Текст книги "Логово «ВЕПРЯ»"

«Ишь, нахохлился, словно ворон над падалью, – уплетая плов, Гафур бросил быстрый взгляд на Абдулкасыма. – Наверное, выжидает, когда, согласно правилам приличия, можно заговорить о деле?»

Гости и сам хозяин ели вяло: то ли успели плотно позавтракать раньше, то ли кусок не лез в горло из-за одолевавших забот? Не забывая про угощение и вовсю работая челюстями, Гафур исподтишка разглядывал людей в камуфляже, пытаясь угадать, кто эти люди? Вообще в отрядах оппозиции собирался разный народ, а поскольку непримиримая вражда расколола страну на неравные части, на той и на другой стороне оказались работники спецслужб, милиционеры, учителя, агрономы, простые земледельцы, чиновники, строители. Да мало ли кого встретишь среди боевиков – тот же Абдулкасым раньше служил в армии вместе с урусами, а теперь он полевой командир, под началом которого множество боевиков, минометы и артиллерия.

Сам Гафур образованием или какими-то специальными знаниями похвастаться не мог: учился в школе, потом служил в армии, когда вернулся работал на поле. Природная хитрость, сметка и оборотистость помогли ему стать бригадиром. Когда началась заваруха, он, не раздумывая, взял автомат и ушел в горы вместе со многими земляками, недовольными действиями столичных властей. И тут тоже сумел стать, пусть маленьким, но начальником.

Да, к глубокому сожалению, на лицах гостей не написано, кто они, откуда и зачем пришли, а вот их быстрый оценивающий взгляд и руки – сильные, крепкие, но не привычные к работе, – многое сказали Гафуру красноречивей любых слов. Абдулкасым с кем только не водил дружбу, получая сведения, принесенные с той стороны горного хребта, деньги, обмундирование и вооружение. Наверняка это пришли люди тех, кто щедро платил по счетам.

– Что слышно из Гарса? – хрипловато спросил один из гостей.

– Разве там еще не кончено? – ухмыльнулся второй.

– Наши блокировали спецназовцев МВД, – лениво ответил Абдулкасым. – Они упорно не отдают аэропорт. Но отдадут.

– Сколько их? – уточнил первый гость.

– Говорят, батальон, – пожал плечами полевой командир. – Да какая разница, сколько? Они не выдержат долгой осады, а прийти им на помощь некому: дороги перекрыты, район глухой, от столицы далеко.

– А урусча?

– Они туда не пойдут, – ответил Абдулкасым. – Им важнее помочь удержать столицу, чтобы правительство не разбежалось.

Все засмеялись, и Гафур тоже улыбнулся, но про себя отметил: ака-джон старательно избегает называть гостей по именам. Похоже, эти двое действительно из тех, кто предпочитал действовать под покровом ночи и никогда не открывал своего имени. Что же. Раз Аллах привел их сюда и посадил рядом с ними Гафура, значит, так начертано в Книге судеб и ничего изменить уже невозможно.

– Как настроение, Гафур? – продолжая загадочно улыбаться, спросил Абдулкасым.

– Спасибо, ака-джон, все в порядке, – торопливо проглотив плов, поспешил ответить боевик.

– Ты прекрасно знаешь здешние места, – посматривая на Гафура из-под полуприкрытых век, медленно цедил командир. – Тебе известны все ущелья и тропинки, все перевалы и вершины. Разве не так?

– Так, – эхом откликнулся Гафур.

– Мои гости давно не видели родных, оставшихся на той стороне, и я подумал: кто, если не Гафур, сможет незаметно провести их мимо поста урусча? Ведь навестить родных и могилы предков богоугодное дело.

«Как же, – зло подумал Гафур. – Пойдут они на могилы предков! За дурака, что ли, меня считают? Но стоит ли высовываться со своим умом?»

– Да, да, – вслух сказал он и угодливо закивал. – Ты хочешь, ака-джон, чтобы я проводил их туда? Хоп! А как они будут добираться обратно? Прости мое любопытство, но…

– Ничего, ты правильно сделал, что спросил, – Абдулкасым сам подал боевику пиалу с чаем. – Конечно, они там не намерены оставаться навсегда, поэтому через некоторое время ты их встретишь и проведешь обратно.

– Когда встречать?

– Тебе скажут, – бросил первый из гостей.

– Хоп, – немедленно согласился Гафур: скажут, так скажут. По крайней мере теперь стало ясно, чего от него хотели.

– Главное, успешно миновать посты и огневые точки пограничников урусчи, – назидательно поднял палец командир. – Понял? А там мои гости сами найдут нужную дорогу. Лучше подумай о безопасности перехода границы.

– Хоп, – кивнул Гафур. – Я возьму Хадыра: он лучше всех стреляет из ручного пулемета и в случае чего прикроет. И еще несколько человек из своего десятка.

– Хоп, – согласился Абдулкасым, поглядев сначала на гостей и дождавшись их молчаливого согласия. – Когда проведешь, останетесь ждать на той стороне, но ведите себя тихо, чтобы не всполошить урусчи.

– Когда выходим? – нахально принимаясь за кебаб, поинтересовался Гафур. – Сегодня ночью? Тогда вели накормить моих людей до отвала. Сытые всегда веселее.

– Зато голодные злее, – заметил второй из гостей. – Куда спешить? Не на свадьбу торопимся, уважаемый! У тебя есть несколько дней, чтобы как следует подготовиться.

– Сколько дней у меня есть?

– Три! – Абдулкасым для пущей убедительности показал на пальцах, и Гафур обреченно кивнул…

Очутившись на улице, он горестно вздохнул и с удивлением посмотрел на высоко стоящее в небе солнце. День уже в полном разгаре. Неужели он столько времени провел за достарханом? Да, болтавшаяся на запястье дешевенькая «сейка» с металлическим браслетом показывала, что встреча с Абдулкасымом с его гостями заняла по меньшей мере три часа.

Сокрушенно помотав головой, боевик поплелся к протекавшему за кишлаком ручью. На его берегу он уселся на камень и стал отламывать мелкие прутики от подобранной по дороге ветки. Бросая их в быстротекущий холодный горный поток, начинавшийся высоко в ледниках, Гафур невидящими глазами провожал уносимые волнами щепки и думал, что на него возложили не самую приятную миссию – мало того, что под покровом ночной темноты придется пробираться мимо оснащенных разными приборами постов русских, ежесекундно рискуя попасть под их кинжальный огонь, так еще он должен отвечать за людей в камуфляжных костюмах. И еще неизвестно, сколько потом их придется ждать?

Отрадно только одно: разрешили самому выбирать путь и дали на подготовку время. Очень хорошо, он постарается за эти трое суток найти безопасную лазейку, поскольку думать стоило прежде всего не о гостях Абдулкасыма, а о собственной голове – она дороже всех гостей и любых сокровищ, поскольку второй никто не даст, даже Аллах.

Гафур встал, отряхнул руки и пошел обратно в кишлак. Войдя во двор дома, где квартировали его боевики, он увидел пулеметчика Хадыра: тот сидел около каменной изгороди вместе с худощавым заросшим клочковатой бородой незнакомцем, одетым в горевшую на солнце нейлоновую куртку, засаленные брюки и стоптанные желтые полуботинки без шнурков, как у заправского поломника или дервиша. Его голову покрывал зеленый платок, а талию перехватывал пояс из тонкой ковровой ткани типа гобелена, с искусно вышитыми шелком изречениями из Корана.

«Кто это?» – заинтересовался Гафур и подошел ближе.

– Салам, – заметив его, привстал Хадыр. – Присаживайся, дорогой!

– Кто это с тобой? – Гафур поздоровался с пулеметчиком и незнакомцем, но тот смотрел мимо, словно никого не видел и ничего не ответил.

– Мой земляк, Тохир. Он дивана. Пришел навестить.

«Дивана? Юродивый?! – подумал Гафур. Получить какие-либо объяснения от Хадыра, далеко не блиставшего умом, вряд ли удастся, но его юродивый земляк – это интересно, очень интересно. В народе всегда почитали юродивых и относились к ним с уважением, но это местные, а не русские, а дивана сумел пройти мимо их постов? Стоило это проверить.

– Ты оттуда? – опускаясь на корточки перед Тохиром, спросил боевик и махнул рукой, показывая за горный хребет.

– Да, да, – бледная улыбка тронула губы юродивого, но он продолжал смотреть куда-то в сторону, словно видел там нечто, совершенно недоступное остальным, не посвященным в сокровенные таинства.

– У него несколько лет назад погибла вся семья, – шепотом пояснил Хадыр. – Вот он и стал дивана.

И все же подозрения Гафура еще не полностью рассеялись: ему ли не знать, сколь сложно пробраться через перевалы и ущелья? Прекрасно, что юродивый земляк пулеметчика, но интересно, как все-таки дивана прошел через границу и где прошел?

Боясь в этом признаться самому себе, боевик решил, что, может быть, всемогущая судьба посылала ему свой знак в образе юродивого, давая понять, как нужно действовать, чтобы выполнить поручение Абдулкасыма и остаться при этом живым и невредимым?

– Как ты прошел? – Гафур слегка похлопал по грязной, обветренной руке Тохира, чтобы привлечь его внимание.

– Пешком.

Юродивый наконец повернул к нему бледное лицо с тонкими чертами и поглядел поверх головы десятника боевиков и неожиданно заметил, как бы между прочим:

– Ты хочешь знать, как пройти там, где прошел я?

– Правильно, – не стал скрывать Гафур.

– Я шел через ущелье. Через Черное ущелье.

– Но там, на горе, пост урусча!

– Они не видели меня, – пренебрежительно дернул плечом юродивый и весело рассмеялся. – Неверным Аллах не дает увидеть своего слугу!

По мнению боевика, все это было из области нереального, а вот пулеметы урусчи самые, что ни на есть, реальные, и они исполосуют свинцом. Поэтому он упрямо продолжал расспросы.

– Ты шел днем или ночью?

– Для меня нет разницы.

– А как ты шел по ущелью? По его дну?

Тохир молитвенно сложил ладони и поднял глаза к небу, словно призывая его в свидетели правдивости своих слов.

– Аллах дает мне силы, и я прошел по козьей тропе.

Гафур чуть не стукнул себя по лбу: шайтан его возьми, разве можно быть проводником с такой дырявой головой?! Воистину, юродивого послал ему Аллах! Как можно забыть про козью тропу – каменистый карниз, проходивший по стене ущелья? Вот, оказывается, как дивана миновал пост урусчи. И боевик сразу же повеселел: безопасный путь на ту сторону найден.

– Ты пойдешь через три дня? – полуутвердительно спросил Тохир.

– Отчего ты так решил? – насторожился Гафур.

– Правильно, – словно не слыша его вопроса, продолжал странный гость. – Как раз наступит самая темная ночь, а новая луна еще не родится. И Аллах скроет тебя во тьме от глаз неверных!

– А-а, ну да… – несколько ошарашенный проницательностью дивана, кивнул боевик.

– Время дневной молитвы, – поглядев на солнце, пробивающееся сквозь ажурную листву деревьев сада, заметил юродивый и размотал свой пояс, превратив его в молитвенный коврик.

Он скинул туфли, опустился на колени лицом к Мекке, выставил перед носами Гафура и Хадыра свои заскорузлые пятки с серо-желтоватыми мозолями и высоким гортанным голосом затянул:

– Аллах акбар! Бисми ллаги рахмани р-рахими! Ху аллагу эладжи ла иллаха илла!..

Темная, холодная ночь опустилась на заброшенный, давно покинутый жителями горный кишлак – оказавшись в зоне ожесточенных боев между правительственными войсками и боевиками оппозиции, люди предпочли оставить жилища, дабы сохранить свою жизнь.

Это унылое, пустынное место как нельзя лучше подходило Бахареву: он выбрал относительно целый двухэтажный уй – так местные жители называли свои дома, – проник в дверной проем и, держа наготове автомат, осторожно посветил синим фонариком. Кажется, никого? Да и кому здесь быть, что искать там, где все, что только можно забрать из оставленного жителями, давно унесли бродяги и мародеры.

Неслышно ступая, Юрий прошел в глубь дома и устроился в углу дальней комнаты: тут не так донимал ледяной ветер. Он злобно посвистывал в щелях, навевая невыразимую тоску, и совершенно не верилось, что утром появится на небе солнце и придет жаркий день – казалось, что ночь наступила навсегда и никогда не кончатся холод, заунывное завывание ветра и мерцание звезд над далекими заснеженными вершинами гор.

Бахарев сел, положил автомат на колени, открыл сумку и достал из нее небольшой термос. Отвинтил крышку и глотнул горячего кофе с молоком, но тут же закрыл пробку, опасаясь выдать свое присутствие запахом мокко – у некоторых местных следопытов нюх, словно у хищников. Зачем зря рисковать?

Кстати, кое-кто из его коллег предпочитал добавлять в кофе не молоко и сахар, а коньяк или ром, но Юрий не любил спиртное: к чему дурманить мозг, порождая алкоголем призрачные иллюзии? Еще в юности отец ему доходчиво объяснил, что этот путь далеко не из тех, которые воспитывали в человеке благородство духа. Если приглядеться к нему повнимательнее и сорвать ложные покровы, то окажется, что путь этот слишком незатейлив, чтобы подходить для настоящего мужчины: это просто приманка для обмана наивных путников, готовых войти в западню, чтобы потом страшной ценой рассчитываться за это. Так стоило ли вообще вступать на этот путь, если он неизбежно вел во мрак?..

Когда стихал ветер, вокруг становилось удивительно тихо, даже слегка звенело в ушах. Чутко прислушиваясь, Бахарев надеялся уловить звук шагов Султана, который обязательно должен прийти сюда сегодня ночью. Если он не объявится, тогда и не знаешь что подумать, поскольку здесь не раз бывало так, что завербованный контрразведчиками агент уходил в горы и потом никто его больше никогда не видел – человек словно растворялся среди немыслимых каменных громад, терялся, превращаясь в песчинку в безбрежной пустыне или каплю воды в океане. Но Султан оказался удачлив, дерзок и очень изобретателен: раз за разом он упрямо возвращался и приносил майору Бахареву из стана оппозиционеров весьма ценные сведения. Однако Юрий на этот счет не обольщался, прекрасно понимая – все до поры до времени. Такова уж стезя, по которой они шли. Его жизнь тоже подвергалась опасности, когда он приходил на тайные встречи: кто даст гарантию, что в заброшенном кишлаке не ждала засада? Султан мог выдать его под пытками или переметнуться на сторону единоверцев и, выторговывая у них прощение за грехи, отдать голову майора-урусча. Человек слаб, особенно перед лицом смерти.

Вообще тут все перемешалось, и идет самая натуральная гражданская война, а разобраться во многих тонкостях разногласий между лидерами оппозиции, и даже между оппозицией и правительством, русскому человеку далеко не просто. Даже ему, хорошо знавшему местный диалект и обычаи: когда Юрий был подростком, его отец служил здесь добрый десяток лет, а жена и сын всегда следовали за Бахаревым-старшим. Через год-другой загорелого, поджарого, коротко остриженного темноволосого Юрку уже с трудом отличали от местных мальчишек. Разве только по светлым глазам. Но и у коренных жителей тоже встречались светлые глаза.

Сходство сохранилось и сейчас: майор иногда этим пользовался, но с известной долей осторожности – если язык остался прежним, то в остальном слишком многое переменилось в этих краях. Он даже на всякий случай навел справки о друзьях-приятелях детских игр, но, как оказалось, одни разлетелись кто куда, а другие жили теперь далеко от тех мест, где действовал Бахарев. И все же…

Юрий зябко передернул плечами, поднял воротник теплой камуфляжной куртки и вновь открыл сумку: пожалуй, пора перекусить. Бутерброд с салом поможет согреться и скоротать время – все равно до рассвета нельзя уходить. Но что делать, если агент так и не появится? Списывать материалы на Султана в архив или упорно продолжать ждать новой встречи, веря в счастливую звезду этого изворотливого человека?

Доев, майор тщательно собрал крошки и отправил их в рот. Потом плотнее вжался спиной в угол стены из саманного кирпича и весь обратился в слух. Но мысленно он был далеко-далеко отсюда, в родной Москве, где он провел юность и встретил первую любовь. У нее были золотистые волосы, большие серо-голубые глаза и очень красивые ноги. Она училась в той же школе, что и Юрка, только классом младше. Он узнал ее телефон и, набравшись смелости, позвонил. И они разговаривали как взрослые, на «вы», а потом договорились встретиться на углу Земляного вала и Яковоа-постольского переулка, где висела афиша кинотеатра «Звезда».

Как это часто случалось, первая любовь закончилась ничем: они расстались, хотя продолжали еще некоторое время встречаться по окончании школы. Наверное, он струсил? Но ей вдруг страшно приспичило срочно выйти замуж, а он не был готов к роли мужа и отца семейства, да и жить-то им, в общем-то, было совершенно не на чего и негде – ни у него, ни у нее условия не позволяли создать хоть минимальный комфорт для молодой семьи. Видно, все в их отношениях зашло в тупик, и она первой решительно вырвалась из него.

Кто стал ее мужем и как сложилась их дальнейшая судьба, Бахарев не знал, хотя служебное положение позволяло ему знать и не такие подробности биографии различных людей. Но он не хотел. Для Юрия она осталась лишь как светлое и чуть-чуть горьковатое воспоминание о днях юности: так щекочущий ноздри пряный дымок сгоревших листьев напоминает о минувших днях золотого лета.

Потом он много встречался с другими девушками, быстро научившись покорять женские сердца. И женился вроде по любви, но, как оказалось, крайне неудачно, и через два года развелся. Вскоре одного за другим потерял родителей и теперь жил один в старой московской квартире. Скоро заканчивался срок командировки, и он вернется домой. Что без него станется с Султаном? Согласится ли он работать с другим сотрудником контрразведки, который примет его на связь? Хотя, чего загадывать, для начала нужно, чтобы Султан пришел…

Ближе к утру нестерпимо начала одолевать дремота, возникло желание плюнуть на все, обнять автомат, сунуть руки в рукава, поднять повыше воротник и соснуть хоть полчасика. Уже плохо помогал горячий кофе и не хотелось ничего вспоминать, а до рассвета оставалось еще долгих три часа. Потом предстояла нелегкая дорога до базы, где наконец-то можно принять горячий душ, рухнуть на койку и постараться напрочь забыть все: первую любовь и бывшую жену, любые жизненные невзгоды и неудачи, равно как достижения и победы. Забыть, и полностью отдаться сладко одурманивающему сну.

Но что это? Кажется, на улице послышались легкие, крадущиеся шаги, и под чьей-то ногой осыпались мелкие камушки?

Вся дрема разом слетела, Бахарев подобрался, на всякий случай вставил запал в гранату и приготовил автомат – как знать, кто бродит ночью? Хорошо, если это тот, кого он ждет, а если нет? Недаром в народе говорят: ночь время бесовское, а тут разных бесов хватало и от них крестным знамением не оборонишься.

Шаги приближались. Похоже, шел всего один человек. Юрий направил в сторону дверного проема ствол автомата, плотно сжал губы и негромко пискнул, подражая испуганной мыши. Шаги затихли, прошло несколько, показавшихся страшно долгими и томительными, мгновений и послышался ответный писк – это давал знать о себе Султан.

Вскоре в дверном проеме смутно мелькнула тень и шепотом позвали:

– Юрик-джон?

– Я тут, – откликнулся Бахарев. Ощупью отыскав протянутую руку осведомителя, он взял ее и усадил Султана рядом. – Кофе хочешь?

– Не откажусь.

Майор открыл сумку, сунул в ладонь агента пластиковый стаканчик и налил в него кофе из термоса. В холодном воздухе сразу же поплыл легкий, дразнящий ноздри аромат мокко. Юрий спросил:

– Ты проверился? За тобой никого? А то слетятся на запах, как стервятники.

– Кто за мной увяжется? – прихлебывая горячий кофе, самодовольно хмыкнул Султан. – Тем более, если путь лежит мимо ваших постов.

– Есть хочешь?

– Нет, спасибо.

– Откуда ты сейчас?

– С той стороны гор, – тихо рассмеялся осведомитель. – Меня там хорошо принимали, грех жаловаться, и угощали на славу. За это я гадал им по звездам и предсказывал судьбу.

– Астра регунте фатуос, сапиенс доминитбур астрос, – чуть нараспев произнес Бахарев.

– Что ты сказал? – не понял Султан.

– Это латынь, – пояснил Юрий. – «Звезды правят дураками, а мудрые – своими звездами».

– Правильно, – помолчав, согласился Султан. – Древние редко ошибались в таких вещах: у них была сильно развита интуиция. Принесенная вами сюда цивилизация уничтожила интуицию моих соплеменников, и они зачастую не ведают, что творят. Это страшно!

«Да, страшно и противоестественно, когда образованный человек вместо того, чтобы заниматься наукой или преподаванием, лазает по горам, добывая сведения для контрразведки, – подумал Юрий. – И многие собственные грехи они готовы списать на русских: цивилизацию, видишь ли, мы им сюда принесли и тем самым уничтожили интуицию первобытного человека. А не пришли бы мы во времена царизма, не прекратили бы бесконечные междоусобицы и не уничтожили бы работорговлю, то неизвестно, что бы тут сталось. Многие из тех, кто воюет друг с другом, могли бы вообще никогда не родиться. И сейчас, стоит нам уйти, как кто-то тут же займет освободившееся место, поскольку оно не может долго оставаться пустым в этом стратегически важном регионе. Но кто придет и что принесет?»

Вступать в философски-политические диспуты с агентом не было ни времени, ни желания: все равно каждый останется при своем мнении. Да и стоило ли затевать споры, способные испортить отношения? Они капля за каплей подточат и обрушат тот шаткий мостик доверия, который Бахареву с таким трудом удалось выстроить между собой и Султаном. Потому майор сделал вид, что не обратил внимание на замечание собеседника, и поинтересовался:

– Что новенького на той стороне?

– Затишье, как перед бурей, – осведомитель вернул пустой пластиковый стаканчик, и контрразведчик спрятал его в сумку: на месте встречи нельзя оставлять никаких следов. – Похоже, все чего-то ждут.

– Чего?

– Кто знает? Может быть, готовятся к новой крупной акции? По крайней мере в ставке Абдулкасыма я видел двух незнакомых людей в камуфляжных костюмах, свои лица они закрывали темными платками. Наверное, не хотели, чтобы их узнали, пусть даже случайно.

– Тебе удалось выяснить, кто они?

– Нет. Излишнего любопытства, как ты понимаешь, проявлять не стоило.

– Может быть, это новые военные инструкторы? – предположил Бахарев.

– Не думаю, – не согласился Султан. – Скорее их поведут на эту сторону хребта. Проводник уже знает дорогу. И я ее тоже знаю.

– Где они пойдут?

– Скорее всего, через Черное ущелье, по карнизу на склоне.

Черное ущелье? Там гостей неплохо встретить, а еще лучше взять живыми. Дислокация воюющих сторон здесь, в горах, частенько напоминала слоеный пирог с раскисшей начинкой, имевшей удивительную способность переползать с места на мес то: сегодня тут правительственные войска, а назавтра, глядишь, уже боевики оппозиции. Только русские огневые точки постоянно оставались на своих местах и прикрывали стратегически важные направления на границе. Куда пойдут незваные гости, если им удастся миновать ущелье? Потом ищи ветра среди мрачных и молчаливых каменных громад, умеющих крепко хранить тайны.

– Куда они нацелились? – спросил майор.

– Не знаю! – тихо рассмеялся осведомитель. – Но вот пойдут они, скорее всего, послезавтра, в самую темную ночь.

И то хлеб, что, хотя бы примерно, известно время перехода границы. Требовать от Султана слишком многого по меньшей мере неразумно – он и так проявлял завидную хитрость и изворотливость, являясь глазами и ушами Бахарева на той стороне хребта. К тому же осведомитель не только добывал сведения, но и изымал корреспонденцию из некоторых «почтовых ящиков»: тайников, в которые закладывали сообщения агенты, постоянно находившиеся среди боевиков и не имевшие возможности приходить на встречи с майором. Правда, к глубокому сожалению, таких людей было немного.

– Это тебе, – Султан сунул в руку Юрия затянутый шнурком небольшой полотняный мешочек с письмами из тайников: каждый осведомитель пользовался своим шифром.

Бахарев спрятал мешочек в сумку, вынул из нее перетянутую резинкой пухлую пачку денег и отдал ее осведомителю. Султан молча принял плату за нелегкий и опасный труд, и Юрий обрадовался тому, что он промолчал: ведь, по большому счету, сейчас заплатили за предательство, в какие бы благие одежды оно ни рядилось.

– Когда увидимся снова?

Осведомитель встал и в чуть забрезжившем сереньком свете раннего утра майор угадывал его поджарую фигуру с сумкой через плечо.

– Через десять дней. Если понадобится раньше, я дам знать: ты знаешь, где искать условный знак.

– Да, – кивнул Султан. – Через десять дней ночью я буду здесь.

Он повернулся и, неслышно ступая, вышел. Бахарев немного выждал после его ухода и тоже выбрался из дома. Вокруг царила тишина, даже ветер куда-то улетел, и оттого казалось теплее. Юрий начал спускаться по тропинке в долину, чтобы выйти на проезжую дорогу. Перепрыгивая с камня на камень, он подумал, что права старая французская поговорка, предлагавшая побеждать без опасности и торжествовать без славы – еще сотни лет назад как будто предвидели появление спецслужб, которым совершенно не нужна огласка: они давно молчат о победах и поражениях. Но, с другой стороны, рано еще думать о победе, а уж о торжествах по ее поводу тем более…

Разомлевший после парной, Александр Исаевич Дороган завернулся в простыню и развалился на мягком широком диване. Перед ним стоял стол с пыхтевшим электрическим самоваром, бутылками со шведской водкой и марочным вином, тарелочками с разными закусками и восточными сладостями, а с другой стороны стола восседал на таком же диване, несмотря на годы все еще поджарый и мускулистый, отставной генерал-лейтенант Георгий Кузьмич Шатуновский.

Дороган знал, что Шатуновский близок к некоторым лидерам оппозиционных фракций в Думе. Поэтому не очень трудно догадаться, что он недаром пригласил его попариться в недоступной для простых смертных баньке и посидеть за шикарным столом: Георгий Кузьмич жаждал получить от Александра Исаевича свежую информацию. Ну, на крайний случай, если не удастся получить свежую, то хотя бы перепроверить полученную ранее. Однако Шатуновский упорно не делал многообещающих авансов, и это злило Дорогана: что он ему, подзаборный алкаш, что ли, чтобы под хорошую водочку и маринованный огурчик развязывать язык? Дешево же его ценили господа оппозиционеры, слишком дешево!

Шатуновский налил в хрустальные рюмки водки и поднял свою до уровня глаз, словно хотел посмотреть через нее на Дорогана, как сквозь магический кристалл, проникнув в самые сокровенные мысли.

– С легким паром!

– И вам того же!

Александр Исаевич опрокинул рюмку в рот, закусил кусочком балыка и вспомнил, как Булгаков писал в «Собачьем сердце», что интеллигентный человек, выпивая водку, оперирует закусками горячими, а не холодными. Да откуда же теперь взять в людях интеллигентность, если вся страна, по большому счету, превратилась в лимиту?

– Что решил большой папа?

«Большим папой» Георгий Кузьмич называл президента, и Дорогана покоробило от бесцеремонной напористости отставного генерала: хоть бы выждал для приличия некоторое время, прежде чем брать быка за рога. И он решил его немного подразнить.

– У нас же гласность, так сказать, свобода слова. Что об этом настрочили писаки? Или они затупили перья?

– Гласность? – Шатуновский пососал дольку лимона и кисло скривился. – Это всего лишь синоним «огласки», – продолжал отставной генерал. – Свобода слова с нее начинается, но далеко не заканчивается! Тут играют важную роль не только отмена цензуры и получение каждым гражданином права учреждать средства массовой информации, но и реальная многопартийность и многое другое. А что на деле?

– Вот именно: что? – поддакнул Дороган.

– Узурпация власти, – вяло отмахнулся Георгий Кузьмич. – Если финансы в определенных руках, то в них же и средства массовой информации. Следовательно, та информация, которая может нас интересовать, становится недоступной. Гласности давно заткнули рот и свели ее на нет! Не считаете же вы гласностью сообщения об убийстве очередного деятеля или скандале среди поп-звезд? А информация из верхних эшелонов по-прежнему строго перепроверяется и дозируется в гомеопатических дозах. Поэтому я и спрашиваю: что решил Большой папа?

Александр Исаевич понял, – что если он опять увильнет от прямого ответа или промолчит, то отношения с отставным генералом и теми, кто стоит за ним, непременно будут подпорчены. Однако давать Шатуновскому сведения на халяву тоже как-то… И Дороган решил схитрить, как в детской игре «Вы поедете на бал?» Итак, «да» и «нет» не говорите, черное и белое не называйте.

– Его прежнее решение не изменилось.

– Да, я слышал, – кивнул Георгий Кузьмич. – Впрочем, в некоторых кругах есть мнение, что его еще можно изменить?

– Вряд ли, – рассмеялся чиновник. Затеянная игра начинала его забавлять. – Президент упрям, и давление на него может оказать результат, противоположный ожидаемому.

– Президентов тоже меняют, – вновь наполняя рюмки, многозначительно заметил Шатуновский, – как и монархов. Даже легче во многих отношениях сменить президента, чем, скажем, короля.

– Как знать, – протянул Дороган. – Мировой опыт показывает: даже после смены человека на высоком посту все продолжало идти заранее предначертанным путем. Меняли Ганди в Индии и президентов в Штатах. А результаты? Где гарантии, что после решительных действий через определенный промежуток времени все не вернется на круги своя? Уж слишком заманчив популистский шаг, задуманный Большим папой.

«Уж не думают ли дурные головы о покушении на него? – с испугом подумал Александр Исаевич и ему стало жутко. – Если так, то всем каюк! Особенно при неудаче. Никого не помилуют, а я, будто жертвенный баран, окажусь в одном стаде с этими паршивыми овцами. Нет, линять отсюда, и поскорее!»

Но тут, словно подслушав его мысли, отставной генерал, сам того не зная, несколько успокоил собеседника.

– Это я так, можно сказать, чисто умозрительно, – объяснил он, и Александр Исаевич невольно вздохнул с облегчением. – Мы люди цивилизованные, и такой путь решения проблем нам не подходит.

«Хорошо, если не врет», – подумал Дороган и одним махом выпил водку. Обжигающей струей холодное спиртное прошло по пищеводу, и чиновник не стал закусывать, а закурил сигарету: хотелось слегка забалдеть и расслабиться, но Шатуновский сломал все удовольствие своей тупой армейской напористостью.

– Что творится у наших приятелей? Вы понимаете, о ком я?

Александр Исаевич прекрасно понимал и пожалел, что не кинул в рот ломтик лимона: тогда тоже можно было бы кисло скривиться.

– Представители оппозиции ищут контакты для ведения переговоров о сделке, а их обхаживают израильтяне. Кстати, и те, и другие наши бывшие соотечественники.

– Которые, не исключено, работают на Моссад, – желчно заметил генерал, – что за люди, мать их совсем?! То они смываются, то слезно просятся обратно, а потом начинают курсировать туда сюда. Не успеешь облегченно перекреститься после их отъезда, как они снова тут… А где все эти контакты и переговоры вы сказали?