Текст книги "Шанс для дознавателя"

Вальтц тогда от меня не отходил. Держался рядом, хоть и осознавал, что радости от этого – никакой. Вежливо подавал папку за папкой, попросил включить свет…

Интересно, раньше он тоже с Ринданом работал? Судя по манере их общения, они были знакомы и до прибытия в Лаерж.

Когда огонь в камине прогорает, я включаю переносную лампу и пишу, пишу, пишу. Время неторопливо шествует мимо, оставляя меня в полусогнутом состоянии над исписанными листами бумаги. Разные дела, абсолютно разные… воровство, убийства, разбой, насилие, клевета… В какую сторону сфабрикованы показания, тоже неясно – это будет устанавливать королевская комиссия дознания, а это значит – снова допросы, бесконечные очные ставки и куча проблем.

Когда за окном начинает брезжить предутренняя серость, я наконец откладываю перо. Передо мной лежат, исписанные мелким почерком, около двадцати листов. Вот бы сейчас и в голове был такой порядок. Но – нет. Я чувствую себя как после двойного дежурства без единого часа сна.

Кровать манит к себе небрежно откинутым одеялом и, укладываясь на подушку, я будто чувствую запах Риндана. Интересно, вернется ли он? У него же есть ключ. Хотя, наверное, он предпочтет выспаться дома. Шутка ли – такой марафон?..

Но Максвелл возвращается. Он приходит под утро, когда окна заполняется серым светом. Я лишь на миг приоткрываю глаза, чувствуя, как матрас прогибается под весом мужчины. А затем… горячая рука притягивает меня к твердому телу, а губы инквизитора легко пробегаются по моему виску, спускаются к ямочке за ухом, затем к ключичной впадине…

– Что ты делаешь? – шепчу я, улыбаясь.

– Здороваюсь, – так же полушепотом отвечает он, – ты спи, спи.

– Ты думаешь, я после такого засну? – фыркаю я, обнимая его за шею.

Он понимает и отвечает на ленивый предутренний поцелуй. И я не сопротивляюсь, чувствуя, как его рука беспощадно сминает плотную материю рубашки, пробираясь к бедрам и животу.

Раздеваться не приходится – желание приходит медленно и неотвратимо. И вот я уже мечусь под мужчиной, не желая открывать ещё сонные глаза. Наверное, это хорошо – я будто превращаюсь в сгусток эмоций и даже пелену отрицания не набрасываю – только таю вначале от его нежных прикосновений и поцелуев, а затем от ощутимых, но осторожных толчков внутри меня.

В этот раз меня хватает надолго – сказывается вчерашний день. Риндан мягко подводит к пику удовольствия и так же мягко, но решительно выталкивает в невесомость. И как ему только удается…

После секса я вновь засыпаю – абсолютно неправильно, не сказав ни слова и счастливо уткнувшись ему в грудь. Комната вновь выстужена, но мне хватает тепла, исходящего от мускулистого тела мужчины. Мне очень хорошо… и ему, судя по всему, тоже.

Утро встречает… теплом. В камине жарко потрескивает пламя, я мое платье приглашающе висит на стуле, рядом с шалью. Риндан же обнаруживается на кухне – но на этот раз у него в руках не приключенческий роман, а исписанные мной вчера листы. Я уж было вспыхиваю до корней волос, но тут же понимаю, что написанное ночью касалось лишь работы, а значит – никакой крамолы.

– Пыталась найти логичное объяснение, – объясняю коротко, присаживаясь на соседний стул.

Не отрываясь от писанины, Максвелл подвигает мне чашку, до краев наполненную горячим какао:

– Да я уже понял.

Он переворачивает лист и начинает читать написанное на обратной стороне. Некоторое время я наслаждаюсь напитком, а затем не выдерживаю:

– Что на работе?

– Дурдом, – он со вздохом откладывает писанину и устало глядит на меня, – королевская комиссия дознания перевернула архив вверх тормашками, добралась до дел десятилетней давности. Проверяет все.

По мере рассказа мужчины мои брови медленно ползут вверх. Ну ничего себе! Я-то думала, что…

– Нашли признаки фальсификации в делах пятилетней давности, – прерывает мои мысли Риндан, – сейчас таких дел стало больше. Намного больше.

– Осмелели, значит… – выдаю я, сжимая чашку обеими руками.

– Возможно, – уклончиво соглашается мужчина, – пока сложно говорить. Сейчас пройдет смерч и сможем понять.

Я фыркаю – сравнение комиссии дознания со смерчем на редкость удачное.

– Я хочу съездить на работу, – выдаю осознанное вчера.

Теперь удивляется уже Максвелл.

– Зачем?

– Ну надо же мне когда-то там появиться, – я поднимаю на мужчину глаза, напарываясь на серьезный ответный взгляд.

– В архив доступ за сутки заказывать нужно.

Вот, значит, как…

– Тогда сегодня закажу.

Я неумолима и мужчина это понимает. Взгляд напротив теплеет и Риндан откидывается на спинку стула и тоже берет чашку.

– Ты надолго?

– Пару часов, не больше, – я на мгновение замираю, но все же решаюсь договорить, – ты… останешься?

– Я бы с удовольствием, но хочу забежать домой, – разводит руками он, – надо хотя бы пару часов поспать. Давай вечером увидимся?

– С удовольствием, – улыбаюсь я, уже понимая, что эта фраза звучит о-о-очень двусмысленно.

Глава 5

От города за эти пару дней я отвыкла – так всегда со мной после выходных. Без особой охоты вглядываясь на проплывающие мимо окна истуканы особняков, я пытаюсь привести мысли в рабочее состояние. Тщетно – зеленые глаза инквизитора всё портят. Он будто сидит рядом, глядя на меня с характерным прищуром и смешинками, к которым я так сильно привыкла за столь короткое время.

Наконец экипаж останавливается перед нависающим над площадью зданием крепости. Сегодня мне не к главному входу – запасной подойдет. Скользя вдоль кованой ограды, я сворачиваю в незаметную глазу калитку и через небольшое кладбище – дань темным векам – выхожу к едва различимой в сухом плюще двери. Медный колокол, заслышав мое приближение, тут же дергается два раза – магия присутствия, которой пропитано все вокруг, не дремлет. Хотелось бы мне взглянуть в глаза магу, который способен на такое чудо.

– Мисс Локуэл? – Эйджес, наш сторож, пропускает меня внутрь. Он не один – пара гвардейцев кардинала стоят на страже и здесь. Приветливо киваю, стягивая с головы платок. На миг задерживаюсь перед неприметным окошком в стене и, получив молчаливое согласие дежурного инквизитора, прохожу внутрь – за мрачную решетку ворот.

Отсюда коридор может привести как наверх, в обитель правосудия, так и в подземелья, где томятся виновные и свидетели. Мне очень нужно в мой кабинет, но прежде я все равно миную два лестничных пролета вниз и нос к носу сталкиваюсь с охраной. Мне повезло – паренек, знакомый мне по прошлому посещению подземелья дежурит и сегодня.

– Всё в порядке?

Не дожидаясь ответа, прохожу к уже знакомой двери. За крошечным окошком для подачи еды горит свет. Терра обнаруживается на кровати – закутанная в одеяло, в свете лампы она читает старую растрепанную книгу и губы её двигаются, беззвучно проговаривая слова. Мне очень хочется зайти, узнать, как у девушки дела, но я не тороплюсь – знаю, что свидетели иногда выдают нетипичную реакцию. Ещё бы, в условиях полной изоляции.

– Моррис где?

Гвардеец морщится, точно вспоминая, и наконец выдает:

– Перевели в центральную тюрьму для пристального дознания.

Я холодею, чувствуя, как брови сами по себе ползут вверх. Как интересно… перевели? Почему не уведомили меня?

Про Терру я забываю сразу. Скомкано прощаюсь и, даже забыв пожелать хорошего дня, ныряю в низкий проем, за которым начинается лестница.

По ступеням я не иду – взлетаю. Миную пустоту холла, в центре которого уже установили древо ко дню Отца, проношусь по широкой парадной лестнице и, свернув в боковой коридор, по узким ступеням поднимаюсь в свой кабинет. Ключ проворачивается в замке со скрежетом, я щелкаю рубильником, наполняя комнату светом и уже через мгновение озираю вверенное мне хозяйство.

Ничего не изменилось – разве что каланхоэ стоит на низком столе у окна. На мгновение я чувствую горячий прилив благодарности – Максвелл убрал растение с подоконника, где зимние заморозки могли его убить. Но эта мысль проносится в моем мозгу мельком, а сама я, гремя ключами, уже открываю сейф. Заклинание кода поддается не сразу – раза с третьего, когда я уже начинаю терять терпение. Тяжелая кованая дверь будто сама по себе отъезжает в сторону, являя мне нутро несгораемого сейфа.

Дело Морриса лежит там, на второй полке, там же, где я его оставила. Опершись на стену, я рвано выдыхаю, окончательно осознавая, что дело нечисто.

Кабинет моего непосредственного начальства находится на этажом выше, аккурат над моим кабинетом. Но чтобы добраться туда, приходится вернуться в главный холл и подняться по центральной лестнице. Широкие мраморные ступени наводят на мысли о прошлом веке – крепость строилась ещё с расчетом на борьбу с еретиками. Как удивительно… каких-то сто лет – и ситуация поменялась, и теперь сами еретики заселили мрачное здание с каменными горгульями под крышей.

Третий этаж кардинально отличается от остальных. Пол устилает мягкий ковер и, прежде чем войти, я долго топчусь, не решаясь примять толстый ворс. Очищающее заклинание сыграет свою шутку, не оставляя на материи следов, но мне все равно неловко – впрочем, как и всегда, когда я вынуждена общаться с Лоуренсом.

Секретаря я знаю – сталкивались на допросах. Улыбчивый парень здоровается и, узнав, что мне нужно, скрывается за дубовой двустворчатой дверью, а я присаживаюсь на стул для посетителей. Дело, которое я захватила с собой, чинно лежит у меня на коленях. Оглядывая приемную, я успеваю заметить небольшую рокировку: цветок, который всегда стоял у окна, передвинут в центр, а картины перевешены, оголяя одну из стен. В свете вечного уюта святая святых начальства это выглядит донельзя странно, но я уже не удивляюсь – мне и в работе странностей хватает.

Долго ждать не приходится – уже через минуту дверь распахивается и секретарь жестом просит меня войти. Я смущенно улыбаюсь и проскальзываю в открытую створку, будто тень.

Каждый визит к Лоуренсу – как первый. Я не столько боюсь этого старого вояку, сколько опасаюсь воспоминаний, которые обязательно возникают после встречи с начальством. Вот и сейчас, стоит мне появиться на пороге, седовласый мужчина тяжело поднимается из-за стола и, улыбаясь, указывает на мягкое кресло у стены.

– Мейделин! Я думал, тебя уже не увижу в этом году!

Я смущенно улыбаюсь – Лоуренс, старый друг отца, питает ко мне лишь самые лучшие чувства. Уже присаживаясь на упругую подушку кресла, я вспоминаю, что Джо, кажется, что-то говорил про их переписку. Да, с него станется – круг общения мужа сестры достаточно обширен.

Глядя в голубые, немного выцветшие глаза начальника я слегка расслабляюсь. Нервозность, вызванная странностями с делом Морриса, постепенно отходит на второй план. Я отказываюсь от предложения выпить чаю и, немного подавшись вперед, выкладываю дело на низкий стол у кресла:

– Морриса забрали в центральную тюрьму. Дело не запросили.

Брови Лоуренса ползут вверх, но ненамного: начальник умеет сдерживать эмоции. Задав несколько коротких вопросов касательно непосредственной процедуры дознания, он подходит к столу и, набрав короткий номер, бросает в трубку несколько резких распоряжений. Я хмурюсь. Невзирая на то, что чувствую себя правой, ощущение заваренной каши не радует. Это не укрывается от начальства – заметив резкие перемены в моем настроении, мужчина усмехается и легкомысленно машет рукой:

– Забудьте. Возможно, они взяли копию дела из архива.

– Откуда в архиве копия? Её еще не сняли.

Голубые глаза сосредоточенно прищуриваются, а начальник зависает над столом, сосредоточенно постукивая по столешнице пальцами. Несмотря на тревогу, меня начинает пробирать смех: уж больно Лоуренс становится похож на Риндана: тот же сосредоточенный взгляд, та же морщинка между бровей…

Поймав себя на неугодных работе мыслях, я встряхиваю волосами, прогоняя из головы все лишнее. Как раз вовремя – мужчина оживает, выпрямляется и глядит на меня:

– Мне нужно будет время разобраться. Мейделин, вы можете идти. Нужно будет – вызову.

Я кручу в руках так резко ставшее никому не нужным дело:

– А это куда?

– У себя пока оставьте, – немного раздраженно бросает Лоуренс, но тотчас исправляется, глядя на меня немного виновато, – простите за резкость. В архиве сейчас такое… – он повторно взмахивает рукой и я уже понимаю: отдавать дело туда – не лучшее решение. Особенно учитывая последние подделки дел.

– Хорошо, – я киваю, захлопывая папку, – я уберу в сейф.

– Отличная идея, – в этот раз поддерживает Лоуренс, а я улыбаюсь, глядя, как пропадает складочка между бровей.

С сейфом я вожусь долго: идея сменить защитное заклинание возникла неожиданно, но была воспринята мной вполне благосклонно. Отставив каланхоэ обратно на подоконник и придвинув к сейфу низкий столик, я долго пыхчу, снимая старый код. Все-таки защитные заклинания – это не мое: в прошлые разы я вынуждена была вызывать для шифрования мастера кода. Но сегодня мне почему-то важно сделать всё самой, даже если на это уйдет масса времени.

Но все происходит иначе – сняв защитное заклинание, новое я ставлю за пару минут. Прищуриваюсь, не веря, проверяю защиту на просвет – все идеально. Тонкая золотистая вязь, видимая только поставившему или мастеру, опутывает железную коробку сейфа неприступной сетью. Взломать можно, конечно – но в таком случае я тут же почувствую отдачу от разрушившегося заклинания и смогу принять меры.

Особенно при пустом резерве.

При мысли о недавнем освобождении я слабо улыбаюсь – пустой резерв дает массу преимуществ: острее ощущаются эмоции, ярче видятся матрицы заклинаний и, конечно же, исчезает тревога за свое грядущее состояние.

Последнее – важнее.

Я кладу дело на полку и долго гляжу на него, точно желая удостовериться, что оно там, где ему надлежит быть – под надежной защитой толстой двери. Затем щелкаю замком и, набросив сверху защитную вязь, проворачиваю ключ. Всё. Теперь никто, кроме меня не сможет открыть сейф, прежде не оберясь проблем.

Домой я добираюсь долго. Прежде прошу извозчика сделать круг, заехав к мяснику: продукты дома подошли к концу. Когда экипаж тормозит, я быстро выскакиваю из двери и, несмотря на заверения возницы, что он подождет бегу в приветливо распахнутые двери лавки. Очереди нет и уже спустя пару минут я становлюсь обладателем сразу двух тушек – утиной и куриной – и увесистого свертка с говядиной. Убедившись, что на неделю мне этого точно хватит, я сажусь в экипаж и с облегчением выдыхаю: успела за четверть часа до закрытия.

Движемся мы медленно – сказывается дневной снегопад. Несмотря на вечер, город не спит – напротив, его вовсю украшают ко дню Отца и, глядя на разноцветные гирлянды, растянутые на улицах, я незаметно для себя начинаю улыбаться. Центральная площадь тоже не остается незамеченной – точно желая сделать мне приятное, возница закладывает круг и мы едем мимо небольшой ярмарки с подарками, минуем центральное древо, выставленное на небольшом возвышении и, заложив небольшой вираж у витрины пряничного магазина, сворачиваем в боковой переулок.

У дома я выхожу в хорошем настроении, которое тут же становится лучше, стоит мне увидеть, как из трубы соседнего дома валит дым. Видит тримудрая Богиня, что за время проживания здесь я знатно устала от приятного вначале уединения. Вот только странно – осознала я это лишь после того, как у нас с Ринданом…

Неожиданная мысль заставляет меня замереть, не дойдя до крыльца. А что у нас с Ринданом?

Зайдя в дом, я не включаю свет. Озарение, внезапно обрушившееся на голову, заставляет присесть у двери и прикусить губу.

Я ни разу не слышала об отношениях между эмпатами – возможно, потому, что девушек на службе короны единицы, у меня и нет ответа на этот вопрос. А значит, и рассматривать отношения с Максвеллом ввиду этого очень странно. Но Риндана, похоже, это не волнует.

Я ещё раз вспоминаю тот самый вечер. Спокойный голос инквизитора, его завлекательный, слегка ироничный взгляд, глаза, поблескивающие в полумраке комнаты… мужчина явно знал, что делает. Ну, или сделал вид, что знает.

Как вообще отреагируют наши резервы при… длительном контакте?

Контракты у Тревора я оформляла часто – ещё с момента своего первого визита, когда приезжала еще на собеседование: Адель, напуганная моей ситуацией с переполненным резервом, настаивала на профилактике. Со временем это вошло в привычку и, уже по прибытию в Лаерж я на второй же день отправилась знакомиться с Нейтом. Тот, помнится, долго удивлялся, узнав мой возраст: двадцать лет – не самое подходящее время для начала работы дознавателем. Но я уже ничего поделать не смогла – Лоуренс с заботливостью опытной наседки взял меня под крыло. Старый друг отца чувствовал перед ним ответственность за мою судьбу, да и я не возражала: так или иначе куда-то на службу пристроят. Адель и Джо, к тому времени выписанный из госпиталя (и списанный, пусть и не до конца, со счетов), поселились рядом, решив сразу две проблемы: приобретя подходящую недвижимость и сняв со своих плеч груз ответственности за мою судьбу. Но против я не была.

А вот мужчины… их было много. Как-то я пыталась пересчитать, но сбилась уже на втором десятке: Нейт тогда оформлял разовые контракты. Но, если посудить, оно и к лучшему – привыкания не возникает, а со временем начинаешь относиться к сексу, как к рабочему моменту. Уже к концу первого года службы я втянулась и лишь усмехалась, когда виделась с мужчиной повторно.

А теперь вот Максвелл. И что-то мне подсказывает, что других партнеров в ближайшее время у меня не предвидится. Да и…

Новая мысль бьет по голове сильнее прежней. Поднявшись на ноги, я все-таки сбрасываю шубку и непослушной рукой поворачиваю рычаг выключателя. Вспыхнувший свет ослепляет и, заслонившись ладонью, я осознаю второй момент.

С Максвеллом у нас, кажется, не только секс.

Звонок магического передатчика раздается тогда, когда я, обмазав утиную тушку смесью соли и меда, пытаюсь засунуть её в печь. По скорому ополоснув руки, поднимаю тяжелую трубку, зажимая её плечом, чтобы не испачкать.

– Мейделин?

Несмотря на мрачные мысли, я все-таки улыбаюсь:

– Добрый вечер, Риндан.

– Как на работе?

– Ничего нового. Ты выспался?

– Да, и готов к новым подвигам. Буду через полчаса.

Киваю, словно он может меня видеть:

– Жду.

Повесив трубку, я долго пялюсь в пространство, будто пытаюсь осознать сказанное. Да душе спокойно и хорошо и обруч мыслей, сжимающий виски, постепенно исчезает, уступая место предвкушению бессонной ночи.

Максвелл действительно приезжает ровно через полчаса. Открывает дверь своим ключом, долго топчется на пороге, очищая ботинки от налипшего снега и, ввалившись в крошечную прихожую, протягивает мне сверток:

– Вот! Это тебе!

Я осторожно заглядываю внутрь и замираю, увидев хрупкий бутон нераспустившегося растения. Пионы? Зимой?!

– Откуда это?

– Где взял – там уже нет, – инквизитор ступает в кухню. Свежий морозный запах заходит в помещение вместе с ним. Я отступаю на пару шагов, а затем и вовсе отхожу к столу, разворачивая газету. Так и есть – три упругих бутона на тонкой, ломкой ветви.

– Спасибо, – улыбаюсь я, старательно скрывая неловкость. Мне действительно неудобно – последние цветы я получала на совершеннолетие от Джо и Адель и ощущения, поселившиеся внутри, для меня в новинку. Я даже не могу вспомнить, есть ли у меня ваза. Кажется, надо посмотреть в кладовой…

Тем временем Риндан затаскивает в кухню объемный пакет и мне не надо далеко ходить, чтобы догадаться о содержимом.

– У меня есть продукты.

– Будут ещё, – он улыбается и добавляет извиняющимся тоном, – прости, я не привык нахлебничать.

Я лишь вздыхаю – ну что ему скажу?

Пока инквизитор возится в коридоре, я все же решаюсь разрезать плотную бечеву и развернуть шуршащую бумагу. И – замираю, узрев содержимое.

– Откуда?! – полушепотом уточняю.

Солнечные шарики апельсинов задорно проглядывают сквозь пергамент, в который завернуты. Я неверяще качаю головой – в Лаерже, да ещё зимой? Невероятно!

Я продолжаю разбирать свертки. В них обнаруживается целое богатство – розовые мячики помидоров, пупырчатые огурцы, внушительный кусок сливочного сыра в тонкой обертке, жиром которого я пачкаю пальцы, просто выкладывая на подоконник.

– Зачем столько?

– Пусть будет, – холодные руки обнимают меня за плечи и притягивают к горячему телу. Этот контраст обжигает – но я не протестую, разрешая инквизитору усадить меня себе на колени.

– Я к начальству ходила, – выдаю, чтобы сгладить неловкость момента: такого в моей жизни ещё не было.

– Вот как, – хмыкает Риндан, целуя меня в плечо, – к Лоуренсу?

– К нему, – киваю я, старательно не обращая внимание на пульсирующий сгусток жара в животе.

– И по какому вопросу?

Теплая шаль падает на пол, но я не сопротивляюсь, разрешая мужчине одну за другой расстегивать пуговицы на платье. Лишь кошусь на окно и смущенно сообщаю:

– Соседи увидят.

– Не увидят, – безапелляционно заявляют мне, а Максвелл поворачивает выключатель и кухня погружается во мрак, оставляя единственным источником света приоткрытую заслонку печи.

Я некоторое время смотрю на рыжую полосу на стене, чувствуя, как губы Риндана исследуют мою шею, спускаются к ключицам и прикусывают чувствительную кожу плеча. Это настолько… нервно, что я вздрагиваю, ощущая, как жар из живота постепенно растекается по всему телу.

– Ты очень сладкая… – отрывисто шепчет Риндан, оголяя мою грудь, – хрупкая, нежная… моя девочка…

В ответ я исторгаю стон – говорить не выходит, воздух в груди заканчивается очень быстро и я просто мечусь головой, ощущая, как крепко меня держит инквизитор. Одновременно мои руки зря времени не теряют – я изучаю крепкие твердые плечи и, добравшись до пуговиц, начинаю избавлять мужчину от одежды.

До спальни мы так и не доходим, но стол – неплохая альтернатива. Меня укладывают на теплую деревянную поверхность и я настолько возбуждена, что вскрикиваю, когда Риндан наконец-то толкается в меня. В ответ я обхватываю его ногами и начинаю двигаться, будто пытаясь опередить Максвелла. И мне удаётся – я взрываюсь за несколько мгновений до того, как он до боли и звезд в глазах прикусывает мою мочку уха, извергаясь внутрь.

– С тобой вечность – как минута… – хрипло шепчет он, пытаясь отдышаться. Я обнимаю мужчину за плечи и счастливо улыбаюсь, глядя на невидимый в темноте потолок.

Мы долго сидим, обнявшись, слушая, как в печи трещат, прогорая, поленья. Я обхватываю инквизитора двумя руками и кладу голову ему на плечо. Мне не хочется говорить – быстрый, но бурный секс отнял все силы и я с трудом представляю, как дойду до ванной. И Максвелл это понимает – внезапно отстраняется и смотрит на меня поблескивающими в полумраке глазами.

– Устала?

– Да…

Я больше не произношу ни слова – меня подхватывают на руки, одергивают платье и усаживают в кресло. Сверху опускается теплая махина пледа и через мгновение под потолком вспыхивает свет. Я недовольно морщусь – за это короткое время привыкла к темноте. А Максвелл лукаво смотрит на меня и выходит из кухни, бросив на пороге:

– Я приготовлю тебе ванну.

Риндан действительно набирает ванну и даже вносит меня в наполненное паром помещение. Уходить, впрочем, не торопится – закрывает плотно дверь изнутри, опирается плечом о стену и наблюдает, как я раздеваюсь. Я не стесняюсь – с ним мне очень комфортно.

Вода не горячая – в самый раз. Я опираюсь спиной об эмалированный бок ванны, а Максвелл присаживается рядом, с затаенным восхищением разглядывая мое не скрытое водой тело.

– Ты очень красивая, Мейделин.

– Я знаю, – будто в подтверждение своих слов я прикрываю глаза.

Мне спокойно. Даже мысли об оставленном в сейфе деле растворяются в приятной неге. Я будто покачиваюсь на волнах, как бумажный кораблик и даже не замечаю, что инквизитор выходит, оставляя меня в одиночестве.

Когда я открываю глаза, то обнаруживаю рядом сложенное платье. Не моё – новое, из шкафа. Представляю, как Риндан его выбирал…

При мысли об этом на мое лицо наползает улыбка. Я не спеша ополаскиваю волосы, вытираюсь и, собрав влажные ещё локоны в низкий пучок, покидаю гостеприимную обитель чистоты.

Максвелл обнаруживается на кухне расставляющим тарелки. Нарезанные овощи ждут своей очереди на разделочной доске.

– Утке частично пришли кранты, – сообщает он, – но я перевернул. Ты отдохнула?

– Немного. Что, подгорела?

– Слегка. Но не страшно – грудку я не люблю.

Я тихо смеюсь, оценив шутку. Инквизитор лукаво смотрит на меня и встряхивает волосами. Шелковистые темные пряди рассыпаются по плечам, а я ловлю себя на желании пропустить их сквозь пальцы.

Мы не спеша ужинаем в тишине. О работе говорить не хочется, а других тем для разговоров пока нет. Наконец, отодвинув от себя тарелку, Максвелл подаёт голос:

– Где собираешься праздновать день Отца?

– К сестре поеду, – я догладываю крылышко, – я всегда у неё в этот день. А ты?

– Навещу родителей. Мать соскучилась.

Я киваю, откладывая хрящик на край тарелки.

– Они далеко живут?

– В часе езды от Рейлина.

Западная провинция, значит. Отсюда часов десять поездом, не меньше.

– Я хотел предложить поехать со мной.

Очередной кусок утки идет не тем горлом и я долго откашливаюсь, забыв про всяческие правила приличия и спасая свою жизнь. Риндан хлопает меня по спине, терпеливо дожидается, пока я справлюсь и, когда перед моими глазами перестает качаться вся кухня, задумчиво сообщает:

– Наверное, за едой важные новости тебе лучше не сообщать.

– Наверное, да, – соглашаюсь я, а затем во все глаза смотрю на мужчину, – Риндан… не рановато?

Он невозмутимо качает головой:

– Не думаю.

Я украдкой выдыхаю, решая оставить размышления по этому вопросу на потом.

После ужина я все-таки отвоевываю право вымыть посуду и долго вожусь с вилками, пытаясь восстановить душевное равновесие. При мысли о том, что Максвелл собрался знакомить меня с родителями мои руки начинают трястись, а дыхание – сбиваться. Я не готова… нет, я абсолютно не готова к этому!

Протирая очередную вилку, украдкой кошусь на инквизитора. А тот, кажется, и не догадывается о моих душевных терзаниях – сидит в кресле и листает газету с таким видом, будто от неё зависит его жизнь.

– Что пишут? – пытаюсь затронуть стороннюю тему.

– Котировки вниз поползли, – вежливо информируют меня, – а на самом деле, я пытаюсь найти зацепки.

– Какие?

– Понятия не имею. Но в газетах они всегда всплывают первыми.

Вилки заканчиваются и я берусь за протирание столешницы.

– Три года назад я вел дело… – начинает Риндан и замолкает.

– И что? – подначиваю его, понимая, что начинаю отвлекаться от мыслей, пошатнувших мое душевное равновесие.

А, пусть даже о работе поговорим.

– Убийца регулярно находил своих жертв – молоденьких девиц – на ярмарках. Когда их количество перевалило за второй десяток, наконец-то вызвали меня. Я первым делом запросил в архиве сводку газет и принялся за их изучение.

Риндан рассказывает просто, без похвальбы или какой-то скрытой гордости. Он просто делится опытом и я ловлю себя на мысли, что слушать мужчину приятно.

– Проблема в том, что ярмарки были децентрализованными, проводимыми в трех смежных районах города. Меня занял вопрос, откуда убийца брал о них информацию?

– Он мог быть подписан на много газет, – подаю я голос.

– В таком случае это вызвало бы вопросы, – хмыкает Максвелл, – как минимум, у почтовой службы. Тем более, на некоторые газеты тогда нельзя было подписаться. И я начал копать. Спустя три дня сделал приблизительную выборку – убийства происходили примерно через два-три дня после публикации объявлений о проведении ярмарок. Исходя из этого, мне удалось восстановить цепочку событий и найти недостающие звенья.

Я присаживаюсь на стул и испытующе гляжу на инквизитора. Мне интересно – и ему, судя по всему, тоже. Глаза Максвелла горят охотничьим пламенем, будто он не сидит на кухне, а преследует убийцу по горячим следам.

– Пара газет продавались в нескольких точках – малый тираж и скудный бюджет на выпуск не давали им шансов. Когда я начал интересоваться покупателями, продавцы вспомнили странного господина в очках, регулярно приобретающего интересующие меня экземпляры. Один паренек даже смог указать, что после покупки газеты мужчина всегда посещал мясной магазин в подворотне напротив. Магазин, к слову, небольшой: ни вывески, ни зазывалы.

– А значит, о нем знают местные, – киваю я.

– Или люди не с улицы. Я и зашел… купил мяса, поинтересовался наличием счетов покупателей…

– Только не говори, что он покупал в долг, – хмыкаю я.

– Представь себе, – в глазах мужчины прыгают заводные бесята, – отдельный счет на некоего мистера Ортуса – кстати, регулярно погашаемый. Реальный адрес, налаженная доставка… мальчишка-посыльный хорошо его знал. Ну а при обыске полный комплект – орудие убийства, вещи жертв… на память брал.

Я восхищенно качаю головой, оценивая дедукцию.

– Поразительно!

– Да нет, – пожимает плечами он, – обычная рутина.

– Ты раньше где работал? – задаю вопрос я, складывая полотенце.

– На севере, – морщится он и я внезапно понимаю, что вопрос ему неприятен. Но он продолжает, – занимал руководящий пост при институте пристального дознания.

– Вот как… – протягиваю я, уже понимая, что спрошу дальше, – а зачем к нам? Руководящих лиц не переводят.

– По собственному желанию. Тем более, до отчего дома больше суток ехать – неудобно.

– Мог бы найти и поближе к отчему дому, – позволяю себе улыбку я.

– Тогда бы я не встретил тебя, – признается он, откладывая газету.

Мы долго сидим на кухне, болтая о пустяках. Под влиянием легкости момента я рассказываю инквизитору о жизни в Лаерже, коротко упоминая какие-то рабочие детали. Риндан слушает внимательно, не перебивая и изредка задаёт наводящие вопросы. Разговор плавно перетекает на семейную тему и я перебираюсь к мужчине на колени. Кладу голову на широкую грудь, задумчиво перебираю его темные волосы и чувствую себя так уютно, как никогда раньше.

– На сколько ты старше своей сестры? – уточняет Максвелл.

Я качаю головой.

– Я младшая. Адель старше меня на четыре года.

Если инквизитор и удивляется, то виду не подает. Лишь уточняет:

– Разве дар не передается первенцу?

Приходится признаваться:

– К моменту, когда у меня проявился дар, Адель была при смерти. Мы думали, что… – я не договариваю, чувствуя, как сжимаются обнимающие меня руки, – поэтому на инициацию взяли меня.

– Чья была инициатива?

– Отца.

– Он был дознавателем?

– Инквизитором. Пятая степень эмпатии.

Риндан кивает, будто соглашаясь со мной. А я… решаю поделиться сокровенным.

– Через два дня после инициации умерла мама. Красная лихорадка редко заканчивается выздоровлением. Адели повезло, она выкарабкалась.

Максвелл некоторое время молчит, будто давая мне шанс свыкнуться с рассказанным. Но я уже свыклась… лишь изредка думаю, что все могло быть иначе.