Текст книги "Последний леший"

Глава 6

Сейчас, вспоминая свою жизнь в Киеве, Нойдак чувствовал себя так, будто это была какая-то другая жизнь, вроде и не с ним. Хотя, по правде сказать, это была уже далеко не первая перемена такого рода, молодой ведун уже как бы прожил несколько совершенно разных жизней за одну, еще совсем короткую, чуть более чем двадцатилетнюю жизнь.

Хорошо было в Киеве – и тепло, и уютно, и сытно! А опасности? Были и там, есть и сейчас, да когда их не было. Ведь молодой северянин всю свою жизнь только и делал, что убегал то от одной смертельной опасности, то от другой. Но сейчас было немножко по другому. Он был не один, пусть даже и с советчиком – Духом, от которого в случае опасности было проку… Как это говорится? Как от козла молока – так говорят русы. Да, сейчас у Нойдака были настоящие друзья. Сильные, смелые… И даже уже немного испытанные! С такими уже и опасности – это так, наполовину опасности…

Опасности? Что-то и небо изменилось, облака как-то странно из белоснежных вдруг стали светится чем-то багряным, а само небо, обычно светло-голубое, вдруг приняло насыщенный синий цвет, такой глубокий и непривычный. Такое небо богатыри видывали только далеко от Руси, в жарких странах…

Дорога сузилась, по обе стороны наметились каменные гряды, становившиеся чем дальше – тем выше. Еще сотня шагов – и создалось впечатление, что богатыри едут в каком-то горном ущелье. Небольшом таким ущелье – но все одно – неприятно. И опасно – путники озирались, посматривали наверх. Вроде, никого! Однако отчетливо пахло опасностью…

Первый камень пролетел, падая, в аккурат перед самым носом скакавшего первым Сухмата. Немаленький камешек, целая глыба, простому человеку такой не поднять, разве что с края пропасти сдвинуть да сбросить… Жеребец Сухмата резко встал, всеми четырьмя – богатырь чуть не полетел через голову, но – удержался в седле!

Следующий камень летел уже точно – и попал в шелом Рахты, расколовшись при этом пополам. Что-то было прочное – то ли шелом, то ли голова богатырская, во всяком случае на железной шапке осталась лишь вмятина, а Рахта ограничился проклятиями в отношении тех нечистых существ, к коим обращаются в таких случаях.

Сработало чувство опасности у Нойдака. Он вдруг дернул поводья резко вправо, непослушная – обычно – кобылка отреагировала моментально. Может, почуяла, когда действительно надо слушать хозяина. И камень пролетел мимо…

Потом посыпался целый град камней – но не на богатырей, а спереди и сзади, отрезая оба пути спасения – и вперед, и назад. Путники оказались в ловушке, деваться было некуда, кругом одни камни, снизу – земля, а сверху – небо. А люди не птицы, чтобы улететь в небо и не черви, чтобы уйти в землю!

Показались нападавшие. Увы, в руках у них были луки, а сами стояли высоко-высоко, на самом краю возвышающейся скалы. Кажется, гибель была неминуема. Особенно плохо дело обстояло с Нойдаком, тело которого было защищено одной лишь кольчугой. И лошадям, конечно, тоже – на них и кольчуг-то даже не было.

Рахта и Сухмат прикрыли длинными щитами – не себя, а головы и спины своих коней. А сами вооружились саблями. Зачем? А, вот оно что! Первые же стрелы, летевшие с высоты почти отвесно вниз, были отброшены в стороны быстрыми сабельками. Стрела – удар, стрела – удар… И богатыри оставались пока что невредимы. А Нойдак приготовился уже к неминуемой смерти. У него и щита-то не было, да и клинком он, считай, не владел. Но – странное дело – в колдуна почему-то не стреляли. Боялись глаза ведуньего? Или верили, что убьешь колдуна – потом тебе же сторицей встанет, когда мертвый к тебе ходить начнет, да по ночам душить… Скорее было все проще – стреляли наемники, и им был дан четкий приказ – кого убивать, а кого – нет. Или, еще проще – был дан наказ убить богатырей, за них – уплачено. А Нойдака не заказывали – так пошто на него стрелы тратить?

Так долго продолжаться не могло. Стрел у врагов было много, какие-то да и пропустишь. А там еще камней подтащат! Надо было что-то придумывать. Но богатырям было не до того – только успевай поворачиваться да уворачиваться! Стало быть, думать время было только у колдуна, он и начал лихорадочно оглядываться, ища пути к спасению. Нет, нет, ничего не придумывалось! Нойдак шарил глазами по каменистым склонам. Хоть бы какая-нибудь пещерка… Нет, место как будто выбрано заранее – укрыться что бы некуда было. А, может, и впрямь заранее место выбрали. Да, скорее всего.

Все эти явно лишние в момент опасности мысли молнией пронеслись в голове Нойдака. Взгляд остановился на каменной глыбе напротив. Глыба как глыба, ну и что? А взгляд вцепился и стоит! Нойдак никак не мог понять, что же в той каменюке такого?

Сухмат каким-то боковым зрением углядел, как уставился колдун на ничем не примечательную глыбу. И сообразил! Соскочил с коня, наклонился да дернул ту глыбу изо всех своих богатырских сил. Не подалась… Но Рахта, побратим, уже тут как тут. Не понимая, зачем это нужно, но – раз Сухмат что-то задумал, надо подмочь – тоже схватился за камень! И богатыри дернули – раз, два, три! Глыба подалась. А дальше…

Можно было подумать, что вся та каменная гряда как бы держалась на одной этой глыбе. Все камни враз задрожали, подались, вертикальная стена начала осыпаться. А с нее стали «осыпаться» и нападавшие… Случилось еще одно чудо – каменная гряда удержалась, не рухнула на богатырей. Ну, сами подумайте, книжка еще только началась, а всех главных героев уже б передавило! Разве ж бывает такое?

Все происходило быстро, очень быстро. Вот один камень, ударяясь об уступы, пролетел, вращаясь, мимо Нойдака. А вот эта каменная глыба метила в коня Сухмата, богатырь успел косо подставить щит – камень ударился о него, изменил направление полета, не задев жеребца. Но, увы, оставил на щите трещину на память. Рахта тоже подставил щит и умело отбил падавшее на него. Но то был не камень, а один из нападавших. Может, он и успел бы подобраться в падении и приземлиться на ноги, но отбитый щитом Рахты – ударился головой о камень и разукрасил поверхность последнего узором из смеси крови и мозгов…

Еще одного врага – толстого и какого-то безволосого, ухитрился зарубить «на лету» Сухмат. Упал, так сказать, целым, а приземлился – частями, тело – отдельно, и голова – отдельно. Причем эта покатившаяся в сторону голова, напрочь лишенная растительности, почему-то напомнила Сухмату арбуз…

– Не пора ли нам перекусить? – молвил он, отбивая очередной камень.

– Да, пора уже, и так подзадержались тут! – согласился Рахта. Одному из врагов удалось-таки удачно приземлиться, мало того, он еще и клинком владел изрядно. Отбил целых три удара Рахты, а потом, неожиданно перекувырнувшись назад, успешно ушел от, казалось, завершающего удара богатыря. Подпрыгнул, перескочил с камня на камень и бросился наутек. Ему-то, пешему, преодолеть каменный завал ничего не стоило, а у богатырей не нашлось свободного мига, что б достать беглеца стрелой.

Еще один приземлился позади Нойдака. Плохо пришлось бы неумехе-колдуну, кабы не кобылка. Как лягнула ворога обоими задними копытами. Нойдак чуть не полетел через голову. А вражина, получив в лоб, подался назад, прямо под меч Рахты, разрубившего того вместе с железной шапкой до самого пупа.

– А что у нас сегодня на обед? – спросил Рахта, критически разглядывая умиравшего убийцу. Видимо, богатырь был все-таки недоволен ударом.

– Так сегодня ж очередь колдуна готовить! – отозвался Сухмат, гонявшийся за маленьким, увертливым парнем, судя по одежде – степняком. Удар – а тот увернулся, еще замах – опять пустое место. Улучив момент, степняк сам ударил кривым клинком. Сухмат поймал вражье железо, приняв удар у рукояти своего меча, а потом просто перехватив сабельку левой рукой. Но враг оказался хитер – оставив клинок в руках Сухмата, отступил и неожиданно ударил ногой снизу – в аккурат между ног богатыря. Сухмат взъярился – еще бы, и больно, и неудобно как-то!

– Ну, это тебе даром не пройдет! – зарычал он, бросив меч и наступая на степняка с голыми руками. Можно было подумать, кабы не этот удар – так он бы врага помиловал?

Убийца оказался и тут на высоте – схватил Сухмата за запястье и попытался, помогая второй рукой, провести прием. Сделал он все правильно, и Сухмат, предоставивший возможность осуществить захват, уже должен был, по всем борцовским правилам, лететь кувырком через голову с вывихнутой рукой… Но вот такая незадача – сколько не давил степняк на руку богатырскую, Сухмат стоял как скала, даже в локте руку не согнувши. Слишком велика была разница в силе рук и мощи мышц тела.

– Чего удовольствие тянешь? – прикрикнул на побратима Рахта, – Сам же о еде вспомянул, а теперь нашел себе развлечение…

Сухмат от души, с размаху залепил степняку левой в челюсть и свернул ее набок. Мало того, еще и оглушил врага – удар кулака был подкреплен отраженным ударом – голова откинулась, разбив затылок о камень и окрасив рыжие волосы степняка в ярко-алый цвет. Теперь он валялся на земле и беспомощно вращал глазами, не имея сил встать на ноги.

– Ну, чего, все – что ли? – в голосе Рахты звучало уже открытое недовольство, – Добей и поехали!

– Да лежачего, того… Не бьют?

– Не бьют, так в требу богам приносят, – пожал плечами Рахта.

– Я этого дела не люблю… – буркнул Сухмат, – Девок люблю, винцо да сальце – не откажусь, а резать беспомощного – уволь!

– Тогда, может, ты, Нойдак?

– Духи Нойдака не хотят свежей крови! – возразил колдун, спрыгнув с кобылки.

– Так уж и не хотят? – усмехнулся богатырь, – Не верю!

– Нойдак поклялся никого и никогда… – и Нойдак подтвердил слова какими-то диковинными движениями рук – подтверждая слова по обычаям предков.

– А, обет дал? – кивнул Сухмат, – Понимаю…

– Какое совпадение, – подивился Рахта.

– Ты что, тоже? – уточнил Сухмат, – После Полины?

– Да, дал я обет, – подтвердил Рахта, – никаким богам – ни капли крови человечьей!

– Тебе повезло, парень, – сказал Сухмат степняку, – видно, жить тебе на роду написано…

В этот момент Нойдак, стоявший рядом, дернул Сухмата за руку, тот инстинктивно наклонился и стрела, метившая в шею богатырскую, пролетела мимо. Мимо Сухмата, но не мимо степняка, приподнявшегося было с земли. Древко торчало теперь прямо из глазницы, пробив небесно-голубой глаз неудачливого убийцы.

Рахта повернул коня. Если бы не завал, он вмиг бы настиг стрелка, но сейчас жеребец переступал с камня на камень с немалым трудом. Может, у каких горцев лошади и приучены ступать на камни, но жеребец Рахты больше привык по травке да по лесу…

Стрелял тот самый, что удрал от Рахты. Молодец, конечно, другой бы струсил, удрал, а этот – настоящий вояка! Впрочем, больше выпустить стрел ему не пришлось. Дело было в том, что Сухмат, сорвав с плеча лук, начал молниеносно посылать в сторону убийцы одну стрелу за другой. Пусть не точно, зато – быстро и много. Убийца спрятался за каменной глыбой. От стрел-то он отсиделся, да Рахта тут настиг. И вновь враг не струсил – внезапно прыгнул – ну, прямо как кот – на богатыря, занося для удара кинжал. Рахта въехал с размаху железным кулаком куда-то в летящее на него тело. Хруст… Кинжал не пригодился, богатырь вышиб супротивнику мозги, сломав и вдавив кулаком носовые кости вглубь черепа.

– Все это хорошо, – молвил Рахта задумчиво, – но вот у кого мы теперь спросим – чьи люди, кто послал, кто нанял?

– Вот-вот, а сам талдычил – требу, требу богам… – напомнил побратиму Сухмат.

– Так сначала поспрашать…

– А ты не говорил, что сначала!

– Понимать надо было!

– Так ведь оно… Никого и не пожертвовали! – напомнил разругавшимся было богатырям Нойдак. Ведь спор, чуть не перешедший в потасовку, был не о чем…

– Ты прав колдун, – согласился Рахта, и добавил, да так, что предыдущие слова неожиданно изменили смысл, – тебе готовить!

* * *

Что есть такое река для путника? Река – это и хорошо, и плохо…

Что хорошо? Хорошо то, что из нее можно летом напиться, а зимой – на санях прокатиться!? А серьезно? Во-первых, у реки с голоду не умрешь, рыбы в любой русской речке всегда вдоволь, только не ленись таскать! У рек всегда деревни да селения, у больших рек – городища и большие города. Стало быть, можно отдохнуть, попариться в баньке, поесть пищи домашней, в печке томленной, с тем самым вкусом-привкусом, который нигде боле, кроме как после русской печки и не получается. Короче, река – это люди, причем не степняки какие-нибудь, а основательные, оседлые русичи.

А что в речке плохого? Да то, что через нее путникам переправляться приходится. И мокро, и опасно. Что опасного? Да много чего – и утонуть можно, в водоворот попавши, и чудищу водяному на ужин попасть, да и просто – в засаду врагу. Самое удобное ведь место – схорониться в леске рядом с речкой, да выждать, покуда мокрый путник на землю выберется, а потом – напасть. Куда отступать – позади река, впереди враг… Ну да ладно, не каждый же день засады, а волков бояться – в лес не ходить!

Предыдущая переправа была простой и удобной – река была велика, а на пересечении с дорогой, что в Киев ведет, прилепилось, к воде поближе, село большое. И лодки там были большие – по настоящему большие, чуть ли не с ладью, только что плоскодонные, специально приспособленные путников, вместе с лошадями да возами, через реку переправлять. Тогда богатыри даже и с коней не слазили – так верхом на плоскодонку и заявились, весь путь в седлах просидели, на бережок соскочили да поскакали дальше…

В этот раз на пути была совсем уж небольшая речушка, затянутая у берегов зелеными, сильно пахнущими водорослями. И не было больших лодок в маленькой деревушке. Потому не было, что был через ту речушку мостик деревянный переброшен еще много-премного лет тому назад, да снесло мостик по весне, когда речка вздыбилась, да лед пошел, все вокруг круша. А новый мостик пока еще строили, да не построили…

Что же – переправляться, так переправляться! Спросили у деревенских брод…

– Брод-то рядом, – отвечали им, – и воды по грудь, да вот только – лучше пройти вверх по реке, до Девичьего холма – там воды по щиколотку!

– Чего там! – решили богатыри, – можно и тут, где по пояс.

– А мы все у Девичьего холма переправляемся! – настаивали местные.

– Никак сахарные – растаять боитесь? – шутканул Сухмат.

– Боимся, – отвечали серьезно.

– Пиявок?

– Да завелась тут напасть поблизости…

– Что ж, посмотрим и на напасть! Как хоть, ее звать-величать?

– Жряк.

Получив столь определенные сведения, богатыри оправились к ближайшему броду.

– А кто такое жряк? – спросил у Сухмата Нойдак, – Это как кракордил?

– Нет, не бойся, это – гораздо хуже! – успокоил ведуна Рахта, после слов которого Нойдак не только замолк, но и буквально втянул голову в плечи…

Брони снимать не стали, слезать с коней – тоже. Нойдакова кобылка долго упиралась, не хотела идти в реку, в конце концов, сбросив ведунка на землю. Чего-чего, а падать, не ушибаясь, Нойдак научился – считай каждый день по пять раз – знатоком станешь, великим мастером в деле «хлоп о землю». Сбросила кобылка Нойдака, да, как ни в чем не бывало, пошла сама вброд, вслед за жеребцами Рахты да Сухмата. Делать нечего, пришлось колдуну идти вслед. Нормальные люди коней за узду ведут, а тут кобылка – впереди идет, да хозяина за собой ведет…

На середине речки оказалось, что это рослым оратаям было по грудь – Нойдаку вышло аккурат по шею, еще немного – и пить можно будет, не наклонясь. Северянин попал ногой в ямку, спотыкнулся, забарахтался всеми четырьмя – и получил лишь укоризненный взгляд собственной кобылы – чего мол, суетишься, здесь мелко совсем!

– А вот и жряк, долгожданный, пожаловал! – услышал колдун веселый голос Сухмата.

Собственно, колдуну была видна только темно-зеленая, в бурых пятнах, спина какого-то большого водяного зверя. Правда – очень большого – меньшего, само собой, чем кит, но побольше, чем медведь. Что это водный зверь, Нойдак понял сразу – уж он-то всегда мог отличить зверя лесного, шерстью покрытого, от зверя морского, гладкого…

Показалась из воды морда. Ну и ну! Много всего повидал на своем веку Нойдак, зверей морских странных, и с рогами, и водой вверх брызгающих, поющих даже – но чтобы у чудища были такие челюсти, вдоль да поперек направленные, как пилы огромадные – такого молодой колдун не то, что не видывал, о подобном и не слыхивал! Какое там Слово… Небось, один Вий знает Слово для зверя такого!

Зверь не стал выбирать – бросился на того, кто был ближе, а таковым оказался Сухмат. Разумеется, на суше все было бы кончено в момент, но попробуйте помахать мечом в воде!?

Удар клинком промеж далеко рассаженых маленьких глаз явно не понравился жряку. На ходу развернулся, попытался атаковать с левого бока. И встретил следующий удар неожиданно высунувшейся из-под воды бронированной лапой. И вперед – на богатыря. Рахта, успев прибарахтаться поближе, нанес от души пару ударов мечом в заднюю часть чудища. Жряк, казалось, не обратил на это никакого внимания, продолжая переть на Сухмата с широко разинутой пастью. Сухмат схватил за раздвинутые челюсти руками – заскрипели железные рукавицы, гнущиеся под клыками кривыми звериными. Рванул богатырь руками в стороны – не понравилось жряку таковое обращение, замотал башкой – да Сухмат держал крепко. Рахта времени тож не терял – подобрался поближе к шее – и мечом по ней с размаху. С размаху, да без особого толка – что в тесто клинком лупить. Вязнет меч в жиру подкожном, даже крови – и той не видно. Вертит, крутит головой жряк, чувствует – конец ему пришел, добьют его людишки – вон как дружно взялись, один – держит, другой рубит, а тут еще и третий подтащился, все норовит копьецом глазик выколоть!

Но и у чудища было кое-что в запасе. Вдруг раздался звук отвратный из чрева жрякова, а затем – отрыгнулось прямо на Сухмата все то, что заглотил, да переваривал водяной монстр. Не выдержал богатырь пакости этой зловонной, очи да нос его облепившей, отпрянул, выпустил жряковы челюсти. Монстр на месте развернулся, да еще и лихо как – ну, как волчок, даром что огромадный… Вдарил лапами-плавниками по воде – и был таков!

А Сухмат, добравшись до берега, еще долго-предолго мылся-отмывался. И потом весь день плакался, что воняет все…

Глава 7

– Так кто же смерти нашей желал, душегубов нанимаючи? – спросил то ли себя, то ли друзей Сухматий.

– Что бы князь или Добран? Не может быть!

– Да и зачем тогда было бы нас из Киева отпускать? – пожал плечами Сухмат.

– Скажем, не хотел, чтобы знали люди киевские…

– Не столь уж велики мы с тобой птицы!

– Да и что толку людей лихих нанимать? Против нас-то?! – усмехнулся Сухмат, – Пустое, Добрыня бы так не сделал.

– Добрыня – не сделал бы, а Добран Малкович… Он мог! Вроде подготовились, и камни заранее припасли, и место знали, и время…

– А откуда им было знать? Ну, сам подумай!

– Может, жрецы расстарались?

– Вот, это ближе к истине!

Богатыри замолчали, в который раз раздумывая на тему – кто же был против них? И то не годится, и это – не так, странно все как-то…

– А коли ведуны, то кто хотел Рахту, да Сухмата, да Нойдака убить? – подал голос Нойдак.

– Не все ли равно, одно слово – ведуны! – бросил Рахта с презрением.

– Не одно! – возразил Нойдак, – Нойдак так думает: одно дело, если слуги того ведуна, что молниями повелевал, другое – если тот черный колдун убивцев нанял…

– Этот колдун почему-то за Бронятой охотится, – пожал плечами Рахта, – и мы ему более не помеха… Ему теперь другая помеха будет!

– Тогда кто?

– Просто… Ведуны!

– Просто не бывает!

– Ну ты, колдун, – повернулся Рахта к Нойдаку, – возьми бубен, покамлай – будут на нас еще нападенья?

– Нойдак сейчас! – молодой ведун полез за бубном.

– Брось, не сейчас, – остановил его Сухмат, – вечером поворожишь… Да и не все равно, что ты наколдуешь, нам все одно – настороже быть надобно!

* * *

Смеркалось. Впереди, поодаль от дороги, виднелось старое христьянское кладбище. То самое место, о котором говорят – лучше б не было его! Но если уже есть – что сделаешь? Все обычаи всех народов, когда-то живших и ныне живущих в этих местах, предостерегали трогать мертвых, какому роду они не были бы. Лежат – и пусть лежат!

– И как это христьяне мертвецов закапывают как есть в землю?! – недоумевал Сухмат, – Как представишь себя на их месте… Лежишь в земле сырой, тебя черви земляные гложут, а ты – потому как мертвый – и отогнать их не можешь! Как представишь, что тебя едят – бр-р-р…

– У всех свои обычаи, у русов – русские, у христьян – христьянские, – проворчал Рахта.

– А Черный Прынц сказывал, что есть на свете племена-народы, которые стариков сами и съедают, – высказался Нойдак.

– Каждый своих, али чужих тоже?

– Про то Черный Прынц Нойдаку не сказывал, просто молвил – родителей поедают, как старость приходит, а те – спасибо говорят!

– Может и правы они, все лучше, чем в земле гнить…

– Вот, вот, так и говорят: «Лучше покоиться в родных желудках, чем в земле и глине!», – закивал Нойдак.

– Наш обычай – самый лучший! – объявил Сухмат чуть ли не торжественно, – Убили тебя – сожгут на костре, а пока тризну справлять будут, ты – уж в Вирии!

– Али в Кощном царстве, на полях медных, – буркнул Рахта.

– Каждому – по заслугам его!

– А ты уверен?

Сухмат не нашелся, что сказать. В этот момент в наступившей тишине чуткие уши всех трех молодых парней уловили шум и какую-то возню, доносившуюся со стороны заброшенного кладбища. Немалый, видать, был шумок, ведь до могил было от дороги шагов этак пятьсот, не меньше.

– Вот твари нечистые разгулялись, – голос Рахты был недовольно-раздраженным.

– Вот-вот, и я говорю, где мертвецы несожженые – там и нечисть вся! – вновь взялся за свое Сухмат.

– А где ж им быть, как не там, где есть чего поесть? – сказал Нойдак.

– Да, говаривают, есть такие упыри, что токмо телами мертвыми и наедаются!

– Вот и сейчас, небось, мертвеца не поделили? – предположил Рахта насмешливо.

– Если только не живого… Схватят путника и…

Богатыри переглянулись. Такой оборот дел, неожиданно пришедший в голову пугливому колдунишке, резко менял дело. И, как бы в подкреплении его слов со стороны кладбища донеслось что-то похожее на крик «Помогите!».

Рахта и Сухмат молча развернули коней и рванули галопом напрямик – к тому месту, откуда послышался крик. Нойдак старался не отстать. Конечно, все эти чудища страшны зело, но одному остаться – еще и пострашней будет!

А вот и упыри-упырики! Высыпали навстречу богатырям. Да как их много, и все – злые какие-то, будто их только что выдрали! Вооружены, что странно, правда так себе вооружены – у кого мечи ржавой поеденные, видать из курганов украденные, у кого – палки да дубье тем разное сучковатое. Были б живые люди с таким вот оружием – так то смех было бы, а не сражение. Но упыря так просто не убьешь, ему руку срубишь – он другой покарябать норовит! Мелко их приходится сечь, мелко!

Сухмат поспел первым. Один взмах – и поганое тело толстого упыря разрублено почти точно надвое – с головы до копчика. Рахта мигом позже отбил удар оржавелого меча, да так, что меч рассыпался на куски. Второй взмах меча богатырского отрубил длинному упырю голову. Голова-то скатилась на землю, дико вращая глазами, а вот тело – тело решило продолжить драку. Правда – вслепую! Рахта уже проскочил дальше, а обезглавленное тело, ища на ощупь врага, наткнулась на другого упыря, ростом не великого, и затеяло с ним бой…

Сухмат последовательно отрубал руки – сначала правую, потом – левую, у всех попавшихся на пути монстров. Потом приостановился, оглянулся на скакавшего вслед Нойдака, да кинул ему свою запасную сабельку.

– Подноровись рубать, парень, маковки мертвецкие, коль такое дело подвернулось! – подзадорил молодого ведуна богатырь.

И Нойдак решил тоже попробовать. Первая же голова отделилась удивительно легко. Второму упырю Нойдак отрубил голову уже основательно примерившись. Впрочем – отрубать гнилые черепушки у безруких – Сухмат постарался – монстров, то подвиг невелик! Ну, да и Нойдак – ведь не богатырь, ему и так сойдет.

Выскочивший неизвестно откуда тощий, совсем уж усохший упырь замахнулся на Нойдака ржавым мечом. Молодой ведун и сообразить не успел, как отбил удар и сам рубанул в ответ. Пригодилась наука, хоть и недолго учили, да подучили, спасибо мальчику Броне – оказавшемуся не таким уж и плохим учителем! Вот и упыря разделал – раз, два – и готово, чем Нойдак не богатырь?

Настоящие богатыри, между тем, методично поднимали и опускали мечи, устроив на этом, столь богатом упырями, кладбище настоящее поболе. К булавам ни Рахта, ни Сухмат даже и не прикасались. Какой смысл толочь и без того мертвых упырей? Их рубить надо, да помельче. А назавтра взойдет Солнце ясное, да сожжет лучами своими светлыми поганые мертвлячиные ошметки!

Вот на Рахту насело сразу четверо. Сухмат хотел было подмочь другу, но тот лишь сверкнул глазами, да бросил: «Не мешай!». Может, и зря – двое мертвяков явно хитрили, заходя, по упыриному обычаю, по леву руку, а еще один – мелкий, с торчащими во все стороны клыками – улучив момент, прыгнул на Рахту сзади и вцепился зубами «в шею» богатыря. Плохо соображают мертвяки, вернее сказать – совсем не соображают! Где ж видано, чтобы зубами бармицу, из железа ковану-плетену, так взять и прокусить? Пока Рахта крест-накрест рубил того упыря, что подвернулся под праву руку, двое других вцепились в левую, норовя стащить перчатку. Богатырь развернулся, при этом тот, сзади, так и остался висеть, вцепившись зубами в металлическую сетку бармицы. Может, застрял?! Те, что вцепились в левую руку Рахты, не успели так сразу оба развернуться вслед за могучим телом богатыря, и тот достал ближнего справа мечом, перерубив его в области пояса пополам. Кажется, этого было достаточно – передвигаться, а тем паче, представлять опасность в таком виде половинки упыря уже не могли, только дрыгались да дергались… Все еще державшегося за левую ладонь упыря Рахта той же рукой и сгреб, не без удовольствия слушая треск ломаемых костей – будет знать, за что хвататься. Потом, шутки ради, богатырь оторвал упырю руки, а потом и вовсе разорвал мертвяка надвое…

– Стой, не дергайся, я клеща срежу! – услышал Рахта за спиной.

Сухмат осторожно поддел мечом шею все еще болтавшегося на бармице упыря и аккуратно отделил голову мертвяка от туловища.

– Гляди-ка, и вправду, как клещ! – подивился Сухмат тому, как отрубленная голова продолжала висеть на Рахте, не желая разжимать зубов.

– А ты ей на глаза надави! – предложил Нойдак, – Я так завсегда большим рыбам рты раскрывал.

– Вот ты и дави, то дело – колдунье, – развеселился Сухмат.

Нойдак воспринял слова богатыря серьезно – взял и надавил большими пальцами на глазные яблоки упыриной черепушки. Зубы разжались, голова, успев кляцкнуть зубами, но не успев вцепиться в колдуна, полетела на землю. Кобылка Нойдака, как бы желая поучаствовать в общем деле, лягнула отрубленную голову и та покатилась куда-то дальше, не видно куда – ведь уже почти стемнело.

– Рановато упыри повылазили, – заметил Рахта, глядя вслед зашедшему Солнцу. Цельных упырей, кажись, поблизости не осталось, можно было и передохнуть.

– Добычу может какую почуяли младую, вкусную? – предположил Сухмат.

– Или выгнал кто? – высказал куда более серьезную версию Нойдак.

– Пожалуй, что выгнал, – согласился Рахта, вновь хватаясь за меч.

Сухмат и Нойдак резко развернулись и посмотрели в ту же сторону, куда теперь смотрел их товарищ. То, что они увидели, было не похоже ни на что, прежде виденное. На фоне ярко засиявшего – в отсутствии Солнца ясного – Месяца прекрасного явственно был виден силуэт почти человеческий – ну, прямо как дым или туман, но фигурой – старик с бородой длинной, да ростом как два Сухмата, а то и поболе! Сквозь странный силуэт просвечивались и камни могильные, и звезды небесные.

– А это еще кто такой? – удивился Сухмат, выставив впереди себя меч.

– Это призраков пожиратель, – выказал свои знания Нойдак, – я слышал о таких, они на кладбищах живут.

– Опасен?

– Для живых – нет!

– А мы для него?

– Тоже нет…

– А вот сейчас проверим! – и Рахта бросился прямо на полупрозрачного великана, размахивая мечом.

Сухмат, на всякий случай, метнул в старика булавой. Та пролетела сквозь великана, как будто его и не было. А вслед за булавой проскакал и Рахта, впустую пытаясь поразить этот странный живой полудым-полутуман своим клинком. Старик даже в лице не изменился, как-то равнодушно вдруг сорвался с места и заскользил по направлению к Сухмату. Напрасно богатырь махал мечом – великан проскользнул сквозь него, да так, что Сухмат ничего и не почувствовал. Мгновение – и старика как не бывало.

Нойдак, спрыгнувший уже с кобылки и возложивший ладони обоих рук на Землю-матушку в поисках Силы Первородной, бормотал оберегающие заклинания.

– Да, с тем у кургана попроще было! – усмехнулся Сухмат, не без удовольствия вспоминая былое.

– А что это за пожиратель такой? – спросил колдуна Рахта. Голос богатыря был почти равнодушен – какой там страх, даже сильного ощущения, и того не было…

– П-потом р-раскажу, – Нойдак ответствовал с таким явным испугом, что богатырь не стал выспрашивать его дальше. Потом – так потом!

– Кажись, он оттуда вылетел, – Сухмат показал рукой, – надо бы посмотреть!

– Вот вы с колдуном и смотрите, – проворчал Рахта, но когда Сухмат, подхватив за шкирку и усадив на кобылку Нойдака, действительно двинулся в избранном направлении, ворчливый силач тоже отправился, не спеша, за ними.

На пространстве шагов в десять в окружности кто-то основательно поработал – могильные камни были опрокинуты, повсюду валялись еще шевелящиеся части тел упырей. Одна из голов вцепилась зубами в сапог Сухмата, богатырь брезгливо отбросил ее в сторону, причем в этот раз черепушка мертвяка с громким чмоком врезалась в стоявшую на отдалении стелу и размазалась по ней…

– И чего было на помощь звать, коли так здесь все уработал? – пожал плечами Сухмат.

– Неизвестно, кто поработал, а кто звал… – заметил Нойдак.

– Почему неизвестно, – Сухмат, наклонившись, поднял с земли оторванную каким-то силачем когтистую руку. Ладонь была сжата в кулак, а в кулаке была зажата прядь длинных волос. Сухмат разжал гнилые пальцы, взял прядь в руки, разгладил – да ведь это часть косы девичьей!

Рахта вырвал прядь из рук побратима, всмотрелся…

– Полинушка… – прошептал богатырь.

Нойдак покачал головой, укоряя Сухмата – мол, Рахте зачем показал? Богатырь попытался как-то исправить положение.

– Еще неизвестно, – сказал он побратиму, – мало ли волос разных…

– Разных много, – чуть ли не с кулаками накинулся на побратима Рахта, – а Полинушкины я из тысяч узнаю…

Кладбище промолчало – свидетелей сцены, разыгравшейся тут до прихода богатырей не осталось. Последним свидетелем был, верно, тот самый пожиратель призраков, но и тот – утек куда-то.