Текст книги "Код Средневековья. Иероним Босх"

Глава 3. Воображаемые библиотеки Иеронима Босха

Воображение Иеронима, несомненно, питали книги. В первую очередь Священное Писание и корпус текстов, связанных с христианским преданием: жития святых и мучеников, часословы, четьи-минеи. Книги по теологии: Аврелий Августин, Иероним Стридонский, Фома Аквинский, – эти и многие другие авторы были представлены в собрании богатой библиотеки Братства. С изобретением печати Гутенбергом в 1455 году ускорилось издание и распространение книг. Сам же печатный станок изменил европейский мир, прервав многовековую историю длительного и ауратичного перерождения произведения в скриптории путём ручного труда – телесной связи руки человека и манускрипта. Тиражирование книг при помощи машины несло прогресс и литературу нового типа, но вместе с тем и тоску по традиционному, исчезающему и казавшемуся чем-то истинным, идеальным и правильным в сравнении с победившими инновациями.

Основные темы произведений Иеронима Босха – религиозные и квазирелигиозные сюжеты, размышления с морализаторским оттенком и нравоучительные аллегорические послания. В поисках истоков вдохновения, своего рода творческих триггеров Босха весьма закономерно обратиться к его художественному языку и связям этого языка со средневековыми духовными, нравственными, искупительными текстами. Разнообразный список различных манускриптов и напечатанных книг имеет отношение к его творчеству. В первую очередь, конечно же, Библия – ключевое произведение европейской христианской культуры, ставшее базовым источником воображения для всякого средневекового художника, в том числе и для Босха.

Священное писание – бесконечный ресурс вдохновения, кладезь образов и бездна аллегорий. В работах Иеронима Босха обнаруживается множество аллюзий на него: и не только в созданных непосредственно на библейские темы, но и в таких как «Воз сена», «Сад земных наслаждений» и др. Отсылки к Писанию вплетены Босхом в пёструю ткань замысловатого, полисемантичного визуального послания картин. При условии считывания и декодирования эти отсылки задают утопический горизонт для интерпретации, для бесконечной интеллектуальной игры.

Помимо канонического библейского корпуса при внимательном рассмотрении и детальном анализе произведений Босха необходимо и неизбежно обращение также и к другим околозаветным текстам. Огромная библиотека таковых, – апокрифов, рассуждений и разъяснений теологов, житий святых (особенно – «Золотая легенда» Иакова Врагинского), гербариев, физиологов, бестиариев, толковых энциклопедий, полных символического языка, – важна для понимания Босха ничуть не меньше, чем отдельно взятые произведения: «Пилигримаж по земной жизни», «Искусство умирать», «Зерцало человеческого спасения», «Книга отцов».

Образы, представленные в светских произведениях: «Роман о розе», стихи Анны Бейтс, «Корабль дураков» Себастьяна Бранта и т. д., – также выходят из-под кисти Иеронима, интегрируясь в его код.

Иероним Босх отнюдь не иллюстрировал упомянутые тексты напрямую, но всегда апроприировал, ассимилировал и трансформировал образы своих источников, вписывая их в свои собственные эстетические координаты, в свою этическую программу, адаптируя их, создавая и вырабатывая самобытный индивидуальный стиль и уникальный гибридный язык.

Босх и экзотика

Сюжеты и визуальная эстетика некоторых манускриптов и инкунабул сравнимы с элементами живописи Босха. Популярные бестиарии с портретами и описаниями настоящих и мифических зверей, зверушек и существ – прообразы многих экзотических гибридов Иеронима. Произведения астрологического и алхимического толка, дневники путешественников, исторические трактаты типа Александрии, путешествий Марко Поло и позднеримские записки Валерия Максима, даже карты таро, – важны в связи с источниками вдохновения Босха.

Описания путешествий Марко Поло по Азии и Африке, совершённых в период между 1276 и 1291 годами, составили содержание знаменитой и более чем популярной в Средневековье – ничуть не менее, чем у современных исследователей, – «Книги чудес света» (также известной под названиями «Путешествия Марко Поло» и «Книга о разнообразии мира»). Хотя правдивость повествования Марко Поло сегодня поставлена под вопрос, в Средние века описание чудесных картин вкупе с этнографическими заметками производило неизгладимые впечатления, резонансы и эффекты в воображении читателей, удобряемом и ободряемом иллюстрациями, бывшими обыкновенным ингредиентом в составе подобных рукописей. Манускрипты, изобильно снабжённые развлекательными, занимательными и затейливыми миниатюрами, по мере спроса переписывались, переиздавались, но ещё чаще становились источником для новых сборников, компиляций и контаминаций.

Народная культура XV века – экзотика для современного зрителя ничуть не меньшая, чем байки, мифы и реалии жизни воображаемого Востока. Иероним Босх, высмеивая, критикуя и порицая простонародные устои и обычаи, неизменно наполнял свою эстетическую вселенную фольклорными и низовыми мотивами и нюансами. Национальные костюмы, неофициальные ритуалы, народная и брутальная символика, фамильярный и карнавальный тип поведения, язык простого люда (пословицы и поговорки, речевые обороты и разговорные метафоры, средневековый нидерландский «сленг»), – всё это давало возможность создавать оригинальные визуальные гротескные образы «врага». Иероним, подобно ярому и яростному, фанатичному и беспощадному проповеднику Джироламо Савонароле, неистово обрушивался сатирическими уколами и саркастическими укорами на жизнь и культуру, поведение и быт как простолюдина, так и горожанина (изрядная порция критики доставалась также представителям прочих социальных слоёв и страт: элитам, служителям культа, военным и т. п.).

Рис. 52. Рукопись и иллюстрации, созданные при жизни Марко Поло в 1298–1299 гг. Армия хана атакует мятежного царя Миен (ныне Бирма). В тексте Марко описывает короля, атакующего хана слонами, тогда как иллюстратор изображает хана, атакующего короля слонами. Путешествия Марко Поло стали источником для художников, желавших «видеть своими глазами» через рассказы Марко Поло диковинных животных, необычную фауну и странных обитателей далёких стран. Здесь же обретаем изображение боевого слона, напоминающего гравюру Алерта дю Хамеля. «Il Milione», глава CXXIII–CXXIV, страница из книги «Путешествия Марко Поло». Livre des merveilles, fol. 58r. UB Graz Sig.: HB 15 210/P 778.

Рис. 53 а. «Книга чудес и другие рассказы о путешествиях на Восток» – иллюминированная рукопись, созданная во Франции в 1410–1412 гг. Это сборник различных историй о путешествиях Марко Поло предназначался для просвещения и увеселения Жана Бесстрашного, герцога Бургундского (отца Филиппа Доброго). Текст к красочной миниатюре сообщал, что перед читателем дикие леофанты и единороги, которые в размерах своих не меньше слонов, а лапы их покрыты мехом (волосаты), как у буйволов. У чудного осла-лошади видим голову на хвосте, из норы выползает обезьяноподобный медведь, без единорога тоже не обошлось. Как и у Босха, исторические книги и бестиарии смешивают и гибридизируют реальных существ с воображаемыми. В своей эстетике конструирования чудовищ и невиданных тварей Иероним органичен Средневековью. Livre de merveilles. Fr. 2810, fol. 59 v. Bibliothèque nationale, Paris.

Рис. 53 б. Книга сообщает о необычайно огромных грифонах (кондорах) Мадагаскара, слонах с хоботом, подобным горну и прочих существах, питавших воображение читателя и зрителя, рассматривавшего миниатюры. Фантастические и экзотические твари Босха создавались под влиянием подобных рассказов. Livre des merveilles, Fr. 2810, fol. 88. Bibliothèque nationale, Paris.

Рис. 54 а. Средневековые бестиарии повествуют как о реальных, так и о фантастических существах. Вот, например, левкрота – гибридное животное, совмещающее черты львицы и гиены с лошадиной головой и широким ртом, простирающимся от уха до уха. Другой текст дополняет: левкрота имеет туловище осла, круп оленя, грудь и голени льва, ноги лошади, громадный раздвоенный рог, огромную пасть до ушей. Вместо зубов – сплошная кость, разговаривает голосом почти человеческим. GKS 1633 4, fol. 14v. Det Kongelige Bibliotek, København.

Рис. 54 б. Это – гидрус, враг крокодила: когда гидрус видит спящую на берегу рептилию, то тут же входит в крокодила через открытый рот, сперва катаясь в грязи, чтобы легче было проникнуть через глотку. Крокодил немедленно заглатывает гидруса. Затем тот, разодрав все внутренности крокодилу, выходит из него невредимым. «Так и смерть и ад означает крокодила, чей враг наш господь Иисус Христос. Приняв человеческую плоть, он спустился в ад и, разорвав его внутренности, вывел оттуда тех, кого несправедливо держали там. Он победил саму смерть, восстав из мёртвых, как об этом насмехается пророк: Смерть! где твоё жало? ад! где твоя победа? (Ос. 13:14)», – рассказывает Абердинский бестиарий. Royal 12 C XIX, fol. 12v. British Library, London.

Рис. 54 в. Представитель племени блемиев – людей-чудовищ, не имеющих головы. Различные средневековые тексты рассказывали о чудесах и диковинах мира наравне с известными животными, которые, тем не менее, снабжались оригинальными толкованиями. Например, о барсуке сообщалось, что он грязное животное, обитающее в горных норах, а бобёр – существо с ценными половыми органами, которые используются в медицине: если бобёр не может убежать от охотника, то он откусывает себе яички и бросает их преследователям, а заяц – быстрое животное, меняющее свой пол, и зимой поедающее снег, отчего становится белым. Add MS 62925, fol. 88v. British Library, London.

Рис. 55. Бестиарий Босха. Триптих «Сад земных наслаждений», фрагмент.

Рис. 56. Бык, косуля, лань, единорог, – как и исторических книгах о путешествиях вымышленные, фантастические существа смешены с реальными. Триптих «Сад земных наслаждений», фрагмент.

Народная культура давала возможность Иерониму по-новому выразить свои идеи на холсте. Огромный пласт устного народного творчества средневековых Нидерландов мог бы быть совершенно утрачен, если бы не появился феномен редерейхкеров – поэтических состязаний, проводившихся в кабаках и других общественных местах городов. Театральные драмы, площадные пьесы, народная поэзия, отголоски произведений, созданных на родном языке Иеронима Босха, отобразились, сказались и сохранились в его картинах, а также в картинах его последователей и подражателей. Особенно ярким создателем визуальных трактатов-энциклопедий о быте и народных нравах стал, конечно же, Питер Брейгель – один из ключевых и наиболее одарённых нидерландских последователей Босха.

Рис. 57. Рисуя верблюда (безусловно эти млекопитающие не обитали в Нидерландах) в «Саду земных наслаждений», Босх маркировал экзотическую, «райскую», «восточную» топику. В то время как аисты – традиционная птица для земель Иеронима – связь с его родной флорой и фауной.

Утверждать, что Иероним Босх пользовался непосредственно всей этой (или другой) литературой, просиживал часы в библиотеке, читал, а затем шёл в студию и писал картины, – невозможно. Более того, нет каких бы то ни было указаний на прямое использование тех или иных источников. Однако традиционные или неканонические, причудливые и странные образы на картинах Босха могут сополагаться и обнаруживать резонанс с определёнными текстами эпохи. Параллели между произведениями предшественников и современников Иеронима демонстрируют, в каком контексте существовали работы мастера. Произведения писателей, теологов, философов и художников Средневековья дают нам утраченные детали, необходимые для толкования, понимания и расшифровки Иеронима Босха.

С взлётом культуры иллюстрированных рукописей в XV веке усилился интерес к позднеримским историческим произведениям, циркулировавшим по Европе. Достоин упоминания трактат Валерия Максима «Изречений и дел достопамятных книг девять» «Facta et dicta memorabilia libri IX», написанный в первой половине I века н. э. и популярный в Средневековье судя по количеству сохранившихся экземпляров. Правдивые истории, а иногда примечательные анекдоты и нравоучительные басни приводит в своём труде Валерий Максим (лат. Valerius Maximus) – римский писатель времён правления императора Тиберия. Это сочинение активно использовалось в Средневековых школах: по нему изучали и факты, и латынь. Как и из других школьных учебников, из него делались выдержки, компиляции, путешествующие затем по Европе, нередко в составе новых исторических книг.

Среди прочего у Валерия Максима есть знаменитое описание бань с купающимися вместе обнажёнными женщинами и мужчинами. В частности, одна из нидерландских миниатюр конца XV века демонстрирует интерьер дома с ваннами (рис. 58).

В дни Иеронима культурная жизнь Хертогенбоса оживлялась музыкой, чрезвычайно популярной в придворных кругах. Город славился созданием органов, бывших неотъемлемой частью католической церковной культуры. Изображение органа мы нигде не встречаем у Босха, в то время как народная (площадная и кабацкая) музыка, как и популярные музыкальные инструменты (чаще прочих – волынка) наделяются на картинах Иеронима отрицательным значением. Предельная религиозность и набожность художника внушали ему, что музыка бередит похотливые и алчные чувства, повергает в искушение и побуждает к разгулу и разврату. Сохранились великолепные музыкальные рукописи Нидерландов, помимо нот, демонстрирующие излюбленных Босхом гибридов – чудаковатых и экзотических монстров (рис. 60 а, г, д, 93 а, б).

Рис. 58. Мастер Антуана Бургундского, великого бастарда, изобразил сцену в бане, сочетающую два сюжета из книги Валерия Максима «Facta et dicta memorabilia»: купальни Сергия Ораты и досуг войск Ганнибала в Капуе. Обе истории иллюстрируют грехи алчности и роскоши. Сергий Ората, римский инженер, сказочно обогатился благодаря изобретению термальных ванн. Войска же Ганнибала неуклонно слабели в безмерном чревоугодии, пьянстве и блуде. Слияние этих сюжетов в одном изображении встречается как минимум в четырёх рукописях XV века из Бургундских Нидерландов и Англии. Антуан, незаконнорожденный отпрыск Филиппа Доброго (герцога Бургундского), заказал эту роскошную рукопись у фламандского художника, известного ныне как Мастер Антуана Бургундского. Миниатюра изображает мужчину в куртуазном одеянии и короля (возможно – Ганнибала), созерцающих разврат. Купальщики обоих полов обнажены и не имут сраму, а две пары в ваннах и пара в соседней комнате похотливо целуются в предвкушении соития. Лютнист и танцующая собачка добавляют сцене куртуазности. Убранства женщин (прозрачные вуали и украшенные драгоценными камнями ожерелья) указывают на их род деятельности – проституцию. Мастер Антуана Бургундского предпочёл разместить сцену роскоши в современной фламандской бане и/или борделе, а не в древнеримской. Публичные дома с банями и общественные бани предлагали незаконные интимные услуги – весьма распространённое явление в позднем Средневековье во Франции, Германии, Нидерландах, странах с низким уровнем дохода. Хотя проституция в банях запрещалась, владельцы часто пренебрегали законом. Однако по меньшей мере единожды было дано разрешение на управление двумя банями, одна из которых включала и бордель. Баня-бордель снискала характерную репутацию за порок и разврат, а в изобразительном искусстве часто выступала как совокупный образ греха сластолюбия и похоти. Азартные игры, кражи, пьянство фигурируют в официальных жалобах на такие заведения. С учётом нелегитимности большинства подобных предприятий союз бани и борделя у Валерия Максима представляется логичным примером для демонстрации сути порока роскоши. На картинах Босха очевидна последовательная критика чревоугодия, винопития, публичных домов, роскоши, а также парафраз прочих нюансов этой миниатюры: угощение ягодами вишни, большими краюхами хлеба, похоть мужчин и проституток, – визуальные мотивы, встречающиеся в сценах, порицающих блуд. А в сценах ада зритель систематично будет обнаруживать аллюзии на проституцию, похоть и кабаки-бордели. Facta et Dicta Memorabilia, fol. 244, ок. 1470. Staatsbibliothek Berlin—Preussischer Kulturbesitz.

Рис. 59. Любовные утехи в банях. Головные уборы и вуали распутных дев характерны для моды времён Босха: его демонические блудницы в сценах ада часто изображены в подобных. Нидерландский мастер, ок. 1475 г. Factorum Dictorumque Memorabilium. Bibliothèque nationale de France, Paris.

Рис. 60 а. Нотный лист с изображением игривого флирта. Chig. C.VIII.234, fol. 154r. Biblioteca Apostolica Vaticana.

Рис. 60 б. Травестийная дефекация и обезьяны – знаки порока. Chig.C.VIII.234, fol. 89v.

Рис. 60 г. Сражение кентавра и дракона. Chig. C.VIII.234, fol. 64v

Рис. 60 в. Драка женщин. На рисунках Босха можно увидеть ведьм с веретеном в руке. Chig. C.VIII.234, fol. 60v

Рис. 60 д. Антропоморфный змеедракон ползёт по краю страницы. Chig. C.VIII.234, fol. 65 r.

Рис. 61. Босх часто обращается к теме музыки: волынки (народный инструмент) наделяются у него фаллическим, негативным значением, а ад звучит всеми инструментами сразу. На ягодицах одного из грешников Иероним написал музыку, которую сейчас при желании можно исполнить (или даже послушать онлайн). Логика нелюбви Босха к музыке связана с настороженным отношением к тем сильным чувственным переживаниям, что мелодия рождает в человеке. Музыка, часто сопровождающаяся распитием вина (танцами, кабацкой народной культурой) – путь в ад. «Сад земных наслаждений», фрагмент.

Рис. 62. Однако и мир Босха не лишён положительного образа музыки. Подобная контекстуальная амбивалентность в целом присуща работам художника. Здесь мы видим музицирующих ангелов у подножья престола Господа. Изображение ангелов, играющих на арфе, флейте, лире – традиционный элемент образа рая. В эсхатологическом контексте, мы можем встретить трубящих ангелов, возвещающих этим призывным музыкальным инструментом о Конце света, Суде частном и всеобщем. «Семь смертных грехов и Четыре последние вещи», фрагмент.

Босх и Видение Тунгдала

Иллюминированные рукописи, изданные в родных землях Иеронима – важнейший источник для понимания образного мышления художника и его специфической иконографии. Богатые утончёнными миниатюрами рукописи создавались по заказу представителей высшего класса. С появлением станка Гуттенберга ручной труд постепенно уступал производству печатной книги, просвещавшей каждого, кто умел читать. Книга становилась доступнее, а её внешний вид, аккуратность, готический шрифт и гравюра ничуть не уступали красотам рукописного текста и прежним рисованным иллюстрациям.

Первой книгой, напечатанной в Хертогенбосе в 1484 году, был перевод на старонидерландский язык «Видения Тунгдала» (лат. «Visio Tnugdali»; нид. «Boeck van Tondalus sioen»). Это произведение, написанное в XII веке братом Маркусом в ирландском бенедиктинском аббатстве Регенсбурга (Германия) оставалось бестселлером, переписывавшемся и циркулировавшим по Европе на протяжении многих столетий. Его яркая и выразительная образность вполне могла быть триггером для воображения и фантазии Босха.

Как минимум две сцены из картин Иеронима восходят к «Видению». Одна из них – изображение совоподобного дьявола из ада триптиха «Сад земных наслаждений», а другую можно заприметить на «адской» створке триптиха «Воз сена», где предстаёт обнажённая душа со шлемом на голове и чашей в руке, пересекающая мост верхом на корове или быке (глава 6, рис. 45, 55).

Сразу отметим, что души, будь те в раю или в аду, для наглядности изображались в виде человеческих тел. Средневековая концепция постулировала, что всякий человек состоит из материального, сотворённого, смертного тела и нематериальной, бессмертной души. Философия Платона и неоплатоников, лежащая в основе многих христианских догматов, зиждилась на идее души, существующей до рождения тела. Концепция эта дополнилась ничуть не менее авторитетными размышлениям Аристотеля, утверждавшего, что душа – это форма тела, и легла в основу христианского учения, в котором тело и душа считались неразделимыми. Тело – внешнее, оболочка (лат. foris), душа – внутреннее (лат. intus).

Остановимся на сюжете «Видения Тунгдала» подробнее. Рассказчик сообщает нам об уникальном инциденте, приключившемся с небезызвестным богатым, злым и гордым блудодейником и святотатцем – ирландским рыцарем Тунгдалом. Рыцарь грешил чрезмерно, предавался без исключения всем порокам, злоупотреблял во всех смыслах: сластолюбец, вор, он покрывал злодеев, хулил Церковь, любил сеять раздор и сплетни, был безжалостен, милостыню не давал, лишь вымогал и обманывал. Тунгдал вне сомнений был худшим из всех людей, и всё же Бог и Христос, в своей бесконечной милости решили спасти заблудшую душу следующим образом. Как-то раз Тунгдал не проснулся: божественные силы погрузили его в состояние каталепсии, в котором ангел продемонстрировал рыцарю все достоинства ада, совершив с ним экскурсию по местам весьма ужасным и скорбным. В конце концов душа Тунгдала вернулась в своё бренное тело, запомнив адские приключения. Засим рассказчик «Видения» с ноткой особенного удовольствия сообщает нам, что в скором времени читатель узнает все тонкости и подробности потусторонних скитаний и самого Тунгадала.

Приключения горе-рыцаря начались с одной сделки, заключённой Тунгдалом. Во время трапезы, последовавшей после этой сделки, рыцарь вдруг почувствовал себя из рук вон плохо: он ощутил близость смерти, рухнув оземь. Сбежавшиеся родственники и друзья, подумали, что тот мёртв, ибо трупная хладность уже овладела телом. Однако же левый бок его удивительным образом сохранял тепло, поэтому хоронить негодника решили повременить. Тем временем рыцарь переживал специфический визионерский опыт, надо сказать, изрядно повлиявший на создание кошмарных, страшных, ужасных и жутких образов в средневековом искусстве.

Через три дня Тунгдал очнулся и поведал свою историю. Опечаленная душа Тунгдала покинула тело, не думая, что вернётся обратно в мир живых. Он испугался и возопил, но на долгие ламентации времени не было. Тунгдал увидел надвигающуюся на него орду нечисти: чудовищ с пастями, зияющими как у диких волков. Их тела были чёрными и грязными, а земля дрожала от их рычания. Глаза их лезли из орбит от гнева и огня. Огромные пасти извергали пламя. Губы монстров повисали, обнажая длинные зубы и широкую глотку, языки болтались сбоку пасти, как у псов. На конечностях виднелись большие когти и роговые подушечки, а хвосты выглядели потрепанными и ядовитыми. Когти же были так же остры, как отточенная сталь. Чудовища источали самую отвратительную вонь, которую кто-либо мог себе представить! Они наносили друг другу ужасающие раны. Затем они мрачно бросили взгляд на горе-рыцаря и взревели в унисон: «давайте приступим к этому злому духу, который всегда прислушивался к нашему совету и делал так, как мы призывали! Давайте споём ему песню смерти, ибо он один из нас»! Нечисть толпилась вокруг Тунгдала и вопила: «ты жалкое, грешное создание, в аду есть место для тебя, ибо ты теперь один из нас»! Демоны признали Тунгдала за своего, перечислив все пороки и прегрешения, сулившие адские будни душе несчастного.

В адской темноте снедаемый экзистенциальным страхом стоял Тунгдал, когда вдруг появилась звезда. В её свете несчастный обретал надежду, думая о Божьей милости. И звезда приняла форму ангела-хранителя. Ангел пожурил рыцаря за неправедный образ жизни, приведший его в ад, но и напомнил про всемогущую милость Божию, способную спасти даже падшего Тунгдала.

Ангел становится гидом Тунгдала, Вергилием – проводником по аду. Столь выразительный визионерский текст, безусловно, мог впечатлить Босха, создавшего образы, близкие и родственные эстетике «Видения». При анализе, исследовании и декодировании образов Босха это произведение не только и не просто необходимо и незаменимо, но оно несомненно должно по праву занять первое место в перечне источников вдохновения и воображения художника. Колористка «Видения», его сюжет и настрой призваны подвести читателя (или слушателя) к покаянию и страху пред Богом и пред его карами, пред дьяволом и пред адом, – что является и отправным пунктом в истолковании образной системы картин Босха. «Видение Тунгдала» традиционно иллюстрировалось.

Черти царапались, кусались, нападали, угрожая Тунгдалу. Но излучающий свет ангел повёл Тунгдала тёмным туннелем. Вскоре они вошли в жуткую долину. Тунгдал дрожал от страха и тревоги, узрев мрачный пейзаж, так часто встречающийся в произведениях Босха. Воздух пах гноем и серой, повсюду расположились жаровни с углями и раскалёнными решетками для грешников-новобранцев – эта картина напоминает изощрённые пытки с адской створки Иеронимова триптиха «Страшный суд» (глава 6, рис. 18–23).

Страдающие души убийц таяли, как воск, на раскалённой сковороде и текли сквозь железо и угли, как расплавленный парафин сквозь бреши ветоши. Проживая эту бесконечную пытку, обречённые на вечное претерпевание боли раз за разом исчезали, вновь и вновь обретая форму для новых мук.

Рис. 63. Пытки убийц. Ms. 30, fol. 13v. Симон Мармион, ок. 1470 г. Гент. Ms.30, fol. 13 v. J. Paul Getty Museum, Los Angeles.

«Видение» описывает множество пыток, в которых воздаяние адекватно и сообразно накопленным до смерти деяниям и поступкам человека: наказание коррелирует с прижизненными прегрешениями и нередко копирует их.

Совершая своё хождение по мукам, Тунгдал созерцал как пожирающий души огонь, так и безжизненные заснеженные и обледеневшие долины – этот образ очевидно перекликается со странным, написанным Босхом на триптихе «Сад земных наслаждений» адом, охваченным льдом и пламенем (глава 6, рис. 38)

Черти-изверги держали в руках щипцы, крюки и раскалённые железные шампуры. Эти орудия использовались, чтобы пронзить и зацепить несчастные души, вытащить их из пекла и повергнуть в холодный снег, а затем из снега швырнуть обратно в огонь. К такой изнурительной и контрастной, отнюдь не добровольной, закалке были приговорены воры.

Холмы и пропасти ада – всё наполнялось криками и страданиями. Над бездной ущелья висел мост длиной в тысячу ярдов, но шириной всего в один фут, – настолько узкий, что казалось невозможным пройти по нему. Тунгдал наблюдал, как многие души канули и сгинули в небытие, упав с моста.

Вместе с ангелом Тунгдал продолжал путь, покамест не узрел огромного и страшного быка (иногда в образе и кабана), – Ахерона. Два великана подпирали его пасть, в которой изнемогали в корчах и с воплями отчаяния исчезали тысячи душ[8]8
  Фергус Мак Рой и Коналл Чернах, герои, фигурирующие в Ольстерском цикле ирландских легенд.


[Закрыть]. И тысячи чертей кружились вокруг пасти, свозя и заталкивая в неё души.

Внезапно ангел исчез, а Тунгдала, оставшегося одного, без защиты покровителя, тут же поймали черти и, связав, бросили в пасть зверя, где злые духи избивали его, кости грызли голодные львы, а важные органы вырывали и разрывали драконы. Ядовитые змеи поглощали его конечности. Огонь жёг, а лёд морозил. Слёзы жалили ему щёки, и он рвал свои щёки ногтями. Тунгдал источал смрадный запах серы. Его мучили разными способами. За каждый совершённый им грех он претерпевал жестокое наказание. Отчаяние ни на миг не покидало его. Но внезапно Тунгдала освободил вновь появившийся ангел, а исходящий от ангела свет исцелил раны рыцаря, возблагодарившего Бога.

Рис. 64. Тунгдал лицезреет пасть Ахерона, вратами которой ему нужно было пройти. Симон Мармион, ок. 1470 г. Ms.30, fol. 17 r.

Затем ангел привёл Тунгдала к ужасному озеру, кишащему кошмарными адскими тварями, – образ, также нередко встречающийся на картинах Босха. Над озером висел очередной длинный, но узкий мост, на этот раз – усеянный железными острыми шипами. Исторгающие из пастей огонь монстры коварно поджидали внизу срывающихся с моста. В ужасе Тунгдал ступил на сей путь, но на дальней стороне моста заметил человека со снопами кукурузы за спиной, стенающего и сетующего на свои грехи. Шипы калечили его ноги. «Это пытки для тех, кто грабил и забирал у людей нажитое добро, – сказал ангел, – будь то простаки или учёные, но особенно здесь страдают те, кто украл у Святой Церкви. Человек на мосту, несущий снопы кукурузы и кричащий от боли, украл кукурузу из Святой Церкви, заплатив ею налог. Как же дорого ему обходится теперь сэкономленное!». Тунгдалу же нужно было пройти по мосту переведя буйную корову, которую он украл в своё время (хотя позже он корову вернул, грех уже был совершён).

Неохотно Тунгдал поступил так, как велел ангел: взял корову за рога, осторожно подвинул её к переправе и повёл через мост. Корова артачилась идти, что весьма воодушевляло монстров в озере. Медленно и мучительно Тунгдал со скотиной добрался до середины моста, встретившись с кукурузным вором, но мост был столь узок, что никто из них не мог сдвинуться с места. Однако вновь, благодаря милости ангела, Тунгдал прошёл испытание.

Грешная душа, которую Тунгдал встретил на узком мосту, претерпевала наказание, как пояснил ангел, предназначенное для непокорных священников, монахов, воров и разбойников, расхитивших священную утварь из церкви. Здесь обнаруживается очевидная корреляция с образом души, изображённой Босхом на адской створке «Воза сена». Грешник у Босха – военный человек в шлеме, сидящий на корове (или быке) и держащий в руке евхаристическую чашу-потир. В отличие от сцены из «Видения Тунгдала» Босх размещает душу грешника не на узком, но на широком мосту, и даёт ему в руки не украденную кукурузу, но похищенную чашу. Поразительное сходство обнаруживается между образами «Видения» и триптихом «Возе сена» Иеронима Босха (краденное церковное добро, корова и мост и т. п.).

Рис. 65. Сноп жухлых листьев растения кукурузы рифмуется с образом триптиха «Воз сена», где отжившие своё травы ассоциируются с суетой сует и напрасным сбережением земных благ. Ms. 30, fol. 20.

Чуть больше внимания стоит уделить нескольким образам «Видения», описывающим чертоги ада, над которыми возвышалось строение, походившее на печь, и огромное, как гора. Прожорливое жерло, подобное разинутой пасти, полыхающей мощным пламенем, ожидало и жаждало пожрать новую порцию грешников, которых черти свозили на тележках и тачках для отправления в ненасытный огненный зев. Грешники быстро обращались в пепел.

Тунгдал узрел мясников, стоявших посреди пламени: некоторые их них держали наготове острые ножи, другие вооружились пилами и шампурами для жарки над огнём, а также крюками для подвешивания и разделки человеческих туш, представляющих обречённые души. Как щепки, летели в стороны руки, ноги и головы. Иные черти разрубали души на мелкие кусочки. Затем, как и в процессе всех уже виденных рыцарем пыток, жертвы обретали изначальную форму для реализации вновь воспроизводимых истязаний.