Текст книги "Директория. Колчак. Интервенты"

Что сочувствие народной партии на стороне правительства – это ясно прозвучало в речи представителя этой партии, с чувством отметившего, что господин Хара – первый глава правительства из народа, не дворянин, а ведет дела не хуже.

Правда, перед выходом как этого оратора, так и его предшественника, очень бойко вместо бюджета говорившего о необходимости всеобщего избирательного права, почти весь центр и особенно правое крыло покинули зал и вообще старались подчеркнуть несерьезность затронутой темы. Но представители народной партии не смущались. Они говорили для публики, а она слушала их внимательно. Под конец они все же подожгли постепенно возвращавшихся в зал депутатов. Бюджет был временно забыт, и что казалось нужным, то было продемонстрировано.

Корреспондентов много. Они скромно занимают первые скамейки на галерее. Среди публики много молодых японок – это студентки, поборницы женского равноправия и всеобщего избирательного права. Стремления эти широко распространяются среди японского студенчества.

В парламенте есть уже и социалистические течения, но официально депутатов-социалистов пока нет.

Токио. 14 февраля

В 10 часов утра поехали на заседание палаты пэров. Здесь более торжественный прием – провели в дипломатическую ложу, – ковер, мягкая мебель. Ложа находилась в том же положении к председателю, как и вчерашнее место в парламенте.

Тот же, как и в нижней палате, зал заседаний, только все как-то посвежее и столики членов палаты обиты зеленым сукном. Позади председательского места здесь находится ложа императора, где на особом возвышении помещается белый трон, отделанный красным бархатом с гербом микадо – золотой хризантемой в 16 лепестков.

И наличных пэров, и публики здесь значительно меньше. Передние кресла и два сектора сплошь пустовали, по-видимому, отсутствовали сановные, наиболее преклонные старички. Председательствовал молодой маркиз Токугава.

Тотчас по открытии заседания явился весь кабинет во главе с Харой. Министры при входе делали почтительный поклон в сторону императорского трона. Особенно усердствовал министр финансов, это его, видимо, подбадривало среди беспрерывной трепки в обеих палатах.

Здесь было значительно спокойнее, ни одного аплодисмента. Приступили к выборам комиссии для обсуждения отдельных законопроектов, связанных с бюджетом.

Выступивший с критикой правительства член парламента, между прочим, упрекал правительство за то, что весьма важный, по его мнению, вопрос об издании биографии покойного императора передан в недостаточно достойные руки каких-то старых, бывших в отставке царедворцев.

Премьер Хара ответил оратору, что это дело министра двора, а не правительства.

Молодой маркиз спокойно вел заседание. Ни шума, ни борьбы не чувствовалось, и как-то ярче выделялась седая красивая голова демократа (по рождению) Хары среди цвета аристократии Японии¹⁸².

Курбатов перекладывает руль в сторону Читы, муссирует значение Семенова и в Омск ехать не собирается. Сообщил, что на юге¹⁸³ деникинские отряды терпят неудачи. Пророчит крах Омска, но очень дружит с англичанами, создавшими теперешний Омск. Втайне мнит себя мессией.

Токио. 15 февраля

Чудесное утро, белоснежный Фуджи очаровательно вырисовывается на синеве неба. Яркое солнце; грязи, слякоти и мрака как и не бывало. К сожалению, дует противный северо-западный ветер.

Вчера вечером засиделся в школе японского отделения «Общества молодых христиан». Там публично демонстрировались успехи по изучению иностранных языков.

Публики очень много, больше средние классы. По приезде, протискавшись во второй ряд, застал декламацию по-английски. Чтеца сменили шесть учеников, разыгравших небольшую сцену по-китайски, причем один из участников даже пел на этом языке со всеми свойственными китайцам особенностями. Затем с огромным пафосом читались немецкие стихи. Декламатор развивал тему о значении изучения военной истории, коснулся величия японских войн, охарактеризовал последнюю великую войну, намекнул на мечты о вечном мире, оговорившись сейчас же, что это только мечта и теория, неистово призывал Японию к живой патриотической работе. Слова «Steh auf Japan!»[42]42
  Воспрянь, Япония! (нем.)


[Закрыть] произносились с особым ожесточением и силой.

Публика рукоплескала. Галерея неистовствовала. Чтеца закрыли было занавесом раньше времени, но он вновь появился и лопотал еще добрых четверть часа. Немецкий язык оказался наиболее выразительным для японского шовинизма. «Немца» сменили шесть певцов, тянувших какую-то трескучую канитель на английском языке. К концу секстет еле плелся, страшно детонируя, и, наконец, перешел в визгливый унисон.

Затем появился «монгол», читавший что-то про Чингисхана.

Перерыв. Игра военного оркестра. Занавес опять поднялся – на сцене итальянская таверна, разыгрывается сцена из «Нерона» на его родном языке. Не страдал я, вероятно, только потому, что не знаю этого божественного языка. Сцена закончилась схваткой Петрония с переодетым Нероном – это была родная сфера: схватка имела успех, к крикам присоединился свист – высшее одобрение.

Но вот на сцене бессмертный Гоголь. Сквозник-Дмухановский объявляет представителям власти о приезде ревизора. Городничий для японца говорил совсем недурно. Лучше же всех, конечно, чувствовал себя Христиан Иванович, которому и по пьесе полагалось ни слова не понимать по-русски.

Не скрою некоторого волнения. В Токио, устами чужого народа, произносятся слова великого русского писателя. Невольно прощалось и дурное произношение, и из рук вон плохая игра. Великий русский язык достиг Страны восходящего солнца и все шире и шире распространяется среди ее народа.

Недаром мой бой торжественно заявил, что купил наконец русский учебник, и просил помочь ему. «Надо знать русский язык», – твердит он мне чуть не ежедневно.

Далее по программе со сцены должны были говорить на языке индустани, по-испански и пр. Я не дождался конца и уехал после «Ревизора». Вечер оставил впечатление. Работа большая, и еще больше, конечно, ее практическое значение для страны.

Все эти молодые люди в черных куртках, с начальной буквой изучаемого языка на воротнике, будущие коммерческие агенты Японии – это ее люди, и, конечно, интересы своей страны они будут блюсти в полной мере.

Заходил молодой японец Ой, просивший позволения посетить меня через С., сравнительно недурно понимает по-русски. По его мнению, союзники в личных своих интересах поддерживают: американцы – Хорвата, японцы – Семенова, французы и англичане – Колчака, а Россию, таким образом, никто, она остается как бы для большевиков, которые и будут ею властвовать¹⁸⁴.

В отношении Японии он лишний раз подтвердил мысль о ее неподготовленности к серьезному торговому соперничеству из-за нашего рынка.

Был M.¹⁸⁵, много рассказывал о жизни в Америке, о ее рабочих союзах. Вспоминали наши высшие технические учебные заведения – теоретичность и энциклопедичность знаний, отсутствие практических ответов на запросы жизни. Это особенно чувствуется теперь среди нашей молодежи, выброшенной ровлюционной волной за границу. Положение ее тяжкое, особенно в странах азиатского Востока; здесь даже хорошая мускульная сила, при огромной конкуренции со стороны желтого труда, не является гарантией для самого скромного существования.

Токио. 16 февраля

Смотрел в Хибиа-парке игру японской молодежи в гольф. Увлечение большое, но особого мастерства нет, бегают недурно.

Курбатов завтра едет во Владивосток. Развивал идею русского государственного банка для Сибири и необходимость концессий для американцев. Проектирует две железные дороги к Николаевску-на-Амуре и к Охотску: в связи с концессионными вопросами последнее, конечно, правильно. Без путей, как бы ни была заманчива концессия, охотников на нее будет мало.

В последних предложениях Курбатова знакомые мотивы сибирских областников – построение России с построения отдельной Сибири, с сибирским земским собором. Новое, по сравнению с областниками, это большая роль в этих комбинациях, отводимая Семенову, конечно, в целях заполучить через него содействие Японии. Непонятной остается его связь с англичанами, поддерживающими Колчака. Много в этом человеке энергии, но еще больше прожектерства¹⁸⁶.

Япония посылает в Европу и в Россию (очевидно, на юг) миссию в составе двух капитанов, один из которых русский Я.¹⁸⁷, кажется, перешедший уже на службу к японцам. Я. пользуется большим вниманием, заинтриговал даже посла Крупенского. Во всяком случае, судя по составу, миссия больше по названию – просто едут за личной информацией¹⁸⁸.

Познакомился с русской скульпторшей Е.М. Черемисиновой, много и хорошо работает, звала в Киото, как единственное место, которое необходимо и стоит изучить в Японии.

Токио. 17 февраля

Обедал у М.¹⁸⁹ С улицы слышались крики: «Гог-вай» (экстренно). Служанка-японка принесла листочек с экстренным объявлением. Супруга М. просила ее прочесть. Я невольно посмотрел на эту Иса-сан (имя служанки) и на лежавшего поблизости японского хина (собачка); они казались просто крошечными игрушками и тем не менее эта «игрушечная» Исасан не только быстро прочла нам объявление, но и пыталась объяснить его сущность – дело касалось Лиги Наций¹⁹⁰.

В Японии грамотность давно стала уже общим достоянием¹⁹¹.

Принесли радиограмму из Сан-Франциско от Авксентьева, шлют привет. Судя по газетам, их довольно долго продержали в «карантине» до выяснения причины их изгнания.

Токио. 18 февраля

Был в Йокогаме. Обедал у Яроцкого. Настроение там глубоко-монархическое. Даже сладкое изображало башню в русском стиле, увенчанную императорским штандартом. Одна из бывших на обеде дам все твердила, что она не простит военным смерти семьи бывшего государя, но, видимо, простила ту близорукую и внешнюю и внутреннюю политику близких ей кругов, которая, главным образом, и погубила монархию.

Все это – и сливочная башня, и вздохи о монархии – услада тела и души для той части русских беженцев, которая имеет еще возможность довольно беззаботно предаваться мечтам о прошлом среди комфорта и природных красот Японии.

В общем, вечер провел не без интереса, старался политики не касаться.

Токио. 19 февраля

У Высоцкого узнал, что Ч. все еще держат под арестом во Владивостоке, собирались послать судить в Омск: нашли у него черновик письма ко мне. У него несомненное расстройство нервной системы от увлечения вильсоновскими идеями.

Ф. Д. смотрит на дело мрачно, улучшения в государственной жизни Сибири он не видит. Твердость правительства выражается, главным образом, в арестах. Во всем разруха. Конца не видно. Как тяжело все это наблюдать и бездействовать.

Ф. Д. скептически относится к «фантазиям» Курбатова и как ему, так и Яроцкому особенно доверять не советует. Я успокоил его: «Для меня все это только необходимая, порой интересная информация»¹⁹².

Токио. 20 февраля

Был полковник Мясоедов, сотоварищ по военной академии. Только что после долгого пути прибыл из Персии в числе 62 русских офицеров.

Всех их англичане, делающиеся полными хозяевами Персии, выкуривают оттуда начисто. По его словам, англичане развивают в Персии огромную работу – строят железные дороги, возводят военные лагеря, распоряжаются, как в своей колонии. Действительно, обстановка на редкость благоприятная¹⁹³.

Токио. 21 февраля

Высоцкий получил телеграмму Ч.¹⁹⁴ – мужа ее отправили уже судить в Омск. При существующих порядках отправить нежелательного человека не только в Омск, но и на тот свет ровно ничего не стоит¹⁹⁵. Американцы, которыми так увлекался Ч., отказались ему помочь, якобы ввиду разногласия по этому поводу с другими союзниками. Лицемерие.

Токио. 22 февраля

Был Высоцкий с капитаном французской службы Гуно, знакомым мне по 12-й армии, в бытность мою командиром 43-го корпуса. Он там много работал с армейскими комитетами, очень хорошо знал тогдашнего командарма Радко-Дмитриева¹⁹⁶.

Гуно очень хотел меня видеть. В январе он был в Сибири. По его мнению, путного там при настоящих условиях ничего не выйдет¹⁹⁷. Очень просил снабдить его моими соображениями для доклада вместе с его отчетом в Париже. Я обещал сделать это с его товарищем, который не так торопится с отъездом, как Гуно.

После завтрака в весьма растерзанном виде, с неизменным голубым галстухом на шее, вбежал только что прибывший из Владивостока генерал Потапов. Оказывается, он тоже едва избежал ареста, несмотря на большие знакомства в союзнических кругах. Известие об отправлении Ч. в Омск его окончательно взволновало, ждет повальных арестов во Владивостоке¹⁹⁸. Утомил меня нескончаемой беседой и положительно отравил комнату табачным дымом.

Приезжал Исомэ, извинялся за опоздание, задержало частное совещание, на котором они решили вопрос о признании правительства Колчака. В Омске крутой перелом в отношении Японии. По словам Исомэ, Колчак, изверившись в других союзниках, начал искать сближения с японцами.

Таким образом, Колчак прозрел¹⁹⁹ и теперь, видимо, не считает уже это сближение «гибелью родины»[43]43
  См. стр. 115.


[Закрыть].

Японцы в свою очередь посылают в Омск какое-то особенно доверенное и важное лицо для переговоров. Исомэ заявил, что он лично против признания, но что в Генеральном штабе есть достаточно и сторонников такового.

«Какие же причины непризнания Колчака, ведь уже три месяца, как его правительство существует с весьма недвусмысленного согласия и при поддержке англичан и французов?» – спросил я Исомэ.

Он, подумав, ответил: «Хотя англичане и французы и находят, что Омское правительство укрепляется с каждым днем, тем не менее время для признания еще не пришло».

Не издевательство ли это? Из дальнейшей беседы вытекало, что Япония колеблется, так как не уверена, что Омское правительство опирается на признание народа. Америка вообще категорически отказывается от какого-либо участия в этом вопросе; англичане будто бы считают нас за индейцев, а Колчак это их мнение поддерживает.

Так трактуется Российское государство, если это не досужая фантазия Исомэ, который не любит англичан за их расовое пренебрежение к желтым.

Я его успокоил, что Россия будет тем, чем должна быть, вне зависимости от того, как о ней трактуют иностранцы²⁰⁰.

Танцы сглаживают классовые перегородки. В «Гранд-отеле» кружатся: бежавшая от большевиков бюрократия и буржуазия, экзотические посланники и местные приказчики и парикмахеры. Все дело в хорошем белье и проборе на голове.

Токио. 23 февраля

Сегодня уговорили поехать завтракать в Омори, в знаменитый японский ресторан, где гостям предоставляется возможность самим зажарить курицу особым японским способом с приправой из лука и попробовать прекрасную рыбу тай.

На балконе, нависшем над заливом, было чудесно, если бы не мешал кутивший по соседству японец, вернее, сидящий безмолвный истукан, перед которым неистово выли две гейши. Пока играли на самизене[44]44
  С а м и з е н – инструмент вроде нашей балалайки.


[Закрыть], было еще терпимо, но, когда начался бой барабана, я определенно начал ненавидеть японскую музыку и искусство гейш. Особенно вскипятилась наша спутница М., она резко осуждала японскую семью. «Горячо сочувствуя японский женщине-жене, я нахожу, что она, безусловно, права, мстя своему мужу холодностью, то есть отдавая только тело без души и сердца. Ее опора – дети».

В этом несомненно доля преувеличения. При всех недостатках все же японская семья – «первичная цитадель Японии», и, несмотря на огромное различие положений в семье мужчины и женщины, все же прочность этого маленького коллектива удивительная.

На существенную разницу в правах жены и мужа указывают условия расторжения брака. Развод, для которого, согласно «семи поводов к разводу», достаточно простого проявления ревности со стороны жены, всей тяжестью обрушивается на женщин, хотя бы вина была всецело на стороне мужчины. Самый брак в Японии является скорее семейным делом, нежели личным желанием жениха и невесты. Профессор Чемберлен[45]45
  Things Japanese – «Вся Япония» проф. Чемберлен. Изд. Н.Ф. Мертца. С.-Петербург.


[Закрыть] уверяет, что за 28 лет его пребывания в Японии он слышал только про один брак, совершенный по любви, но и то будто бы потому, что оба брачующиеся воспитывались в Америке и уже научились некоторой свободе выбора. Мужчина, впрочем, не особенно огорчается этим обстоятельством. Он настолько свободен в выборе сторонних развлечений, что всегда может поправить недочеты неудачного подбора жены.

Мне много раз приходилось слышать в Японии о разных причинах, делающих неприятной ту или иную длительную командировку, перевод в отдаленный пункт, но никогда среди этих причин не выдвигалось семейное положение, как это почти всегда и в первую очередь было у нас. Семья японца всегда будет жить там, где это удобнее для мужа, для выполнения поставленной ему задачи.

Вся скучная повседневная работа ложится на женщину. Даже теперь, когда ширится кадр поборниц женского равноправия, когда и японская женщина стремится вырваться из душного круга Kirche, Küche, Kinder (церковь, кухня, дети) на простор широкой общественной и политической жизни, все же японский мужчина почти владыка положения.

Ведь и теперь еще сплошь и рядом вы увидите гордо шагающего со скрещенными на груди, вернее, засунутыми в рукава кимоно руками супруга, за которым семенит маленькое существо – его жена с младенцем за спиной и свертком в руке, а другую свободную руку держит научившийся ходить подросток. Величественный «папаша» редко даже поможет жене войти в трамвай. «Я мужчина», – ответит он, если вам придет в голову упрекнуть его в этой, с вашей точки зрения, невежливости. Японец делается иным, если его жена в европейском костюме, особенно если она европеянка или американка, – тогда он пытается быть джентльменом.

Опора женщины действительно дети. Кроме того, она отводит душу с прислугой. И «барыня» и служанка одинаково обижены судьбой. За трубкой у хибачи (жаровня) – это просто две японки, объединенные потребностью излить друг другу душу.

При мужчинах и посторонних они должны быть веселы и любезны. Они всегда мило улыбаются – их этому учат с детства. Ведь мать не смеет заплакать даже над трупом ребенка или убитого в сражении сына – это было бы признаком малодушия. Но она, конечно, плачет, когда ее не видят и не слышат.

В Омори много домов, отгороженных с улицы забором. Там можно принимать теплые ванны на горячем, покрытом циновками песке (подогревается снизу). Спутники сообщили, что это хорошо при ревматизме.

За телеграмму моей семье в несколько слов заплатил по курсу 750 рублей (127 иен 40 сен). Послать удалось с огромным трудом при дипломатическом содействии иностранцев. Как усложнилась жизнь!

Чувствую физическую и нравственную усталость. Посетители не дают ни минуты покоя. Все более и более начинает тяготить почти двухмесячный сплошной пикник.

Токио. 24 февраля

Advertiser определяет общее положение России хорошим, уделяет много внимания последней победе Деникина. Гайду енисейские казаки выбрали почетным казаком²⁰¹.

Бродил по Гинзе, наблюдал живую жизнь – это лучшее для меня удовольствие.

Близится праздник кукол в честь девочек – их общие именины. Магазины уже пестрят прелестными куклами и другими игрушками. То-то радость детворе!

Токио. 26 февраля

Жизнь обходится чрезвычайно дорого. Одни чаевые чего стоят. Приходится оплачивать услуги, которыми даже и не пользуешься. В коридоре целая армия боев, несколько смен лифтовых барышень (у подъемной машины), посыльные и пр. – все, оказывается, когда-то и что-то делали.

Судя по письму Гуковского, в Омске настроение мажорное²⁰². Газеты переполнены описанием торжества открытия сената²⁰³ и руганью по адресу Директории.

Никко. 3 марта

На улицах траурные флаги по поводу кончины корейского императора. Траур выражается в обмотке черной материей шариков на древках обыкновенных знамен и двумя черными лентами.

Сегодня праздник кукол – именины всех японских девочек. Решил использовать эту неделю на поездку в Никко, туда обыкновенно уезжают летом – спасаться от жары, но откладывать не хотелось.

Перед отъездом заезжал Ю.В. Ключников, бывший управляющий иностранными делами при Директории, один из идеологов переворота в пользу диктатуры. Сейчас тоже «добровольный» изгнанник, едущий во Францию с «научной целью». Поговорить не успели, меня ждал автомобиль, надо было спешить к поезду.

Шофер, подавший обыкновенное расхлябанное «такси», заломил 3 иены за 15 минут езды. Как много здесь лишних денег!

В вагоне 1-го класса оказались я и два японца, по-видимому, купцы, одетые в чудесные шелковые кимоно. Оба, судя по веселому разговору, довольны своими делами. В вагоне страшная духота, до 24° Цельсия. Утешался, что по Реомюру будет меньше. Тем не менее сильно разболелась голова.

По сторонам ничего любопытного, чудесно разделанные поля, перелески, все как и везде в Японии.

В Никко прибыли в совершенной темноте. В окно всунулись два фонаря: один с надписью отель «Никко», другой – отель «Капауа». Выбрал «Никко», к великому удовольствию владельца фонаря.

Через четверть часа был в отеле. Первое ощущение погреба; предоставленный мне номер – настоящий ледник, к счастью, оказалась железная печь. После уютного токийского помещения все показалось очень плохим. Несколько минут провел в размышлении, что схватишь в этом холодильнике – воспаление легких, инфлюэнцу или насморк? Перекусив, нашел комнату более сносной, весело горело электричество, печка тоже делала свое дело.

Плата: комната и полный пансион 6¹/₂ иены. Оказалось, что я единственный жилец в отеле. Для любителя уединения это неплохо. Среди почти мертвой тишины подумал, что и шум имеет свою прелесть. Заказал разбудить себя в 7 часов утра²⁰⁴.

Никко. 4 марта

Спал скверно. В комнате отчаянный холод, долго боролся, в какую сторону выпрыгнуть из-под одеяла. Но в печке разгорелись угли, через окно глядел дивный солнечный день, и все разом исправилось.

В 8 часов мой гид (проводник) ждал уже меня внизу. Он довольно скверно говорит по-английски, я не лучше, с трудом друг друга понимаем; это имеет и хорошую сторону – не очень мешает размышлять и наблюдать, а наблюдать есть что.

При солнечном освещении окрестности Никко действительно очень красивы. Снежная вершина Нантай-сан (здесь все «сан» – господин, даже гора) господствует над окружающим, все ближайшие склоны покрыты чудесными вековыми криптомериями, внизу бурлит и пенится быстрая горная речка Дайягава, в которую каскадами падают воды с окружающих холмов. Осмотр храмов и мавзолеев Иеясу, основателя династии Токугава, одного из могущественнейших сёгунов Японии, и его внука Иемицу, с чего начался сегодняшний день, доставил редкое удовольствие.

Храмы действительно изумительны. Красота линий, художественная простота и редкое изящество деталей поразительны. Китайское зодчество, перенесенное с буддизмом, нашло здесь на редкость благодарную обстановку.

Лакированные в натуральные, преимущественно в красные цвета постройки чудесно гармонируют с могучими вековыми криптомериями, покрывающими холмы, по которым расположены храмы.

Чудесен барельеф над главным входом в храм – изображающий прием посетителей китайским императором.

Особенно хороши фрески: невиданные, но чрезвычайно живописные птицы, рыбы, растения, цветы. Великолепные кины (стражи в виде чудовищ) у ворот храмов, доги (собаки) и исключительный шедевр – спящий кот и макаки (обязьяны). Кот действительно спит. Макаки полны жизни и движения.

К могилам знаменитых сёгунов, находящимся на высоких холмах, ведут большие каменные лестницы – до 20 ступеней. По сторонам чудесные 200–300-летние криптомерии. Перед могилами бронзовые храмы и такие же ворота.

Везде в храмах приходится ходить без обуви и верхнего платья. Всюду дежурят бонзы; я прошел мимо одной их группы, думая, что они склонились над священными письменами; нет, они просто зачитывались свежими газетами. Их волновало поднятие цен на рис…

Осмотр храма Иеясу стоит 90 сен – выдается особый билет. Я был один европеец среди целой серии довольно больших народных групп, осматривавших храмы. Это туристы-крестьяне. Они любят групповые паломничества в наиболее примечательные места страны. Их влекут и религиозные побуждения, и любовь к природе и художественным красотам. Тут и древние старики, и малолетние дети. Они хорошо организованы, имеют опытных и знающих вожаков. Это подвижная коммуна, со своим стягом, с отличительным значком на рукаве или на шляпе, чаще всего в виде веточки сливы, вишни и т. д.

От храмов пошли к «священному» мосту, который переброшен через реку Дайягава и ведет из города к храмам. К сожалению, мост был в ремонте, закрыт циновками. Жаль, ибо, судя по фотографиям, он очень красив и стилен. Рядом теперь другой, современный мост для обыкновенных смертных, по которому проложена колея электрического трамвая.

Главная улица, а она почти единственная в Никко, сплошь из магазинов с образцами лакового, бронзового и шелкового производства. Много вещей из слоновой кости и дерева. Изголодавшиеся за зиму торговцы хватали меня почти на улице, вежливо просили посмотреть их Stores.

Есть действительно прелестные вещи, но это или предметы роскоши, или безделушки, рассчитанные исключительно на приезжих иностранцев.

Отлично сознавая, что теперь для русского гражданина, не знающего где приклонить голову, не время для приобретения предметов искусства, я тем не менее не удержался от соблазна, и 50 иен как не бывало. Это, видимо, быстро сделалось известным, и мне уже нельзя было идти по улице.

После завтрака ходили с гидом пешком к знаменитому (с тех пор, как по Японии стали бродить скучающие иностранцы, многое стало знаменитым) водопаду Кирифури, в 3 верстах от города. Теперь туда построена дорога, пока еще довольно грязная.

Мой гид, изрядно хвативший саке, сделался очень разговорчив. Узнав, что я генерал, сообщил, что он бывший военный – барабанщик артиллерийского дивизиона. Болтал он много, пока мое внимание не привлекла красота ущелья, по которому мы шли. Гид от скуки сбрасывал камни. Они с гулом скатывались на дно, нарушая столь свойственную японской природе какую-то особенную, дремлющую тишину.

По пути показалась постройка. Почтенная японка усиленно предлагала чаю. Гид потянул носом, в надежде подкрепить себя чашечкой саке.

Я прошел мимо. Мы спустились к быстрому потоку, с ревом несущемуся по ущелью, вскоре показался и сам Кирифури.

Вода падает отвесно с высоты примерно 5 сажен. Рядом из-под скалы пробиваются маленькие потоки, голые, местами мокрые скалы, над которыми висят сосны и другие деревья, водяной каскад, голубое небо – все это создает несколько дикую, но прелестную картину.

На обратном пути вняли зову японки. Пили у ней зеленый чай с японским сахаром и какими-то довольно вкусными печеньями. Старуха вместе с открытками принесла и образчики горных пород.

Гид острил, что это специально для американцев – только они покупают всякую дрянь.

На обратном пути стало почти грустно от неразделенного наплыва ощущений – приступ особой, чисто русской, романтики.

Мой артиллерийский барабанщик не разделял моей меланхолии и все время, довольно фальшиво, насвистывал какой-то мотив из репертуара его дивизионного оркестра²⁰⁵.

Вечером прошел по берегу Дайягавы и по главной улице. Картина чудесная. Вернулся домой – свежая газета: большевики, Деникин, Юденич, арест земских деятелей во Владивостоке – словом, Россия, заслоняющая прелести Никко.

Никко. 5 марта

Сегодня мой гид решил, видимо, устроить себе и своим приятелям рикшам удовольствие и потащил меня на озеро Чузенджи. Предполагалось, что полпути проедем электрическим трамваем, а затем на рикше. Я упустил из виду, что вся прелесть в прогулке, и машинально согласился на рикш. К несчастью, мои милые японки (за отсутствием приезжих, меня обслуживал почти весь персонал гостиницы) решили меня сегодня купать и чуть не сварили в кипятке.

Это называется принять ванну по-японски. Температура воды, думаю, не ниже 40 градусов, а в коридорах и ванной комнате не более 8–9.

Пришлось действовать чрезвычайно осторожно. Сначала пробовал ногами и, когда они несколько притерпелись, решил залезть полностью; первое движение к холодному крану, но вода, увы, не шла. Пришлось покориться и решительно опуститься на дно ванны. Надо отдать справедливость, когда несколько притерпелась кожа, стало необыкновенно приятно и прогрелся, что называется, насквозь.

За время этой церемонии пропустил ближайший 8-часовой трамвай, следующий рейс, согласно расписанию, в 9.58, то есть пришлось бы потерять более полутора часов.

Решили использовать рикшу. Ему, оказалось, необходимо было взять двух помощников. Действительно, дорога большею частью сырая, а они добросовестно предполагали тащить меня на высоту 4400 футов.

С большой неохотой забрался на рикшу и неоднократно порывался слезть, но рикши обидчивы, они предпочитают деньги состраданию и достаточно щепетильны, чтобы получать их даром.

Утро было чудесное, и так приятно идти пешком. Полная беспомощность здоровенного мужчины, которого волокли три довольно тощих японца и сопровождал для верности жуликоватый гид, по дороге, где нарочно нельзя было сбиться, злила меня ужасно. Встреченная публика, хотя и привыкшая к нелепым, с ее точки зрения, причудам европейцев, особенно рабочие, мужчины и женщины, собиравшие гравий в русле Дайягавы, посматривали на нашу компанию не без некоторой добродушной иронии.

Добрались до конечной станции трамвая. Здесь рикши должны были передохнуть и выпить чаю. Весь пройденный путь с еле заметным повышением постепенно превращался в недурное шоссе с каменной облицовкой от частых здесь сползаний почвы.

Материал под рукой – все русло Дайягавы сплошь завалено валунами, крупным и мелким гравием и песком, нежным, как мука. Сбором и просеиванием занято много рабочих. Просеивают небольшими решетами, а таскают маленькими корзинами на спине, порции небольшие, особенно у женщин. Работа тяжелая, потому и работают с прохладцей.

Все женщины, среди них много молодых девушек, в синих мужских штанах, узко обхватывающих ноги. Климат заставил завести это дополнение к женскому костюму, да и работать удобнее, не говоря уже о защите от пыли.

У станции склад особой глины, которая по воздушной электрической дороге подвозится из ломок, находящихся высоко в горах. Подвесные железные лотки весело сбегают вниз и карабкаются в гору на обратном пути. Зрелище занимательное. Победа человеческого разума стоит красот природы, и я, признаться, этими лоточками и их спорой механической работой заинтересовался больше, чем видами гор, которые бог весть откуда приехал смотреть. Рабочий-приемщик легко опрокидывал подбегавший лоточек, из которого с шумом вылетали куски бурой глины в особые деревянные спуски, откуда их сбрасывали в особые тележки и везли к складу. В токийские и другие магазины эта глина попадает уже в виде изящной японской посуды и разных красивых безделушек.