Текст книги "Холодные тени"

32

ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ЛЕТ НАЗАД

Тимофея обследовали в специальной судебной клинике. Результат обследования подтвердил диагноз, установленный ранее: мальчик подвержен неконтролируемым припадкам.

С мамы взяли подписку о невыезде. Тимофей не должен был ходить никуда, кроме занятий с психологом, которого назначили в клинике. В школу он сможет вернуться лишь после того, как дело будет закрыто. Если сможет, поскольку следователь сказал, что, вероятнее всего, ему будет рекомендовано содержание в специальном заведении.

Маме пришлось взять отпуск, иначе она не успевала возить Тимофея к психологу. К тому же маме необходимо было заниматься наследственными делами. Для того чтобы через полгода получить наследство после смерти Штефана, нужно собрать кучу всяких документов.

Друг с другом они почти не разговаривали. Тимофей слишком хорошо помнил разговор, который состоялся в машине, по пути из больницы домой.

Мама сидела за рулем, Тимофей – рядом. После двенадцати лет уже можно было ездить на переднем сиденье.

Они молчали почти всю дорогу. Когда подъезжали к дому, мама остановилась на светофоре. И вдруг заплакала.

Тимофей посмотрел в окно. Они стояли возле китайского ресторана. Сам он ни разу там не был, но знал, что мама и Штефан по пятницам ходят сюда ужинать.

Нужно было что-то сказать. Когда люди плачут, им нужно что-то говорить. Но Тимофей не знал что.

На светофоре загорелся зеленый. Сзади засигналили.

Тимофей протянул руку и коснулся клавиши аварийной остановки.

Мама убрала ладони от заплаканного лица. Посмотрела на клавишу. А потом – на Тимофея, с непонятным выражением. Проговорила:

– Это все, что ты можешь для меня сделать?

– Если нужно сделать что-то еще, скажи.

– Ты – не человек. – Мама смотрела на него как на чудовище. – Ты… Господи, за что мне это?! Только-только все начало налаживаться… Только-только мне показалось, что… Господи! – Она снова залилась слезами.

– Ты могла бы отдать меня в интернат уже сейчас. – Тимофей изучал этот вопрос. Он знал, что существуют школы, где дети не только учатся, но и живут.

– То есть ты хочешь, чтобы я перестала тебя контролировать?! – Голос мамы сорвался на крик. – Ты этого хочешь?! Чтобы позволила тебе делать все что вздумается?! Чтобы ты еще кого-то… – Она не договорила, но Тимофей понял. – Нет, – категорически объявила мама. – Никаких интернатов! Я дала подписку о том, что ты шагу не сделаешь без моего ведома, – и сдержу слово!

– Я не убивал Штефана.

Тимофей сказал это только сейчас, когда вдруг пришло твердое, окончательное понимание: мама, как и следователь, не сомневается в том, что это был он. И с самого начала – не сомневалась.

До сих пор он почему-то не верил в это. До сих пор думал, что мама знает: он не мог так поступить. До сих пор казалось, что его семья – это его крепость. Сырая, неуютная, продуваемая холодным ветром, но все же…

Сейчас оказалось, что вместо крепостной стены его окружали хрупкие стенки аквариума. И осколки стекла, которое треснуло, вероятно, еще при его рождении, только что осыпались у него на глазах. Глупая, детская, ни на чем не основанная вера лопнула, как мыльный пузырь.

– Я не убивал Штефана.

Тимофей сказал это, уже понимая, что маму не убедить.

– Откуда ты можешь знать?! – всплеснула руками она. – Ты ведь сам сказал, что ничего не помнишь!

– Я не знаю. Но думаю, что не убивал. Я это выясню, обещаю.

Деликатный стук в окно, мама опустила стекло.

– Что-то случилось, фрау? – выражение лица пожилого господина при виде заплаканной женщины сменилось с недовольного на сочувственное. – Я могу вам чем-то помочь? Может быть, вызвать аварийную службу?

– Нет, благодарю вас. Моя машина в порядке.

– В таком случае не могли бы вы встать на крайней полосе? Вы мешаете движению.

– Прошу прощения. Я уже уезжаю.

33

Все собрались за большим столом в помещении, которое, как поняла Вероника, совмещало в себе функции столовой и гостиной. Полярная станция «Сириус», еще десять лет назад представлявшая собой научную базу, но, как выразился Доминик Конрад, «технически устаревшая», была перестроена для проживания туристов. Что-то вроде отеля – для толстосумов, пресытившихся путешествиями по теплым морям и райским островам и возжелавших других впечатлений.

Гостиная-столовая, комнаты для гостей, комнаты для персонала; медпункт, кухня, туалеты, душевые; генераторная, теплый склад. Имелся также погреб, где хранили замороженные продукты. Но никаких тебе бассейнов, тренажерных залов и прочего.

Конрад представил людей, которые работали на станции, – повара с помощником, двух врачей, одного техника, одного водителя и двух горничных.

– Что-то у меня плохие предчувствия, – проворчал Лоуренс. – Зачем нам два врача?

– Традиция, не более, – заулыбался ему Доминик Конрад; он стоял во главе стола, пока все остальные сидели. – Врач, видите ли, тоже человек, и с ним может произойти всякое, а вызвать скорую помощь тут затруднительно. Поэтому врачи дежурят на станциях по двое. Но это все ерунда, на самом деле излишняя предосторожность. В десяти километрах отсюда находится научная станция, там тоже постоянно дежурят двое врачей.

– Да, – добродушно сказал один из представленных врачей, немец по имени Оскар. – Вырезать самому себе аппендикс – опыт, безусловно, интересный, но я предпочел бы обойтись без него.

Он, второй врач, водитель и техник сидели за столом вместе с туристами. Повар с помощником и горничные скрылись, едва показавшись. Они, наверное, не очень хорошо говорили по-английски. Обе горничные оказались смуглыми латиноамериканками средних лет. Вероника подумала, что в страшном сне не может представить себе обстоятельства, заставившие этих женщин перебраться сюда, в край вечных снегов.

Оскар, говоря, смотрел в стол перед собой. В руках он держал нож для масла и ковырял пальцем лезвие.

– Я бы предпочел, – заявил Лоуренс, – чтобы никто никому тут не вырезал ничего. Мы приехали отдохнуть.

– И это прекрасное место для отдыха! – вновь вернул себе всеобщее внимание Доминик Конрад. – С вашего позволения, я немного познакомлю вас с историей станции. Она была построена почти полвека назад, в середине семидесятых. Название «Сириус» получила по имени звезды – самой яркой не только здесь, в Южном полушарии, но и на всем небе, которое мы можем наблюдать с Земли. Свет этой далекой звезды, по оценкам астрономов, в двадцать пять раз ярче, чем свет нашего с вами Солнца.

– Это – известный факт. Но немногие знают, что на самом деле Сириус – двойная звезда, – негромко добавил Оскар.

– Двойная? – повернулся к нему Лоуренс.

– Именно. На самом деле звезд – две, это открытие было совершено еще в позапрошлом веке. Сириус – две ярчайшие звезды, которые вращаются вокруг общего центра массы.

– И соревнуются, кто ярче, – фыркнул Лоуренс. – Почти как некоторые блогеры у нас на Земле. Ха-ха-ха! – Он посмотрел на Габриэлу.

Та сделала вид, что подколки не заметила.

– Однако, – продолжил Конрад, – учитывая специфику этого места, мне просто необходимо ознакомить вас с правилами техники безопасности. И вам придется за них расписаться, мои хорошие.

Вероника поежилась. Конрад говорил с ними так, как могла бы разговаривать наседка с цыплятами. Над ней даже мама в детстве так не кудахтала.

Лоуренс вздохнул и развел руками. Брю сидела, сложив руки на груди. Габриэла, уже забыв о Лоуренсе, что-то энергично набирала в телефоне. Тимофей внимательно слушал Конрада, не сводя с того глаз. Впитывал информацию.

– Вам предстоит провести тут ближайшие несколько дней, – потирая руки, говорил Конрад. – И самое-самое главное правило, которое необходимо запомнить, – никуда не ходить поодиночке. Если вы соберетесь удалиться от станции дальше, чем на десять метров, рядом с вами постоянно должен присутствовать кто-то из сотрудников. Это вам только кажется, что здесь невозможно заблудиться. Огромная ошибка! В Антарктиде нет привычных вам ориентиров. Отойдете немного, потом решите вернуться, перепутаете направление, удалитесь еще на километр… Нас здесь не так много, как видите, – всего девять человек. Из этих девятерых специальную подготовку имеют семеро; горничные обладают только навыками оказания первой помощи. Проводников из них не выйдет. Но даже мы, семеро, вряд ли сумеем вас отыскать – разве что если сильно-сильно повезет. Если мы сумеем вовремя разглядеть сигнальную ракету, которую вы запустите, если погода не испортится – а такое тут случается сплошь и рядом… В общем, лучше не доводить до этого, поверьте.

Брю вздрогнула, Габриэла, увлеченная разглядыванием свежих фотографий, не обратила на слова Конрада внимания, а рыжий мудак Лоуренс скептически фыркнул. «Идиот, – в очередной раз подумала Вероника. – Посмотрим, что ты скажешь, если правда заблудишься и с удивлением обнаружишь, что GPS в твоем мажорфоне здесь немного не работает, потому что нет сети».

Конрад закончил инструктаж. Там, в основном, не было ничего нового. Все основное сказал капитан на корабле, а Конрад просто это повторил, заставив Лоуренса страдальчески закатывать глаза.

Затем пришлось расписаться за то, что туристы прослушали инструктаж, потом – за то, что получили специальные «наборы безопасности», без которых выходить со станции категорически запрещалось, а потом начался торжественный обед в честь новоприбывших. На столе была даже бутылка вина – правда, всего одна. Но работники станции от алкоголя отказались, и каждому из туристов досталось по бокалу. Вероника свой отодвинула.

– У тебя проблемы с алкоголем? – спросила Брю.

Планшет лежал на столе перед Вероникой, облегчая ей понимание происходящего. Здесь, на станции, раздавали слабенький Wi-Fi. Этим озаботилась Габриэла сразу же, как переступила порог, и Вероника тоже подключила ее планшет к сети.

– У меня проблемы с желудком, – ответила Вероника. – Отравилась дезинфицирующим средством.

Врач по имени Оскар, кажется, впервые отвел тоскливый взгляд от бутылки и с интересом посмотрел на Веронику.

– Что же вас заставило употреблять в пищу дезинфицирующее средство? – спросил он.

– Одна добрая женщина, – светски улыбнулась Вероника. – Пыталась меня убить, чтобы я ее не разоблачила.

– Как вы интересно живете, – от души сказал врач. – А можно узнать подробности?

И только тут до Вероники внезапно дошло, что Оскар говорит с нею по-русски. Пусть и с характерным акцентом. Прочитав по изменившемуся выражению лица Вероники ее мысли, Оскар улыбнулся:

– Моя бабушка была родом из России, мы с ней часто болтали.

– Как тесен мир, – покачала головой Вероника.

– Вы даже не представляете насколько. Я ведь родился и большую часть жизни прожил в Мюнхене – там, откуда родом обе ваши спутницы.

– И правда невероятно, – подключилась к разговору Брю. – А мне вот кто-то пишет анонимные письма, где угрожает убить.

Перевод на экране планшета показался Веронике какой-то жалкой попыткой обратить на себя внимание. Прозвучало, видимо, так же. Оскар вежливо улыбнулся и сказал:

– Какой кошмар. От чего только люди не бегут в Антарктиду. От прошлого, от настоящего. А некоторые… – Он вздохнул. – Некоторые бегут от будущего.

– А кто-то просто тут работает, – сказала Вероника.

– Нет, – покачал головой Оскар. – Таких в Антарктиде нет, поверьте. Здесь все – беглецы.

Он опять обращался только к Веронике, и Брю отвернулась. Вероника испытала слабые угрызения совести. Между ней и Брю вроде как протянулись некоторые ниточки доверия, а теперь она новую подругу как бы бросила. Но в конце-то концов, Брю – взрослая девочка.

А Оскар между тем вновь вернулся к теме отравления. Вероника попыталась поведать историю с убийством телезвезды в самых общих чертах, но сама не заметила, как увлеклась.[2]2
  Подробности расследования командой Неона убийства телеведущего читайте в романе «Короли вкуса» (АСТ, 2023).


[Закрыть]

Краем глаза она оценивала ситуацию за столом и с неудовольствием отмечала, что обстановка накаляется. Габриэла не отлипала от своего телефона. Рыжему мудаку Лоуренсу это не нравилось, и он что-то строго ей выговаривал. Брю пыталась заговорить с Тимофеем, но это было задачей не из легких. Закончились попытки внезапно: Тимофей встал и подошел к одному из окон, через которые в столовую лился свет. Там он замер, как истукан, и смотрел на пейзажи своей возлюбленной Антарктиды.

В этот-то момент все и случилось. Дверь открылась, и внутрь вошел мужчина с сумкой. Его Вероника узнала – он ехал с ними на вездеходе от корабля, а потом они высадились, и вездеход поехал дальше, на следующую станцию.

– Почта, – сказал мужчина, когда все на него посмотрели. – Я обещал завезти ваши письма на обратном пути – вот они, пожалуйста.

Работники тут же переключились на почтальона. Тот вынул из сумки тоненькую стопку конвертов. Он называл имена и вручал письма с Большой земли. Первым конверт получил Конрад.

– А электронная почта до вас не доходит? – вполголоса осведомилась Вероника у Оскара.

– Электронная почта – прекрасное изобретение, – улыбнулся тот. – И в основном мы, разумеется, пользуемся ею. Но ничто не заменит людям, живущим на краю света, настоящего живого письма, написанного рукой близкого человека.

– А вы письма не ждете? – спросила Вероника.

Оскар качнул головой и опустил взгляд.

– Увы. Я сбежал в Антарктиду от одиночества.

Вероника замолчала, не зная, что на это сказать. Работники возбужденно галдели, хвастаясь письмами. Габриэла и Лоуренс наконец-то начали ссориться, глядя друг на друга горящими глазами. Тимофей все так же стоял у окна, сложив руки, и, кажется, вовсе не заметил явления почтальона.

– Брюнхильда Крюгер, – сказал вдруг почтальон, подняв над головой последний конверт.

Замолчали все одновременно. Даже Лоуренс и Габриэла повернули головы к почтальону.

– Это я, – негромко сказала Брю. Она приподнялась было на месте, но тут же, побледнев, села обратно.

Почтальон, улыбаясь, подошел к ней.

– Похоже, кто-то из ваших друзей решил сделать вам сюрприз, – сказал он.

Брю взяла конверт дрожащими руками. Надорвала его и вытряхнула на стол лист бумаги. Она, казалось, не хотела к нему прикасаться – как будто перед ней лежало что-то мерзкое и отвратительное.

– Что за?.. – выкрикнула Габриэла и схватила лист раньше, чем это сделала Брю.

Развернула его и разразилась таким длинным ругательством, что переводчик его стыдливо проигнорировал. Вероника привстала, взгляд ее скользнул по буквам. Немецкий, ну конечно же. Однако трудно было не узнать манеру письма – витиеватый почерк, которым писал неизвестный свои мерзкие послания.

Потом Вероника узнала одно слово: hure – «шлюха».

Брю, громко всхлипнув, упала на стул и закрыла лицо руками.

– Прекрасно, – раздался в тишине холодный, как антарктический пейзаж за окном, голос Тимофея. – Просто прекрасно.

34

Почтальон поспешил ретироваться. Работники станции так же поспешно закончили обед и разбрелись по своим делам, видя, что туристам пока не до них. Брю сидела за столом и всхлипывала. Габриэла пыталась ее утешать, но Брю только дергалась.

– Отстань! – крикнула она, когда Габриэла положила руку ей на плечо. – Это все твоя идиотская идея! А он везде меня найдет, из-под земли достанет! Только теперь, вместо того чтобы искать эту тварь, мы сидим здесь. В твоей прекрасной Антарктиде! Ты довольна, да? Все опять по-твоему!

– Брю, я хотела как лучше…

– Как лучше – для тебя! Ты всегда думаешь только о себе!

Габриэла побледнела. Похоже, слова Брю угодили в цель. И все же она сопротивлялась:

– Что ты такое говоришь? Я всегда тебя поддерживала, Брю!

– Только тогда, когда тебе это ничего не стоило. Но если нужно выбирать между своей идиотской экспедицией и мной – ты в лучшем случае выберешь и то и другое!

– Но…

– Ты даже шарф у меня украла! – вдруг взвизгнула Брю.

Вероника озадачилась. Ей показалось, что планшет что-то не так понял. Но не меньше удивилась и Габриэла.

– Шарф? – переспросила она. – Какой шарф, о чем ты говоришь?

– Когда мы покупали всю эту дрянь для поездки, ты ведь знала, что фиолетовый – мой любимый цвет. В магазине был только один такой шарф, и ты его забрала себе, просто потому, что захотела!

Габриэла посмотрела на Веронику широко раскрытыми глазами, как будто ища поддержки, но Вероника могла только пожать плечами. Брю не была ее сестрой, и в ее загонах она не разбиралась.

Лоуренс демонстративно удалился в свою комнату сразу же, как только все началось. Настоящий мужчина. Лучший способ справиться с женской истерикой – держаться от нее подальше.

– Я вообще не подумала об этом, Брю, – терпеливо говорила Габриэла.

– Вот именно! Ты способна думать только о себе!

– Слушай, ну… давай поменяемся? Мне абсолютно все равно, какой шарф носить, честное слово!

– Мрак, – объявила Вероника и заблокировала планшет.

Они с Тимофеем устроились в креслах в углу. Тимофей держал на коленях ноутбук. Держал так, чтобы Вероника не видела экрана.

– Тиша, – сказала Вероника, наклонившись поближе. – Скажи мне, как детектив детективу. Почему, когда принесли письмо, ты выглядел так, будто только того и ждал?

– Потому что я только того и ждал, – сказал Тимофей, не отрываясь от экрана. – И это дело теперь нравится мне еще сильнее. Мы многое поняли.

– Что именно?

– Не так уж много людей знали, на какую именно станцию мы едем. А здесь указан конкретный адрес. – Он показал Веронике конверт. – Письмо отправлено из Мюнхена. Судя по дате – в тот же день, когда из Мюнхена вылетели мы. Впрочем, его могли бросить в ящик и накануне. Что особенно важно – Габриэла по моей просьбе сказала в разговоре с моей матерью, что мы едем на совершенно другую станцию. Следовательно, это не она.

– Не Габриэла? – уточнила, запутавшись, Вероника.

– Не моя мать, – поправил ее Тимофей.

Вероника вздрогнула:

– А ты что – подозревал ее?! Елену Сергеевну?

– Мне казалось, что это – самый очевидный вариант, – пожал плечами Тимофей. – Но теперь про него можно забыть.

35

Сообщение от Тима пришло в пять утра. Вернеру потребовалось не больше десяти секунд, чтобы перейти от сна к действительности и прочитать короткий текст: «Пора».

– Пора… – проворчал Вернер и, кряхтя, сел на гостиничной кровати.

Кровать была не так уж плоха, но в его возрасте, при его состоянии здоровья любые перемены меняли все только к худшему. Тело болело так, будто он всю ночь работал в спортзале, а не спал. Голова гудела.

Нащупав трость, Вернер поднялся и заковылял к туалету. Мысли, просыпаясь, вяло ползали по голове и недовольно брюзжали.

Четырнадцать лет он не слышал и не видел Тима. И вот теперь, стоило им встретиться, все началось с начала. Ему приходится лезть в какие-то авантюры, делать какие-то непонятные вещи. А ведь он уже даже не на службе. Комиссован из-за ранения.

Вот уже три года Вернер довольствовался спокойной жизнью на пенсии, иногда подрабатывая в качестве консультанта – все же у него за плечами был немалый опыт. И теперь – опять этот упрямый взгляд и безапелляционные требования: «Тебе нужно поехать в Берлин и ждать моего сигнала».

И он поехал. Хотя бы потому, что Тим в этот раз старался не для себя, он пытался помочь Брю. На несчастную девочку свалилось столько откровенного дерьма, что Вернер был готов на все, лишь бы избавить ее от преследования.

Вернер спустил воду в унитазе, вымыл руки и лицо, почистил зубы. Оценил в зеркале мешки под глазами и покачал головой.

– Если это он – я его убью, – пообещал зеркалу Вернер. – Просто прикончу. Я ведь больше не полицейский, могу себе позволить.

Кивнув, он одобрил сказанное и пошел одеваться.

Выйдя на Шенеберг-штрассе, Вернер двинулся в сторону остановки. Движение еще только набирало силу, и в промежутках между проносящимися мимо машинами можно было услышать тишину.

В автобусе Вернер задремал, но проснулся перед своей остановкой. Выйдя, прошел половину квартала и свернул в нужный подъезд. Вызвал лифт. Поднялся на третий этаж.

Совершенно безликое помещение. Беленые стены и потолок, кажется, что здесь пахнет стерильностью, как в больнице.

Вернер подошел к квартире номер восемь и сунул руку за пазуху. Проверил, легко ли вынимается из кобуры пистолет. Только после этого он позвонил в дверь.

Звонок назойливо дребезжал в квартире раз за разом. Вернер продолжал нажимать на кнопку, но с каждой секундой делался все мрачнее.

Квартира пуста. Ублюдка там нет, потому что он – в Мюнхене. Тим, этот чокнутый мальчишка, прав – как был прав тогда, четырнадцать лет назад. И теперь остается лишь позвонить ребятам, бывшим коллегам, сказать, чтобы объявляли в розыск. Суток не потребуется – и сукин сын окажется у них в руках. А еще через сутки он начнет говорить. Уж об этом Вернер позаботится.

А может быть, кстати, и не нужно никому звонить. Вернуться в Мюнхен и найти ублюдка самому. Познакомить его с пистолетом, который прекрасно вынимается из кобуры. Сберечь средства налогоплательщиков. Минус адвокат, минус суд, минус завтраки, обеды и ужины в тюрьме. Плюс – спокойная жизнь малышки Брю и всей его семьи…

Замок щелкнул, и дверь открылась. Вернер отпустил кнопку и уставился на то, что стояло за дверью.

Оно было голым и было совершенно точно мужского пола. Длинные спутанные волосы закрывали лицо целиком. Когда существо поднесло тонкой рукой сигарету к губам, которых не было видно за волосами, Вернер испугался, что шевелюра сейчас вспыхнет.

Существо повернулось и, шаркая босыми ногами, двинулось по грязному полу в глубь комнаты. Это выглядело как приглашение. Вернеру ничего не оставалось, кроме как войти следом.

Он закрыл за собой дверь. Существо тем временем уселось голой задницей на табурет, стоящий посреди комнаты, и положило руки на клавиши синтезатора. Послышался тихий звук из лежащих на синтезаторе накладных наушников.

– Твою мать, – буркнуло существо и, пыхтя сигаретой, натянуло наушники.

Тонкие белые пальцы вновь забегали по клавиатуре, но звук уже стал вовсе неразличимым.

Вернер, не разуваясь, прошелся по комнате. Обстановка была спартанская. Из мебели – какое-то тряпье на полу и табурет. Еще был кухонный островок, на котором громоздились пустые коробки из-под пиццы. В раковине лежала груда посуды. Кетчуп так присох к тарелкам, что казалось, проще их выбросить и купить новые, чем пытаться отмыть. В углу стоял персональный компьютер, довольно навороченный, судя по виду. Монитор был почти полностью скрыт под брошенной сверху заляпанной кетчупом майкой.

Бутылки из-под пива и банки из-под энергетиков, разумеется, валялись всюду. Так же, как одежда и грязные трусы. Использованных шприцев видно не было, но опыт подсказывал Вернеру, что это скорее случайность, чем закономерность.

Покончив с осмотром и приняв сознательное решение пропустить знакомство с туалетом, Вернер приблизился к существу, которое, отчаянно пыхтя сигаретой, продолжало наяривать на клавишах.

Вернер уже было протянул руку, чтобы стащить с него наушники, когда существо издало радостный вопль и откинулось назад. Видимо, оно предполагало – непонятно почему, – что сзади будет спинка. Но сзади не оказалось ничего, и существо чуть не грохнулось, замахало руками.

Каким-то невероятным образом вновь поймав равновесие, существо одной рукой стащило с себя наушники, другой вынуло изо рта сигарету. И, уставившись на Вернера, сиплым голосом сказало:

– Это хитяра, мужик. Это будет бомба!

– Леонхард Кляйн? – спросил Вернер, глядя на волосатое нечто сверху вниз.

– Слушай, если ты по поводу долга – можешь не париться. Как только я выдам этот хит, звукозаписывающие студии будут драться за меня! Бабла будет столько, что я вам еще и на чай отвалю, вот увидишь.

– Ты – Леонхард Кляйн? – повысил голос Вернер.

– Точно так, – кивнул парень и, откинув рукой с сигаретой волосы назад, затянулся.

Глаза у него были красные, лицо помятое, но сходство с фотографией из соцсети прослеживалось несомненное.

– Где ты был последнюю неделю?

– Где я был? – удивился Леонхард. – Здесь. Где мне еще быть? Впрочем, кажется, пару раз я выходил за топливом… – Он покатал ногой по полу пустую бутылку. – Кстати, насчет топлива. Если ты не про долг – может быть, сходишь и возьмешь пивка? А я сыграю тебе свой новый хит. Лучший хит!

Леонхард потянулся к синтезатору, но Вернер успел быстрее и повернул выключатель.

– Хочешь сказать, ты никуда не ездил?

– А куда мне ездить? – удивился Леонхард. Он встал и двинулся к раковине, на ходу докуривая сигарету. – Пиво продают в магазине в соседнем доме.

– В Мюнхен, например.

– В Мюнхен? На кой хрен кому-то вообще ездить в Мюнхен? – Леонхард открыл кран и затушил окурок под струей воды.

– Ну, не знаю. Отправить пару писем? – предположил Вернер.

– Я че, похож на почтальона? – Леонхард бросил мокрый окурок в коробку из-под пиццы. – А ты, кстати, кто такой, мужик?

– Я – брат Брюнхильды. Помнишь такую?

– Брю… – задумался парень и вдруг щелкнул пальцами. – Точняк! Это та малышка, с которой мы записали бомбический хит! Не настолько бомбический, как моя новая шняга, но отлично пойдет на би-сайде.

– На каком би-сайде? – не выдержал Вернер. – Ты хотя бы слышал про Spotify?

– Это говно уничтожает музыку, мужик, – покачал головой Леонхард. – Мой первый сингл выйдет только на виниле! И только для тех, кто по-настоящему ценит звук. Твоя сестра… Она будет стоять рядом со мной, когда мы победим на Евровидении! Точно так, точно так…

– Знаешь, где сейчас Брюнхильда?

– Я не знаю даже, где она была, когда писала вокал. Да и какая мне разница? Хоть на космической станции «Мир»! Ее голос занимается сладкой любовью с моей музыкой. Вот что имеет значение. Мужик! – Леонхард, осененный какой-то мыслью, подошел к Вернеру и положил руку ему на плечо. – Я знаю, почему ты пришел. Не парься! Я не спал с твоей сестрой, и этого никогда не будет. Я знаю слишком многих музыкантов, которые просрали все, потому что не могли удержать член в штанах. Но со мной этого не случится, будь уверен.

Вернер невольно опустил взгляд.

– Я сейчас фигурально выражаюсь, ты меня понял, – усмехнулся Леонхард.

«Хватит, – подумал Вернер. – Еще минута – и я пристрелю этого недоумка просто так».

Он развернулся и покинул захламленную квартиру.

– Ты еще обо мне услышишь! – несся ему вслед голос Леонхарда. – Запомни, мужик: Евровидение!

Вернеру повезло: как только он вышел на площадку, открылась соседняя дверь. Женщина в светлом плаще, бросив на него быстрый взгляд, зазвенела ключами, торопливо запирая замок.

– Доброе утро, – улыбнулся Вернер. – Скажите, вы хорошо знаете своего соседа? – Он показал большим пальцем на дверь Леонхарда.

– Еще бы мне его не знать, – проворчала женщина. – Мне пришлось подарить ему наушники неделю назад.

– Наушники? – нахмурился Вернер.

Женщина пошла к лифту. Он захромал вслед за ней, опираясь на трость.

– Почему-то вдохновение посещает этого психа исключительно с трех часов ночи до восьми утра, – сказала женщина. – Я не хотела обращаться в полицию. Он обещал, что вот-вот заработает денег и купит наушники, но… – Она вздохнула. – В общем, наверное, это был глупый поступок, но я вот уже неделю спокойно сплю по ночам.

– Неделю, – повторил Вернер.

– Ну да. А почему вы интересуетесь?

– И он никуда не уезжал за эту неделю?

– Мне кажется, он вообще смутно представляет себе, что существует мир за пределами нашего квартала.

Лифт приехал, двери раскрылись, и женщина вошла.

– Вы едете? – Ее палец замер на кнопке.

– Нет, езжайте. Спасибо вам.

Вернер достал телефон и, как только лифт уехал, отстучал сообщение Тиму: «Леонхард в Берлине. Не похоже, что куда-то уезжал. Не похоже, что этот полудурок вообще в состоянии провернуть такое дело».