Текст книги "Шанс для дознавателя"

ГЛАВА 1

Узкие зарешеченные окна проносятся мимо. Шагая по коридору, я не обращаю внимания на вид в них. Всё и так ясно – середина зимы, ранний рассвет, который перейдет в такой же ранний серый закат. В крепости, впрочем, никакой разницы – здесь каждый кирпич пропитан болью и слезами. Здесь своя зима.

– Восьмая допросная.

Я киваю, не оборачиваясь. Вновь знакомые стены, выкрашенные зеленой старой краской. Вновь ряд скучных вопросов, которые наверняка перерастут в яростную схватку. А вот что из этого всего вынесу я – отдельный вопрос.

Толкаю дверь, враз оказываясь в узкой комнате. В противоположной стене – дверь. В центре помещения – стол, два стула. Яркая лампа, которую я сходу приглушаю. И – темная завеса магии отрицания, за которой обычно стоит инквизитор. Его постамент пока еще пуст – но надолго ли?

– Именем Великой тримудрой Богини!

Открываю папку, игнорируя стандартные фразы секретаря. Пятый год одно и то же.

– Дежурный дознаватель?

– Мейделин Локуэл, – заученно откликаюсь, вызывая в мозгу стандартный отзыв, – именем всего сущего клянусь не причинить зла и отделить зерна от плевел!

– Дежурный инквизитор?

– Риндан Максвелл, – глубокий зычный голос заставляет меня удивленно поднять бровь. Телепортировался, значит! – Именем всего сущего клянусь не причинить зла и отличить правду от лжи!

Голос мне не знаком, имя – тоже. Значит, новичок. Не удивительно, учитывая тот факт, что на прошлой неделе уволился весь инквизиторский состав.

– Да свершится правосудие! – заканчивает секретарь и незамедлительно приступает к делу, – введите задержанную!

Дверь открывается, являя мне заплаканную девушку в разорванном на груди зеленом платье в сопровождении двух гвардейцев кардинала. Я молчу, чувствуя, как мои губы против моей же воли сжимаются в линию. Нехорошо – владеть лицом нужно в полной мере. Но произвола я не допускаю, а в работе – уж тем более.

– Принесите плед, – прошу сдержанно, – и воду. – И, уже обращаясь к девушке, прошу, – успокойтесь, пожалуйста. Давайте побеседуем.

Закрываю папку, успокаивающе кладу пустые руки ладонями вверх на стол, откидываясь на спинку стула. Ну вот – пусть знает, что я не причиню ей вреда.

Мы сидим так некоторое время, пока не приносят необходимое. Протягиваю девушке плед, предлагаю воду. Наблюдаю, как маска ужаса на лице сменяется на более человеческое выражение. И – приступаю.

– Имя?

– Терра Уилсон.

– Должность?

– Служанка в доме Гордона Морриса.

– За что задержана?

– За воровство, – подает голос один из гвардейцев.

Жестом прошу его замолчать и вновь смотрю на Терру.

– Так за что?

– Хозяин… – она всхлипывает, – приставал. Неоднократно. Грозился уволить.

– А вы? – вопреки всем инструкциям у меня нет желания “тыкать” арестованным.

– Отказала. И он… – худые плечики начинают подрагивать и девушка закрывает лицо ладонями.

Но мне уже всё понятно.

– Он поднимал на вас руку?

Плечи подрагивают сильнее и до меня долетает всхлип.

– Приведите мистера Морриса.

Пока секретарь отдает распоряжения, я смотрю на Терру, стараясь впитать всё.

Букет эмоций разрознен, но мне не привыкать. Страх. Отчаяние. Боль – как физическая, так и моральная. Обида. Несправедливость. И – ожидание света в конце тоннеля.

Последнее, впрочем, неизменно у заведомо невиновных.

Спустя несколько минут девушку уводят. Мы не обмениваемся и словом – но я знаю, что сейчас её накормят и предоставят теплое одеяло.

Так всегда в мою смену. И, хоть я и доверяю коллегам, всё равно зайду – проверю.

В ожидании господина Морриса я постукиваю пальцами по столешнице. Торопиться некуда – до окончания смены ещё целых три часа, а дома ждет нетопленый камин и позавчерашние щи. Горничной нет уже полтора месяца – и, несмотря на регулярные объявления в газету и недурное жалование, претендентки обходят мой дом стороной.

Шутка ли – с дознавателем связываться?

Моррис входит сам. Дорогой сюртук, белоснежный воротник – холеный, как индюк. Брезгливо отодвинув стул, мужчина садится на самый краешек и тут же замирает от моего вопроса:

– Домогались?

От магической завесы идет едва заметная волна недовольства. Успокаивающе киваю головой – поняла уже, что перестаралась. Формулирую вопрос иначе:

– Вы делали непристойные предложения мисс Уилсон?

Лысая, как шар, голова Морриса мгновенно покрывается бисеринками пока, а сам он бледнеет. Ответ мне уже не нужен, но я всё же предпочитаю соблюсти протокол.

– Нет, что вы!

– Виновен! – выдаю, едва дождавшись реплики.

– Подтверждаю! – доносится из-за завесы.

Вот и всё. Открывая папку, будто во сне наблюдаю, как уводят брыкающегося Морриса. К нему будет применено пристальное дознание, а затем вынесен приговор соразмерно поступку.

Cекретарь выходит следом за обвиняемым, плотно притворяя за собой дверь. Вздыхая, я достаю из папки лист бумаги, переносное перо. Писанины здесь, конечно…

– Не любите насильников? – раздается над самым ухом.

– Не люблю, – соглашаюсь я и всё таки поднимаю голову.

Первое, что выхватывает мой взгляд – глаза. Продолговатые, с кошачьим разрезом, зеленые. Красивые. К ним прилагается четко очерченный овал лица, тонкий нос с чуть раздутыми, хищными ноздрями и подбородок с ямочкой. Темные волосы, забранные назад, довершают картину.

– Вам следовало уйти порталом. Положено по протоколу.

– Не люблю протоколы, – хрипло смеется инквизитор, – по правилам, я обязан воспользоваться им единожды во время заседания. Я воспользовался.

Хитро. Усмехаюсь, перевожу взгляд на бумагу и тут же тухну.

– В таком случае, можете покинуть допросную через дверь.

– Пожалуй, так и сделаю, – в его голосе все ещё сквозит улыбка, – мы с вами ещё увидимся, мисс Локуэл?

– Разумеется, – киваю я, выводя первые символы на бумаге, – на дежурствах.

– И всё?

– Я не задействована в пристальном дознании, – качаю головой я, – но там вам знакомств хватит. А теперь простите, мистер…

– Максвелл, – ещё раз повторяет он, хоть я и готова поклясться, что он понял мою небольшую уловку, – можно просто по имени – Риндан. Так не забудете.

– Благодарю… мистер Максвелл, – я подвигаю лампу, – я запомню. И хорошего вечера.

Я провожу за бумагами остаток дежурства. Срочных вызовов нет, а с теми, что есть, справятся утренние дознаватели. Заполняя страницу за страницей размашистым почерком, я расслабляюсь, погружаясь в свои мысли и ничуть не удивляюсь, внезапно обнаружив себя размышляющей о новом инквизиторе.

Интересный. Высокий, статный. Умный – дураков в инквизиторы не берут, тем более в дежурные. Это только в столице ставят во главу угла дар. А чем дальше в глубинку, тем больше мозгов требуется. Да и не прикроет никто в случае ошибки.

Писанина внезапно заканчивается и некоторое время я растерянно кручу в руках перо. Да, не удивительно, что мысли увели меня не туда. Два месяца без мужчины – для женщины не срок, а вот для дознавателя – целая вечность. Cовсем скоро – и я это чувствую, – эмоции, которые я в таком обилии собираю у задержанных, начнут сводить меня с ума. C неделю я смогу продержаться на зельях, ещё пару дней – на алкоголе, но потом за меня никто гроша ломаного не даст.

А значит, нужно начинать искать уже сейчас.

Я вздыхаю – хорошо инквизиторам, у них свои способы избавления от накопленного. Уж не знаю, как они это делают, но им постоянные контакты и не нужны. Жаль, не понимала этого в свое время.

А значит, придется зайти к Тревору – правда, контракты на любовь в последнее время он закрывает все реже.

Перед тем, как посетить свой кабинет, я заворачиваю за угол и по крутой лестнице спускаюсь вниз. Подземелье встречает сыростью и запахом мицелия. Но хотя бы тепло – приказ кардинала о дополнительном отоплении действует. Киваю в ответ на немые указания дежурного гвардейца и заглядываю в окошко ближайшей двери. Терра спит – закутавшись в одеяло, она лежит на кровати и лишь свет из коридора освещает её заплаканное лицо.

– Кормили? – обращаюсь к дежурному.

Тот согласно кивает:

– Щи, хлеб, картошка. Надолго она здесь?

– Недели на две две, – я поджимаю губы. Девушку жаль – но на время пристального дознания она останется в крепости: гвардейцев сейчас мало, а кардинал не любит впустую растрачивать человеческие ресурсы в поисках сбежавших свидетелей.

– Какие распоряжения будут?

Молодой парень мнется – если не будет, на кого сослаться, старшие товарищи быстро помогут определиться с судьбой служанки.

– Под мою личную защиту. Выделить одежду и обеспечить прогулки дважды в день.

Лицо гвардейца расцветает – разрешение на перенос ответственности получен.

Больше здесь оставаться незачем. Пожелав охраннику хорошего дежурства, поднимаюсь в свой кабинет и запираю документы в огромный сейф, занимающий половину стены. Обегаю взглядом комнату, опрокидываю стакан с недопитой водой над чахлым каланхоэ и, подхватив с вешалки шубку, закрываю дверь.

На выходе меня догоняет голос.

– Домой, мисс Локуэл?

– Да, – согласно киваю, – хороших выходных, мистер Максвелл.

Дверь за моей спиной закрывается, отрезая меня – пусть и над ничтожных два дня – от опостылевшего института дознания.

Прямо во дворе крепости ребятишки бросаются снежками. Поодаль стоит скособоченный снеговик с двумя ветками вместо рук. На месте привычной морковки – ещё одна палка. Усмехаюсь, проходя мимо – первым снегом в этом году завалило не только столицу, нам тоже досталось. Ну и славно – меньше промозглой сырости поздней осени, которая у нас зачастую и заменяет зиму.

Выхожу за ворота, поднимаю руку. Ждать приходится недолго – черный форменный экипаж подъезжает в считанные мгновения. Занимаю жесткое сиденье, говорю вознице адрес, устало прикрываю глаза. Всё. Домой.

Старый скособочившийся особняк на окраине Лаержа уютным уж никак не назовешь. Кованая ограда, низкая скрипящая калитка. Но мне хорошо здесь – стены толстые, летом поросшие мхом, зимой – инеем. Небольшой сад за домом. Гибридные яблони, посаженные прошлым хозяином, чувствуют себя хорошо и даже избирательно плодоносят. Надо бы садовника на раз вызвать, а не то зайцы, приходящие из леса, объедят всю кору.

Я купила этот дом два года назад, когда стало понятно, что остаюсь в городе. В первые дни долго ходила по коридору, прислушиваясь к скрипу древнего паркета и странным шорохам на чердаке. У дома была память – и я ценила её, поэтому не стала ни менять планировку, ни делать ремонт. Да и трубы пока хорошие – пару десятков лет еще менять не надо. То-то радовался клерк, впаривший мне здание за очень скромную сумму – знал бы он, что я и торговаться не собиралась, задрал бы цену повыше.

Дорожка засыпана снегом и только одинокая цепочка шагов, ведущая от двери до калитки, информирует, что дознаватель на работе. Что ж – прокладываю ещё одну цепочку, в обратном направлении. Зеленая дверь с тяжелым кованым кольцом на редкость мягко поддается – принимает ключ, мягко щелкает и открывается.

Я сбрасываю обувь, засовываю ноги в теплые тапки. Шубку снимать не тороплюсь – холодно. Шутка ли – с ночи не топлено! Прохожу в кухню, ворошу почти погасшие угли, долго на них дую в надежде возродить пламя. Не удается – приходится проходить всю долгую процедуру растопки. Шубка в итоге оказывается на вешалке – в ней неудобно таскать дрова. Но вот наконец каменный бок печки нагревается, я открываю тяжелый вентиль, который пустит тепло по трубам в спальню и присаживаюсь на стул.

Теперь – ждать.

Чувствуя, как теплеет в помещении, я откидываюсь на спинку cтула. Руки немного дрожат, а странная слабость в коленях дает понять, что времени у меня меньше, чем кажется. Да, пожалуй, стоит подстраховаться зельем.

Наконец температура в кухне становится приятной и я даже решаюсь переодеться. Сбрасываю прямо тут теплый свитер, ещё один свитер, полегче и, стуча зубами от холода, просовываю руки в рукава домашнего платья. Толстая вязаная шаль довершает наряд и я наконец выдыхая, чувствуя, как греет пух.

На леднике всё как всегда в конце недели: замороженная курица, до которой руки доходят не раньше выходных и печальная рыбья голова, укоризненно глядящая куда-то в вечность. Захлопываю крышку, усмехаюсь: хорошо, что я все предусмотрела.

Щи, загодя выставленные на заднее крыльцо, замерзли. Поковыряв ложкой лед, я решаю все же не торопиться и ставлю горшок в печь. Отрезаю ломоть хлеба, поливаю растительным маслом и посыпаю солью. Наливаю из кувшина на подоконнике простокваши: так тоже сойдет.

Сгрузив все на поднос, по скрипучим ступеням поднимаюсь вверх. Здесь я долго растапливаю крошечный камин, сделанный не иначе, как для красоты и замираю перед пляшущими огоньками, чувствуя потянувшееся от них тепло.

Всё, я дома.

Остаток вечера не отличается от других вечеров. Я долго листаю кодекс дознавателей, сверяясь с текущими изменениями, а затем забываюсь над очередным приключенческим романом. Забытый ломоть хлеба сиротливо лежит на подносе – я вспомню о нем уже глубокой ночью, забравшись под одеяло и даже закрыв глаза.

Всё как всегда. Никаких изменений. И мне нравится моя жизнь.

Утро будит меня гудком паровоза. Железнодорожный переезд в миле отсюда, но я сплю чутко, а поэтому просыпаюсь моментально. Сбрасываю одеяло, вскакиваю и подхожу к окну.

Из спальни открывается прекрасный вид на сад, начинающееся за ним поле и темнеющий вдалеке лес. В лесу, кстати, есть два озера, куда так приятно бегать купаться летом. Да и жить здесь намного приятнее тоже в теплое время года.

Из-за этого я и купила дом.

Два особняка по соседству с моим давно пустуют – арендодатели все не могут найти жильцов. Именно поэтому я вдруг замираю, углядев в одном из окон соседнего здания огонек. Хм… Трубы из спальни не видно, поэтому не могу сказать, затоплена ли печь. А если затоплена… интересно, как надолго хватит жильцов, узнай они, что по соседству с ними поселился дознаватель?

Кухня опять выстужена. Да, горничная нужна. Но последней хватило где-то на месяц, после чего она сбежала ранним утром, прихватив свои пожитки и забыв про жалованье. Но я вроде не такая страшная.

С такими мрачными мыслями я одеваюсь, беру с вешалки тулуп и, подхватив большую корзину, выхожу на крыльцо.

Ночью опять шел снег – мои следы засыпало. А вот соседи у меня действительно появились – из печной трубы соседнего дома валит дым, враз превратив угловатый дом колдуна в избушку лесной феи. Ну и отлично, вместе веселее.

Главное, на глаза не показываться. А то ещё вопросы будут…

От субботнего рынка меня отделяет четверть часа ходьбы. Но я не тороплюсь – наоборот двигаюсь прогулочным шагом, пытаясь запечатлеть всё – и низкое зимнее солнце над головой, и посверкивающий липкий снег, и деревья, укрывшиеся белыми шапочками. Через пару минут я сворачиваю в лес и некоторое время иду по опушке, наслаждаясь прекрасным зимним днем. Два беляка, не замечая моего любопытного взгляда, петляют невдалеке, оставляя на снегу восьмерки следов и темные горошины.

Но опушка заканчивается и мне приходится вернуться на дорогу. Здесь уже намного люднее – скрипят сани, запряженные лошадьми, пахнет жареным мясом и раздаются оклики торговцев. Не центр, конечно – почти деревня: недаром путь с работы пролегает через лес. Но… всё же лучше, чем каменная махина города.

Добравшись до рынка, я не спешу. Неторопливо прогуливаюсь между прилавков, сравниваю цены, где-то даже торгуюсь. Корзина постепенно заполняется продуктами. Продвигаясь к мясным рядам, я скольжу взглядом по мешкам с картошкой, как вдруг уже знакомый голос выбивает меня из колеи:

– Доброго утра, мисс Локуэл!

Я замираю. Нет, не показалось – со мной определенно поздоровался…

– Доброго, мистер Максвелл, – я всё же поворачиваюсь. Зеленые глаза иронично глядят на меня, а я внезапно ощущаю спазм внизу живота. Но виду не подаю, просто вежливо киваю головой, – как-то часто мы с вами начали встречаться, не находите?

– А почему бы и нет? – инквизитор улыбается. Он, как и я, одет просто – в короткую дубленку, теплые штаны, сапоги, – кто из нас не ходит по ярмаркам? Кстати, хотите чаю? Я приглашаю.

Я смущенно улыбаюсь – не была готова к такому напору. Но отказываться не хочется, да и домой, если честно, возвращаться не с руки.

– Спасибо.

Не говоря больше ни слова, мужчина забирает корзину и приглашающе подает мне руку, а я всё не могу избавиться от мысли, что как-то всё… странно. И, пока мы движемся к таверне, я пытаюсь понять: что не так?

Но не успеваю. Открывшаяся дверь допускает нас в теплое помещение, наполненное запахом жареного мяса и трав, а Максвелл уже ставит корзину на лавку и приглашающе отодвигает мне стул. И, что ужасно – я не могу уловить его эмоций: эта возможность доступна нам только в рабочее время. Сегодня же выходной – и пелена заклинания надежно скрывает мужчину от моего дара. Впрочем, это заклинание двустороннее.

Хоть в этом от него польза.

– Ну? – Риндан занимает стул напротив и заговорщицки смотрит на меня, а я… почему-то смущаюсь.

– Что?

– Какой чай будете, мисс Локуэл?

Открываю меню. Но не читаю – за пять лет выучила наизусть. Просто смотрю в кожаную папку и пытаюсь справиться с происходящим. А справляться есть с чем – губы начинают дрожать, под ложечкой посасывает, а Максвелл – вон он, сидит совсем рядом, не догадываясь о том, что со мной происходит.

– Черный. С чабрецом, – делаю выбор, захлопывая меню.

Инквизитор тут же подзывает подавальщицу – веселую девушку в форменном переднике:

– Чёрный чай с чабрецом, пожалуйста. И… что у вас к чаю?

– Пирожки с яблоком, – девушка симпатично краснеет и довольно умело стреляет глазками. Кажется, мимо – Максвелл спокоен как удав, только в глазах бегают смешинки.

– Давайте. И баранки. И мед. И варенье, – спокойно проговаривает он заказ, а я чувствую, как глаза лезут на лоб.

– Мистер Максвелл, – решаюсь я, наблюдая, как отходит подавальщица, – вы серьезно рассчитываете всё это съесть?

– Я рассчитываю, что вы мне поможете, – усмехается он, а я пораженно качаю головой.

Не то чтобы я всё это не ела…

Когда приносят чай, я уже успеваю освоиться. Помещение теплое и заполнено такими знакомыми отголосками эмоций. Я привычно их игнорирую – сказывается пятилетний опыт и уже заполненный эмоциями резерв. К Тревору нужно зайти не позже понедельника – если я не сброшу накопленное, проблемы у меня начнутся уже к следующей пятнице.

Решено! Выеду из дома пораньше, перед работой и заскочу.

– О чём думаете, мисс Локуэл? – инквизитор смотрит на меня, положив локти на стол.

– О своем, – коротко информирую мужчину о нежелании сближаться.

– Простите мое любопытство, – зеленые глаза искрятся весельем, – у вас просто такая выразительная мимика…

“Знал бы ты, о чем я думаю, так бы не веселился” – про себя проговариваю я, мило улыбаясь. Инквизиторам положено опустошать резерв реже – но на них и нагрузка вдвое меньше. Интересно, как он справляется?

Тем временем приносят чай и инквизитор проявляет себя прекрасным хозяином – наполняет чашки темной ароматной жидкостью, кладет на мое блюдце румяный пирожок и вообще ведет себя так, будто я в гостях у него дома, а не в краевой таверне. Он ничего не говорит – но улыбается при этом так, что мне становится не по себе.

– Хорошая погода, – начинаю осторожный разговор я, отламывая кусок еще теплой выпечки.

– Отличная, – серьезно кивает он, будто понимая мое смущение, – говорят, в Лаерж снега приходят редко.

– Иногда вообще не приходят, – улыбаюсь, – мы привыкли довольствоваться поздней осенью до весны.

– Значит, мне повезло.

Мы замолкаем. Я обеими руками вцепляюсь в чашку. Чай крепкий, заварен правильно. Только зеленые глаза напротив не дают покоя – я глотаю горячую жидкость, почти не чувствуя вкуса.

– Вы надолго?

– Боюсь, что да, – улыбается он, разводя руками, – инквизиторов ведь у вас не осталось. Со мной заключили контракт на полгода.

Я киваю. Со мной тоже заключали договор на тот же срок. И я ещё наивно надеялась, что по истечению контракта меня сочтут непригодной для службы.

– Почему вы выбрали такую тяжелую должность, мисс Локуэл? – зеленые глаза уже не смеются – напротив, инквизитор предельно серьезен, – женщин на службе короны мало. Я бы сказал, единицы.

– Из-за моего дара, – решаю я не делать из очевидного тайны: все-равно рано или поздно узнает, – у меня большой резерв, а ещё я эмпат четвертой категории. Как вы понимаете, особого выбора у меня нет.

– Понимаю, – Максвелл откидывается на спинку стула и стучит пальцами по столешнице, – да, здесь момент тонкий…

– А вы? – задаю вопрос я прежде, чем разговор перейдет туда, куда не хотелось бы, – почему стали инквизитором?

– Примерно по той же причине. Резерв, правда, у меня небольшой…

“Значит, опустошать надо ещё реже” – думаю я, размешивая сахар. Понятно, почему он держится так спокойно.

– … но в отличии от вас, я эмпат шестой степени.

Услышанное заставляет меня замереть и удивленно посмотреть на мужчину.

Шестой. Последний, высший уровень эмпатии! В прошлом веке таких называли видящими, а в позапрошлом – еретиками. Собственно, из-за позапрошлого века их и осталось мало – Инквизиция хорошо проехалась по королевству, повсеместно истребляя эмпатов. А, учитывая, что свойство к эмпатии передается из поколение в поколение, то…

– Мистер Максвелл, а зачем вам это нужно? – вопрос срывается у меня с губ прежде, чем я успеваю включить голову. Инквизитор удивленно поднимает голову и я вынуждена продолжить, хотя больше всего мне хочется провалиться под землю, – с вашим уровнем вы можете работать консультирующим инквизитором, без заключения контрактов, без этой…

Я не заканчиваю – вижу, что он понял и слово “кабала” так и остается непроизнесенным.

Максвел отвечать не торопится – берет с блюда пирожок, добавляет в чай два кусочка сахара, неторопливо орудует ложкой.

– Понимаете, мисс Локуэл, – наконец разражается он, – к сожалению, здесь дело во мне. Понимаете…

Он допускает паузу. Я терпеливо жду.

– Я трудоголик.

Это неожиданное признание заставляет меня рассмеяться. Смеюсь я долго, вначале прикрывая рот ладонью, а затем и без нее – заливисто, взахлеб. Максвелл вначале весело пялится на меня, а затем внезапно поддерживает – и вот уже мы смеемся в два голоса, заставляя оглядываться многочисленных посетителей таверны.

Как ни странно, эта неловкая ситуация здорово разряжает атмосферу и следующие полчаса я провожу, увлеченно слушая нашего нового инквизитора. И он меня не разочаровывает – вдохновенно рассказывает какие-то забавные эпизоды из службы, сыплет байками о столичной жизни и в какой-то момент я даже забываю, что мы сидим в битком набитой забегаловке. Мне интересно – давно у меня уже не было таких ни к чему обязывающих разговоров. И инквизитор это понимает, потому что подливает мне чай и срывается в ещё одну историю. Он не спрашивает, не интересуется – он дает мне возможность просто провести время в приятной компании. И я за это благодарна.

Наконец, после очередной истории и уже непонятно какой по счету чашки чая я случайно бросаю взгляд на окно и ойкаю, углядев за ним синие сливки сумерек. Часы обреченно демонстрируют мой провал – большая стрелка медленно ползет к трем. Кажется, мы засиделись…

– Кажется, мы засиделись, – транслирую мысль Максвеллу.

Тот удивленно поднимает бровь, но не спорит – просит подавальщицу принести счет и завернуть с собой пару несъеденных пирожков. И – вновь лукаво смотрит на меня.

– Вас проводить, мисс Локуэл?

– Не стоит. У меня ещё здесь планы. Спасибо за чай, мистер Максвелл.

– Просто Риндан, – поправляет он меня.

В этот раз спорить я не хочу.

– Хорошо.

Я набрасываю на голову платок, обматываю его концы вокруг шеи и инквизитор помогает мне надеть тулуп. Странное ощущение мужского тепла за спиной аукается мне очень скоро – сходя с крыльца таверны, я подскальзываюсь и падаю. Но не успеваю – меня быстро подхватывают и ставят на ноги, а я с сожалением констатирую в гортани знакомый спазм.

– Ну что же вы, мисс Локуэл, – укоризненно сообщает поймавший меня Риндан, – смотрите под ноги.

Я сдавленно благодарю, держась за деревянный поручень и отчаянно надеясь, что инквизитор не поймет. Вроде удается – мужчина, прищурившись, смотрит на меня, но ничего не говорит. Лишь подставляет локоть и уточняет, куда мне теперь.

– В книжную лавку, – прошу я, так и не понимая, помогут ли мне эти проводы или нет.

– Я могу вас подождать, – предлагает Риндан, но я качаю головой.

– Благодарю, но нет. Боюсь, я надолго.

Дальнейшей настойчивости не следует. Проводив меня до низкого покосившегося здания, Максвелл прощается, желает хорошего вечера. Отвечаю тем же – и расстаемся мы на приятельской ноте. Не дожидаясь, пока мужчина скроется за поворотом, я взбегаю по низкой лестнице и толкаю дверь, вдыхая восхитительный запах бумаги и типографских чернил.

Я сижу в лавке долго – до тех пор, пока за окном окончательно не сгущается ночь и не зажигаются фонари. Присев за стол, листаю томик за томиком, старательно игнорируя вопросительные взгляды продавца. Наконец отбираю с десяток книг и, договорившись о доставке, выхожу в ночь, с наслаждением вдыхая морозный воздух. И только поймав извозчика, внезапно понимаю, что мясо я так и не купила.

Темная дорога способствует мыслям. Уткнувшись носом в воротник тулупа, я вспоминаю сегодняшний разговор. Интересно, есть ли у инквизиторов семьи? Ответа на данный вопрос я точно не получу – данные о личной жизни эмпатов выше пятого уровня хранятся под знаком государственной тайны. Сомневаюсь, что Максвелл сделает для моего любопытства исключение.

Сомневаюсь, что я его вообще о подобном спрошу.

Придерживая рукой корзину, я почти сползаю в сон, пока судорога, ящерицей пробежавшая по спине сверху вниз, не заставляет меня открыть глаза. Странно, в прошлые разы приступы были намного реже… неужели последнее дознание так повлияло?

Поэтому я так не люблю допрашивать женщин. Слишком много эмоций – разных, зачастую противоположных, куча полутонов и оттенков… не каждый выдержит.

Извозчик тихо правит санями. Мы движемся по заснеженной лесной дороге и только звон колокольчика оглашает округу. Тихо… волков здесь нет, изредка встречаются дикие кабаны и лоси. Но с наступлением зимы покой в округе нарушают только зайцы, наглость которых порой не знает границ.

И яблони надо укрыть…

Когда мы подъезжаем к калитке, я первым делом смотрю на соседский дом. Из трубы по прежнему идет дым, да ещё горит окошко на первом этаже. Там располагается кухня – я точно это знаю, так как перед покупкой осмотрела все дома на этой улице.

Интересно, кто же там живет?

С этими мыслями я отпираю дверь, переодеваюсь и даже достаю с ледника курицу. Дом, протопленный с утра, хорошо держит тепло и мне всего лишь остается повернуть несколько вентелей для нагрева воды: мысли о горячей ванне приходят сами собой.

Я разогреваю щи, ставлю запекаться курицу с картошкой и при этом гипнотизирую взглядом одинокий томик на подоконнике: приключенческие романы – моя страсть. И, пусть я путешествовала мало, что мне мешает сделать вместе с любимыми героями на страницах книг?

Пока готовится еда, я не выдерживаю – плюхаюсь в кресло и раскрываю книгу. И – пропадаю. И лишь почуяв запах подгорающей еды спохватываюсь и в последний момент успеваю спасти курицу от сгорания, а себя – от голодной смерти. И все для того, чтобы снова вернуться в кресло.

Нет, всё-таки меня только могила исправит.

Утро встречает меня все тем же гудком паровоза. Подойдя к окну, я первым делом бросаю взгляд на соседский дом. На этот раз в окнах темно, зато фонарь над задней дверью горит крошечным светлячком. Живут. Приятно.

Привычно сбегаю вниз, ставлю чайник, смотрю на часы. Извозчик заедет через полчаса, а значит времени впритык.

Но мне хватает. Бросаю в сумку сменную одежду (дети же – на всякий), расческу, припасенные с визита на праздничную ярмарку гостинцы и к тому моменту, как у калитки звонит путевой колокольчик, мне остается только накинуть шубку. Платок предпочитаю проигнорировать – скручиваю тяжелый шелк волос в узел, закрепляю из-за нехватки времени первым, что попалось под руку и захлопываю дверь, предварительно захватив с притолоки ключ.

Экипаж на этот раз закрытый и мне удается расслабиться и даже прочесть несколько глав, не отвлекаясь на холод и неудобства. Писатель ведет героев в дебри сказочного леса и я уже готова преодолеть волшебный рубеж вместе с ними, но экипаж останавливается возле знакомого дома белого камня с голубыми ставнями и железным флюгером на трубе.

– Приехали, хозяйка, – лениво откликается извозчик.

Выйти спокойно мне не дают. Дверь дома распахивается (ждали, я знаю) и ко мне летят две кометы.

– Тетя Мейд!

Привычно подхватываю подлетевшего первым Лоя на руки, чувствуя, что волосы вновь падают на плечи.

– Надорвешься! – усмехается Адель, степенно спускаясь с крыльца. Могла бы и скорее, но огромный живот с очередным моим племянником нужно носить бережно, о чем я и напоминаю ей каждый свой приезд.

– Всё хорошо, – улыбаюсь я сестре прежде, чем на моих волосах начинает висеть маленькая Тайра.

– Тетя Мейд, тетя Мейд, а меня?

– И тебя, мой хороший, – подхватываю на руки и этот крошечный шарик радости. Извозчик не торопится – улыбаясь, смотрит на наш привычный семейный разврат.

– Давайте в дом, – подгоняет сестра, сдувая с лица рыжую прядь. Адель пошла в мать – мне же достались темные локоны отца. И, к сожалению, его дар.

Держа Тайру одной рукой, второй неловко расплачиваюсь с извозчиком и рычу на Адель, которая умудрилась подхватить мою сумку. Препираясь и смеясь, мы заходим в дом и я тут же слышу шум механической коляски.

– Привет, Мейделин, – Джо въезжает в комнату, ловко управляясь с рычагами.

– Привет, – целую в щеку крепкого мужчину, волей судьбы оказавшегося прикованным к коляске. Это не сказалось на их браке – да и на детях, если посудить, тоже.

Лой залетает в коридор вслед за нами и тут же уносится куда-то в лабиринты дома.

– Давай, мой руки и за стол, – командует Адель, повязывая передник, – совсем тебя заждались.

– Но я не опоздала! – пытаюсь оправдаться я, уже открывая кран.

Адель в очередной раз проявила чудеса кулинарной сноровки. Пользуясь случаем я отдаю должное и жаркому из кролика, и сырному салату, и хрустящим картофельным шарикам. И только когда сестра вносит огромный сливовый пирог, а дети вылезают из-за стола и отправляются потрошить гостинцы, мы можем поговорить.

– Как на службе? – она всегда задает этот вопрос. Сестра простить себе не может, что дар достался мне. Но я в тот момент действительно была сильнее – лихорадка не пощадила нашу семью, сократив её численность и подорвав веру в светлое будущее у отца.

– Хорошо, – я вгрызаюсь в пирог и зажмуриваюсь от удовольствия: вкусно!

– На следующие выходные приедешь?