Текст книги "Великий уравнитель"

Во всех случаях, насколько можно судить по грубым оценкам, нормы извлечения, выражающие реализацию максимально возможного неравенства для данного уровня ВВП на душу населения, либо оставались на одном уровне, либо поднимались с XVI века до начала XIX. Через три столетия после затухания Черной смерти неравенство доходов в наиболее полно документированных регионах Западной и Южной Европы, выраженное в коэффициентах Джини, впервые за все время превысило неравенство доходов в Римской империи. Если сделать поправку на требования к выживанию, чувствительные к ВВП на душу населения, то они примерно приближаются к уровню классической древности и позднего Средневековья. В 1800 году реальная заработная плата городских рабочих без исключения была ниже, чем в конце XV столетия, и хотя «реальное» неравенство с поправкой на расходящиеся показатели стоимости жизни для групп с высоким и низким уровнем доходов было более изменчивым, чем номинальное, в целом наблюдалась тенденция к росту[132]132
  Нормы извлечения: о концепции см. данную книгу, приложение. Нормы извлечения увеличились в Пьемонте, Тоскане и Южных Нидерландах, тогда как ВВП на душу населения оставался прежним или даже сокращался: Alfani and Ryckbosch 2015: рис. 5b и 18, табл. 2. В Голландской республике и в Англии нормы извлечения без поправки (относительно прожиточного минимума) понизились в первом случае и варьировали во втором в контексте интенсивного экономического роста, тогда как нормы извлечения с поправкой на растущие социальные минимумы оставались на одном уровне: Milanovic, Lindert, and Williamson 2011: 263, табл. 2; Milanovic 2013: 9, рис. 3. В 1800 г. «реальное» неравенство в Англии, Франции и Нидерландах было выше, чем в 1450 или 1500 г.: Hoffman, Jacks, Levin, and Lindert 2005: 161–164, особенно 163, рис. 6.3 (a – c). Стоит отметить, что экономическое неравенство также выражается в значительном расхождении физического роста: Komlos, Hau, and Bourguinat 2003: 177–178, 184–185, о Франции.


[Закрыть].

За пределами Европы

А что же происходило в остальном мире? Некоторый свет на эволюцию неравенства богатства в Османской империи с 1500 по 1840 год проливают списки передаваемого по наследству имущества и частной собственности, а также записи о наличных, кредитах и долгах. Как и в Европе, среднее богатство и уровень неравенства положительно ассоциировались с размером города. В трех городах, по которым существуют обширные серии данных, коэффициенты Джини концентрации активов в 1820 и 1840 годах были выше, чем при начале серии, от начала XVI по начало XVIII веков. То же в общем смысле относится к высшему децилю доли богатства. Совокупный коэффициент Джини для сельских владений поднялся с 0,54 в 1500-х и 1510-х годах до 0,66 в 1800-х и 1830-х годах – такое увеличение можно связать с коммерциализацией сельского хозяйства и изменением собственнических отношений, в условиях сокращения контроля за землей со стороны государства и расширения приватизации. Наблюдаемый подъем неравенства богатства также согласуется со свидетельствами понижения реальной заработной платы по всей Османской империи. Эти тенденции неравенства в восточной части Эгейского региона сильно напоминают соответствующие тенденции в Западной и Южной Европе[133]133
  Canbakal and Filiztekin 2013: 2, 4, 6–7, 8, рис. 7 (Джини для городов): 19, рис. 9 (высший дециль); 20, рис. 10 (Джини сельских районов), 22. Более подробное исследование одного из этих городов, Бурсы, см. также в Canbakal 2012. Pamuk (готовится к печати) обозревает развитие после 1820 г.


[Закрыть].

Прежде чем переходить от «долгого XIX столетия» к Великой войне, стоит задать вопрос: возможны ли для других регионов планеты охватывающие несколько тысячелетий реконструкции контуров неравенства, похожие на те, что отражены в рисунке 1.1? Можно предположить, пусть и в отсутствие надлежащей документации, что волны концентрации дохода и богатства в Китае совпадали с тем, что называется «династическими циклами». Как я пытался показать в предыдущей главе, есть основания полагать, что на протяжении долгого правления династии Хань неравенство нарастало и кульминация этого процесса пришлась на последние стадии периода Восточной Хань во II и в начале III столетий н. э., как раз перед тем, как неравенство достигло пика на финальных стадиях развития полной Римской империи в IV и начале V веков н. э. Продолжительный период раздробленности с начала IV по конец VI столетий, вполне вероятно, был временем некоторой компрессии, особенно в северной половине региона, за которую соперничали многочисленные эфемерные режимы завоевателей и в которой позже возродились войны с массовой мобилизацией и смелые схемы распределения земли[134]134
  О неравенстве Хань см. данную книгу, стр. 108–111. Развитие в период раздробленности обобщенно рассматривается в Lewis 2009a.


[Закрыть].

Доход и богатство должны были расти и концентрироваться в эпоху династии Тан с VII по XIX век, пока ее элита не была стерта в последней фазе распада, как это описывается в главе 9. Беспрецедентные экономический рост, коммерциализация и урбанизация в эпоху Сун должны были произвести эффект, схожий с ситуацией в некоторых частях Европы начала современного периода, а в позднем государстве Южной Сун были сильны крупные землевладельцы. Проследить тенденции монгольского периода труднее, когда между собой сложным образом взаимодействовали экономический упадок, эпидемии, вторжения завоевателей и хищническое правление. В эпоху Мин неравенство вновь выросло, хотя показательно, что по международным меркам оно оставалось довольно невысоким даже в последний период династии Цин и даже до маоистской революции. Еще меньше можно сказать о Южной Азии, за исключением того, что высокое неравенство как в империи Моголов XVIII века, так и под британским владычеством в течение следующих 200 лет в очередной раз подтверждает усиливающий эффект крупномасштабного хищнического имперского или колониального правления[135]135
  О династии Тан см. данную книгу, Глава 9. Китай в 1880 г., Индия в 1750 и 1947 гг.: Milanovic, Lindert, and Williamson 2011: 263, табл. 2. Дореволюционный Китай: данная книга, Глава 7. До сих пор наблюдается недостаток формальных исследований неравенства в Азии. Broadberry and Gupta 2006: 14, табл. 5; 18, табл. 7 утверждают, что реальная заработная плата неквалифицированных рабочих в дельте Янцзы была в средний период династии Цин (1739–1850) ниже, чем в конце династии Мин (1573–1614); что в Северной и Западной Индии в 1874 г. она была ниже, чем при Моголах, а в Южной Индии в 1790 г. ниже, чем в 1610 г. Хотя все это указывает на рост неравенства, эти находки необходимо рассмотреть в контексте, чтобы прийти к более уверенным выводам. О Японии см. данную книгу, Глава 4, стр. 118.


[Закрыть].

Тенденции неравенства в Новом Свете за последние 600 лет можно обрисовать разве что в набросках. Вполне вероятно, что образование империй ацтеков и инков в XV столетии вывело экономическое неравенство на новый уровень, когда дань стекалась с обширных территорий, а сильная элита накапливала имущество, которое все чаще передавалось по наследству. В последующие два столетия налицо были противодействующие силы: хотя испанское завоевание и хищническое колониальное правление немногочисленной элиты завоевателей сохранили и даже приумножили былой уровень богатств, огромный демографический спад, вызванный инфекциями, занесенными из Старого Света (я описываю это в главе 11), привел к повышенному спросу на рабочую силу и даже повысил реальную заработную плату, по крайней мере на какое-то время. Потом эпидемии ослабли, популяция восстановилась, соотношение стоимости земли и труда упало, урбанизация увеличилась, и колониальное правление установилось прочно; к XVIII столетию неравенство в Латинской Америке, пожалуй, достигло высшего на тот момент уровня. Революции и войны за независимость в начале XIX века оказывали уравнивающий эффект, пока бум производства во второй половине столетия не поднял неравенство до еще более высокого уровня. Процесс концентрации доходов с периодическими паузами продолжался и до второй половины XX века (рис. 3.4)[136]136
  Рис. 3.4 основан на Williamson 2015: 35, табл. 3, и Prados de la Escosura 2007: 296–297, табл. 12.1, с поправками указанных в Williamson уровней неравенства в соответствии с более низкими коэффициентами Джини, влиянием империй ацтеков и инков и смертности от эпидемии.


[Закрыть].

Рис. 3.4. Развитие неравенства в Латинской Америке в широком историческом масштабе

Долгое XIX столетие

И тут мы подходим к началу современного экономического роста в XIX столетии. Сопутствующий переход от локальных наборов данных к общенациональным оценкам доходов и распределения богатства вносит изрядную долю неопределенности. По одной этой причине на удивление трудно исследовать вопрос, насколько индустриализация усилила неравенство в Великобритании. Единственное, что можно утверждать наверняка, так это то, что концентрация частного богатства последовательно увеличивалась с 1700 года по 1910-е – период, за который среднедушевой ВВП вырос более чем втрое: так, доля богатства богатейшего 1 % населения поднялась с 39 % в 1700 году до 69 % в начале 1910-х. К 1873 году коэффициент концентрации землевладения достиг 0,94, после чего этот тип неравенства фактически уже не мог расти дальше. Менее ясна картина распределения дохода. Налоговая отчетность и социальные таблицы, а также соотношение земельной ренты и заработной платы довольно последовательно указывают на увеличение неравенства доходов с середины XVIII века до начала XIX. Тем не менее, хотя информация о неравенстве жилья, выведенная из налоговых данных, и данные о заработной плате указывают на продолжающееся увеличение неравенства в первой половине XIX века, пока еще точно не ясно, насколько большую убедительность может иметь этот конкретный материал[137]137
  Богатство: Lindert 2000b: 181, табл. 2. Концентрация доходов на вершине была настолько экстремальной, что доля следующих по богатству 4 % уменьшилась с 43 до 18 %, а общая доля высших 5 % увеличилась с 82 до 87 %. Землевладение: Soltow 1968: 28, табл. 3. Неравенство доходов вплоть до первого десятилетия XIX века: Lindert 2000b: 18–19, 24.


[Закрыть].

Еще более верно это в отношении выдвинутого ранее предположения, что различные показатели неравенства росли в первой половине или в первые две трети XIX века, а потом понижались до 1910-х годов, образуя перевернутую U-образную кривую, соответствующую идее экономиста Саймона Кузнеца о том, что экономическая модернизация сначала повышает, а потом понижает неравенство в обществе переходного периода. Наблюдение, что разброс заработной платы рос с 1815 года, достиг пика в 1850-х и 1860-х годах, а потом последовательно уменьшался до 1911-го, может быть следствием недостаточно точных данных для разных профессий, которые указывают на противоречивые тенденции. Точно так же нельзя воспринимать в качестве номинальных показатели неравенства жилья, реконструируемые по подомовым сборам и предполагающие, что коэффициенты Джини составляли 0,61 в 1830-м и 0,67 в 1871 годах для всех жилых домов, а потом опустились с 0,63 в 1874 году до 0,55 в 1911-м для частных резиденций. Списки долей дохода тоже приносят мало пользы. Отредактированные социальные таблицы предполагают относительную стабильность во времени при коэффициентах Джини национального дохода в 0,52 в 1801/1803 годах и 0,48 в 1867 году для Англии и Уэльса и 0,48 для Объединенного королевства в 1913 году. Важно уточнить: хотя мы не можем быть уверены в том, что неравенство в Англии или Великобритании оставалось по большей части неизменным на протяжении XIX века, мы не можем и подтвердить, что это было иначе[138]138
  О «кривой Кузнеца» во время индустриализации Великобритании см. Williamson 1985 и 1991, особенно 64, табл. 2.5; это мнение строго и, на мой взгляд, убедительно критикует Feinstein 1988. Разброс заработных плат: Williamson 1991: 61–62, табл. 2.2, на основе шести неквалифицированных и двенадцати квалифицированных видов занятий, ср. также 63, табл. 2.3. Feinstein 1988: 705–706 показывает, что кривая двенадцати квалифицированных занятий составлена из семи, демонстрирующих постепенный рост в номинальном годовом показателе, и пяти, демонстрирующих хаотичные отклонения. Он делает вывод: «Структура оплаты по квалификации демонстрирует высокую степень стабильности на протяжении столетия: как в первой половине не было всплеска неравенства, так и во второй половине не было эгалитарного выравнивания» (710; и см. также Jackson 1987). О критике подомовых сборов см. 717–718. Верхние доли доходов: Williamson 1991: 63, табл. 2.4, и Feinstein 1988: 718–720. Социальные таблицы: Feinstein 1988: 723, табл. 6, и см. также Jackson 1994: 509, табл. 1: 0,47–0,54 в 1688 г. (без нищих и с нищими), 0,52–0,58 в 1901 и 1903 гг. и 0,48 в 1867 и 1913 гг. Jackson 1994: 511 считает недостоверным, что в середине XIX века неравенство достигло пика, а Soltow 1968: 22, табл. 1 уже пришел к подобному выводу о широкой стабильности в этот период. Lindert 2000b: 21–24 показывает, что тенденции неравенства в Англии на протяжении всего XIX века зависят от того, какой способ измерения выбрать. Это верно вне зависимости от доказательств стагнации реальной заработной платы английских рабочих в первой половине XIX века и ее повышения во второй половине: см. Allen 2009 об объяснении этого феномена. Наблюдение о том, что «реальное, то есть обусловленное классом неравенство на протяжении XIX века уменьшалось (Hoffman, Jacks, Levin, and Lindert 2005: 162, рис. 6.3(a)) также не согласуется со сценарием увеличения неравенства, за которым последовало падение. Из-за доказательной слабости любых утверждений о том, что неравенство в переживавшей индустриализацию Великобритании развивалось по кривой Кузнеца, трудно понять, почему эта идея все еще популярна в академической среде после 1988 г.: см., например, Williamson 1991; Justman and Gradstein 1999: 109–110; Acemoglu and Robinson 2000: 1192–1193; 2002: 187, табл. 1; и наиболее недавнее исследование Milanovic 2016: 73, рис. 2.11, 74–75, где о критике со стороны Feinstein говорится в примечании (248–249, примеч. 25).


[Закрыть].

Ситуация в Италии столь же неопределенная. В наиболее недавнем исследовании неравенства доходов в Италии приводится ряд показателей, которые все указывают на общую стабильность с 1871 года до Первой мировой войны (и далее), в противоположность более раннему исследованию совокупного бюджета домохозяйств, которое предполагает постепенное уменьшение неравенства с 1881 года до войны – в период, когда повышающему неравенство эффекту индустриализации противостояла массовая эмиграция в Западное полушарие. Для Франции общенациональные данные недоступны. В Париже концентрация богатства, измеряемая долей верхнего 1 % состояний в общем частном богатстве, поднялась с 50 и 55 % в 1807–1867 годах до 72 % в 1913 году, тогда как доля высшей 0,1 % увеличилась еще более, с 15–23 до 33 %. По всей стране доля богатства элиты росла более последовательно с 43 % (для высшего 1 %) и 16 % (для высшей 0,1 %) в 1807 году до 55 и 26 % в 1913 году соответственно. В Испании неравенство доходов росло с 1860-х годов до Первой мировой войны[139]139
  Италия: Rossi, Toniolo, and Vecchi 2001: 916, табл. 6 показывает постепенное снижение коэффициентов Джини и верхнего дециля долей доходов между 1881 и 1969 гг., тогда как Brandolini and Vecchi 2011: 39, табл. 8 предоставляет различные показатели, уверенно указывающие на стабильность между 1871 и 1931 гг. Франция: Piketty, Postel-Vinay, and Rosenthal 2006: 243, рис. 3; 246, рис. 7; Piketty 2014: 340, рис. 10.1. Испания: Prados de la Escosura 2008: 298, рис. 3; см. данную книгу, Глава 13.


[Закрыть].

Для Германии этого периода общенациональные данные недоступны. В Пруссии доля доходов высшего 1 % выросла с 13–15 % в 1874 году до 17–18 % в 1891 году. С 1891 по 1913 год показатели в общем сохранялись на прежнем уровне, высшие доли доходов в эти годы практически одинаковы для этих лет, а между ними они колебались незначительно. Наиболее детальный обзор коэффициентов Джини в Пруссии прослеживает последовательный подъем с 1822 года до пика в 1906 году, за которым последовали скромное падение до 1912 года и частичное восстановление в 1914 году. Поскольку в этот момент разразившаяся Первая мировая война прервала «мирную» эволюцию неравенства, мы не можем утверждать, было ли это кратковременное снижение лишь отклонением, или оно могло послужить началом нового изгиба. В Нидерландах XIX столетие было периодом консолидации после нескольких веков уже описанного увеличивающегося неравенства. Но процесс этот еще не закончился: с 1808 по 1875 год коэффициент Джини для распределения цен на сдаваемые в аренду дома поднялся в восьми из десяти провинций, а неравенство среди получателей высокого дохода увеличивалось с 1742 года до 1880-го и до начала 1910-х. В то же время реальная заработная плата восстановилась, а надбавки за квалификацию понизились. Похоже, коэффициент Джини национального распределения доходов был одинаковым для 1800 и 1914 годов, и отсюда можно предположить, что неравенство во многом стабилизировалось на (высоком) плато[140]140
  Пруссия: Dell 2007: 367, рис. 9.1; 371, 420, табл. 9I.6 (доли дохода). Для доли дохода высшего 1 % наблюдалось крайне незначительное уменьшение, примерно на 0,8 % с 1900 по 1913 г., что меньше предполагаемого ранее: предыдущие исследования предполагали упадок порядка 1–2 % между 1896–1900 или 1901–1910 гг. и 1913 г.: Morrison 2000: 234, и см. 233, 257, также о Саксонии. Dumke 1991: 128, рис. 5.1a обнаруживает повышение неравенства и долей капитала с 1850 по 1914 г. Коэффициент Джини в Пруссии: Grant 2002: 25, рис. 1, 27–28. Нидерланды: Soltow and van Zanden 1998: 145–174, особенно 152, 163–165, 171. Они отмечают отсутствие какого бы то ни было разброса заработной платы в духе Кузнеца во время индустриализации, по мере того как падали надбавки за квалификацию: 161–162, 174.


[Закрыть].

Скандинавские страны в этот период предоставляют относительно богатую, но иногда сбивающую с толку информацию. По одной отдельной оценке, в Дании в 1870 году высший 1 % супружеских пар и одиноких взрослых получали 19,4 % доходов. Следующая оценка была произведена в 1903 году, когда эта доля составляла 16,2 %, а в 1908 году она достигла 16,5 %, за чем последовал кратковременный подъем, вызванный обогащением на войне, наблюдаемым и в других нейтральных странах. Хотя сокращение неравенства с 1870 по 1903 год не такое уж большое, оно тем не менее заставляет усомниться в надежности более ранних измерений[141]141
  Подразумеваемый коэффициент Джини распределения дохода для 1870 г. выше, где-то между номинальными границами 0,53 и 0,73. С учетом того, что среднедушевой ВВП Дании тогда составлял 2000 международных долларов 1990 г., промежуточное значение в 0,63 дает норму извлечения в три четверти – невозможную, но схожую с очень неравными досовременными обществами. И только минимальное значение коэффициента Джини сравнивает показатель с показателями Англии и Уэльса для 1801 г., которые, кстати говоря, также были довольно неравными. При этом, если для 1870 г. предположить более низкий коэффициент Джини в 0,5 с небольшим, то он согласуется с надежными интервалами для 1903 и 1910 гг.; отсюда следует, что нельзя исключить гипотезу незначительного изменения неравенства с 1870 по 1910 г. См. Atkinson and Søgaard 2016: 274, где период с 1870 по 1903 г. упоминается как «охваченный ограниченными данными». Предполагаемый коэффициент Джини для 1870 г.: 277, рис. 5. О 1789 г.: Soltow 1979: 136, табл. 6, из которой Atkinson and Søgaard 2016: 275 делают вывод о подозрительно высокой доле доходов высшего 1 % в 30 %. Примерно в 1820 г. среднедушевой ВВП Дании составлял около 1200 международных долларов 1990 г., чему соответствовал бы коэффициент Джини вплоть до 0,75, а в 1789 г. он был предположительно ниже.


[Закрыть].

Также мало выводов позволяют сделать однократные налоговые записи 1789 года, согласно которым коэффициент Джини доходов составлял бы от 0,6 до 0,7, а при этих значениях неравенство приближалось бы к теоретически возможному максимуму для такой экономики или даже превосходило бы его. При таких соображениях трудно представить продолжительное сокращение неравенства доходов с конца XVIII по начало XX веков. Напротив, сообщения о преобладании крупных землевладельцев в конце XVIII века придают достоверность расчетам, указывающим на значительную деконцентрацию богатства среди самой богатой десятой части датского общества между 1789 и 1908 годами[142]142
  Неравенство богатства: Soltow 1979: 130, табл. 2, 134, и Roine and Waldenstrom 2015: 572, табл. 7.A2 (о падении доли высшего 1 % с 56 % в 1789 г. до 46 % в 1908 г.; но ср. 579, табл. 7.A4, о неизменившихся верхних децилях за этот период).


[Закрыть].

Что касается развития в Норвегии и Швеции, то тут тоже много вопросов, связанных с качеством записей. В Норвегии с 1868 по 1930 год доля богатства высшего 1 % оставалась стабильной – между 36 и 38 %, снизившись после более высокого уровня, рассчитанного для 1789 года. Доля доходов высшего 1 % также мало изменилась в узком диапазоне от 18 до 21 % в период между 1875 и 1906 годом, но неожиданно упала примерно на 11 % к 1910–1913 годам. Это трудно объяснить, и далеко не ясно, могла ли настолько повлиять рецессия 1908–1909 годов. Если это падение реальное, а не результат недостатка достоверных данных, то оно указывает на какое-то событие уровня насильственного выравнивания. Тенденции в Швеции напоминают аналогичные в Норвегии, с падением доли доходов высшего 1 % с 27 % в 1903 году до 20–21 % в 1907–1912 годах. При этом неравенство заработной платы поднималось с 1870 по 1914 год, и, в отличие от Дании и Норвегии, концентрация богатства между 1800 и 1910 годами слегка увеличилась[143]143
  Норвегия: Aaberge and Atkinson 2010: 458–459 (они отмечают недостаток ранних данных: 456); Roine and Waldenström 2015: 572, табл. 7.A2 (но ср. 579, табл. 7.A4 о доле богатства высших 10 %, которая в 1930 г. была выше, чем в 1789 г.). Ср. также Morrison 2000: 223–224 о постепенном выравнивании в двух норвежских провинциях с 1855 по 1920 г., вывод о котором основан на более ранней работе Soltow. Швеция: WWID; Soltow 1985: 17; Söderberg 1991; Piketty 2014: 345, рис. 10.4.


[Закрыть].

На территории, впоследствии ставшей Соединенными Штатами Америки, неравенство с короткими паузами росло, пожалуй, на протяжении четверти тысячелетия (рис. 3.5). Тенденции колониального периода задокументированы плохо, но даже при этом можно предположить, что расширение рабства повышало неравенство дохода и богатства в конце XVII и на протяжении большей части XVIII веков. Война за независимость и ее непосредственные последствия привели к временной компрессии, поскольку разрушение столицы, призыв на военную службу, потери в боях и беглые рабы уменьшали предложение рабочей силы, заморская торговля прерывалась, и все это довольно непропорционально сказалось на городской элите. Богатые роялисты были вынуждены уехать, другие разорились; разрывы между городской и сельской заработной платой и между белыми воротничками и неквалифицированными городскими рабочими сократились. В период с 1800 по 1860 год быстрый рост рабочей силы и укрепление финансовых институтов подняли неравенство до беспрецедентного уровня. К 1860 году коэффициент Джини дохода для всей страны в целом достиг 0,51, поднявшись с 0,44 в 1774 году и 0,49 в 1850 году, а «один процент» получал десятую долю общего дохода, по сравнению с 8,5 % в 1774 году и 9,2 % в 1850 году. В рабовладельческих штатах, как правило, наблюдались еще более высокие показатели неравенства. Этому способствовали как сосредоточение собственности в руках наиболее состоятельных американцев, так и увеличившийся разрыв между работниками: доля богатства богатейшего 1 % домохозяйств выросла более чем вдвое, с 14 % в 1774 году до 32 % в 1860 году, тогда как коэффициент Джини заработка поднялся с 0,39 до 0,47[144]144
  О колониальном режиме см. Lindert and Williamson 2014: 4, 28–29. О 1774 г.: Lindert and Williamson 2016: 36–41, особенно 38, табл. 2–4, о коэффициенте Джини доходов, равном 0,44, и о доле дохода высшего 1 % в 8,5 % для всех домохозяйств и в 0,41 и 7,6 % для свободных домохозяйств. При 0,37 и 4,1 % Новая Англия была исключительно эгалитарна. Революционный период: 82–90. Надбавки за неквалифицированный труд работника-мужчины в сельских/городских районах упал с 26 до 5 % и с 179 до 35 % для средней заработной платы в городских/сельских районах. Надбавка за труд неквалифицированного белого воротничка-мужчины в городах по отношению к заработку неквалифицированного рабочего-мужчины в городах упал с 593 до 100 %. Увеличение неравенства до 1860 г.: 114–139. Разрыв рос как между свободными и рабами, так и среди свободного населения. О коэффициентах Джини и долях дохода см. 115–116, табл. 5–6 и 5–7. Неравенство собственности и заработка: 122, табл. 5–8 и 5–9.


[Закрыть].

Как я показываю более подробно в главе 6, Гражданская война выровняла состояния на Юге, но лишь усилила неравенство на Севере, и эти противодействующие региональные тенденции оставили общенациональные показатели практически неизменными. Рост неравенства продолжался до начала XX века: доля дохода высшего 1 % почти удвоилась с примерно 10 % в 1870 году до примерно 18 % в 1913-м, а надбавки за квалифицированный труд увеличились. Способствовали этой тенденции урбанизация, индустриализация и массовый приток неквалифицированных иммигрантов. Целый ряд показателей высших долей богатства также свидетельствует об устойчивом росте с 1640 по 1890 год и даже до 1930 года. По оценкам измерений в период с 1810 по 1910 год, доля всего имущества, которым владел богатейший 1 % домохозяйств США, почти удвоился и увеличился с 25 до 46 %. Концентрация богатства сильнее всего была выражена на самой вершине: если в 1790 году крупнейшее состояние страны в 25  000 раз превышало среднюю годовую заработную плату, то в 1912 году состояние Джона Д. Рокфеллера превышало годовую заработную плату в 2,6 миллиона раз, то есть в относительном выражении увеличение произошло на два порядка[145]145
  О периоде 1860–1870 гг. см. данную книгу, Глава 6. О 1870–1910: Lindert and Williamson 2016: 171–193, особенно 172 (высшие доли дохода около 1910 г., с WWID), 192–193. Smolensky and Plotnick 1993: 6, рис. 2 (не упоминается в Lindert and Williamson 2016, но используется в Milanovic 2016: 49, рис. 2.1; 72, рис. 2.10) экстраполирует общенациональный коэффициент Джини, равный примерно 0,46 в 1913 г., из отношения между известными коэффициентами Джини для доли дохода высших 5 % и уровнем безработицы между 1948 и 1989 гг. (9, 43–44), который, если он корректно вычислен, свидетельствует о значительном падении общего неравенства доходов в период с 1870 по 1913 г. Однако обоснованность этой процедуры и возможность сравнения этих данных остаются сомнительными, и, что важнее, эта идея, похоже, не согласуется с сильным увеличением высших долей дохода в этот период. Доли богатства: Lindert 1991: 216, рис. 9.1; Piketty 2014: 348; Roine and Waldenström 2015: 572, табл. 7.A2. Крупнейшие состояния: Turchin 2016a: 81, табл. 4.2.


[Закрыть].

Рис. 3.5. Развитие неравенства в Соединенных Штатах в широком историческом масштабе

Я уже упоминал о продолжительном увеличении неравенства в латиноамериканских экономиках вплоть до эпохи мировых войн. Экспорт товаров обогащал местные элиты, и концентрация доходов росла: по одной оценке Южного конуса – Аргентины, Бразилии, Чили и Уругвая, общий коэффициент Джини вырос с 0,575 в 1870 году до 0,653 в 1920 году. Альтернативный анализ говорит о более радикальном повышении с 0,296 в 1870 году до 0,475 в 1929-м, но это с большим весом для популяции. Хотя эти цифры крайне неточные, общее направление достаточно ясно.

Япония – это более своеобразный случай. В период Токугава надбавки за квалификацию, похоже, уменьшились, а уровень неравенства оставался достаточно низким вплоть до окончания изоляции страны в 1850-х годах. Возможно, одна из причин того – неспособность торговой элиты обогащаться за счет международной торговли. Кроме того, по мере того как во время изоляции производительность сельского хозяйства повышалась, а несельскохозяйственный сектор расширялся, тот факт, что налоги устанавливались на основе фиксированных предположений о производительности, препятствовал «300 владыкам» с крупными владениями присваивать растущие сельскохозяйственные излишки, и их доля в общих доходах падала. И только открытие Японии для глобальной экономики и последующая индустриализация подтолкнули неравенство к дальнейшему росту[146]146
  Предположительные коэффициенты Джини для латиноамериканских стран: Bértola and Ocampo 2012: 120, табл. 3.15; Prados de la Escosura 2007: 296–297, табл. 12.1. Rodríguez Weber 2015: 9–19 предлагает более детальный анализ для Чили. Используя отношение (земельной) ренты к (городским) зарплатам, Arroyo Abad 2013: 40, рис. 1 находит общее повышение неравенства в Аргентине и Уругвае в период 1820–1900 гг., но отсутствие такового в Мексике и Венесуэле. Япония: Bassino, Fukao, and Takashima 2014; Bassino, Fukao, Settsu, and Takashima 2014; Hayami 2004: 16–17, 29–31; Miyamoto 2004: 38, 43, 46–47, 55; Nishikawa and Amano 2004: 247–248. О растущем неравенстве во время модернизации см. данную книгу, Глава 4.


[Закрыть].

В целом национальные тенденции в столетие, предшествующее мировым войнам, ясны, насколько они могут быть ясными для периода с относительно скромным по современным меркам объемом данных часто сомнительного качества и сомнительной последовательности. Для продолжительного периода до 1914 года, с охватом от нескольких десятилетий до более чем столетия, в зависимости от доступных свидетельств для разных стран, неравенство преимущественно либо росло, либо оставалось на одном уровне. В Англии неравенство доходов было настолько высоко уже в начале XIX века, что оно, по всей видимости, не слишком повышалось, хотя концентрация богатства, пусть и предположительно, продолжала расти до беспрецедентных высот. Если в Нидерландах – еще одной стране, рано достигшей высокого уровня неравенства, – и, возможно, в Италии наблюдалась стабильность, разрыв в богатстве и в доходах увеличивался во Франции, в Испании и в большей части Германии, так же как и в Соединенных Штатах, в тех латиноамериканских странах, о которых имеются адекватные документальные свидетельства, и в Японии. По консервативной интерпретации документов скандинавские страны также, похоже, переживали относительную стабильность неравенства на протяжении большей части этого периода, за исключением некоторой деконцентрации богатства среди самых богатых слоев в XIX веке и пары резких и плохо объяснимых падений высших долей богатства за несколько лет до начала Первой мировой войны. С конца XVIII века или начала XIX до Первой мировой войны доля высшего 1 % росла в шести из восьми стран, о которых имеются данные: в Великобритании, Франции, Нидерландах, Швеции, Финляндии и США.

В то же время случаи надлежащим образом задокументированной компрессии неравенства редки: после относительно выравнивающих потрясений американской, французской и латиноамериканских революций конца XVIII и начала XIX веков, Гражданская война в США – единственный известный пример заметного спада концентрации богатства в регионе. За исключением таких нерегулярных случаев неизменно насильственного уравнивания, неравенство по большей части либо держалось на высоком уровне, либо еще более увеличивалось. Обобщая, можно утверждать, что это верно безотносительно того, как рано или поздно страны переживали индустриализацию и переживали ли вообще, была ли земля в изобилии или в недостатке и какое было политическое устройство стран. Технологический прогресс, экономическое развитие, расширяющаяся глобализация вкупе со столетием необычно мирных условий создали среду, защищавшую частную собственность и благоприятствовавшую инвесторам капитала. В Европе это привело к долгому росту неравенства, начавшемуся с затихания Черной смерти в конце Средневековья и продолжавшемуся более четырех веков. В других регионах планеты могли наблюдаться менее продолжительные фазы увеличения неравенства, но и они постепенно включались в общую тенденцию[147]147
  Мой обзор подтверждает основанное на гораздо более ограниченном наборе данных наблюдение Альфани о том, что описанный Пикетти процесс концентрации богатства в XIX веке «был по сути лишь финальной частью гораздо более долгого процесса» (Alfani 2016: 34).


[Закрыть].

В конце главы 14 я рассматриваю возможные ответы на вопрос о том, был ли мир готов вступить в эпоху еще более неравномерного распределения дохода и богатства. Конечно же, в реальности этого не произошло. Незадолго до одиннадцати часов утра 28 июля 1914 года девятнадцатилетний боснийский серб выстрелил в австрийского эрцгерцога Франца Фердинанда и его супругу, нанеся им смертельные раны, когда они ехали в открытом автомобиле по улицам Сараево. Когда умирающего кронпринца спросили, насколько сильно он ранен, он слабым голосом ответил: Es ist nichts – «Это ничего». Но он ошибся.

Так началась череда невиданных по своей жестокости событий, длившихся 36 лет, унесших жизни более 100 миллионов человек, неоднократно разрушивших большую часть Европы и Восточной Азии и закончившихся тем, что над третью мирового населения установилось господство коммунистических режимов. С 1914 по 1945 год (или примерно в этот период, насколько имеются данные) доля «одного процента» сократилась на две трети в Японии; более чем наполовину во Франции, Дании, Швеции и, возможно, Великобритании; наполовину в Финляндии; и более чем на треть в Германии, Нидерландах и США. Неравенство также резко сократилось в России и ее имперских владениях, а также в Китае, Корее и на Тайване. Хотя концентрация богатства в руках элиты и оказалась более устойчивой за пределами революционных потрясений и потому уменьшалась медленнее, она в общем случае тоже следовала тому же образцу. Отношение основного капитала к ежегодному ВВП с 1910 по 1950 год сократилось примерно на две трети в Западной Европе и, возможно, примерно наполовину во всем мире, и эта перемена в балансе значительно уменьшила экономическое превосходство богатых инвесторов. Два из четырех всадников насильственного выравнивания – массовая мобилизация и трансформационная революция – проскакали по миру с опустошительными последствиями. Впервые за все время с Черной смерти и в масштабе, возможно не имеющем равных после падения Западной Римской империи, доступ к материальным ресурсам стал распределяться гораздо более равномерно, а многие части света пережили такое явление впервые. К тому времени, как эта «Великая компрессия» исчерпала себя – как правило, к 1970-м или 1980-м годам, – эффективное неравенство как в развитых, так и в наиболее населенных развивающихся странах Азии упало до уровня, невиданного со времен перехода к оседлому образу жизни и окультуриванию растений несколькими тысячелетиями ранее. Следующая глава объясняет почему[148]148
  В 1950 г. коммунистические режимы контролировали, по грубым оценкам, 860 миллионов человек из 2560 миллионов. Доли дохода: WWID, обобщенные в Roine and Waldenström 2015: 493, рис. 7; более подробный анализ см. в данной книге, Глава 5. (Имеются лишь разрозненные данные о доле дохода высшего 1 % в Великобритании, которая пережила сравнимую компрессию, выраженную в падении на треть в один только период с 1937 по 1949 г. Отношение между потерями 0,1 и 1 % с 1913 или 1918 г. до 1949 г. позволяет предположить, что доля доходов 1 % в 1913 г. составляла 25 %, а общий упадок к 1949 г. произошел немногим более чем наполовину.) Доли богатства: Roine and Waldenström 2015: 572–581 и особенно 539, рис. 7.19, воспроизведенная здесь в Главе 5, стр. 139. Отношение капитала/дохода: Piketty 2014: 26, рис. 1.2 (воспроизведенная здесь в Главе 5, стр. 140); 196, рис. 5.8; таблица данных в приложении TS12.4. (О критике высоких глобальных оценок см. Magness and Murphy 2015: 23–32; но в целом общая тенденция ясна.) О трудности определения эффективного неравенства см. данную книгу, приложение. По некоторым многомерным показателям неравенства современные скандинавские страны стали настолько же эгалитарными, как и общества добывателей: Fochesato and Bowles 2015. Очень краткое изложение эволюции неравенства вплоть до XX века см. в данной книге, Глава 14, стр. 389–391.


[Закрыть].