Текст книги "Тринадцать поэтов. Портреты и публикации"

«С царевококшайским лешим сходственно»
Александр Котомкин

Ирине Александровне Котомкиной

Александр Котомкин. Инскрипт Александру Кресслингу на книге «Из старой святой Руси» (1958). 8 марта 1960

О поэте Александре Ефимовиче Котомкине (1885–1964) я впервые писал лет десять назад в книге «Bibliophilica»[17]17
  Молодяков В. Bibliophilica. M., 2008. C. 193–203.


[Закрыть]. Крестьянин Царевококшайского уезда Казанской губернии, он рано стал сочинять стихи в духе Кольцова и Некрасова и умудрился выпустить первый сборник в 19 лет, ко времени окончания реального училища. Призванный в том же году на военную службу, он поступил в пехотное юнкерское военное училище в Москве (с 1906 г. – Алексеевское). На юнкера-стихотворца обратил внимание главный начальник военно-учебных заведений великий князь Константин Константинович, он же президент Императорской Академии наук и «августейший поэт» К. Р. Великий князь посылал ему книги, письма и деньги, телеграммой поздравил поэта с первой публикацией в столичной печати – стихотворением «Призыв» в «Ниве» 14 ноября 1909 г., помог издать второй сборник стихов в 1910 г. и написал к нему предисловие, женил на одной из фрейлин своего двора, помог по окончании училища получить назначение в родные края и не оставлял вниманием, когда тот в 1911 г. вышел в отставку и поступил на земскую службу. Благодарный Котомкин посвятил великому князю много стихотворений, которые в 1915 г., после смерти «августейшего поэта» выпустил отдельным сборником.

Имена и судьбы переплетаются. Четверть века назад я готовил к печати сборник стихотворений К. Р., который мог стать первой за много десятилетий книгой великого князя на его родине, но не вышел (издатель надул). В 1998 г. мне попал в руки интересный и редкий сборник «Славяне и Восток», изданный в 1921 г. в Праге под редакцией Котомкина, который занял своими сочинениями половину объема (о нем я и писал в «Bibliophilica»). Мое внимание привлекли стихотворение «О ясима но куни. (Страна восьми островов – Япония)» и цикл «Религиозные мифы Японии»: «Хаос», «Появление первых богов», «Появление божеств, создавших Японию». Приведу заключительное.

 
И вскоре за Хитори-ками
Произошли два существа,
Им было суждено богами
Дать миру силу естества.
Бог назывался Изанаги.
Как моря грозного волна,
Был полон силы и отваги…
А с ним – прекрасная жена.
Ей было имя Изанами,
И всем чудесным естеством
Она сливалась с небесами,
Сама являясь божеством…
С богиней вместе, Изанаги
Стоял на облачном мосту…
В пространстве бурь, небесной влаги,
Был брошен мост чрез пустоту.
В тот миг, как меч свой драгоценный
Бог Изанаги погружал
В живые волны влаги пенной, —
Из капель остров вырастал…
Чтоб миру отыскать опоры
И тем творенье завершить,
Два божества, как две авроры,
Решили путь вокруг свершить.
И в первый миг желанной встречи,
Когда любовь, как луч, горит,
Вдруг Изанаги слышит речи —
То Изанами говорит:
«Как радостно для сердца встретить
Мужчину милого! Всегда
Ему любовию ответить
Готова женщина тогда!»
Но Изанаги огорчился,
Что первой речи дивный звук
Не от него на свет родился…
И… совершили новый круг…
И в нежный миг их новой встречи,
Когда любовь, как луч, горит,
Вдруг Изанами слышит речи —
То Изанаги говорит:
«Как сердцу сладко и отрадно
Мою любимую встречать!
И счастья миг ловлю я жадно,
Хочу любовью отвечать!»
И по мосту они спустились
На остров, первою четой…
Тогда и люди зародились,
И песня с вечною мечтой…
 

Поэтическими достоинствами стихотворение не отличается: еще К. Р. в предисловии к сборнику своего протеже отметил «бедность рифм, прозаические обороты, недостаточную образность, повторения, какую-то, если хотите, наивность»[18]18
  Предисловие К. Р. к: Котомкин-Савинский А. Сборник стихотворений (1900–1909). СПб., 1910; цит. по: Пащенко М. В. Котомкин Александр Ефимович // Русские писатели. 1800–1917. Биографический словарь. Т. 3. М., 1994. С. 112. Котомкин взял псевдоним «Савинский» по названию родной деревни Савино.


[Закрыть]. Меня удивило другое – знание мифо-исторической хроники «Записи о деяниях древности» (Кодзики; 712 г.), а именно глав 3–5 первого свитка. Русских переводов памятника тогда не существовало (первый полный перевод увидел свет лишь в 1994 г.), да и сама японская мифология интересовала, за пределами узкого круга востоковедов, лишь немногих эрудитов вроде Велимира Хлебникова, в произведениях которого упоминаются Идзанаги и Идзанами (такова принятая транскрипция этих имен). Мода на «жапонизм», вылившаяся в сочинение оригинальных танка и хайку, в русской поэзии того времени была, но переложения японских мифов в ней не встречаются.

Котомкин много писал на темы русской и славянской истории, но при чем здесь Япония? Я показывал его стихи специалистам-филологам и в Токио, и в Москве с Петербургом, но никто на мой вопрос не ответил, поскольку о жизни поэта все знали не больше, чем я, – по статье в словаре «Русские писатели. 1800–1917». Оставалось предположить, что автор воспользовался каким-то популярным – возможно, случайно попавшим на глаза – пересказом «Кодзики», заменив наивный физиологизм оригинала на интонацию романса, которой нет и не могло быть в древнем памятнике. Это казалось единственным объяснением, поскольку поэт в Японии не бывал. Во всяком случае, сведений об этом не находилось.

Отсутствие сведений не означает, что события не было. Разгадка нашлась в первой биографии поэта, написанной проф. Сергеем Стариковым[19]19
  Стариков С. В. Александр Котомкин (Савинский). Жизнь, творчество, судьба. Йошкар-Ола, 2012. Далее ссылки в тексте: Стариков, с указанием страницы.


[Закрыть]. Из нее я узнал, что в апреле 1920 г. атаман Григорий Семенов отправил служившего под его началом подполковника Котомкина из Владивостока в Крым, к барону Петру Врангелю с посланием о признании того главой всех антибольшевистских сил и подчинении ему. Добраться в Крым можно было только кружным морским путем. В мае 1920 г. Котомкин с женой Ниной Петровной Шкляевой отплыл из Владивостока в порт Цуруга на побережье Японского моря (префектура Фукуи) и… лишь осенью продолжил путешествие через два океана и Суэцкий канал, добравшись до Феодосии 2 ноября, за неделю до начала наступления «красных» (Стариков. С. 114). По рассказу Нины Петровны, который мне сообщил внучатый племянник поэта Олег Дедов, гонец так и не смог вручить пакет Врангелю и вскоре сам эвакуировался из Крыма.

Котомкин провел в Японии несколько месяцев, о чем историки российско-японских отношений до сих пор не ведали. Что он делал, где и на что жил, где бывал, с кем встречался? Ведь он приехал не как простой турист, а как представитель дружественного «режима» с официальной миссией и должен был контактировать с местными властями, а также неминуемо стать объектом полицейской слежки. По словам биографа, его герою «в Цуруге пришлось задержаться на три месяца в ожидании парохода в Европу» (Стариков. С. 113). Почему он не отправился в другой порт – в Кобэ, Иокогама или Нагасаки, где не пришлось бы ждать так долго? Неужели безвылазно сидел в провинциальном городке и никуда не ездил? Благодатное поле для дальнейших исследований!

Теперь понятно, откуда Котомкин знал содержание древней хроники – любознательный поэт интересовался японской стариной и имел возможность хотя бы в общих чертах изучить ее. Навеянные личными впечатлениями стихи о Японии есть и в его последнем прижизненном сборнике «За Россию» (Париж, 1927), но я его никогда не видел и только у Старикова прочитал взятые оттуда строки:

 
Светлокудрые зарницы
Ткут из радуги узоры…
К встрече солнца и денницы
Одевают в пурпур горы…
Дремлет Ниппон в ласках утра,
Им царица зорь владеет —
Вся в венце из перламутра —
На щеках румянец рдеет…
 

Видимо, речь идет о богине Аматэрасу-омиками.

Опуская подробности дальнейшей жизни поэта, перейдем к библиофильскому сюжету нашей истории. В мае или июне 1926 г. Котомкин с семьей перебрался из Чехословакии, где он поселился после эвакуации из Крыма, в Париж. Там он участвовал в монархическом движении на стороне великого князя Николая Николаевича, выступал на Российском Зарубежном съезде, писал и печатался, но главным источником средств к существованию стали выступления в качестве гусляра.

 
Не с мечом, с гуслярным звоном
Вышел я за Правду в бой…
Взговорят мои звончаты
Струны гуслей золотых,
Побросав мечи и латы,
Прочь бегут враги от них…
В стане вражеском смятенье —
Чуют светлый луч Добра, —
Знать не по сердцу им пенье
Удалого гусляра!
 

«Игра на гуслях была не просто желанием исполнять. Как свидетельствовал сам Александр Ефимович, способности играть на гуслях и перелагать на гусельную игру свои стихи-песни шли из далекого детства. <…> Музыкальные способности и поэтический талант рождали у Александра редкое гуслярско-песенное мастерство. Он выступал и в Чехословакии, но именно в Париже, можно сказать, это увлечение превратилось в профессиональное мастерство. Он играл, пел и пританцовывал. <…> Котомкин пел не только среди друзей и близких, он начал выступать в качестве певца-гусляра, гусляра-складателя в разных городах среди русских эмигрантов. Всюду его встречали восторженно. Он был с концертами в Бельгии, Голландии и в других странах. И везде – шумный успех. В эмиграции Котомкин познакомился с княгиней Марией Петровной Голицыной, которая помогла ему приобрести концертные гусли, заказанные у итальянского музыкального мастера. <…> Котомкин много раз пел в Институте фонетики в Сорбонне, где отдельные его песни были записаны на пленку» (Стариков. С. 145, 147).

Биографическая справка в немецком издании его книги «Из старой Святой Руси» сообщает, что вторые гусли Котомкину изготовил Юлиус Генрих Циммерман в Лейпциге, третьи – Герман Мёк из Целле, и упоминает его выступления в университетах Берлина, Гамбурга, Страсбурга и Кёнигсберга и записи на радио Кёнигсберга, Гамбурга и Фленсбурга[20]20
  Alexander Kotomkin. Aus dem alten Heligen Rußland. <Flensburg, 1960>. S. 62. Далее ссылки в тексте: Kotomkin, с указанием страницы.


[Закрыть]. Два последних города уже из послевоенной жизни гусляра-складателя, когда среди слушателей часто бывала княжна императорской крови Вера Константиновна, младшая дочь К. Р.

«Осанистый, красивый старик, с седой бородой, в белой вышитой косоворотке склонился над гуслями, перебрал струны и запел негромким голосом, – вспоминала переводчик и журналист Елена Эмерик-Боцарис (де Ботзарис) в некрологе поэта, помещенном в парижской «Русской мысли». – Встрепенулось сердце, подкатился комок к горлу и встали видения седой старины»[21]21
  Русская мысль. № 2252. 1965. 05. 01.


[Закрыть]. Одно из парижских выступлений Котомкина в апреле 1932 г. – вместе со сказительницей Юлией Александровной Кутыриной – Константин Бальмонт описал в шуточном послании к ее знаменитому дяде и своему другу писателю Ивану Шмелеву[22]22
  Константин Бальмонт – Ивану Шмелеву. Письма и стихотворения. 1926–1936. М., 2005. С. 271.


[Закрыть]:

 
Были мы на вечере Madame Koutyrine,
Было много сказок и песен, и былин.
Котомкин при гусельках почесывался,
Мужичка чертил, тесал да и вытесывался.
Окал он и крякал патриотственно,
С Царевококшайским лешим сходственно…
 

Вернемся к рассказу биографа.

«В 1938 г. импрессарио Котомкина в Париже сделал ему предложение совершить очередное турне с концертами по Европе. <…> Отец, как вспоминает И. А. Котомкина, был рад как ребенок в ожидании новой поездки, мечтал о встречах с друзьями и знакомыми. Вскоре он уехал. Сначала он посылал домой открытки. Но постепенно связь прекратилась. Обратно он не вернулся. Пропал. К сожалению, автор книги не располагает сведениями о местонахождении Котомкина в этот период. Есть упоминания о том, что он давал концерты в Восточной Европе. С началом Второй мировой войны он пел в госпиталях и больницах» (Стариков. С. 157). Минимум о пяти концертах Котомкина в Берлине сообщала тамошняя русская газета «Новое слово»: 15 января, 2 апреля и 21 июня 1939 г., 15 сентября и 27 октября 1940 г.[23]23
  russkij-berlin. org/Chronik–1939. html, russkij-berlin. org/ Chronik–1940.html


[Закрыть] В марте 1939 г. былины в его исполнении были записаны на пленку в берлинском Институте изучения музыки[24]24
  Ruth-E. Mohrman (Hg.). Audioarchive. Münster, 2013. S. 124.


[Закрыть].

«Котомкин был задержан немцами, интернирован в лагерь для перемещенных лиц на территории Дании. Отсутствуют сведения и о сроке заключения поэта в лагере. <…> В 1945 г. датский лагерь для перемещенных лиц посетила фрейлина двора Ее Императорского Величества Императрицы Марии Федоровны Гертруда Александровна (Гертруд фон Поэль), действительный член Русского исторического общества. Она спросила у коменданта: есть ли в лагере русские?

– Вон там какой-то старик валяется, кажется, он русский.

На нарах, устланных гнилой соломой, лежал Александр Ефимович Котомкин. Фрейлина забрала его, привезла в уже поверженную Германию, под Гамбург, где было ее имение, и стала помогать русскому поэту всем, чем могла. Так Котомкин вновь вернулся к мирной жизни» (Стариков. С. 157–158).

Эта история основана на рассказе дочери поэта Ирины Александровны. Отца после его отъезда из Парижа она больше не видела, но после войны переписывалась с ним, а потом звала в СССР, куда в 1954 г. вернулась вместе с матерью (удивительная судьба этих женщин заслуживает отдельного рассказа). Александр Ефимович не поехал и правильно сделал: белогвардейское и белоэмигрантское – без кавычек! – прошлое ничего хорошего там не сулило.

Спасение одинокого пожилого поэта, заброшенного в Данию, немкой русского происхождения выглядит чудом. Примечательна и личность его спасительницы.

Гертруда фон Пёль – так читается и должна записываться немецкая фамилия Poehl, «фон» указывает на дворянство – принадлежала к известной семье петербургских аптекарей. По замечанию историка С. М. Сергеева, в городах дореволюционной России «немцы практически монополизировали аптекарское дело»[25]25
  Сергеев С. Русская нация. Национализм и его враги. М., 2017. С. 175.


[Закрыть]. Столичные жители хорошо знали – да и после революции долго помнили – «аптеку Пеля» на 7-й линии Васильевского острова, которая работает по сей день; в 1983 г. при ней создан Музей истории фармации. В 1848 г. (разные источники дают разные даты) ее открыл сын придворного сапожника и выпускник Дерптского университета Вильгельм-Эренфрид, он же Василий Васильевич, Пель – фамилия этих Poehl официально писалась через «е», а не через «ё» (канцелярская причуда?), – ставший в 1871 г. поставщиком императорского двора и потомственным почетным гражданином. Его сын Александр Васильевич, выдающийся химик и фармацевт, в 1884 г. получил потомственное дворянство за многочисленные профессиональные заслуги, информацию о которых легко найти в интернете. Александр Пель преуспел не только в науке и передал успешное «дело»: аптека, фармацевтическая фабрика, Органотерапевтический институт, лаборатории, библиотека, склады и торговая контора – трем из шести своих сыновей[26]26
  Наиболее подробная (автор В. Регир) на сайте www. rusdeutsch-panorama. ru


[Закрыть].

Гертруда была дочерью его сына Рудольфа (1875–1918) и родилась в начале 1900-х годов, поскольку покинула Россию гимназисткой: согласно автобиографии 1959 г.[27]27
  Автобиография Г. фон Пёль (1959; на немецком языке): собрание семьи Котомкиных.


[Закрыть], вскоре после Октябрьской революции и, возможно, после смерти отца. Можно точно сказать, что фрейлиной она не была и не могла быть. В Русском историческом обществе могла состоять, когда оно было возрождено в эмиграции в 1925 г. профессором Е. Ф. Шмурло. В 1932 г. Гертруда фон Пёль опубликовала по-испански статью об источниках трагедии Лопе де Вега «Великий князь Московский» о Лжедмитрии[28]28
  Gertrud von Poehl. La fuente de El Gran Duque de Moscovia de Lope de Vega // Revista de Filologia Espanola. T. 19. 1932. P. 47–63.


[Закрыть], которая часто упоминается в позднейшей научной литературе. С 1935 г. она работала в Институте по изучению Советского Союза, затем переводчиком в министерстве восточных территорий и выпустила по-немецки книгу «Еврейство – подлинное лицо Советов», выдержавшую несколько изданий[29]29
  G. von Poehl und M. Agthe. Das Judentum – das wahre Gesicht der Sowjets. Berlin, 1941.


[Закрыть].

В автобиографии Гертруда фон Пёль указала, что с 1945 г. по 1959 г. проживала во Фленсбурге, затем переселилась в Гамбург в район Луруп. С 1954 г. она жила вместе с Котомкиным, взяв на себя заботы о нем. Поэтому не вполне понятно утверждение протоиерея Симеона Старикова (однофамильца биографа) в некрологе, опубликованном в брюссельском журнале «Часовой», что в 1959 г. поэт находился во Фленсбурге «в доме для бездомных»[30]30
  Часовой (Брюссель). № 466. С. 30.


[Закрыть]. Фленсбургом помечены посвящение и предисловие Котомкина к последней прижизненной книге «Из старой Святой Руси. Воспоминания из Заволжья» с подзаголовком «Часть первая», опубликованной в 1958 г. на немецком языке (не ранее 1960 г. вышло второе, стереотипное издание). На титульном листе помета «издание автора», но издателем или спонсором наверняка была переводчик книги Гертруда фон Пёль: под ее предисловием тоже «Фленсбург». В отечественной литературе местом издания иногда называют Гамбург, но здесь ошибка: на титульном листе этот город указывает лишь на фотоателье, где сделана приведенная на обложке фотография поэта-гусляра, а книга напечатана во Фленсбурге, в типографии Мейера, существующей до настоящего времени.

«Изданием моей первой книги в Германии, – говорилось в предисловии автора, – я осуществляю свою давнюю мечту – познакомить немецкий народ с жизнью крестьянского населения царских времен, в первую очередь, моей малой родины, Заволжья. Я пишу исключительно о том, что я еще ребенком видел и переживал в своей семье, в своей деревне и по соседству. <…> Сейчас, когда, к моей радости, повсюду, и особенно в Германии, заново возрождается интерес к великому русскому народу, я очень рад внести свою лепту, хотя и скромную, своими воспоминаниями и познакомить немецкий народ с характерными чертами и мировоззрением простого русского человека, каким я его знал перед революцией» (цит. в обратном переводе по: Стариков. С. 161).

«Малая родина Александра Котомкина дала многочисленных сказочников и певцов, – рекомендовала книгу переводчица. – Александр Котомкин как никто другой был способен создать верную картину своей родины и древнего уклада жизни в “медвежьем уголке”. Поэтому его непритворно и живо написанные воспоминания прошлого времени, которое уже не возвратишь, навеянные поэзией родины, являются особенно ценными» (цит. в переводе по: Стариков. С. 161).

Небольшая (64 страницы) книга на немецком языке была призвана служить «толстой визитной карточкой» поэта, который по-прежнему зарабатывал на жизнь игрой на гуслях и пением под собственный аккомпанемент в русских ресторанах и даже на улице. В гамбургском ателье Петера Лукша фотограф Э. Рейнеке сделал два парадных портрета гусляра-складателя, один из которых воспроизведен на обложке мемуаров. В Германии книга встречается до сих пор, но мой экземпляр заслуживает подробного рассказа.

На авантитуле размашистая надпись автора по старой орфографии, сделанная синей шариковой ручкой и занимающая всю страницу:

Да благословит Вас / Господь наш Иисус Христос! / Дорогому и глубокоува– / жаемому земляку по / великой нашей Матери / России, тезке / Александру / Крекслингу / с пожеланием молит– / венным от Господа / Бога нашего Иисуса Христа / много здоровья и сил / для выполнения священ– / ной миссии, – с чувством / Христианской любви / автор / Александр Ефимович / Котомкин.

Слева приписан адрес: Hamburg-Lurup, Fahrenort 104, Haus 2; справа дата: 19 8/III 60, т. е. 8 марта 1960 г.

На обороте авантитула аккуратная дарственная надпись переводчицы – тоже по старой орфографии и синей шариковой ручкой:

На доброе воспоминание / о старой Святой Руси, / нашей Родине, / Александру Кресслингу / от переводчицы. / Гамбург, 8. 3. 60 г.

В книгу вложены две фотографии автора. На той, что воспроизведена на обложке книги, автор подписался по-русски: Русский гусляр– / складатель Александр / Ефимович Котомкин. На другой по-немецки: Alexander Kotomkin. Обороты фотографий тоже не остались чистыми. Приведу русскую надпись:

Дорогому и глубоко– / уважаемому / Александру Крес– / лингу – / с чувством / глубокого ува– / жения – Русский / гусляр-склада– / тель, поэт и / писатель / Александр Ефи– / мович Котомкин. Далее тот же адрес.

На фотографии фамилию адресата Котомкин написал правильно, на книге добавил лишнюю букву «к». Гертруда фон Пёль тоже написала фамилию правильно – с двумя «с», поскольку в оригинале у нее два варианта: через «s» («с») и «ß», которую по-русски записывают через два «с» как в слове «штрассе».

Уроженец Петербурга, покинувший Россию в 1919 г., Александр Карлович Креслинг (1897–1977) оказался человеком не менее интересным.

Еще до войны он был хорошо известен в славистских кругах Германии и среди русских эмигрантов, причем в нескольких ипостасях. В начале двадцатых годов трое эмигрантов из России – Федор Степун, Дмитрий Чижевский и Александр Креслинг жили в одном доме во Фрайбурге. Возможно, не без участия Степуна он перевел на немецкий язык «Трагедию философии» о. Сергия Булгакова (1927) и книгу Вячеслава Иванова о Достоевском (1932). Котомкину Креслинг был интересен как фольклорист и музыкант, причем интерес, полагаю, был обоюдным. В Петербурге Александр брал уроки скрипки у знаменитого Леопольда Ауэра – и с детства дружил со старообрядцами, любил и изучал их песни. Во время поездок с отцом на Урал в 1912 и 1913 гг. он записал немало «раскольничьих» песен, о чем сделал доклад в Петербургской консерватории и заслужил похвалы знатоков фольклора Александра Глазунова и Анатолия Лядова. Так началась любовь к народной песне – на всю жизнь, – принесшая Креслингу симпатию Максима Горького и Федора Шаляпина. В 1930 г. во Фрайбургском университете, где он преподавал русский язык, Александр Карлович создал Русский хор. Об этой работе, которой он особенно дорожил, Креслинг незадолго до смерти подробно рассказал в интервью[31]31
  Alexander Kresling. Das russische Volkslied an der Universität Freiburg. Ein Interview. Freiburg, 1978; английский перевод www.golosa.org/kresling


[Закрыть]. Дело продолжила его вдова Уте: хор существует по сей день и с 1991 г. несколько раз приезжал в Россию[32]32
  фон Трейден Л. Русская музыка немецкой эмиграции // [Электронный журнал] Россия в красках. № 21. Зима 2009/2010 ricolor. org/journal/21/zarubejie/1. Сайт хора www. russischer-choir. de


[Закрыть].

Когда и при каких обстоятельствах «гусляр-складетель» познакомился со знатоком раскольничьих песен? Означает ли дата на книге начало знакомства? Не знаю, но уверен, что их познакомила Гетруда фон Пёль, которая в 1958 г. опубликовала в немецком журнале, посвященном народной музыке, заметки о жизни и творчестве Котомкина[33]33
  Pro musica. 1958. № 2. S. 41–43. Указано: Ruth-E. Mohrman (Hg.). Audioarchive. S. 124.


[Закрыть]. На эту мысль наводит и происхождение адресата: он был сыном известного петербургского немца-фармацевта – правда, не столь знаменитого, как Пель, – Карла Ивановича Креслинга, владевшего аптекой на Большой Конюшенной, которая в 1911 г. переехала на Невский проспект 22, где существует и сейчас. Если Гертруда Александровна принадлежала к семейству Пелей, она не могла не знать хотя бы фамилию, а то и семью Креслингов.

Биографы почему-то обошли вниманием последнюю страницу немецкой книжки Котомкина – список его неизданных сочинений, приготовленных к печати. Я сам не сразу обратил внимание, но когда вчитался – ахнул!

Перечисляю в порядке следования в списке: «Воспоминания земского начальника»; письма К. Р. к Котомкину и воспоминания об августейшем поэте; роман «В медвежьем углу» из жизни Заволжья; «Юбилейный сборник новых стихотворений»; драма в стихах «Король-бард Альфред Великий»; поэма «Святой Франциск Ассизский»; вторая часть «Из старой Святой Руси»; поэтические переложения псалмов Давида; «Сказания о святых Восточной православной церкви»; историческая драма в стихах «Едигер – хан Казанский» (Kotomkin. S. 64). Названия я уточнил по журналу «Свободное слово Карпатской Руси», где Котомкин публиковался в последние годы жизни и через который друзья собирали пожертвования для пожилого и больного поэта. Там же готовящимися к печати были названы «Путь славы и страданий. Драматическая элегия от Сократа до наших дней» и «Сборник песен о святой Карпатской Руси», а среди вышедших указан «Венок сонетов» (Киев, 1915), не зафиксированный в библиографии Л. М. Турчинского (видеть его мне не приходилось)[34]34
  Свободное слово Карпатской Руси. 1964. № 9–10. С. 27–28 (редакционная статья о Котомкине и его благодарность за присланную помощь); 1965. № 1–2. С. 9–10 (некролог за подписью Г. Р. Пель): собрание семьи Котомкиных.


[Закрыть].

Ни одно из этих произведений не увидело свет, кроме фрагментов писем К. Р., хотя драма о хане Едигере готовилась к изданию в 1919 г. в Тюмени, а годом раньше к постановке в Казани в переводе на татарский язык (Стариков. С. 100, 84). Видимо, у автора под рукой были все тексты, поскольку, отправляясь в 1938 г. на гастроли, он – по свидетельству дочери – взял с собой много рукописей.

Позже я купил еще один экземпляр воспоминаний Котомкина с дарственной надписью на немецком языке, привычно занимающей весь авантитул. Разобрать налезающие друг на друга строчки на неизвестном мне языке помогла Екатерина Аршавская, за что ей большое спасибо:

Behüte Sie unser Herr Gott Jesus Christus. / An sehr geehrter Herr / Heinrich Morf / mit seine liebe Familie / mit drei liebe Sohne / und zwei liebe Tochter / Zum Andenken / an unsere Begegnung / in Flensburg! / Gesundheit, Glück, Erfolg / in Ihren irdischen / heilige Leben! / Ihr ergebener / Alexander Kotomkin.

(Да хранит Вас Господь наш Иисус Христос! Глубокоуважаемому господину Генриху Морфу и его прекрасной семье с тремя милыми сыновьями и двумя милыми дочками на память о нашей встрече во Фленсбурге! Здоровья, счастья, успеха в вашей земной святой жизни! Крайне преданный Вам Александр Котомкин).

Как и на предыдущем инскрипте, слева приписан адрес (другой!): Nerongsallee 10, Flensburg; справа дата 19 11/X 58, т. е. 11 октября 1958 г.

Со сведениями об адресате надписи на сей раз мне не повезло.

Александр Ефимович Котомкин умер в Гамбурге 23 ноября 1964 г. в возрасте 79 лет, за три дня до очередного концерта. На его кончину откликнулись «Русская мысль» и «Новое русское слово», «Часовой» и «Свободное слово Карпатской Руси»; краткие извещения о смерти и отпевании появились в гамбургских газетах. Архив остался у Гертруды фон Пёль, а та передала его крестнику поэта – сыну его друзей Герду Штайнбринкеру, которого старый гусляр в письмах называл «мой юный друг Герд Андреевич». После смерти Гертруды ее братья забрали назад часть бумаг, включая письма «августейшего поэта» (нынешнее местонахождение неизвестно). В июне 1970 г. Штайнбринкер предложил в дар советскому посольству в ФРГ гусли, иконы, фотографии и документы (видимо, рукописи) крестного для передачи на родину, но там и слышать не захотели о «белогвардейце» и «белоэмигранте». Тогда в 1974 г. он с оказией и почти наобум отправил две коробки рукописей Котомкина в Бахметьевский архив Колумбийского университета в США и до недавнего времени даже не знал, дошла посылка или нет[35]35
  Материалы Г. Штайнбринкера: собрание семьи Котомкиных.


[Закрыть]. Фонд не описан до сих пор; согласно краткой аннотации, «большая часть коллекции состоит из набросков (черновиков) песен и стихов»[36]36
  https://clio.columbia.edu/catalog/4077702? counter=1


[Закрыть]. Оставшиеся у него материалы Герд Андреевич несколько лет назад передал потомкам поэта, которые хранят память об Александре Ефимовиче, заботятся о могиле в Гамбурге и собирают материалы о нем. Надеюсь, они вскоре сами расскажут об этом.

24 июня 2013 г. на бульваре Човайна в Йошкар-Оле был торжественно открыт памятник Александру Котомкину (скульпторы Анатолий Ширнин и Сергей Яндубаев). В феврале того же года глава Республики Марий Эл учредил премию его имени за особые достижения в области литературы, искусства и архитектуры. Немногим забытым поэтам выпала такая честь.

 
Все проходит в мире этом,
Исчезает, как волна…
Остается лишь одна
Песня, спетая поэтом.
Все проходит в бездорожье,
В бездну падает на дно —
Остается лишь одно
Вековечным – Слово Божье.
 

Приношу искреннюю благодарность Ирине Александровне Котомкиной за внимание и Олегу Ивановичу Дедову за сообщение сведений из материалов семейного архива.