Текст книги "Три лепестка королевской лилии"

Глава 2

Восходящее утреннее солнце золотило шпили и крышу замка То – бывшей излюбленной резиденцией правителей из династии Каролингов. Впервые за много дней, мрачные низкие тучи рассеялись, и тепло и свет весеннего светила щедро одаривали изголодавшуюся за долгую зиму землю. Рауль любил солнце, такое редкое для его страны. Любил его теплые ласкающие лучи, любил и полуденную жару летних дней, которое оно приносило. Его жесткое сердце бывалого воина оживало, когда дневное светило озаряло своим светом все вокруг. Когда-то, в детстве, его дядя Фульк, епископ Амьена, рассказывал им с братом о том, что в далеком прошлом их предки-язычники поклонялись солнцу как божеству. Отмечали солнечные праздники, приносили жертвы и строили капища в его славу. Если это было правда, то Рауль понимал их: солнечный свет и тепло, золотящее лицо и прохладный весенний ветерок вселяли в него куда больше сил и энергии, а тело и душа чувствовали себя более очищенными и легкими, чем после многочасовой мессы в мрачных христианских храмах, где нудные священники долго и заунывно призвали к смирению и покаянию, пугая паству рассказами о геенне огненной, куда все непременно попадут.

И этим утром граф пользовался моментом, стоя возле открытого окна своих покоев в замке, сложив руки на груди и подставив лицо солнечному утреннему теплу. Он с наслаждением вдыхал сырой запах оттаявшей земли, прохладный ветерок, доносившийся из окрестных полей, а слух ласкал пение жаворонка.

В этом году зима была необычно холодной и суровой. В деревни пришел голод, и крестьяне из-за обрушившегося мора, совсем пали духом. Но вчера люди начинали обрабатывать поля, ковыряя измученную землю. Песня полевого жаворонка возвещала начало весны. Но сейчас, ему почему-то казалось, что птица знаменует начало какой-то новой эпохи в стране, словно все вокруг пробуждалось ото сна и впереди ждало только светлое будущее.

Несмотря на апрельскую прохладу и открытое окно, граф стоял в короткой льняной рубашке с распущенной шнуровкой у горла, густые каштановые кудрявые волосы ниже плеч были собраны на затылке в хвост, оставляя шею голой, обтягивающие, но не стесняющие движений, штаны были заправлены в высокие до колен сапоги для верховой езды. Он смотрел в окно с, казалось, совершенно отрешенным взглядом, погруженный в собственные мысли, но на самом деле внимательно слушал сидящую посередине комнаты даму. Она, опустив глаза и теребя платок, запинаясь, рассказывала, стоявшему к ней спиной графу и исподволь за ним наблюдала со смесью тоски и грусти в глазах:

– После ужина княжна вернулась в крайнем возбуждении. Отпустила всех дам ночевать, осталась только Милонега и я. Долго стояла на коленях перед Святым распятьем, молилась на своем языке. Но епископ Готье сказал, что она прочитала все положенные молитвы. Потом удалилась почивать. Утром проснулась в дурном расположении духа, еще до утренней молитвы велела собрать постельное белье и одеяла с подушками и выставить их на дворе просушить и проветрить, все окна приказала открыть нараспашку. Только после этого прочитала опять-таки на своем варварском языке молитвы, переоделась, переплела прическу, отказавшись прятать волосы под чепец как положено. Спрашивала у меня как называется кафедральный собор Реймса. Только после этого приказала принести завтрак. – женщина сделала паузу и робко посмотрела на Рауля. Тот не двигался, продолжая смотреть в окно, вид из которого открывался на Башню, куда поселили киевскую княжну. Казалось, он не слышал рассказа, погруженный в одному ему известные мысли. Но она знала, что это не так. Он внимал каждому ее слову, запоминая и обдумывая. Такой это был человек. Умение бороться и побеждать было у него в крови, огонь Карла Великого горел у него в сердце ярче, чем у всех остальных потомков вместе взятых. Даже его гордая посадка головы, прямая спина и широко расставленные ноги в этой позе выдавали в нем воина и победителя. А он с детства был таким, как она помнила.

– Все? – внезапно спросил он, не поворачивая головы. Женщина вздрогнула, внезапно осознав, что слишком долго молчит и откровенно любуется графом де Валуа, а в груди тлеют, казалось, давно погасшие за столько лет угли чувств.

– Все. – кивнула она. Он сделал глубокий вдох, прикрыв глаза. На его каменном лице не отобразилось никаких эмоций. Не спеша он подошел к женщине, с надеждой и щемящей тоской в глазах смотревшую на него. Полминуты он прищурившись смотрел на нее сверху вниз и внезапно стальная рука крепко сжала ее горло под подбородком. Полные ужаса глаза уставились на него.

– Все ли ты мне рассказываешь, мышка? – прошипел он, зеленые глаза, не скрывая гнева, метали искры.

– Клянусь тебе, Рауль, я рассказала все! Отпусти, мне больно! – жалобно прошептала она.

– В таком случае, Беатрис, – он перехватил хватку, взял ее подбородок указательным и большим пальцем, – что за чушь ты мне тут несешь? Я тебя зачем приставил к ней? Чтобы ты была моими ушами и глазами при ее дворе. Мне нужно знать, что она делает, что говорит, о чем рассказывает, с кем встречается! – он разжал пальцы, и напряженная до предела женщина едва не плакала от ужаса и боли. А он снова вернулся к окну, но в этот раз не поворачивался к собеседнице спиной, продолжал ее сверлить взглядом. – Куда ходит, какие планы строит! Вместо этого ты мне тут плетешь какую-то околесицу!

– Ну так ведь прошел ведь всего один день… – попыталась оправдаться Беатрис, поглаживая белую шею в том месте, где минуту назад так опасно сжимали как тиски пальцы Рауля ее горло. – Да и потом, она в основном говорит на славянском языке… его знает только епископ Готье. А беседует исключительно только с этой своей служанкой Милонегой, та даже ночевала в ее покоях. Они просто неразлучны, всегда вместе. Кажется, что эта девчонка боится свою госпожу оставить хоть на минуту. Хотя порой мне непонятно, служанка она или нет, они, скорее, как подруги.

– Милонега, говоришь? – улыбаясь и поглаживая подбородок, задумался Рауль. – В этом что-то есть. Может ты и права. – судя по его улыбке, Беатрис поняла, что он уже что-то придумал, как всегда хитрое и тонкое. – Ну что ж, и от тебя все таки есть польза. – он развернулся к ней спиной, взял с кровати кожаный на шерстяной подкладке колет и пока его надевал спросил, – А сейчас, она что делает?

– Пока Герберга и остальные возятся с постельным бельем, она приказала приготовить двух лошадей из конюшни, которые прибыли с ней вчера, и достать наряд ее наряд для верховой езды.

– Что? – резко повернулся граф, его хвост из густых волос мотнулся назад, а ястребиный взгляд вперился в сжавшуюся в комок Беатрис. – Она собралась на прогулку, и ты молчишь, мышка?! Куда?

– Я не думала, что это так важно. – прожала она плечами. – Раз она спросила название собора Реймса, я думаю, что она направляется туда.

– Дьявол! – ругнулся граф, спешно поправляя колет и уже на ходу застегивая широкий пояс на бедрах, к которому крепились ножны с мечом. Он бросился к двери, но бросил взгляд на Беатрис и подошел к ней сзади. Она боялась шелохнутся, ощущая за спиной его присутствие. Он неожиданно нежно положил ей руку на плечо и сказал. – В следующий раз, я жду хорошего и полного доклада, а не эту церковную ахинею.

– Рауль…– от его касания Беатрис немного расслабилась и даже с надеждой улыбнулась. Но внезапно он сжал ее плечо так сильно, что она вскрикнула от боли.

– И еще,– уже угрожающе произнес он, – запомни раз и навсегда: я для тебя граф Валуа. А ты – баронесса де Сен-Меран. Рауль и Беатрис остались в далеком прошлом, в детстве, на лужайках Вексена и Крепи. Запомни это хорошенько, и никогда не забывай. – он отпустил ее плечо и она размякла в кресле, тело трясла крупная дрожь, а по щекам катились крупные слезы. Рауль подошел снова к двери и уже не оборачивая головы бросил ей: – Выйдешь из покоев спустя какое-то время после меня, не надо, чтобы нас видели вместе.

Когда дверь за ним захлопнулась, Беатрис уже не стесняясь, дала волю горьким слезам, разрыдавшись в голос. А Рауль уже спешил к покоям княжны, едва не срываясь на бег, опасаясь что из-за глупости подруги детства опоздал и русинка уже покинула замок. Но его ожидала удача, открывшая дверь в покои Гизела сказала, что госпожа может его принять.

Анна стояла перед зеркалом, Милонега помогала одевать ей меховую душегрейку, богато расшитую золотой нитью, поверх теплого широкого сарафана.

– Здравствуйте, граф! – отражением в зеркале – до блеска отполированном куске бронзы во весь рост улыбнулась она. – Утро замечательное, не правда ли? Мы так истосковались все по солнцу!

– Вы правы, Ваше высочество. – улыбнулся Рауль в ответ. – Утро просто прекрасное. Давно такой прекрасной погоды не было.

– Чем обязаны, граф вашему визиту? – спросила Анна. Она застегнула душегрейку, все так же не оборачиваясь, общаясь отражением. Так она ощущала себя спокойнее, разговаривая с ним. Как только Гизела доложила, что пришел граф де Валуа, ее сердце почему-то подпрыгнуло к горлу, а щеки заалели. Она разозлилась на себя за такую реакцию, а Милонега добавила:

– Да что с вами такое, княжна? – удивленно спросила она , глядя как Анна трясущимися руками пытается надеть душегрею. – Что так вас взволновало?

– Ничего. – отрезала Анна, приказывая сердцу успокоится. Но когда Рауль вошел, цвет лица еще не успел приобрети нормальный оттенок, и поэтому княжна надеялась, что в бронзовом отражении мужчина ничего не заметит.

– Решил пожелать вам доброго утра, княжна. А также, предложить свои услуги, если вам что-нибудь потребуется. – лукаво улыбнулся граф, а его зеленые глаза снова засверкали игривыми искорками.

– Благодарю вас, это очень любезно с вашей стороны. Но пока у нас все есть. – как можно более беспечным тоном ответила Анна и повернулась наконец к нему лицом. Рауль, все так же загадочно улыбаясь, одобрительно окинул ее взором, от которого Анна снова раскраснелась, а сердце, казалось, выскочит из груди.

– Вы прекрасно сегодня выглядите, княжна. Однако, я вижу, что не вовремя? – он наклонил голову вбок, хвост из волос качнулся на плечо. От этого движения оголилась шея и при свете солнца ей стал виден старый рванный шрам. Он шел по правому виску, спускался на скулу и терялся в волосах около уха. Анна внезапно почувствовала непреодолимое желание погладить этот шрам пальчиками, но тут же себя одернула : «Да что же это такое? Возьми себя в руки!». Разозлившись на саму себя, она словно скинула с себя наваждение и уже твердо, без тени смущения ответила с не менее обворожительной улыбкой:

– Да, граф. – она взяла со стола перчатки. – Мы с Милонегой решили совершить верховую прогулку в Реймс, посетить Храм и осмотреть город.

– Ваше высочество? – осекся граф. На губах застыла улыбка, а в глазах отобразилось удивление. – Вы, собираетесь совершить верховую прогулку?

– За время путешествия, я больше ехала в карете, поэтому верховая прогулка как раз то, что мне надо, чтобы вернуться в форму. – пожала плечами она. – В Киеве мы каждый день с Милонегой отправлялись верхом. Сопровождали моих братьев на охоту, ездили в Вышгород, посещали присягу новых дружинников на бывшее Перуново капище.

– Княжна, – нахмурил брови Рауль.– Это ведь опасно. Вы собираетесь ехать только в сопровождении служанки? А вдруг конь понесет, что вы будете делать?

– Не беспокойтесь, граф, мы умелые наездницы. К обеду, я надеюсь, мы вернемся.

Рауль задумался о чем-то, поглаживая подбородок пальцами. Из-за смеси собственных чувств и мыслей ему внезапно оказалось сложно четко продумать свой план действий. Эта русинка была слишком не похожа на женщин, которых он знал раньше и от того его потребность в действиях была особенно острой.

– А король в курсе ваших планов? – вдруг спросил он и Анна осеклась.

– Нет. – осенило ее. Она вдруг поняла, что в Киеве пользовалась слишком большой свободой. Видимо, неслыханной для французских девиц. Раньше, ей практически никогда не приходилось ставить в известность отца о своих планах съездить в Вышгород или посетить Храм. Все как-то выходило легко и просто, как само собой разумеющееся. Но здесь она – гостья. И более того – королевская невеста. От мнения Генриха зависела вся ее жизнь, и значит надо делать все, чтобы ее будущий супруг был ею доволен. По своему отцу княжна знала, что мужчины в этом возрасте удивительно чувствительны к поступкам и словам близких. Но у Ярослава была большая семья: жена, четверо дочерей, шестеро сыновей, и не стоит забывать о воспитанниках, ставших практически членами семьи. Генрих же, как она уже была наслышана, был всегда очень одинок, даже собственная мать плела против него интриги. Для отца, он был сыном от ненавистной жены, ради которой ему пришлось расстаться с любимой женщиной. Старший брат погиб в 17 лет, младший Роберт поднял восстание против него, остался только Эд. Этот человек никогда не знал, что такое настоящая семья, Анне предстояло дать ее ему. А значит пусть даже в такой мелочи для нее, как эта, стоит продемонстрировать ему свое уважение.

– Вы правы, граф. – улыбнулась она. – Вы случайно не знаете, где сейчас Его Величество? Мне необходимо переговорить с ним.

– Я с радостью провожу вас, княжна. – лучезарно заулыбался граф, лукаво сверкнув глазами, и протянул руку в приглашающем жесте к двери. Анна кивнула Милонеге, та взяла свою пару перчаток, шапочку княжны и поспешила за хозяйкой

Генрих сидел за столом в той же комнатке, в которой вчера проходил ужин, как всегда задумчивый и мрачный. Но в этот раз стол был завален свитками, а в креслах сидели епископ Роже, его служка и посланец Ярослава мытник Ждан, который прибыл вместе с Анной. Великий князь, уступив уговорам французских послов, когда понял, что задуманный им самим брак между Анной и Генрихом императором Священной Римской Империи не состоится, дал за дочерью богатое приданное. Выдавая любую из четверых красавиц-княжон замуж, из Киева за новобрачными отправлялся богатый караван из повозок, везущих дорогие ткани, меха, серебряную и золотую посуду, и, разумеется, золото и драгоценные камни. В Норвегию с Елизаветой на ладьях ушло вдобавок дорогое оружие киевских мастеров и кольчуги. Гаральд был знатоком мечей, кинжалов и булав, и считал, что лучшие из них выходят из русских кузниц. Андрей, а в семье Анны его называли венгерским именем Андраш, увез с собой вместе с Анастасией сундуки, наполненные восточными пряностями и ароматными благовониями, которые в таком изобилии привозили в Киев византийские купцы. Анна же везла с собой приданное не меньшее по богатству, а вдобавок Ярослав отправил с дочерью самое драгоценное, что было в его теремах: часть библиотеки, которую он тщательно собирал много лет. Купцы везли ему книги из Византии, из Рима, Персии и Болгарии. За большие деньги князь скупал их, все читал сам, и старательно прививал страсть к этому своим детям. Благодаря этому все члены княжьей семьи умели читать и писать по-гречески и по-латыни, были знакомы с трудами древних философов, историков и ученых.

Следить за добром, отправленным в землю западных франков, князь отрядил ученого мужа Ждана, человека прижимистого и бережливого. Он вместе с бывшим помощником ключника княжьего терема Несмеяном всю дорогу вели учет средствам, отряженных князем на поездку. Но при выезде из Ахена второй спутник подхватил неизвестную хворь, от которой не спасли даже снадобья княжны. После трех дней страданий он покинул бренный мир и Ждан остался один блюсти брачный договор, который Анна должна была подписать вместе Генрихом. И княжна их застала как раз за обсуждением каждого пункта этого соглашения. Генрих угрюмо смотрел на епископа и русича, не перебивая и не задавая вопросов. Но увидев Анну в сопровождении Милонеги, он заметно оживился и даже сделал попытку улыбнуться.

– Ваше величество. – поздоровалась Анна.

– Княжна. – кивнул он. – Надеюсь, вы хорошо отдохнули? Ваши покои вам понравились?

– Благодарю вас, они замечательные. – обворожительно улыбнулась девушка. – А как отдыхали вы? У вас усталый вид.

– Усталый? – растерялся Генрих. Очевидно, даже такая элементарная забота и внимание были непривычны этому мрачному человеку, похожему на старого медведя, и Анне стало его несказанно жаль. – Разболелась моя старая боевая рана в последнее время. Так всегда бывает при перемене погоды. Но в эту ночь она особенно дала о себе знать.

– Болит ваше плечо? – спросила Анна, и предвосхищая его удивление пояснила: – Вчера я видела за ужином, как вы держались за него.

– Да. – вмиг посерьезнел король. – Это подарок моего старого врага – графа Эда. Оставленный мне больше 10 лет назад на полях Блуа.

– Если ваше величество дозволит, я осмотрю вашу рану и, возможно, в моих запасах лекарственных трав найдется что-нибудь, что сможет облегчить ваши страдания, когда мои вещи до конца разберут.

– Вы владеете искусством лекаря? – удивился до той минуты молчавший Рауль. Король вздрогнул, он только сейчас обратил внимание на старого друга. На его лице мелькнуло чувство похожее на смесь беспокойства и даже какой-то легкой ревности. – Это похвально.

– Мой отец, Великий князь Киевский смолоду слаб здоровьем, – пояснила Анна. – С рождения у него проблемы с ногами, его мучают сильные боли. А с годами болезни увеличились, добавились боевые раны. Поэтому при дворе, сколько я себя помню, были лекари: византийцы, персы и новгородские знахари-травники. Ну и, разумеется, под их руководством нас с сестрами обучали искусству врачевания.

– Сомневаюсь, что вы поможете, княжна. – пробурчал Генрих, – Но от чего не попробовать. Однако, вы о чем-то хотели переговорить со мной, раз поднялись так рано и пришли сюда, когда мы занимаемся такими нудными делами?

– Я хотела попросить у вас дозволения совершить верховую прогулку в Реймс: посетить Собор и осмотреть город. Я во Франции совсем недавно и мне бы хотелось поближе познакомиться с ее жителями, осмотреть ее красоты и помолиться в благодарность за удачное завершение моего путешествия.

– Вы хотите осмотреть Францию? – вскинул брови Генрих. – Зачем? Разве вы не достаточно видели во время путешествия?

– Я видела то, что мне показывал епископ Роже. Мне же хотелось осмотреть самой этот древний город и познакомиться с местными жителям. Раз мне предстоит стать их королевой, я хочу, чтобы они знали меня и не боялись иноземной принцессы.

– Вы собираетесь ехать верхом одна?

– Если только Ваше величество не составит мне компанию. – обворожительно улыбнулась Анна, зная ответ.

– К сожалению, княжна, я не могу сегодня покинуть замок. Слишком много дел требуют моего внимания. А ваша поездка слишком опасна, чтобы отправится в одиночку, несмотря на то, что мне по душе ваша идея. Вам лучше остаться в замке и готовиться к венчанию и коронации.

– Ваше величество, – Анна заметно расстроилась, – мне очень хотелось совершить верховую прогулку в Реймс, о котором я столько слышала еще в Киеве. Уверяю вас, со мной ничего не случится, разрешите эту поездку. Я могу взять с собой своих дружинников, которые прибыли со мной из Киева, если вас это успокоит.

– Ваше Величество, – к королю неожиданно подошел Рауль и Генрих напряженно посмотрел на него. Было видно, что он не хочет расстраивать свою невесту, но отпускать ее одну тоже не собирается. – Я могу сопроводить княжну в Собор. Отряд иноземных войск может возмутить народ и напугать. А моих людей и меня знают.

Сердце Анны упало вниз. Она испугалась: одно дело совершить поездку с женихом и совсем другое – остаться практически наедине с этим насмешливым и дерзким приближенным короля, который одним своим взглядом вгоняет ее в краску смущения. Но король тяжело поднял глаза на Рауля, долго буравил его взглядом, и Анна уже обрадовалась, что он не оставит свою невесту с ним. Но она ошибалась.

– Если вы так хотите, княжна, посетить Собор Святого креста, я не вижу причин вам отказать. Это похвальное рвение для добропорядочной христианской принцессы посещать храмы, раздавать милостыню и нести обет благочестия. Поезжайте. – Анна было обрадовано заулыбалась и повернулась к выходу, когда король продолжил. – Однако, вас сопроводит ваша служанка Милонега, возьмите с собой троих дружинников из Киева, а граф де Валуа вас будет сопровождать – негоже, чтобы будущая королева Франции показывалась подданным как простолюдинка в одиночестве, ваш эскорт составит виднейший вассал короля. Тут настала очередь улыбаться Раулю своей победоносной хитрой улыбкой, от которой сердце Анна затрепыхалось сильнее, а щеки залил густой румянец. Рауль церемонно прижал ладонь к сердцу и поклонившись Генриху заявил:

– Как прикажет Ваше Величество. Благодарю за доверие, будьте спокойны, княжна будет в полной безопасности под моей защитой.

Анне ничего не оставалось делать, как кивнуть в знак согласия с волей короля и как можно скорее покинуть покои, пока ее нервное возбуждение не стало очевидным всем присутствующим.

Княжна нервно теребила перчатки, стоя у стрельчатого окна открытой галереи дворца и поправляла выбившиеся волосы из-под круглой шапочки, опушенной бобровым мехом. Верная Милонега стояла за ее спиной и вместе с госпожой следила, как в конюшне седлают их лошадей, которые специально вместе с ними прибыли из Киева. Анна тяжело дышала, стараясь унять дрожь в руках и восстановить бешенный ритм сердца.

– Почему ты так нервничаешь? – в открытой галерее не было ни души и девушки могли не стесняясь говорить в привычной для себя манере, хоть и используя в речи исключительно славянский. Милонега не отрывала взгляд от конюшен, сжимая в руках кошель с монетами княжны, стоя очень близко к госпоже, почти касаясь ее плаща. Ее лицо было серьезно и сосредоточено, краем глаза она видела, как седлаются трое их дружинников во главе со Святополком. – Ты же сама говорила, как эта поездка важна, мы ее спланировали заранее.

– Не знаю. – так же тихо, не поворачивая головы тихо ответила Анна. Со стороны можно было подумать, что никакого диалога и вовсе не ведется: просто госпожа смотрит на лошадей, а верная служанка покорно ждет распоряжений. – Я действительно хочу посетить Собор, посмотреть Реймс, познакомиться с жителями. Но…– она замолчала, не зная как озвучить свои мысли. За нее это сделала Милонега:

– Дело в графе де Валуа? – спросила она, Анна молчала, но та поняла, что права. – Думаешь, он опасен? Мне казалось, он друг короля, и Генрих ему доверяет. Иначе бы не отпустил с ним.

– Может быть ты и права. Но перед аудиенцией у короля, Готье посоветовал мне опасаться графа Рауля. Сказал, что никто никогда не знает, какую игру он ведет.

– Значит будем осторожны с ним. – кивнула Милонега и под плащом сжала ладонь княжны. – Не бойся, я с тобой. Старик Столпосвят едет с нами. Он не посмеет ничего плохого сделать.

– Дело не в том, что он может сделать что-то плохое… Он, – она запнулась и опустила глаза, порозовев, – он как-то так смотрит на меня, что я теряюсь.

– Это да, смотрит он на тебя действительно выразительно. – ухмыльнулась Милонега. – Возможно, он специально старается тебя смутить? Или скомпрометировать? Я слышала в замковых кухнях, что граф известный сердцеед. Нет ни одной девицы в Иль-де-Франс и… других ближайших провинциях, которая бы в тайне не вздыхала по нему. А ты яркая и красивая девушка. Естественно, что он тобой заинтересовался.

– В таком случае, его ждет разочарование. – гордо выпрямила спину и вскинула подбородок княжна. – Я урожденная Великая княжна Киевская, Анна Ярославна! Мой Дом – самый родовитый в Европе! Женщины в моем роду всегда блюли свою честь и достоинство, помня о родовой гордости! Я-невеста короля Франции, через несколько дней стану его законной супругой.

– Ну, так чего ты боишься? Я уверена, он не покусится на твою честь и репутацию. Иначе, как я уже сказала, король не отпустил бы тебя с ним.

– Ты права. – улыбнулась облегченно Анна своей подруге, натянула перчатки и вышла из галереи и тут же столкнулась нос к носу к готовыми к верховой прогулке Гизелой и Гербергой.

– Принцесса, – обе поклонились и растеряно пояснили. – Граф де Валуа велел нам сопровождать вас в поездке в Собор.

Милонега фыркнула и подмигнула Анне, как бы говоря: «Я же говорила – бояться нечего!», у Анны отлегло от сердца и она уже смело пошла к оседланной лошади. Княжна погладила свою любимую гнедую лошадку Ветрицу. Та тоже обрадовалась, увидев хозяйку и довольно фырчала и тыкалась изящной тонкой мордочкой ей в локоть.

– Красивая у вас лошадь. – услышала она знакомый, слегка насмешливый голос за спиной. Она обернулась, лучезарно улыбаясь подошедшему графу Раулю.

– Спасибо. – она погладила морду Ветрицы. – Ее подарил мне накануне отъезда брат Изяслав. Когда-то он и учил меня верховой езде и охоте.

– Помочь вам сесть в седло? – он протянул руку, предлагая свою помощь. – Или позвать вашего пажа?

– Зачем? – вскинула бровки Анна. И отвечая на его немой вопрос, она слегка подобрала длинный подол, вставила элегантно-красивую ножку в сафьяновом сапожке в стремя и легко, словно пушинка взлетела в седло. Сегодня на ней красовался теплый широкий алый сарафан, не сковывающий движения, сшитый специально для верховых прогулок великих княжон. Сделанный из плотного и теплого материала, он, благодаря широкой юбке, позволял девушкам свободно сидеть в седле по-мужски, и наравне с братьями участвовать в княжеских охотах. В то же время он прикрывал от нескромных глаз стройные ножки, оберегая девичью честь. Анна поправила косы, перекинув их на грудь, одной рукой крепко сжимая поводья Ветрицы. Милонега быстро умелым движением расправила плащ княжны на крупе лошади и сама так же легко взлетела в седло своей лошадки. Граф на несколько секунд застыл в изумлении от такого жеста русинок. Чуть поодаль придворные девушки еле-еле вскарабкались в дамские седла приведенных им пажами смирных лошадок. Очевидно, верховая езда не была в обычае для девиц Франции. Анна посмотрела на них и повернулась к Раулю, взиравшему на княжну с изумлением, граничащим с восхищением. Это Анне понравилось, и она твердой рукой заставила повернуться Ветрицу к выходу со двора, и жизнерадостно улыбаясь игриво бросила:

– Поторапливайтесь, граф, мы ждем только вас!

Рауль игриво ухмыльнулся, легко вскочил в седло своего серого жеребца и помчался вслед за удаляющейся княжной в компании своей неизменной наперсницы.

Анна ожидала, что кафедральный собор Реймса располагался далеко от их замка, но ее ждало разочарование: через пять минут граф натянул поводья своего жеребца и спустился на землю, предлагаю руку Анне.

– Прошу, княжна, позвольте вам помочь. – обворожительно улыбался он, стараясь поймать ее взгляд. Но Анна гордо вскинула носик и легко соскользнула сама. Подоспевшая Милонега пояснила графу и его спутникам:

– Княжны не подобает касаться ни одному мужчине за исключением ее отца, братьев или мужа. За прикосновение к дочери Великого князя грозит смертная князь. .

– Разве во Франции не берегут честь благородных девиц? – удивилась Анна. – Тем более особ королевской крови?

– Разумеется берегут, княжна. – кивнул Рауль. Ему все же удалось поймать ее взгляд, но Анна не отвела глаз, не покраснела, а продолжала, как ни в чем не бывало, безмятежно улыбаться ему. Улыбка же самого графа немного померкла, и он сменил тему, показывая рукой: – Прошу, перед вами Собор Реймской Богоматери.

Анна с Милонегой изумленно застыли, глядя на небольшое строение из грубо обтесанных камней с маленькими и очень узкими оконцами, массивным коньком и слегка покосившемся кресте на крыше. В памяти русинок были живы воспоминания о Храме Святой Софии, построенным зодчими Византии в Киеве, по приказу князя Ярослава. Помнили они белоснежные стены храма Софии в Новгороде, возведенные братом Владимиром. Их белоснежные стены величественно вздымались в голубое небо и с земли казалось, что позолоченные купола сверкают среди облаков. Казалось, что это миниатюрная копия Града Божьего, о котором так любят рассказывать священники – смесь светлого, как снега, кирпича и золотой отделки производило впечатление чего-то сказочного и волшебного. Нечто подобное, русинки ожидали увидеть и здесь: в их понимании Храм с настолько богатой историей и огромным значением просто не мог быть чем-то меньшим. Но перед ними предстала небольшая полукруглая с одной стороны часовня с мрачными витражами и скупо прорезанными окошками.

– Это и есть знаменитая церковь, где крестился король Хлодвиг? – изумленная и разочарованная Анна повернулась к сопровождавшим их французам. Герберга и Гизела так же неграциозно покидали свои жутко неудобные дамские седла, а когда встали на твердый булыжник благоговейно перекрестились на полуржавый крест собора.

– Ваше высочество? – не поняла вопроса Рауль.

– Насколько я знаю, – Анна нахмурила бровки, – король франков из династии Меровингов в V веке принял первым крещение в Реймском Соборе вместе с 3000 своих воинов.

– Да? – удивленно посмотрел на церковь Рауль. – Может быть, я не знаю. Впрочем, мой дядя Фульк что-то такое рассказывал мне с братом, когда привез нас на коронацию принца Генриха. По крайней мере он говорил о каком-то Хлодвиге и сосуде с миром. Но мне было тогда около 7 лет, и меня куда больше с братом волновал конь принца, чем рассказы о древних королях.

Анна тем не менее перекрестилась на Храм, и направилась внутрь. В самом же соборе царил ожидаемый гнетущий полумрак, пахло ладаном и мирой. Тихо распевались на хорах немногочисленные певчие. В затемненных нефах стояли статуи святых, покрашенных голубой и розовой краской, успевшей облупится. У алтаря высился большой деревянный крест с распятым Спасителем, демонстрирующего нечеловеческие страдания, понесенные за род людской. Сновали служки и послушники из монастыря святого Ремигния, подготавливая храм к большим предстоящим празднествам. Они мыли полы, чтобы потом посыпать их свежей соломой; натирали до блеска золотые и серебряные священные сосуды и светильники. Анна и ее окружение остановились посередине храма, а к ним на всех парах уже спешил архиепископ: похожий на шарик из-за необъятного живота и блестящей лысины, свободная сутана развивалась на его тучном теле, длинная окладистая борода свисала на грудь, закрывая массивный золотой крест.

– Ваше высочество! Мы так рады видеть вас в нашем Святом Храме! – радостно возвестил он. Священник постарался поклониться, но помешал живот, от чего получилось, что епископ совершил мало понятный жест. Милонега за спиной княжны тихо прыснула от смеха в кулачок, Анна строго покосилась на нее, но увидела, что граф Рауль тоже не сдерживает ехидной улыбки, и снова перевела взгляд на священника.