Текст книги "Записки прабабушки"

Осенью познакомился с нами военный доктор, который стал бывать у нас ежедневно, я развлекалась этим знакомством, хотя он из себя ничего не представлял, но на безрыбьи и рак рыба, он стал служить темой для нашей переписки, подруги мне писали о том, что П <авел> А <дольфович> вернулся, взяв место у Селезнева, и Вера уже была в него влюблена, писали много о нем, приписывали ему прямо совершенство, и вот у меня тоже явился якобы обожатель и я тоже писала ему не принадлежащие преимущества, действительно он не обладал ни красотой, не блистал умом; высокий, худой, бледный, рябой, скуп до крайности, вышел из дьячковских детей, беден был, и помню его в заплатах шинель, мундир, калоши без пят, но счастье ему скоро улыбнулось у нас, к году завел коляску, лошадь, повезло, и доктор то он был плохой, да видно мундир и что холост, стали звать в те дома, где есть барышни – помню такой случай, в то же время, когда появился этот военный доктор П. О. Рождественский, в город приехал тоже новый доктор из бывших земских (которому в практике не повезло, лечил только бесплатную бедноту), и вот заболевает в одной семье барышня, посылают за новым доктором прислугу, та спрашивая направо и налево о новом докторе, пришла к этому земскому врачу и позвала его, тот приходит, узнают, что именно не тот, кого хотели, и не приняли хоть бы из любезности. Даже не из любезности, но ради соблюдения приличий, что ли, приняли бы и заплатили 1р. Вновь послали за П. О. Чудак он был не последний, является к нам ровно в 11 часов утра пить кофе, когда поздоровается с мамой, а когда и не подумает, выпьет кофе, пойдет в гостиную, станет перед зеркалом, затянет какую либо песню, а их в его репертуаре было 4—5: «Взойдет заря!», ария Сусанина, «Ах няня, няня, что со мною!» «Гаснут дальной Альбухары золотистыя края». Пропоет их и уходит, так ежедневно, потешалась я, но пока его мои девицы не знали, я его чуть ли необыкновенным певцом описывала. Но одно у него было хорошо, никогда ни о ком дурно не скажет, особенно о девицах и дамах, никогда бывало не посмеется ни над кем. Таким образом я развлекалась.

Раз, уже глубокой осенью, мама видит, что к нам кто то подъехал, смотрит и говорит: «ведь это тот немец, что мы видели летом у П <иотровских>. Зачем это, ведь я его кажется и не приглашала даже!» Входит и в передней от сильной своей близорукости наступил на любимого тетиного кота «Регента», кот визжит благим матом, а он хотел поправиться, да еще на него же наткнулся, еле-еле сидим от смеха, привез от Насти письмо, конечно как предлог заехать. Этот первый визит к нам, мы конечно приписали, что верно П <иотровские> просили его завести письмо, я на свой счет и не приняла, тем более, что Настя спешила письмом попрощаться со мной, она поехала в Крым с матерью, лечиться. Уехала Настя, в доме у них остались Вера, Надя и с ними наша неизменная Ав <дотья> Дм <итриевна>, уже от нас переселившаяся к П <иотровским>, и Верочка начала мне писать совсем восторженные письма о П <авле> А <дольфовиче>. Он посещал ее ежедневно, я тоже восторженно пишу о П. О. Я то так себе, но она вряд ли? Настя вернулась в конце Ноября и к 4му Декабрю приехала с матерью ко мне на именины, очень ей уж хотелось видеть П.О., и конечно он ей не понравился, трунила надо мною и не верила мне. В том, что П.А. и Вера влюблены друг в друга, не было сомнения. Святками мы условились опять быть у них, опять под Новый год у них устраивался костюмированный вечер, я с увлечением принялась делать себе костюм, на этот раз мама сделала мне отличный костюм средневековый, бархатное платье с длинным шлейфом, воротник «Медичи». Оба брата приехали, и мы 27 Декабря были уже в милом Архангельском, кроме нас приехал туда опять У <техин> и снова мы весело, весело закружились, У. поет нам целыми днями, конечно лучше моего доктора, но репертуар его тоже не велик, из всех его песен в памяти осталось «Надо мной ты насмеялась!» Настя была к нему не равнодушна, с Сережей у нее начались ссоры. Вера и П.А. всегда вдвоем, а я чудила между старух, мама, Настасья Яков. и Ольга Ивановна, уже получившая от нас название бабушка-«Куку», она пела еще под рояль «Кукушечка куковала». Приходилась она родной теткой Н <астасье> Я <ковлевне>. Маскарад под новый год удался очень, много гостей было, в том числе Маша и Ан. Ад.

Барышни Корсак пробыли и Новый год, под вечер мы поехали их провожать, но вышло как то неловко, хозяйки почему то не поехали, поехала я, Надя, Миша, Сережа и П. А. На трех тройках мы поехали, заехали к Корсак и уже я там только поняла, почему мы все уехали, а хозяйки нет, нашей поездкой они остались очень недовольны. Туда я ехала с К <орсак> а оттуда мы с Надей поехали, но поехали на санях П <авла> А <дольфовича>. Среди дороги П.А. пересел к нам, едем, впереди нас едут братья и вдруг катятся в обраг, вместе с лошадьми, я испугалась и такой справила крик: «Братья мои, живы ли вы?» И сейчас же из саней хотела вон. П.А. меня за рукав удержал, а то бы тоже кубарем скатилась к ним, выбрались они благополучно, только дугу сломали, не помню за что, но я надулась на П. А. Мне представилось, что он дерзость сказал какую то, надулась крепко. Дома барышни высказали свое неудовольствие, проглянула ревность, что три кавалера помчались за К <орсак>. Я и Надя не в счет, обе неопасны.

Вернулись мы домой числа 4го и братья на Крещенье уехали. В 20х числах Января мы поехали с мамой к Маше, там только и разговору у Ан. Ад. о П.А., который должен был приехать на именины Маши, но его приезд для меня был безразличен. 26го приехали все Пиотровские и с ними бабушка Куку, приехал Саша с моим доктором и приехал П.А., была Лиза с отцем и поп с попадьей, еще Маша Покровская, с которой я уже много лет не видалась, но с удовольствием встретилась. Вера и П.А. опять вдвоем; оба такие розовые, что бабушка их прозвала «Крымские яблочки!» Вера знала конечно, но П.А. и не подозревал, за обедом они сидят рядом и бабушка предложила тост: «За Крымские яблочки!» Вера покраснела до ушей, а мой доктор, ничего не понимая, предложил тост: «За удешевление крымских яблочков!» Вера, моя бедная Вера еще красней стала! Весело мы отпраздновали именины и на следующий день все поехали к П. и с нами П. О. Верочка ехала с П.А. и Машей, как сейчас вижу П.А., сидящего против них, шинель на распашку, таким франтом. Этот отъезд от Маши я нарисовала карикатуру, где очень типичен был доктор в старой шубе моего отца, крытой голубым сукном, эту карикатуру долго берегла Н <астасья> Я <ковлевна>, ее возили по всем знакомым и одна из тетушек Н <астасьи> Я <ковлевны>, очень умная старушка, религиозная, насмотревшись на нее, не могла стоять обедню, ее поразил на карикатуре П.А., «все, говорила, стоит перед глазами этот наглец!»

Мы с неделю прогостили у П <иотровских>. Конечно П. О. на другой же день уехал. Самого П <иотровского> не было дома. Маша пробыв дня 2 уехала. Каждый день П.А. приезжал ровно в 12 часов и оставался до 12 ночи, сидел в гостиной с Верой вдвоем, Н <астасья> Я <ковлевна> не пускает нас с Настей и мы околачиваемся по корридору, в зале, Надя где-то скрывалась, первое время своего пребывания у П <иотровских> она вечно удалялась, умела разговаривать только с горничными; П.А. любил играть в карты, и вот для него устраивали карты, садились Н <астасья> Я <ковлевна>, О <льга> И <вановна> и Вера, мама примощалась на диване с чулком, а я и Настя изнывали от скуки, сидим бывало на другом диване (их в гостиной было три) болтаем, злимся, вот однажды Настя додумалась от досады привязать П.А. колокольчик на заднюю пуговицу сюртука, задумано, сделано, ползем по полу и прицепляем колокольчик, никто не видит только мама, ей смешно, она говорит одно слово «Дуры!»

Сидим и ждем, когда играющие станут менять места, – меняют, и колокольчик динь-динь, мы покатились со смеху, П.А. с злостью срывает колокольчик, бабушка укоризненно качает головой, Н <астасья> Я <ковлевна> улыбается, Вера недовольна. Раз он приехал в новой черной паре и в белоснежной рубашке и Н <астасья> Я <ковлевна> с бабушкой решили, что вот именно сегодня он сделает предложение, в этот день карт не устраивали и Н <астасья> Я <ковлевна> прямо нас удерживала, «не мешайте», говорила.

День тянулся без конца, старушки сидели целый день в столовой, мама с чулком, Н <астасья> Я <ковлевна> раскладывает пасьянс, бабушка тоже, мы же посидим, посидим, пойдем в комнату Насти, болтаем, корридором пройдем в залу и так целый день, вечером легли в зале на полу на луном свете, Настя говорит: «Вот комиссия, Создатель, иметь влюбленных, вот извольте таскаться неприкаянные, эхе-хе!» «Да, старина! Тяжеленько, уж с нами то это никогда не случится, мы ведь решили быть старые девочки!» «Ну-с, и какое ты сделаешь платье к свадьбе?» «Белое кашемировое, с длинным шлейфом и маргаритки на груди и венок из белых маргариток на голову», отвечаю я. Забыла уж какое она решила, но, что бы мы обе очень хотели свадьбы…

«Господи, да когда ж они кончат!» невольно часто срывалось у нас обоих, услышим, двинули стульями, Настя к губам пальцами и говорит: «Идут!» Нет, снова тихо, лежим, идти в столовую не хочется, лежим к друг-другу лицом на локтях, ногами побалтываем, наконец он идет в столовую с Верой, мы уж там, с любопытством глядим, он прощается, уходит, Вера провожает, еле она показалась, как мы все наперебой к ней: «ну что, Вера?» «Ничего!» «Как ничего?» «Да, ничего!» Разочарование наше и хохот над Верой. Вера отвечает, что мы ее не понимаем. Расходимся поздно, на утро та же история, но в этот день я насмешками довела П <авла> А <дольфовича> до белого каления, уехал рано, и уезжая даже не попрощался со мной. На меня как будто Вера и Н <астасья> Я <ковлевна> обиделись и О <льга> И <вановна> говорила: «барышни, что вы делаете, ведь он больше не приедет!» «Ну, вот, еще не приедет, завтра чуть свет будет тут!» Бабушка грозит мне пальцем и говорит: «Ох, Варенька! Смотри!» «Чего, бабушка, смотреть?» «Не влюбись!» «Бабушка, да в уме ли Вы, дайте я Вас перекрещу, я, да что бы влюбилась в Герна?» «Оба Вы влюбитесь друг в друга» решает бабушка. «Да он меня видеть не может!» «Поверь, дружок, моей опытности, так всегда бывает, сначала как бы ненависть, а потом такие серьезные, как он, всегда влюбляются в противоположность!» «Нет, у нас скоро будет свадьба Верочки!» кричу я. Утром, действительно, мне казалось, что он не приедет, все, начиная нашими старушками, находимся в ажитации. Бабушка твердит: «не приедет» «Дурак будет если приедет», решает мама. О, торжество, он приехал, на меня не глядит. День по обыкновению с Верой вдвоем, вечер за картами, на утро мы уезжаем. Настя сообщает П.А. и говорит: «приезжайте провожать Варю!» «Вот еще!» был ответ. После раннего обеда мы собираемся ехать, приехал П. А. Настя сочиняет в поездку всех, даже Н <астасья> Я <ковлевна>, бабушка, Надя, Вера и Настя, едут провожать нас верст за 5. Настя устраивает так, что мама, Н.Я. и Вера садятся на одни сани, бабушка, Надя и я должны были сесть вместе, а она якобы поедет с П.А. «Ну, доставлю ж я тебе удовольствие», шепчет она, проходя мимо меня, когда я почему то замешкалась в передней, вылезаю на крыльцо, то у крыльца стоит П <авел> А <дольфович> в маленьких санках, а две тройки уже со двора съехали. «Садитесь хоть Вы со мной!» предложил П. А. Делать было нечего и вот я села с ним. «Почему Вы так скоро уезжаете?» спросил он меня. Не помню, что я отвечала, дорогой же говорила о братьях своих, надо было что нибудь говорить, так подвела лукавая Настя. Догнали, я села к маме, мы уехали домой, уж очень мне домой не хотелось, Настя села с П. А. Верочка закапризничала, хоть ему то хочется Веру, а не меня с Настей.

Забыла сказать, что у нас жили два мальчика, сыны попа Феодора (один из которых теперь доктор, а другой присяжный поверенный), славные были ребята, жили у нас лет пять, они меня оба любили, я много возилась с ними, читала им, болтала с ними, Володя бывши болен, часто заставлял читать, вообще с ними мне не чувствовалось одиночество, особенно после поездок в Архангельское дома казалось скучно, но когда поселились ребята, этого не замечалось. Вернулись мы в последние дни масляной – доктор конечно бывал ежедневно, пропоет из своего репертуара, поверит мне, что ему очень нравится некая учительница; неожиданно попала в поверенные, нравилась она ему сильно, но бедна, стал присматриваться к купеческим дочкам с приданным, слушаю я это и удивляюсь. Постом приезжала Лиза, но ничего не сказала, что выходит замуж, приезжала она в банк за своими грошами. Вышла она замуж по совету Ан. Ад. Недалеко от Спасского был помещик, имевший 100д. земли, вдовец, двое детей и около 60 лет, толстый, красный, зело выпивающий, после своего вдовства что то вскоре он заехал к Ан. Ад. (Маши не было дома, она была у нас) и жалуется, что ему без жены плохо. Ан. Ад. говорит, что у него есть невеста, и предлагает Лизу, идут смотреть ее, жениху нравится (еще бы! Лизе было только 20), и он вызывает Ан. Ад. и просит сейчас же сватать, Ан. Ад. сейчас заявляет Н <иколаю> А <лександровичу>, бабушке (Ав <дотья> Ив <ановна> была у Таисы), те согласны, рады, спрашивают Лизу и та с великой охотой, даже Н <иколай> А <лександрович> сказал: «Таю отдала Ав <дотья> Ив <ановна>, а Лизу я!» Говорят, Ав <дотья> Ив <ановна> вернувшись и слышать не хотела и все говорила: «У Таички муж молодой, а Лизочки старый!»

31го Марта Лиза уже была замужем, после замужества я ее видела несколько раз, довольна и счастлива, всего вволю, пью, ем и целый день сплю. Прожила она недолго, после 3х летнего замужества умерла от рожи на голове, оставив сына и старого мужа, второй раз вдовца, который, не прошло и шести недель, женился вновь. Вывожу этих людей, как типы, которые мещански тупы.

Постом во второй раз приезжал П.А. к нам, я не думала, что бы он приехал к нам, потому что у П <иотровских> он совсем не обращал на меня внимания, а я только насмехалась и в последний раз думала, что он таки и обиделся на меня, я уж больно закусила узду и пересолила.

О предложении Верочке не слыхать, хотя сидят все дублетом, как выразился Миша святками. По обыкновению мы говели на 4ой неделе, мама очень любила эту неделю, мама, конечно, говела, как истая христианка, я ж отбывала повинность. Вспоминаю говенье тети, она тоже как истая христианка три раза в день ходила в церковь, но в субботу, придя домой усталой, так ругала попов, что долго распинались, да богатым делали почет, не обладала смирением.

18 мая мама бывала именинница, приезжали П <иотровские>, мы сговорились Троицу быть у них, у них в это время опять был У <техин> и Настя сильно увлекалась, но почему то уверяла меня, что именно я к нему неравнодушна и кажется У <техина> уверяла в этом же. Увы, а он для меня был, все равно! Едем к ним к Троице и довольно долго гостим, Ав <дотья> Дм <итриевна> у них и все продолжает изнывать от безнадежной страсти к своему купцу, а было ей под 60. Спали я, Надя и она в гостиной, и вот утром Надя начинает: «Как мне нравится М.А. (мать купца), такая милая, такая славная!» Этого довольно для Ав <дотьи> Дм <итриевны> Настя идет, таскает ему лейки с водой. Меня возмущает нахал, еще такую штуку выпалил; мама и Маша говорили П <авлу> А <дольфовичу>, что они собираются к нему в гости и только. У. однажды приходит и говорит, что П.А. сегодня нас всех ожидает к себе, именно всех, не ехать нельзя, ибо он приготовился, и вот, запрягают лошадей в несколько экипажей, едем все, Н <астасья> Я <ковлевна> с дочками, мама, я, Маша и он. П. А. растерянно нас встречает, он только ждал, но даже не ожидал. Сидим, подали нам чай и на тарелке несколько кусков домашнего хлеба, барышни еле-еле говорят, я же ничего, обошла сад, натянутость у всех страшная, пробыли не больше часа, уехали. Вера и Настя говорили, что они себе простить не могут эту глупую поездку, а У. потешается, что мы в дураках, да П.А. подвел. Ав. Дм. ужасно возмущалась, она, как говорила, перестала понимать, что творится у П <иотровских> дома, дали, говорит, волю. Например, Маша зовет нас всех к себе, Н <астасья> Я <ковлевна> приказывает запрягать лошадей, его Маше нехватало, он является и спрашивает: «Кто велел запрягать?» «Это я», отвечает Н <астасья> Я <ковлевна>. «Ну так я велю отпрягать!» повертывается и уходит. «Что ж это такое», закудахтала Н. Я. Так и не поехали. Сидим как то в столовой все, был еще родственник П <иотровских>. Посреди стола стоит пепельница «медведь». «Эх, как бы я хотел быть медведем!» «Ну и фантазия! Только Н <иколаю> В <ладимировичу>1212
  Утехин. Его инициалы в тексте В.Д, не раскрываются, но их можно восстановить по его публикациям.


[Закрыть] может придти в голову!» начинаю я при всеобщем молчании.

«Да, хотел бы! Ведь наши дамы и девицы только и обожают силу!» «Ну, это позвольте Вам сказать, что порете ерунду!» «А я вам докажу, давайте пари!» «Согласна!» Не помню, какой заклад, но А.В. (родственник) разнял руки наши. Он, вместо того, чтобы доказать, прямо заявляет, что я проиграла, я вскипаю, требую доказательств, он: «Н <астасья> Я <ковлевна> поняла». Полнейшее недоумение всех. «А.В. спрашивает, понимаете ли вы что, в этой ерунде?» «Ничего». «Да говорите же!» «Не могу». Начинаю еще больше кипятиться, он зло смеется, уходит, все ко мне и говорят, что должна я добиться от него, потому что это уже не шутка. Маша особенно настаивает, барышни, кроме Нади, волнуются. Вечером сидим на террасе, все в том же волнении, является он, и Маша говорит тихо: переговори с ним! «Н <иколай> В <ладимирович>, мне надо с Вами объясниться», говорю я, спускаясь с террасы. «К Вашим услугам». Идем. Я спрашиваю: «ведь вы, Н <иколай> В <ладимирович>, это пари повернули не в шутку?» «Да, это не шутка!»

«Прошу вас объяснить мне, потому что я поставлена в очень неприятное положение, не хочу служить каким то объэктом!» «Вам, как девушке этого сказать не могу». Час от часу не легче, начинаю уж и сама смущаться, молча ходим, потом он говорит: «Только могу сказать М <арии> А <ндреевне>, попросите ее спуститься ко мне». Взбегаю на терасу, все в ожидании. «Тебе только, Маша, он скажет, иди к нему!» Маша уходит, сидим час, другой, слышим жаркое объяснение; наконец Маша поднимается на терасу, мы все к ней. «М.А., если вы скажете, то я завтра принужден буду отсюда выехать!» Уходит. Маша садится на ступеньке и говорит: «Не могу придти в себя, не понимаю, злой ли вымысел или правда, возмущена очень!» Пристает Настя: «М <арья> А <ндреевна>, голубушка, скажите!» Маша вздрагивает плечами и говорит: «Это так гадко! Не могу». «Что за черт!» как частенько говорила Надя. Разошлись мы часа в два ночи и все точно виноватые, я же, как причина неизвестной драмы.

На другой день Маша пошла со мной в березник и сказала мне, но предварительно взяла с меня слово, что я никому не скажу, даже Насте, что Н <иколай> В <ладимирович> сказал ей, будто ему Н <астасья> Я <ковлевна> сказала, что Маша в интимных отношениях с П <авлом> А <дольфовичем>. Только-то, хотелось мне крикнуть, и как все глупо, пошло! «Я б вывела это на чистую воду, но слово дала. Как мерзок Н <иколай> В <ладимирович>, что он этим хотел? действительно П.А. часто бывал у Ан. Ад., но ведь у П <иотровских> он вовсе ежедневно, ухаживает за Верой, Н <астасья> Я <ковлевна> уверена в возможности свадьбы, и вдруг она то и сказала о связи Маши с П. А. Скверно на душе. Настя все пристает к Маше, а П.А. продолжает глядеть влюбленными глазами на Веру и она тоже. Помню, сидим за чайным столом, Вера всегда наливала чай, он напротив, оба смотрят друг на друга, не замечают никого, злой наш демон Н <иколай> В <ладимирович> разжигает чайную ложечку в горячем чае и кладет в руку Веры, которой она поддерживала голову и влюбленно смотрела на своего vis-à-vis, перед этим то тот, то другой из нас обращались к ней с вопросами, она не слыхала, и вот Н <иколай> В <ладимирович> положил ей горячую ложечку. Вера вскрикнула и опомнилась, при злом смехе Н <иколая> В <ладимировича>.

Часто мы катались, я и Настя в шарабане, мама, Н <астасья> Я <ковлевна>, Ав <дотья> Дм <итриевна>, Надя в коляске, Вера, Маша и П.А., а У <техин> верхом у нашего шарабана. Маша очень ухаживала за Верочкой, да и мы все смотрели на нее, как на невесту. Вечерами собирались в спальне Н <астасьи> Я <ковлевны> и приставали к Вере. Она все говорила: «Что Вы ничего не понимаете!» «Да как не понять, когда вы друг с друга глаз не сводите!» «Ничего не понимаете!» Довольно, как теперь посмотреть на это, выходило глупо. Уехали мы домой, дома начинаем волноваться о Сереже, куда он выйдет офицером, маме хочется в Воронеж в Можайский полк, получаем письмо от него, он взял вакансию к нам в Ефремов в расположенный здесь 56 резервный батальон, маме как будто сначала показалось, что он ошибся, но потом рада была, а обо мне уж говорить нечего. Мама начала отделывать к его приезду дом, какое это было славное время, готовимся к дорогому приезду дорогого уже не гостя, а постоянного семьянина. Не забуду, как мой милейший доктор сказал на то, что Сережа будет сослуживцем его: «Ну-с, теперь П.О. безвозмездный доктор всего семейства до кухарки включительно!» «Не ошибитесь, сказала мама, я даром не лечусь и докторов в городе много». Она изволила сконфузиться. Приезжала Настя, и уж радости от скорого приезда когда то милого ей Сережи не высказала, заметно было это очень, в этот ее приезд доктор мой отличился. Настя вздумала просить всех знакомых писать ей в альбом стихи (отстало это было и в то наше время), и вот пристала к П.О., чтобы он написал, он с серьезной миной пишет, Настя заглядывает и говорит: «что то очень поэтично!»

 
«Над безбрежным океаном
Несется грозный ветер шквал
Между двух обезьян сидит один дурак!»
 

«Мило!» скорчила Настя гримасу. «Хотели вы, говорю ему, нас сконфузить, но себя то не пощадили!» Переконфузился поэт. А У <техин> все больше и больше забирает тон, и вот я получаю однажды письмо якобы от Насти, писанное его рукой, пишет, что «у меня болит голова, а Н <иколай> В <ладимирович> так хорошо играет на рояле, противный!» Письмо глупо, меня разозлило сие, и как раз приходит П. О. Я прошу его тоже за меня написать Насте, и что ему угодно. Он пишет тоже глупейшее письмо, где на игру противного пишет: «Он не Орфей, а ты, Настя не в аду!» Через неделю приезжает Н <астасья> Я <ковлевна> и привозит уже мне письмо от Н <иколая> В <ладимировича>, где он как оскорбленный письмом П.О. ругает его и добавляет: «верно ваш доктор ищет со мной дуэли?» Письмо меня обидело, я высказалась Н <астасье> Я <ковлевне>. Н <астасья> Я <ковлевна> была в курсе там происходящего и приняла сторону Н <иколая> В <ладимировича>, виноваты я и П. О. Мне даже жаль было ни в чем не повинного доктора, который потом читал это письмо, опять какую то трагедию делал наглец, но кажется пересолил, ибо А <лександр> А <нтонович> заметил его фокусы и наглядно стал его вышучивать и выживать любезным, но настойчивым образом, а там он уже в любви Насте объяснился, мне Вера рассказывала. Сделал ей предложение, и Настя вишь вбежала к Вере, сильно расстроена, она сознавала свой недостаток. В него влюбилась и боялась, что он не настолько ее любил; а потом и любит, и она верит ему, и вот борясь, говорит Вера, с своим сомнением, она всю ночь не спала, разболелась голова, она вышла с Верой в корридор, чтобы помочить голову, а из его комнаты в это время выходит горничная. Настя чуть не упала. Утром, когда он потребовал от нее ответа, Настя захохотала ему в лицо, так окончился неудачный роман, ибо его скоро выпроводил Ал <ександр> Ан <тонович>. Но У. этим не ограничился, писал Насте письма на мое имя, я была не посвящена в это и очень поражалась письмами, получила письма два три и даже фотографию, для передачи Насте.

Писем его Настя ждала, ездила она с Верой и отцом в Тулу, и там украдкой где то его видели, т. е. как будто было свидание, от отца тихонько. И вот эта фотография, которую я передавала, была снята по желанию Насти, в шубе и шапке, каким он был на свидании. Эх, дела давно минувших дней, но до сих пор заставляющая подумать, чего он хотел от девушки больной, калеки, ей замуж выходить было нельзя, ей профессор Груббе сказал: замужество – смерть. И сам уже У <техин> раз, помню, говорил, что Настя жалкая девочка, и он бы убил ту кормилицу, которая ее искалечила. Маша тоже много горьких минут пережила через этого У. Он тоже начал туда ездить, вот в один прекрасный день, Ал <ександр> Ан <тонович>, П.А. и он отправляются в Спасское к Ан. Ад. верхами, Спасское от Архангельского было в 25 верстах, переночевали и уехали Ал. Ан. и П <авел> А <дольфович>, а У. остался, якобы очень разбился от верховой непривычной езды. Как нахал он вошел к Маше в спальню, Ан. Ад. видел или ему показалось, что У. целует Машу, и вот Маша не могла его разубедить, и целых два месяца Ан. Ад. не говорил с нею, Маша мне сама рассказывала это, бывши на Троицу у П <иотровских>. Может нахал и покушался, а может и поцеловал, но Ан. Ад. надо было его выставить, а не мучить жену, Маша говорила мне со слезами, что вот два месяца он не говорит с нею. В начале Августа приезжали на бега барышни и с ними брат Веры Вася, но между нами не было той чистой дружбы, что то перемешивалось, это скоро после того знаменитого письма, хотя никаких объяснений не последовало. 13 Августа Сережа приехал, мама никак не могла быть покойна, не могла дождаться часа, в который он приедет, а день был прескверный, дождь шел через каждые пять минут, то проглянет яркое солнце, то проливной дождь.

Чем ближе подходило время, тем мама становилась нетерпеливей, заказанный извозчик не ехал, и она, не вытерпев, под проливным дождем ушла на вокзал, я уже на извозчике догнала ее близ вокзала. Как ни тянулось для нас долго ожидание, но наконец поезд пришел и новоиспеченный офицер приехал; увы, как он подурнел в офицерской форме, кадетом был хорошенький, звали его тогда тростинкой за гибкую фигуру, но офицером, повторяю, он не выигрывал. Мама сейчас же вздумала ехать в Воронеж к Мише, и после недельного пребывания Сережи дома мы собрались в Воронеж, в Воронеж мы приехали в очень дурную, бурную погоду. Буря была такая, что деревья с корнем вырывались и валились, пришлось просидеть в гостинице, Миша с Сережей куда то ходили, а мы уж утром пошли в Митрофаниевский монастырь, мама, я и Сережа отправились молиться. Помню Сережу, как к нему пристала нищенка в церкви и хлюпая рассказывала о своих вымышленных бедах, брат отдал ей свой последний двугривенный, не мог он никогда видеть слез. В Воронеже нам не сиделось, хотелось скорей в Архангельское, куда давно были приглашены на Александра Невского, на именины Ал <ександра> Ан <тоновича>. Маме даже неприятнен был наш спех, Миша тоже не совсем был доволен нашим быстрым отъездом, мы были только три дня; за то и наказаны были, весь канун Алек. Невс. понапрасну прождали лошадей от П <иотровского>, оба сильно досадовали и никак не могли придумать, но потом узнали то, что Ал <ександр> Ан <тонович> ожидал на именины соседа Селезнева и губернского предводителя с женой, и мы могли шокировать его, по его почему то вдруг поднявшему аристократству, но тогда даже не подозревали, что друзья могут шокировать тон дома его перед аристократией уезда. Это была бы нам пилюля, и не позлащенная; природа приготовила для него оправдание перед нами, именно в ночь на Алек. Невс. поднялась буря со снегом, деревья вновь валились, в городской роще больше 1000 дерев свалило, и даже в пяти верстах замерзло два мужика, но буря была в ночь, а мы всегда ездили накануне, он бурей и оправдался и конечно высказал массу сожалений и того, что его день был ему без нас не в праздник – верилось охотно этому, а потом уж узналась истинная канва. Сделал Сережа визиты своим новым товарищам, и вот в одно воскресенье, после его визитов, нагрянуло российское воинство к нам с визитом, и явились все гуртом (после только два-три не бывших в гурте приезжали), и конечно через несколько дней явились вечером запросто и пошли ежедневно являться гуртом, волей и неволей появились у нас жур-фиксы, для меня это было весело, но пока ни одного интересного типа, подпоручики слишком юны и не развиты, могли только ловко расшаркиваться, ржать глупейшей остроте и объедаться за мамиными обильными ужинами, штабс-капитаны были немногим лучше, могли разговаривать, т. е. перебрасываться с предмета на предмет, говорили комплименты и играли в карты, объедались также и к тому же здорово выпивали, после ужина пели хором, пели хорошо, особенно хорошо выходило: «Гой ты Днепр широкий и глубокий!» Из подпоручиков один отлично плясал, Камаринского плясал с пением и с мимикой, из штабс-капитанов один отличался шапкой кудрявых волос пепельного цвета и веселым нравом, второй умней и образованней первого, с романом в прошлом, от которого он сильно пил, первый был Савич, второй Александров, были еще капитаны, об одном придется говорить потом. Скоро явились и мои подружки, Сережа сейчас же устроил вечер, Настя и Вера довольны этим вечером, и сейчас же пригласили их к себе в деревню на рождение Насти, 5 Ноября они устраивали спектакль, я играла тоже. Вот таким образом и началась у нас через чур веселая жизнь, стала я ездить на вечера в офицерское собрание, которые тоже как нибудь опишу, потому что они были для меня очень веселы, танцовали мы до упаду и танцовали плохо – веселились зато так, как теперь молодежь не веселится, но об этом после. За неделю до рождения Насти, я и мама уехали в Архангельское, я учить свои роли и вообще готовиться, Настя ставила «Провинциалку» Тургенева, себе взяла главную роль, к ней не идущую, роль крупной, видной женщины, а она крошка. П <авел> А <дольфович> играл роль мужа, Сережа графа, я кухарку, Вера мальчика, в водевили играли я и (название не помню, но роли двух светских дам) Надя, ревнивая жена, поступившая к воображаемой сопернице для того чтобы убедиться. Репетируем, девочки, кроме меня, все волнуются, П.А. хорошо играл свою роль, со мной ссорился, с Верой по прежнему; отца нет, приближается 5ое, а Настя обещала послать лошадей. Сережа пишет, что приглашенные жаждут поездки, наконец приезжает Ал <ександр> Ан <тонович>, боятся ему сказать о гостях, потому что он был против знакомств с офицерством, как быть? Смотрю, Настя и Вера, мать шепчутся между собой, и вот Настя выдумала штуку, не сказав предварительно мне, она (я невольно в соседней комнате слышала) говорит отцу, что Варя хочет, что бы послали за офицерством, которое я же пригласила, а те прямо назвались. Ал <ександр> Ан <тонович> согласился и проходя мимо меня с иронией просил меня успокоиться, ибо за ними послано! Козел отпущения вышла я! Лошади посланы, ждем. 5ое, девочки в волнении, кто приедет? Наконец к обеду, слышим, приехали, бежим и в щелочку Настя и Вера смотрят: кто? Приехал Сережа, Александров, Дмитриев и Алексеев, с ними Петя, увидев которого Вера поморщилась, да и приехали то кроме Александрова неинтересные подпоручики. За то взошли в эполетах, чем польстили Ал <ександру> Ан <тоновичу>, он сама любезность. Сейчас репетиция, Сережа ни бельмеса. Накануне я крепко поссорилась с П.А., мне в водевили надо было прочесть письмо, которое взялся переписать П. А. Приходит отдает, я благодарю, а Настя говорит: «Посмотри, что написано?» Разрываю конверт и что ж – там всякая эрунда, вот хорошо было бы, когда бы я доверчиво оставила письмо и прочла только на сцене. К спектаклю мы относились серьезно, и вдруг я с этим письмом. Разобиделась я и сказала, что теперь уж я с ним навсегда рассорилась, негодовала очень.