Текст книги "Все оттенки ночи. Страшные и мистические истории из переулков"

Генри отвлек меня от раздумий.

– Не думаю, что кто-то полезет в могилу Кевина Стенбейка. Сумасшедшие здесь только мы, – усмехнулся он. На лбу у него белел большой пластырь.

Генри рисовал пальцем узоры в пыли. Воздух постепенно начинал теплеть, предвещая скорое наступление утра.

– Вы теперь переедете? – спросил Генри.

– Не знаю, – пожала я плечами. – А ты будешь скучать?

– Конечно, Милуоки! Если переедешь, никто не станет тебя так называть.

– По-твоему, это должно меня обрадовать? – я подняла бровь.

– Джесс, только подумай: тогда все будут называть тебя «Ошкош».

– Дурак! – я пихнула его локтем в бок.

Генри смотрел на меня. Его пшеничные волосы, развевающиеся на ветру, казались такими мягкими, что хотелось запустить в них пальцы. Он заметил, что я его разглядываю, и усмехнулся. Я перевела взгляд на его губы и смутилась. Разве об этом полагается думать после сражения с призраком, который едва тебя не прикончил?

– Как тебе кажется, только в самых глупых ужастиках главные герои в конце целуются? – Генри смешно пошевелил бровями.

– Думаю, те, кто выжил после нападения призрака, имеют право на ма-а-ленький…

– Совсем крохотный… – подхватил Генри.

Слово «поцелуй» так и не прозвучало. Генри мягко коснулся своими губами моих. Его щеки порозовели. Он отстранился, и ослепительно улыбнулся мне. Рассветное солнце отражалось в его глазах.

Александрия Рихтер
Встретимся 31-го октября

I. Кнопка спуска

Открываю глаза.

Я смотрю на Агату, на ее бледное кукольное, будто фарфоровое лицо с едва уловимым оттенком синевы, и чувствую, что еще немного, и меня вывернет тыквенным пирогом, который я съел на ужин.

Ее веки сомкнуты, выглядит она расслабленно, будто прилегла отдохнуть после трудного дня и мгновенно провалилась в сон. Но по широкому уродливому порезу на шее, по запекшейся темной крови, запачкавшей ее лимонное платье, по отсутствию дыхания, в конце концов, я понимаю, что это не так. Совсем не так.

Пол уходит из-под ног, я часто моргаю, пытаюсь прогнать наваждение.

Она… она что, умерла?!

– Конечно, умерла, глупый, – словно в ответ на мои мысли глубокий мужской голос раздается прямо над моим ухом. Знакомый голос. – И ты скоро умрешь. Вы все скоро умрете!.. Ха-ха-ха!

Раскатистый смех будто забирается под мою рубашку, тело пронизывает могильный холод. Мне становится страшно. Не в силах пошевелиться, я хриплю:

– К-кто ты?..

– Ты все узнаешь… – продолжает смеяться голос. – Скоро мы встретимся, и ты все узнаешь!.. Все узнаешь…

Я закрываю глаза и шепчу заклинание быстрого пробуждения: «Я меняю сон на явь! Демонов всех отогнав, открываю я глаза, свет да оградит меня… Я меняю сон на явь!»

Голос умолкает.

Я открываю глаза, но тело Агаты продолжает парить передо мной, будто кто-то подвесил ее за нитки, как марионетку. Заклинание не подействовало, я все еще нахожусь в кошмаре.

«Только если это и правда сон, а не реальность», – замечает внутренний голос. Сегодня у меня в голове так много голосов… Но этот хотя бы мой. Надеюсь, что мой.

Не хочу думать о том, что, возможно, я по-прежнему внутри жуткого сна. Собираюсь снова прочитать заклинание, и вдруг в руках у меня появляется… фотоаппарат! Пальцы прикасаются к шершавой поверхности, ощупывают причудливые формы… Да это же Polaroid?

Подношу его к лицу. «Черт побери, зачем мне во сне Polaroid?» — возмущенно недоумеваю я, но в то же время с любопытством провожу пальцем по серебряным символам, выгравированным на корпусе. Верчу фотоаппарат, разглядываю со всех сторон. Мое лицо на миг отражается в мутном фотообъективе, и какая-то сила заставляет мои пальцы перебраться ближе к кнопке спуска. Я обязан сделать снимок.

Я должен. Я хочу этого. Я был рожден для этого.

– Не смей!

Когда-то изумрудные, а теперь совершенно белые глаза Агаты (серьезно, даже зрачков не видно!) оказываются напротив моих. Она слишком близко, и в другой ситуации я бы обрадовался, но не сейчас, когда от запаха железа тяжело не только дышать, но и думать. Она открывает рот, хоть и не должна. Она же умерла, демоны ее побери!

– Не выгоняй кота за дверь! Не ходи на кухню! Не прикасайся к фотоаппарату!

Ее голос почти не изменился, может, стал чуть выше, и действует на меня, как гипноз. Я едва понимаю, что она говорит, но я стараюсь.

Пытаюсь повторить:

– Понял. Никуда не ходить с котом, не выгонять фотоаппарат за дверь…

– Мы в опасности, Артур! Запомни, что я сказала! Не делай фото-о-о…

Я почти ее не слышу. Все вокруг заволакивает чернотой, я улыбаюсь, чувствуя, как меня выталкивает из мира сновидений в реальность.

Подскочив на влажной от пота простыне, я открываю глаза, задыхаюсь, шумно хватаю воздух ртом.

Из противоположного угла комнаты на меня смотрят два огромных фиолетовых глаза, и я поступаю, как любой шестнадцатилетний парень, которому только что приснился кошмар: я кричу. В камине что-то шуршит, ввысь, хлопая крыльями, взметаются какие-то ночные твари. Я скидываю одеяло и вскакиваю на ноги.

– Болван… – мурлычет кто-то в углу. – Всех летучих мышей мне распугал!

* * *

– Артур, милый, скажи… Ты хоть понимаешь, как твое поведение отражается на моем статусе Верховной ведьмы? – Мама обращалась ко мне, но взгляд ее был прикован к красным яблокам, которые она подбрасывала в воздух и заставляла вращаться. – Ковен вот-вот пришлет мне летучую мышь с письмом.

И знаешь, что в нем будет? Ничего хорошего! Только обвинения и угрозы: «Ингрид Ллойд отличная ведьма, но ужасная мать. Не может найти общий язык с родным сыном. Она заслуживает наказания! Пусть эта летучая мышь неделю пьет ее кровь». Неделю, Артур! Ты же знаешь, как я не люблю летучих мышей!

– Мр-р… мр-мяу! Кто сказал: «летучая мышь»? Вку-у-сная мышка-ау…

Коготок, наш кот из породы ворчливых персидских болтунов с глухим стуком спрыгнул с лестницы и в три прыжка оказался рядом со мной.

Мне хотелось одного: как можно скорее сбежать и не слушать ежедневных нотаций, поэтому я пожал плечами и что-то пробубнил.

– Будь добр, говори разборчиво, – продолжила мама, не замечая моего настроения.

Произнеся еще одно заклинание, она взмахнула руками, будто дирижировала оркестром, и яблоки покрылись липкой густой карамелью. Мой рот наполнился слюной. В животе заурчало, ужасно хотелось есть.

– Я очень волнуюсь, – продолжила она. – Звезды с неба ты воровать не желаешь, заклинаний знаешь… А кстати, сколько? Пф-ф, по пальцам одной руки можно пересчитать! Да еще и водишься с этими… страшно сказать, с людьми!

– Ну сколько повторя-я-ять, – протянул я, не выдержав. – Я всего лишь помог Кенделл донести рюкзак до дома. Она наша соседка, я просто проявил вежливость. Не ты ли говорила, что если природа обделила меня магическими способностями, то нужно быть хотя бы милым?

Мама перевела на меня взгляд, я отпрянул и ударился плечом о дверной косяк. Ее зрачки по-кошачьи сузились и сверкнули зловещим огнем, но я нашел в себе силы выпрямиться и сделал вид, что ничуть ее не боюсь.

– Я вижу тебя насквозь, Артур Ллойд младший!

Черная прядь выбилась из ее туго затянутого хвоста, на лбу выступила испарина.

– Ты обещала не использовать на мне заклинание всевидящего ока! – возмутился я.

Яблоки, оставшиеся без маминого внимания, со стуком упали на стол и раскатились в разные стороны. Она с проклятьями бросилась их собирать.

– Я бы на твоем месте уже сбежал на другой континент… мр-р-мяу! – проговорил Коготок.

Его длинная рыжая шерсть, которую утром вычесывали не меньше часа, лоснилась, а фиолетовые глаза больше, чем обычно, напоминали крупные драгоценные камни, которые я так любил – аметисты.

Это я его заколдовал, когда мне было три года. Вышло случайно, но получилось красиво!..

– Артур, это не шутки!

Ее светлая кожа совсем побледнела, и она глубоко вздохнула.

– Я работаю, не покладая рук! Все ведьмы и колдуны окрестных городов и деревень надеются на мою защиту. Моей репутации ничто не должно угрожать, особенно… – она понизила голос, будто кто-то мог нас подслушивать: – Особенно мой сын. У которого не оказалось выдающихся способностей к магии! А теперь я узнаю, что он, как желторотый птенец, боится ночных кошмаров! И от кого узнаю – от кота! Подумать только! А ведь твой троюродный дядя – Бугимен!

Я кивал, но смотрел в сторону. Коготок уселся ко мне спиной и, подергивая хвостом, принялся медленно вылизывать правую лапку.

– Ты меня понял? – спросила мама, и мне пришлось посмотреть на нее.

– Конечно, госпожа Верховная ведьма, – отчеканил я. – Больше никаких ночных криков! В следующий раз, когда дядя Бу начнет скрестись в окно, попрошу его показать мне настоящий ночной кошмар и даже не пискну.

– Ну что ты… – Мамино лицо смягчилось, хотя она прекрасно уловила сарказм в моих словах. – Дома можешь называть меня мамой.

Она рассеянно коснулась моей щеки холодной рукой. А потом, словно я вдруг исчез, вновь повернулась к столу и продолжила готовить традиционный праздничный ужин в честь Хэллоуина, которым собиралась угощать Ковен. Ну и нас с Агатой она не могла оставить голодными.

Сегодня Ковен соберется на ежегодный шабаш в лесу. Где точно – я не знаю… Я ведь даже не посвященный, так что мне почти ничего не говорят. Знаю только, что там будут решать судьбы таких же неудачников, как я. Ну или чем колдуны и ведьмы там еще занимаются? Пока мне не исполнится семнадцать лет, никакой информации – даже от мамы. Так что эти сборища в лесу я представляю себе лишь в самых общих чертах: танцы, полеты на метлах, всякие ритуалы… А может, они всю ночь напролет пьют кровавый глинтвейн и закусывают плавающими в нем желейными глазами? Настоящие они ведь есть не станут? Не станут же, да?..

В животе заурчало громче прежнего. Я оглядел кухню в поисках еды – мармеладные червяки ползали по столу, выбравшись из глиняной пиалы, и пытались добраться до тыквенного хлеба. Томатный сок молчал (и на том спасибо), а маршмеллоу, воспользовавшись тем, что мама вырезала им отверстие для рта, теперь соревновались, кто шире его распахнет, не разломившись пополам.

Я схватил песочное печенье в форме кленового листа. Шоколадная глазурь раскрошилась раньше, чем я успел поднести его ко рту.

– Коготок, позови, пожалуйста, Эрни. Утром он ушел в сад, и с тех пор я его не видела… – сказала мама, не оборачиваясь.

– Очень, мр-мяу, смешно! – проворчал Коготок, не сдвинувшись с места.

– Я позову! – отозвался я и, едва не опрокинув в холле подставку для зонтов, распахнул дверь.

– Дядя Эрни-и-и! – крикнул я. – Время пить чай!

– Нечего так орать, юноша! – Кресло-качалка на крыльце заскрипело. Шерстяной плед болотного цвета, лежавший на сиденье, взмыл вверх.

– Откуда же мне было знать, что вы тут? – улыбнулся я. – Я ведь вам уже говорил, что не вижу призраков. Для этого у меня глаза слишком обычные.

– Классическая отговорка неумелых колдунов, – послышалось уже в дверях. Голос дяди Эрни был похож на негромкие завывания ветра. – Так тебя в Ковен не примут… Кем бы ни была твоя мать.

Мое сердце пропустило удар.

– Примут! – фыркнул я. – У меня еще целый год, чтобы развить способности к колдовству. Посмотрим, что вы скажете, когда я превращу вас в банку консервов. Обещаю, это будет томатная паста!

– Я скорее поверю в то, что Джек Тыквенная Голова отыщет свою душу! – захохотал дядя Эрни.

Дверь захлопнулась – кажется, он вошел в дом.

– Вот уж от тебя-то Ковену вообще никакой пользы! – закатил я глаза.

Но в чем-то дядя, конечно, прав. Я действительно ни на что не гожусь. Хотя это не моя вина – просто не повезло родиться парнем. Лет триста назад мой прапрапрадедушка разозлил одну и так не очень добрую ведьму, и та наградила его родовым проклятьем. С тех пор ни один мужчина в нашей семье, даже, если родился с магическими способностями, не мог сотворить ни одного заклинания. Мне иногда везет, и некоторые, из тех, что попроще, получаются, но обычно… Обычно ничего не выходит. Или выходит так, что лучше бы я не брался. Как-то я превратил наш деревянный дом в пряничный, исковеркав в заклинании одно латинское слово. Мама до сих пор вздрагивает, вспоминая тройные стеклопакеты из леденца…

Так вот, о проклятье… О нем мне рассказывала бабушка Маргарет, которая умерла прошлой осенью. Раньше она возглавляла Ковен, а после ее смерти Верховной ведьмой стала моя мама. Вот тогда мы и начали отдаляться друг от друга. Она постоянно где-то пропадала, загруженная работой и заботой об имидже. Сын, лишенный магических способностей – серьезное пятно на репутации. Мама считает, я должен учиться усерднее, тогда никакое заклятье не будет помехой, но я ее энтузиазма не разделяю. Быть сыном ведьмы и так непросто. А уж сыном Верховной ведьмы — совсем отстой.

– Тобой только ворон пугать, – услышал я мурчание у себя за спиной. Неизвестно откуда появившийся Коготок, ловко запрыгнув на кресло-качалку, уставился на меня. – Волосы лохматые, весь в шоколаде. Настоящее пугало!

Я смахнул с лица крошки и бросил на кота недобрый взгляд.

– Предатель! Зачем рассказал маме про ночной кошмар? Больше тебя в комнату не пущу, будешь, как все обычные коты, спать на холодном полу в коридоре.

Коготок потянулся.

– Не буду… Мр-мяу! – Он разлегся в кресле. – Ты для этого слишком слабохарактерный.

– Ну хоть ты не начинай! – возмутился я.

Корить себя за отсутствие силы воли я мог и сам, без помощи Коготка.

– Не стой как истукан, – вдруг сказал кот. – Агата приедет только вечером. Или ты хочешь произвести на нее впечатление, замерзнув насмерть и превратившись в зомби?

Мои уши вспыхнули. Я хотел возмутиться, но не мог произнести ни слова и только сердито сопел.

– Так я и думал, мр-мяу, – заключил Коготок и обернул лапы хвостом.

Я сердито посмотрел на него и вернулся в дом.

Агата… Одного ее имени было достаточно, чтобы я впал в ступор. Стоило только подумать о ней, как я тут же будто наяву видел ее большие зеленые глаза в обрамлении пушистых ресниц… Длинные рыжие волосы, которые так красиво сияют на солнце… Россыпь веснушек на бледном лице… Она была самой красивой девушкой, которую я встречал. Я влюбился в нее с первого взгляда.

* * *

– Так это ты – про́клятый мальчишка Ллойдов? – было первым, что я услышал от шестилетней Агаты.

Ее мама, всеми уважаемая ведьма Астрид, владела магией времени и дружила с моей матерью. Ночь с 31-го октября на 1-го ноября мы каждый год проводили вместе. Мамы отправлялись на шабаш, а нас с собой не брали, и мы сидели дома под строгим надзором Коготка.

– Мама говорит, ты никогда не сможешь колдовать, – проговорила Агата, в упор разглядывая меня, но я ее почти не слышал.

Для меня не существовало ничего, кроме ее огромных глаз. Мне казалось, они похожи на колодец, и я тону в нем, тону…

– Ты какой-то дурной, – вдруг заявила Агата. – У вас есть во что поиграть?

– Ничего я не дурной, – надулся я. – Сама такая. И колдовать я могу, просто не так хорошо, как мама. А когда избавлюсь от проклятия, для меня вообще преград не будет. Я стану самым сильным колдуном! А ты так и останешься глупой девчонкой!

– Это я-то глупая? – возмутилась Агата и покраснела. – Да ты… Ты…

Ей хотелось сказать что-нибудь обидное, но она так ничего не придумала и убежала в сад.

С тех пор нашей дружбе пришел конец.

* * *

На кухне все бегало, прыгало и летало. Мама пыталась украсить пряные маффины серебристой паутиной. Дядя Эрни – судя по чашке, плавно взлетавшей над столом и с негромким стуком опускавшейся на блюдце, наслаждался чаем.

Я принял единственное возможное решение – спастись от этой суеты у себя в комнате.

* * *

Небо почти затянуло тучами, когда мимо моего окна верхом на метле пролетела тетя Астрид. Я вскочил со стула, отшвырнул джойстик, и, одернув свитер, вышел из комнаты.

– Артур, дорогой! – голос тети Астрид был звонким, как переливы колокольчиков. – Чудесно выглядишь, тыковка! А как ты вырос за год! Скоро будешь на две головы выше меня!

Я с удовольствием обнял тетю Астрид и поцеловал в щеку. От нее приятно пахло – апельсинами и еще чем-то горьким.

– Ну и космы… – протянула она, запуская длинные пальцы в мои отросшие волосы. – Вас с Агатой теперь друг от друга не отличить.

– В каком смысле? – удивился я.

В это самое мгновение распахнулась дверь, и Агата – о, незримые боги! – вошла, держа на руках мурчащего Коготка.

Шикарные рыжие локоны, так красиво лежавшие на ее плечах, исчезли. Ее стрижка была короткой, как у мальчишки.

– И ничего мы не похожи, мама. У него волосы цвета соломы, а у меня благородная рыжина, – произнесла Агата скучающим голосом. – Привет, Артур. Интересный свитер… Сам связал?

– Ха-ха, – ответил я. – Очень смешно.

– Мне казалось, у тебя полно свободного времени, так что я бы не удивилась, если бы ты посвятил его чему-то в этом роде. – Она подняла бровь. – Насколько мне известно, ты даже на маг-права не сдаешь, как все наши ровесники, потому что твоя метла… не поднимается в воздух.

Я глубоко вздохнул. «Не падай в грязь лицом, не комментируй», – шептала мне на ухо светлая половина меня. «Ответь ей как следует, что она о себе возомнила? Ну-ка, соберись и как рявкни!», – командовала темная половина.

– Земля вызывает Артура! – Агата пощелкала передо мной пальцами свободной руки и улыбнулась. – Извини, что-то я увлеклась. Шутка была ниже пояса. Ну все-все, а то на тебе лица нет.

Коготок, перебравшийся на ее плечо, мурлыкнул.

– Не извиняйся, Агата. У него всегда такое глупое лицо, когда он тебя видит.

– Я начинаю жалеть, что мы взяли тебя из приюта, – зло прошипел я, глазами меча молнии в кота. – Надо было отдать тебя той трехлетней девочке, которой нравилось таскать тебя за хвост!

– Агата, ты прекрасно выглядишь!

В холл вошла мама. Она уже успела сменить домашнее платье в горошек и фартук с какими-то странными рюшами на стандартную одежду офисного работника – светло-бежевый костюм с широким черно-оранжевым поясом.

Жаль, что она не наряжается, как ведьмы из фильма «Фокус-покус». Позапрошлым летом я видел его в кино, и меня позабавило то, как смертные представляют себе одежду колдуний. Остроконечные черные шляпы – это нечто!

Агата с подчеркнутой вежливостью приветствовала мою маму поклоном и спросила:

– Вы уже отправляетесь на шабаш или останетесь ненадолго с нами, чтобы выпить пунш? Я сварила маленький котелок.

Она взмахнула рукой, откуда-то сверху посыпались искры и посреди гостиной, перед телевизором, появился огромный черный котел на треноге, в котором булькал пунш. От запаха пряностей у меня заслезились глаза.

– Ничего себе – маленький!.. – выдохнул я. – До следующего Хэллоуина хватит.

– Артур, тыковка, не занудствуй, – улыбнулась тетя Астрид.

Они с мамой обменялись мимолетными улыбками, и тетя, не теряя времени, направилась на кухню за чашками.

– Предлагаю выпить за ваш последний год без шабаша! – донеслось с кухни, а потом раздался звон посуды: что-то разбилось. – Ой, Эрни, прости!.. Я тебя не заметила. Ты не ушибся?

Агата подмигнула мне, и я вновь забыл, о чем думал.

– Да, хочется верить, что в следующем году мы будем отмечать Хэллоуин не в этой гостиной, а в лесу, как положено, – сказала она.

– Я тоже на это надеюсь, – согласился я, хотя вовсе не был уверен, что у меня хватит магических сил, чтобы пройти обряд посвящения.

Тетя Астрид разлила дымящийся пунш по чашкам и весело провозгласила:

– За Артура и Агату! Пусть Хэллоуин 1995 года станет последним…

Вдруг люстра качнулась с протяжным скрипом. Дверь в дом распахнулась настежь, порыв ветра разбросал бумаги, лежавшие на комоде.

– Что за… – недовольно воскликнул я и вдруг перехватил свирепый мамин взгляд.

– Все в порядке. – Ее голос звучал уверенно и спокойно. – Просто кто-то забыл запереть дверь.

Она взмахнула рукой, и дверь с грохотом захлопнулась. Я шагнул в сторону, чтобы поставить чашку на стол. И в этот момент люстра рухнула, разлетевшись на тысячу осколков. Рухнула на то самое место, где я стоял секунду назад.

– Кажется, этот Хэллоуин и правда мог стать последним, – нервно засмеялся я.

Послышался треск электричества, и дом погрузился во мрак.

II. Щелчок

Я уныло выковыривал из ковра осколки разбившейся люстры. Это было непросто, так как свет погас во всем доме. Где-то закоротило, а разбираться у мамы времени не было – она и так опаздывала. Нагрузив дядю Эрни едой, она напомнила нам с Агатой: ни при каких обстоятельствах не подниматься на чердак (это правило мы и так никогда не нарушали) и при малейшей опасности сразу связаться с ней по магической связи. В такие моменты я думаю: что будет, если подарить ей пейджер?

Я бросил очередной осколок в мусорное ведро, надеясь не опрокинуть при этом свечу.

– Давай уже скорее заканчивай уборку, и посмотрим «Дракулу», – устало протянула Агата и уселась на диван с чашкой пунша. В полумраке она больше походила на древнегреческую богиню, чем на ведьму, только в клетчатой рубашке и голубых джинсах, а не в белой тоге. Коготок запрыгнул ей на колени и принялся крутиться на месте.

– Во-первых, если хочешь, чтобы я справился быстрее, то помоги, а не умничай, сидя на диване, – заметил я, убирая волосы за ухо.

– Мне лень, – отозвалась Агата. – А что во-вторых?

– А во-вторых, «Дракулу» мы все равно посмотреть не сможем. Электричества нет.

– Так пусть появится, – нахмурилась Агата. – Нужно его позвать?

Тетя Астрид жила в заколдованной деревеньке в нескольких милях от нашего дома, поэтому Агата с детства общалась только с ведьмами и колдунами. И в школу ходила там же, и о том, откуда берется электричество, им не рассказывали.

– Меня всегда удивляло, как мало ты знаешь о мире людей, – сказал я. – Нет, электричество позвать не получится. Оно спит.

– Ну, класс, – повелась Агата. – То есть ты хочешь сказать, что мы не посмотрим фильм только потому, что электричеству нужно выспаться? Какая наглость с его стороны! – Она застонала: – Воистину ужасный Хэллоуин.

Я не смог сдержать улыбку. Вообще-то, как и тетя Астрид, Агата людей недолюбливала. И точно так же, как тетя Астрид, не могла сказать, почему. Но ей нравились некоторые развлечения, доступные обычным смертным. Особенно кино. Особенно триллеры. Поэтому раз в год, когда мы собирались у нас дома, я восполнял пробелы в ее кинообразовании.

Наклонившись ближе к ковру, я попытался сгрести мелкие осколки рукой.

– И что же теперь делать? – продолжала размышлять Агата. – Не спать же ложиться?

– Ну, не знаю, – Я был поглощен сбором стеклянного крошева. – Можем поговорить о чем-нибудь. В конце концов, это наш последний раз. Ну… последний раз, когда мы вместе в канун Хэллоуина. – Я чихнул. – Неужели тебе от этого не грустно?

– Платочек принести? – фыркнула Агата.

– Зачем? – удивился я.

– Чтобы утереть слезы печали! Последние несколько лет я жду не дождусь, когда наконец смогу провести Хэллоуин с семьей и друзьями! Будем читать заклинания, проводить ритуалы… Гораздо круче, чем есть сладкий попкорн и смотреть движущиеся картинки.

– Это называется «фильмы», сколько раз повторять, – закатил я глаза, но Агата меня не слушала.

Откинувшись на спинку дивана, она запрокинула голову, уставилась в потолок и мечтательно продолжила:

– Лететь на метле так высоко, так быстро, наперегонки с ветром… Кружить между горячих звезд, схватить одну и спрятать за пазуху… Плясать, пока ноги не заболят, пить огненную воду из коровьих копыт…

Я поморщился.

– А потом натереть кожу мазью из душистых трав и веселиться, пока не пропоет…

– Ай! – вскрикнул я. Крошечный осколок впился в мой указательный палец. – Зараза!.. – На коже выступила кровь, потекла ручейком вниз.

– Отойди-ка, – вздохнула Агата. – Пока ты не порезался еще сильнее и не решил, что истечь кровью – отличная идея.

Она поставила чашку на столик и поморщилась, будто собиралась чихнуть. Затем взмахнула рукой и осколки, даже самые мелкие, которых и не разглядишь, взмыли вверх. Из мусорного ведра в воздух со звоном и бряканьем поднималось стекло, вновь собираясь в люстру…

– Опять эти твои штучки со временем… – вздохнул я. – А раньше нельзя было?

– Тебе же известно, что я не могу слишком часто использовать перемотку времени. Это тебе не песню на… как это называется? На плеере переключить, – сказала она таким тоном, будто объясняла элементарные вещи несмышленому ребенку. – Тем более, что всегда есть риск создать временной парадокс, потерять какое-нибудь важное воспоминание или даже полностью стереть себя из временной линии.

– Тогда оставила бы как есть…

Стеклышко, застрявшее в моем пальце, выскочило и полетело к остальным осколкам. Но кровь не останавливалась. Облизав палец, я нахмурился и вдруг заметил, что Агата как-то странно смотрит на меня.

– Что? – проговорил я, не убирая руку от лица.

– Ничего.

Она резко отвернулась и щелкнула пальцами. Люстра, как новенькая, взлетела к потолку и повисла, слегка покачиваясь и звеня подвесками.

Это свет так падает, или Агата покраснела?..

– Готово, – сказала она. – Теперь нужно ждать, когда мои магические силы восстановятся, прежде чем я снова смогу сделать что-нибудь такое.

– Ты молодец, – неожиданно для себя произнес я. Агата явно удивилась, а я, чтобы не встречаться с ней взглядом, наклонился и поднял свечу. – Три года назад ты с трудом могла попасть в чей-то сон, а сейчас так ловко манипулируешь временем… И даже можешь направлять силу на отдельные предметы.

Я ожидал услышать очередную колкость, но Агата не спешила с ответом.

– Спасибо, я стараюсь, – пробормотала она.

Коготок подозрительно громко замурчал.

– Ингрид сказала, что на кухне нам оставили тыквенный пирог, – помолчав, проговорила Агата. – Не хочешь поужинать пораньше?

– Да, конечно, – согласился я. – Надеюсь, мармеладные червяки до него еще не добрались.

* * *

– У тебя есть запасной план? Я не собираюсь несколько часов пялиться в стену, – заявила Агата. Она сидела, поджав ногу, и щедро поливала кленовым сиропом подгоревший тыквенный пирог. – Чем ты обычно занимаешься?

– В приставку играю, но сейчас и это не получится. Для нее тоже электричество нужно, – ответил я. – Еще книги читаю.

– Восхитительно, – кисло произнесла Агата. – И все? А с друзьями вы как развлекаетесь?

– А чего ты ожидала? Что каждый вечер, нарядившись в пончо и сомбреро, я трясу маракасами? – вспыхнул я, но тут же подумал, что Агата вряд ли поняла хоть слово. – Мама работает, я учусь в самой обычной старшей школе, а сверстников, владеющих магией, поблизости нет.

Я зачерпнул арахисовую пасту длинной ложкой. Моя порция тыквенного пирога оказалась очень маленькой и только раздразнила аппетит.

– Ты что же, все время один? – удивилась Агата.

– Представь себе, – ответил я и, мечтая сменить тему, добавил: – Не хочешь еще сока?

Она кивнула. Не выпуская ложку изо рта, я встал и направился к холодильнику.

– Почему тогда госпожа Верховная ведьма не отправит тебя к нам в деревню? Ты бы мог хоть на каникулах увидеть, как живут люди магического мира.

Я пожал плечами и что-то промычал. Конечно, я знал ответ, но не готов был поделиться им с Агатой. Вряд ли она поймет, если я скажу, что маме кажется, будто за каждым поворотом меня поджидает опасность. Возглавив Ковен, она вообще помешалась на безопасности. Все комнаты теперь увешаны амулетами, и даже на полу в ванной начерчена защитная пентаграмма.

Я наощупь достал из холодильника стеклянную банку сока и, открутив крышку, принюхался. Еще не забродил. Облизнул ложку и проговорил:

– Осталось немного гранатового. Ты такой пьешь?

– Тащи уже сюда, – сказала Агата, залпом допивая остатки пунша из своей чашки.

Она зажгла новую свечу – предыдущая почти догорела, – и короткая вспышка осветила ее лицо. Я невольно залюбовался и едва не пролил сок на скатерть.

– Артур, послушай, – вдруг сказала Агата, подперев голову рукой. – Я никогда не спрашивала, потому что это вроде как неприлично, но… – Она замолчала. Я вопросительно поднял бровь, и она продолжила: – Но раз это и правда наш последний Хэллоуин вдвоем, может…

«Нет, нет, нет…» – Самые невероятные мысли замелькали у меня в голове с бешеной скоростью. Дыхание перехватило. «Неужели она хочет спросить о моих чувствах к ней? Вдруг и она все эти годы была влюблена в меня? Не может быть! Что, если она сейчас признается мне?.. Седой Мерлин, что тогда делать?!»

– О твоем родовом проклятье ходит столько слухов, – поговорила наконец Агата. – Откуда оно вообще взялось? И что стало с остальными мужчинами вашей семьи?

Внутри у меня будто что-то оборвалось. Я был так разочарован, что едва смог произнести:

– А, ты о проклятье…

– Если не хочешь, не рассказывай! – замахала она руками. – Извини, если это больная тема.

– Все нормально, – заверил я, отодвигая стеклянную банку с соком в центр стола, чтобы случайно не задеть ее локтем. – Ну, про ведьму и моего пра-прапрадедушку ты уже сто раз слышала, а больше я и сам ничего не знаю. Бабушка не любила поднимать эту тему, – пояснил я. – Не любила разговоров про отсутствие магии, и все такое. Как бы тебе объяснить?.. Представь, что ты птица – например, сокол. И вся твоя жизнь – полет.

– Угу, – сказала Агата, прищурившись.

– А потом – раз! – тебе обрезают крылья. И все, ты теперь обычная куропатка.

Агата прыснула, но заметив серьезное выражение моего лица, смутилась.

– Во мне есть магия, я это чувствую, но она так глубоко, что я не могу до нее добраться.

– Жуть, – сочувственно сказала Агата. – И ничего нельзя сделать?

– Как видишь, – мрачно ответил я. – Ну это ладно, прадедушке и дедушке повезло куда меньше, чем мне. Сначала прадед спятил, потом слег с лихорадкой и умер. А потом, когда родился мой отец, та же участь постигла деда.

– А почему тебе повезло? – не поняла Агата. – Или ты не боишься сойти с ума?

– Боюсь, конечно, – признался я, но добавил: – Бабушка говорила, что внезапные смерти прекратились после того, как папа… исчез.

О, мы коснулись самой больной темы. Черт бы побрал это электричество!

– Он до сих пор не прислал даже письма? И ты ничего о нем не слышал?

– Нет, – я покачал головой. – Он отправился фотографировать… Ну, это когда какой-то момент из жизни можно запечатлеть на бумаге… Хм… ладно, потом покажу тебе фотоальбом. Так вот, однажды он пошел фотографировать болотных ведьм, и больше его никто не видел. Мама думает, его похитили… или заколдовали, что еще хуже. Но мне кажется, ему просто больше понравилось плавать в озере, чем растить сына.

Я не хотел, чтобы это прозвучало чересчур серьезно, но вышло именно так.

Агата почувствовала, что мне не по себе, и нахмурилась. Она потянулась ко мне, чтобы обнять, но тут между нами, быстро взмахивая крыльями, пролетело что-то маленькое и черное.

– Не уйдеш-ш-ш-шь, мышка-ау! – промурлыкал запыхавшийся Коготок, появляясь на кухне.

Он запрыгнул на стол и, вцепившись в скатерть, проехал вместе с ней, сбивая на пол чашки и тарелки. Банка с соком покачнулась, замерла на краю стола, но потом все-таки полетела вниз. Нас с Агатой окатило кроваво-красными брызгами.