденных «врагов народа» по самым нелепым и противоречащим фактам и здравому смыслу обвинениям. Очень многие сидели в качестве «шпионов». Большинство заключенных были осуждены как агенты английских, немецких, польских, японских, корейских, финских и даже индонезийских спецслужб. То есть назначались шпионами от тех стран, насколько хватало фантазии у работников НКВД. Многие из сидельцев были высококвалифицированными инженерами, учеными, талантливыми руководителями, которых вместо того, чтобы дать им возможность укреплять науку и экономику советской страны принудили заниматься даже не феодальным, а малопроизводительным рабским трудом. Удивительный парадокс был в том, что если бы высококвалифицированным «врагам народа» позволили заниматься тем, что они могут делать намного лучше других, то, как наука, так и промышленная технология СССР совершили бы ощутимый скачок вперед.

Во второй половине 30-х годов сталинское руководство все-таки немного «въехало» в то, что микроскопами не стоит постоянно забивать гвозди, и стало повсеместно создавать так называемые «шарашки».

Костя первый год на зоне занимался лесоповалом и на этой тяжелой работе надорвался, хотя и не был «хлюпиком-ботаником» или белоручкой. Он вполне мог сгинуть от непосильных условий труда, если бы руководству лагеря не потребовался художник для оформления различных стендов и красочных плакатов. Потом позже также выяснилось, что одной из конструкторских «шараг» требуется хороший макетчик и Костя, благодаря своему таланту, легко освоил и эту тонкую и высококвалифицированную работу. А когда лагерное начальство проведало, что Костя Карасев еще и талантливый гармонист и аккордеонист, то создало ему условия для того, чтобы он мог принимать участие в лагерной самодеятельности. То есть пребывание в зоне для «счастливчика» Константина Карасева стало почти комфортным (по лагерным меркам конечно).

Но, правда жизни такова, что всему хорошему рано или поздно приходит конец. И Костя, с недоумением и недоверием узнал, что его освобождают от его «счастливой» творческой жизни в исправительном учреждении великой страны победившего социализма. Дело в том, что все родственники Константина ни слова не писали в своих письмах, что ведется большая и интенсивная работа по его освобождению и реабилитации. Об этом очень попросил хитроумный и многоопытный Фрейдзон, знающий, что вся переписка между заключенными и их родственниками подвергается регулярной перлюстрации.

Костю должны были встречать его близкие родственники в Ленинграде на улице Каляева, названной в честь известного террориста, что было символично и навевало грустные размышления. Ворота спецприемника НКВД медленно открылись, и оттуда не спеша вышла небольшая группа счастливчиков – бывших заключенных, выпущенных на свободу. Все трое: Юля, Лидия Николаевна и Дима внимательно всматривались в вышедших, сильно исхудавших людей.

Один из освобожденных сидельцев приветственно замахал рукой. Черты его лица показались для встречающих чем-то знакомыми.

«Юля! А это не Костя?» – с сомнением спросила свою дочь Лидия Николаевна, внимательно всматриваясь к быстро подходившему к ним мужчине, выглядевшему лет на 45. Подошедший действительно оказался Костей, хотя в таком виде его не узнала бы и родная мать. Первой его обняла и расцеловала Юлия, удивляясь тому, как может заключение изменить человека – за три года ее муж превратился из совсем молодого веселого парня в уже поседевшего и потрепанного жизнью мужика. Через некоторое время Костя был окончательно идентифицирован и признан даже Димой в качестве любимого отца и Юлией в качестве законного мужа.

Придя домой, все домочадцы сели за праздничный стол, накрытый в честь освобождения главы семейства. Костя поглощал кулинарные изыски с такой скоростью и энергией, как будто бы его в лагере не кормили вообще. Не забывал он и про спиртные напитки, которые вливал в себя как воду, почти не хмелея. Но во время праздничной трапезы, услышав звук подъезжающего автомобиля, Константин каждый раз вскакивал и подбегал к окну, напряженно всматриваясь в полумрак. Было понятно, что Костя до сих пор подозревает, что произошла какая-то путаница и его освободили лишь по ошибке. То есть он опасался, что в любой момент в квартиру могут ворваться вертухаи из НКВД, и, заломив ему руки за спину, бросить его обратно на нары. Такое его опасение основывалось на том, что в зоне оставались тысячи действительно невиновных людей, которых никто и не думал освобождать. Костя ел и пил, пил и ел до тех пор, пока его не сморил крепкий сон прямо за столом. Обеим женщинам пришлось с трудом вытаскивать «везунчика» Костю из-за стола и тащить его на кровать.