Текст книги "Корабль из Цуваммы. Неизвестные стихотворения и поэмы. 1920-1924"

Жжи и вви… – один из жизнерадостных лозунгов-императивов поэта. Ср. с текстом «Передовой» в «Однодневной газете Василия Каменского» (1920): «Барманзай. Всё забавно, пока талантливо. Всё талантливо, пока мудро и неожиданно. Счастливая рука судьбы не устаёт трепать кудри морского прибоя. Жизнь – всегда весна. И веснеянки на берегу ткут свет Чуда».

Бейте в сердца (ед. хр. 4, л. 24).

Тематика стихотворения перекликается с лекцией Каменского «Счастье и смысл жизни. Творческие радости. (Вот как надо жить в.)»: «Верьте – всё создано для совершения заветных надежд и всяческих обещаний. Поймите чутко Поэта – от рубиновой чистоты сердца, чующего вас, я хочу видеть вас возродившимися, весёлыми, загорелыми, энергичными, поющими. Ведь жить надо. Жить во что бы то ни стало. Жить и мудро расцветать. Жизнь коротка, как чарка вина, а друзей мало и надо любить огненно творчески. Надо искать друзей, чтобы всем вместе расправить крылья и лететь на великий Пролом. А пока – удивляйтесь больше, удивляйтесь всему на свете существующему чудесно. Звонче славьте вольнотворческие размахи, звучально торжествуйте опьянённые ярко цветностью. Ждите от удивлений нескончаемой молодости» (л. 11). С этой лекцией Каменский объездил множество городов во время турне 1916—1917 гг. (Ялта, Алупка, Новый Симеиз, Пермь, Пятигорск, Железноводск, Ессентуки, Кисловодск, Владикавказ, Тифлис, Баку, Батум, Кутаис, Армавир, Харьков, Курск и т. д.).

Сияй… — этот витальный призыв часто встречается в жизнетворческих стихотворениях поэта. Так, «Мой журнал Василия Каменского» открывается одноимённым текстом, в котором автор побуждает «конструировать жизнь»: «Будь с нами / Сиять во что бы то ни стало / это лозунг сегодняшней жизни для жизни. / Солнцевеющая бодрость до конца. / Фарабанста». Подобные императивы можно найти в названиях других стихотворений – «Звени», «Улыбнись», «Не надо плакать» (все – 1918) и проч.

Дым корабля (ед. хр. 4, л. 36).

Тема морских путешествий возникает в стихотворениях «На Камском пароходе», «На корабле к Давиду Бурлюку», «На кораблях Цейлона» из сб. «Звучаль веснеянки» (1918), а также «Собираясь в даль». Впечатления от одной из ранних поездок Каменского в Турцию отразились, например, в «железобетонной поэме» «Константинополь», отличающейся яркостью восточного колорита и использованием турецких слов.

Трапезон – (тур. Trabzon, также Трапезунд) – город и порт в Турции, расположенный на берегу Чёрного моря. В автобиографии Каменского есть воспоминания о путешествии из Севастополя в 1902 г.: «Капитан торгового корабля – сыну которого я давал уроки – предложил мне на рейс прокатиться в Турцию, по берегам в Трапезунд и Константинополь. Поэт встрепенулся – я бросил уроки. Корабль вместе с товарами увёз печаль Его к босфорским берегам. Трапезунд встретил путешественника грозным штормом, отчаянной качкой, воем сирен, зато Константинопольский пролив успокоил небесным покоем, сказочной красотой приветного слиянья двух морей» (см.: Каменский В.В. Его-Моя биография Великого Футуриста. С. 81). Также см. описание этой поездки в «Пути энтузиаста» в главе «Антон Чехов. Первая любовь».

Сухум (ед. хр. 17, л. 14—19).

В РГАЛИ есть другая редакция этого стихотворения (ф. 1497, оп. 1, ед. хр. 4, л. 51—58), менее полная по сравнению с публикуемым нами вариантом (в ней отсутствует крупный фрагмент, начиная со строк «В знойном марьяже…» и заканчивая словами «Белопенным прибоем…»).

Евреинов Николай Николаевич (1879—1953) – режиссёр, драматург, критик и теоретик театра, автор кн. «Театр как таковой» (1913), “Pro scena sua” (1913), «Театр для себя» (1915), «Откровение искусства» (1937), «История русского театра с древнейших времён до 1917 года» (1953) и др. Идеи Евреинова о «театрализации жизни» были чрезвычайно близки футуристам, проповедовавшим уничтожение границы между искусством и жизнью. Ср. с «Декретом № 1 о демократизации искусств» в «Газете футуристов» (1918).

Поэт посвятил режиссёру «Книгу о Евреинове» (1917), а тот издал в 1922 г. в Москве кн. «Театрализация жизни», в которой говорил об идентичности Каменского в жизни и его произведениях. Также см. статью Евреинове о поэте (Мой журнал Василия Каменского. С. 9). Евреинову Каменский также посвятил стихотворение «Прибой в Сухуме» (1923).

кэпстэн. (англ. Capstan) – популярная марка трубочного табака. Впервые был выпущен английской компанией “W. D. & H. O. Wills” в 1893 г. Упоминается также в стихотворении «Эмигрант качается изысканно» (1918): «Гуд дэй, и поднимаю шляпу / Небрежно кэпстэном дымя – / У ног её терьерик лижет лапу / Своей уютностью томя».

Живём в Генуэз<с>ком переулке… — адрес, по которому Каменский жил с Евреиновым в Сухуме. Ср. в «Прибое в Сухуме»: «…Берег – дом в Генуэзском. / Море – воздух – вино. / Будто память о детском. / Здесь живёт Евреинов». В апреле 1923 г. Каменский остановился в доме Марины Ивановны Гравель-Кис-сен вместе с Евреиновым, его женой Анной Кашиной-Евреиновой, актрисой Верой Бутурлиной-Ландау.

У нашей Марины Ивановны… — Гравель-Киссен Марина Ивановна, в доме которой останавливались Каменский и Евреинов. Была сестрой воспитанницы Евреинова, Юлии Ивановны Гравель-Давыдовой. После её смерти дом достался в наследство Марине Ивановне. Это место также называли «дачей светлой Ю» (см. стихотворение Каменского «На даче светлой Ю» в память о Юлии Гравель). 5 февраля 1923 г. Евреинов пишет Каменскому: «Я уже 2 недели как из Парижа. Почему ты не поехал с нами?.. Определённо и безоговорочно в начале апреля едем в Сухум. Итак – снова вместе!!! Уррррра!.. Я по тебе как собака соскучился… Моя комната в Сухуме будет, где столовая, так как у Марины жильцы (она пишет) и вообще может быть в другом месте устроимся. Это все равно! Лишь бы поближе друг к другу и к морю!..» (см.: Лакоба С.З. «Крылились дни в Сухум-кале…». Сухуми: Абгосиздат, 2011. С. 103-104).

Бен-али-Хаадым… — вероятно, условное восточное имя, придуманное автором для колорита.

В апреле я рождён… — Каменский родился 5 (17) апреля 1884 г. См. его воспоминания в автобиографической кн. «Его-Моя биография Великого Футуриста»: «Я родился 1884 в 5-й день Апреля – в центре Урала – в 35 верстах от Тёплой горы в посёлке Боровское, на золотых приисках». В «Пути энтузиаста» Каменский писал: «В 17-й день апреля 1884 года я родился в пароходской каюте деда – на Каме, меж Пермью и Сарапулом».

Я иду обыкновенно / В цирк… — цирк был любимым зрелищем Каменского. Каждый приезд в Сухум он выступал на арене, декламировал стихи. Например, 18 апреля 1922 г. состоялись детский праздник с катанием на лошадях, в котором участвовали «все клоуны, рыжие, комики, наездники и японцы», и выступление «гордости, красы и корифея русских футуристов Василия Каменского» (см.: Лакоба С.З. Указ. соч. С. 90).

Жонглёр (ед. хр. 4, л. 69-78).

Эта редакция «Жонглёра» публикуется впервые по авторской рукописи. В РГАЛИ есть ещё два варианта стихотворения (ф. 1497, оп. 1, ед. хр. 5, л. 26-30 и 31-34). Из трёх вариаций произведения эта является самой полной.

Впервые было опубликовано в «Лефе» (1923. № 1. С. 47). «Жонглёр» – один из ярких примеров экспериментальных вещей Каменского, основанных на звуковой игре. Эстетическая установка на «самовитое слово» в поэзии, заумь, воспевание безграничной творческой свободы подверглась жёсткой критике РАППа в печати. В первом номере журнала «На посту» за 1923 г. С. Родов резко высказался о «Жонглёре»: «Не лучше ли, чем искать, кого бить в оба бока, осмотреться и двинуть Каменскому в один, да так, чтобы совсем его вышибить» (см.: Родов С. Как Леф в поход собрался // На посту. 1923. № 1. С. 45). В следующем же номере «На посту» Каменскому посвящена ещё одна статья, в которой говорилось: «Только маленькая горсточка утончённо переживающих события интеллигентов в нетерпении (или из дурашливого юродства) пытается, игнорируя медленное культурное развитие народа, перепрыгнуть через его язык и объявить новое слово – “Бряцальную Словенту”» (см.: Сосновский Л. О якобы революционном словотворчестве // На посту. 1923. № 2—3. С. 249—250). Аполитичности словотворческих произведений Каменского, их нарочитой экспериментальности и эстетизму предъявлялись всё более серьёзные обвинения, которые поэт не мог не учитывать. С середины 1920-х стиль Каменского опрощается, однако в письмах и некоторых неопубликованных произведениях по-прежнему ощущается свойственная ему самобытность.

В публикуемой нами редакции «Жонглёра» расширены заумные фрагменты. Слова-заклинания Каменского обессмысливаются, ключом к пониманию зауми становится музыкальная природа стихотворения, в котором первостепенны темп и ритм. «Жонглёр» – блестящий образец фоносемантических произведений Каменского.

В. Шаламов писал, что «Жонглёр» «был стихотворением принципиальным потому, что в нём было дано практическое решение возможности создания стихотворения с помощью одного ритма без слов. Без слов с помощью только одной интонации впервые в русской лирике создаются бесспорные стихи. Интонация есть, а слов нет – вот что такое “Жонглёр”. <…> “Жонглёр” был очень большой находкой, принципиальной удачей целого ряда экспериментаторов левого фланга, завершением целого ряда споров о сути «божественного ремесла» (см.: Шаламов В.Т. Собрание сочинений: В 6 т. Т. 5: Эссе и заметки; Записные книжки 1954—1979. М.: Терра – Книжный клуб, 2005. С. 214). Популярность «Жонглёра» объяснялась и природным артистизмом Каменского, который славился выразительным чтением своих поэтических текстов.

Соне Цеге — Софья Константиновна Островская-Цеге, лирический адресат Каменского. Ей посвящены стихотворения «И вдруг» (Соне. Думаю часто: ты звучальница песен моих и я слышу) и «Дарю» (Соне Цеге – песнеянке расцветальной) из сб. «Звучаль весне-янки». Знакомство с семьёй Цеге произошло во время выступления группы футуристов в Пензе. Семья Цеге была известна в артистической среде Пензы, впоследствии её члены (инженер Константин Карлович Цеге, его жена Лидия Николаевна – пианистка, композитор, двое детей – Софья и Георгий) стали близкими друзьями Каменского, с ними он поддерживал связь на протяжении всей жизни. Подробнее об отношениях Софьи Цеге и Каменского см. переписку поэта с этой семьёй, которая частично была издана (Андреева Н.Е. Василий Каменский и «футуристическая семья» Цеге: По материалам переписки, хранящейся в рукописно-документальном фонде ГММ // Маяковский в современном мире. М.: Изд-во РУДН, 2004. С. 309—318). Также С. Островская-Цеге написала воспоминания о своей семье и дружбе с Каменским (см.: Островская-Цеге С.К. Воспоминания о Л.Н. Цеге и встречах с В.В. Каменским в 1920-е годы. 1980 г. ГММ. КП № 28350). Приводим фрагмент одного из писем этого времени (В.В. Каменский – С.К. Цеге. Пермь – Саратов, 13 ноября 1920 г.):

«…А вот пока один. Белая лента Камы. Падает медленно снег. Думаю непреложно о тебе, как неизбывно каждую ночь вижу тебя в сновидениях. Ты всегда со мной и всегда обвеяна теплом беспредельных радостей. Главное, я никогда не придумываю тебя, не внушаю, нет, – а ты живёшь во мне, как моё сердце, моя душа, мои мысли, и всё во мне расцветающее и талантливое – ты. Я очень давно (а м<ожет> б<ыть> это было всегда, как предвестие) живу тобой одной, любимой. Сказать об этом я мог бы и 8 и 5 лет назад и – особенно – 2 года назад, но ждал твоей взрослости, твоих 16-ти. Подобно Пифагору, величайшему греческому поэту-философу, почти на склоне жизни полюбившему свою ученицу – семнадцатилетнюю Феону, чья ответная весенняя любовь вернула мудрецу юность и (океанское счастье до конца не оставило их) так со мной: ты была ещё девочкой, а я видел в тебе свою Феону. <.> Так идут дни, сны сменяются явью, светлые слова любви гаснут, как подумаешь о том, что в сущности тебе всё равно – ты можешь слышать это всё и можешь не слышать. А я же не любить тебя не могу и не могу удержать свою руку от писем. Мне – поверь, стоит большой борьбы самому с собой, чтобы писать эти строки так ни разу не выразившей острого желанья получать их от меня, кто глубоко ценит и свою любовь и каждое сказанное слово здесь – в этом письме, как и в других. Воистину я беспредельно люблю, люблю тебя. И нестерпимо зову, призываю, стремлюсь. Твоё искреннее вниманье в мою сторону – всё для меня. Ты – солнце в моей груди, ты – навеки любимая. Вася. Всех целую. Привет» (см.: Андреева Н.Е. Указ. соч. С. 314—316).

В бриллиантах невеста (ед. хр. 4, л. 79).

Это одно из нескольких стихотворений, посвящённых электрификации советской России и публикуемых в основном впервые («Взвейте внимание глаз», «Мы вонзаем весну», «Каждый килоуат», «Непрерывностью тока», «Пляска букв э-л-е-к-т-р»).

Крыжановский… — имеется в виду Глеб Максимилианович Кржижановский (1872—1959), учёный-энергетик, по указанию Ленина разрабатывавший тему электрификации и ставший её главным теоретиком в РСФСР. С февраля 1920 г. председатель Государственной комиссии по электрификации России (ГОЭЛРО).

Каменка… — имение Каменского, которое он приобрёл летом 1912 г. Поэт купил участок земли под Пермью и основал на этом месте хутор Каменка, где прожил до 1931 г. Хутору посвящена кн. «Лето на Каменке» (1927), а также отдельные главы в автобиографиях «Его-Моя биография Великого Футуриста и «Путь энтузиаста». Впоследствии Каменка перешла в собственность колхоза, а поэт был вынужден переехать в дом в с. Троица на берегу р. Сылва, в котором наездами жил до 1951 г. Каменский перестроил здание по собственному усмотрению, придал ему образ дома-корабля и украсил росписями.

нон плюс ультра… — Non plus ultra (лат. «Не дальше пределов; дальше некуда»), лат. выражение, по легенде написанное на Геркулесовых столбах как предостережение мореплавателям. Служило знаком того, что ими достигнута граница мира, его крайний предел. Эта фраза появляется и в других произведениях Каменского (ср. со стихотворением «Карнавал Аэронц» 1918 г.: «Эй – на подвиг эскадрилья – / В лозунг – нон – плюс – ультра»). В неопубликованной автобиографической статье «Как я жил и живу. На 10 лет моя будущая биография» (РГАЛИ, ф. 1497, оп. 2, ед. хр. 8, л. 1 – 18) встречаем это же изречение: «После юбилея, в ночь на 24-е ноября, слегка утомлённый нон плюс ультра – с друзьями и цветами вернусь домой, на Чавчавадзевскую 9».

Взвейте внимание глаз (ед. хр. 4, л. 80—81).

Ведущую роль в преобразовании мира футуристы отводили техническому прогрессу. Благодаря ему мир перестал быть статичным и оказался захвачен скоростью, ритмом, энергией. Принцип динамизма стал отличительной чертой мировосприятия. Под влиянием техники у человека выработалась способность к симультанному восприятию впечатлений. Поиски новых эстетических канонов привели к тому, что современный человек увидел воплощение красоты в последних изобретениях: телефонах, синематографах, автомобилях, аэропланах и т. д. См. также другую редакцию в РГАЛИ (ф. 1497, оп. 1, ед. хр. 13, л. 8 и 8об.).

Напрасно сказал Ницше // Что поэты всё лгут… — ср. с отрывком из философского романа Ф. Ницше «Так говорил Заратустра» (1883—1885). Одна из речей называется «О поэтах»: «Но что же сказал тебе однажды Заратустра? Что поэты слишком много лгут? <…> Но положим, что кто-нибудь совершенно серьёзно сказал бы, что поэты слишком много лгут; он был бы прав – мы лжём слишком много. Мы знаем слишком мало и дурно учимся, поэтому и должны мы лгать. И кто же из нас, поэтов, не разбавлял бы своего вина?» (см.: Ницше Ф. Сочинения в 2 т. Т. 2. М.: Мысль, 1990. С. 91-92).

Пьянков Витя… — племянник Каменского. Ему адресовано «Письмо в Пермь (Юноше Вите Пьянкову)», опубликованное в «Моём журнале Василия Каменского», в котором поэт желает родственнику: «Продолжай свою юность, будь с нами – кто за всех. Живи и баста. Жизнь любит тех, кто её любит. Запомни эти спасительные мои слова, если ты продолжаешь считать меня учителем жизнетворчества. <…> Целую. Твой дядя Вася». В РГАЛИ в фонде Каменского хранятся произведения Виктора Пьянкова – «Авиа-химовское счастье», «Сабур камень», «Новые скрижали» (оп. 1, ед. хр. 249).

Мы вонзаем весну (ед. хр. 4, л. 82).

Преодоление пространства при помощи последних достижений техники поэтизируется и в стихотворении Каменского «Теле-фон-№ 2В-128» из сб. «Танго с коровами». При помощи шрифтовых экспериментов, визуализации слова, ритмической ударности автор описывает телефонный разговор, прерывающийся помехами на линии, звуками музыки и шумом автомобилей с улицы, мыслями и ассоциациями говорящего. На эту особенность обращает внимание В. Марков: «Телефонная поэма – очень изощрённое с типографской точки зрения футуристическое произведение. Оно состоит из звукоподражаний (имитация телефонного звонка), цифр (телефонный номер, время встречи, даты, номера домов и автомобилей) и ряда уличных впечатлений» (см.: Марков В. История русского футуризма. СПб.: Алетейя, 2000. С. 171). В фонде Каменского в РГАЛИ находится ещё один вариант этого стихотворения (оп. 1, ед. хр. 15, л. 14), полностью совпадающий с текстом данной редакции.

Вставляем гениальные сдвиги… – ср. с замечанием Каменского в главе «Работа над словом. Стаи книг» автобиографической кн. «Путь энтузиаста»: «Наряду с журналом я выпустил цветную пятиугольную книжку “Танго с коровами” – это были стихи конструктивизма, где я впервые (также и в журнале) применил разрывы, сдвиги и лестницу ударных строк стихотворчества» (см.: Каменский В.В. Танго с коровами; Степан Разин; Звучаль веснеянки; Путь энтузиаста. С. 484). Этот творческий принцип близок к идеям совместной декларации А. Кручёных и В. Хлебникова «Слово как таковое»: «Живописцы будетляне любят пользоваться частями тел, разрезами, а будетляне речетворцы разрубленными словами, полусловами и их причудливыми хитрыми сочетаниями (заумный язык)» (см.: Кручёных А., Хлебников В. Слово как таковое // Литературные манифесты от символизма до наших дней. М.: Издательский дом XXI век; Согласие, 2000. С. 146).

Каждый килоуат (ед. хр. 4, л. 83).

В РГАЛИ имеются ещё две рукописи того же стихотворения: одна совпадает с публикуемым текстом (оп. 1, ед. хр. 14, л. 2), другая отличается наличием подзаголовка «Электрофикационное» (оп. 1, ед. хр. 14, л. 3).

Фарес, Текел, Мане… (халд. “Meneh, meneh, tekel, upharsin”) – искажённое воспроизведение надписи на стене дворца, возникшей во время пира вавилонского царя Валтасара и предсказавшей падение царства, как гласит библейское предание. Пророк Даниил истолковал эти слова так: царство твоё Бог исчислил (мене), ты взвешен на весах (фекел), в тебе недостаёт того, за что можно было бы продлить твоё существование, и твоё царство разделяется (фарес). В широком значении эти слова стали означать предзнаменование смерти.

Круг железобетонного танца… – ср. с «железобетонными поэмами», опубликованными в сб. «Танго с коровами». Понятие «железобетон», которым Каменский охарактеризовал свои «стихо-картины», было атрибутом современной жизни, оно «только-только начало входить в обиход, и футуристы, с их бунтом против сладкозвучных эвфемизмов, характерных для поэтики символизма, подхватили это новое слово из лексикона строительной техники» (см.: Молок Ю. Типографские опыты поэта-футуриста // Каменский В.В. Танго с коровами. Железобетонные поэмы. М.: Книга, 1991. С. 5). Подробнее об этом см.: Стригалёв А. Картины, «сти-хокартины» и «железобетонные поэмы» Василия Каменского // Вопросы искусствознания. М., 1995. № 1—2. С. 505—539.

Непрерывностью тока (ед. хр. 4, л. 84).

Было издано ранее под названием «Сияй» в кн. Каменского «И это есть» (Тифлис: Заккнига, 1927). Также существует ещё одна редакция в фонде поэта в РГАЛИ (оп. 1, ед. хр. 15, л. 18—18об.). Тексты обеих редакций совпадают, за исключением того, что в другом варианте слово «солнценосцы» написано строчными буквами.

Ср. жизнетворческий лозунг «Сияй» со стихотворением «Бейте в сердца» (см. коммент. к нему выше). Сияние электричества уподобляется солнечному свету, который имеет важное значение для поэтики Каменского. Ср. с «железобетонной поэмой» «Солнце» (1917), о которой писал Ю. Молок: «Она походит на звёздную карту: полумесяц – футуризм, неправильной формы звезда – Василий Каменский, солнце – “лицо Гения”, от которого расходятся лучи и которое по композиционной схеме напоминает его портрет работы Бурлюка. Наконец полная луна, обрамлённая именами его друзей-будетлян: Хлебникова, Бурлюка, Маяковского, а в центре круга совсем простенькая, с некоторой долей деревенской грусти, как всё у Каменского, строчка: “Один ночую – оди-ночествую”» (см.: Молок Ю. Указ. соч. С. 11). Последняя строка «С-О-Л-Н-Ц-Е-Н-О-С-Ц-Ы!» продолжает эту образную ассоциативную традицию и в теме электрификации.

Пляска букв э-л-е-к-т-р (ед. хр. 16, л. 16).

В авторской рукописи рядом с текстом есть приписка «Пятница 10 1/2 реж. Данилову» и рисунки букв. В архиве имеется другая редакция (оп. 1, ед. хр. 16, л. 15). Благодаря ей можно предположить, что оно предназначалось для исполнения на сцене. После каждой строфы видны едва различимые ремарки автора, например, «становится рядом с Э», «становится рядом с Л», «становится рядом с Е», «становится рядом с К, напевает», «становится рядом с Т». Очевидно, что буквы должны были быть персонажами пьесы, взаимодействовать друг с другом, образовать в конечном итоге единую цепочку «Э – Л – Е – К – Т – Р». Пометка на полях о времени встречи с режиссёром Даниловым говорит о том, что стихотворение могло быть написано для постановки в театре.

В результате фонетической игры буква обретает собственный звуковой образ, становится самостоятельным героем. Использование ассоциативных рядов служит средством индивидуализации каждой буквы. Подобный приём используется в стихотворении «Ю» из сб. «Девушки босиком», в котором автор рисует портрет звука: «Юночка / Юная / Юно / Юнится / Юнами юность / В июне юня. / Ю – крыловейная лейная. / Ю – розоутрая рая. / Ю – невеста Ста Песен. / Ю жена дня. / Ю и Я». Ср. со словами Каменского из статьи «Что такое буква?»: «Буква – взрыв, Слово – стая взрывов. У каждой Буквы – своя судьба, своя песня, своя жизнь, свой цвет, свой характер, свой путь, свой запах, своё сердце, своё назначение. Буква – это совершенно отдельная планета вселенной (слова – понятия). Буква имеет свой рисунок, – звук, – полёт, – дух, свою твёрдость, своё вращенье» (см.: Мой журнал Василия Каменского. С. 14).

Цувамма. Легенда (ед. хр. 28, л. 1—8).

«Цувамма. Легенда» является неизвестной драматургической редакцией поэмы «Цувамма», трижды опубликованной: сначала в небольшой кн. «Цувамма: Поэма» (1920), затем в «Моём журнале Василия Каменского» (1922) и в альманахе «Библиотека поэтов. № 1» (М.: <Б.и.>, 1922).

Тексты обеих вещей практически полностью совпадают за исключением отдельных разночтений: например, «астральная полярная Цувамма» здесь называется «любимой полярной Цувам-мой», слово «голубель» заменено на «беспредель», строка «Коюн, Чобан Шардамэ» – на «Коюн чобан Чериме», вместо «Чаррамэ» пишется «Чериме». Также иногда различается прописное и строчное написание букв. В рукописи «Цуваммы. Легенды» зачёркнут подзаголовок «Слушайте Поэта в клетке (Театропоэмия)». Такое название носит ещё одна – более ранняя краткая редакция той же драматической поэмы (ф. 1497, оп. 1, ед. хр. 28, л. 9—12). Сохранился и вполне самостоятельный отрывок из поэмы «Цувамма» «Девушки – юноши», воспринимающийся как отдельное стихотворение. Он имеется в РГАЛИ в двух копиях (оп. 1, ед. хр. 3, л. 11 и 12—12об.).

Цувамма – идиллическая «страна Океанской Раздоли», «остров рубинных расцветов» и «солнцетканных поэтов». В драматической поэме Каменский превратил «Поэта-Птицу из страны Цуваммы» в главного персонажа, индивидуализировал его образ, добавил ремарки. Птица говорит на заумном «цувамском» языке. Отдельные фрагменты можно сравнить с более ранними стихотворениями – «Персидская» (1918), в котором автор имитирует восточный язык («Чарн – чаллы – ай», «Саадэт», «Черибан»), «Я – в Индии» (1916, «Ан – нэо – хатсу – мау – ниса») и фонологическими экспериментами в поэме «Сердце Народное – Стенька Разин» (1918). Ср. с песней принцессы Мейран: «Ай хяль бура бен / Сиверим сизэ чок. / Ай Залма – / Ай гурмыш – джаманай». Также см. коммент. к «Вавилону фонетики» о языковой игре Каменского.

Корабль из Цуваммы. Словопластическая феерия (ед. хр. 102, л. 14-35).

Драматическая «феерия» также возникла в результате переработки «Цуваммы» (1920) и впервые публикуется в нашем сборнике. В отличие от предыдущей версии поэмы, это совершенно самостоятельное произведение, текст которого целиком отличается от упомянутой публикации. Сохраняется сама сюжетная завязка, связанная с прибытием гостей из утопической страны Цуваммы, на основе которой вырастает новая драматическая поэма.

«Словопластическая феерия» написана заумью. В отличие от других вариантов, предназначенных для сцены («Цувамма. Легенда», «Слушайте Поэта в клетке»), этот наиболее оригинален в языковых экспериментах. Все персонажи говорят на причудливом «цувамском языке». Корни заумных слов позволяют догадываться об их значении и следить за развитием динамичного сюжета пьесы. Поиски Каменского в области речетворчества, зауми были последовательными. Ср. с одной из лекций о современной поэзии, в которой он провозглашал «самовитое, самоцветное слово»: «Если с одного – правого – берега слышатся только одни песни, то с другого – левого – песни, заглушаемые музыкой. Музыкой в самовитости, в самоценности, в самозначении слов. Здесь каждое слово отвечает за себя. Здесь каждое слово – краска, драгоценный камень, отдельная величина, законченный рисунок. Связность слов здесь не обязательна, ибо аккорды музыки сами говорят за себя» (см.: Степанов М.Л. Василий Каменский // Каменский В. Стихотворения и поэмы. М.; Л.: Сов. писатель, 1966. С. 19). В «Корабле из Цуваммы» на первый план выходит песенная природа заумных слов, и в этом смысле пьеса перекликается со стихотворением «Жонглёр».

Сценичность «Корабля из Цуваммы» достигается введением ряда театральных эффектов: множества персонажей (жонглёры, куклы, акробаты, Атуйя и Гаяро, Человек в чёрном, делегаты, девушки и юноши), развёрнутых ремарок, подробно описывающих действия героев, звукового сопровождения. Всё это позволяет полагать, что драматическая поэма предназначалась для масштабной зрелищной постановки.