Книга: До третьих петухов - Василий Шукшин

На втором - знакомые с детства образы, которые на поверку оказываются вовсе не теми, кем кажутся. В прекрасной статье Горбушина и Обухова, например, рассматривается, что приключения Ивана - ни что иное, как взаимоотношения с критикой разных уровней и аудиторией. Повесть вдруг оказывается автобиографичной.

Вот и получается, что эта малютка, в которой не наберется и 100 страниц, вдруг как и всякий сказочный артефакт оказывается философской притчей с бездонной глубиной смыслов.

Бывают рассказы-истории (к ним относится большинство произведений малой формы), а бывают рассказы-портреты. Вот у Шукшина как раз портреты. Некоторые читаешь - и нет в них почти ничего в смысле сюжета или морали, зато есть характеры, потрясающие своей образностью. Одних жалко до слез (иногда буквально, как героя "Нечаянного выстрела"), от других, типа Николая Кузнецова из "Штрихов к портрету", я бы я в реальной жизни шарахнулась на другой конец города. Но в большинстве своем все эти люди, герои рассказов Шукшина, настолько обыкновенные, что все их изюминки и особенности характера видны только после того, как они побывают в руках мастера - как какой-нибудь речной голыш или невзрачная ветка.

А вот сказка "До третьих петухов" показалась мне менее удачной. Но в целом - отличный сборник.

Кто такой?— Иван-дурак. Иду за справкой к Мудрецу.— А ты правда дурак или только простодушный?— К чему ты, Баба Яга, клонишь?— Да я как тебя увидела, сразу подумала: ох и талантливый парень! Ты строить умеешь?— С отцом терема рубил. А тебе зачем?— Коттеджик построить хочу. Возьмёшься?— Некогда мне. За справкой иду.— А-а, — зловеще протянула Баба Яга, — теперь я поняла, с кем имею дело. Симулянт! Проходимец! Последний раз спрашиваю: будешь строить?— Нет.— В печь его! — закричала Баба Яга.Четыре стражника сгребли Ивана и в печь затолкали. А тут на дворе зазвенели бубенцы. «Дочка едет, — обрадовалась Баба Яга. — С женихом, Змеем Горынычем». Вошла в избушку дочь, тоже страшная и тоже с усами. «Фу-фу-фу, — сказала она. — Русским духом пахнет». — «А это я Ивана жарю». Дочка заглянула в печь, а оттуда — то ли плач, то ли смех.— Ой, не могу, — стонет Иван.— Не от огня помру — от смеха.— Чего это ты?— Да над усами твоими смеюсь. Как же с мужем жить будешь? Он в темноте и не сообразит, с кем это он — с бабой или мужиком. Разлюбит. А может, осерчав, и голову откусить. Я этих Горынычей знаю.— А можешь усы вывести?— Могу.— Вылезай.И тут как раз в окна просунулись три головы Горыныча и на Ивана уставились. «Это племянник мой, — объяснила Баба Яга. — Гостит». Горыныч так внимательно и так долго рассматривал Ивана, что тот не выдержал, занервничал: «Ну что? Племянник я, племянник. Тебе же сказали. Или что — гостей жрать будешь? А?!» Головы Горыныча удивились. «По-моему, он хамит», — сказала одна. Вторая, подумав, добавила: «Дурак, а нервный». Третья высказалась вовсе кратко: «Лангет».— Я счас тебе такой лангет покажу! — взорвался Иван со страха.— Я счас такое устрою! Головы надоело носить?!— Нет, ну он же вовсю хамит, — чуть не плача сказала первая голова.— Хватит тянуть, — сказала вторая голова.— Да, хватит тянуть, — дурашливо поддакнул Иван и запел:Эх брил я тебяНа завалинкеПодарила ты менеЧулки-валенки...Тихо стало. «А романсы умеешь? — спросил Горыныч. — Ну-ка спой. А то руку откушу. И вы пойте», — приказал он Бабе Яге с дочкой.И запел Иван про «Хасбулата удалого», а потом, хоть и упирался, пришлось ещё и станцевать перед Змеем. «Ну вот теперь ты поумнел», — сказал Горыныч и выбросил Ивана из избы в тёмный лес.

Обязательно к прочтению!