Текст книги "Великий князь"

А теперь вопрос. Неужели мусульмане не знают о ересях и о том, какую опасность они несут всему человечеству? Знают. Конечно же, духовные лидеры многое видят и понимают. Поэтому с опасными ересями стараются бороться. Своей инквизиции у них, правда, нет. Впрочем, как и централизованного управления всеми религиозными делами. Однако небольшие группы кочующих в пределах мусульманского мира охотников за ересиархами и колдунами существуют. По крайней мере, у меня такая информация имелась. Вот только не понятно, почему они до сих пор не обратили самое пристальное внимание на события в Конийском султанате. И было бы очень даже неплохо в будущем с ними связаться, дабы координировать наши действия, как это уже делается на Руси, где венедские жрецы получили возможность напрямую разговаривать с Климентом Смолятичем и русскими епископами.

Тем временем мы добрались до убежища, ветхого домика с небольшим внутренним двориком, который почти вплотную прижался к городской стене. Дичко зажег лампаду и растопил жаровню. Веселин и Невзор встали на стражу. А принц и его слуга замерли в углу, зажались и настороженно осматривались.

– Нам нужно поговорить, – обратился я к Орхану и кивнул в сторону двора: – Пойдем, принц.

Мы вышли. Орхан встал на открытом месте и, прислушиваясь к его чувствам, я убедился, что если внешне он спокоен, то в душе беглеца царит буря. Принц хотел верить мне и надеялся, что я решу его проблемы. Но при этом он не понимал, кто перед ним, какие цели мы преследуем, и подспудно ожидал очередного предательства.

– Принц, – прислонившись плечом к глинобитной стенке и добавив в голос участия, обратился я к Орхану на родном для него языке, – скажу сразу, чтобы между нами не было недомолвок. Мы с тобой не друзья, и я не человек Книги, не иудей, не христианин и не мусульманин. Для тебя я язычник. Однако сейчас у нас общий враг и одна цель – победить зло. Меня зовут Вадим Сокол, и я вождь степных племен, которые входят в Приднепровскую орду. Ты слышал обо мне?

Он помедлил, кивнул и ответил:

– Да. Разведчики докладывали о тебе. Говорят, что ты колдун и вождь Донской орды хан Ковтундей отправлял к тебе послов. Он просил о помощи, но ты отказал.

– Все так. Но я не колдун, а ведун. Это разные понятия. Хотя вы, мусульмане, между ними разницу не делаете. Так что запомни главное – пока ты не пытаешься покорить степные племена, нам с тобой делить нечего. Возможно, когда-нибудь, если ты переживешь этот год, нам придется воевать, но не сейчас.

– Верно, – согласился он.

– Хорошо, что мы один другого поняли, а теперь давай к делу. Мои воины собираются убить Касима и твоего отца султана Арапа. Через месяц они будут в Икониуме и окажутся в вашей столице в то время, когда войска сельджуков и покоренных вами народов под предводительством Тогрула выйдут в степь. Ковтундей будет сопротивляться, и я ему помогу. Однако я уверен, что долго нам сражаться не придется. Вестники смерти выполнят свою задачу и ты, став султаном, отзовешь армию вторжения и перенаправишь ее на ромеев или крестоносцев. Это уже меня не касается.

– Ты говоришь так, словно убийство султана и сильного колдуна неизбежно. Разве ты, ведун, не понимаешь, что к ним просто так не подобраться?

– Понимаю, принц. Однако мои воины смогут это сделать, и колдун Касим не настолько силен, как тебе показалось. А вот сможешь ли ты удержать власть, когда появится возможность ее взять?

– Смогу, – без колебаний заявил он и добавил: – В столице еще есть мои сторонники, и многие знатные люди султаната поддержат меня, не говоря уже про воинов, которые сражались под моим командованием.

– А старший брат помехой не станет?

– Нет. Тогрул сам понимает, что будет плохим правителем, и не выступит против меня.

– Допустим, что это так. Поэтому на твоего брата охоту открывать не стану.

Принц кивнул и спросил:

– Я отправлюсь с твоими воинами?

– Да.

– Когда?

– В самое ближайшее время, а пока нужно переждать. За пару дней все уладится.

Разговор снова вернулся к предстоящей операции по устранению султана и колдуна, а потом я дал принцу несколько советов по управлению государством. Мы нашли общие точки соприкосновения и, хотя руки один другому мы не пожимали, клятвы не озвучивали и никакие документы с печатями не подписывали, я не сомневался, что наш договор будет крепким и Орхан сможет захватить власть в своем государстве.

А под утро вернулся Завид, который доложил, что убийцы скрылись в храме Святой Анны невдалеке от ворот Пиги. Следовательно, их прикрывал кто-то из священнослужителей. И это еще один камешек в фундамент моего утверждения, что черные колдуны распространяют свое влияние по всему миру и последователи зла в Европе поддерживают связь с коллегами в Азии.

Убийц решили не трогать. Судя по всему, они просто исполнители, которые не смогут дать никакой интересной информации, так что пока за ними только слежка. Сейчас важнее другое, как можно скорее переправить через Босфор и отправить на восток наших вестников смерти, будущего султана Орхана Первого и его слугу. Дичко заверил меня, что сможет это сделать, а если он что-то говорит, значит, так и будет. После чего, дав Веселину и Невзору дополнительные инструкции, прихватив с собой несколько старых книг, которые добыл мой агент, я покинул Константинополь. Вышел через Золотые ворота, посмотрел на высокие стены великого города и направился к ближайшему выходу на тропу Трояна. Хочу я того или нет, а придется отправляться в Дикое поле, где мне предстоит поднять тысячи степных батыров, которые помогут хану Конвтундею отбить очередной натиск сельджуков.

4

Тамань. Лето 6661 С.М.З.Х.

На равнине кипела битва. Схлестнулись две конные многотысячные лавы, и началась рубка. Ржут лошади и кричат люди, сталкивается сталь клинков, и свистят сотни стрел. Никто не намерен отступать и ожесточение достигло крайнего предела. С одной стороны больше десяти тысяч половцев хана Ковтундея, а с другой авангард армии сельджуков под командованием принца Тогрула. А я в это самое время, вместе с охранниками из группы Войтеха, которые зимовали с кочевниками в Диком поле, расположился на высоком кургане и наблюдал за всем происходящим со стороны. Словно зритель, перед которым реконструкторы разыгрывают батальную сцену с большим количеством участников. На душе у меня спокойно, а разум прокручивает события нескольких последних недель и перебирает возможные векторы развития событий…

После того как покинул Константинополь, я направился в ставку своей орды и перешел в постоянно расширяющуюся крепость на реке Саксагань, где меня встретили с радостью. Как-никак, но я хан и у меня есть не только привилегии, но и определенные обязанности. Ведь даже такие люди как Аслан-бильге, Торэмен-бек или Девлет Кул-Иби не могут решить все вопросы. Поэтому, как только я выбрался с тропы Трояна, наблюдатели зажгли сигнальный костер, и в течение часа в крепость примчалось несколько моих ближников. Они доложили о том, что происходило в степи во время моего отсутствия, рассказали про успехи и проблемы, а затем был задан один очень простой вопрос. Что дальше, вождь?

Однако я с ответом не торопился. Прислушивался к чувствам наместников, проводил анализ информации и приходил к выводу, что дела в степи идут очень даже неплохо. Прошлогодний поход в Европу убавил мои силы на пятьдесят процентов. Слишком много воинов степняки потеряли в боях с поляками и германцами, особенно когда возвращались обратно на родину, отбивали атаки местных партизан, и в обозах каждый день умирали раненые. Однако богатства, которые храбрые батыры добыли в землях католиков оказались настолько огромными, а песни про подвиги славных воинов так быстро разлетелись по всем ордам половцев от Днепра до Волги, что это уже не имело особого значения. Павших бойцов заменяли новые, а вместо аилов и кошей, которые не приняли мою власть и успели уйти на Буг или Дон, приходили другие. Они принимали «Слово Сокола», давали клятву на верность орде и хану, а взамен получали защиту и помощь. Поэтому сейчас в подчиненных моей воле родах приднепровских и лукоморских степняков, не считая рабов, примерно двести тысяч человек, и я мог выставить полтора тумена воинов. Это, конечно, хорошо. Тем более что переселенцы из других степных объединений, понимая, что под властью Вадима Сокола жить спокойней, безопасней и сытней, продолжали прибывать. Однако я такого развития событий не ожидал, так как изначально на подобное не рассчитывал. Собирался прикормить пару-тройку племен, которые смогут оказывать влияние на ханов, помощь которых может мне пригодиться. А вышло так, что теперь я сам степной правитель, и у меня отличные перспективы развития в этом регионе. Вот только главные мои интересы не здесь, а в Венедии и уделять должное внимание тому, что происходило в Диком поле, даже при наличии тропы Трояна, я все-таки не мог. Но деваться некуда. Не бросать же людей, которые мне доверились? Конечно же, нет. Значит, придется оставаться ханом хотя бы до тех пор, пока не подрастет малыш Истеми, который и станет следующим ханом.

Тем временем советники стали проявлять нетерпение. Они ждали моего решения, и я объявил:

– В этом году станем сражаться против сельджуков. Один тумен отправится на помощь хану Ковтундею. Возглавит его Судимир Кучебич. Я буду вместе с нашим войском, до тех пор, пока сельджуки не начнут отступление. Продолжительной войны не будет. До наступления осени завоеватели все равно уйдут.

Степняки переглянулись, и снова повисло молчание. Теперь уже задумались они, и я их понимал. Хан Ковтундей снова прислал послов, которые просили о помощи и ждали, когда я вернусь в ставку орды. Но если я отказал им в прошлом году, то почему должен согласиться в этом? И по какой такой причине войско возглавит не Девлет Кул-Иби, который считался моим фаворитом, а командир «диких» половцев безродный Судимир Кучебич? И откуда у меня уверенность, что сельджуки все-таки отступят? Это знание или проявляет себя моя ведовская суть?

Наконец, слово взял Торэмен-бек, мой родственник, ибо Айсылу его внучка и в орде он наиболее влиятельный человек:

– Хан, ты огласил свою волю. И никто из нас не вправе ее оспорить. Ты сказал, и мы все сделаем. Но прошу тебя объяснить, зачем нам помогать Ковтундею?

Кивнув, я ответил:

– Сельджуки идут в силах тяжких. Больше шестидесяти тысяч воинов в первой волне. А у Ковтундея, даже с учетом примкнувших к нему непокорных половецких племен, которые проживали в предгорьях и не признавали власти больших ханов, с трудом наберется двести сотен воинов. С вооружением у него плохо, а еще хуже с продовольствием. Он не выстоит. Но самое главное – если его не поддержать, Ковтундей может переметнуться на сторону сельджуков. А нам это не нужно. Поэтому пошлем один тумен и уверен, что многие степных вожди последуют нашему примеру, выделят часть сил и соберут еще хотя бы пятьдесят сотен всадников.

Торэмен меня выслушал и задал новый вопрос:

– Но если сельджуки уйдут, а ты в этом уверен, мой хан, то действия Ковтундея уже не будут иметь значения. Разве не так?

– Нет, уважаемый Торэмен. Одно дело уйти, когда тебе пустили кровь, и ты понес потери, а совсем другое, когда ты побеждаешь, и появилась поддержка степных племен. В первом случае сельджуки отступят всем войском, а во втором оставят в Диком поле часть сил, которые продолжат наступление на север.

– А сельджуки точно уйдут?

– Да.

– А когда?

– Сразу, как только погибнет султан Арап. А произойдет это летом, в ближайшие месяцы.

Степной вождь продолжил задавать вопросы, а за ним были другие, и никто не спросил про Кучебича. Хотя вопрос у многих вертелся на языке. Но зато об эту тему поднял сам Судимир, которого я оставил при себе после совета.

– Хан, – Кучебич слегка склонил голову, – почему тумен поведу я, а не Девлет?

– Потому, Судимир, – обратился я к нему по имени, – что племена, которые первыми примкнули ко мне, должны восстановить свою численность, а ты возглавишь «диких» половцев и тех, кто пришел в этом году. Это случайные люди, которых в деле никто не проверял. Поэтому доверия к ним нет. Сегодня они с нами, а завтра легко уйдут в другую орду, и плевать они хотели на клятвы. Вот пусть пришлые и сражаются. Кто выживет, того сильнее повяжем с нами. Кто погиб, значит, такова его доля. Ну и, кроме того, вокруг тебя сбиваются не только «дикие» половцы, но и славяне, кто с Киева, Чернигова или Переяславля к нам перебежал. Твое имя на Руси уже знают, многие слышали про славного и справедливого Судимира Кучебича, который у самого Вадима Сокола в почете. Но славы много не бывает. Так что будем делать из тебя великого вольного вождя, который одерживает победы и готов приютить любого беглеца, кто не желает переселяться в Венедию, но не хочет или не может жить под русскими князьями. В общем, готовься принимать под свою руку не только воинов, но и землепашцев. Посадим их деревеньками вдоль наших рек, и станут они под прикрытием орды землю возделывать, как раньше это где-нибудь под Рязанью делали.

– Я понял, хан, – Судимир кивнул и уточнил: – Я могу передать твои слова другим вождям?

– Можешь.

– Когда тумен должен выступить?

– Через седмицу.

– Мы будем готовы, хан.

Кучебич ушел и появились послы Ковтундея, которых я заверил, что мы поддержим наших соседей и вскоре придем к ним на помощь. А после них прибыли вароги, которые сделали свой доклад о том, что происходило в орде. И, конечно же, выяснилось, что у нас все не так радужно и замечательно, как мне расписывали Торэмен-бек и Аслан-бильге. Есть воровство и конокрадство, тайные сношения с соседями, вражда между кланами и родами, мелкое вредительство, порча имущества и шпионаж в пользу ромеев. Все, как и везде, в любом государстве. Идеала нет и быть не может. Но самое важное вароги озвучили в конце – красавица Айсылу собиралась мне изменить.

Как так? А вот так. Она молодая женщина, которая вышла замуж не по своему желанию и меня видит крайне редко, а природа требует свое и простые плотские желания задавить может не каждый. Одно время она засматривалась на Девлета Кул-Иби, но вождь рода Гэрэй не поддался, стал держаться от моей жены подальше, а потом завел семью, вполне счастлив и про чужих женщин не думает. Так что к нему претензий нет. Однако Айсылу нашла себе другого молодого красавчика, знатного воина из рода Кара-Холзан по имени Тюпрак. Кстати, это род, из которого происходил бывший хан Приднепровской орды Бачман. Тюпрак постоянно крутится возле моей юрты, которая стоит на берегу Саксагани рядом с крепостью, а жена не велит его прогонять и даже пыталась тайно с ним встретиться, но попытка якобы случайно была пресечена бдительными слугами. По этой причине, до того, что мне наставили рога пока не дошло. Вот только если не обращать на опасную ситуацию, которая может перед степными вождями уронить мою честь, внимание, рано или поздно это случится. Следовательно, проблему надо решать. Чем скорее, тем лучше. И все основные варианты на поверхности. Я велел по-тихому схватить Тюпрака и узнать, кто и с какой целью его послал, ибо в случайности и неожиданную любовь воина из враждебно настроенного клана к замужней женщине мне не верилось. А вот как поступить с Айсылу не определился. То ли ее в реке утопить, то ли направить к ней дедушку Торэмена, то ли сына отобрать, то ли сделать вид, что ничего не знаю и оставить все, как есть.

Отпустив варогов, я отправился в подвалы под крепостью. Два часа проверял казну, которая оказалась даже больше той, которая находилась в Рароге, и прикидывал, на что она пойдет. Часть придется потратить на необходимые закупки в Киеве, а часть на строительство крепостей и привлечение славянских землепашцев, которые осядут на берегах наших рек, а в будущем дадут орде не только зерно и налоги, но и пехоту.

Только закончил с казной, как примчался вожак черных клобуков Кокай Мнюзович, и пришлось его принять. Мы обменялись приветствиями и он, зная, что я дорожу своим временем и не люблю пустых слов, сразу перешел к делу:

– Вождь, часть черных клобуков собирается выйти из-под власти царя Мстислава и намерена покинуть земли на реке Рось.

– Почему? – уже догадываясь, чем это вызвано, все-таки спросил я.

– Мы живем отдельно от русских, по своим законам и адатам, по слову наших стариков и вождей. Изяслав Мстиславич хотел нас вдоль границ расселить и раздробить черных клобуков на осколки. Но не решился. Шла война, и он в нас нуждался. Поэтому дал слово, что этого не будет. А теперь мир. Изяслава нет. И молодой царь Мстислав намерен сделать то, что не вышло у отца. Кто-то из наших согласен, привык иметь постоянные харчи от князей и служить сторожевой собакой. А многие против. Поэтому я здесь.

– Собираетесь присоединиться к моей орде?

– Если ты нас примешь.

– У меня для вас полной свободы тоже не будет.

– Знаем, но ты не станешь нас разбивать, чтобы раскидать десятками и сотнями по самым дальним острогам.

– Сколько вас?

– Двадцать тысяч. Из них три с половиной тысячи воинов.

– Я вас приму. Однако земли для поселения получите в Крыму.

Кокай почесал затылок:

– Там ромеи.

– Да, – согласился я с ним. – Но они вдоль побережья, в приморских городах и замках. А вы должны держать перешеек и обживаться. Придет час, и города ромеев станут вашими.

– А мы помощь получим? – уточнил он.

– Получите. И хлеб будет, и лошади, и оружие, и деньги. Не пропадете.

– Надо с вождями посоветоваться.

– Не имею ничего против. На принятие окончательного решения время вам до середины лета. Потом окончательный ответ. Если согласны, зимовать будете между Днепром и рекой Ингулец. В Крым двинетесь следующей весной.

– Я понял, вождь, – Кокай мотнул головой. – Ответ будет.

– Добро.

Основное было сказано и принято к сведению. Еще некоторое время мы потратили на обсуждение связанных с возможным переселением черных клобуков моментов и расстались. Кокай помчался на реку Рось, а я, приняв доклад варогов, которые сообщили, что Тюпрак уже схвачен и доставлен в пыточный подвал, снова спустился вниз.

Степняк, который так и не стал любовником моей жены, был красив. Статный смуглый мужчина слегка за двадцать, ни грамма жира, сплошные мышцы, резкий и гибкий. Плюс к этому довольно приятное лицо без оспин с шикарными черными усами. Настоящий степной батыр. Однако сломался он быстро. Его всего-то пару раз на дыбе вздернули, и он рассказал правду. Как я и предполагал, никакой внезапной любви со стороны Тюпрака к Айсылу не было, а имел место примитивный заговор.

После смерти Бачмана род Кара-Холзан возглавил его брат Инэль. Он попытался вместе с несколькими знатными вождями уйти из Приднепровской орды, но не успел. «Дикие половцы» Кучебича разгромили бунтовщиков, прикончили Инэля и сильно прижали вчерашнюю элиту. Однако кое-какое влияние кара-холзаны до сих пор сохранили и старейшины отправили к моей юрте Тюпрака, который считался любимцем женщин. Задача простая – соблазнить жену хана и тем самым опозорить правителя, а заодно род Капаган и старого Торэмена. Вот батыр и старался. Он, в самом деле, смог привлечь внимание Айсылу и даже обменивался с ней устными посланиями через служанок, но не более того.

В общем, ситуация была ясная. Я приказал вызвать Торэмена, который должен выслушать показания Тюпрака. И когда это произойдет, батыру сломают хребет, а старейшин рода Кара-Холзан возьмут под стражу и тоже допросят с пристрастием. Наверняка, они смогут рассказать еще немало интересного. Кто в оппозиции? Что они задумали? С кем обмениваются тайными посланиями? Ну и так далее. А вароги все запишут и представят мне краткий отчет, выжимку из всех допросов. На основании чего будут приняты новые решения и, скорее всего, последуют дополнительные аресты изменников, как реальных, так и потенциальных. А как иначе? Мы тут не в бирюльки играем и слово «демократия» вообще никому не известно. Тем более если так дальше пойдет, и меня не притормозят обстоятельства, через несколько лет в Диком поле появится настоящий каганат, который должен быть крепким и прочным. Так что сорняки лучше выпалывать сразу, пока они не проросли.

Айсылу и сына Истеми я увидел только через три дня, когда Торэмен-бек уже успел выслушать признание Тюпрака и навестил внучку. Что он ей говорил, не знаю. Однако мозги жене вправил и даже перестарался. Я только вошел в белую юрту, как степная красавица бросилась ко мне, заплакала, упала на колени и обняла ноги. Она клялась, что даже не думала об измене и любит только меня, но, прислушиваясь к ее чувствам, я знал правду. Тюпрак, чей образ периодически возникал в ее памяти, нравился Айсылу, и она представляла его своим любовником. Но при этом, несмотря на свою молодость, она умна и прекрасно понимала, какими могут быть последствия. Поэтому боялась. Страх – вот главное чувство, какое я в ней уловил. Айсылу опасалась своих родичей, которые, наконец-то, стали по настоящему уважаемыми авторитетными людьми в большой орде и не хотели из-за нее терять свое положение, а еще страшилась того, что у нее отберут сына. Вот такие дела. И как я должен был поступить? Я поднял женщину с колен, обнял и заверил, что все хорошо и ее ни в чем не обвиняют, успокоил жену как мог и поиграл с годовалым сыном, но на ночь не остался. И все время, какое провел в ставке, белую юрту на берегу Саксагани больше не навещал…

С тех пор минуло без малого два месяца. Сельджуки вторглись в земли половцев и, растекаясь широким фронтом, двинулись вдоль побережья Черного моря в сторону Дона и без помех прошли мимо ромейской Таматархи. Они перемещались быстро, и в авангарде шла легкая кавалерия, с которой сегодня схватились половцы хана Ковтундея. Силы примерно равны. Ни одна из сторон не имела преимущества. Битва просто перемалывала людей и мне это категорически не нравилось. Я советовал Ковтундею и его военачальникам не торопиться, ослабить противника налетами и засадами. Но они решили иначе. И я не собирался никого убеждать. Хотят половецкие ханы большого сражения? Получите. А мой тумен стоит за курганом и ждет, когда Ковтундей, наконец-то, включит мозг и позовет нас на помощь.

– Дым! – привлекая мое внимание, закричал Кучебич.

В самом деле, примерно в полукилометре от поля боя, там, где находился командный пункт ханов Донской орды, ввысь стал подниматься дымный столб. Это знак. Значит, нам пора. Я взмахнул рукой и Кучебич, запрыгнув в седло, двинул во фланг сельджукам полнокровный десятитысячный тумен. Вздрогнула земля, поток конных воинов, огибая курган, вырвался на открытое место и, набирая скорость, покатился на врага и в небеса взвился древний боевой клич:

– Урр-ра-гша!