Текст книги "Электронное гражданское судопроизводство в России: штрихи концепции. Монография"

§ 2. Гражданский процесс как электронная коммуникативная система обработки информации

В качестве научной категории «информация» предстала перед учеными относительно недавно – с момента выработки единого подхода к ее определению, согласно которому информация – есть процесс устранения существующей (до ее получения) неопределенности¹⁰³.

Искушенный в вопросах гражданского процесса читатель вряд ли нуждается в дополнительных пояснениях для того, чтобы провести аналогию между понятием информации и целью правосудия по гражданским делам. В обоих случаях речь идет о процессе устранения неопределенности: в первом случае – как таковой (вообще), а во втором – правовой неопределенности.

С этой точки зрения гражданский процесс по конкретному делу представляет собой коммуникативную систему обработки информации.

Эту его характеристику (прежде всего применительно к доказыванию) в той или иной степени и в различных исследовательских контекстах затрагивали представители всех традиционно выделяемых периодов развития отечественной доктрины гражданского процесса: дореволюционного¹⁰⁴, советского¹⁰⁵ и современного¹⁰⁶.

Однако предметные комплексные исследования информационного аспекта правосудной деятельности (форм, способов и содержания информационной коммуникации участников процесса) в российской процессуальной литературе до настоящего времени не предпринимались. В контексте наблюдаемой модернизации арбитражно-процессуального законодательства, ориентированного на внедрение новейших форм (носителей) информации, это нельзя не признать упущением.

В то же время иностранные коллеги в поисках путей повышения эффективности правосудия давно исходят из следующего: «Гражданское судопроизводство – это социальная система, которая состоит из взаимного обмена информацией между судом, с одной стороны, и сторонами, другими заинтересованными лицам и их представителями – с другой. Эти характерные информационные проявления судебной процедуры должны учитываться процессуальными нормами. Коммуникация не может не быть неотъемлемой частью гражданского судопроизводства, в рамках которого взаимное информирование (понимание) между участниками в ходе судебного разбирательства крайне необходимо. Гражданский процесс будет эффективен и удобен лишь в том случае, если составляющая его коммуникация по своим внутренним и внешним характеристикам будет обеспечивать возможность осуществления эффективного правосудия (курсив везде мой. – В.П.)»¹⁰⁷.

Представляется очевидным, что модернизация формы выражения судебно-правоприменительной информации может быть успешной только при условии понимания и учета ее содержательного аспекта. Рассмотрим его.

Итак, с позиции коммуникативно-институционального подхода (предполагающего анализ реальных взаимодействий людей с окружающим миром и себе подобными)¹⁰⁸ гражданское судопроизводство представляет собой средство устранения неопределенности в вопросах права; алгоритм взаимодействия субъектов с целью их правовой (само)идентификации¹⁰⁹.

Содержательно-коммуникативная характеристика гражданского процесса по конкретному делу как системы обработки информации в самых общих чертах сводится к следующему.

Обращение в суд (иск, заявление) представляет собой, образно выражаясь, «первый луч света во тьме правоприменительной неопределенности» (неизвестности). Информационное наполнение искового заявления «высвечивает» не более чем общие контуры предмета судебного познания (подлежащего восприятию и обработке массива информации). Постепенному его уточнению способствует обработка информации, содержащейся в правовых позициях (утверждениях, возражениях) участников процесса и нормах права, проверяемых судом на предмет их применимости в соответствующем случае (деле). В конечном счете, состав «нормативной» информации определяется содержанием тех норм, применимость которых судом достоверно установлена.

Задающий пределы судебного познания и правоприменения «информационный материал» обращения в суд имеет своей конечной целью установление (выявление) отличительных черт конкретного субъективного права (правоотношения). Происходит это (как любое познание) посредством постепенного «наполнения» сознания познающего субъекта единственно возможным способом – извлечением познаваемого объекта (факта, права, правоотношения) из «информационного небытия».

Последовательная (согласно процессуальной форме) обработка правоприменительной информации судом и заинтересованными лицами позволяет выявить идентифицировать (либо опровергнуть) утверждаемое право, вопрос о судебном подтверждении которого поставлен заявителем. Этот коммуникативно-информационный процесс, в конечном счете, позволяет четко отграничить подлежащее защите право от бесконечного множества возможных умозрительных явлений правовой действительности.

Являющаяся его результатом информационно-правоприменительная «выжимка» составляет содержание правового суждения, облекаемого в юридическую форму акта правосудия и снабжаемого юридической (законной) силой.

Важнейшую самостоятельную роль в информационном процессе судебного познания играет его коммуникативный аспект. С позиции теории, процессуальное правоотношение – это всегда взаимодействие субъектов коммуникации¹¹⁰. Как и всякая иная коммуникация, процессуальная имеет собственное (кратко охарактеризованное выше) информационное содержание.

Целью правового взаимодействия всегда является реализация законных интересов и достижение результата, предусмотренного источниками права или не противоречащего им¹¹¹.

Применительно к процессуальной информационной коммуникации конечной ее целью (и должным результатом) является внутреннее убеждение суда (в первую очередь) о вопросах факта и права. Рассматривая психологические аспекты искового производства, И.М. Резниченко писал о процессуальном взаимодействии сторон с судом именно как об убеждающем воздействии на него, непременным результатом которого становится внутреннее убеждение в обоснованности или несостоятельности заявленных требований¹¹².

Информационная природа такого взаимодействия очевидна: убеждение представляет собой «динамически развивающееся эмоционально окрашенное отношение судьи к истинности результатов познания»¹¹³. Убеждение есть искомый результат познания (целевой обработки информации), обозначаемый крайней точкой спектра информированности субъекта и выражающий ее максимальную степень¹¹⁴.

Итак, предметом убеждения в гражданском процессе выступает наличие (отсутствие) юридического факта (их совокупности), позволяющее суду в конкретном случае «информационно наполнить» категории должного (норма права, абстрактное правило) и сущего (факт) и определить средство защиты субъективного права (законного интереса). Информационное наполнение применимой нормы и установленного факта (большой и малой логических предпосылок) является таким образом «строительным материалом» убеждения суда о судьбе заявленного требования.

В научно-познавательных целях (не только настоящего исследования) необходимо определить понятие судебно-правоприменительная информация. Также целесообразно осуществить градацию такой информации по степени относимости той или иной ее категории к, собственно, правосудной деятельности.

Под судебно-правоприменительной информацией следует понимать весь объем информации, воспринимаемой и обрабатываемой (анализируемой, оцениваемой) судом и иными участниками гражданского процесса по конкретному делу в интересах осуществления по нему правосудия.

Судебно-правоприменительная информация (далее – правоприменительная информация) образует исходный (наиболее общий) уровень градации, к краткой характеристике которой мы переходим.

В состав правоприменительной информации входят: фактический материал дела, нормативный материал дела, процессуальная информация и мотивы решения.

Несмотря на то что все эти категории судебно-правоприменительной информации судом воспринимаются и оцениваются, отнюдь не весь их объем фиксируется в материалах дела.

Так, например, отразить в них нормативный материал, который анализируется судом «попутно» в ходе установления нормативного основания решения, нет ни возможности, ни необходимости¹¹⁵.

Фактический материал дела образуют сведения о фактах и правоотношениях, сообщаемые суду заинтересованными лицами¹¹⁶ в обоснование их юридических позиций (требований, возражений) по существу дела, а также получаемые судом посредством анализа наблюдаемых им фактов (оценка доказательств, общеизвестные факты и т. д.).

Так, рассматривая информационную сторону познавательной деятельности, И.М. Резниченко об этом писал: «Информация, извлекаемая из доказательств и сообщаемая в судебных прениях и заключении прокурора, воздействует на суд по механизмам информирования, убеждения и внушения. В соответствии с механизмом информирования суду сообщаются сведения о фактах»¹¹⁷.

Фактическое основание судебного решения является важнейшей, судьбоносной для гражданского дела, частью фактического материала дела. В его состав входят прежде всего юридические факты, существование которых установлено в ходе судебного познания.

Под нормативным материалом дела¹¹⁸ понимается содержащаяся в нормах права информация, воспринимаемая и обрабатываемая судом и иными участниками процесса в ходе разбирательства дела в целях судебной защиты.

Судебное познание (и правоприменение в целом) направляется нормативным материалом соответствующего дела, из которого в результате информационно-оценочной деятельности судом исключаются не применимые законоположения, вплоть до установления им определенного нормативного основания решения. В него включается тот нормативно-регламентирующий информационный материал, который непосредственно определил выводы суда по существу заявленных материально-правовых требований.

Подобно тому, как фактическое основание решения является «отборной» частью фактического материала соответствующего дела, так и его нормативное основание посредством правосудия выявляется из всего массива нормативного материала дела (как отраженного в его материалах, так и не получившего закрепления на материальном носителе).

Вся информация, составляющая нормативное основание судебного решения, подлежит закреплению в материалах дела¹¹⁹.

Итак, в ходе принятия судом решения объем фактического и нормативного информационного материала (в существенной части не отраженного в материалах дела) уменьшается до соответственно – фактического и нормативного оснований решения. Происходит это вследствие обработки (анализа, оценки) информации судом, в соответствии с универсальным алгоритмом: «Принятие любого решения включают в себя элементы оценки информации. Причем она носит не одноразовый, а многократный, многоуровневый характер. Информационное решение определяет, какая информация считается истинной. Принятие информационного решения означает не только отделение правильной информации от неправильной, но и разумное обобщение, устранение излишних деталей. Никакое решение не может увеличивать количество деталей»¹²⁰.

Процессуальная информация служит организационно-судопроизводственным целям¹²¹.

И.М. Резниченко полагал, что весь объем процессуальной информации, «циркулирующей» в рамках гражданского дела, состоит из осведомительной (например, сведения об отсутствии отводов, ходатайств и т. п.) и побудительной (волеизъявления, ходатайства и др.)¹²².

К процессуальной относится информация, содержащаяся в исковом заявлении (как процессуальном документе), но не относящаяся к основанию, предмету и содержанию самого иска как процессуального действия (наименование суда, имена (наименования) сторон, места их (жительства) нахождения и т. п.)¹²³. В ходе разбирательства дела осведомительный характер носят, например, сведения о дате и времени судебного заседания¹²⁴; волеизъявительный – ходатайства, отводы, сведения об их отсутствии и т. п.

Далеко не весь объем процессуальной информации отражается в материалах дела. Так, например, изложенные в удостоверении личности сведения, позволяющие идентифицировать явившихся в судебное заседание сторон, их представителей, отнюдь не в полном объеме переносятся в материалы дела. Несмотря на то что на стадии проверки явки сторон в заседание суд эту часть процессуальной информации воспринимает и даже оценивает (сопоставляя ее с соответствующими осведомительными реквизитами иска).

Наконец, последнюю и весьма специфическую категорию судебной правоприменительной информации образуют мотивы судебного решения. Характеризуя их информационную природу, исхожу не из традиционного понимания этой категории, свойственного для исследований дореволюционного¹²⁵ и советского¹²⁶ периодов развития науки гражданского процесса, а из понятия мотивов решения, ранее выявленного и подробно обоснованного мной в посвященной этому вопросу монографии¹²⁷.

Разница между этими подходами¹²⁸ в самых общих чертах заключается в следующем. Традиционно мотивы решения фактически отождествлялись с его основанием (выводами суда о фактах и правоотношениях) либо считались его элементом. Однако, на мой взгляд, под ними следует понимать суждения, приводимое судом в мотивировочной части решения в обоснование вывода по каждому из правоприменительных вопросов, подлежащих в силу ч. 1 ст. 196 ГПК (ч. 1 ст. 168 АПК) разрешению в ходе принятия решения¹²⁹.

В предложенном автором этих строк содержании понятие мотивов решения наделено рядом важнейших информационных характеристик.

Во-первых, мотивы – это новая информация (суждения), не входившая на момент удаления суда в совещательную комнату в фактический и нормативный информационный материал дела.

Во-вторых, это единственная категория правоприменительной информации, вводимой в процесс судом, выступающим ее источником.

В-третьих, и на это наиболее важно обратить внимание, мотивы решения с точки зрения источника, содержания и направленности (адресата), составляющей их правоприменительной информации, обеспечивают обратную информационную связь суда с заинтересованными лицами в ходе их коммуникации в целях установления оснований решения¹³⁰.

Именно мотивы судебного решения обеспечивают возможность судить о законности и обоснованности решения (являются проявлением свойства мотивированности решения, но не его обоснованности, как считалось ранее)¹³¹.

Подводя итог характеристики коммуникативно-содержательного аспекта гражданского процесса по конкретному делу, перечислим источники судебно-правоприменительной информации в рамках гражданского процесса:

• лица, участвующие в деле;

• средства доказывания;

• объективная действительность (общеизвестные факты);

• нормы материального и процессуального права;

• суд (мотивы решения).

Наряду с коммуникативно-содержательной гражданскому процессу по конкретному делу имеет и другая – внешняя (формальная) характеристика.

Внешним выражением природных свойств информации всегда является ее источник – информационный ресурс, без которого информация онтологически не существует.

В исследованиях информационной стороны судебной деятельности не без оснований отмечается: «Только информационные ресурсы, а не информация, как таковая, могут выступать элементом состава имущества, и исключительно в отношении информационных ресурсов, обобщающих собой документы, массивы документов, а также архивы, банки данных (курсив мой. – В.П.) и др. может решаться вопрос о праве собственности на них. Кроме того, информационные ресурсы являются структурным компонентом информационного пространства¹³² и не могут быть исключены из числа понятий, опосредующих информацию»¹³³.

Таким образом, содержательный и формальный аспекты любой информационной системы диалектически взаимосвязаны и неразделимы.

С учетом характеристик ее носителей (ресурсов) судебно-правоприменительная информация до недавних пор могла быть только устной и зафиксированной письменно. В первом случае информационным ресурсом выступает соответствующий участник процесса (физическое лицо), во втором – документ на бумажном носителе.

Важно подчеркнуть, что обработка судебно-правоприменительной информации всегда представляет собой субъективный процесс, не имеющий внешнего выражения: «Информацию переживают, а не владеют ею. Даже когда она заключена в какую-то статическую форму вроде книги или жесткого диска, информация все-таки остается чем-то, что случается с вами в то время, как вы мысленно разархивируете ее из того кода, в котором она хранится. Но независимо от того, изменяется ли она гигабайтами в секунду или словами в минуту, реальное раскодирование является процессом, который происходит в уме и при помощи ума, процессом, протекающим во времени (курсив мой. – В.П.)»¹³⁴.

Следует ли из этого, что устная и письменная формы закрепления судебно-правоприменительной информации одинаково эффективны? Думаю, что нет.

С точки зрения практических потребностей правоприменительной судебной деятельности между ними имеется ощутимая разница. Состоит она прежде всего в том, что устная информация сама по себе не оставляет «следа», по которому можно было бы отследить ее объем и содержание¹³⁵. С учетом отмеченной выше субъективности процесса обработки правоприменительной информации (следствием которой порой бывает судебная ошибка) это обстоятельство следует признать немаловажным.

Существенным оно может стать и в ходе обработки правоприменительной информации по тому же делу вышестоящим судом в интересах проверки судебного акта. Устная информация, послужившая основанием к вынесению решения, в таком случае вообще не воспринимается судьями проверяющей инстанции. Таким образом, субъективность процесса обработки правоприменительной информации в условиях устности ее представления усугубляется еще и существенно «усеченным» ее объемом (по сравнению с воспринятым нижестоящим судом). Думается, именно поэтому изложенные в решении выводы, не снабженные мотивами, часто являются непонятными, отчего качество судебной защиты не может не страдать¹³⁶.

Письменная форма представления правоприменительной информации в этом смысле представляется более эффективной для достижения целей правосудия, поскольку она обеспечивает сохранность содержания и объема информации. Изложенная в письменной форме правоприменительная информация по существу является «вырванной из временного континуума», что обеспечивает тождественность ее полезных качеств, выявляемых при ее восприятии в любой момент и любым субъектом¹³⁷.

В контексте этих рассуждений нельзя не обратить внимание на происходящие в настоящее время законодательные изменения, посвященные модернизации формы представления судебно-правоприменительной информации, а именно постепенному переходу к письменной (а теперь и электронной)¹³⁸ форме ее закрепления¹³⁹.

Одним из свидетельств перехода к письменности судебного разбирательства может послужить Федеральный закон от 9 декабря 2010 г. № 353-ФЗ¹⁴⁰, которым в ст. 333 ГПК внесены существенные изменения. Согласно ее новым положениям, частная жалоба, представление прокурора на определение суда первой инстанции (за исключение определений оставлении заявления без рассмотрения; приостановлении или прекращении производства по делу) рассматриваются без извещения лиц, участвующих в деле. Таким образом, в апелляционной инстанции дела по указанным выше основаниям рассматриваются теперь в «письменном порядке» (судебный акт выносится исключительно на основании материалов «письменного состязания сторон»).

Таким образом, устность судебного разбирательства, воспетая в качестве наиважнейшего «подтверждающего демократизм советского гражданского процесса» «канала связи между участниками общения в суде (словесное или вербальное общение)»¹⁴¹, постепенно уступает свое авторитетное место на «процессуальной сцене» письменности.

Как же прикажете к этому относиться? Ведь советская процессуальная доктрина настаивала на том, что «демократизм правосудия заключается не в письменном оформлении соответствующих действий в судебном разбирательстве, а в устном общении участников процесса в связи с рассмотрением дела. Вот почему устность составляет одно из основных начал советского гражданского процессуального права и гражданского судопроизводства». И лишь «закономерным дополнением (а не исключением) данного принципа служит письменное оформление наиболее важных моментов устного судебного разбирательства дела (курсив мой. – В.П.)»¹⁴².

Думается, письменная фиксация наиболее важных процессуальных действий все же никогда не была одним только дополнением к устности. Скорее она имела место в силу упомянутых выше преимуществ письменной формы закрепления судебно-правоприменительной информации (способствующих ее сохранности, аутентичности, а также ряду коммуникативных достоинств).

Это и другие преимущества письменности судебных тяжб отмечались еще в дореволюционной литературе. Так, Е.В. Васьковский утверждал: «Письменное производство представляет большие удобства для тяжущихся: вместо того чтобы лично являться в заседание суда, находящегося иной раз далеко от их постоянного места жительства, или нанимать поверенных, которые выступали бы в суде вместо них, тяжущиеся могут ограничиться посылкой по почте письменных заявлений и объяснений, благодаря чему они сберегут как время, так и деньги»¹⁴³.

В приведенной цитате подчеркивается еще одно преимущество письменной фиксации правоприменительной информации – ее дистанционно-коммуникативная способность, не свойственная устной форме информирования. Это существенное преимущество письменной формы способствует ее поддержке учеными и в наши дни¹⁴⁴.

Ряд авторов, имевших самое непосредственное отношение к практической деятельности судов, в своих работах отмечают преимущества письменной формы судопроизводства. Так, по мнению В.М. Жуйкова, проверка законности судебных определений будет намного более эффективной именно по письменным материалам, в которых изложены позиции не только лиц, участвующих в деле, но и суда. Ученый с существенным практическим опытом судейской работы отмечает, что в своих устных объяснениях заявители ничем не могут дополнить письменную информацию, прояснить сложившуюся процессуальную ситуацию¹⁴⁵. Аналогичной точки зрения придерживается и М.А. Алиэскеров¹⁴⁶.

Эта позиция правоведов в какой-то степени обусловлена мнением Европейского суда по правам человека, который в рамках разбирательства дела «Варела Ассалино против Португалии» указал, что характер некоторых судебных дел не требует их публичного рассмотрения; в случаях, когда разрешению подлежат только вопросы права, рассмотрение письменных заявлений является более целесообразным, чем прения сторон¹⁴⁷.

В задачи настоящего исследования не входит всесторонняя оценка целесообразности перехода от устности судебного разбирательства к письменной (или электронной) формам закрепления и представления судебно-правоприменительной информации. Вопрос этот весьма важен, сложен и неоднозначен и поэтому требует более глубокого анализа в рамках предметного исследования. Автор лишь констатирует требующую теоретического «обуздания» очевидную законодательную тенденцию, продолжающую набирать обороты – усиление роли письменной формы фиксации судебно-правоприменительной информации в гражданском судопроизводстве.

Красноречивым свидетельством дальнейших намерений законодателя может послужить фрагмент относительно недавнего интервью одного из руководителей аппарата Высшего Арбитражного Суда России: «Решение суда никоим образом не зависит от того, была ли озвучена позиция стороны лично или представлена письменно. Более того, оформленная в письменном виде позиция, на мой взгляд, даже чаще бывает сформулирована более четко, последовательно и лаконично с точки зрения убедительности и удобства восприятия тем же судом, чем «живое» выступление участника заседания, который нередко отвлекается и впадает в пространные рассуждения. Подобное личное озвучивание позиции иной раз, наоборот, может негативно повлиять на скорость и эффективность рассмотрения дела, особенно если принимать во внимание существующую нагрузку на судей»¹⁴⁸.

Учитывая, что приведенная цитата принадлежит одному из руководителей аппарата ВАС РФ из числа определяющих содержание законодательных инициатив, вряд ли нужны другие подтверждения тому, что наблюдаемые нами изменения социальных условий процессуального правообразования¹⁴⁹, влекут необходимость «ревизии» концептуальных основ науки гражданского процесса.

Для контраста (с оберегаемой традиционной отечественной научной мыслью устностью судебного разбирательства) приведу весьма показательное суждение на эту тему иностранного процессуалиста: «Рассматривая судебное разбирательство как систему обработки данных, необходимо иметь в виду, что эти данные представляют собой информацию (заявления, сообщения и т. д.), с учетом той особенности, что она хранится на так называемом накопителе данных (независимо от того, что используется для этих целей: бумага, файл, магнитная лента, CD, DVD), доступном для пользователей, отправителей и получателей. Содержащаяся на некоем носителе информация может быть сохранена, заархивирована и, что важно, доставлена, передана и отправлена, а также иным способом использована, отредактирована или обработана. Традиционно-архаичный процесс все еще построен на началах работы с документами, главным образом в письменной форме, и широко распространенный (но в то же время давно отвергаемый как фарс) принцип устности. Благодаря ушедшим в историю законодателям «устный процесс» номинально остается (в частности, согласно комментариям к ГПК) одним из ключевых принципов гражданского процесса, несмотря на реалии современной жизни. В наше время «принцип устности» на практике играет крайне незначительную роль (курсив везде мой. – В.П.)»¹⁵⁰. Учитывая, что приведенная цитата относится к работе десятилетней давности, полагаю, комментарии здесь будут излишними.

Повседневная практика участия в судебных разбирательствах в арбитражных судах позволяет с полной уверенностью заключить, что возможность полновесной реализации принципа устности упирается в катастрофическое отсутствие достаточного для вербального состязания сторон времени¹⁵¹. В свое время именно это обстоятельство повлекло заметное усиление письменного начала в арбитражном процессе¹⁵². На текущий же момент применительно к деятельности арбитражных судов (особенно в Арбитражном суде г. Москвы) традиционное судоговорение окончательно утратило физическую (прежде всего временную) возможность своей декларируемой реализации.

Не менее существенной законодательной предпосылкой к модернизации формы процессуальных волеизъявлений видится и другая тенденция – упрощение и дифференциация формы процессуальной¹⁵³. Она предполагает заметное увеличение категорий дел, разрешаемых в рамках называемых так называемых документарных производств, не предполагающих проведения судебного заседания (например, упрощенное и приказное производства).

Отсутствие судебного заседания по все большему количеству категорий дел исключает естественный и незаменимый «ареал обитания» устности. Вне судебного заседания этот принцип по понятным причинам беспредметен¹⁵⁴.

Высказываемое в литературе мнение о том, что приказное¹⁵⁵ и упрощенное¹⁵⁶ производства осуществляются в судебном заседании я не разделяю.

Термин «судебное заседание» имеет вполне конкретное этимологическое значение. Он как минимум означает, что участники судебного разбирательства собираются вместе, как правило, в специально отведенном для этого помещении¹⁵⁷.

Учитывая, что ничего подобного в ходе приказного и упрощенного производств не происходит, судебное заседание без вызова заинтересованных лиц (предусмотренное прежней редакцией ч. 4 ст. 228 АПК РФ) на практике являлось фикцией. Это неоднократно отмечалось в литературе «Очевидно, что проведение полноценного судебного заседания без присутствия сторон невозможно: правило о его проведении приобретает фиктивный характер»¹⁵⁸. Применительно к приказному производству М.К. Треушников отмечает, что выдача судебного приказа в перерыве судебного заседания по гражданскому делу не является нарушением принципа непрерывности, поскольку этот вопрос решается судьей вне судебного заседания¹⁵⁹.

Не исключено, что именно ввиду подобных призывов правоведов в новой редакции гл. 29 АПК РФ, введенной в действие Федеральным законом № 86-ФЗ от 25 июня 2012 г., судебное заседание как форма разбирательства дела не упоминается¹⁶⁰.

Таким образом, возможность применения устной формы закрепления судебно-правоприменительной информации процедурой действующего упрощенного производства исключена. Оно полностью опосредуется электронной формой¹⁶¹. Причем с ее использованием в порядке упрощенного производства при наличии согласия сторон может быть рассмотрено практически любое дело арбитражной юрисдикции (ч. 3 ст. 221 АПК РФ).

Неразрывное единство и диалектическая взаимосвязь содержательной и формальной характеристик информации, «циркулирующей» в рамках гражданского процесса по конкретному делу, наряду с «электронизацией» социальных коммуникаций образуют объективную (физическую) предпосылку перехода к так называемому электронному правосудию.

Задействовав охарактеризованный выше «информационный» подход к изучению процессуальных материй, зарубежная научная мысль начала осваивать электронную «территорию» на предмет возможного «поселения» на ней процессуальной информации немногим более двух десятилетий назад¹⁶². Закономерным результатом этого процесса стала концепция «электронного правосудия», отдельные элементы которой в последние годы последовательно внедряются в российскую судебно-арбитражную юрисдикцию¹⁶³.

Выше я уже отмечал, что применяемый в отечественной литературе термин «электронное правосудие» представляется не слишком удачным по нескольким причинам. Во-первых, правосудие – это идеальная составляющая судебной деятельности¹⁶⁴, которая соответственно не обладает текущим внешним выражением и какой-либо формой (что исключает возможность именовать его электронным). Во-вторых, правосудие осуществляется только судом, а электронной формой опосредуются процессуальные действия также лиц, участвующих в деле. Наконец, в-третьих, правосудие – это деятельность, осуществляемая человеком (но не ЭВМ), что также исключает возможность применения к ней рассматриваемого прилагательного. Более подходящим представляется термин «электронное судопроизводство»¹⁶⁵.

Иностранные процессуалисты еще десять лет назад начали призывать законодателя к использованию преимуществ электронного способа передачи судебно-правоприменительной информации: «Будучи, по сути, информационной системой, гражданский процесс во многом приспосабливается к использованию современных телеинформационных технологий, в особенности в том, что касается преимуществ электронной почты. Поскольку процессуальное законодательство не содержит обязательных требований о том, что информация должна предоставляться в устной форме непосредственно при личном присутствии лица, ее предоставляющего, или ее адресата, это позволяет нам говорить об альтернативных способах предоставления информации лицами без их личного участия. В связи с этим электронная форма как замена форме письменной может быть ее более привлекательной альтернативой, тогда как электронная и телеинформационная корреспонденция могут служить заменой или альтернативой письменной корреспонденции (курсив мой. – В.П.)»¹⁶⁶.