Текст книги "К величайшим вершинам. Как я столкнулась с опасностью на К2, обрела смирение и поднялась на гору истины"

Глава 6

Нельзя путать одну-единственную неудачу с окончательным поражением.

Ф. Скотт Фицджеральд «Ночь нежна»

Опыт подобен серпантину, который зигзагами взбегает на склон горы; ты раз за разом возвращаешься к той же параллели, но смотришь на нее с более высокой точки обзора. Забирая свое снаряжение с ленты выдачи багажа Dragonair в Катманду, я чувствовала себя так, словно возвращаюсь в хорошо знакомое место. В этот раз я укладывалась по-другому. Я стала умнее и знала, без каких предметов в списке смогу обойтись, а чему буду безгранично рада, так что мой груз был легче. Еще до землетрясения 2015 года Непал страдал от нищеты и загрязнения окружающей среды. На этот раз я была готова к забитым транспортом улицам и загрязненному воздуху. Я натянула на лицо маску, чтобы защитить легкие, твердо решив избежать самой разрушительной из длинного перечня моих ошибок новичка – раздражения верхних дыхательных путей, которое чуть было не привело к отеку легких.

Когда мы с командой встретились с Дэниелом в ресторане одного из туристических районов Катманду, зал был полон смеха и доброжелательных возгласов, как было и за столом в скромной чайной, где я впервые увидела Дэниела пятью месяцами ранее.

– Ванесса! – он быстро сгреб меня в медвежьи объятия, от него пахло сосновой хвоей и чаем. – Ты выглядишь куда бодрее, чем в последний раз, когда мы с тобой виделись.

– Поздравляю с успешным восхождением на Эверест, – сказала я.

С могучими челюстями, в очках Ray-Ban, Дэниел был первым красавцем за нашим столом и, похоже, привык к этому. Вообразите Дэвида Бекхэма, только чуть повыше и во фланелевом костюме – вот вам Дэниел. Я с облегчением поняла, что он и правда такой дружелюбный и организованный, как рассказывал Феликс. В последующие годы мы с ним вместе поднимались на множество вершин, делили друг с другом еду, байки и крошечные двухместные палатки. Между нами не всегда царило согласие. Он категорически не любит рисковать, что меня иногда до крайности бесило. Но что я могла поделать? Кто не рискует, живет дольше. Я научилась ценить его суховатый юмор и застенчиво-стратегический образ мысли.

Нас было 12: пятеро американцев (в том числе три женщины), канадец, полицейский из Австралии, британец из известной семьи исследователей, немец, два швейцарца и итальянец. Так что, если взять сухой остаток, по сравнению с первым опытом альпинизма, это была намного более интересная команда. Эта экспедиция открыла мне глаза на разнообразие мира международного альпинизма, чего я так и не увидела во время своего первого путешествия к Эвересту. Мне нравится наблюдать огромный диапазон возрастов, культур, языков, обычаев и уровней опыта. Альпинисты – выходцы из самых разных социально-экономических слоев общества, имеющие различный образовательный уровень. За одним столом сидят и студенты, и отошедшие от дел пенсионеры, и те, чья карьера находится на промежуточном уровне. Меня восхищают различия в их мотивации, причины, по которым люди идут в горы, и различия в том, как они применяют динамику восхождения в своей повседневной жизни. Нас объединяет общая цель, жертва, которую каждый из нас принес ради нее, и понимание того, что, по мнению большинства, мы окончательно лишись рассудка.

Женщины составляют меньшинство, их примерно 20 % от числа всех альпинистов, поэтому я всегда радуюсь, когда оказываюсь не одна. За ужином я завела непринужденную беседу с другими альпинистками: Ким была опытной спортсменкой из Коннектикута, а Лола из Арканзаса обладала меньшим опытом, но была столь же увлечена. У них обеих были дети школьного возраста, и, как и я, Ким решила идти на Чо-Ойю перед тем, как отправиться на Эверест.

– Я собираюсь пойти на вершину в 2011 году, – сказала она. – Тогда «Семь вершин» будут у меня в кармане.

Мне и раньше доводилось слышать о том, как другие альпинисты заканчивают серию «Семь вершин» – восхождения на высочайшие пики всех континентов – даже бегло просматривала статистику, но все же мой взгляд был твердо обращен на Эверест. Я не была готова думать о том, что будет дальше, и, конечно, не была готова подкинуть подобную идею Джонатану, но меня интересовало мнение Ким о каждой из этих вершин. Среди нас троих ее голосом вещал опыт. До сих пор единственной в моей копилке была гора Килиманджаро, а у Лолы – Денали.

Ранним утром следующего дня микроавтобус забрал нас из гостевого дома, и мы несколько часов мчались по изрытой колеями грунтовке, пожалуй, мы пересчитали все ямы и ухабы от Катманду до границы с Тибетом. Мы вышли из автобуса в Непале, поставили печати в паспортах и пешком пересекли Мост китайско-непальской дружбы, чтобы встретиться с китайским перевозчиком.

– Никаких фотографий на мосту, – предостерег Дэниел и напомнил нам о длинном списке правил, которыми мы были связаны: никаких тибетских книг о путешествиях, никаких фотографий Далай-ламы и прочее, и прочее.

Другие туристы были менее подготовлены, поэтому вооруженные охранники на переправе конфисковали книги и удалили фото с телефонов и камер. Я не могла отделаться от ощущения, что передвижение на автомобиле – не лучший способ акклиматизации, но c’est la vie2424
  Такова жизнь (франц.).


[Закрыть]. Я решила, что уже отработала свое, беря на себя дополнительную нагрузку по пути в Базовый лагерь Эвереста. Первую ночь мы провели в городе Чжанму, а вторую – в Ньяламе. На третий день, по пути в Тингри, мы подъехали к Лалунг Ле, высокогорному перевалу, где на ветру развевались сотни молитвенных флагов. Мы вышли, чтобы сфотографироваться, улыбаясь чистому горному бризу. Другие остановки были менее приятными. По дороге в Тингри тощие коровы жевали картонки, а бродячие собаки рылись по краям широких площадок с гниющим мусором. Надворные постройки отравляли окрестности неописуемым зловонием. Лола пихнула меня локтем и протянула ладонь, прося побрызгать санитайзером, который был у меня с собой.

По плану, нам предстояло остановиться в Тингри на две ночевки в отеле с земляными полами, кишащем мухами. Парочка европейцев, благослови их Господь, перебежала через узкий мостик, чтобы провести разведку, пока мы с Лолой и Ким оставались снаружи приюта, нервно представляя себе путешествие в загаженный уличный туалет в темноте. Через 20 мин европейцы вернулись, шагая намного бодрее и веселее.

– Там дальше по дороге есть еще один приют, – сказал один из швейцарских альпинистов. – Пятнадцать долларов за ночь, и там есть туалеты внутри.

Я ощутила прилив надежды: «Пожалуйста, скажи мне, что у тебя не галлюцинации из-за высоты».

– Менеджер провел нас по комнатам, – рассказал он. – Чистые номера, никаких земляных полов, водопровод и ванные комнаты.

– Переезжаем, – ответила я без колебаний, и все согласились, но, как только дело дошло до такой мелочи, как уведомить об этом Дэниела, начались всякие препирательства.

Я понимала правила этикета, но мне не хотелось подвергать риску свое здоровье и упускать шанс дойти до вершины. Помощник Дэниела, альпинист Алекс, уже маялся сильнейшей диареей. Решайте, народ, решайте! Я для себя уже все решила и подошла постучать в дверь Дэниела. Мне ответил Алекс, он сказал, что Дэниел разговаривает по спутниковому телефону со своей девушкой (он познакомился с ней во время своей предыдущей экспедиции на Чо-Ойю). Я могла только догадываться о том, что она, видимо, еще жива, так как явно отказалась ночевать в этом отеле.

– Это очень важно. Я подожду, – сказала я и подумала: «Тик-так, Ромео!»

Даниэл вышел и оказался лицом к лицу с нашей взбунтовавшейся командой, объединенной решительным настроем. После небольшого спора с его возражениями и нашими доводами было решено, что команда переместится в другой приют, но, поскольку в китайской культуре очень было важно сохранить лицо, Дэниел с Алексом останутся тут. Трудно сказать, почему Ассоциация альпинистов Китая, которая организовала наше проживание, не выбрала для ночлега более здоровый вариант.

– Я хочу, чтобы вы все пришли на ужин и завт-рак, – сказал Дэниел, и мы поняли, почему это было необходимо.

Через два дня, ощущая, что в наших венах вовсю тру-дятся новенькие красные кровяные тельца, образовавшиеся благодаря акклиматизации, мы погрузились в автобус и поехали из Тингри по низинам, поросшим красноватым кустарником, к базовому лагерю Чо-Ойю. Оттуда мы прошли чуть больше 32 км по тропам серпантинов к передовому базовому лагерю на высоте около 5700 м, чуть выше базового лагеря Эвереста. Гора возвышалась прямо над нами, но вершина была густо окутана серебристыми облаками. Ярко-желтые палатки усеивали скалистый склон. За лагерем виднелся широкий заснеженный провал, а дальше Непал. Чо-Ойю находится всего в 29 км от Эвереста, так что пейзаж несколько похож, но до сих пор обе мои экспедиции были похожи друг на друга не больше, чем день и ночь.

Я чувствовала себя прекрасно, не терпелось отправиться на гору, но здравый смысл подсказывал, что надо следовать инструкциям и отдыхать, пока организм приспосабливается к новой высоте. У меня был Kindle с подборкой книг и планшет с фильмами, а на случай, если кому-то хотелось общения, в палатке-столовой можно было поиграть в джин-рамми или в покер. В основном я спала и делала все возможное, чтобы оставаться здоровой, что казалось почти невозможным. Желудочно-кишечные заболевания распространяются в лагере через зараженную воду и грязные продукты питания, вызывая расстройст-во стула и обезвоживание. Холодный сухой воздух способствует развитию бронхита, пневмонии и отека легких. Головная боль является естественной спутницей акклиматизации, но также может сигнализировать о развитии высотной болезни. Один из американцев почувствовал себя плохо и решил отправиться вниз. Я была твердо настроена не следовать его примеру.

Поднимайся повыше, устраивайся на ночлег пониже. Помните, я уже упоминала это золотое правило акклиматизации, поэтому после трех дней в передовом базовом лагере мы отправились в первый лагерь. Следующие несколько недель мы провели, то поднимаясь на гору, то с пускаясь с нее, разбивая лагеря и работая с нашими шерпами, которые переносили снаряжение в один из трех высотных лагерей. Я возненавидела маршрут по каменистой морене, отделявшей передовой базовый лагерь от первого лагеря. Вначале морена была довольно плоской, но через несколько километров резко уходила вверх. Гладкие серые камни сначала были размером с коробку от хлопьев, а потом превращались в нагромождение обледеневших валунов, каждый размером с холодильник. Когда передвижение по камням начинает напоминать прохождение игры-аркады Frogger, где надо прыгать с бревна на бревно, я рано или поздно «сдуваюсь». Было чуть проще идти след в след за шерпой, который был примерно моего роста. Повторяя его движения и шагая с той же скоростью и точностью, я не отставала и двигалась в хорошем темпе, но терпения редко хватало больше, чем на 15 мин.

После нескольких километров медленного подъема мы подошли к участку, который я бы назвала Холм Кошкины фекалии: 460 м по вертикали, все сплошь ненадежные откосы, покрытые рыхлыми осыпями – крошечными камушками размером и консистенцией точь-в-точь, как кошачий помет. Холм крутой и неприятный для подъема, даже горный козел не смог бы вскарабкаться на него по прямой. Единственный способ забраться на холм – идти по нему то вверх, то вниз. Серпантин тропы, казалось, никогда не закончится, а перед первым лагерем есть по крайней мере три ложные вершины. В этой игре традиционно участвует каждая гора – дразнит рассудок, обманывает зрение оптической иллюзией, заставляющей верить, что вершина ближе, чем на самом деле. Фиксируешь взгляд на заметной издалека точке, но стоит подумать, что ты уже наверху, как забираешься на очередной гребень или карабкаешься на валун, и вдруг обнаруживаешь впереди еще целый новый гребень, который невозможно было заметить снизу. Если нацеливаешься на такую ложную вершину, веря, что это и есть конец пути, разочарование здорово выпивает энергию.

Я забиралась на Кошкины фекалии с таким чувством, будто каждый раз начинаю подъем заново. И еще раз. И снова. Словно боги гор бросали кубик и отправляли меня на три клетки назад на игровом поле Монополии, как бывает, когда тащишь карточку Шанс. Это было чистое мучение: ползешь, выкладываешься на полную, отдаешь все силы, и только ради того, чтобы снова и снова впадать в уныние, однако это кое-чему меня научило, и я смогла забрать это знание с собой в будущие восхождения. Я перестала цепляться взглядом за обманчивый гребень впереди. Если будешь думать, что гора уходит вверх бесконечно, истинная вершина становится чудесным сюрпризом.

Мы преодолели подъем с 40-градусным уклоном и увидели ярко-оранжевые палатки первого лагеря на высоте чуть более 6300 м. Привязанные к скалам на небольшой, относительно ровной площадке, палатки трепетали на ветру, пугающе близко к отвесному обрыву. После недолгого отдыха, перекуса и горячего чая мы отправились обратно в передовой базовый лагерь, вниз по серпантину через Кошкины фекалии и по каменистой морене. Когда же мы снова поднялись, чтобы устроиться на ночевку уже в первом лагере, было что отпраздновать, но на следующее утро, спускаясь вниз, я услышала, как вскрикнула Лола. Я подбежала к ней, и лишь спустя мгновение осознала, что смотрю на человеческую руку с переломанным предплечьем. Кости были белыми, как кварц. Лохмотья мяса торчали поверх волокнистых мышц. Остатки кожи были покрыты синими и серыми пятнами, но больше всего в тот долгий момент, пока я стояла там и таращилась, меня поразили ногти на пальцах – они были совершенно целые, даже кутикула была не повреждена. Пальцы были сжаты, но не в кулак. Скорее, как бывает, когда кто-нибудь кладет тебе что-то мелкое на ладонь, а ты сгибаешь пальцы, чтобы удержать. Так я приняла от Джонатана медальон Святого Христофора, который муж вложил мне в руку в тот вечер в Гонконге. Я не могла заставить себя прикоснуться к этой руке в серых пятнах, но мне хотелось верить, что она сжимала что-то очень ценное.

На 38-й день экспедиции (хотя по ощущениям это был 138-й, никак не меньше) мы вернулись в передовой базовый лагерь, преследуемые завывающей нам вслед метелью. Мы оказались заперты в палатках, и потянулись унылые и мрачные дни ожидания. Мы играли в карты, обменивались книгами и травили байки. У второго американца начался кашель с мокротой, и он решил спуститься вниз вместе с молодым британцем, который пришел к выводу, что все это чертовски скучно. Остальные невесело ждали. После долгих часов, проведенных вместе в палатке-столовой, неизбежны были конфликты из-за тесноты и постоянного вынужденного общения. Напряжение вспыхивало и спадало. Люди ссорились и сидели, дуясь друг на друга, по разным углам. Я старалась сохранять нейтралитет, держа свои взгляды при себе, особенно, когда споры касались таких щекотливых вопросов, как политика и религия.

Наконец погода переменилась, и девять оставшихся в экспедиции членов команды поползли на Кошкины фекалии, направляясь в первый лагерь на отметке примерно 6300 м. Там мы переночевали, мечтая о походе до второго лагеря, что располагается на 700 м выше. На следующее утро мы вернулись в передовой базовый лагерь, а наши шерпы двинулись вверх, чтобы обустроить второй лагерь. Согласно плану, мы должны были последовать за ними на другой день, и все хотели проявить себя с самой лучшей стороны, но наблюдать, как Дэниел быстро поднимается по камням, было все равно, что просматривать ускоренную видеозапись. Я никак не могла угнаться за ним: он двигался быстро, делая большие шаги своими длинными ногами, поэтому я решила держаться в конце цепочки, стараясь выработать свой собственный темп. Когда мы остановились передохнуть на вершине Кошкиных фекалий, я увидела, что палатки первого лагеря все покрыты льдом, источенным ледяными ветрами. Без кошек мы поскальзывались и оступались на заснеженных камнях, но все же добрались до лагеря.

Устраиваясь на ночь в палатках, слушали тревожный радиообмен и болтовню. Шерпы возвращались из второго лагеря и тащили на руках двоих: у одного человека были сильно повреждены ноги, а у другого сломаны ребра. Они попали под лавину, пока устанавливали веревки. В течение следующих нескольких часов вернулись и другие шерпы, раненые и потрясенные, у одного были напрочь разбиты очки. Мы изо всех сил старались помочь проводникам, а потом Дэниел отправил их в передовой базовый лагерь. Я смотрела им вслед, ощущая их боль, как свою, и страшилась того, что это может означать для экспедиции.

– Расходитесь по палаткам, – велел Дэниел. – Пейте воду. Отдыхайте. Утром поговорим.

В палатке мы с Ким обсудили ситуацию. Я была подавлена, беспокоилась о раненых шерпах, нервничала из-за погоды в ближайшие дни и пыталась убедить себя, что это восхождение все равно очень важно для меня, ведь я физически в порядке и готова идти дальше.

– По моему опыту, – заметила Ким, – лавины обычно означают конец подъема.

На следующее утро Дэниел сообщил нам, что экспедиция закончена. Разъяренная, дьявольски расстроенная, я запихнула свое снаряжение в рюкзак и быстрым шагом ринулась вниз, уходя с горы и повторяя на каждом шагу: «Черт! Черт! Черт!» На этот раз злиться было не на кого. Просто не повезло.

Чо-Ойю на тибетском языке означает «Бирюзовая богиня». Спускаясь, я смотрела вверх, на гору, и понимала, откуда взялось такое название. Гора возвышалась над нами, окутанная снегами и льдами, в которых отражалось синее небо. С тех пор, как я впервые увидела ее, Чо-Ойю постаралась преподать мне два важных урока. Сначала я была слишком занята и расстроена, но позже сумела расслышать, что же именно ветер шептал мне на ухо. Первым уроком было терпение. Второй урок заключался в том, что гора всегда контролирует происходящее на ней. Мы ползем вверх, прихватив электронику и альпинистское снаряжение, думая «О да, на этот раз я все предусмотрел», но, сколько бы нам ни казалось, что все схвачено, это не более, чем иллюзия. Я решила, что буду уделять все свое внимание только тому, что сама могу контролировать. Осознание этого оказалось настоящим подарком: в самом деле, ведь я могу контролировать лишь то, что в моих силах. Вместе с этим пришло понимание, что это же касается и остальной моей жизни. Бремя ответственности, которое я взвалила на себя в детстве, все, за что я пыталась удержаться, пока семья разваливалась, было мне не по силам. Как сказал Будда, отпусти то, что не принадлежит тебе.

Всю свою жизнь я боролась за то, чтобы контролировать все вокруг в моем маленьком мире. Вот самое раннее воспоминание: я сижу, съежившись под столом и обнимаю младшего брата. Я полна решимости защитить Бена от скандалов и насилия, пока наши родители пили, кричали, дрались и с криками швыряли друг в друга вещи через всю комнату – это была настоящая буря бесцельной ярости. Я реагировала на такое прошлое желанием работать, за что-то хвататься, на что-то нацеливаться и утешать себя иллюзией, что при достаточном упорст-ве и настойчивости я смогу сделать свой мир таким, как хочу. Каждый раз, терпя неудачу, я заставляла себя забыть об уязвленном самолюбии и работать дальше.

«Возвращайся», – сказала мне Чо-Ойю, – «возвращайся, когда расстанешься со своей гордыней».

Глава 7

Единственное место, где успех идет раньше работы, – составленный по алфавиту словарь.

Джон Вуден, тренер по баскетболу

– Ты в хорошей форме, – сказал Дэниел, когда мы покидали Чо-Ойю. – Есть смысл подумать об Эвересте.

Не радуйтесь за меня прежде времени. Он сказал это не мне. Я сидела и плавилась в едком соусе разочарования, приправленном хлопьями красного перца жгучей зависти, пока Дэниел и полицейский из Австралии оживленно обсуждали, как и когда лучше отправляться на Эверест. «Почему он, а не я?» – с горечью повторяла я про себя риторический вопрос. Я всерьез хотела узнать, что такое особенное увидел в этом парне Дэниел, раз заговорил о реализации мечты не со мной, а с ним.

Честно говоря, я была не в восторге от того, как показала себя на Чо-Ойю. Да, я была сильнее, чем когда-либо прежде, но все же не так сильна, как другие альпинисты. Я вползала в высотные лагеря последней, мертвая от усталости, жадно захлебываясь ветром, и чувствовала себя так, словно ноги превратились в окорочка. Я понимала, что это означает только одно: дыхание и кардиовыносливость у меня не соответствуют уровню физической нагрузки. Таким образом, очевидно, что первым шагом будет усиление тренировок и наращивание объема легких (с расчетом на максимальное количество кислорода, которое организм использует во время интенсивных упражнений). Все заново. Я боялась этого процесса каждой молекулой подрагивающих мышц на ногах. У меня совершенно не подходящий для высотного альпинизма тип телосложения: фигура, хоть и достаточно мускулистая, но невысокая и коренастая, а для альпинизма надо быть высокой и худощавой. Мать-природа препятствовала мне сразу несколькими способами. Мне нужно было правильно использовать свои данные и положиться на то, чем наделила природа: у меня крепкие кости, я настойчива и сильна задним умом.

Домой я возвращалась с твердым намерением уж на этот-то раз сделать все правильно. На обратном пути в Гонконг я перемотала назад события последних 6 месяцев, фильтруя впечатления той частью мозга, что еще не забыла о полученном дипломе МВА. Кротонвилль, тренировочные курсы руководителей высшего звена General Electric, упор на soft skills, в том числе многозадачность, сознание цели и эгалитаризм. Мозговой штурм бушевал в учебном классе, как циклон: желание, реализованное методом; метод, питаемый логикой; логика, подкрепленная исследованием; исследование, вызванное желанием. Пережитое тогда дало мне инструменты, с помощью которых удалось привести в порядок амбиции. Я научилась реализовывать идеи, выстраивая на доске над столом целую историю из заметок на отдельных листках, так выстраивался фундамент, который делает вас сознающим все риски специалистом, а не импульсивным говнюком. На горе ставки выше, но голос Джека Уэлча по-прежнему звучал где-то в моем подсознании, и все, что он говорил, как прежде, имело смысл. «Представьте себе желаемое, сформулируйте его образ, страстно владейте этим представлением и неустанно трудитесь, чтобы реализовать свой замысел».

Как только я вернулась домой с Чо-Ойю, я написала Дэниелу по электронной почте, благодаря его за отличную работу. И напрямую спросила, что нужно, чтобы я смогла подняться на Эверест? Его ответ был доброжелательным: «Так ты и правда хочешь подняться на Эверест? Ну ладно. Вот что тебе надо сделать…» Он прислал целый перечень рекомендаций, чтобы оптимизировать мое тело и подготовить мой разум, кроме этого, он приблизительно оценил затраты на подобную подготовку и составил список вершин, на которые мне желательно было подняться прежде, чем я снова соберусь отправиться на Эверест. Я просмотрела список, попутно отыскивая вершины в программе Google Earth. Интересно. Он отправлял меня вниз перед тем, как послать повыше. Гора Вашингтон в Нью-Гэмпшире, гора Рейнир в штате Вашингтон, Чо-Ойю или Шишабангма в Гималаях.

Новая стратегия моих тренировок была направлена на то, чтобы оставаться сильной, не усердствуя с весами. Я добавила пилатес для развития мышц, продолжила высокоинтенсивные интервальные кардиотренировки и подключила йогу для растяжки. Во многих отношениях подготовка к экспедиции сложнее самой экспедиции. Она требует терпения, а этим качеством я от природы обделена, и надо поддерживать интенсивность тренировок в течение более длительного периода, не позволяя себе никакого расслабления. Нет никакой реальной или воображаемой финишной черты, где можно было бы сказать: «Готово. Этого достаточно». Так что для меня никакого «достаточно» просто нет. Я всегда чувствую, что могла бы сделать больше.

Когда Джонатан сказал, что ему предложили работу в Бостоне, это было равносильно удару. Он просил меня оставить поддерживавших меня друзей, мое тесное маленькое племя сторонников, и тренировочные ресурсы, которыми я обзавелась в Гонконге. Я уже 15 лет не жила в Соединенных Штатах. А сам Джонатан не жил там никогда.

– Не назову это кошмаром, – ответила я, – но это может потребовать достаточно серьезной проработки, начиная с электроники.

Переход из Лондона в Гонконг прошел довольно гладко: в обоих городах напряжение в сети 220 вольт. Неудобство перехода на американские розетки и другое напряжение казалось мне символическим. Впишусь ли я туда снова? С другой стороны, я понимала, что Бостон находится в трех часах езды от горы Вашингтон, которая теперь числилась под номером один в моем списке «Вершин для восхождения», так что…

– Ладно, мистер О’Брайен, поехали. Посмотрим, что у нас получится.

Через несколько месяцев мы поселились в новом доме, постепенно заводили новых друзей и привыкали к еде. Я почти забыла, что в Америке всегда подают такие порции, словно за столом сидят оголодавшие лесорубы, а в каждом супермаркете полки забиты продуктами, содержащими тонны переработанного сахара. Я искала место для новых тренировок, и Дэниел соединил меня с проводником по имени Джон Крейг, который был готов помочь мне подняться на гору Вашингтон.

Честно говоря, я закатила глаза, впервые прочитав название этого пригорка в списке, что прислал мне Дэниел. Высота 1917 м, но это самая большая вершина к востоку от Миссисипи, и она печально известна своими скверными погодными условиями: там дуют свирепые ветры в сочетании со слепящими альпинистов снежными бурями, причем сильные метели разыгрываются столь внезапно, что при их начале все вынуждены останавливаться. На момент написания этой книги гора Вашингтон по-прежнему удерживает рекорд максимальной скорости приземного ветра, если не считать торнадо. На вершине пересекаются два воздушных потока, усугубляемые восходящими ветрами, они взбивают атмосферу, приводя слои воздуха в движение и вызывая бури.

Рассуждая о том, что многие альпинисты недооценивают этот «пригорок», Николас Хоу, автор книги «Не без опасности», тактично замечает, что «неверные суждения имеют печальную тенденцию множиться». За последние 170 лет при подъеме на эту гору погибли 150 человек – почти половина от числа погибших при восхождении на Эверест. Через четыре года после того, как я поднялась на гору Вашингтон, там погибла подруга моей знакомой, изнуренная сильнейшим морозом, который усугубился ветром, по силе переплюнувшим ураган Сэнди. К этой горе нельзя относиться легкомысленно.

Когда мы с Крейгом поднялись на гору Вашингтон в марте, через полгода после моего возвращения с Чо-Ойю, я начала понимать, почему коренные жители Америки называли ее раньше «Агиочук», скрытой вершиной, Домом Великого Духа. Мы пробивались наверх в почти сплошном белом мареве – нулевая видимость, метель такая, что я не видела собственных ботинок, шагая по снегу, и ветер, который выл и ревел, как целый стадион любителей тяжелого рока. Очки примерзали к лицу. Руки и ноги коченели и превращались в деревяшки. Не знаю как, но мы все-таки поднялись. Каждая гора – это мастер-класс. Гора Вашингтон научила меня уважению к вершинам. Она взяла с меня плату за урок, но принесла мне удачу. Вниз я неслась чуть не вприпрыжку, как Тигра из мультфильма про Винни-Пуха. Как только на экране мобильника появился устойчивый сигнал связи, я набрала Джонатана.

– Дни неудачных возвращений позади, муж! Да здравствует серия побед!

– Поздравляю, – отозвался он, – хотя не уверен, что одна взятая вершина сойдет за серию побед.

– Понимаю, тебе нужны цифры. Ладно, давай назовем это точкой отсчета.

– Конечно. Возвращайся живой и здоровой, и мы продолжим наш спор. А фотографии будут?

– Целая куча, – ответила я, – только все будто сделаны внутри блендера.

Следующим пунктом в списке Дэниела была гора Орей в ледовом природном парке в горах Сан-Хуан на юго-западе Колорадо. Я провела там четыре дня, оттачивая навыки ледолазания вместе с Селки, новозеландкой, которая до этого мало занималась альпинизмом, но была крепкой и доброжелательной. Она сразу почувствовала себя на льду, как дома, словно белая медведица. Я была осторожнее, много думала, старалась обращать внимание на правильную технику ледолазания, постоянно следила за тем, чтобы тело образовывало треугольник, для этого ноги надо было ставить пошире, а верхнюю часть туловища не напрягать (она то и дело перевешивала, особенно, когда я повисала на скале или льду). Я подметила огромную разницу между начинающими альпинистами, которые по многу раз долбили склон ледорубом, стараясь зафиксировать его, и умелыми профессионалами, которым удавалось загнать лезвие в склон одним надежным и точным движением. Я усердно работала, стремясь усовершенствовать такой меткий замах, и научилась дер-жать пятки вниз, используя ноги для поддержки, а не просто повисать, цепляясь изо всех сил за ледоруб. По дороге домой я рассказала Селки о своих планах подняться на гору Рейнир – она была следующим пунктом в списке Дэниела.

– Я записалась в экспедицию на хребет Свободы, – сказала я. – Они берут только четырех альпинистов, но это считается самым трудным из четырех основных маршрутов, и проводник, с которым я пойду на Эверест, порекомендовал мне именно его. Ледник Каутца – преж-де всего альпинизм, а хребет Свободы – в основном ледолазание.

Думаю, я говорила с таким энтузиазмом, что мне позавидовал бы любой агент по продажам. Спустя неделю компания, организовывавшая восхождение, предложила мне перейти в команду, которой предстояло двигаться через ледник Каутца, видимо, чтобы Селки могла отправиться через хребет Свободы. Она горела желанием участвовать в экспедиции по тем же причинам, что и я. Подозреваю, компания – организатор восхождения решила не упускать возможности заполучить двух клиенток вместо меня одной. Я не стесняюсь пытаться получить то, что хочу, поэтому я и получаю это. Все по-честному, верно? Но до этого момента я испытывала в мире альпинизма только дружескую конкуренцию, ничего подобного со мной еще не случалось, так что я просто взбесилась. Я составила остроумное и язвительное послание в компанию, у которой заказала восхождение, желая дать им понять, что не оценила их предложение, не попалась на приманку и требую, чтобы они работали со мной, ведь это я тренируюсь и трачу у них деньги, чтобы потом подняться на Эверест, а вовсе не другая клиентка, которая не ставит перед собой долгосрочные цели, в отличие от меня, собравшейся идти с ними на Эверест.

– Выскажи свой гнев на экране, сохрани файл и забудь об этом, – посоветовал Джонатан, – только не отправляй это письмо, если собираешься снова подниматься с ними. Судя по всему, мир альпинизма довольно тесен.