Текст книги "Директория. Колчак. Интервенты"

Я спросил, как относятся к борьбе двор и высшее общество. Оказывается, и там большой интерес к борьбе. Высший сановник государства делает собственноручно прическу победителю. «Часто в аристократических домах для приглашенных лиц императорской фамилии вызываются борцы. По обычаю, они единственные люди, представляющиеся голыми даже императору», – заметил, улыбаясь, Уехара.

Подали угощение: деревянные ящички с рисом, рыбой и сластями, кулечек с миндалем и два апельсина, саке, воды, затем принесли лангусты и другую снедь. Угощалась и вся публика. Прислуга все время разносила кушанье, питье и фрукты.

При высокой входной плате – 3 иены – сбор огромный, и так по 10 дней два раза в году. Около места борьбы – целый базар. Сегодня весь день везло западу. Окончательная победа дает победившей стороне переходящее знамя на целый год.

Газеты переполнены статьями и расчетами, посвященными борьбе. Какое-то огульное помешательство.

На пути домой видел бегущего в белом человека. Это бежал в храм член семьи, в которой очень болен кто-нибудь из близких – ему не до борьбы. Унылый звон колокольчика долго раздавался в ушах.

Токио. 19 января

Ливень, тем не менее поехал в русский собор к обедне. Служба торжественная. «Херувимская» Римского-Корсакова взволновала меня красотой напева¹⁵⁰. В этом храме сохранялось еще огромное моральное влияние России, оно было особенно дорого теперь, в минуты нашего страшного унижения. Пил чай у епископа Сергия в обществе двух представителей англиканской церкви – один здешний, другой из Кореи. Меня поразило их благоговейное почтение к Сергию, при прощании они поцеловали его руку коленопреклоненные, со стороны бриттов это знаменательно.

Оба не любят японцев и в большой дружбе с Ноксом. Нокс вообще очень близок и к русским духовным представителям, видит в них одно из средств для вразумления «заблуждающегося» русского народа. «Утрата монарха может быть восполнена только религией» – это мнение не одного Нокса, и оно всерьез учитывается иностранцами.

Токио. 20 января

На дворе мороз. Первый раз из окна комнаты увидел дивную панораму Фуджи. Отовсюду видна эта белая, очаровательная вершина. Так понятно мистическое поклонение и обожествление ее японским народом.

В сопровождении Исомэ поехал в токийское военное училище. По идеально чистому двору подъехали к подъезду сравнительно скромного дома. У входа встретил заместитель начальника училища генерал М. (начальник училища в командировке в Сибири) и персонал училища. Обычные приветствия. Чай в парадной приемной.

С чаем недоразумение – внутри кусочка, брошенного в чашку, оказалось что-то темное, быстро окрасившее содержимое чашки в темный цвет. Я даже вынул половину кусочка из чашки, думая, что в сахар случайно попал сор. Оказалось, это был кофе.

Внутрь сахарных кусков вложены плиточки прессованного кофе, таким образом получается готовый кофе из брошенных в кипяток кусочков сахара.

В поданных изящных чашечках был просто кипяток, который я машинально принял за обычно светлый, слегка зеленоватый японский чай.

В тот же день был и в токийском кадетском корпусе, там такой же примерно прием. Для последовательности изложения начну с кадет.

Первоначальное военное воспитание и образование получается в Японии в кадетском корпусе. Корпус всесословный, имеет три приготовительных и два специальных класса. В последних двух, кроме общих предметов гимназического курса, преподаются и военные предметы. Воспитание резко отделяется от образования; то и другое ведется особыми лицами. Все преподаватели считаются военными, даже штатские люди.

Режим суровый. Отпуск только днем в воскресенье. Ночных отпусков нет. Изоляция от внешнего мира способствует большому развитию корпоративного духа.

В общем здоровые физически и хорошо тренированные кадеты в большом проценте имеют слабое зрение: многие в очках – это, впрочем, общий физический недостаток японцев.

Питание простое: миска вареного риса в 50 грамм, такая порция выдается три раза в день, тарелка крошеного мяса, смешанного с овощами, или рыба и кусочки какого-то зеленоватого фрукта и чай.

Обедают кадеты за столом, но едят по-японски – особыми палочками. Стоимость довольствия каждого кадета (для 1919 года), кроме стоимости риса, заменяющего наш хлеб, около 50 сен (40–47 коп. зол.). Спальни спартанские в весьма прохладных помещениях с настежь открытыми ставнями и дверями – на дворе стоял январь. Зато воздуху и свету обилие.

Помещения спален из ряда отделений по 6 кроватей каждое; на кровати стеганый матрац, очень узенькая простыня и семь одеял (летом пять), одно из них теплое. Маленький твердый валик заменяет подушку.

У стенки ящики с одеждой и обувь. Праздничное первосрочное обмундирование очень чистенькое.

Необходимо заметить, что в японской армии полнейшее однообразие одежды. Трудно отличить кадета, особенно старшего возраста, от юнкера или солдата. У кадет нет петлиц и звездочек на плечевых нашивках. Какое это упрощение в вопросе обмундирования! Нет, как в прежней русской армии, ни «серой пехоты», ни «пестрых гусар».

Принцип равенства в японской армии проводится твердо.

Классные помещения также весьма скромны. Всю мебель составляют коричневые парты – столы – для кадет; деревянное возвышение, стол и доска – для преподавателя. Стол для кадета – принца императорской фамилии несколько повыше, чем у других кадет, лучше окрашен, и скобы у ящика не железные, как у всех, а под серебро.

Бросается в глаза изобилие учебных пособий. Преподавание вдумчивое. Вот урок географии.

Учитель, почтенный японец в сюртуке и очках, объяснял кадетам горные массивы Азии. На классной доске висела очень рельефная карта берлинского издания Клиперта. Перед каждым кадетом на его парте (парта на одного) лежал атлас с точной копией той же карты меньшего масштаба, рядом учебник географии на японском языке. И то и другое как будто сейчас принесено из магазина.

Можно подумать, что эти чистенькие учебники специально выданы перед посещением иностранца, или японские дети так хорошо берегут казенные вещи!

На каждой парте кожаный чехол и дощечка с фамилией кадета. Объясняя по карте строение поверхности Азии, учитель на рядом стоящей доске широким мелом схематически изображал горные узлы и направление хребтов, причем все время короткими вопросами привлекал внимание учащихся, напряженно следивших по своей карте и схеме учителя за ходом урока. Ни о рассеянности, ни о сне не могло быть и речи.

Учитель ежеминутно вызывает кого-нибудь, и каждый должен быть готов к ответу. Спрошенный мгновенно вскакивал, произносил громкое «ха» и отвечал.

В методе преподавания чувствовалась строгая система, логическое развитие мысли и наглядная зависимость явлений природы одно от другого, например, климата от строения земной поверхности, комбинаций суши, воды и т. д.

Большое значение в корпусе придают изучению иностранных языков. Между прочим, кадеты весьма бойко читали и переводили с русского языка на японский по хрестоматии Покровского. Однако этот кажущийся успех был значительно ослаблен при моих попытках заговорить с кадетами во время перерыва уроков. Простые вопросы: «Сколько вам лет?», «Кто ваш отец?» – оставались без ответа. Окружившие меня мальчуганы только улыбались. Живой язык чужеземца оказался менее понятен, нежели книга.

Много уделяется в корпусе внимания и времени гимнастике, бегу и фехтованию на ружьях (старшие классы) и на мечах.

Удивительный бег у японцев. Они как будто бы не касаются земли и имеют вместо ног эластичные пружины.

По окончании корпуса кадеты на шесть месяцев поступают в войсковые части и оттуда уже в военное училище. Мера недурная, шестимесячное испытание в суровой казарменной обстановке – хороший фильтр для непригодных к военному делу.

Возвращаюсь к военному училищу.

В военное училище принимаются кадеты, предварительно отбывшие шестимесячное прикомандирование к войскам, причем в училище сосредотачиваются представители всех родов войск, то есть пехоты, конницы, артиллерии.

Проведение принципа единой военной школы имеет много положительных сторон: экономия, а главное – отсутствие розни между пехотой, артиллерией и другими родами войск, что постоянно чувствовалось в старой русской армии. Тогда особый «ученый» кантик мундира юнкера-артиллериста уже давал ему некоторое основание относиться свысока к «серости» своего товарища-пехотинца.

У японцев совершенствование специальности происходит потом, путем прохождения особых школ.

Условия жизни юнкеров те же, что и у кадет. Та же простота и скромность, начиная со стола, помещения и пр.

В училище уже серьезная военная подготовка, теория и практика военного дела и военной техники, иностранные языки, гимнастика и столь популярное в Японии фехтование на ружьях и мечах.

Сейчас прочно утвердилось в японских военных школах преподавание наряду с немецким и французским языками и русского языка. В пропорции 6:2:1, единица – число обучающихся русскому языку, на него приходится до 50 юнкеров из общего числа обучающихся в 800–1000 человек.

Фехтовальный зал, куда пригласил меня помощник начальника училища, – обширное деревянное здание. Юнкера в белых блузах и штанах и в белых легких головных уборах стояли отдельными группами, возглавляемыми инструкторами. Перед боем сверх указанной легкой одежды надеваются бамбуковые латы с набедренниками и хорошо пригнанные шлемы с наплечниками и рукавицы.

Вместо ружей употребляются особые бамбуковые палки с кожаным шарообразным утолщением на конце.

Все эти предосторожности весьма кстати при той ярости, с которой дерутся японские юнкера. Уже самая команда инструктора к изготовке, произносимая неистовым голосом, возбуждает сражающихся. Самый бой сопровождается такими яростными звуками «ха», «ха»… что, кажется, будто дерутся два смертельных врага.

Бой лишен красоты. Удары сыпятся довольно беспорядочно и сопровождаются стремительной беготней и яростными наскоками друг на друга. Бойцы, видимо, быстро утомляются, после двух-трех схваток тяжело дышат, но они учатся наступать.

Перед возвращением на свои места враги, стоя друг перед другом, вежливо кланяются.

То же увлечение и горячность и в национальном бою на мечах (несколько коротких бамбуковых палочек равной длины, схваченных обручами, чтобы не было очень сильных ударов сплошной массой дерева), на концах мечей то же круглое утолщение. Та же ярость, те же крики во время боя. Юнкер, у которого случайно выбивается оружие, бросается, нисколько не смущаясь, с голыми руками на врага. И правильно – или сближение грудь с грудью – зубы, кулаки, или все равно смерть от меча противника.

Мечом допускаются удары по голове, шее, в живот и по рукам выше кисти.

И у юнкеров, и у кадет в большом ходу игры: теннис, футбол и простое перебрасывание мяча.

В гимнастике много добросовестного желания изучить то, что показывается, но нет лихости и щегольства нашей молодежи. Прохождение по узкому деревянному рельсу никому из пытавшихся не удалось. Кадеты показывали очень трудное упражнение на железном брусе – подтягиваются на левой руке и правом локте, затем раскачиваются и выкидываются вперед.

И у кадет, и у юнкеров любезно снабдили учебными программами. У кадет, кроме того, пришлось и позавтракать.

Успели еще заехать в инженерно-артиллерийскую школу. Это одна из существующих в Японии школ, предназначенных для специализации в службе того или иного рода войск (пехоте, артиллерии, инженерных войск и т. д.).

В школе 2 отделения: артиллерийское и инженерное. Слушателей 300 человек от всех родов войск. Прослушавшие один курс возвращаются в войска как инструктора необходимых сведений по артиллерии и инженерному искусству.

Из этих 300 человек на второй курс попадают не более 100, из которых уже вырабатываются специалисты по артиллерии и по инженерному искусству для службы в арсеналах, заводах, крепостях и пр. И, наконец, из этих 100 человек 6–7 командируются вольнослушателями в университет для окончательного усовершенствования в артиллерийской и инженерной технике (конструирование, материальная часть) и для занятия высших руководящих должностей по этим специальностям.

Система преподавания в школе лекционная – три лекции в день по 1¹/₂ часа – и практические занятия. Курс в общем более теоретический. Преподаются иностранные языки и верховая езда. Лаборатории школы бедны. Кроме приборов – модели орудий, мостовых укреплений, рельефный план Порт-Артура. В подвальном этаже – стрельбище в блиндированном коридоре.

Прикомандирование к университету избранных слушателей имеет большое значение. Не говоря об экономии (не надо особых академий), оно избавляет от излишней однобокости и замкнутости ведомственной специализации, расширяет технический горизонт, дает представление о тех технических возможностях в общегосударственном масштабе, которые могут быть полностью использованы с момента мобилизации армии.

Руководитель школы, генерал Ватанабе, имел ряд командировок во Францию, и поэтому он хорошо знаком с постановкой инженерного и артиллерийского дела у французов.

Вечером были Авксентьев, Зензинов и их спутники – заезжали проститься перед отъездом в Америку и затем во Францию.

Роговский передал письма от В. и Ч., из которых я узнал, что выехал из Владивостока своевременно. Подготовлялся мой арест и насильственная высылка за границу¹⁵¹. Ч. на целых 8 страницах излагал свою теорию спасения России, но, конечно, без указания каких-либо практических путей к ее осуществлению. В. находит, что положение в Омске ухудшается, пророчит водворение большевизма тотчас же после ухода союзников¹⁵².

Токио. 21 января

Поехал посмотреть частную жизнь японского генерала, воспользовавшись предложением генерала Х.¹⁵³ посетить его семью. Он живет в небольшом собственном доме почти на окраине Токио, на склоне возвышенности с чудесным маленьким садиком и очаровательным видом на Фуджи – мечта каждого японца.

Х. оказался большим хлебосолом, угощал чаем из русского самовара и вместе с другими напитками смирновской водкой, до которой он, как и многие японцы, большой охотник. Годы, проведенные в России, прошли не даром. Пришли дети генерала – девочки-подростки. Я привез им цветы – чудесную гвоздику, были очень довольны, принесли свои фотографии, просили переслать моим детям.

Прислуга-девушка разговаривала с хозяином и гостями, опускаясь на колени. Я обратил внимание, что даже хозяйка дома и дочери перед входом в комнату, где мы сидели, делали поклон, при котором их колени тоже почти касались пола. Обычай, рисующий положение женщины в японской семье. При этом кажущемся унижении я в то же время не раз подмечал и во взглядах хозяина, и в его словах большую дружбу и теплоту как в отношении супруги, так и по адресу дочерей.

Приглашение на чай в японском обиходе имело большое значение. Им широко пользовались даймии[35]35
  Д а й м и я – владетельный князь.


[Закрыть] при обсуждении политических вопросов. Важный даймия приглашал к себе нужных ему гостей. В общем зале устраивался общий обед, затем хозяин по очереди приглашал в ближайшую комнату на чай своих сторонников или просто нужных ему лиц для интимной беседы. Ни женщин данной семьи, ни прислуги при этом не допускалось.

Создавался невинный предлог для собрания и беседы с кем нужно, при полном отсутствии третьих лиц, которые могли бы разболтать слышанное или отнестись подозрительно к собранию.

Токио. 22 января

Утром поехали в военную академию – это казенное здание за оградой с массой деревянных пристроек весьма скромного вида. У фасада памятник учителю японской армии, немецкому генералу Меккелю, сменившему французов. У подъезда встретил адъютант академии, а на лестнице начальник ее, генерал Шохози, совершенно бритый, слегка седой человек. Генерал был в фуражке, при оружии и в белых перчатках. Провели в приемную, более чем скромную комнату с простой железной печью, классной доской у стены, вероятно для нужд собирающихся здесь профессоров, и большим, покрытым скатертью столом. Обычный чай, кофе, папиросы.

Адъютант принес план академии, список административного и профессорского состава и расписание лекций.

Военная академия дает возможность получить высшее военное образование – изучить науку «полководчества». Весь Генеральный штаб – питомцы этой академии. Офицерство чрезвычайно стремится пройти через ее стены – это открывает путь к широкой карьере. Без высшего военного образования, не говоря уже о штабах, даже средние командные должности делаются недоступными.

Окончание академии открывает также путь к заграничным командировкам, широко практикуемым в Японии, а это дает знакомства, связи, возможность широкой научной и технической подготовки и облегчает дорогу к власти.

Курс академии трехгодичный. Метод преподавания прикладной, то есть учат не только тому, что надо делать, но и как делать.

Главное внимание уделено тактике и стратегии. Широко поставлены практические занятия в поле в виде особых поездок и прикомандирования к войсковым штабам. Академия рассчитана на 190 человек. Конкурс при поступлении очень значительный. Из 800 конкурентов (в 1918 г.) все экзаменационные препятствия преодолели лишь 70 человек.

Штатных профессоров в академии 28, кроме того, большое число приглашаемых из военного министерства или Главного управления Генерального штаба. Профессор академии не пользуется никакими, ни служебными, ни материальными, преимуществами перед своими товарищами, находящимися на службе в штабах.

На мое замечание, что профессор ведь должен интересоваться литературой, приобретать книги, журналы, начальник академии ответил, что «это обязанность каждого их офицера» и что, «кроме того, есть библиотеки».

Конечно, в трехгодичный срок, после которого профессор уходит для «освежения» на штабную работу или в строй, трудно создать хорошо подготовленного профессора, двигать вперед науку, но, видимо, здесь этим не особенно интересуются – для этого есть Европа, их же задача – практическое использование и применение к делу того, что родилось в чужой голове.

Прошли на лекцию профессора подполковника Нагаво, читавшего курс военных сообщений, включающий и вопрос о применении других технических средств связи. Профессор как раз касался применения беспроволочного телеграфа. Он читал по своим заметкам. Слушатели добросовестно заносили слова профессора в свои тетради.

Аудитории необыкновенно скромны, даже бедны. Напоминали обстановку наших сельских школ у интересовавшегося образованием земства. Несмотря на большое число окон, свет, проходящий через бумагу (стекло в Японии редкость), недостаточно ярок. На стенах ни карт, ни портретов. Кафедра, из простых, даже не окрашенных досок, довольно грязного вида. На ней большой стол для лектора и очень печального вида мягкий стул. За столом две простых классных доски.

Для слушателей простые, окрашенные в кирпичную краску столы, для каждого слушателя отдельный стол, вот и все.

При нашем входе слушатели сидели. Профессор сошел с кафедры, доложил начальнику академии содержание лекции и последним был представлен мне.

В следующей аудитории младшего курса слушали лекцию морской тактики профессора капитана 2-го ранга Хянутаки.

Лекция велась с одушевлением, профессор писал цифровые данные на доске. Вопрос касался минной обороны, был дан вывод, что мины лишь вспомогательное средство, главное же флот с его активными действиями. Давались данные как раз о русских минных средствах.

В конференц-зале портреты бывших начальников академии, между ними генерала Кодамы, начальника штаба Оаямы в Русско-японскую войну, и генерала Тераучи, бывшего одно время премьером Японии.

Я очень интересовался практическими занятиями по тактике и с большим удовольствием проследил таковые в группе подполковника Сато. Шел разбор решения общей для всей группы тактической задачи. Руководитель выбрал три наиболее характерных различных решения, авторы должны были изложить и обосновать их. Затем руководитель подверг все решения обстоятельной критике и вновь предоставил авторам свое слово для защиты.

Метод тот же, какой был принят по инициативе профессора Н.Н. Головина в нашей военной академии с 1911 года. Этот метод, по моему мнению, единственно целесообразный и продуктивный, обуславливающий возможность живого общения между руководителем и группой, а также состава группы между собой.

В группе подполковника Сато было 15 офицеров, из них 10 пехоты, 3 артиллерии, 1 кавалерии и 1 сапер. Четыре офицера в очках.

Поблагодарив начальника академии за любезный прием, поехали в 3-й пехотный гвардейский полк, где меня поджидали в этот день.

У ворот полка встретили адъютант и дежурный офицер, у последнего отличительный знак – красно-белая полосами перевязь с красными кистями. В приемной комнате представился командир полка.

Чай, папиросы.

После фехтования смотрел учение сводной роты (от всего батальона). Любопытна команда: она произносится неистово-визгливым голосом на чрезвычайно высоких нотах.

Строевое обучение неизменно оканчивается сомкнутой атакой с предварительным примыканием штыков – и вот, когда вся рота, рыча и визжа, стремительно бросается вперед, становится немного жутко, вспоминаются бешеные штыковые атаки 1904–1905 годов. С этим, возводимым в культ, порывом вперед придется посчитаться будущему противнику Японии.

Казарменный обиход в войсковых частях немногим отличается от того, что я наблюдал уже у кадет и юнкеров.

Обыкновенно казармы обнесены высоким земляным валом и тем самым прочно ограждены от любопытных взоров. В скромных помещениях чистота, много воздуха и света. На койках те же семь одеял и валик вместо подушки.

Особые комнаты для унтер-офицеров, фельдфебеля, юнкера, если таковой есть при полку. Особая комната для офицеров и с такими же, как у солдат, кроватями и неизбежными фехтовальными принадлежностями.

На стенах портреты убитых товарищей и печатные выписки, касающиеся вопросов казарменного обихода.

Вместо бани ванна – четырехугольный деревянный бассейн, с весьма горячей, до 40–45°, водой. Залезают сразу по нескольку человек. Вода не меняется. После такой ванны, к которой надо привыкнуть, очень долго держится тепло.

Довольствие: завтрак – рис, кусочек соленой рыбы не больше ¹/₄—¹/₈ фунта, немного овощей, чай. Таков же и обед.

Необходимо отметить, что и завтрак офицеров точно такого же состава, только рис более лучшего качества и рыба, вместо соленой, жареная.

Ни водочки, ни закусочки отдельным любителям не полагается. Во всем этом я лично убедился, приняв приглашение на завтрак в офицерском собрании и попросив, чтобы это был обычный офицерский завтрак.

За завтраком полковник Исомэ, сопровождавший меня и на этот раз, – кстати это был его родной полк, – в своем приветствии довольно подробно коснулся моей биографии и не скупился на весьма лестные выражения. Я ответил любезностью по адресу полка… Очень теплые пожелания высказал мне и командир полка. После завтрака смотрел фехтование офицеров, характерная деталь – офицеры фехтовались босиком на очень холодном полу.

Вечером в «Империале» чествовал обедом представителей японского Генерального штаба с генералом Фукудой во главе. Была и наша военная агентура. Это единственная для меня возможность поблагодарить за то внимание, которое оказывалось мне с момента высадки в Японии. Я никого не представлял, за мной не стояли прочно организованные и связанные со мной группировки, и я имел основание думать, что внимание это относилось только ко мне лично, и это повышало в моем сознании ее ценность.

В застольной речи Фукуда несколько отошел от моей оценки как частного лица, и выразил надежду видеть меня в числе строителей России, которой Япония будет искренно и бескорыстно помогать¹⁵⁴.

Токио. 23 января

В 9 утра выехали с Исомэ и Гуковским на автомобиле в Нарасино, стоянку японских кавалерийских бригад. Пришлось проезжать почти через весь город, и теперь только можно было убедиться, насколько велик Токио. Минуя центральные части, мы около 6–7 верст проехали по бесконечно длинной, узкой и прямой улице, среди непрерывных лавок, главным образом, с кустарными и деревянными изделиями, сплав которых к центру идет по многим каналам, число которых все более и более увеличивается.

На окраинах, конечно, больше бедноты. Улицы заполнены детьми с весьма неприятными носами: следствие хронических насморков среди постоянной сырости. Жизнь на вонючих каналах не особенно привлекательна, но город, вернее возможность заработка, тянет как магнит. Десять лет тому назад где были поля и болота, теперь сплошь заселенные пригородные кварталы. Город растет неимоверно.

Починка шоссе несколько задерживала наше движение. По пути раздавили неосторожную собачку. Удивляюсь, как не покалечили кого-нибудь из детворы, заполняющей эти улицы, где, кроме того, все время приходится встречаться с возами, нагруженными тележками, которые волокут люди, и с бесчисленным множеством велосипедов.

Среди этого переполнения на улицах все же больше всего детей, милых, чумазых япошат. Девочек очень безобразят их косматые неприглаженные гривки жестких волос: их матерям, видимо, не до этого среди тяжелого труда и лишений.

Дети босы. Голая подошва на деревянной гета, а рядом каналы затянулись льдом, правда, солнышко сильно пригревает и к полудню стало совсем тепло.

Встретили идущую с ученья батарею, обогнали следующие в поле роты. Вдоль дороги за городской чертой всюду партии юнкеров и унтер-офицеров практикуются в съемках. Здесь все вертится около дороги, представляющей почти сплошную улицу с теми же бесконечными лавками, как и в предместье.

До Нарасино более 40 верст. Ехали около 1 часа 40 минут. Обе бригады расположены вдоль дороги. Полковые дворы отгорожены высоким земляным валом, на гребне которого еще живая изгородь из какого-то колючего растения.

Автомобиль остановился перед штабом бригады. Встретил командир бригады, генерал-майор Тамура, моложавый японец с красивыми черными усами на умном лице. Выстроился караул. «На караул» берет только его начальник, остальные держат карабин у ноги.

С некоторой заминкой показали сменную езду. Раньше, за отсутствием в Японии своего конского состава, кавалерия была слабым местом ее армии – лошади получались, главным образом, из Австралии. Теперь этот недочет устранен. Японцы значительно развили коневодство в своих северных округах (Хоккайдо), богатых кормовыми травами, и в настоящее время имеют свою недурную ремонтную лошадь.

В показанной смене лошади были хороши, всадники спокойны. Все лошади – местный тип, только три с примесью арабской крови. Аллюры, вольты и прочее прошло гладко, без нервности. Офицер, водивший смену, был без нашего традиционного бича, что не преминул едко отметить мой гусар Гуковский. Не думаю, чтобы здесь прошел даром невольный удар бича по всаднику вместо лошади, хотя говорят, что «в сердцах» и японские дядьки охулки на руку не кладут.

Г. пренебрежительно отнесся и к вольтижировке. Она была действительно вялой и далеко уступающей художеству русской конницы по этой части.

Но на войне японская кавалерия работала неплохо и рубилась на совесть.

В беседе командир бригады высказал весьма трезвый взгляд на значение кавалерии. Он не обольщается ее «царственной» ролью на полях сражения. Трезво и спокойно говорит о необходимости подготовки кавалерии к бою в пешем строю, о значении штыка, который они получили к своему карабину.

За завтраком все они очень интересовались кавалерийскими боями в последней мировой войне и значением пики. Мой Г. увлекся и начал рассказывать чудовищные вещи. Я не мешал его «творчеству». Старшие командиры деликатно улыбались. Все, видимо, были довольны.

В офицерском помещении одного из полков я увидал на стене фотографию офицера этого полка, поручика Кобояси. Я был экспертом на суде над этим офицером, приговоренным за шпионство к смерти. Он был захвачен русскими у Гирина в 1905 году (Русско-японская война), переодетым китайцем. По его показанию, он переоделся ввиду невозможности продолжать выполнение своей задачи офицером, отпустил свой разъезд и только вдвоем с переодетым же унтер-офицером решил продолжать свою рекогносцировку указанной ему полосы. На суде Кобояси держался с исключительным достоинством, просил помиловать исполнявшего его приказания унтер-офицера. Умер спокойно, я передал все это офицерам, его товарищам. Несколькими минутами сосредоточенного молчания была почтена его память.

По пути домой – два раза застревали в грязи и плутали по токийским улицам. Бедный Исомэ едва не опоздал на обед к одному из принцев.

Вечером неожиданный визит полковника Курбатова (Завойко); форма американского покроя с инициалами «Р. Ш.» (русские штаты), говорит, что это условлено с Деникиным. Уверен в неизбежности большевизма в Европе, он только что побывал в Америке, Англии и Франции и везде видит симптомы к этому. Как и я, не верит в значение мирной конференции, ждет возрождения России из низов. Едет во Владивосток и далее в Сибирь. Тип любопытный.

Токио. 24 января

Сегодня предстояло посетить прикладные школы пехоты и артиллерии. На этот раз сопровождал молодой капитан Генерального штаба Савада. Я чуточку замешкался со сбором – в результате приехали на станцию железной дороги как раз к моменту отхода поезда и не попали на него. Савада предлагал ехать опять на автомобиле, но после вчерашних аварий мысль эта была отложена, тем более что скоро отходил следующий поезд.

Через полчаса тронулись в путь. Проезжали через фабричные части Токио – Хонда и Фокугава за рекой Смидой. Необозримое море небольших деревянных фабрик и мастерских кустарей.

Надо было проехать 40 верст до станции Чиба, где находилась пехотная школа. Ехали с небольшим час. Картина та же, что и вчера. Сначала пригороды, потом кусочки открытого места, занятого рисовыми полями, опять постройки и яркая зелень овощных участков. Везде люди, повозки, движение.

В Чиба, главный город провинции того же имени, нас встретил жандармский офицер и какой-то весьма любезный и внимательный штатский. Ими уже были приготовлены рикши, и мы затрусили по направлению к школе, на что требовалось 10–15 минут езды. Подъем в гору опять вызвал у меня крайне неприятное ощущение большой неловкости перед старичком-рикшей, перегнувшимся почти под прямым углом и напрягавшим крайние усилия, чтобы вытащить свою кормилицу-тележку.

Обычный порядок встречи. Начальник школы генерал Кавамура. Школа имеет задачей пополнение знаний капитанов и майоров, пехоты, кандидатов на получение батальона. Курс школы преимущественно практический, главные предметы – тактика и теория стрельбы. Переменный состав 60 капитанов и майоров; продолжительность обучения 1 год.