Текст книги "Глаз ведьмы"

– Меня кинули эти гады! Обещали, взяли бабки, а банковская контора оказалась подставной, и я остался голый.

Потом Сергей Сергеевич исчез, меня стали искать мужики с Петровки, пришлось на оставшееся купить квартирку и залечь на дно.

– Лев Маркович, вы не пробовали писать романы? – с иронией поинтересовался мужчина в светлом костюме.

– Говори, кто свел с Сергеем Сергеевичем и где баксы?! – набычился лысоватый. – У меня нет ни времени, ни желания с тобой долго возиться.

– Я все сказал, – всхлипнул Лева, сам себе удивляясь, откуда вдруг у него взялись слезы. Наверное, жить захочешь, еще не так заплачешь.

Блондин примял в пепельнице окурок, вынул из кармана сложенный полиэтиленовый пакет и крикнул:

– Валериан!

Вошел один из бугаев. Зайденберг весь сжался, ожидая, что сейчас его будут бить, но громила лишь пристегнул его еще одним ремнем поперек груди и отступил в сторону.

Лысоватый с рысьими глазами подошел ближе и неожиданно надел на голову пленника полиэтиленовый пакет, туго затянув его на горле. Через секунду Лева почувствовал: удушье сводит его с ума, и закричал что было сил, но от этого стало еще хуже – остатки воздуха вышли из легких, а звук голоса заглушил пакет.

Внезапно пакет сдернули, и Зайденберг жадно задышал, хватая воздух широко открытым ртом, но тут полиэтилен вновь очутился на голове, и удушье опять стало туманить мозг. Какая выпивка, какие сигареты?! Зачем вообще нужны любые, самые красивые женщины и куча денег, если нет даже глотка воздуха и ты должен сейчас отправиться в мир иной!

– Владислав… Владислав Шамрай, – когда блондин вновь сдернул пакет, заплетающимся языком сказал Лева. Черт с ним, с усатым Владиком: он и так имеет до хрена и ему не надевают на голову пакет. А если хочет, то пусть попробует.

– Уже лучше, – удовлетворенно кивнул лысоватый. – А как насчет бабок?

– Не знаю, ничего не знаю. У меня нет денег!

– Слушай, – Леву слегка похлопали по щеке. – Ты должен все рассказать о Владиславе и отдать баксы, а потом можешь пойти на все четыре стороны. Даже если предупредишь своего приятеля, это ничего не изменит. Подумай, а я подожду. Давай, Валериан! Только не кончи его, не то сам займешь кресло!

Блондин отдал громиле пакет и, сделав знак приятелю в светлом костюме следовать за ним, вышел из комнаты. Валериан тут же накинул Леве на голову пакет, и кошмар начался вновь…

– Расколется! – прикрыв за собой дверь, уверенно сказал Борис Матвеевич. – Он уже начал ломаться.

– Пьет-то пьет, а за деньги держится, – усмехнулся Иван Дмитриевич.

– Ты бы тоже держался. Подождем немного, – предложил Борис Матвеевич, удобно устраиваясь на диване. – Включи кофеварку, выпьем по чашечке крепенького, взбодриться хочется.

– Может, лучше сделать ему укольчик? – занимаясь приготовлением кофе, предложил Иван Дмитриевич.

– Не, – мотнул головой шеф. – Сильно пьющий, вдруг крыша поедет? А мне Шамрай нужен и те, кто за ним! Они значительно сильнее, умнее и опаснее этого чиновничка. Я его под наблюдение возьму, пылинки стану сдувать, но все вынюхаю. Все! И Левкины баксы получу.

– Да, если он не солгал, – Иван Дмитриевич подал Борису Матвеевичу чашку кофе и предупредил: – Очень горячий.

– Ничего, холодный кофе это уже помои, – ответил тот. – А от вранья мы никогда не застрахованы. Но Зайденберг не станет лгать: на карту поставлена его жизнь, а у подобных типусов крайне развит инстинкт самосохранения.

– Не менее жадности?

– Более! За жизнь он отдаст все. Кстати, снимай телефонистку и позвони Лоле, пусть сторожит квартиру. Думаю, страдать нашей птичке осталось недолго.

Иван Дмитриевич набрал номер и, услышав в наушнике голос Лолы, не здороваясь спросил:

– Какие новости?

– По-моему, он дозвонился. Собрался и уехал. Обещал вернуться к ужину.

Проститутка докладывала о сожителе отрывистыми фразами, стараясь уравнять сбившееся дыхание: она подбежала к телефону, оторвавшись от увлекательнейшего занятия – поиска денег в большой, роскошно обставленной квартире. О, если бы только ей посчастливилось их найти!

– Ладно, – вздохнул Иван Дмитриевич, в душе жалея эту красивую, но ужасно бестолковую и, по большому счету, несчастную бабу. – Он может задержаться, а ты никуда не уходи!..

Телефонный звонок раздался как раз в тот момент, когда Мякишев изучал сводки о раскрытии преступлений исполняющим обязанности начальника отдела подполковником милиции Сергеем Ивановичем Серовым. Особенно Александра Трофимовича интересовали те случаи, когда что-то удавалось сделать по данным осведомителя, работающего под оперативным псевдонимом Фомич, – именно с ним в тот день встречался Серов на Калитниковском кладбище. Мякишев не забыл и выяснил это, а теперь старался вычислить самого Фомича по преступлениям, о которых тот знал и сообщал Серову, всегда очень ревностно оберегавшему своих стукачей от чужого глаза, даже начальнического. Впрочем, от начальнического – в особенности: уж это Александр Трофимович знал как никто лучше, поскольку еще недавно возглавлял отдел, где служил Серов.

Отложив бумаги, Трофимыч снял телефонную трубку и недовольно буркнул:

– Мякишев!

– День добрый, – услышал он знакомый голос.

– Добрый, – все так же нелюбезно ответил заместитель начальника управления.

– Сегодня в восемь. Идет? – спросил мужчина.

– Да, – и Мякишев положил трубку.

После этого звонка заниматься бумагами расхотелось, и Александр Трофимович спрятал их в сейф. Есть чем заняться до вечера, и время пролетит незаметно, а там уже станет ясно, зачем его позвали. М-да, вот еще одна маленькая проблемка: как быть со служебной машиной? Никогда ни в ком нельзя быть до конца уверенным, в том числе в собственном водителе. И, может быть, в нем прежде всего?

Ну да это не проблема – оставить шофера в стороне от места встречи и пройтись несколько кварталов пешочком. Вот и нечего будет ему сказать, если спросят…

Ровно в восемь Мякишев поднялся по белой мраморной лестнице на второй этаж ресторана «Прага» и вошел в зал. Тихо звучала музыка, сновали официанты, тонко звенел хрусталь, сиял паркет. Александр Трофимович прошел в дальний конец зала и, спросив разрешения, присел за столик к респектабельному седому господину, скучавшему в одиночестве.

В самом начале их знакомства он представился Мякишеву как Павел Иванович и, памятуя школьный курс литературы, Александр Трофимович тут же окрестил его про себя «Чичиковым». Но в том, что Павел Иванович настоящее имя его знакомого, Мякишев абсолютно не был уверен. Скорее наоборот. Да разве в этом суть? Суть их отношений заключалась совершенно в ином.

– У вас уже приняли заказ? – поинтересовался Мякишев.

– Еще нет, пожалуйста, прошу вас! – Павел Иванович подал ему через стол солидную папку меню.

Александр Трофимович осторожно раскрыл ее и увидел плотный конверт. Сердце его радостно екнуло. Он незаметно смахнул конверт на колени, а потом убрал его во внутренний карман пиджака, с удовольствием ощутив, как упруго хрустит и проминается внутри солидная пачка стодолларовых купюр – «Чичиков» просто не признавал иных ассигнаций. Что же, у каждого свои пристрастия.

– В следующий раз мы опять встретимся здесь? – листая меню, негромко спросил Мякишев.

– Вас что-то не устраивает или вызывает беспокойство? – насторожился Павел Иванович.

– Место встречи изменить нельзя? – пошутил Александр Трофимович, закрывая меню. – Когда-нибудь мы здесь нарвемся на нежелательную компанию.

– Вот вы о чем, – облегченно вздохнул «Чичиков» и доверительно сообщил: – Привычка, знаете ли. В моем возрасте уже трудно менять привычки, а я долгие годы встречался с нужными людьми именно в «Праге». Солидно, приличная кухня, наверху уютные кабинеты. Можно приятно провести время и поговорить о деле. Кстати, выпьете немного? Тогда я закажу коньячку, для сердца полезно по такой жаре.

– С удовольствием. Однако позвольте мне заметить, уважаемый Павел Иванович, что сейчас полно разных кабачков и ресторанчиков по всему Центру, там не в пример меньше риску нарваться на нежелательные встречи.

– Я учту. Но и вы учтите, дражайший Александр Трофимович, что не мешает знать, кто именно контролирует кабачок или ресторанчик, в котором вы захотите встретиться в следующий раз. И проверить его на наличие чужой техники. А тут так мило…

Подошел официант, и, пока он принимал заказ, беседу пришлось прервать, но из того, что сказал «Чичиков», Мякишев для себя уяснил: здесь как была, так и осталась вотчина прежней или все еще настоящей службы Павла Ивановича. Сейчас черт их разберет, кто они на самом деле и в кого любят перекрашиваться, а уж кому служат – тем более! Тот же респектабельный Павел Иванович вполне может являться своеобразным проводником, буфером, неким связующим звеном между государственными спецслужбами и сильнейшими криминальными группировками, имеющими в своем кармане коррумпированных чиновников на самом верху пирамиды власти.

Когда после первой рюмки занялись салатами, «Чичиков» как бы между прочим поинтересовался:

– Что поделывает ваш любимчик Серов? Все еще из шкуры вон лезет в поисках тех, кто помогал деловым людям уйти на Запад?

– Он назвал это дело «Крысиная тропа», – Мякишев отхлебнул из фужера холодной минералки и промокнул губы салфеткой, выигрывая время, чтобы обдумать ответ и не попасть впросак.

С чего бы вдруг такое пристальное внимание к Сереге? Кажется, все прошло и похоронено, как говорится, быльем поросло. Или он ошибается, и где-то в недоступных глубинах продолжается возня: роют новые ходы, подводят мины и готовят ближним глубокие ямы-ловушки? Если Серов не бросил интересоваться ушедшими на Запад бизнесменами и их покровителями, то непременно сломает себе шею, а гробить себя вместе с ним Александр Трофимович не испытывал ни малейшего желания.

– Явно интереса он не проявляет, – сказал Мякишев. – А в голову разве влезешь?

Павел Иванович выплюнул косточку маслины.

– Он что, романтик? – вполне серьезно спросил он. И собеседник прекрасно понял его.

– В определенной мере да, романтик сыска, именно криминального сыска.

– И ярый поборник справедливости?

– Приобрел с годами определенную гибкость, но все равно стремится добиться справедливости, – вынужденно признал Александр Трофимович.

– Пора его менять на руководящем посту, – наливая в рюмки коньяк, как о давно решенном деле сказал «Чичиков».

Мякишев удивился:

– Мы же его только назначили.

– Ну и что? Передвинем, задвинем или выдвинем наверх, в министерство. Там идиотов хватает, зашибут насмерть с его-то принципами, так и останется на всю жизнь до пенсии подполковником и будет не вылезать из командировок по медвежьим углам. Кстати, к вам на днях заглянет один молодой человек и передаст привет от меня. Так вы посмотрите: хорошо бы его сначала замом к Серову поставить, а потом сделать начальником отдела. У молодого человека будет несколько вопросов, так вы на них ответьте, считайте, что это я вас спрашиваю. Договорились?

«Роют! – понял Трофимыч. – И не переставали рыть! Куда, чего и зачем, дело не мое, но роют, сукины дети. А Серегу, как ни жалко, придется сдать: пусть лучше отправляется служить в министерство и гоняет там по командировкам, чем лишится буйной головы. Наверху на глупости времени не останется. Хотя обидно, толковый сыщик, и вместе с ним мы могли бы шкуру содрать не с одной сволочи, но… Времена изменились, и стоит ли заводиться, когда понимаешь, что ты уже давно не боец?»

– Договорились, – натужно улыбнулся Мякишев и не смог удержаться, чтобы не заметить с горечью: – Кажется, дорогой Павел Иванович, вы меня теперь тоже в некотором роде рассматриваете как своего агента?

«Чичиков» откинулся на спинку кресла и недоуменно поднял брови, делая вид, что искренне изумлен и даже несколько обижен услышанным. Надо отдать ему должное – он был неплохим актером, но обмануть Трофимыча, выросшего в атмосфере закулисных интриг и всю жизнь прослужившего в органах, ему не удалось. Видимо, поняв это, Павел Иванович вновь наполнил рюмки и грустно улыбнулся.

– Знаете, как в Библии сказано? Что существует, тому уже наречено имя, и известно, что это – человек и что он не может препираться с тем, кто сильнее его… Оставьте дурные мысли. Давайте лучше выпьем за все хорошее!

– Боюсь, все хорошее давно позади, – вздохнул Мякишев.

В таком настроении отпускать его не стоило, и «Чичиков» примирительно проговорил:

– Бросьте! Жизнь странная штука и, по большому счету, все мы чьи-то стукачки. Главное – не стать двурушником!

Он поднял рюмку и поверх нее пристально посмотрел Александру Трофимовичу в глаза, и у того неприятно заныло сердце. Видно, столь давнее и ранее абсолютно не обременительное, зато очень выгодное знакомство-сотрудничество с Павлом Ивановичем начинало перетекать в новую, не совсем приятную фазу. В последние месяцы это чувствовалось особенно остро, но, как справедливо заметил «Чичиков», можно ли препираться с тем, кто сильнее тебя? Коли эти ребята взяли за горло, то уже ни за что не выпустят, а начнешь дергаться – засучишь ножками в петле, тщетно пытаясь дотянуться до земли.

Нет, уж лучше не дергаться, тем более, когда нет сильной руки, способной прикрыть тебя от всех напастей, а значит, и нет никакой возможности показать зубы в ответ на завуалированную угрозу, – такие вещи Трофимыч усваивал с лету.

Мякишев притворился, что проглотил все обиды и смиренно склонил голову перед сильным, выпив с ним рюмку в знак примирения и покорности. Более к скользкой теме не возвращались, и разговор шел о других делах, интересовавших Павла Ивановича. Александру Трофимовичу не давал покоя вопрос: неужели у «Чичикова» такая прекрасная, профессионально развитая память, что он ничего не записывает? Или записывает, но на диктофон в кармане легкого летнего пиджака? Тогда надо быть особенно осторожным и взвешивать каждое слово.

Внешне совместный ужин закончился вполне дружески. Со стороны казалось, что два уже немолодых человека, случайно оказавшихся за одним столиком, выпили, поели и распрощались. Как всегда, Павел Иванович откланялся первым. Пожелав ему всего доброго, Александр Трофимович подумал: никогда не знаешь, где потеряешь, где найдешь, и скоро он увидит еще одного их человечка. И кто знает, когда и как это потом может пригодиться…

А вокруг продолжался праздник жизни. За столиками рядом пили, ели, клялись в любви и скрывали лютую ненависть, радовались и горевали, обольщали и разочаровывались. В соседнем зале, снятом для какого-то торжества, вдруг призывно зазвенели бубны, застонали цыганские семиструнные гитары, и глуховатый гортанный басок затянул: «Ямщик, не гони лошадей!» Подхватил хор, и мелодия полилась широко и привольно, будоража разогретую хмельным душу.

И Трофимычу вдруг страшно захотелось заказать бутылку водки и хлопнуть один за другим пару полных стаканов – без закуси, как бывало во времена его давно минувшей молодости, – чтобы побыстрей ударило по мозгам. А потом лихо рвануть на груди рубаху и, опьянело тряся плешивой головой, вихрем ворваться в пестрый круг пляшущих цыган. Плевать, что там все обман и сплошное лицедейство, что там только призрак вольной, беззаботной жизни, но хлебнуть ее сполна хоть на миг, и в этот миг раскрепощения пусть вдрызг струны и душа пополам! Лишь бы ощутить себя свободным, как птица, хоть на миг!

Но Мякишев не заказал водки. Он докурил, расплющил в пепельнице окурок, встал, поправил пиджак и тенью скользнул к выходу, а вслед ему неслось тоскливое, как рыдание в широкой степи: «Нам некуда больше спешить…»

Утром, после совещания у руководства, Мякишев попросил Серова зайти к нему в кабинет, угостил сигаретой и завел разговор о проблемах, которых вчера касался Павел Иванович. Однако подполковник, по своему обыкновению, либо отнекивался, либо пытался отшутиться, что только упрочило Трофимыча в уверенности: «Чичиков», к сожалению, прав и Серов не перестал заниматься тем, что давно стоило забыть и списать в архив. Ну что же, всем свою голову не приставишь и при самом добром отношении к Сереге ему трудно будет помочь, если ситуация вдруг непредвиденным образом осложнится.

Теперь Мякишеву оставалось лишь ждать визита человека Павла Ивановича. В каждом, кто входил в его кабинет, он готов был видеть посланца «Чичикова». Но, может быть, встреча сегодня не состоится, а случится в другой день? Но чутье подсказывало – долго ждать не придется, Павел Иванович и его руководители чем-то обеспокоены и не станут тянуть: им надо ускорить ход событий и направить их в нужную сторону.

Чутье не обмануло. Ближе к вечеру в кабинет заместителя начальника управления робко вошел с папкой документов Аркадий Петрович Пылаев – старший опер из аналитического отдела. Присев на предложенный начальником стул, он подал бумаги и негромко сказал:

– Вам просили передать привет, Александр Трофимович.

– Привет? – Мякишев взглянул на Аркадия с интересом: неужели именно он и есть человек «Чичикова»? Занятно. – От кого?

– От Павла Ивановича.

Так и есть, это Пылаев. Трофимыч откинулся на спинку кресла, закурил новую сигарету и слегка нахмурился – Ар-кашка-то, оказывается, не то что мертвая, а продажная душонка?! Стало быть, ссучился за спиной собственного руководства, а теперь ему приветики передает? А к ногтю его прижать, как гниду, к глубокому сожалению, не разрешат. В его годы Мякишев и думать не посмел бы продаться за деньги даже так называемым «старшим братьям» из госбезопасности, не говоря уж о преступных группировках, а этот молокосос успел, как смазливая баба, пристроиться в содержанки. Недаром, знать, подлец так рвался в аналитический отдел: там больше можно отсосать информации для продажи. Ну, сука!

Вот, вырастили молодежь на смену, доставили себе радость перед отставкой! Одни уже научились все пускать в оборот и делать предметом торга, а другие упрямо лезут не в свои дела, грозя подвести под топор вместе со своими и чужие головы. Кстати, Аркадий Петрович еще совсем молодой человек, моложе даже, чем Серега Серов.

Эта мысль чем-то обеспокоила Мякишева, но он пока никак не мог понять чем и, чтобы не затягивать паузу, спросил:

– Что он просил еще передать кроме привета?

– Просил переговорить с вами относительно вакансии.

– Это какой?

– В отделе Серова вакантно место заместителя.

– Да, я помню, – протянул Трофимыч, задумчиво барабаня пальцами по крышке стола.

Вот, теперь все потихоньку встает на свои места. Может быть, конечно, по своей привычке подозревать всех и вся он преувеличивает опасность? Но, как ни крути, получается такой расклад, что Пылаева нужно назначать под Серова, которого, как сказал Павел Иванович, пора убирать из начальственного кресла. Стало быть, после этого в него непременно сядет Аркадий Пылаев?! Больше некому: он съест или поможет съесть своего непосредственного начальника, он же его и заменит, а Трофимыч собственными руками сплетет себе лапотки и удавочку на шею! Придет время, Пылаев подставит и его, как Серова, а в благодарность получит новое кресло. Вот только передвинется ли при этом вверх по иерархической лестнице сам Мякишев? Вряд ли!

О том, что он сам когда-то ради карьеры вступил в альянс с Павлом Ивановичем, Трофимыч вспоминать не хотел.

Перед ним со смиренным видом сидел сейчас не соратник, а соперник, причем опасный своей молодостью и полной беспринципностью. И ведь, что самое отвратительное, придется делать все, что попросил «Чичиков», и назначить Аркашку.

«Аркадий, кажется, означает “счастливый”? – с сарказмом подумал Трофимыч. – Ничего, голубчики, я тоже не лыком шит и еще посмотрим, удастся ли вам сковырнуть меня, как трухлявый пенек».

Но в душе нарастало смятение, и Мякишев знал, что может сколько угодно хорохориться и тешить себя угрозами в адрес «Чичикова» и того же Пылаева, однако сумеет ли он их осуществить, причем так, как хотелось бы, в полной мере отмерив всем сестрам по серьгам, да таким, чтобы уши оторвались к чертям собачьим?! Можно ли препираться с тем, кто сильнее тебя? Эта библейская мудрость засела в голове, как заноза, и не давала покоя!

– Да, я помню, – повторил Трофимыч. И он действительно помнил, поскольку не далее как сегодня утром Серов говорил, что хотел бы сам подобрать себе заместителя, а Мякишев в ответ сразу предупредил, чтобы Сергей не рассчитывал протянуть своего приятеля и подчиненного Володьку Тура: молод тот еще в руководители и не набрался должного опыта. – Помню, как же. Ты у нас кто по званию?

– Капитан.

– М-да, жалко, что не майор, старшего офицера проще представлять на повышение.

Мякишев понимал, что несет околесицу и звание тут совершенно ни при чем, если все наверняка давно решено и без него, но никак не мог остановиться.

– С Серовым сработаешься? – прищурился он на Пылаева. – Сергей Иванович крепкий профессионал и мужик не сахарный. Да и отдел у него далек от аналитических проблем. Сдюжишь?

– Надеюсь с вашей помощью, – с льстивой улыбкой ответил Аркадий Петрович.

«Интересно, что он обо мне знает? – подумал Мякишев. – Надо полагать, Павел Иванович не полный идиот, чтобы раскрывать карты перед этим сопляком? Хотя, кто их там знает, вдруг меня уже приготовили к списанию. Пусть не завтра, но все же? Вот и мучайся теперь, чтоб им…»

– Хорошо, – Трофимыч решил «не терять лицо» при любой ситуации и дал понять, что, несмотря на приветы от Павла Ивановича, дистанция между Мякишевым и Пылаевым остается неизменной. – Я подумаю, так решить этот вопрос, и будем надеяться на положительный результат. Кстати, у меня не так много свободного времени, так ты, Аркадий Петрович, набросай представление на себя сам и занеси мне. Договорились? Что еще?

– Наш общий знакомый интересовался, кому из своих осведомителей Серов больше всех доверяет.

Пылаев без разрешения закурил, и это несколько покоробило Мякишева, но он сделал вид, что ничего не заметил. Да и вопросик заставлял задуматься.

– У него был человек в криминальной среде, которому он верил. Некий Эмиль, настоящая фамилия Мирзоян, Геворк Мирзоян. Но его убили.

– Да, я слышал об этом инциденте, – кивнул Пылаев. – А потом убили некоего Лечо, убравшего Эмиля?

– Вот-вот, там потянулась целая цепочка, смерть на смерти, но Серов сумел выйти из положения победителем. Что же до того, как сейчас, я просто затрудняюсь ответить.

«Покрутись-ка ты, милок, сам, – злорадно подумал Трофимыч. – А то не успел еще даже до майора дослужиться, а уже норовишь жар загребать чужими руками, да еще руками заместителя начальника управления. На чужом горбу ехать я и сам умею».

– Вам лучше меня известно, от кого он постоянно получает информацию, поскольку вы совсем недавно были его непосредственным руководителем, – упрямо наклонил голову Аркадий. – Как вы понимаете, это не мое праздное любопытство…

«Считай, что я сам тебя спрашиваю», – вспомнились Мякишеву слова «Чичикова», и он с неохотой сказал:

– Не могу точно поручиться, но есть у него такой Фомич. Но ищи на него выходы сам: Сергей Иваныч своих людишек надежно прячет, даже от меня.

– Ничего, выроют, – усмехнулся Пылаев и, приняв официальный вид, попросил разрешения уйти. Мякишев остановил его.

– Погоди, а бумаги твои? Подписать, наверное, нужно?

– Ничего, Александр Трофимович, – Аркадий встал. – Я зайду за ними завтра, когда занесу представление. Разрешите идти?

– Иди, – вяло махнул рукой Мякишев.

Оставшись один, он запер дверь кабинета и распахнул высокий старый книжный шкаф, на полках которого теснились папки с практически никчемными бумагами. Запустив между скоросшивателями руку, Трофимыч раздвинул их и достал бутылку коньяка с нахлобученным на горлышко граненым стаканом. Вытащил пробку, налил и жадно выпил. Немного постоял, прислушиваясь к возникшим внутри ощущениям, и выпил еще. Потом спрятал бутылку и стакан, закрыл шкаф и отпер дверь.

Вообще он старался никогда не употреблять спиртное на службе, а позволял себе расслабиться только вечером, вне стен управления. Однако сегодня нервы просто горели, и организм настойчиво требовал дозы привычного успокоительного – не валокордин же хлебать?

Постепенно мысли потекли ровнее, жизнь приобрела новые краски, а события последних суток перестали казаться зловещими. В конце концов пока от него никто не потребовал головы Серова, а он, как честный человек, даже пытался предупредить того, и не вина Трофимыча, что самолюбивый Серега ничего не захотел понять. Пусть Пылаев и компания попробуют сами сожрать Серова, а старый Мякишев, не ввязываясь в драку, поглядит со стороны, что из этого получится и кто окажется победителем.

К дому Юрика Варгана подъехали на служебных «жигулях»: за рулем сидел Лешка Фролов – опер из отдела Серова, сам Сергей вместе с еще одним подчиненным – Петром Беляевым – устроились на заднем сиденье. Вообще-то Волкодав, как прозвали в криминальной среде Серова, предпочел бы сделать некоторые вещи в одиночку, но предстояло покрутиться, и он решил взять с собой двух ребят. Жаль, старый друг-приятель Володька Тур сломал ногу и еще не вышел с больничного, с ним было бы проще, но он только-только освободился от гипсовых оков и начинал расхаживаться с палочкой.

– Останови, – едва свернули за угол, сказал Сергей, и Фролов послушно приткнул «жигуленок» рядом с первым подъездом длинного многоэтажного дома на Дмитровском.

Серов внимательно осмотрел припаркованные машины, пустую в этот час детскую площадку с непонятными конструкциями из разноцветных труб, перевел взгляд на обветшалую беседку, где по вечерам наверняка собирались доминошники, и, не заметив ничего подозрительного, попросил:

– Леш, вон ту красную тачку толкни слегка, чтобы заорала, и сразу отгоняй назад, а потом подтянитесь к подъезду и ждите.

– «Алеко»? – уточнил Флоров. – Могу бампером покачать.

– Вот именно, качни, – кивнул Сергей и вышел из машины.

Внимательно посматривая по сторонам, он медленно направился к четвертому подъезду, думая, что хорошо, когда свет не сходится клином на таких скользких типах, как Фомич, а есть и более словоохотливая публика. Именно от одного из «говорунов» Сергей вчера узнал, что автомобили для бригады, расстрелявшей нефтяного бизнесмена, добыл не кто иной, как Юрик Варган по кличке Варта. Водились за ним и другие грешки, но сейчас они интересовали Серова значительно меньше, чем возможность выйти на бригаду киллеров.

Естественно, Юрик вряд ли проявит энтузиазм и сознательность, согласившись добровольно помочь ментам, поэтому Серов намеревался его вразумить по-своему. В принципе нефтяной ворюга получил то, что давно заслужил, и жалеть его не стоило – одни преступники, вооруженные автоматами, свели счеты с другим, который с помощью денег, лжи и мошенничества бессовестно обкрадывал народ и государство. Однако государство почему-то не пресекало его преступной деятельности, зато ее пресекли обманутые им «серьезные люди», которых он нагло «кинул» на несколько миллионов баксов на поставках нефти. Вот только они не учли, что способ «пресечения» может очень не понравиться некоторым парням, все еще стоящим на страже Закона.

Сергей поднялся по щербатым ступенькам, прислонился спиной к прогретой солнцем двери подъезда и махнул рукой. «Жигуленок» тихо пополз вперед, четко пристроился позади красного «алеко» и боднул его бампером. Уши сразу же заложило от истошного вопля сигнализации.

Услышав гулкий топот на лестнице, Серов отступил в сторону и, как только из дверей выскочил курчавый парень в линялой майке и тренировочных штанах, ловкой подножкой сбил его с ног. Не давая курчавому опомниться, Сергей заломил ему руку за спину, запустил пальцы в густую шевелюру и рывком поднял на нога.

– У-у, падло! Тварь! – рванулся парень, но Серов держал мертвой хваткой. Он подтолкнул курчавого в сумрак подъезда:

– Иди, Варта, не то клешни выломаю.

Небрежно отшвырнув ногой в сторону выпавшую из рук Варты монтировку, Сергей повел его вверх по лестнице.

– Кто у тебя дома?

– Да я… Ай! Ты чего? – последние слова парень произнес уже шепотом, так как согнулся от боли.

– Не шуми! Кто еще в квартире?

– Вовчик.

– Вышиваный?

– Он, но косой.

– Хорошо, пошли.

Варта покорно пошел впереди, не желая больше испытывать судьбу и оставаться калекой: тот, кто так неожиданно прихватил его, выманив на звук сигнализации автомобиля, был здоров как бык и, судя по всему, не собирался шутить.

Владимир Домкин, получивший за множество украшавших его тощее тело татуировок кликуху Вышиваный, Серову был знаком, но интересовал мало – с пьяных глаз Вовчик мог наболтать сорок верст до небес, но не более того. В криминальном мире его еще помнили и угощали «старички», вроде Варты, а молодые, особенно еще не нюхавшие зоны беспредельщики, под горячую руку могли и пришибить назойливого слюнявого выпивошку, когда-то попортившего операм немало крови.

Остановившись у приоткрытой двери квартиры, Сергей осторожно толкнул ее ногой и прислушался: кажется, тихо? Подталкивая впереди Юрика, он вошел в комнату, где за уставленным бутылками столом в одних «семейных» трусах сидел покрытый синими разводами наколок Вовчик. При виде Серова он удивленно выпучил глаза и открыл щербатый рог.

– О! Гражданин начальник?

Сергей отшвырнул Варту на диван и сунул Вышиваному в руки недопитую бутылку:

– Иди, прохладись в ванной, нам переговорить надо. Давай, не задерживайся!

Он сам открыл дверь в санузел, зажег свет, втолкнул туда Вовчика, запер его на шпингалет.

– Ну, ты! Тварь позорная, – Юрик допил оставшуюся в стакане водку и уставился на подполковника выцветшими, полными лютой ненависти глазами. – Волкодав проклятый! Я тебя загною, жалобами урою! Ты чего себе позволяешь, ментяра?!

– Сбавь тон, – Серов присел на табурет. – Сожительница твоя где?

– Пошел вон! – прошипел Варган. – Ордер у тебя есть? Нет? Вали из моей квартиры! Сегодня же прокурору…

– Успеешь, еще с ним лично повидаться, – заверил Сергей. – И за ордерочком дело не станет: грехов на тебе, как на жучке блох.

– Мои грехи, мне в них и каяться, – огрызнулся Юрик. – Тебя в исповедники не звали.

– Ошибаешься! Как раз самая пора настала передо мной исповедаться. Скажи-ка, кому сдал синюю «ауди»?

– Ничего не знаю! Иди вертухаям плети про всякие «ауди», а мне нечего шить, чистый я весь, как стекло. Понял?

– Понял, – кивнул Серов. – Кипятишься, потому как знаешь, что на этой машине поехали кончать Кашпура. А тебя подставили, не предупредив, зачем нужна тачанка. Если бы знал, ни за что бы не подписался на это дело. Разве не так, Юрик?

– Перестань, – кисло сморщился уголовник. – Ну что ты, в самом деле? Недоумком меня считаешь? Надеешься, что я, как Павлик Морозов, сейчас всех подряд сдавать начну? Тьфу, дурак! Только и можешь, что морду бить и руки выламывать, а ума у тебя ни на грош! Решил срок припаять? Паяй, Волкодав гребаный, паяй!