Текст книги "Званый ужин в английском стиле"

Глава 9
Убийство

– Что происходит? – недовольно спросила графиня Толстая у барона Корфа.

По лестницам сновали люди, звенели чьи-то сердитые и изумленные голоса. В дверь сунулась Глаша с искаженным от страха лицом. Анна Владимировна подозвала ее к себе, выслушала сбивчивый доклад и, тихо ахнув, поспешила к выходу.

– Поразительный дом, – пробормотала прекрасная Элен, поводя своими ослепительными плечами.

– Александр, мы уже уходим? – подала голос Варенька.

Но барон оставил ее вопрос без внимания. Его интересовало, куда запропастилась Амалия? Не слушая больше, что говорит невеста, Александр стремительным шагом вышел из гостиной и в коридоре столкнулся с одной из служанок.

– Что такое? В чем дело? – металлическим, хорошо поставленным офицерским голосом рявкнул он.

– Ой, не знаю, барин! – взвигнула та, но глаза у нее были круглые от страха.

Оттолкнув девушку, Александр бросился в малую гостиную, куда стекался народ.

Войдя в комнату, он сразу же увидел на ковре завалившегося в обмороке лохматого недоросля. Очки все-таки сумели покинуть переносицу Митеньки и лежали на ковре рядом. Амалия наклонилась и подобрала их. Возле потерявшего сознание юноши суетились мать и доктор. Павел Петрович с отчаянным видом стоял возле дивана и ломал руки.

Александр подошел ближе. Разумеется, весь тарарам возник вовсе не из-за непутевого юноши, так некстати потерявшего сознание, – истинной причиной являлся распростертый на диване Беренделли. Глаза маэстро были широко раскрыты, из уголков рта стекали слюна и кровь. Из груди маэстро торчал кинжал с фигурной рукоятью – возможно, один из тех, что украшали стены комнаты. Александр быстро оглядел их и натренированным взглядом сразу же отметил пустые ножны в простенке между окнами. Американский кузен Амалии, стоя напротив, тоже рассматривал их.

– Прошу ничего здесь не трогать, – повернулась Амалия к Павлу Петровичу.

Тот, судя по всему, даже не понял, о чем его просили, но все равно механически кивнул головой.

Александр покосился на невозмутимого Билли, заложил руки за спину и подошел к бывшей жене. Митенька на полу тихо застонал – мать поднесла к его носу нюхательную соль.

– Убийство? – спокойно спросил Александр.

Амалия пожала плечами.

– Как видите.

– Ясно. – Александр дернул щекой. – И кто же это сделал?

Баронесса Корф усмехнулась.

– Тот, кто вошел сюда между уходом доктора де Молине, который оставил больного отдыхать на диване, и нашим появлением, – сказала она.

Барон Корф метнул на нее быстрый взгляд.

– Ценные вещи на месте?

– Бумажник и кольцо? Да. Их никто не трогал.

Александр вздохнул.

На полу Митенька слабо застонал и приоткрыл глаза. По щекам его матери текли слезы. Она вполголоса стала уговаривать сына подняться. Павел Петрович поспешил к ним, но тут Митенька некстати вновь увидел труп и снова обмяк на ковре.

– Вы думаете о том же, о чем и я? – спросил барон.

Амалия с любопытством взглянула на него и осведомилась:

– И о чем же я думаю, по-вашему?

Ее бывший муж пожал плечами.

– Вы считаете, здесь действовал тот убийца, о котором нас предупреждал маэстро Беренделли. Верно?

Доктор де Молине, который снова пытался привести Митю в чувство, поднялся, покачал головой и предложил:

– Лучше перенести его в спальню. Для молодого человека вид мертвого тела слишком сильное потрясение.

Павел Петрович кликнул лакеев, и Митеньку унесли. Анна Владимировна поспешила за ними, и в малой гостиной остались только Амалия, Билли и барон Корф.

– Гости разъезжаются, – проговорил Александр.

Амалия быстро взглянула на него:

– Задержите их.

Тон ее слов отчего-то рассердил барона.

– И как, позвольте спросить, я смогу это сделать? – упрямо выставив вперед подбородок, спросил он. – В отличие от некоторых ваших знакомых, я не следователь и не полицейский!

Билли у окна беспокойно шевельнулся.

– Александр, – терпеливо ответила Амалия, – мне совершенно все равно, как вы это сделаете. Я лишь хочу, чтобы ни один человек не покинул дома. Вам ясно?

Досадуя на себя, барон вышел из гостиной. За дверями его ждала Варенька.

– Боже мой! Александр, то, что говорят, правда?

– Да, – буркнул он.

– Ужасно!

Барон Корф только пожал плечами. Что именно ужасно? Он бывал на войне, дрался на дуэлях и видел раненых, мертвых. Да и вообще, смерть подстерегает человека где угодно – на улице, дома, в гостях, в имении предков, в поездке, на чужбине… Неуместная чувствительность Вареньки сейчас отчего-то раздражала его, тем более что по контрасту с хладнокровием Амалии чувствительность ее выглядела совершенно смехотворной.

– Кто-нибудь уже ушел? – спросил он.

Варенька со страхом покосилась на него.

– Кажется, нет еще, – сказала она. – Все растеряны, не понимают, что случилось. – Она закусила губу. – И я тоже… Александр, что все-таки произошло?

– Хотел бы я знать, – с расстановкой ответил он. – Но, надеюсь, Амалия Константиновна нам разъяснит.

«При чем тут она?» – мелькнуло в голове у Вареньки, но она посмотрела в лицо жениху, и вопрос замер на кончике ее языка, да так и не рискнул сорваться с него. Но ревность и обида укололи ее в самое сердце, девушка надулась.

А в малой гостиной, где только что произошло убийство, Амалия разговаривала с Билли.

– Когда убийца вошел, – говорила Амалия, – Беренделли, должно быть, дремал, потому что я не вижу никаких следов сопротивления. Убийца взял первый попавшийся кинжал и вонзил его в грудь хироманта. Почувствовав боль, тот открыл глаза, но не смог ничего сделать, потому что смерть наступила очень быстро. Судя по всему, удар пришелся точно в сердце.

Билли недовольно сморщил нос.

– А почему он не взял нормальное оружие? – пробурчал он, оглядывая ружья и пистолеты на стенах. – Что за гадость – подкрадываться к человеку и резать его исподтишка!

Судя по его тону, если бы безоружного Беренделли застрелили, то это свидетельствовало бы о более высокой сознательности убийцы. Но Амалия не стала спорить со своим другом, а лишь напомнила:

– А шум? Ты забываешь про грохот выстрела. Убийца же, как я понимаю, очень хотел остаться незамеченным.

– Верно, – вздохнул Билли. – Значит, он один из гостей?

– Наверняка.

– Адвокат?

– Почему именно адвокат?

– Все адвокаты – сволочи, – ответил Билли с горечью.

– Билли, – предостерегающе шепнула Амалия, – не надо. Лучше постарайся вспомнить, где находились гости примерно в то время, когда… когда мадемуазель Мезенцева пела. Мне надо знать, кто входил, кто выходил, когда и так далее. Сама я кое-что помню, но, боюсь, далеко не все. – И она, словно извиняясь, посмотрела на мертвого Беренделли.

– Адвокат не выходил, – мрачно сказал Билли. – Значит, не он?

– Не он, – согласилась Амалия. – Думай дальше.

Она растворила дверь и попросила Глашу пригласить доктора де Молине.

– Как самочувствие юноши? – были ее первые слова, как только доктор переступил порог.

– Он пришел в себя, но мне пришлось дать ему успокоительное, – довольно сухо ответил Венедикт Людовикович, затем пожал плечами. – Странный юноша. В комнате у него сплошь книжки об истории революций, а он падает в обморок при виде крови. Неужели молодой человек думает, что революция – развлечение?

– Доктор, – серьезно заговорила Амалия, – нам понадобится ваша помощь.

Де Молине вздохнул.

– Был бы рад сказать, что всегда счастлив услужить вам, но в данных обстоятельствах… – он поморщился. – Что именно вы хотите знать?

– В данных обстоятельствах могли бы и сами догадаться, – отозвалась Амалия. – Вы последним видели Беренделли в живых, не считая убийцы. Уходя от него, вы видели кого-нибудь поблизости?

– Никого, – удивленно ответил доктор.

– Вы уверены?

– Абсолютно.

– Беренделли что-нибудь сказал вам? Не боялся ли он кого-нибудь? Или, может быть, он упоминал чье-то имя?

Доктор пристально посмотрел на Амалию.

– Вы полагаете, что тот человек, которого маэстро Беренделли назвал убийцей, пришел сюда, в комнату, и разделался с ним, чтобы тот не мог выдать его тайну? Так, госпожа баронесса?

– Вы совершенно правы, доктор, – чуть склонила голову Амалия.

– Если и так, то мне очевидно, что хиромант его не опасался. Да, он выглядел не вполне здоровым, но ничего не сказал мне о том, что кого-то боится.

– И даже никакого намека не дал?

– Нет, госпожа баронесса.

– Хорошо, пока оставим эту тему, – вздохнула Амалия. – А теперь мне нужна ваша профессиональная помощь, господин доктор. Я должна знать все, что только возможно, о ране, орудии убийства и силе удара.

Все эти устрашающие слова из уголовных романов[17]17
  В конце XIX века так назывались детективные романы. (Прим. автора.)


[Закрыть] баронесса произносила столь будничным тоном, что у доктора язык не повернулся задавать какие-либо вопросы. Он наклонился над мертвецом и стал осматривать рану.

– Что ж, – сказал де Молине, выпрямляясь, – вряд ли я сообщу вам что-то новое. Удар был один, и пришелся он прямо в сердце.

– Значит, можно предположить, что убийца – профессионал? – спросила Амалия.

– Я бы так не сказал, – с легким смешком отозвался доктор. – Видите ли, госпожа баронесса, сердце у всех людей находится слева, и чтобы нанести туда удар, особой сноровки не требуется, особенно если жертва лежит и не оказывает сопротивления. Если вы не против, я хотел бы вытащить нож.

– Кинжал, – поправила его Амалия. – Да, конечно, доктор.

Де Молине извлек орудие убийства из раны, осмотрел его и покачал головой.

– Ваши соображения, Венедикт Людовикович? – очень вежливо продолжала расспросы Амалия.

– Очень неосмотрительно держать дома такие вещи, – буркнул доктор. – Лезвие достаточно длинное, кинжал всадили почти по рукоять.

– Значит, убийца – мужчина? – быстро проговорила Амалия.

– Не уверен, – отозвался де Молине. – Как я уже сказал, Беренделли не сопротивлялся. Так что, если говорить начистоту, удар могла нанести и женщина. – Он грустно улыбнулся. – Когда я только приехал в Петербург, мне довелось какое-то время работать полицейским врачом. Так вот, я очень хорошо помню беднягу, которого привезли к нам с раскроенным черепом. Все были уверены, что на него напали жестокие грабители, но показания дворника прояснили дело. Оказалось, жена несчастного приревновала супруга к соседке. После того случая, госпожа баронесса, я стараюсь быть очень осторожен в своих показаниях.

Интересно, подумала Амалия, он нарочно употребил последнее слово или же, как и большинству иностранцев, ему все-таки недоступны некоторые нюансы неродного языка? Но доктор явно заметил, что ее интерес продиктован не любопытством или желанием соригинальничать. Она и в самом деле, если отбросить условности, допрашивала его, а де Молине давал показания. И оба они отлично понимали, что работа по раскрытию сегодняшнего преступления предстоит нешуточная.

– Хорошо, – кивнула Амалия. – Доктор, у меня к вам одна просьба. Здесь явно происходит нечто неладное, и что именно, мне хотелось бы разобраться. По этой причине, а также на случай возможных, скажем так, происшествий я бы попросила вас не покидать дом. Это лишь временная мера. Полагаю, мне понадобится несколько часов, чтобы понять, что произошло. И я намерена сделать все, чтобы убийца не ушел безнаказанным.

Венедикт Людовикович немного подумал.

– Что ж, возможно, вы правы, – согласился он, хотя в голосе доктора и прозвучало некоторое сомнение. – Но должен вас предупредить: не все гости могут отнестись с пониманием к вашему желанию, что особенно касается того человека, который убил господина Беренделли. Вы же собираетесь, насколько я понял, задержать до выяснения обстоятельств всех, кто присутствовал на вечере? – Де Молине с еще большим сомнением покачал головой. – Весьма разумная мера, но боюсь, госпожа баронесса, у вас возникнут трудности. Такие люди, как графиня Толстая или Константин Сергеевич Городецкий, вряд ли позволят указывать им, что делать.

Но Амалия только улыбнулась. А Билли, заметив эту улыбку, приосанился и поправил револьвер под сюртуком.

– Не беспокойтесь, Венедикт Людовикович, – сказала она. – Это я беру на себя.

Глава 10
Угроза

– Возмутительно! – воскликнул Никита Преображенский. – Что вы себе позволяете?

Он хотел добавить еще что-то, судя по всему, весьма нелицеприятное, но графиня Толстая опередила его.

– Могу ли я узнать, – проговорила она, глядя прямо в лицо барону Корфу, который стоял у двери и никого к ней не подпускал, – по какому праву вы задерживаете нас и не даете нам уйти?

– Действительно! – поддержал ее адвокат. – Неслыханно, совершенно неслыханно! И если вы думаете, что вам сойдет с рук…

– Сойдет, – коротко ответил Александр, и тонкая жилка дернулась поперек его лба.

– Я хочу покинуть этот дом! – крикнула графиня Толстая. Она явно теряла самообладание. – Немедленно!

– Вы уверены? – прозвенел ей в ответ спокойный голос баронессы Корф.

Амалия вошла в гостиную. За ней вышколенной безмолвной тенью двигался Билли, и барон посторонился, пропуская их.

Павел Петрович беспомощно оглядел готовых вспылить, озлобленных гостей.

– Должен признаться, – несмело начал он, – мы не понимаем…

Не отвечая ему, Амалия обернулась к своему бывшему мужу и спросила:

– Ключи у вас? Очень важно, чтобы никто не мог покинуть дом, – добавила она по-английски, чтобы их не поняли посторонние.

– Я забрал все ключи, – ответил Александр тоже по-английски, протягивая две связки. – И запер двери, так что никто не уйдет отсюда, пока вы им не разрешите.

Амалия удовлетворенно кивнула.

– Сколько дверей в доме?

– Парадная и черный вход.

– Прекрасно. Вся прислуга на месте?

– Сколько я могу судить, да. Впрочем, надо будет уточнить у хозяйки.

– Благодарю вас, Александр Михайлович, – сказала Амалия, забирая ключи и передавая их Билли. – Вы мне очень помогли.

– Может быть, вы все-таки объясните нам, что происходит? – вмешался Иван Андреевич. – Почему господин барон не желает никого выпускать?

Варенька злыми глазами смотрела, как, шурша платьем, Амалия садится в кресло, выбранное с таким расчетом, чтобы ее видели все гости. Что же до Билли, тот, получив ключи, сразу же вышел из комнаты и отправился караулить выходы из дома.

– На самом деле, дамы и господа, все очень просто, – уронила Амалия.

– Неужели? – пробормотала Евдокия Сергеевна как бы про себя, но вместе с тем достаточно громко, чтобы ее услышали все.

Амалия тихо вздохнула.

– Прежде всего, – продолжала она, – никто не задерживает вас в доме.

– И прекрасно! – воскликнул адвокат, делая шаг к двери.

– И, разумеется, – словно не замечая его панической попытки бегства, тем же спокойным и размеренным голосом продолжала Амалия, – вы совершенно вольны идти на все четыре стороны, при условии, конечно, что хотите стать назавтра героями скандала. А он будет непременно, можно даже не сомневаться.

Иван Андреевич, который поспешил вслед за Константином Сергеевичем, застыл на месте.

– Что еще за скандал? – спросил он неприязненно.

– На что вы намекаете? – запальчиво осведомился композитор.

Амалия повела плечами и выдержала паузу, прежде чем ответить.

– Я полагала, дамы и господа, что вы и сами уже обо всем догадались. Ведь убит не кто-нибудь, а иностранный подданный, маэстро Беренделли, хиромант, услугами которого пользовались многие сильные мира сего и даже, говорят, сам итальянский король. И в таких условиях вы полагаете, что решите все свои проблемы, уйдя отсюда? – Амалия усмехнулась. – По-вашему, слуги, как только их начнет допрашивать полиция, забудут о том, что вы находились здесь во время убийства? А газетчики, для которых данное дело наверняка станет лакомым кусочком? Ведь так давно не было больших пожаров вроде гродненского[18]18
  Амалия имеет в виду пожар, который случился в Гродно 30 мая 1885 года, когда сгорело больше половины города. (Прим. автора.)


[Закрыть], даже войны никакой приличной не предвидится, и тут… Убит маэстро Беренделли! Вы хоть понимаете, какие последствия повлечет за собой это происшествие? Даже если вы ни в чем не виноваты, вас все равно будут подозревать, а нынешние следователи чертовски въедливы. К тому же многие из них только спят и видят, как бы им отличиться по службе, а сегодняшнее преступление открывает перед ними такие возможности! – Амалия не говорила, а почти пела, и глаза ее лучились золотом. Александр не отрывал от нее взгляда. – Могу представить себе заголовки в завтрашних газетах. К примеру, такой: «Тайный советник замешан в убийстве».

– Что? – пролепетал бедный Иван Андреевич. – Милостивая государыня, что… Что вы себе позволяете, в конце концов?

Амалия покачала головой.

– Не я, глубокоуважаемый Иван Андреевич, не я, – поправила она. – Вы же знаете журналистов. Их ведь хлебом не корми, а только посули что-нибудь эдакое сенсационное. Как только они узнают имена тех, кто находился на вечере, у господ газетчиков будет такое поле для подозрений, что ваши нынешние заботы покажутся детской шалостью. Журналисты начнут гадать, начнут подпускать обидные намеки: а не было ли тут романтических причин? а кто пререкался с Беренделли перед его смертью? а что он успел сказать, а что сказать не успел? В ход пойдут самые дикие теории, самые досужие фантазии! Вы и опомниться не успеете, как вас обвинят во всех смертных грехах. И каковы будут последствия – известно одному всемогущему богу.

– Довольно, госпожа баронесса, – мрачно бросил Владимир Сергеевич. – Ход ваших мыслей нам вполне ясен. Как я понял, у вас есть какое-то предложение?

– Да, – кивнула Амалия.

– И в чем же оно заключается? – высокомерно осведомилась графиня Толстая.

– Мое предложение самое простое, – отозвалась Амалия. – Один из тех, кто находится сейчас в доме, – убийца. Но я не верю в то, что он мог остаться совершенно незамеченным, потому что такого никогда не бывает. Кто-то что-то обязательно заметил, но просто не придал увиденному значения. Поэтому все остаются на своих местах, а я побеседую с каждым и так или иначе пойму, кто убил маэстро Беренделли.

– Нелепо! – в сердцах проговорил композитор. – Просто нелепо!

Но Амалия только покачала головой.

– Или я проведу расследование здесь и сейчас, или к вам завтра же придут полицейские, а у ваших дверей станут дежурить газетчики. Вы этого хотите? – Однако, если судить по лицам гостей, ничто подобное отнюдь не составляло предмета их желаний. – Для нашего же блага нам лучше разобраться в том, что именно здесь произошло, самим.

Никита Преображенский мучительно размышлял. Кто же она такая на самом деле, госпожа баронесса Корф? Откуда у нее столь властный тон, такое обезоруживающее хладнокровие и, главное, убежденность, что именно ей, Амалии, предстоит разгадать, кто и почему совершил убийство? Он ничего не понимал, но чувствовал, что сам заражается ее уверенностью. Кто он для всех собравшихся здесь людей? Маленький композитор с большими мечтами. Если и правда случится скандал и на его имя ляжет тень, велика вероятность того, что никто в целом свете не захочет иметь с ним дела. Что же до Элен… Никита достаточно хорошо знал женщин, чтобы не обольщаться на их счет. И он знал, что будет с ней ровно до тех пор, пока не наскучит, как происходило раньше с его предшественниками. И если следствие вдруг решит сделать его козлом отпущения, то вряд ли Элен станет защищать его. Скорее пожмет своими прекрасными белыми плечами и найдет себе другого музыканта, или художника, или артиста, который одновременно и молод, и неизвестен, а потому будет целиком зависеть от ее милостей.

Братья Городецкие переглянулись. Константин Сергеевич откашлялся.

– Должен вам заметить, госпожа баронесса, – очень спокойно промолвил адвокат, глядя на молодую женщину своими темными непроницаемыми глазами, – я ничуть не ставлю под сомнение вашу красоту, ваш ум и ваше очарование, но… – он улыбнулся. – Но ведь у вас нет полномочий, чтобы вести дело, а значит…

Городецкий хотел закончить свою фразу словами: «а значит, ваше предложение лишено смысла», – но его перебил барон Корф.

– Есть, – отрезал он. – У нее – есть.

Амалия взглядом призвала его к молчанию и повернулась к адвокату:

– Видимо, вы предпочитаете беседовать с судебным следователем. Что ж, ваше право. Если хотите оказаться под подозрением и, может быть, потерять право заниматься адвокатской практикой…

– С какой стати? – вспыхнул Владимир Сергеевич.

– А с такой! – предерзко ответил за Амалию Александр. – Что это за адвокат, рядом с которым произошло убийство? Лично я такому даже полушки бы не доверил.

Ах, до чего же решительный молодой человек, подумала восхищенная Евдокия Сергеевна. Так и рубит сплеча. Все-таки не отнять у военных присущего им шарма силы, что ни говори. Мужчине к лицу определенность. Женщина может прикидываться слабой и колебаться, а вот мужчина…

– Что за несчастье! – простонал ее муж, ни к кому конкретно не обращаясь. – Ну хорошо. Предположим, вы действительно… Если уж барон Корф… – От волнения Иван Андреевич не мог закончить ни одной фразы, но все и так понимали, что он имеет в виду. – В конце концов, действительно… эти следователи… дурно воспитанные разночинцы! – выпалил он, и щеки его побагровели. – Я полагаю, мы скорее можем довериться вам.

– И я обещаю не злоупотреблять вашим доверием, – с улыбкой отвечала баронесса Корф.

– Позволительно ли мне будет спросить, – вмешался Владимир Сергеевич. – Что, сударыня, заставляет вас думать, что вы сумеете в два счета отыскать убийцу?

– Я отнюдь не говорила, что именно в два счета, – отозвалась Амалия. – Однако я действительно намерена сделать все, чтобы отыскать его. А вы мне поможете.

– Ну просто глупо! – вырвалось у адвоката. – Вы, вы не можете заниматься расследованием!

– Она может, поверьте мне, – с металлом в голосе снова произнес Александр.

– Как интересно! – Графиня Толстая принялась обмахиваться веером из белых перьев. – Я словно попала в уголовный роман!

– Убийство – не развлечение, – сердито заметил Никита.

– Не спорю, – кивнула прекрасная Элен. – Но согласитесь, что-то тут есть мм… донельзя искусственное. Я хочу сказать, – женщина прищурилась, – что ж он за хиромант такой, если не мог предсказать собственную гибель?

– Действительно, – пробормотал Иван Андреевич. – Я полагаю, он был обыкновенный шарлатан.

– Возможно, – отозвалась Амалия. – Однако шарлатан или нет, но он осмелился сделать крайне неприятное заявление, которое кто-то из присутствующих принял близко к сердцу. Настолько близко, что не поленился пойти к Беренделли, когда тот отдыхал в малой гостиной, и зарезать его.

– Так что же, вы и правда думаете, что убийца один из нас? – Павел Петрович смотрел на Амалию широко распахнутыми глазами. – Не может быть!

– Конечно, – поддержала его Евдокия Сергеевна. – В дом наверняка проник кто-то посторонний. Вор хотел ограбить Беренделли, ну, и убил его.

– Не хотелось бы вас разочаровывать, – очень вежливо сказала Амалия, – но все ценные вещи оказались на месте.

– Потому что вор пытался ограбить Беренделли, но не успел, – подала голос Варенька.

Девушке ужасно хотелось молвить хоть слово поперек противной баронессе Корф, но ничего путного не вышло. Адвокат поморщился, его брат лишь недоверчиво покрутил головой. И в самом деле, зачем вору, если уж он проник в дом, убивать кого-то, когда вокруг достаточно ценных предметов? Унеси их потихоньку, и дело с концом, и вовсе не надо идти на такой риск.

– Тем не менее, баронесса, вы пока не можете утверждать наверняка, что в доме в момент убийства не было посторонних, – с невыносимой юридической обстоятельностью заметил Константин Сергеевич. – Нет слов, ваша гипотеза весьма привлекательна, но пока у вас нет никаких доказательств для ее обоснования.

– А слуги? – неожиданно вскинулся тайный советник. – Мне кажется, сударыня, что вы склонны скорее подозревать кого-то из нас, но прежде всего следует допросить слуг! Вдруг кто-то из них польстился на вещи, бывшие при Беренделли, и потому зарезал его?

Павел Петрович подскочил на месте.

– Иван Андреевич! Я вас заверяю… Честное слово дворянина! Чтобы я да брал в дом душегубцев… – Негодованию хозяина не было предела.

– Милостивый государь, в таком тонком деле, как следствие, нельзя полагаться ни на чье честное слово, – заметила Амалия. – Но, в любом случае, со слугами я побеседую обязательно.

Хозяин дома поглядел на Амалию и угас. Чем дальше, тем сильнее он чувствовал, что его словно затягивает трясина, выбраться из которой он бессилен. Сейчас он больше всего жалел, что вообще пошел на поводу у жены и устроил этот никчемный вечер. «В следующий раз, – решил для себя Павел Петрович, – буду стоять на своем и не дам Аннушке верховодить». И хотя статский советник отлично знал, что ничего такого у него не получится, ему было приятно думать, что когда-нибудь он все-таки проявит твердость и покажет себя с самой неуступчивой стороны.

– Александр, значит, мы остаемся? – взволнованно спросила Варенька. – Но мои родители… Они будут волноваться!

– Они не станут волноваться, потому что знают: я с вами, – спокойно ответил барон Корф.

Что-то такое было в его тоне, отчего Варенька моментально воспряла духом. «Конечно, он больше не любит свою бывшую жену, – подумала Варенька. – Но он служит при дворе и не может позволить, чтобы на его имя легла тень. Сегодняшняя история крайне… крайне дурно пахнет. Только поэтому он и поддерживает решение этой дамы самим провести следствие. Очень разумно, очень».

– Позволительно ли будет мне спросить, с чего именно, сударыня, вы собираетесь начать? – непринужденно осведомился Владимир Сергеевич. Его самого, судя по всему, все происходящее слегка забавляло.

– Для начала, – сказала Амалия, – мне хотелось бы иметь список всех слуг с обозначением их обязанностей. Всех, кто находится в доме сегодня.

Павел Петрович провел ладонью по лицу.

– Хорошо… Анна Владимировна осталась с Митенькой, я попрошу ее составить такой список. Что-нибудь еще?

– Пока больше ничего, – ответила Амалия. – Соседняя комната свободна?

– Да, но ее еще не обставили, – несколько сконфузился Верховский.

– Не имеет значения. С вашего позволения, дамы и господа, я отправлюсь туда и буду вызывать вас по одному. – Она повернулась к своему бывшему мужу. – Как ваша рука, Александр? Не болит?

– Прошу вас, не беспокойтесь, – откликнулся тот. – Со мной все хорошо. Или вы хотите прежде всего поговорить со мной?

Амалия бросила взгляд на Вареньку и заметила, что та как-то уж чересчур нервно прислушивается к их разговору и то и дело покусывает губы. Поэтому молодая женщина сказала:

– Нет, Александр. Прежде всего я хочу побеседовать с Венедиктом Людовиковичем.