Текст книги "Электронное гражданское судопроизводство в России: штрихи концепции. Монография"

Современная повседневность россиянина не оставляет сомнений в том, что Интернет – это не просто глобальная сеть (объединение локальных сетей), но и социальная структура, объединяющая разных пользователей со всего мира, которыми на равных началах являются граждане, организации и государства.

В литературе эту среду нередко именуют «киберпространством»⁵². Данный термин помогает осознать Интернет как «новую форму пространства, не отвечающую материальным характеристикам, но позволяющую осуществлять в ней (либо с ее помощью) различные действия, которые могут иметь реальные последствия»⁵³.

Термин киберпространство используется преимущественно иностранными специалистами. В трактовке Верховного Суда США киберпространство представляет собой «уникальную среду, не расположенную в географическом пространстве, но доступную каждому в любой точке мира, посредством доступа в Интернет»⁵⁴.

Современный Интернет предоставил российским пользователям уникальные, не имеющие аналогов по своей универсальности, возможности, включая качественно новый (онлайн) режим коммуникации с институтами государственной власти, взаимный информационно-потребительский обмен.

Открывшиеся возможности электронно-документального оборота посредством Интернета открыли новую эру в развитии гражданского оборота⁵⁵, отразились на содержании самого гражданского законодательства⁵⁶, а теперь – и на обслуживающем их процессуальном праве (пока только применительно к АПК).

По некоторым данным, пользователями Интернета в России являются 48 % населения. Этот показатель является «усредненным» и постоянно растет. В Москве Интернетом пользуется уже 68 % населения, в Санкт-Петербурге – 11 %⁵⁷. По прогнозам экспертов к 2016 г. средняя цифра по стране составит 10 % населения⁵⁸.

Разумеется, столь внушительные цифры заставили государство в лице его органов «выйти в сеть» для удовлетворения коммуникативного спроса населения посредством онлайн реализации своих функций, причем на самых разных уровнях власти⁵⁹. В последнее время эта тенденция принимает столь очевидные формы, что начинает относиться к деятельности внешне ориентированных⁶⁰ и даже некоторых «закрытых» ведомств⁶¹.

Характерно, что внедрение в жизнь российского общества, казалось бы, чисто коммуникативно-технологического по своей природе явления – Интернета – изменило политическую реальность в стране⁶².

Технологический правообразующий фактор диалектически связан с иными, включая политический, к характеристике которого мы переходим.

Политический правообразующий фактор внедрения электронного правосудия выражается в проявлении последствий реализации концепции «электронного государства» («Е-Government») ⁶³.

В посвященных этой проблеме современных исследованиях констатируется: «Сегодня происходит ценностная переориентация в отношениях власти и человека. Если на предшествующих этапах развития отсчет шел от государства к человеку, то теперь обозначился новый подход: истинным моментом становится человек. В числе интересов личности в информационном обществе – полноценный процесс интерактивного взаимодействия граждан с государственными органами власти при оказании последним государственных услуг»⁶⁴.

Электронные сервисы меняют природу отношений между гражданами и государством. Однако их использование «влечет за собой изменения и на более глобальном уровне и затрагивает отношения в обществе в целом. Использование государством новых моделей предоставления услуг населению ставит новые задачи перед существующими социальными институтами»⁶⁵.

Начало реализация концепции «электронного государства» было ознаменовано учреждением портала www.Gosuslugi.ru. В настоящее время его автоматизированными пользователями являются 1,4 млн человек. Это число растет на 100 тыс. ежемесячно и к 2015 году должно превысить 5 млн человек⁶⁶.

Это свидетельствует о том, что «электронное государство» в России находится в стадии становления. Видимо, поэтому самое его понятие с должной однозначностью пока не определено. Справедливости ради отметим, что по этой же причине правовое содержание электронного государства не сформировано окончательно и в иностранных национальных законодательствах, и в доктрине⁶⁷.

Слово «электронное» условно обозначает новые информационно-коммуникативные каналы связи государственных органов и граждан.

В некоторых странах определение электронного государства все же закреплено в законе. Так, согласно Закону США «Об электронном государстве» 2002 г. под этим термином понимается «использование государством Интернета и других информационных технологий в целях расширения доступа общественности, агентств, других государственных структур к государственной информации и службам, для повышения эффективности и качества работы»⁶⁸.

Согласно «Концепции формирования в Российской Федерации электронного правительства до 2010 года»⁶⁹, электронное правительство (более узкое по своим границам и содержанию понятие, относящееся только к исполнительной власти. – В.П.) определяется как новая форма организации деятельности органов государственной власти, обеспечивающая за счет широкого применения информационно-коммуникационных технологий качественно новый уровень оперативности и удобства получения гражданами государственных услуг и информации о результатах деятельности государственных органов.

Отечественная правовая доктрина в осмыслении этого понятия придерживается подхода, предложенного в зарубежной литературе. При этом предпочтительной видится позиция тех авторов⁷⁰, которые не сводят это явление к одной лишь его технической составляющей – электронной инфраструктуре государства⁷¹.

Однако независимо от разницы подходов к понятию, все исследователи солидарны в том, что «электронное государство» формируется при переходе общества к постиндустриальному развитию, когда происходят его качественные изменения. Их можно сопоставить с теми изменениями, которые происходили в государственном управлении при переходе от доиндустриального к индустриальному периоду общественного развития. В обоих случаях государство вынуждено расширять свои социально-сервисные функции.

Специалистами прогнозируется изменение характера взаимодействия личности и государства: «Информационное общество, основанное на безусловной значимости каждого своего участника и актора, отрицает директивное управление, которое заведомо заключает взаимодействие в рамках властного административного неравенства и подавляет свободу, естественное движение и становление информационного пространства»⁷².

Из этого, применительно к предмету исследования, можно сделать следующий вывод: реализация в России концепции «электронного государства» не может не отразиться на субъективном представлении личности о социальном статусе судебной власти, осуществляемой в гражданском судопроизводстве.

Можно спрогнозировать изменение восприятия судебной власти лицами, обращающимися за судебной защитой. Получив принципиально новые технико-технологические и формально-процессуальные средства обращения в суд, заявители начинают воспринимать деятельность последнего в «горизонтальном» ракурсе (вместо прежнего «вертикально-административного»)⁷³.

Психологически это вполне объяснимо, ведь в условиях электронного обращения в суды и дальнейшего онлайн разбирательства дела «управляющий и управляемый находятся в одном информационном потоке, не устанавливая личных отношений. управление происходит через общую цель (горизонтального) взаимодействия»⁷⁴.

В результате распространения сервисной составляющей концепции электронного государства не только на исполнительную, но и на судебную власть⁷⁵, в условиях формирующегося в России электронного государства, электронное правосудие по гражданским делам в обозримом будущем будет обладать многими признаками государственной услуги, являющейся обязанностью суда и подлежащей оказанию на должном качественном уровне в соответствии с процессуальным регламентом ее осуществления⁷⁶.

Очевидно, что все подобные концептуальные изменения не могут не отражаться на содержании самого этого регламента – процессуальном законодательстве и судебной процессуальной форме.

Нет сомнений в том, что очевидцами этого процесса применительно к арбитражному процессуальному законодательству мы являемся.

Экономический правообразующий фактор внедрения электронного правосудия в самых общих чертах сводится к следующему.

В современной России информация постепенно становится основным ресурсом и производительной силой товаров и услуг. Это свидетельствует о формировании информационного сектора экономики, который характеризуется более быстрым ростом, чем производственный.

Беспрецедентное в истории человечества ускорение информационного обмена влечет за собой увеличение интенсивности гражданского оборота, который все в большей степени опосредуется виртуальным способом взаимодействия субъектов.

Следствием этих процессов стало существенное увеличение доли «электронных сделок» – трансакций, не предполагающих непосредственного взаимодействия сторон и «бумажного» оформления. Их денежное исполнение в большинстве случаев также осуществляется посредством мгновенных безналичных перечислений, а реальное – контролируется в режиме онлайн.

Сроки исполнения договорных обязательств сократились в сотни раз и в ряде случаев измеряются секундами⁷⁷.

Эта тенденция в числе прочих видится автору основной причиной чрезмерного увеличения количества гражданских споров, которые современная судебная система просто не в состоянии «переварить» без ущерба качеству.

При этом последние данные дают основания прогнозировать увеличение доли онлайновой экономической активности в России: «Все чаще Интернет используется не только для решения чисто информационных задач, но и для совершения покупок, осуществления платежей и т. д. Интернет-экономика в России растет быстрее, чем в других странах «большой двадцатки»: на 18,3 % в год. Одним из главных двайверов онлайнового сегмента экономики страны BBG (Boston Consulting Group. – В.П.) считает рост аудитории рунета: по прогнозам компании, в 2016 г. доступ к глобальной сети (в России. – В.П.) будут иметь 100 млн человек. Кроме того, позитивный эффект дает улучшение качества интернет-каналов: их ширина дает возможность развиваться разнообразным мультимедийным сервисам и цифровой дистрибуции контента. По мнению экспертов, объемы онлайн-бизнеса будут увеличиваться даже при небольшом росте числа пользователей»⁷⁸.

Таким образом, Интернет стал экономической средой. Сетевая форма ведения бизнеса быстрыми темпами интегрируется в коммерческую повседневность.

Это не может не отразиться на количестве и, конечно, характере имущественных споров, связанных со сделками-трансакциями.

Самостоятельным мощным фактором ускорения гражданского оборота и его «электронизации» является активное развитие в коммерческой практике электронного документооборота. Происходит отказ от бумажных «фиксаторов» условий сделок в пользу более удобных и мобильных – электронных носителей.

Развитие регламентирующего эту сферу общественных отношений законодательства⁷⁹ обеспечивает возможность удостоверить коммерческую информацию посредством электронной цифровой подписи, что позволяет не только расценивать электронные документы как способ оформления сделок, но и использовать их в качестве доказательств в суде. Именно поэтому правовые аспекты электронного документооборота в последние годы находятся в центре научно-прикладного внимания юристов⁸⁰.

Несмотря на отмечаемые в литературе проблемы правового регулирования этой сферы⁸¹, нет сомнений в том, что электронный коммерческий оборот будет увеличиваться в масштабах, что не может не сказаться на процессуальных средствах защиты прав его участников.

Таким образом, вектор развития российской экономики не оставляет сомнений в целесообразности модернизации гражданского судопроизводства в целях приведения его в соответствие с реалиями обслуживаемого им гражданского оборота.

Не оставляет таких сомнений и правовой фактор формирования информационного общества в России.

Отмеченные ранее системность и диалектическая взаимосвязь всех социальных правообразующих факторов всецело проявляются применительно к процессу модернизации гражданского судопроизводства посредством внедрения в него элементов «электронного правосудия».

Характерным примером является «генетически» свойственная взаимообусловленность экономического и правового факторов.

Применительно к инновационной проблематике в теоретико-методологической литературе на этот счет справедливо отмечается: «Конкретные способы и средства структурирования экономических отношений в инновационной сфере в юридические права и обязанности зависят от характера инновационных отношений, которые очень разнообразны и потому требуют индивидуального подхода. Очевидно, что в процессе структурирования важно учитывать интересы и экономики, и правоведения, использовать единую методологию и категориальный аппарат. Основным представляется такой общий порядок действий для всей инновационной сферы, при котором первоначально осуществляется конструирование экономической модели регулируемых отношений, а затем уже экономическая модель перестраивается в юридическую (курсив везде мой. – В.П.)»⁸².

«Электронизация» экономической модели общества отражается не только на обслуживающих ее правовых конструкциях, но и на самом правопонимании.

Ю.В. Тихонравов убедительно объясняет это следующим образом: «Объективное право как совокупность норм и правил, устанавливающих жесткий стандарт регулирования социальных отношений, не является универсальной завершенной конструкцией, эта модель, адекватная социальной системе на определенном этапе развития, но принципиальное изменение системы, ей переход на новый уровень развития, предполагает осознание и смену существующей модели также на принципиально новую (курсив везде мой. – В.П.)»⁸³.

Не остается в стороне от процесса формирования нового правопонимания и охарактеризованным выше политический фактор.

Как было отмечено, в качестве более совершенного способа управления в информационном обществе возможно использование модели, при которой управляющий и управляемый находятся в одном информационном потоке, не устанавливая личных отношений. Управление в таком случае происходит посредством «горизонтального» взаимодействия, участники которого имеют общую цель.

Размышляя на эту тему, Д.Ю. Боков приходит к следующему выводу: «Существенной особенностью новом модели может стать система ответственного саморегулирования как более тонкая и сложная форма контроля социально значимых действий. Презюмируется, что она содержит отказ от прямого директивного управления, на котором основана эффективность позитивного права, опирающаяся, фактически на грубую физическую силу»⁸⁴.

Применительно к цивилистическим процессуальным отраслям права столь существенная эволюция правопонимания повлечет изменение соотношения частного и публичного начал, которое уже констатируется специалистами⁸⁵.

Так, на основе достаточно серьезного исследования, Е.В. Слепченко пришла к следующему выводу: «Проблема соотношения частного и публичного в процессуальном праве – это одна из основных методологических проблем, значение которой трудно переоценить. Российский гражданский процесс все еще во многом носит характер не процесса сторон, а судебного процесса, в котором господствуют принципы расследования и поиска объективной истины; частное право, по крайней мере, с процессуальной точки зрения еще не в полной мере нашло свое место в российской правовой системе»⁸⁶. Из этого названный автор делает следующий вывод (к слову, подтверждающий наш приведенный выше прогноз): правосудие в настоящий момент «не может быть квалифицировано как нужная услуга, оказанная сторонам судебной системой при рассмотрении гражданских дел (курсив мой. – В.П.)»⁸⁷.

Следует признать, что наблюдаемое переосмысление соотношения частного и публичного права своей первопричиной имеет не только формирование информационного общества, но и постепенный уход от монополии позитивистского правопонимания советского периода развития юридической доктрины. Причем оба указанных фактора взаимно усиливают действие друг друга.

Становление постсоветской правовой системы осуществляется одновременно с обособлением общества от государства, эмансипацией человека и сопровождается развитием гражданского общества, которое объективно порождает нормы частного права, признающиеся современной философией права «единственно возможной формой его (права) существования (курсив мой. – В.П.)»⁸⁸.

Современной наукой правогенез характеризуется разительно иначе, чем в советской период ее развития. В частности, признается «генетически» присущий дуализм права: «Принципы частного права и судопроизводства, а затем и права человека объявляются нормами естественного права, а государству вменяется в обязанность обеспечить их действие. Если частное право складывается спонтанно, получает затем соответствующую фиксацию, т. е. развитие идет от отношения к норме, то публичное право «придумывается» как система норм, порождающих новые институты, процедуры, отношения, т. е. развитие публичного права идет в обратном порядке – от нормы к отношению»⁸⁹.

Подобные достаточно убедительные выводы по результатам анализа процедуры правообразования в советские времена были просто невозможны. Все правоведы тех времен (включая процессуалистов) придерживались единственной идеологически допустимой точки зрения: «советское право – есть совокупность правил поведения, установленных государством в законодательном порядке»⁹⁰.

Налицо революция в понимании самого права и его внутреннего объективно обусловленного (конфликтом личных и общественных интересов) дуализма.

Поскольку гражданское процессуальное право сочетает в себе как частные, так и публичные начала, взгляд на него с новых общетеоретических позиций не может не «высветить» очевидной необходимости его модернизации.

Применительно к вопросу о модернизации процессуальной формы ее необходимость уже сейчас констатируется в публикациях ведущих специалистов по гражданскому процессу: «Цивилистический процесс исторически традиционно мыслился как институциональное явление (это характерно и для России). Институциональный подход в немалой степени способствовал формированию нормативистского понимания судебной защиты и правосудия как исключительно публично властной деятельности. В своем крайнем выражении это ведет к диверсификации процесса, что расценивается как негативное явление, затрудняющее путь к судебной защите и блокирующее развитие нового качество цивилистического процесса в новых общественных и правовых реалиях. Напротив, процедурное развитие цивилистического процесса предполагает акцентирование частноправовых методов регулирования, что вовне выражается в многообразии судебных процедур внутри (а также и вне) процесса, выбор которых в подавляющем большинстве случаев строится на приоритете заинтересованных лиц. Частноправовой (но не публично-правовой) компонент становится таким образом критерием внутреннего развития процесса (курсив везде мой. – В.П.)»⁹¹.

Думается, прогнозируемое нами принципиально новое восприятие правосудия по гражданским делам (как услуги), обусловленное внедрением электронно-телекоммуникационных форм процессуального общения суда с участниками процесса, также будет взаимообусловлено с усилением роли частноправового его начала.

К такому же выводу приводит анализ существа наблюдаемая нами реформа частного права, имеющая своей целью привести гражданское законодательство в соответствие с потребностями информационного общества⁹². Следует согласиться с мнением тех авторов, которые усматривают в этом процессе самостоятельный фактор модернизации гражданского судопроизводства⁹³.

Однако, как следует из отдельных научных публикаций, авторы которых констатируют необходимость модернизации гражданского процесса, содержащиеся в них предложения к числу «модернизирующих» относятся далеко не всегда.

Модернизация – это «приведение объекта в соответствие с новыми требованиями и нормами, техническими условиями, показателями качества»⁹⁴.

В этом контексте вряд ли можно признать модернизацией, например, «возложение обязанностей командированных или заболевших судей на их помощников (!) с пятилетним юридическим стажем»⁹⁵; учреждение должности «судебного чиновника, не выполняющего иных судейских функций (!)» (при этом в его полномочия «должны входить принятие искового заявления, отказ в принятии искового заявления, возвращение искового заявления, принятие встречного иска…(!)⁹⁶; увеличение штатной численности судов,⁹⁷ либо внедрение «дистанционного производства» (предполагающего общение суда со сторонами посредством архаично-традиционной почтовой связи)⁹⁸. Очевидно, что подобная «модернизация» не привела бы к признанию гражданского судопроизводства «соответствующим новым требованиям и нормам, техническим условиям, показателям качества». Скорее обозначилась бы обратная тенденция.

Таким образом, модернизация нормативной и институциональной составляющих гражданского судопроизводства должна учитывать современную действительность и глубоко продумано вершиться надлежащими средствами.

Переходя к характеристике научно-методологического фактора внедрения электронного правосудия, заметим, что механика его действия отчасти уже была показана выше.

В этой связи полагаем достаточным продемонстрировать влияние этого фактора на не затронутом нами ранее методологическом уровне.

В условиях формирующегося в России информационного общества «колыбель» методологии науки – ее философия «стоит на пороге новой революции. Очаги ее уже просматриваются в космологии и биологии, а главной чертой ее будет переход от аналитического способа мышления к синтетическому (курсив мой. – В.П.)»⁹⁹.

Развитие информационно-коммуникационных технологий, появление интерактивной реальности и иные технико-технологические достижения человечества привели к тому, что «возникло понимание сложности взаимоотношений науки и с обществом, и с техникой. Иными словами, понадобилось включить рассмотрение науки в контексте как техники, так и общества. Возникла так называемая концепция Society – Technology – Science»¹⁰⁰.

В информационном обществе человек создает «вторую реальность» на основе наукоемких технологий, изменяя тем самым социальные правовые, политические, производственные и экономические отношения. Человек познает возможности совершенствования и облегчения тяжелых процессов на основе компьютеризации, роботизации, модернизации, развития искусственного интеллекта, определяя облик экономики как инновационной. Ее процессы генерируют современные технологии, призванные формировать сознание нового типа – информационное¹⁰¹.

Иными словами, технико-технологическая реальность нашей сегодняшней повседневности начала определять методологию всего научного познания.

Это новый объективно обусловленный (а значит – непреодолимый) методологический контекст теперь определяет не только направление, но и средства (методы) теоретического поиска решений всех правовых задач, включая и гражданско-процессуальные.

Вместо ставшего, к сожалению, привычным критического анализа законодательных новаций по внедрению элементов электронного правосудия процессуалистам пора переходить к созидательному синтезу в осмыслении будущего гражданского судопроизводства в контексте новой социальной (прежде всего коммуникативно-технологической) реальности¹⁰².

Закономерность охарактеризованным нами правообразующих факторов (предпосылок) позволяет усомниться в правильности продемонстрированного в начале настоящего параграфа скептического отношения отдельных процессуалистов к перспективам электронного правосудия в гражданском судопроизводстве.

В отсутствие доктринального фундамента уже предпринятых законодателем инноваций ожидаемая в ближайшее время практика применения новых положений АПК требует к себе чуткого научного внимания. Именно она в обозримом будущем будет являть собой «лакмусовую бумажку», дающую бесценную информацию – ресурс для разработки концепции электронного правосудия.