Электронная библиотека » Василий Потто » » онлайн чтение - страница 35


  • Текст добавлен: 28 октября 2013, 19:53


Автор книги: Василий Потто


Жанр: История, Наука и Образование


Возрастные ограничения: +6

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 35 (всего у книги 50 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Прошло два месяца после погрома аулов Кара-Мурзина, и Вильяминов снова пошел за Кубань, чтобы наказать далеких абадзехов за их набеги и за покровительство беглым кабардинцам. Войска перешли Кубань близ Усть-Лабинской крепости шестнадцатого июня, а через пять дней на речке Карасу в первый раз встретились с неприятелем. Абадзехи напали с тылу на обоз, но были тотчас же опрокинуты храбрыми казаками с помощью подоспевшей роты. Тем не менее схватка была горячая и вывела из строя семь казаков и двух навагинцев.

Двадцать третьего июня отряд расположился на реке Сагауш (Белой), против горы Таглек, там, где теперь стоит город Майкоп. Абадзехи и здесь попытались было захватить в свои руки водопой, но были опять отбиты. На этой позиции Вельяминов простоял весьма долго, посылая в разные стороны небольшие колонны для истребления горских посевов. В конце июня неприятель показался в значительных силах, даже с двумя пушками, добытыми от турок, и стал обстреливать лагерь с противоположного берега. Предприятия сделались труднее. Князь Бекович-Черкасский, отделавшийся в первую экспедицию для уничтожения посевов ничтожной перестрелкой, во второй раз, тридцатого июня, уже должен был выдержать серьезный бой. Тысячная партия конных абадзехов и кабардинцев напала разом на все пункты отряда, но, поражаемая перекрестным огнем, скоро обратилась в бегство, попала при обратной переправе через реку под картечь конной артиллерии – и понесла громадный урон. Но и в отряде Бековича из строя выбыли более двадцати нижних чинов.

Вельяминов нашел, между тем, позицию на Сагауше чрезвычайно удобной для всех будущих предприятий в земле абадзехов и приказал построить здесь укрепление. А чтобы облегчить на будущее время переправу через реку, он велел вырыть для нее отводный канал, а дремучий лес, тянувшийся по правому берегу,– вырубить. Абадзехи, стараясь помешать работам, не раз вывозили пушки и днем стреляли по рабочим, а ночью бомбардировали лагерь.

Так шли дела до десятого июня.

В этот день из лагеря выступила колонна в Усть-Лабинскую крепость за провиантом. Огромный обоз шел под прикрытием батальона тенгинцев, полка кубанских казаков и шести орудий, под командой князя Бековича-Черкасского, и горцы пропустили его свободно. Но едва тот же транспорт, нагруженный провиантом, двинулся обратно, как одиннадцатого числа на обширной кубанской равнине он был атакован двухтысячной партией конных абадзехов и кабардинцев. Отряд свернулся в каре, был окружен, и отбивался на все четыре стороны. Нападения были так стремительны, что приходилось действовать картечью даже в упор, и только после двухчасового жестокого боя неприятель стал отступать, оставив на месте пятнадцать тел. В отряде Бековича выбыло из строя два офицера и тридцать пять нижних чинов, но ни одна арба из всего громадного обоза не была потеряна. Ермолов засвидетельствовал в приказе, что “столь счастливое препровождение транспорта надо приписать только благоразумным распоряжениям и известной храбрости Бековича”,– и Бекович получил Георгиевский крест, в котором ему еще недавно было отказано.

Настал август – и нападения абадзехов снова усилились. То и дело подъезжали они к казачьим пикетам, давали залп и мгновенно скрывались. С горы Таглек все чаще и чаще гремели пушечные выстрелы. Нужно было ждать большого нападения, и за цепью стали закладывать пешие резервы, которые могли бы дать отпор, по крайней мере при первом натиске.

Между тем укрепление, послужившее началом знаменитого Майкопа, и отводный канал – были готовы. Вельяминов назначил комендантом майора Пирятинского и, оставив в его распоряжении две роты Навагинского полка с шестью орудиями, приказал остальным войскам готовиться к выступлению. В отряде в то время уже носились неясные слухи о поголовном возмущении Чечни, и Вельяминов, предвидя, что придется скоро покончить экспедицию, торопился наказать абадзехов. Шестнадцатого августа войска уже выступали в поход.

Целью движения был аул абадзехского старшины Аджи-Тляма, пользовавшегося в горах большой славой и значением, как человек замечательно богатый и храбрый. Это был один из главнейших покровителей беглых кабардинцев, которых большая часть и поселилась вблизи его аула. Вельяминов решил истребить этот аул со всеми его полями и угодьями, а также и поля ближайших к нему кабардинцев.

Войска вышли из укрепления так тихо и с такими предосторожностями, что абадзехский караул открыл движение их только тогда, когда начало уже рассветать и отряд стал переправляться через Белую верстах в пяти ниже Майкопа.

Дорога, которой двигались войска, пересекалась множеством балок, опушенных лесом, и почти в каждой из них засели абадзехи, чтобы препятствовать движению. Две роты Тенгинского полка, бывшие в авангарде с майором Тихоновым, шли в постоянной перестрелке и должны были штыками выгонять черкесов из их засад, а войска тем временем истребляли попадавшиеся им на пути аулы беглых ногайцев и абадзехов. С полудня неприятель, занимая высоты, ближайшие к дороге, начал стрелять из пушек и продолжал пальбу уже до позднего вечера. Тревожный день этот, прошедший в постоянной перестрелке, стоил Вельяминову опять одиннадцати человек убитыми и ранеными.

Отряд ночевал на левом берегу какой-то речки, впадавшей в Сагауш, и утром другого дня, семнадцатого августа, двинулся дальше, к аулу Аджи-Тляма. Абадзехи тотчас открыли по нем пушечную пальбу. Опять пошли лесистые балки с черкесскими засадами, снова пошла постоянная перестрелка и снова тенгинцы, с майором Тихоновым, должны были штыками открывать дорогу.

Верстах в шести от ночлега был брод, по которому отряд должен был переправиться через Сагауш на правую сторону, чтобы идти к аулу Аджи-Тляма, лежавшему отсюда уже не в дальнем расстоянии. На противоположном берегу, как раз напротив места переправы, находилось лесистое крутое возвышение, представлявшее для неприятеля весьма удобную позицию. Партия человек в пятьсот абадзехов и предприняла остановить здесь отряд в то время, как другие толпы их, спешившие по левой стороне Сагауша, должны были атаковать его с тылу. Вельяминов выдвинул вперед батарею из десяти орудий, и она, как выражается Ермолов, “растолковала неприятелю, что и сие место сражения еще не довольно для него выгодно”. Поручик Тенгинского полка Петров со своей ротой первый бросился, под защитой артиллерии, вброд, за ним последовала рота штабс-капитана Сергеева, а затем майор Тихонов, снова принявший команду над авангардом, быстро очистил лес до самого возвышения, так что остальные войска могли уже свободно переходить реку, ничем не тревожимые. Только когда переправлялся арьергард, появились на левом берегу Сагауша новые толпы абадзехов, но нескольких пушечных выстрелов было достаточно, чтобы заставить их удалиться. Переправа в общем стоила отряду двадцати пяти человек, но кровавые следы, найденные к стороне неприятеля, показывали, что и ему не дешево обошлось это дело.

Перейдя Сагауш, войска остановились лагерем, выжегши лежавший перед ними небольшой кабардинский аул. Абадзехи подошли сюда в два часа ночи, с пушкой, и стали обстреливать лагерь. Их выстрелы, впрочем, далеко не долетали, и ночь прошла бы сравнительно спокойно, если бы абадзехам не удалось обойти отряд и кинуться на цепь, слишком близко расположившуюся к опушке леса. Произошла горячая схватка, и войска понесли значительные потери; пострадал особенно Тенгинский батальон, лишившийся тридцати двух человек выбывшими из строя.

К свету пальба стихла. Войска тронулись вперед, и на заре восемнадцатого августа запылал знаменитый в горах богатством и красотой строений аул Аджи-Тлямов – цель Вельяминовской экспедиции. Через два часа дело разрушения было войсками покончено, и притом безо всякой помехи со стороны абадзехов,– горцы нигде не показывались. Это затишье заставляло думать, что неприятель понес большие потери в минувшую ночь и хотя на время оставит отряд в покое. Войска разбили лагерь и занялись фуражировкой.

Верстах в трех отсюда, на скате лесистой горы, стояло в стогах громадное количество свеженакошенного сена. Вельяминов приказал казачьим полкам забрать и перевезти его в лагерь. В прикрытие фуражиров назначен был батальон навагинцев с четырьмя орудиями, под командой полковника князя Бековича-Черкасского. В самый полдень колонна вышла из лагеря. На горе она забрала сена сколько могла, нагрузила им все артельные повозки, навьючила лошадей – и тронулись назад. Казаки шли пешие. Но еще не успели они спуститься с горы, как показалась сильная партия, тысячи в две всадников, скакавшая прямо на колонну. Бекович остановился. Навагинцы и спешенные казаки стойко встретили нападение – и первый бешеный налет черкесской конницы был отражен с большим для нее уроном. Тогда абадзехи также спешились и, пользуясь пересеченной местностью, мешавшей удачному действию русской артиллерии, бросились в кинжалы. Здесь ранены были храбрые казачьи командиры Дадымов и Степановский, а в Навагинском полку – капитан Завадский. Потери наши стали быстро расти. Сам Вельяминов, встревоженный сильной перестрелкой, доносившейся до лагеря, сел на коня и явился на место сражения. Но когда он прибыл – результаты боя уже не могли подлежать сомнению: беспорядочные натиски стоили абадзехам громадных жертв, и неприятель, после трехчасовой борьбы, истощившись в бесплодных усилиях, наконец обратился в бегство.

В кровавый день этот “потери наши,– как выражается Вельяминов,– были более, нежели бывают обыкновенно”. Кроме двух полковых командиров и капитана Завадского, выбыло из строя восемнадцать убитых и сто тринадцать раненых нижних чинов.

Но потерей, наиболее поразившей всех, была смерть храброго Дадымова– он умер на следующий день, девятнадцатого августа, в лагере, окруженный своими соратниками. Казаки не захотели оставить тело своего командира во вражеской земле и перевезли его в станицу Ладожскую. Там на скромном станичном кладбище и доныне стоит его одинокая забытая могила. Но старые “кавказцы” и поныне помнят, что с именем Дадымова загремело по всей линии имя их родного полка, что он именно был основателем его боевой известности, которую они, люди Ермоловского времени, оставили последующим поколениям как дорогой завет прошлого.

Три дня простоял отряд на месте, опустошая за Сагаушем абадзехские земли, и во все это время неприятель показывался только небольшими партиями в пятнадцать-двадцать человек, не рискуя приближаться к отряду. Ничтожные перестрелки, тем не менее, происходили каждый день то в передовой цепи, то на казачьих пикетах. Иногда абадзехи залегали в кустах, в опушках леса, под кручей берега – и стреляли из засады. Однажды сам Вельяминов подвергся большой опасности: указывая место для лагеря, он слишком близко подъехал к реке и встречен был метким залпом с противоположного берега, несколько человек из его конвоя были ранены.

Наконец, когда истреблять на правом берегу Сагауша больше уже было нечего, Вельяминов перешел на левый берег – и двадцать пятого августа возвратился в Майкопский стан, оставив позади себя, на пути следования, длинный ряд сожженных аулов и вытоптанные, опустошенные поля. На дороге получено было известие, что сам Аджи-Тлям, а с ним и кабардинцы, жившие по Сагаушу в земле абадзехов, окончательно покинули эти места и переселились в верховья Фарса. Экспедиция была окончена.

В Майкопе Вельяминова ожидала весть о смерти генерала Лисаневича и приказание вступить в командование войсками Кавказской линии. Через несколько дней он выехал в Ставрополь, поручив начальство над Майкопским отрядом князю Бековичу-Черкасскому.

XXXI. КАБАРДИНСКИЙ БУНТ (1825 год)

Под именем кабардинского бунта 1825 года разумеется тревожное состояние поселенных на плоскости кабардинцев в связи с настойчивыми попытками черкесов и беглых кабардинцев же увести за Кубань, в горы, это мирное население. Какими враждебными действиями против русских проявлялось это тревожное настроение – с достоверностью не восстанавливается ни официальными данными, ни воспоминаниями современников, и самое слово “бунт” едва ли точно выражает их.

Несомненно однако известно, что примирившиеся с подчинением России мирные кабардинцы обнаруживают в это время сильное стремление выселиться опять из русских границ, а иногда и принимают участие в набегах закубанцев на линию. Дело в том, что кабардинцы никогда не переставали домогаться различных льгот и возбуждать поземельные споры, а ряд отказов и неуклонность строгих мер, введенных Ермоловым, уже давно вызывали среди них неудовольствие и ожесточение. Теперь в Кабарде с неудержимой силой и вспыхнуло эмиграционное движение; кабардинцы одни за другими целыми семьями стали предпринимать тайные побеги за Кубань, где и основывали новые – “беглые” – кабардинские аулы.

Переселенцы эти естественно становились лютыми врагами всего русского и причиняли множество хлопот уже тем, что служили ширмами для всех преступлений, совершаемых кабардинцами покорными. Что бы ни случилось на линии, все сваливалось на немирных, ушедших за Кубань, а если и являлись улики неотразимые, то на подмогу поспевал кабардинский суд, всегда, во что бы то ни стало, оправдывавший виновных. Нужно заметить, что в числе причин кабардинских волнений было и слабое управление Кабардой преемника Подпрядова подполковника Булгакова, назначенного в 1824 году командиром Кабардинского пехотного полка.

Не без влияния на них было и восстание соседней Чечни, и убийство Лисаневича, и необыкновенно усилившиеся к этому времени набеги закубанцев. Восстание Кабарды сделалось не сразу. Скрытое недовольство, лежавшее в основании его, должно было сказаться сначала мелкими и как бы случайными проявлениями, постепенно усиливавшимися. Так действительно и было. Со времени Ермоловского похода и до самой осени 1824 года в примиренной Кабарде прекратились хищнические разбои и ничто, по-видимому, не нарушало мирного течения дел; воинственная жизнь этого края, казалось, отходила в область преданий. Как вдруг четырнадцатого сентября 1824 года неожиданно взволновало всех событие, в сущности ничтожное, но ярко напомнившее времена вечной войны в крае,– случай, совершенно подобный разбойническим предприятиям самых враждебных черкесов. В станицу Марьевскую (Солдатское тож) возвращались с поля с сеном казак Волжского полка Рассказов с женой, еще с одной казачкой да с тремя малолетними детьми. Это было ночью, в одиннадцать часов, верстах в пяти от поста Известного-Брода. Вдруг внезапно из балки выскочили на них шесть кабардинцев. Рассказов был тотчас убит, жена его ранена, а с казачкой и с детьми хищники помчались немедленно за Малку. За рекой, верстах в пяти, казачку они бросили – и скрылись. Три соседние поста, соединившись в един отряд, поскакали за хищниками. Следы привели их прямо к аулу узденя Атабекова, что на Малке, близ укрепления Известного-Брода; жители его, однако, сказали, что ничего не знают и никого не видели. Случилось, между тем, что один из разъездов, отправившийся на розыски, увидел двух кабардинцев, ехавших на взмыленных лошадях как раз под аулом; их взяли и обезоружили: винтовки их оказались только что выстреленными, шашки – с запекшейся свежей кровью. В то же время другой разъезд нечаянно набежал на четверых кабардинцев, беспечно расположившихся на отдых в балке близ самой дороги: их шашки, винтовки и кинжалы лежали у огня, а лошади паслись саженях в десяти. Поздно заметив казаков, кабардинцы бросились к своим лошадям, а казаки – к их оружию. Захватив его, они переловили и хищников. Вероятно, это и были те шестеро, которые напали на Рассказова, но детей при них уже не было.

Этот случай был началом целого ряда подобных мелких происшествий; осенью же, после экспедиции Вельяминова за Кубань, в Кабарде разразилась наконец страшная катастрофа, напомнившая линии набег Джембулата. Дело происходило так.

В то время, когда войска стояли еще за Кубанью, в окопе на Сагауше, сильная партия “шапсугов, абадзехов и беглых кабардинцев отдаленными и скрытыми путями пробиралась на линию, к вершинам Кубани. Вельяминов, находившийся в то время в Ставрополе, скоро получил сведение об этой партии, следил за нею и принимал свои меры. Прорыва ожидали около Тахтамыша, где находился подполковник Родионов с донским казачьим полком; другой донской же полк, Луковкина, стал на Кубани, у Погорелова поста; третий, подполковника Кареева,– у Невинного Мыса; кроме того, вся конница действующего отряда (Кавказский и Кубанский полки) сближена была с линией и стала на Урупе, под командой майора Навагинского полка Грекова. В этот последний отряд посланы были ногайский султан хан-Гирей и князь Измаил Алиев как разведчики.

Несмотря однако на все предосторожности, неприятель двадцать первого сентября, перешел Кубань у Каменного Моста, не будучи замечен. Отсюда черкесы еще с большей скрытностью двинулись по Малке. Кабардинцы тотчас вошли с ними в сношения, и даже сын преданного России кабардинского валия, Джембулат Кучуков, примкнул к ним со своими узденями. И вдруг двадцать девятого сентября вся огромная ватага неприятеля обрушилась внезапно на оплошный пост, оберегавший дорогу, и, уничтожив его, устремилась на селение Солдатское, иначе Марьевку, как она называлась прежде и как звали ее сами жители. По дороге туда они встретили двух казаков, ехавших из табуна на худых лошаденках. Завидев черкесов, двигавшихся прямо на станицу, шагом, они приняли их за казаков и сделали маяк. Черкесы дали по ним залп, и человек двадцать наездников мгновенно окружили их. Один казак был взят в плен, другой не хотел отдаться живым и, получив восемь шашечных ран, был брошен в поле замертво[11]11
  Не лишнее заметить, что утром товарищи нашли его еще живым; он вылечился в Георгиевском госпитале и вследствие за свое молодечество попал в число отборных линейцев, назначенных в Варшаву в конвой к фельдмаршалу Паскевичу


[Закрыть]
.

Черкесы подошли к Солдатскому. Местность эта исторически одна из замечательнейших. В 1387 году, как рассказывают предания, Тамерлан грозной тучей двигался на Кавказ. Навстречу ему из Крыма шел Тахтамыш с кумыкской ордой монголов. Тамерлан смял и уничтожил эту орду и, двигаясь дальше по северной стороне Кавказа, гнал Тахтамыша на Запад. На реке Малке, именно там, где стоит теперь станица Солдатская, Тахтамыш вступил с Тамерланом в решительный бой. Тамерлан разбил его наголову, и остатки орды Тахтамыша спаслись в трущобах Эльборуса...

Но возвратимся к рассказу.

Утро двадцать девятого сентября случилось туманное и пасмурное. Шел сильный дождь. Несмотря на дурную погоду, все казаки, едва только забрезжил свет, ушли на работу в далекие поля, и в станице, кроме баб, стариков да малых ребятишек, никого не осталось. Тысячная шайка конных черкесов нагрянула на них как снег на голову. Бабы первые заметили налетевшую беду, похватали своих ребят и забились в густой тутовый сад.

У верхних ворот станицы стоял часовой, астраханский казак[12]12
  Конный полк Астраханского казачьего войска был вызван из Астрахани для усиления войск в Кабарде и расположен частями по станицам и укреплениям.


[Закрыть]
. Честный служака не оставил своего поста; он изрубил двух первых бросившихся на него кабардинцев, но был изрублен сам,– и только через труп его черкесы вломились в станицу. Казачий резерв, также астраханский, заперся на почтовой станции и не двинулся с места. Черкесы, со своей стороны, тоже “не ворошили их” – по выражению одной казачки,– а забирали тех, кто попадался живым в домах и на улицах. Человек двенадцать было убито. “Похватали они всех лошадей,– рассказывала потом казачка,– и принялись обшаривать в домах, да так чисто, что синь-порох в них не оставили: перины повытащили, сундуки разбили, пух с подушек повыпустили, даже рушники – и те посдирали со святых образов, но особенно накидывались они на всякое железо: на топоры, косы и даже на гвозди. Навьючили они всем этим добром своих лошадей и зажгли избы. Тут они добрались и до нас, баб, спрятавшихся в саду, и всех позабирали”.

Селение было разгромлено. По официальным сведениям, в нем убито восемь человек, в плен попало сто тринадцать душ; домов, благодаря сырой, дождливой погоде, сгорело только десять, но в том числе молитвенный дом, больница и хлебные магазины.

Покончив с селом, черкесы, обремененные добычей, перешли за Малку и, никем не преследуемые, потянулись к Баксанскому ущелью. Ночью они перешли Баксан выше укрепления и, пройдя еще сутки, приблизились ко входу в ущелье Чегемское.

Одна из пленных казачек впоследствии рассказывала, что на пути этого отступления черкесам встретились русские войска. “На другой день после разгрома нашей станицы,– говорила она,– когда партия ночевала в ущелье, мы слышали, как в русском отряде бил барабан, и видели на горах казачьи пикеты. Черкесы, услышав барабан, всполошились, тотчас стали седлать лошадей и погнали нас дальше, на самый конец Баксанского (нужно понимать – Чегемского) ущелья, почти под Шат-гору”.

Действительно, всего вероятнее, что именно при входе в Чегемское ущелье упущен был самый удобный случай наказать хищников и отнять от них добычу,– что как увидим ниже, так возмутило Ермолова. Разграбивши Солдатское и лишь издали преследуемая ничтожным числом казаков, партия шла обремененная добычей и уже измученная, растерявшая своих лошадей. В этом состоянии она нечаянно наткнулась перед Чегемским ущельем на командира Кабардинского полка подполковника Булгакова, который с ротой пехоты и артиллерией шел от Баксанского укрепления на Малку. Черкесы всполошились и бросились в горы. Но Булгаков не почел себя, вероятно, достаточно сильным, чтобы ударить на неприятеля, и без выстрела дозволил ему уйти, несмотря на открытый ропот солдат. Впоследствии он старался объяснить свой поступок боязнью, чтобы черкесы, поставленные в отчаянное положение, не перерезали пленных.

Все эти обстоятельства глубоко возмутили Ермолова. Приехав сам на линию, он обратился к Булгакову с письмом, в котором с беспощадной откровенностью высказал чувства, волновавшие его.

“Мне надо было проехать через всю Кабарду,– писал он ему,– чтобы удостовериться, до какой степени простиралась подлая трусость ваша, когда, догнав шайку, уже утомленную разбоем и обремененную добычей, вы не осмелились напасть на нее. Слышны были голоса наших, просящих о помощи,– но вас заглушала подлая трусость; рвались подчиненные ваши освободить своих соотечественников – но вы удержали их. Из мыслей их нельзя изгнать, что вы или подлый трус, или изменник. И с тем, и с другим титулом нельзя оставаться между людьми, имеющими право гнушаться вами, а потому я прошу успокоить их поспешным отъездом в Россию. Я принял меры, чтобы проезжая село Солдатское, вы не были осрамлены оставшимися жителями. Примите уверение в том почтении, которое только вы заслуживать можете”.

И долго спустя, когда давно уже исчезла резкость первого впечатления, Ермолов не отказался от своего взгляда на это дело. “Трусость подполковника Булгакова,– сказано в его “Записках”,– не допустила наказать хищников, ибо, догнав их в тесном ущелье, обремененных добычей и пленными, имея у себя достаточно сил и пушки, не смел на них ударить. Солдаты явно негодовали за сию робость; я назначил тотчас другого начальника и, вразумительно изъяснившись насчет подлой его трусости, приказал ему подать прошение в отставку”...

Оплошность Булгакова принесла горькие плоды. Хищники, ушедшие в Чегемское ущелье, не ограничились разгромом русской станицы, а произвели еще ряд нападений на мирных кабардинцев по Череку и Баксану. Впоследствии разъяснилось, что с шестого на седьмое октября известный кабардинский беглец князь Хамурзин с сыновьями и большой толпою черкесов – несомненно, частью партии, разорившей Солдатское,– напал на аулы узденей Асланкирова, Казанишева и других, лежавшие по Череку, разграбил их, угнал скот и отнял свою дочь, бывшую замужем за оставшимся здесь князем Камботом Кливчукиным. Партию эту преследовал сам кабардинский валий князь Кучук Джанхотов и отнял почти все награбленное в аулах.

В следующую ночь хищники спустились до Чегему к аулам Мисоста и потребовали от них согласия выселиться за Кубань. Получив отказ, князь Магомет Атажукин провел партию дальше к Баксану – и ряд аулов, не хотевших бросать насиженную землю, запылал, жители насильно уводились в Чегемское ущелье.

На Кабардинской линии поднялась тревога. Из Мечетского укрепления поспешно выступил отряд майора Тарановского, но когда он прибыл на место черкесских разбоев, аулы горели уже кругом, а от Мечеток почти до Кишпека тянулись арбы, уходившие в горы. Тарановский двинулся наперерез бегущим; загремели пушки, завязалась сильная ружейная перестрелка и разгорелся кровавый бой. Большая толпа хищников бросилась на отряд Тарановского в шашки, но была отбита. Тогда поручик Кабардинского полка Каблуков и прапорщики Воропанов и Костин сбили неприятеля с высот, лежавших по обе стороны дороги, и горцы, поставленные под перекрестный огонь, бросились назад, в Чегемское ущелье. Значительная часть бежавших с Баксана аулов была отрезана и забрана хоперцами.

Тарановский остановился на самом месте боя, чтобы дать отряду отдохнуть и разобраться с отбитыми обозами. Между тем к нему подошли казаки из Нальчика, с Баксана и даже от Известного-Брода. Тогда, не теряя времени, он быстро двинулся по следам неприятеля и вновь настиг его уже в самом ущелье. Опять завязался упорный бой – и кончился новым поражением черкесов. Нельзя не отметить, что смелые нападения Тарановского заслуживают полного внимания как по отваге, с которой действовал его небольшой отряд, так и по достигнутым им результатам. Только ничтожная часть бежавших с Баксана кабардинцев, пользуясь суматохой боя, успела пробраться в Чегемское ущелье, громадное же большинство было отбито и возвращено на плоскость. Смелостью же и энергичностью действий можно объяснить и ничтожность потери в русском отряде, лишившемся всего семи человек убитыми и ранеными, но в числе последних, к сожалению, был храбрый хоперский есаул Старжинский, которому горец разрубил и плечо и шею. Черкесы понеcли и серьезную потерю, главным образом в лице своих предводителей: был убит абадзехский кадий и тяжко ранен князь Магомет Атажукин – один из тех кабардинских князей, отважные наезды которых и теперь еще помнят на линии.

Все эти воинственные предприятия черкесов отразились, между прочим, и в рассказе той бывшей в плену казачки, о которой сказано выше. Несмотря на то, что всякое приближение русских войск должно было вынуждать черкесов по возможности удалять пленных и добычу от мест прямых столкновений с ними, она видела и разгромы аулов, и битвы. По словам ее, у Шат-горы (нужно думать, в глубине Чегемского ущелья, так как рассказчица, естественно, не знала географии кавказских гор) черкесы стояли недели две и, не довольствуясь захваченной добычей, оставили при пленных караул, “а сами пустились на мирный кабардинский ли, ногайский ли аул... Там было у них, видно, большое сражение, потому что много они привезли оттуда своих раненых, однако же аул разорили и пригнали много арб с марушками, ребятами и пожитками, пригнали также и стадо овец, которых тотчас поделили и порезали”. Это, вероятно, и был разгром баксановских аулов и битва с Тарановским.

Смелые действия партии, очевидно, были рассчитаны на то, что почти все свободные войска оставались после Вельяминовской осенней экспедиции еще за Кубанью. И Родожицкий с некоторой горечью говорит, что “в то время как мы стояли в своем неприступном окопе на Сагауше, они (черкесы) успели сходить верст за двести взад и вперед, разорили станицу, увели мирный аул и добычей, взятой на линии, вознаградили потерю аулов, которые мы выжгли”.

Долговременная стоянка в Чегемском ущелье, однако, едва не имела для черкесов трагического исхода. Извещенные о разгроме Солдатской и о дальнейших действиях партии, войска стягивались со всех сторон. Возвращавшийся из экспедиции отряд Бековича-Черкасского уже подходил к Кубани, когда узнал о набеге черкесов, и быстро повернув назад, занял сильную позицию у Каменного Моста – единственный удобный пункт переправы через Кубань. В то же время отряд майора Родионова из Тахтамыша передвинулся к верховьям Зеленчука и заградил черкесам горные проходы на Хассаут, Куркуджин и Киджал, а полковник Луковкин занял центральную позицию между двумя предыдущими отрядами: пехота его оберегала дорогу, пробитую по одной из горных речек, а шестьсот казаков, составив подвижной отряд, посредством разъездов и скрытых движений небольшими партиями следили за выходами к стороне карачаевцев. С другой стороны, путь по открытой кабардинской равнине также не обещал хищникам ничего доброго – на нем грозило неизбежное преследование, и в конце концов он все-таки привел бы их к тому же Каменному Мосту на Кубани. Неприятель, таким образом, был заперт в Чегемском ущелье. Перед ним лежала открытой только одна тропинка, проходившая выше Уруспиевского аула, под самым снежным хребтом, и доступная лишь в летнее время – и то для пешеходов. Но делать было нечего, и большая часть горцев решилась на баснословный переход по таким местам, где, быть может, до того не ступала нога человека: она пошла на Уруспий, пробралась под карнизом вечного снега и спустилась на Лабу, к Ахмед-горе, миновав войска, сторожившие их в верховьях Кубани и Малого Зеленчука. Но не дешево достался им этот необычайный переход среди снегов и метелей – и большинство поплатилось здоровьем, а многие и жизнью.

От этого не легче было, впрочем, целой массе русских пленных, которых, по рассказу все той же казачки, на каждого хищника “досталось по девке и по мальчику”. Им пришлось вынести те же трупы на горном перевале и затем большинству навеки исчезнуть и сгинуть на чужбине, на малоазиатских рынках, в гаремах разных стран и на тяжких работах. “Черкесы пошли через Карачай,– говорила бывшая пленница,– и там, у карачаевцев, они продали и променяли все награбленное, что им не годилось. От Кубани нас повели у самых снеговых гор. Так шли мы шесть недель, почти под Анапу... Там-то по долинам и по ущельям черкесов кишмя кишит – аул подле аула”...

Сама рассказчица освободилась из плена благодаря только случаю и ловкости какого-то армянина. Армянин этот скупил в горах несколько пленниц и выменял их на столько же черкешенок, захваченных Бековичем в Кара-Мурзином ауле. Хорошим поступком этим, приписанным его усердию, он заслужил награду от русских властей, но не остался внакладе и со стороны черкесов, которым перепродал их жен, дочерей и сестер с огромным для себя барышом. Это был новый род торговли, остроумно изобретенный тогда армянами.

Две же взрослые дочери рассказчицы так и остались в плену и пропали без вести.

С уходом закубанцев в свои горы бедствия Кабарды не кончились.

Дело в том, что из Чегемского ущелья ушли, как сказано выше, не все, а только большая часть хищников, и пленная казачка помнит хорошо, что они разделились тогда на две партии. Нужно предположить, что ушли только дальние горцы – шапсуги и абадзехи; беглые же кабардинцы, с князьями Кучуком Ажгиреевым, Дженхотом Кейтукиным, Измаилом Касаевым и Кайсыком Казиевым, остались в горах и соединились с Хамурзиным, чтобы хищничать на линии.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 | Следующая
  • 4.6 Оценок: 5

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации