Текст книги "Ultraгрин: Маленькие повести для мобильных телефонов"

Валерий Зеленогорский
Ultraгрин: Маленькие повести для мобильных телефонов

Посвящается Александру Певзнеру

ПРЕДИСЛОВИЕ

Трудно представить человека, который просит себе подобного прочитать за него книгу и пересказать ему содержание, а в кино это сплошь и рядом.

Они пересказывают нам свою версию нашей жизни, подменяют смыслы, монтируют и подсвечивают сокровенное, гримируют действительность и подкрашивают воду вместо вина.

В собственной жизни нельзя промокнуть пот, выступивший от страха и волнения, подвесить фанерную луну в вашу кромешную ночь и разбитые в кровь колени измазать кетчупом.

Живому человеку во время губительного поцелуя абсолютно все равно, какое время года на дворе, какие джинсы надеты на его главной героине. В этот момент грим не поправишь, и никто не крикнет: «Стоп! Снято!» – а еще совсем ничего не снято, все только начинается.

В жизни в разгар многочасового выяснения, кто кого, музычку фоном не подложишь. Какая музыка, если ты в шаге от смертоубийства и каскадер вместо тебя не получит по роже?.. Нельзя перемонтировать собственную жизнь, нельзя переписать диалоги, если ты выглядел плохо. Все произошло, и никакие камбеки не смогут изменить сделанное сгоряча в гневе ослепления.

Хороший конец – это выдумки сценаристов и продюсеров. В жизни, где бюджеты ограничены, нельзя ничего переснять. Прожито не по сценарию – и все, и никакой компьютерной графики.

Автор предлагает читателю снимать мобильным телефоном свою жизнь, где он сам сценарист, режиссер, оператор и главный герой.

Снимайте свою жизнь и живите по своему сценарию. Таким образом мы все вместе создадим семейный альбом поколения в движущихся картинках со своими словами и под свои песни.

Я уже скоро начинаю…

13 ПРЕВРАЩЕНИЙ ПРИХОДЬКО И ЕГО ДРУЗЕЙ

ИМПРОВИЗАЦИЯ

Все началось в благословенном мае 2008 года. Нефть перла вверх, биржа ставила рекорды, все поехали отдыхать на майские в разные стороны.

Только Приходько никуда не поехал, остался дома – надоело ему лежать в тени бунгало на каком-нибудь Бали. Летишь сутки, а потом сядешь у моря-океана, водки напьешься и убеждаешь себя, что тебе хорошо, а ничего хорошего в этом нет, от себя не убежишь.

Мучительное ожидание конца отдыха наступало сразу после приземления, когда заколебало и синее небо, и арендованный пароход, и райские птички, поющие круглые сутки. Можно слетать и в Сингапур, чтобы потом рассказать за минуту уже в Москве, что был на Бали, где снимают рай Баунти, показать шоколадный загар и фотки закатов, зажав пальцем силуэт дуры, которую взял с собой для драйва, а она надоела еще в накопителе своим щебетанием и пакетами из дьюти фри. А все лишь для того, чтобы сказать, между прочим, что Малайзия – говно, да и Сингапур тоже.

Не расскажешь, что ночами звонил в Москву всем подряд, спрашивая, как там дела, или о том, что две недели смотрел в сотый раз всего Балабанова и «Клан Сопрано» только для того, чтобы не сойти с ума от шелеста океана, напоминающего китайскую пытку падающей каплей на мозжечок.

Давно надоели ритуальные поездки пять раз в году на чужие берега, не спасают ни кровати в самолетах «Сингапурских авиалиний», ни вышколенная обслуга… Ничего не спасает от сплина – русской разновидности грусти, переходящей в тоску, которую не зальешь водкой.

Поэтому он сидел дома и смотрел те же фильмы, но в пяти шагах хода до своей кухни и своего туалета, доступ в который открыт 24 часа в сутки без таможни и блондинок со зверскими рожами на государственной границе. Эти овчарки за тридцать секунд контроля выпивали радость отлета и прилета с фантастической быстротой. От этого они были полны чужой радостью, которая им выходила боками, животами и жопами. Особенно им ударяло в ноги, в эти чудесные бутылочки, которые они не скрывали, а, наоборот, демонстрировали короткими юбками и сапожками фасона «я могу, но не хочу».

Жена с дочерью уезжали через пару дней, чтобы быть как все, а он оставался путешествовать в самого себя, преодолевать в себе реки желчи, горы холестерина и бури в не знающей покоя голове.

Экстремальный туризм по пустыням и впадинам собственной души – вот новый тренд. Душевный туризм, экология души.

Вечером позвонила женщина из параллельного мира, с которой он уже год занимается добровольным обменом энергиями. Договорились, как всегда, на воскресенье.

* * *

Приходько ждал еду и женщину в гостинице одного ведомства.

Он встречался с ней уже год, состояние отношений определял как штиль, мозг не взрывался, но и рутина в отношениях еще не наступила.

Все происходило в воскресенье – он выходил из дома, ехал в гостиницу и ждал своего партнера для обмена энергетическими полями.

Женщина была взрослой, свободной и не требовала ни мехов, ни бриллиантов, ни Парижа. Может, она этого и хотела, но делала вид, что ее все устраивает. Она даже, наверное, любила Приходько, как потом оказалось, но если сам не любишь, то понять это невозможно, даже обременительно – нет равновесия в композиции.

Еду не несли, а женщина, видимо, была еще в своей ванной, и ехать ей из ее Зажопина было как минимум часа полтора.

Она всегда тщательно готовилась к свиданию и всегда опаздывала, Приходько приходил вовремя и изнывал от необходимости ждать то, что должен получить в плановом отрезке времени и вернуться домой для исполнения семейного долга.

Еда его не очень беспокоила – дома он получил полноценный воскресный завтрак, без него уйти он не мог – плюнуть в семейный очаг в воскресное утро может только дикий зверь или человек на пороге развода, а он и не собирался, просто диверсифицировал свой мир развлечений.

Пришлось съесть все: блины, котлеты, салат и еще чай и еще сырники, домашнее печенье и варенье из белой черешни. Он съел все, чтобы не было подозрений до обеда, что он попытается перекусить на вражеской территории и, не дай Бог, заснуть в неположенном месте.

Жена должна мониторить основные действия мужа, если желает, чтобы он оставался у нее в руках. Чуть отпустишь вожжи – и вот уже он в чужой повозке летит по дороге к другому очагу.

Короткий повод и железная узда – прекрасное средство для удержания своего жеребца в стойле.

Он смотрел телевизор: какие-то бараны делали ремонт оборзевшему от славы и денег телеведущему программы «Мой дом – моя крепость», бесплатно устанавливали ему альпийскую горку и фонтан. Когда-то Козьма Прутков сказал о таких: «Если у тебя есть фонтан, заткни его, дай отдохнуть фонтану».

Ожидание стало напрягать. Приходько позвонил в рум-сервис и строго напомнил, что ждет заказ.

Через несколько минут в дверь робко постучали – на пороге стояла молодая барышня экзотической национальности. Она внесла поднос и стала расставлять принесенное на столе. Делала она это неловко, и Приходько спросил, давно ли она трудится на этой ниве. Оказалось, всего три дня, а на самом деле она посудомойка и работает в ресторане дяди.

Девушка была хороша: очень пуглива, как серна, и трепетна, как лань, и сладкая к тому же, как узбекский абрикос первого урожая.

Под прозрачной блузкой угадывались очень спелые грудки, торчащие без усилий пластических волшебников и корректирующего белья.

Все остальное тоже имело место, то есть все было на месте и, что характерно, на своих местах и в полной гармонии с анатомией и биологией.

Единственным диссонансом был нос: чуть больше нормы, он торчал на лице, как прут на клумбе, но если зажмуриться, то нос исчезал и на ощупь не казался из ряда вон выходящим.

Приходько полез в карман и дал на чай больше, чем надо. Девушка смутилась, видимо, дядя платил ей столько за неделю. Деньги она взяла, как-то смущенно и даже сначала отказывалась, и тогда он засунул купюру ей в вырез блузки. Девушка покрылась красными пятнами, а он вспотел от своих фантазий.

Ему захотелось, чтобы она побыла еще, он предложил ей сесть, но она поблагодарила и сказала, что ей надо идти – дядя не любит, когда она ходит по номерам.

– А кто у нас дядя? – спросил Приходько.

– Дядя – хозяин ресторана, серьезный человек, но сегодня его нет, он уехал за мясом в область.

Хорошо, что его нет, подумал Приходько, быть его добычей не хотелось.

А вот его предполагаемая добыча уходила, можно даже сказать, испарялась, стуча копытцами по паркету.

Он уже напрочь забыл, что ждет женщину. Какая женщина, если здесь такая лань?.. А собирается к нему жилистая лошадь, хотя и ухоженная от холки до хвоста.

Надо что-то делать, решил он и позвонил в ресторан с новым заказом – попросил шампанское и фрукты, несмотря на дополнительный расход. Там ответили, что фруктов нет, и Приходько посоветовал послать девушку на улицу и принести все вместе.

Он стал нервно ждать, не представляя своего плана действий. Пойдем на импровизацию, решил он и тут же отправился в душ, чтобы оказаться к приходу девушки в удобном для своего плана виде.

Пока он принимал душ, то много нафантазировал. Когда в дверь постучали, он вышел в полотенце и открыл дверь. На пороге стояла мечта с пакетами в руке – видно было, что она накрасила губы и надела новые туфли на каблуках.

Он открыл шампанское, налил два бокала, и тут его понесло.

Он говорил о высоком и низком, о том, что бывают моменты, которые нельзя упускать, и в конце речи прочитал кусок поэмы «Мцыри», которую помнил со школы, особенно про бой с барсом:

 
Я ждал, схватив рогатый сук, минуту битвы;
Сердце вдруг зажглося пламенем борьбы и крови…
Да, рука судьбы вела меня иным путем…
 

Девушка с тревогой спросила:

– Ты сидел?

Он сам удивился, чего это ему пришло в голову, девушка не поняла и испугалась, Приходько ее успокоил:

– Я не маньяк, это Лермонтов, хотел тебя порадовать стихами, Извини!

Выпили еще.

– Давай сыграем? – невинно предложил Приходько.

– А во что? – спросила Серна.

– В «Что? Где? Когда?». Я буду задавать вопросы, а ты отвечать. Если отвечаешь правильно, получаешь за вопрос пятьсот рублей, если неверно – снимаешь одну вещь.

Девушка долго думала, но согласилась – хотела купить себе в переходе жемчужные бусы за две тысячи рублей, как у барменши, и коврик для занятий шейпингом.

Игра началась. Первые пять вопросов принесли ей две с половиной тысячи рублей. Она чуть не проиграла юбку, когда не знала, где находится часть суши с населением, загорелым от природы, но потом вспомнила, по подсказке Приходько, что там жил и родился «шоколадный заяц – ласковый мерзавец».

Потом ей резко не поперло.

За вопрос, где находится нофелет, она сняла юбку, потом за песню «Любовь, похожая на сон, сердец печальный перезвон» на кровать полетели колготки. Трусы Приходько снял сам за неудачный ответ на вопрос «Кто такой Гитлер?».

– Встань и ходи, – торжественно объявил Приходько, и она под «Фешн-ТВ» стала дефилировать по комнате. Но тут дверь распахнулась, и зашла припозднившаяся лошадь, источающая все ароматы косметики. Она была неотразима.

Картина, открывшаяся ей, явно не понравилась. Что-то мешало ей броситься в объятия любимого – дочь гор без трусов нарушила пейзаж. Женщина перевела взгляд на Приходько и увидела, что он, не отводя глаз, смотрит на след резинки от трусов.

Этот розовый след на белом теле манил, и он сидел завороженный и впечатленный – так его проняла игра, что он не готов был к новой. Но пришлось.

В дверь влетел, как барс, сын дяди, увидел двоюродную сестру с тряпками, прижатыми к груди, и ошалел. Он хотел порвать насильника, но женщина, стоящая у входа, велела ему строго:

– Забери свою сучку, или я вызываю ментов.

Пара гастарбайтеров решила свалить от греха подальше, и дверь за ними закрылась без скрипа. Начался второй акт, совсем не половой.

Лошадь решила не скандалить, повела себя мудро – разделась и сказала:

– Давай сделаем это, прелюдия, как я понимаю, у тебя уже была.

На удивление, все произошло чудесно. После стресса организм не подвел – женщина осталась довольна, свое она получила, гормоны нашли пристанище, но обида выплеснулась в машине, когда она ехала домой.

Она плакала, размазывая макияж, так старательно исполненный и ставший причиной того, что она опоздала на встречу. Будь она моложе, то успела бы и не допустила малолетку на свое окученное поле.

«Мало мне его жены, которая в любое время может отобрать у меня мое воскресенье. Сколько раз так бывало – выходишь из дома при полном параде, а тут звонок: не могу, едем в кино с детьми, а ты хоть удавись, со своей красотой неземной…»

Приходько тоже торопился, надо было успеть на обед с родителями, которые всегда приходили в воскресенье.

Он успел, все обошлось, пообедал, лег спать и спал до вечера, до начала фильма «Старикам здесь не место» – такое кино он для равновесия после пережитого стресса решил посмотреть. Каждый раз когда он видел Хавьера Бардема с цилиндром-убийцей, то трепетал. Ему казалось, что главный герой стучит в его дверь, и тогда он нажимал на пульте кнопочку, и все исчезало.

* * *

На следующий день семья отбыла на отдых, оставила много еды в холодильнике и прощальные следы одинакового цвета помады на щеках.

До вечера он не вставал, ждал приземления самолета, и только когда лучшая часть семьи вошла в номер отеля за бугром, успокоился.

Он знал про себя, что грешен, и боялся, что возмездие за его грехи ударит по близким. Такое бывало в его окружении, и он всегда нервничал по этому поводу.

Утомленный ожиданием прилета и водкой, выпитой для анестезии, он прилег под новости, где так называемые эксперты обсуждали грядущие неприятности в жизни.

Сытые, довольные люди в хороших костюмах пугали обывателей невзгодами и призывали сплотиться в одной лодке. Это было смешно: на «Титанике» тоже не хватило лодок. Требовать не раскачивать лодки, которых не хватает, не просто глупо, а даже омерзительно.

Во вторник он приехал на работу к обеду, посмотрел сводку, забрал в сейфе дневной приход от добросовестных клиентов, которые платят за лояльность, и поехал в головной офис, отдать дань таланту и мудрости руководства.

Дань за два дня была неплохой, водитель и охранник перли обе сумки известной марки – с такими хоккеисты премьер-лиги ездят на выездные матчи. Был случай, когда в такой сумке пронесли трех мальчиков из младшей группы на матч звезд.

Дань приняли благосклонно, и замначальника ждал его для доклада.

Он начал что-то говорить, но куратор из бывших комитетчиков позвал его в комнату отдыха и принялся под рюмочку объяснять остроту момента.

Выходило, по его словам, что наступает пиздец, и не просто пиздец, а полный, такой полный, что накроет, как ковчег Ноя.

Приходько понял притчу – тестя свалят, как оборотня, его, как зятя, погонят сраной метлой, а новые из другой семьи заберут все концы, и никто, никто из бывших клиентов ничего не принесет, а если принесут, то только повестку из Главного следственного управления.

Приходько напрягся.

– А что делать? – робко спросил он у куратора.

Тот твердо сказал:

– Валить надо! Я уеду в Уругвай, там у меня запасной аэродром. Если хочешь, поедем. На хуя тебе этот Нюрнбергский процесс – не повесят, так все отберут и ославят врагом. Посидим там пару лет, поокаем и вернемся на белом коне. Думай, до августа надо решить, потом кранты, будешь падать, как нефть.

От такой новости Приходько ошалел: как такое может быть? Да не может такого быть, не может такое случиться! Он решил стоять на своем и достоялся, пока все как бы свое стало колхозным, группа товарищей пришла и отправила всех кого куда.

Приходько тихо свалил, тесть попросил его не трогать, а сам после допроса стрельнул себе в голову. Хоронили по военному уставу, с салютом, но в закрытом гробу.

Все изменилось вокруг в один день.

РВАНЫЙ НОСОК

Приходько торопился на встречу и надел носок с маленькой дырочкой на пятке.

За окном стояла осень, и высокий ботинок наглухо скрывал этот дефект внешнего вида менеджера по продажам арбалетов и другого холодного оружия.

У него давно уже были только целые пары носков, за этим ревностно следила жена, но в тот день они собирались вместе с дочерью, и она пропустила эту дырочку, которая потом превратилась в спасательный круг для их семейной лодки.

Вся семья разъехалась по своим делам, и Приходько сразу забыл о своей дырке, потому что в его теперешней жизни зияли дыры поглубже.

До кризиса он ничего никому не продавал, работал начальником карманного таможенного терминала, куда его поставил тесть, и просто следил, чтобы другие не брали лишнего. Но папу – так он звал тестя – бортанули с теплого места за грехи немереной алчности, и Приходько мигом слетел с пьедестала, сразу стал неуважаемым, неумным и безработным.

Сосед по даче из жалости взял его в свой оружейный бизнес, и теперь он летает по клиентам и продает арбалеты, ножи и бумеранги, которые не возвращаются.

В тот день его ждала региональный представитель из Питера, которую он долго окучивал по телефону, чтобы впарить ей большой заказ.

В гостинице «Международная-2» на Краснопресненской набережной у них должен был состояться деловой завтрак.

Он приехал на десять минут раньше, занял хороший столик на двоих и стал ждать.

Он сразу узнал ее: типичная хищница, 45 лет, мужа нет, есть ребенок, много чего еще есть, все своим трудом, свое берем и немножко чужого. Выглядела она неплохо: ботокс, лимфодренаж, йога и солярий в сочетании с раздельным питанием и качественной обувью сделали свое дело. Она стремительно приближалась к нему со строгим лицом учительницы.

После протокольных формальностей Приходько, запинаясь, как ученик, начал свою презентацию.

Через пять минут она накрыла его руку своей надушенной ладонью и сказала:

– Я знаю эту песню, расскажи о себе.

Это вообще сбило Приходько с толку. От ее прикосновения он заискрил и даже вспотел, но «Рексона» не подвела, и он уставился ей прямо в глаза, как рекомендует справочник для тех, кто ищет успеха.

Он начал издалека:

– Мне тридцать пять лет, русский (хотя одна бабушка Приходько), женат, есть дочь, порочащих связей не имею…

Шутку она оценила и даже улыбнулась во всю свою многотысячную стоматологическую революцию, недавно свершившуюся.

– Что же мы сидим насухую! – Она отставила чашку зеленого чая. – Чай не водка… А не хлопнуть ли нам по рюмашке! – сказала она и сразу предупредила, что приглашает.

– А как же бизнес? – робко промямлил Приходько.

Она ответила без паузы:

– Я покупаю ваш груз, капитан!

Приходько вспомнил, что это фраза из какого-то детского романа, но из какого именно, мозг не ответил, он работал по другой теме.

Они прошли мимо китайского ресторана и нырнули в русский, где им любезно дали кабинет под названием «Ореховый». Там стояла белая мебель, и метрдотель – старый гусь из бывшей жизни, смекнув, рассказал, что когда-то здесь стоял ореховый гарнитур, а теперь… У него дернулась щека от свежего инсульта на почве ностальгии по старым временам, и он ушел тяжелой походкой человека, прожившего жизнь на ногах и с неподъемными подносами в руках.

Она плотоядно посмотрела в меню и на Приходько и все заказала с Приходько на десерт.

– Зовите меня просто Элеонора. – Она подала ему ручку, как царица Екатерина без номера.

Приходько приложился к ручке, оторвав жопу от стула, так его никогда не обхаживали.

Старый ас общественного питания все принес, все расставил, и она ему сказала:

– Иди, дорогуша, я позову. – И добавила весомо и значительно: – Возможны чаевые.

Он все понял.

Начали выпивать, водочка была сладенькая, рыжики солененькие, а капустка кисленькая.

Приходько произнес тост за дружбу, но она перебила его:

– О какой дружбе речь, милый? Ты что, не знаешь, что дружбы без любви не бывает? Давай за любовь! – Она сняла пиджак, обнажив плечи – знала, что они хороши, как у Екатерины на портрете художника Боровиковского.

Модный лифчик открыл Приходько две спелые дыньки – тысяч десять было за них отдано пластическому хирургу, – и он отправил в себя кусок холодца, чтобы остудить организм.

Он ел, а она говорила – про Такеши Китано, Тарантино и братьев Коэн, про Януша Вишневского и Кастанеду, про просветление и дзен, потом стала пугать Приходько Армагеддоном и прочей эзотерикой.

Приходько читать не любил, кино смотрел только про ментов и чувствовал себя проституткой-хохлушкой, приглашенной в баню. Он ел, пил и помалкивал.

Элеонора сбросила обувь и стала ступней трогать член Приходько. Он не привык к таким ласкам – сам никогда такого не делал. Есть перестал, отложил вилку и весь напрягся вместе с членом.

Над столом все было пристойно: хрусталь, столовое серебро, звенел высоко голос искусницы, рассказывающей о фильме Джармуша «Минет», который тот сделал в Парижской киношколе в 69-м году, с бюджетом в 70 долларов и хронометражем восемь с половиной минут.

То, что происходило под столом, было иллюстрацией к фильму Джармуша – маэстро не показывал, что происходит под столом, а передавал это через лицо актера.

Приходько не был так велик, как Джармуш, но тоже сыграл неплохо без репетиций и дублей.

Нога Элеоноры зашла очень далеко, и орудовала она ею очень ловко, как великий футболист Гарринча на левом краю бразильской сборной, так ловко, что зиппер в брюках поехал вниз, и Приходько даже испугался, что она в следующем заходе порвет ему трусы.

Принесли горячее, она убрала свое холеное копыто и, решив подкопить белков, навалилась на баранью ногу. Приходько тоже отдыхал, тихо жуя кролика в белом вине.

Баранья нога на тарелке была чистой и отполированной. Элеонора вытерла губы, потом подкрасила их и сказала своему Кролику:

– Иди сюда.

Приходько встал и пошел на пьяных ногах в лапы хищницы. Она посадила его рядом и без подготовки впилась ему в губы. Ее язык, раздвоенный по моде, с колечком пирсинга, пробил его стучащие зубы и поцарапал нёбо. «Чистый удав», – подумал он и отшатнулся.

– Что-то не так, малыш? – проворковала налетчица.

– Да нет, все нормально, просто в нос что-то попало, – промямлил Приходько.

– Займись йогой, промывай нос, займись собой, ты какой-то бледный, я возьму над тобой шефство! – И пьяно промурлыкала, расстегивая блузку: – Иди сюда! Поцелуй тетю в сисю.

«Пиздец! – подумал Приходько. – Сейчас она меня заломает прямо здесь!»

Спасение пришло с помощью МТС, ей позвонили, и она ослабила захват, собранно и четко разрулила проблему и опять принялась за свое черное дело.

Приходько боялся только одного – он уже понял, что контракт висит исключительно на его половом органе. Он не боялся этой тети, но показаться ей в рваном носке было выше его сил.

Она наезжала на него со всех сторон, просто обмусолила, укусила два раза в рельефную грудь, но на этот раз спас метрдотель – принес десерт с закрытыми глазами и ушел с чаевыми, равными его пенсии с московской надбавкой.

В голове заиграла песня: «Дома ждет холодная постель, пьяная соседка, а в глазах – похоть. Здравствуй, милый друг метрдотель…»

На десерт подали ягоды и мороженое, она еще ебнула две порции «фернет бранко» для колорита. Приходько понял, что настал его черед.

Он стал мучительно придумывать версию, по которой сможет соскочить со скользкой темы. Надо было придумать так, чтобы дело не пострадало, контракт должен быть подписан.

Сначала он решил сказать ей, что педофил, но вспомнил, что у нее дочь-подросток, потом решил сказать, что некрофил, но это оскорбило бы ее.

Вариант, что он любит ампутанток, ему показался нейтральным, он вспомнил какой-то артхаузный фильм, где все было про это, и пересказал сюжет с собой в главной роли.

Она повращала своими горящими глазами с ресницами-стрейч и крикнула громко и властно:

– Официант! Топор!

Приходько потерял сознание…

* * *

Очнулся он от резкого запаха нашатыря, которым ему заткнули ноздрю. Кудесницы не было, метрдотель убирал со стола и изредка лазил к себе в карман пощупать чаевые.

– Она велела вам позвонить, когда пройдет. Выпейте чайку, – с участием сказал старый плут.

Приходько чаи распивать не стал, поплелся к выходу, но нутром понял, что выхода нет.