Текст книги "Вольф Мессинг. Судьба пророка"

Не все в искусстве Вольфа Мессинга было понятно даже ему самому. Он объясняет: «Дело в том, что я не слышу всех людей одинаково хорошо телепатически. Чужое желание я ощущаю как собственное. Если индуктор представит, что он хочет пить, то и я ощущаю жажду. Чужая мысль рождается в моей голове как собственная, и мне стоило много труда отделять свои мысли от мыслей индуктора… Одни мысли „звучат“ в моей голове громко, другие – приглушенно, третьи – совсем шёпотом, из которого долетают только отдельные слова. Но если попадает индуктор с тихим „голосом“, а рядом громко думает другой человек, то это может очень помешать моей работе, и я бросаю реплики такому человеку, чтобы он не мешал мне… Честно говоря, меня не очень интересует – атавизм ли телепатия или свойство человека завтрашнего дня. Меня волнует… почему серьезно не изучается это явление… Меня очень удивляет, как могут некоторые ученые не видеть и не желать видеть буквально каждодневных проявлений телепатии в самой обыденной жизни? Не видели в Средневековье ученые, слепо следовавшие доктрине Аристотеля, не поверили бы в существование электричества, хотя об этом каждодневно свидетельствовали молнии?! Что же, у них были тогда основания для таких утверждений: ведь молния была тогда не производимым в лаборатории явлением. А когда она внезапно бьет прямо в глаза, можно и отвернуться, и заслониться, чтобы потом, не кривя душой, сказать: не заметил».

Мессинг пишет мемуары не только для потомков. Работа над книгой, споры с переводчиком занимают время, отвлекают от одиночества, ему тяжело жить одному в комнате, где он провел свои лучшие годы с Аидой Михайловной. Вольф Григорьевич подает заявление на двухкомнатную квартиру в строящемся доме для актеров на улице Герцена, а когда наступает время переезда, вдруг ощущает, что не может покинуть старую квартиру, где каждая вещь напоминает ему об Аиде, рождает массу грустных, но приятных воспоминаний. Новые хозяева, потеряв терпение, подгоняют грузовик с вещами к его подъезду. Он выходит из квартиры с заплаканными глазами.

– Что с вами? – удивляются новые хозяева. – Вы плохо себя чувствуете? Может, вызвать «скорую»?

– Не надо, – качает головой Вольф Григорьевич, – я уеду. Я заставлю себя уехать…

– Почему? Вы переезжаете в центр Москвы, в двухкомнатную квартиру! Мы вам завидуем!

– Ни в чем не завидуйте мне, – тихо произносит Мессинг, – вы не знаете мою жизнь…

– Да вас знают все! Вы – известнейший человек! – подбадривают его новые хозяева. – И зачем вы заставляете унывать себя? Вы же взрослый человек!

– И немолодой, – неожиданно светлеет лицо Мессинга, – но я уже многое умею… Я заставлю себя уехать при помощи самогипноза. – Он опускает голову, в последний раз смотрит на дверь покидаемой квартиры и медленно, осторожно идет по ступенькам вниз.

Новая квартира, даже обставленная вещами, показалась ему пустой. Он многое может, но не в состоянии сделать так, чтобы в соседней комнате появилась Аида Михайловна… «Может, пригласить спиритов, чтобы они вызвали ее дух?» – думает он. Эта шутливая мысль возвращает его к жизни, к работе, к написанию мемуаров. Гипноз – тема следующей главы. Вольф Григорьевич вспоминает, как совсем недавно, выступая в военной организации, загипнотизировал генерал-лейтенанта. Он появился в зале, грузный, самодовольный, и, гордо задрав подбородок, пренебрежительно обратился к Мессингу:

– А ну-ка, покажите ваши фокусы!

Вольф Григорьевич загипнотизировал его, и генерал-лейтенант неожиданно для подчиненных запрыгал на одной ноге к сцене, взобрался на нее, опустился на четвереньки и стал нелепо гримасничать. Зал застонал от хохота. А когда гипноз кончился, генерал пришел в себя и никак не мог понять, чему смеются люди. «Я считаю правильным, что в Советской стране право заниматься гипнозом ограничено особым постановлением. Ведь человек может воспользоваться гипнозом в преступных целях, чему есть немало примеров. Ведь можно загипнотизированному человеку дать в руки пистолет и заставить стрелять в другого человека, убедив, что он целится в движущуюся мишень в тире какого-нибудь парка. Но считаю, что правду о гипнозе должны знать все. А ученым надо как можно подробнее изучать это явление».

Немало случаев гипноза описывается в литературе. Классическим считает Вольф Мессинг эпизод из прелестной повести Куприна «Олеся» и не может отказать себе в удовольствии привести фрагмент из этого произведения:

«– Что же вам такое показать? – задумалась Олеся. – Ну разве это вот: идите впереди меня по дороге… Только смотрите не оборачивайтесь назад.

– А это не будет страшно? – спросил я, стараясь беспечной улыбкой прикрыть боязливое ожидание неприятного сюрприза.

– Нет, нет… Пустяки… Идите…

Я пошел вперед, очень заинтересованный опытом, чувствуя на своей спине напряженный взгляд Олеси. Но, пройдя около двадцати шагов, споткнулся на совершенно ровном месте и упал ничком.

– Идите! Идите! – закричала Олеся. – Не оборачивайтесь! Это ничего, до свадьбы заживет… Держитесь крепче за землю, когда будете падать.

Я пошел дальше. Еще десять шагов, и я вторично растянулся во весь рост. Олеся громко захохотала и захлопала в ладоши.

– Как ты это сделала? – с удивлением спросил я.

– Вовсе не секрет. Я вам с удовольствием расскажу. Только боюсь, что, пожалуй, вы не поймете… Не сумею я объяснить…

Я действительно не совсем понял ее. Но если не ошибаюсь, этот своеобразный фокус состоит в том, что она, идя за мной следом, шаг за шагом, нога в ногу и неотступно глядя на меня, в то же время старается подражать каждому, самому малейшему моему движению, так сказать, отождествляет себя со мной. Пройдя таким образом несколько шагов, она начинает мысленно воображать на некотором расстоянии впереди меня веревку, протянутую поперек дороги на аршин от земли. В ту минуту, когда я должен прикоснуться ногой к этой воображаемой веревке, Олеся вдруг делает падающее движение, и тогда, по ее словам, самый крепкий человек должен непременно упасть… И я был очень удивлен, узнав, что французские колдуньи из простонародных прибегали в подобных случаях совершенно к той же сноровке, какую пускала в ход хорошенькая полесская ведьма…»

Мессинг описывает еще не полностью открытые возможности гипноза в лечении психических и других заболеваний, признаваясь: «Я много курю. Но, когда идут сеансы внушения отвращения к табаку, я сам бросаю курить и без судорог в теле не могу переносить самого слабого запаха папиросного дыма. Снова я закуриваю, только закончив курс внушений». И как пример нового применения гипноза Мессинг приводит «гипнопедию», во время которой магнитофон тихо шепчет содержание урока спящему ученику.

«Гипноз – опасное оружие, – напоминает Мессинг, – но так же, как энергию атома, его следует использовать разумно». Целую главу Мессинг посвящает интуитивному предвидению и приводит массу примеров, но дать им объяснение не может. «Обычно, когда мне задают вопрос о судьбе того или иного человека, о том, случится ли то или иное событие, я должен упрямо спрашивать себя: случится или не случится? И через некоторое время возникает убежденность: да, случится… или нет, не случится… Мой чисто интуитивный метод не ясен ни мне, ни кому-нибудь другому, – признается Мессинг, – кстати, этим даром владею не только я. В истории записаны, если покопаться в хрониках, в дневниках, в мемуарах, тысячи совершенно неожиданных и с поразительной точностью сбывшихся предчувствий. Это случилось в конце XVIII столетия. Три молодых артиллерийских офицера зашли к парижской предсказательнице. Она равнодушно говорит чепуху одному офицеру, второму… И вдруг… вдруг она встает на колени перед третьим – низкорослым, совсем юным, почти мальчиком:

– Передо мной – будущий император Франции. Это удивительнейший день моей жизни!

Уже став императором, Наполеон Бонапарт отдал распоряжение разыскать предсказательницу. И снова она предсказывает императору его будущее, на сей раз – смерть в изгнании… на одиноком острове в океане. Этот случай рассказывается во всех без исключения французских биографиях знаменитого полководца.

…К петербургской предсказательнице зашли несколько молодых людей. Среди них был человек, перед которым я преклоняюсь… Это был Александр Пушкин.

Предсказательница сказала ему:

– Вы умрете тридцати семи лет от белой лошади или белого человека.

Пушкин, конечно, смеялся…

Он погиб тридцати семи лет от пули Дантеса… Его убийца был белокур от рождения. Об этом факте рассказывается в великолепной книге В. Вересаева «Пушкин в жизни»…

Другой случай, официально запротоколированный и снабженный подписями официальных лиц и полицейских чинов, произошел с дамой, имевшей неосторожность уронить драгоценное ожерелье в унитаз. К счастью, ожерелье было застраховано на крупную сумму. Предпочитая найти пропажу, нежели выплачивать большую сумму, страховая компания попыталась в нескольких местах вскрыть канализацию, но сеть труб разветвлялась по всему городу, и поиски фактически были безнадежны. Тогда обратились к некоему Тамару, известному своим даром «ясновидения». Придя в состояние крайней сосредоточенности, или, как говорят, «транса», Гамар безошибочно указал то место мостовой, которое следовало вскрыть и где, глубоко под землей, в трубе действительно было найдено потерянное ожерелье…

Известно немало других фактов, например, когда человек, наделенный даром «прямого познания», воссоздал мысленно картину совершенного преступления, дал описание обстановки и точной внешности преступника. Руководствуясь только этим словесным портретом, полиция задержала человека, который сознался в совершенном преступлении и сообщил те детали обстановки убийства, которые были уже известны полиции со слов «ясновидящего». Естественно изумление задержанного, поскольку он точно знал, что никто не видел его и он был единственным на месте преступления…

…Я читал об опытах, поставленных Психологическим обществом в Нью-Йорке. Испытуемый – назовем его условно «ясновидящим» – садился напротив испытателя. Тот вынимал из колоды первую попавшуюся карту, так что ее значение не видел ни он сам, ни «ясновидящий», ни свидетели опыта. Глядя на «рубашку» карты, ясновидящий называл ее. Только после этого карту переворачивали и убеждались в правильности ответа».

Добавлю, что в замечательном американском фильме «Человек дождя» знаменитый Дастин Хофман играет человека с психическими отклонениями, который, попадая в казино, просчитывает варианты, ведущие к успеху, так быстро и точно, что выигрывает громадную сумму денег. И потом, едва взглянув на пол, где были рассыпаны спички, называет их истинное число. В наше время подобные ситуации уже не смущают зрителей, не кажутся им чудом. Наука пусть медленно, но упорно познает такие явления, как телепатия, гипноз, ясновидение.

Многие специалисты западных стран считают, что ясновидение, как и телепатия, реально существует. Но с нашим нечетким представлением о времени, о его связи с пространством, о взаимосвязях прошлого, настоящего и будущего оно пока необъяснимо. Дело опять за учеными…

Без прикрас

Вольф Григорьевич, как сейчас говорят, был человеком неоднозначным. Это слово, по-моему, введено в наш лексикон политиком Владимиром Жириновским, стало элементом современного сленга, хотя раньше о Мессинге точнее и правильнее сказали бы иначе – он бывал добрым и вспыльчивым, веселым и грустным, настороженным к тем людям, которые не привыкли к тому, что человек может выглядеть иначе, чем они, культурнее и своеобразнее.

Он любил выступать в Юрмале. Там, в Латвии, он чувствовал себя как в родной стихии. Латыши были еще не столь советизированы, как жители России, не столь догматичны и враждебны к так называемому капиталистическому окружению, и человек с европейской наружностью не вызывал у них подозрений. Неприглядные однообразные скульптурные группы, девушки с веслом или мячом, вечные серпы и молоты, фигуры и бюсты апостолов марксизма-ленинизма не переполняли Латвию. Не раздражал его взгляд фасад филармонии с гипсовыми аистами, привлекал шикарный, западного уровня ресторан «Лидо». В период «железного занавеса» Юрмала (в то время не город, а часть побережья Латвии. – В. С.) казалась Мессингу, да и не только ему, неким подобием заграницы.

Но главным для него было общение с отдыхавшими здесь уникальными людьми, мыслящими нетрафаретно и свободно, с академиками Ландау и Таммом, со многими писателями. Ему и Аиде Михайловне нравилось проводить время с четой писателей – Ариадной и Петром Тур. Аида молча ревновала мужа к Ариадне, когда он заглядывался на ее поразительной красоты лицо.

Вольф перехватывал тревожный взгляд жены:

– Пойми меня, Аида, я люблю только тебя, ты это знаешь, но Бог создает природу, человеческую красоту, чтобы ею любовались люди, тем более что юношеские годы я провел в паноптикуме среди страшных уродцев. Теперь я восполняю недоступную мне прежде красоту.

– А роман в Буэнос-Айресе, о котором ты мне рассказывал? – замечала Аида.

– Никакого романа не было, – усмехался Вольф Григорьевич, – иначе я тебе не рассказал бы о нем… Просто там я встретил тоже очень красивую девушку.

Аида Михайловна верила мужу, хотя после вечеров психологических опытов к нему поступали записки от женщин с пожеланием встретиться и даже более того – заиметь общего ребенка, который наверняка будет таким же гениальным, как и отец. Единственное, о чем немного сожалела Аида Михайловна, так это о том, что у нее с Вольфом не было бурного романа, с цветами, с ревностью, с любовными письмами… Все решилось очень просто. Он ей был симпатичен, и она понравилась ему. Любовь приходила к ним постепенно, но глубоко проникла в сердца. Они не могли жить друг без друга. И пятидесятые годы, которые называли «юрмальскими», были самыми счастливыми для них. Здесь, в Латвии, в Дубултах, где отдыхали писатели, Вольф мог наговориться вдоволь с интересными людьми. Он пытался не обращать внимания на юркого прозаика Виктора Финка, который не упускал случая затесаться в компанию с Мессингом. Не обладая особым интеллектом, он старался развлекать собравшихся «шедеврами» типа: «Дорогая, дорогая, мы пойдем с тобой в „Лидо“, только после, а не до».

Много вечеров проводили Мессинги на даче у Вертинских, расположенной за рестораном «Юра». Люди, объездившие полмира, понимали друг друга с полуслова, им было о чем погоревать, сравнивая свою прежнюю жизнь с нынешней, они вздыхали, вспоминая чудесные города, незабываемые встречи с Шаляпиным, другими замечательными артистами. Они понимали, что стали узниками новой жизни, из которой путь один – на небо, но туда незачем спешить, когда осталось главное – работа и любимые жены. Они стали патриотами Страны Советов, и если говорили о ее замкнутости, догматичности, то с болью в душе. Во время войны, когда объявлялись государственные займы и люди подписывались как минимум на ползарплаты, самые большие заявки сделали Мессинг и Вертинский – каждый на сорок тысяч рублей, но потом Вертинский отступил.

– У тебя нет детей, – объяснил он свое решение Вольфу Григорьевичу.

Мессинги дружили с молодой парой – Марком Таймановым и Любовью Брук. Тогда они составляли фортепьянный дуэт из Ленинграда и тоже были июльскими завсегдатаями Юрмалы. Потом Марк полностью посвятил себя шахматам.

Однажды в присутствии юных ленинградцев Вольф Мессинг задумчиво промолвил:

– Когда-нибудь этот курорт вернется Латвии.

Молодые испуганно замолчали.

– Империя Македонского развалилась, рухнуло татаро-монгольское иго, даже Наполеон не завладел всем миром. Каждый народ должен жить в своей стране и так, как он желает. Я это предвижу. Как урок из истории. Не входя в каталепсию, – усмехнулся Вольф Григорьевич.

– Ты это сказал на улице Иомас, – шутливо заметила Аида Михайловна, играя роль летописца при муже. – Жаль, что нет блокнота записать пророчество.

– Да, – улыбнулся Мессинг, – будь здесь Виктор Финк, он это высказывание не только записал бы, но и сообщил куда следует.

Чета Таймановых понимающе заулыбалась.

– Впрочем, у каждого может быть свой Финк, – вздохнул Вольф Григорьевич.

Через много лет эти слова Мессинга, вероятно, вспомнит гроссмейстер Марк Тайманов – органы безопасности сочтут идеологической диверсией его разгромное поражение в матче с гением шахмат Робертом Фишером и установят за шахматистом наблюдение. На таможне его проверят сверхтщательно, а по случаю найденной в чемодане книги Солженицына устроят вакханалию в печати и на некоторое время вообще отлучат гроссмейстера от зарубежных поездок…

До потери жены Вольф Григорьевич напоминал большого ребенка. Требовал постоянного ухода, и это вовсе не было прихотью разбалованного жизнью человека. Он настолько погружался в работу, столько сил она у него отнимала, что на другие заботы, даже о самом себе, энергии уже не оставалось. Но после смерти жены все изменилось. Ему пришлось довольно быстро научиться хозяйствовать, он прекрасно готовил, и когда его навещали гости, то быстро накрывал на стол и достойно их угощал.

Трудность работы Мессинга состояла в том, что в зале всегда находились люди, не верившие в его способности.

Каждый вечер Вольфу Григорьевичу приходилось убеждать зрителей в том, что он их не обманывает, что они действительно пришли на встречу с чудесами, вернее, с теми психологическими опытами, которые они принимали за чудеса. Один из скептиков после выполнения его сложнейшего задания встал с кресла и поднял руки:

– Я сдаюсь! Вы победили!

Вольф Григорьевич любил замысловатые, но корректные опыты. Однажды он отказался доставать из сумки грязную спортивную одежду, зато в другой раз с удовольствием выполнил очень трудное задание. Индуктор завязал ему глаза плотным платком и мелом прочертил по сцене ломаную линию. Затем мысленно попросил Мессинга по ней пройти. Зрители привстали со своих мест, чтобы наблюдать за тем, что произойдет дальше. Линия проходила через всю сцену. Мессинг передвигал ноги так, чтобы точно пройти по ней, не пропустив ни одного изгиба. Остановился на конце, и на него обрушился шквал аплодисментов.

Как уже говорилось, иногда Мессингу приходилось работать своего рода детективом. В 1929 году его пригласили в маленький польский городок, чтобы он помог раскрыть тайну отравления состоятельной вдовы. Во время посещения ее виллы Вольфа сопровождал сын покойной, худосочный, симпатичный юноша. Переходя из комнаты в комнату, Мессинг внезапно остановился у картины – портрета убитой, молодой аристократки в подвенечном платье. Некоторое время Мессинг изучал картину, а потом повернулся к юноше:

– Отдайте ключ, который висит за портретом. Вы открывали им сейф после того, как отравили свою мать.

Через час молодой человек признался в убийстве.

Высмеивая спиритизм, Вольф Григорьевич рассказывал, что на XX съезде партии слово взяла Дарья Лазуркина, престарелая женщина, почти двадцать лет проведшая в тюрьмах и исправительных лагерях. В присутствии пяти тысяч депутатов она заявила, что дух Ленина поведал ей, что не может больше делить мавзолей с телом Сталина. «В моем сердце всегда живет Ленин, и я всегда спрашиваю у него, что мне делать. Вчера я снова встретилась с Лениным, он стоял передо мною как живой и говорил: „Мне неприятно находиться рядом со Сталиным, который нанес такой вред партии“.

Иногда Вольфу Григорьевичу давали неприличные задания, в основном люди в нетрезвом состоянии. Один из них попросил Мессинга подойти к пятому ряду, взять у женщины на тринадцатом месте книгу в голубом переплете, открыть ее на странице 28, прочитать седьмую строчку снизу и пожать ей руку. На указанном месте сидела очень привлекательная женщина в ярком платье с большим вырезом. Видимо, индуктор встречал ее раньше, не сумел завоевать расположения и ощущал себя отвергнутым. Мессинг все отчетливее чувствовал непристойные желания индуктора: снимите с нее одежду… поцелуйте в губы… положите руку на ее грудь… Приказы настойчиво повторялись. Мессинг прочитал строчку из книги, которая оказалась томиком стихов Тютчева. Вырванная из контекста, она тоже звучала не совсем пристойно. Мессинг повернулся к залу: «Я не могу выполнять задания этого бесстыдного человека. Здесь неподходящее место для свиданий. Я провожу психологические опыты, а не эротическое шоу». Зал ответил смехом и аплодисментами.

Порой происходили и невероятные случаи. После одного из выступлений на Урале в номер Мессинга постучался двадцатидвухлетний юноша с тонкими чертами лица. Было видно, что он сильно страдает. Отчаяние и страх читались в его глазах. Мессинг мгновенно определил, что юношу постигла любовная драма. Потом узнал, что он воспитывался в детском доме и был совсем маленьким мальчиком, когда администрация сообщила: его родители – враги народа. Отца расстреляли, а следы матери затерялись в лагерях. В шестнадцать лет юноша поступил в техникум и два года спустя стал работать механиком на фабрике. Он жил в местной гостинице, ожидая, пока освободится комната в общежитии.

В город приехала женщина, которая остановилась в той же гостинице, и они познакомились. Она была на двадцать лет старше, но выглядела моложе своих лет. Недавно освободилась из лагеря. Завязался роман. Но женщине было необходимо поехать в столицу, чтобы восстановить документы, а заодно и свое честное имя. Он не мог проводить ее, да она и не хотела этого. Женская мудрость подсказывала, что из-за разности лет их роман не принесет ничего хорошего. Она сказала, что поезд отправляется в Москву, когда он будет работать в ночную смену. Уехала и не оставила никаких координат. Впечатлительный юноша очень расстроился. Несколько дней, которые они провели вместе, были наполнены нежностью и любовью. Однажды сфотографировались в городском парке. Этот снимок – единственное, что у него осталось на память о возлюбленной. Взглянув на фотографию, Мессинг поразился. Он увидел лицо красивой молодой женщины, которой нельзя было дать и тридцати лет. Внезапно Мессинг сделал открытие, которого испугался. В руках он держал свидетельство того, что трагедия Эдипа повторяется и в наше время. Юноша не был похож на женщину, но Мессинг не сомневался: перед ним фотография матери его гостя.

Молодой человек попросил Мессинга установить, где можно разыскать женщину. Более того, он желал знать, нет ли от него у нее ребенка? Мессинг растерялся: в голове возник образ женщины, истосковавшейся в лагере по мужским ласкам и нашедшей покой в объятиях собственного сына. Вольф Григорьевич понял, что если откроет секрет юноше, то приведет его к нервному срыву, а потому он должен сказать неправду – благородную «ложь во спасение». Собрав волю в кулак, Мессинг произнес: «Верьте мне и следуйте моему совету. Ваша возлюбленная вышла замуж за иностранца и сейчас живет за границей. У нее есть ребенок, но он не ваш. Забудьте ее. У вас есть негатив фотографии? Нет! Отлично. Я оставлю ее у себя, с вашего позволения. Она будет напоминать мне о нашей встрече». Поколебавшись, юноша оставил Мессингу фото. Вольф Григорьевич попросил его прийти к нему через несколько дней, когда он будет покидать город. Юноша пришел спустя пять дней и выглядел значительно спокойней.

Мессинг всегда носил с собой перстень с бриллиантом в три карата и забавную маленькую эскимосскую статуэтку из кости, подаренную в Магадане. Он выгравировал на ней свои инициалы и преподнес юноше. Тот поблагодарил Мессинга и ушел, навсегда освободившись от своих мучений.

Вольф Григорьевич особенно любил выступать перед школьниками. И потому, что не имел своих детей, и потому, что никто из них не считал его шарлатаном. Они принимали его опыты восторженно, поражались его способностям, не мнимым, не придуманным коммунистической идеологией, а реальным. Обычно школьники фотографировались с ним на память. Встреча с Мессингом становилась для них истинным праздником.

Мессинг любил природу. Находясь на плотине Братской ГЭС, он был настолько заворожен бурными потоками падающей воды, что даже не заметил стоявших рядом шаха Ирана и его супругу.

До конца дней Вольф Григорьевич не сумел в совершенстве выучить русский язык, хотя и изменил отношение к этому вопросу, хотя и старался. Он считал, что люди понимают его и так. Из-за этого не раз случались казусы, высказывания звучали двусмысленно, вызывали смех зрителей. Его ведущей, Валентине Иосифовне Ивановской, запомнился такой случай в летнем Ставрополе. Стояла невероятная жара. В зале было очень душно. Предпоследний номер Мессинг выполнял с завязанными глазами, причем косынку или платок просил у зрителей, чтобы они были уверены в «чистоте» номера.

Но на этот раз, в дикую жару, никто косынку не захватил. Прошла минута, вторая, третья… Никто из сидящих в зале на просьбу не откликнулся. Мессинг удивился:

– Мне женщины всегда давали!

Долго потом Валентине Иосифовне пришлось доказывать грозному директору филармонии, что Мессинг вовсе не хотел сказать пошлость, просто он неважно знает русский язык.

Когда, даря фотографии или вручая грамоты, интересовались его отчеством, он вместо слова «пишите» говорил «писайте», «писайте, пожалуйста».

Однажды с Мессингом произошел весьма забавный случай, о котором мне рассказал драматург, артист и художественный руководитель театра «У Никитских ворот» Марк Розовский. Рассказал со слов одного из своих коллег, но это не байка, а реальный факт. Мессинг направлялся на гастроли в Ленинград, и оказавшийся с ним в купе человек попросил:

– Дорогой Вольф Григорьевич, угадайте, прошу вас, зачем, с какой целью я еду в Ленинград. Угадайте, а то мне никто не поверит, что я ехал с вами.

– Поздно, я устал, – сказал Мессинг, – я должен отдохнуть. Завтра у меня два выступления. Я не смогу ответить на ваш вопрос. Это очень сложно. Мне надо настраивать себя… Извините.

Но сосед по купе оказался настырным и даже наглым:

– Отгадайте, а не то я не дам вам уснуть, – и загорланил громкую противную песню.

Мессинг понял, что попал в сложное положение. Желая избавиться от приставаний соседа, он сказал, что для ответа потребуется столько же усилий, сколько и для целого концерта.

– Ладно. Сколько вы получаете за концерт? – нахмурился сосед.

– Пятьдесят рублей.

– Я дам вам эти деньги.

Изнемогающий и действительно очень уставший Мессинг сказал первое, что пришло на ум:

– Вы едете в Ленинград, чтобы развестись с женой.

Лицо человека вспыхнуло, он достал бумажник и протянул Мессингу сто рублей.

– Но мой концерт стоит пятьдесят, – заметил Вольф Григорьевич. – Почему вы даете мне сто?

– А потому, – усмехнулся сосед, – что я попросил вас угадать мою мысль, а вы предложили мне идею!

– Вот и хорошо! – улыбнулся Мессинг. – Я рад, что помог вам. А деньги заберите. Они еще пригодятся вам для развода.

Единственный «провал» случился в городе Шахты, где на выступление телепата было продано всего шесть билетов. Поначалу он растерялся. А потом послал Валентину Иосифовну в шахтоуправление узнать, что произошло. Ведь до этого все его выступления проходили с аншлагом. Оказалось, шахтерам уже два месяца не выплачивали зарплату и они в знак протеста бойкотировали концерты гастролеров. Было это еще в начале семидесятых. Мессинг расстроился:

– Этого не мог предвидеть даже я. А надо бы. Впрочем, когда я настраивался на вечер, то почувствовал что-то неладное. Будем выступать для шести человек. Они же ни в чем не виноваты.

Работать с шестью индукторами и одновременно зрителями было очень сложно. Мессинг ругался по-польски. И думаю, что ошибок не делал.

Однажды у него произошел конфликт с ведущей. Единственный. Мессинг попросил ее выбрать председателем жюри зрителя, который выглядел бы посолиднее. И вдруг увидел перед собой девушку в рабочей спецовке. Валентине Иосифовне она показалась деловитой и разумной.

– Покиньте немедленно сцену! – приказал он Валентине Иосифовне, читавшей аннотацию к выступлению, но ведущая, не моргнув глазом, прочитала ее до конца.

– Как все прошло? – поинтересовалась Валентина Иосифовна у Мессинга уже в гримерной.

– Очень хорошо.

– А почему вы приказали мне покинуть сцену?

– Я? – удивился Вольф Григорьевич. – Я ничего подобного вам не говорил!

Валентина Иосифовна считает, что конфликт произошел из-за рабочего вида председательницы жюри, но существует и другая версия. Ведь Мессинг появился на сцене во время чтения аннотации, липовой, составленной лжеучеными и настолько ему надоевшей, что с ним произошел нервный срыв, о котором он тут же постарался забыть.

Жил скромно. Деньги не транжирил. Единственной ценностью был уже упоминавшийся заметный перстень с бриллиантом – своеобразный талисман людей его профессии. С ним он постоянно появлялся на сцене. После ухода Мессинга из жизни перстень исчез, еще до вызова понятых. Как утверждает один из них – театровед Борис Михайлович Поюровский, его потом таскали в КГБ, где говорили, что Мессинг контрабандист.

Чушь несусветная. Мессинг никогда не выезжал из СССР и вполне был в состоянии купить бриллиант здесь. По рассказу Поюровского, через шесть лет (!) задержали ведущую Мессинга, которая пыталась улизнуть с перстнем в Швецию. Описывает ее – высокого роста, женщина-шкаф. Встречаюсь с Валентиной Иосифовной Ивановской. Хрупкая, оживленная, хотя ей за девяносто. Бывшая балерина одной из студий, где танцевали в стиле Айседоры Дункан. Ростом не выше метра шестидесяти.

Значит, кому-то и после смерти гениального телепата нужно опорочить его имя. Еще при жизни о Мессинге ходили разные небылицы, продолжаются они и сейчас. А почему? К этому мы еще вернемся в конце книги.

С годами к Мессингу приходила мудрость. Говорят, думающий деятельный человек сам создает себя, даже свою внешность. Кажется, будто на фотографиях Вольфа Григорьевича, где ему сорок и шестьдесят лет, запечатлены совсем разные люди. Один – обыкновенный, беззаботный человек, другой – незаурядный, благороднейший, умнейший, с проникновенным глубоким взглядом.

Среди представителей власти, по определенным причинам недолюбливавших Мессинга, нашелся человек, веривший в талант Вольфа Григорьевича, искренне уважавший его и помогавший в работе, точнее, не чинивший ему препятствий. Это первый секретарь ЦК компартии Белорусской ССР Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко. Именно в этой республике Вольф Григорьевич впервые выступал с психологическими опытами, и одно недовольное письмо партийного работника могло навсегда поставить крест на его карьере. Пантелеймон Кондратьевич приезжал на юбилей Мессинга в Москву и тепло, лучше других говорил о его высокой культуре и вкладе в науку.

Ни одно заметное достижение не дается человеку легко и без потерь, особенно физических. Постоянное напряжение, как уже говорилось, заставляло Мессинга много курить. Одну сигарету сменяла другая. Никотин закупоривал кровеносные сосуды сердца, ног, стало труднее передвигаться. Врачи категорически запретили курить, но, даже находясь на лечении, Вольф Григорьевич, самыми невероятными путями доставал свой наркотик – сигареты.