Текст книги "Скорпион в янтаре. Том 2. Криптократы"

– Мы в конце концов мужики, командиры или кто? – перешел он на простецкий, но отдающий металлом тон, расхаживая с дымящейся сигарой по кабинету. – Битые немцы, никчемные вояки итальянцы, марокканцы и прочая шелупонь – разве это противник? Немного фантазии, непреклонная решимость – и все! Помните, как в девятнадцатом белые сломались разом и побежали от Орла до Новороссийска? Так подальше было, чем от Теруэля до Бильбао. Насколько? – указал он сигарой на советника Малиновского (дона Малино).

– В три раза примерно, тысяча триста километров против пятисот.

– Совершенно верно. Так что все в наших руках… Одним словом, вы тут подумайте, через час я вернусь. Надеюсь увидеть окончательный и согласованный план победы.

Он встал, собираясь пройти в другое помещение, где ждали его люди, которых на это совещание он не счел нужным пригласить.

– Разрешите обратиться, товарищ Шестаков, – поднялся со своего места полковник Павлов, советник танковых войск, круглоголовый, наголо выбритый мужчина с усиками щеткой и тяжелым внимательным взглядом.

Хороший командир и специалист, пока, правда, максимум дивизионного уровня. Грубый, упорный, но мало самостоятельный. От чрезмерного желания угодить Москве в должности командующего Белорусским округом проигравший приграничное сражение, зря, под горячую сталинскую руку, расстрелянный уже в июле сорок первого. С гораздо большими основаниями можно было бы расстрелять Жукова, но тот вывернулся.

– Обращайтесь.

– Вы лично мне разрешаете отозвать все наши танки со всех фронтов и использовать их на Теруэльском направлении?

Вот она, его беда. Распоряжение ему нужно. Какой же из тебя в таком случае «советник»?

– Дайте мне ваш командирский блокнот, товарищ Павлов…

Павлов расстегнул полевую сумку и подал требуемое.

На чистой странице, с положенным номером и грифом Шульгин начертал остро отточенным красным карандашом: «Не только разрешаю, но и приказываю полковнику Павлову предпринять все входящие в его компетенцию действия для обеспечения поставленной задачи».

Усмехнулся, покачивая острием над листом, и добавил цитату из Петра Первого: «Не держись указов, аки слепой стенки. Ибо в них только случаи означены, а не настоящие обстоятельства…»

– Подумайте на досуге, Дмитрий Григорьевич, мой вам дружеский совет. Если не вникнете – можете плохо кончить. Вы, Константин Константинович, проследите, чтобы никаких «трений» не возникло, – сказал он Рокоссовскому. И подумал мельком, как оно на будущей карьере великого полководца скажется – что не в тюрьме ему два предстоящих года сидеть, а армиями командовать? Насколько талант его расцветет? Или вдруг завянет, поскольку именно тюрьмы ему и не хватит для окончательной кристаллизации?

А Павлов пусть думает. И Дельфийский оракул, и Кассандра примерно так и предсказывали. Туманно, но угрожающе.

В другой комнате, где на столах были разложены крупномасштабные карты центральной Испании и подготовленные лично Шульгиным информационные материалы, его ждали командир отдельного 14-го корпуса коммунист полковник дель Вайо, советники по разведывательно-диверсионной работе Мамсуров и Старинов. А также начальник личного спецназа Шестакова Гришин, теперь располагавший серьезными силами. Связавшись с Заковским, Шульгин добился переброски самолетами еще сорока бойцов «особых специальностей».

Четырнадцатый республиканский корпус, сформированный в декабре 1936 года, насчитывал до 5 тысяч человек, сведенных в семь бригад, рассредоточенных по Каталонскому, Центральному и Южному фронтам. Корпус имел две собственные школы в Барселоне и Валенсии, где готовились подрывники, снайперы, радисты и люди других нужных специальностей под руководством тех самых, не успевших попасть «под ликвидацию» советских профессионалов. О качестве подготовки говорил тот факт, что при множестве успешных акций по преимуществу на занятой мятежниками территории корпус потерял за все годы войны всего лишь 12 человек. Да и сам его старший инструктор, ныне пока майор Старинов, поучаствовав в пяти войнах, скончался в возрасте ровно ста лет, написав интереснейшие мемуары, большая часть которых засекречена до сих пор.

– Ознакомились с обстановкой, товарищи? – спросил Шульгин, присаживаясь на край стола и раскуривая очередную сигару. – Вы, компаньеро дель Вайо, сумели собрать своих бойцов в один кулак?

– Да, компаньеро Алехандро, – полковник указал на карте небольшой городок западнее Лериды, километрах в тридцати от линии фронта, прямо напротив одного из главных опорных пунктов франкистов, Сарагосы. – Полторы тысячи лучших. Остальные слишком далеко или заняты в других операциях мелкими группами. Но здесь мы сможем находиться не более суток, иначе утечка информации неизбежна. Найдется, кому донести и «своим», и на ту сторону.

Умное, симпатичное лицо тридцатилетнего комкора скривилось от сдерживаемого отвращения и ненависти.

– Управимся…

Шульгин, будучи по натуре именно спецназовцем – когда индивидуалом, когда вдохновителем и организатором батальона Басманова, позже – руководителем одновременно белой и красной контрразведок, что выглядело парадоксально, но весьма эффективно (ведь это очень удобно, когда противостоящие силы управляются одним человеком, исключается глупый параллелизм и ненужные потери), – находился сейчас в своей стихии.

Вернувшись из сталинской Москвы и «полета» в другие измерения, он знал, что делать, и имел необходимую материально-идеологическую базу: деньги, что не слишком важно, но полезно, не проходящее ни по каким учетам оружие в достаточном количестве, а главное – информацию.

Полторы тысячи бойцов дель Вайо, по мнению Мамсурова и Старинова, были вполне подготовлены для выполнения операций «первого уровня». Пусть и не так, как немецкий батальон (позже полк) «Бранденбург» времен Второй мировой, но несравненно лучше, чем франкистские полевые части. Главное же – солдаты корпуса были идеологически ориентированы. Они действительно были готовы сражаться и умирать за идею, что на войне – главное.

Мамсуров и Старинов, кроме того, располагали каждый примерно сотней людей более высокого уровня подготовки. Своих, второй год работавших инструкторами у испанских товарищей, и интернационалистов с опытом службы в аналогичных подразделениях стран, из которых приехали. В Мировую войну и позже.

У Гришина теперь было пятьдесят бойцов, тоже весьма квалифицированных в делах, которые «приличные» люди считают «неприличными».

– Итак, товарищи, на фронте с завтрашнего дня случится то-то и то-то, – указал на карте, что именно, не вдаваясь в подробности. Люди грамотные, то, что им требуется, поймут. – Надеюсь, успешно. В любом случае франкисты завязнут прочно на неделю, а то и больше, даже если полевые войска не оправдают моих надежд. Нам этого хватит. Пригласите, – указал он пальцем на дверь самому младшему по возрасту и званию Гришину. По причине секретности совещания адъютантов здесь не полагалось.

В кабинет вошли два комиссара Интербригад, немец Рейнгольд Фраш и итальянец Джакомо Бизлери. Несмотря на то что в Крыму Шульгин ожесточенно воевал с большевиками, здесь он доверял именно коммунистам. По названной выше причине.

– Садитесь, товарищи. У вас все готово?

По испанскому да и русскому обычаю приглашенным предоставлены были вино, водка, прочие напитки и табачные изделия. Иначе – неуважительно.

Товарищи должны были обмундировать, вооружить и нужным образом сориентировать по сотне надежных бойцов, которые будут изображать соотечественников из легиона «Кондор» и ударной дивизии чернорубашечников[18]18
  Аналог немецких эсэсовцев.


[Закрыть] «Черное пламя».

– Готово, компаньеро Алехандро.

– Транспорт?

– Имеем двадцать грузовиков и автобусов с итальянской и франкистской маркировкой. Горючего полные баки. Остальное возьмем там.

– Хорошо. Начало операции назначаю на девятнадцать часов завтра. Вы, товарищи, – обратился он к Мамсурову и Старинову, – координируя действие своих отрядов с батальонами компаньеро дель Вайо, скрытно пересекаете линию фронта, выдвигаетесь южнее и севернее Сарагосы и начинаете неограниченную диверсионную войну на коммуникациях, линиях связи и в местах дислокации гарнизонов мятежников. Именно неограниченную! Чтобы пошел настоящий шум и паника! Да что мне вас учить? Желательно десятку-другому мелких групп просочиться в саму Сарагосу, учинить там деморализующие беспорядки. Соответствующее снаряжение вам будет предоставлено к утру.

Общая задача – нанести противнику максимальный психологический ущерб и заставить его начать переброску на север своих мобильных подразделений. Или, наоборот, осуществить стремительный отход. Это несущественно. Главное, чтобы сложилось впечатление, что республиканцы начали генеральное наступление под прикрытием отвлекающей Теруэльской операции. Небольшой вопрос к вам, товарищ дель Вайо. Как этого можно добиться с вашими силами? Только не думайте, что я вас экзаменую, мне просто хочется узнать, совпадает ли ход наших мыслей. Очень важно, если союзники понимают друг друга без слов.

При этом он незаметно подмигнул Старинову. Этого человека он видел в документальном фильме восьмидесятилетним, а сейчас перед ним сидел подтянутый, достаточно молодой и симпатичный командир. Ему можно доверять безоговорочно, вся последующая жизнь тому порукой.

Тот понимающе кивнул:

– Я так думаю, товарищ Алехандро, нам следует добиться, чтобы до противника ни в коем случае не доходила реальная информация. Только панические слухи. Как это сделать – я знаю.

– Совершенно верно. Причем наверняка лучше, чем я. Здесь ваша страна, ваш народ и ваш враг. Подробности меня не интересуют. Общее руководство возлагается на вас и товарища Мамсурова. Товарищ Старинов отвечает за техническое обеспечение. Не смею больше задерживать. С этого момента связь со мной только по радио.

Для этого Шульгин сумел раздобыть и доставить в Барселону десять американских радиостанций, работающих на волнах, не совпадающих с теми, что доступны рациям франкистов и немцев. Так что говорить можно было и открытым текстом, не затрудняясь шифрами и кодами.

Отпустив командиров, он попросил задержаться комиссаров-интернационалистов. Гришин, конечно, тоже никуда не ушел.

Шульгин чувствовал себя порядочно усталым, но дело следовало довести до конца.

– Вам все понятно, товарищи?

Товарищи согласно кивнули головами, только педантичный немец поинтересовался, отчего не было сказано ни слова о том, где и как предполагается использовать их отряды и кому они должны подчиняться.

– Для этого я вас и оставил. Общий план действий вам теперь понятен, а о частностях…

По замыслу Шульгина, если Теруэльская операция разрабатывалась как отвлекающая мятежников от Мадрида, то диверсионный набег на Сарагосу должен был, кроме чисто военных целей, замаскировать самое главное.

Отряд в двести немецких, итальянских, русских и испанских «рейнджеров» он намеревался в течение завтрашнего дня сосредоточить в районе городка Барбастро, недалеко от самого спокойного, потому что труднопроходимого, участка линии фронта, проникнуть на франкистскую территорию по склонам Сьерра-де-Гуара в сторону Уэски, ударом с тыла уничтожить посты и заставы, прикрывающие дорогу Лерида – Уэска – Памплона. Затем под видом германо-итальянского отряда рвануть на северо-запад, обеспечив, естественно, полную внезапность и секретность акции.

– Обеспечьте выдвижение ваших отрядов. Встречаемся вот здесь, – он указал карандашом точку на карте, – в двадцать ноль-ноль. Я лично прибуду, чтобы вас проводить…

Глава седьмая

– Здорово вы всем мозги запудрили, Григорий Петрович, – с искренним уважением сказал Гришин, когда они наконец остались одни. – Я и то теряюсь, чем же мы по-настоящему будем заниматься…

Он имел в виду истинную роль своего отряда, потому что опыт не слишком долгого общения с начальником ему подсказывал – слова и дела того, как правило, расходятся достаточно сильно. Да и предыдущая служба научила смотреть на вещи под несколько иным углом, чем обычные люди.

– Пока будем ехать – расскажу. Ты вот что, распорядись, чтобы хоть яичницу поджарили, что ли. Зверски оголодал, весь день пустяки всякие, то ломтик хамона, то кусочек сыра. Пусть ко мне в номер принесут…

– С салом?

– А есть? – Представив шкварчащее на сковороде настоящее сало, он не удержался, сглотнул слюну.

– Как не быть. И яиц – три, четыре?

– Можно и пять. А Буданцев где?

Иван Афанасьевич, пока не нашлось ему настоящей работы, по собственной инициативе изображая мелкого сотрудника интендантской службы, вращался в среде примерно такого же ранга товарищей, прибывших сюда раньше него. Знакомился, интересовался образом жизни и «возможностями», благо внешность у него была такая, что заподозрить его в чем-то, кроме желания выпить на халяву стакан казенного спирта или придраться к неразборчивой записи в инвентарной книге, было невозможно. На самом же деле он создавал собственную агентурную сеть: из наших сотрудников, из испанцев, начиная с гостиничной обслуги и до высокопоставленных полицейских, курировавших отель и его обитателей. Кого за деньги привлекал, кого на энтузиазме. Грош цена тому оперу, у которого на связи не имеется полутора-двух десятков надежных осведомителей. И на малинах такие бывают, и в тюремных камерах…

– По городу бегает. Испанский учит…

В голосе оперативника Шульгину послышалось осуждение. Или – ревность.

– Пусть бегает. Тебе до него… – Сашка не стал уточнять. Чтобы лишний раз не осложнять взаимоотношения. Ограничился нейтральным: – Когда сам ромбик в петлицу заработаешь, тогда и будешь контролировать…

– Так он что, майор? – удивился Гришин. Для него в рамках госбезопасности, к которой принадлежал, данное звание казалось недостижимой вершиной.

– А ты думал – в натуре, бухгалтер? В общем, объявится, скажи, чтобы ко мне зашел.

Плотно поужинав, Шульгин снова заснул без вызывавших бессонницу мыслей.

Выехали не слишком рано, после девяти. Даже по здешним дорогам двести километров – не очень серьезное расстояние. Гришин раздобыл два грузовика и три санитарных автобуса «Фиат» из недавних республиканских трофеев. Сам Сашка сел за руль «фордика», Гришин рядом, с автоматом «томпсон» на коленях.

Утро было сырое и туманное, достаточно теплое, приморское, но как только дорога пошла в гору, начал срываться сухой снег, задул ветер, резко похолодало. Кое-где попадались участки гололеда, на открытых местах порывы шквалистого ветра грозили сбросить машину на обочину или прямо в обрыв, так что жестко связанный с колесами руль приходилось удерживать изо всех сил. Отнюдь не легкая прогулка, а серьезная работа. На приличном джипе с гидроусилителем и движком лошадей на двести помощнее ехать было бы куда приятнее. И говорить на серьезные темы тоже.

В экспедицию Шульгин взял всех своих бойцов, снаряженных и вооруженных из расчета автономных действий в тылу врага в течение недели, а там или операция завершится тем или иным образом, или можно будет перейти на иждивение противника.

Собственный опыт и многочисленные учебники, справочники и наставления, касающиеся теории и практики подразделений спецназа, партизанской и контрпартизанской деятельности Второй мировой и сорока лет последовавших за ней локальных войн, весьма способствовали разработке плана, заведомо обреченного на успех.

Для усиления новичков, умелых, но понятия не имевших об особенностях ТВД,[19]19
  ТВД – театр военных действий.


[Закрыть] о местных условиях и обычаях, Мамсуров передал в его распоряжение пять человек из своего контингента, уже отвоевавших в франкистских тылах по году и больше, знавших язык и массу специфических деталей. Интербригадовцы выделили в помощь трех немецких товарищей, заслуживших хотя и мелкие, но офицерские чины в Первую мировую и помнящих, каким образом нужно разговаривать хоть с соотечественниками из легиона «Кондор», если они вдруг встретятся на пути, хоть с фалангистскими союзниками. И двух итальянцев на тот же самый случай.

Кроме того, Шульгин озаботился тем, чтобы до пункта сосредоточения их сопровождал бронеавтомобиль Республиканской штурмгвардии. Для обеспечения взаимодействия в прифронтовой полосе с чересчур бдительными товарищами из контрразведки и полупартизанских формирований каталонских профсоюзов.

Сама по себе задача сложной не представлялась. Местность, намеченная для форсирования линии фронта, совсем не подходила для операций даже дивизионного масштаба и с обеих сторон прикрывалась преимущественно патрулями на горных тропах. В полосе более шестидесяти километров шириной не было вообще ни одного населенного пункта, а подходы к расположенному на пересечении трех плохо шоссированных дорог городу Уэска с севера преграждали несколько отрогов господствующей над местностью двухкилометровой горы Гуара.

Имеющим опыт действий в подобных условиях бойцам не составит особого труда открыть выход отряду на оперативный простор.

На въезде в городок, похоже, не изменившийся со времен Сервантеса и Дон Кихота, куда они добрались уже в темноте, их ждали.

Машины интернационального испано-германо-итальянского батальона запрудили узкие улочки и длинную террасу над речкой Альканадре. Шульгина и Гришина посыльный, уже переодетый в мундир франкистского лейтенанта, провел в нижний зал таверны на постоялом дворе, где все – забор, главный дом, флигеля и службы – было сложено из серого, выветренного камня лет триста или пятьсот назад. Двор был вымощен тем же камнем, как и площадь перед ним с единственным корявым каштаном посередине.

Когда-нибудь в будущем это будет приводить в восхищение европейских и азиатских туристов, а пока что наводило на мысли о давно и навсегда остановившемся времени.

Зато с военной точки зрения все обстояло хорошо. Нет электричества, нет телефонной связи. И почти наверняка отсутствуют франкистские агенты, снабженные батарейной рацией, которые могли бы передать на ту сторону информацию о появлении крупного вооруженного формирования.

Местные жители, испокон веку приученные не доверять никому, включая обитателей соседних деревушек, заперли тяжелые двери и ставни, предпочитая не знать, что за войска вошли в город и зачем. Франкисты, республиканцы – какая разница?

– Буэнос ночес, компаньерос, – сказал Шульгин, подсаживаясь к длинному деревянному столу, на котором, кроме тарелок с закусками, кувшинов с вином и медной керосиновой лампы, была предусмотрительно разложена карта-километровка. Здесь заседали, потягивая густое темное вино, Фраш, Бизлери и совсем молодой испанский командир, как и его порученец, одетый в франкистскую, щеголеватую в сравнении с республиканской, офицерскую униформу. На нашей Гражданской тоже так было. Похоже, до прихода «компаньеро русо» союзники о чем-то жарко спорили.

Сашка за время дороги вымотался основательно. Двести километров за рулем легковой машины дались труднее, чем когда-то шестьсот на мотоцикле. «Старею, наверное», – усмехнулся про себя, указал Гришину на место рядом, кивнул на полевую сумку. Немедленно появилась бутылка «Московской» водки и батон одноименной колбасы. Мол, у вас свое, у нас свое – сравним, что лучше. Немец мгновенно оживился, он-то понимал толк в «настоящих» напитках, южане лишь пригубили, больше из вежливости.

В течение часа союзники наконец-то получили представление о подлинном плане операции. Поначалу он поразил их своей авантюрной наглостью. Но в ходе обсуждения деталей согласились, что, пожалуй, сработает.

Рано-рано, под конец, флотским языком выражаясь, «собачьей вахты», между тремя и четырьмя утра, начал выдвижение передовой отряд – тяжелый немецкий броневик «231», разрисованный всеми необходимыми эмблемами и номерами, на броне десант из пятерых немцев и двух испанцев. В те времена подобное не практиковалось, но тем хуже для неприятеля. Следом шли два грузовика, в тентованных кузовах по пятнадцать человек, опять же немцев и итальянцев в нужном обмундировании, все вооружены исключительно «томпсонами», других подходящих к задаче автоматов тогда в мире не было. За ними – автобусы с основной ударной силой, еще семьдесят бойцов, автоматы, много ручных пулеметов, ящики гранат, по преимуществу русские «Ф-1» и немецкие наступательные с длинными ручками.

Испанские гвардейцы аккуратно отвели в сторонку гарнизон республиканской заставы, вежливо, но под стволами объясняя, что сейчас тут начнется другая работа. И поучаствовать в ней они могут, громко крича что угодно, стреляя в воздух и в направлении собственного тыла. Но ни в коем случая не покидая позиции и потом никому ничего не рассказывая. Как умеют штурмгвардейцы поступать с непонятливыми, знали все.

Тут же бойцы десантной группы начали разбрасывать, вручную и с помощью метательных устройств, десятки взрывпакетов, крайне мощных, звуком и яркостью пламени похожих на разрывы артиллерийских и минометных снарядов.

Примерно километром сзади подобный концерт устроила группа прикрытия. Масса осветительных ракет над дорогой, захлебывающиеся пулеметные очереди и взрывы, взрывы. Даже опытному в военном деле человеку спросонья вполне могло вообразиться, что с республиканской стороны с боем прорывается какая-то часть, а неприятель оказывает сопротивление как раз в меру своих боевых возможностей.

Франкисты знали, что у республиканцев границу держат примерно две роты, у них самих было почти столько же. Две роты марокканцев и неполная рота мобилизованных из Эстремадуры крестьян. В их сторону пули и снаряды не летели, а о том, что это может оказаться «военной хитростью», даже кадровый испанский капитан, не говоря о марокканских офицерах, догадаться не успел, вернее, ему подобное и в голову не пришло по причине специфического менталитета.

Поэтому, когда сбивая рогатки, обмотанные колючей проволокой, через не слишком глубокий ров, пересекающий дорогу, перевалился, завывая мотором, немецкий броневик, тяжелые пулеметы из фланкирующих бункеров стрелять не стали. Хотя «гочкисы» могли с двадцати метров порубить двенадцатимиллиметровую броню в клочья и еще худшее учинить с грузовиками и автобусами.

Немцы-десантники кричали на своем языке, испанцы – по-испански, итальянцы добавили в общий хор эмоционального накала: «Хох!», «Арриба, Эспанья!», «Дуче семпре рачионе!», «Пассеремос!», «Кончайте стрелять, придурки, тут все свои!» – создавая полную картину успешного прорыва ударного подразделения из тылов противника, возможно, обозначающего окружение Восточного фронта противника.

Отважные бойцы посыпались из кузовов, бросились пожимать руки и обниматься с боевыми друзьями, к которым пробивались так долго. Правда, будь капитан чуть понаблюдательнее, успел бы сообразить, что «камрады» уж очень аккуратно одеты для солдат, с боями преодолевших не одну сотню километров. И отчего на машинах, если позади еще гремит пехотный бой? По правилам надо бы наоборот.

Впрочем, на такие штуки легко покупались и советские солдаты и офицеры в сорок первом. Трудно думать о плохом, когда перед тобой – хорошее. А через секунды в ход пошли ножи, пистолеты, ручные гранаты и автоматы.

За несколько минут несколько домов, приспособленных под бункеры, площадки и проходы между ними, пулеметные гнезда были завалены трупами.

На третий год войны взаимное ожесточение достигло такого накала, что и в обычных боях пленных брали достаточно редко, а марокканцы республиканцев – вообще никогда. Спецназу, уходящему в глубокий рейд по тылам, они тоже ни к чему.

Только капитану Барсело было позволено остаться в живых, под честное слово. Он указал на карте расположение батальона, занимавшего позиции в пятнадцати километрах позади, между Ангуэсом и Уэской, имя его командира и позывной.

Телефоны тогда были плохие, голос передавали с большими искажениями, и республиканский офицер от имени капитана доложил, что с вражеской стороны к его заставе пробился германо-итальянский отряд, якобы выполняющий особое задание. Преследующие его коммунистические части отсечены и остановлены. Отряд на пяти машинах, имея при себе убитых и раненых, движется к Уэске. Просьба встретить и оказать необходимую помощь, так как застава таких возможностей не имеет.

Свое обещание республиканский офицер сдержал, капитан был отправлен с сопровождающим в тыл, а отряд, дождавшись подхода обеспечивающей группы, уже как бы легально двинулся на запад.

В это же время, не дожидаясь результата штурма заставы, три сводных взвода под общим командованием Гришина форсированным маршем двигались в сторону Уэски, обходя ее с севера. Двадцать километров по горным тропам при наличии проводника из местных не так уж много, хотя и несли бойцы на себе двухпудовую выкладку оружия и боеприпасов. Продовольствия – по банке свиной тушенки, полкило хлеба, две плитки шоколада, фляжке крепкого чая и фляжке коньяка. Шульгин шел на равных, только без груза – автомат на ремне, бинокль, пистолет и подсумки.

Первый бросок – пятнадцать километров, переменным аллюром: бег – быстрый шаг – снова бег.

На получасовом привале он получил сообщение от штурмовой группы, что она вышла на подступы к первой линии прикрытия города. Без потерь. Сашка приказал по возможности уничтожить ядро обороны без особого шума, а потом, заняв окопы и укрепленные узлы, развернуть тяжелое вооружение фронтом на запад и устроить «настоящий шум». Одновременно от имени старшего офицера доложить в штаб гарнизона Уэски, что крупные силы республиканцев силами более полка непрерывно атакуют и возможности держаться почти исчерпаны. В истерическом тоне требовать немедленной помощи, заявляя, что не позднее чем через час батальон будет уничтожен – или немедленно начнет отступление.

В этой «авантюре» ничего выдающегося не было для человека, знающего «неслучившееся прошлое» и «условное будущее». Любой толковый офицер в наше время понимает, что двести хорошо подготовленных и вооруженных автоматическим оружием рейнджеров за полчаса способны практически без потерь перебить восемьсот вражеских солдат, захваченных врасплох, малограмотных во всех смыслах, то есть неспособных оценивать обстановку и принимать хоть какие-то решения, кроме диктуемых спинным мозгом. Особенно ночью. По ночам не воевали даже немцы вплоть до сорок второго года.

Старые винтовки, ровесницы нашей «мосинки» – тоже не оружие в скоротечном ближнем бою.

Не говоря о Каховском сражении, где дивизия корниловцев и батальон Басманова днем в открытом поле разбили целую армию красных, в анналах истории имеются примеры взятия немецкими десантниками форта Эбен-Эмаэль и Крита, японцами – Сингапура. Сингапур, кстати, англичане считали действительно неприступной крепостью, многократно более мощной, чем Севастополь и Порт-Артур (которые, к слову, оборонялись почти по году), но позорно сдали его через неделю. Как и французы свою «линию Мажино».

В начале «настоящей» Отечественной немецкие штурмовые отряды тоже ухитрялись захватывать стратегические мосты и укрепрайоны смешными, по сравнению с обороняющимися, силами.

Сидя на выступе плоского камня под прикрытием густого местного кустарника, Шульгин, подсвечивая фонариком, указывал Гришину на карте:

– Смотри, вот очередная наша фишка. В течение трех-четырех часов максимум, когда рассветет, франкисты из Уэски начнут, по моим предположениям, выдвигаться на помощь своему гибнущему (уже погибшему, на самом деле) батальону…

– Простите, Григорий Петрович, а если не начнут? Вы знаете лично начальника ихнего гарнизона? Что он за командир? Вдруг предпочтет занять оборону, плюнув на своих? В тепле, в каменных зданиях, под прикрытием артиллерии. Зачем ему лезть черт-те куда в такую погоду, без знания обстановки? Это же испанцы. Может, дозор вышлет, а то и скажет – отступайте, как сумеете!

– И так может случиться, – согласился Шульгин. – На этот случай предусмотрен другой вариант. Одним испанским взводом наши будут до последнего имитировать бой, подожгут все, что можно, из трофейных пушек начнут обстрел окраин города, а немцы с итальянцами втихаря обойдут Уэску и, изображая подход резервов, атакуют франкистов с тыла, имея целью прежде всего штабы и пункты боепитания. При тамошней топографии и архитектуре у обороняющихся минусов больше, чем плюсов…

Шульгин знал, о чем говорил. Компьютерно моделируя все этапы операции, он убедился, что засев в прочных, на вид неприступных средневековых зданиях, мятежники полностью потеряют контроль над городом. Узкие, двух-трехметровой ширины улицы, окруженные сплошными стенами домов и каменными заборами, легко блокируются с перекрестков пулеметами, после чего любая возможность вылазок обречена на провал. Эти города и городки на Пиренеях строились в расчете на оборону в реалиях XIII–XIV века. Тогда действительно несколько воинов с мечами и алебардами, прикрываясь щитами, могли полдня отмахиваться от каких-нибудь сарацинов или мавров в устье каменной кишки, а их жены и дети из окон и с крыш лили на головы врагов кипяток, расплавленную смолу, швыряли камни и черепицу. А тем и бежать некуда, и укрыться негде.

Теперь же все наоборот. Невозможно, поодиночке выскакивая из дверей, по-прежнему узких, за короткое время собрать приличную группу, способную атаковать вдоль каменной щели, где не только прицельные, но и шальные, рикошетные пули находят свою цель. В чистом поле развернутой цепью можно пробежать живым сотню метров до вражеских позиций и сцепиться врукопашную, а здесь – никак!

– Пока ребята будут блокировать город, позволив гарнизону оттянуться в самую укрепленную и неприступную его часть, Громов и Сиснерос[20]20
  Идальго де Сиснерос – главком ВВС Испанской Республики.


[Закрыть] ударят по обозначенным ракетами объектам всеми своими «СБ» и «Потезами».

– Что это даст нам? – практично поинтересовался Гришин, которому вопросы большой стратегии были не слишком интересны и понятны.

– Единственно – безопасность. Мы с вами фактически не существуем, разве что в сознании нескольких человек, случайно задумавшихся, что там за люди крутились вокруг штаба Главного советника. Да и то сомневаюсь, что на фоне прочего мы привлекли отдельное внимание. Запомните, Роман, еще Честертон писал: «Где умный человек прячет камешек? На морском берегу. А где умный человек прячет лист? В лесу…»

Совершенно неожиданно старший лейтенант проявил несовместимую с возрастом и должностью эрудицию:

– Если нет леса, он его сажает. И, если ему нужно спрятать мертвый лист, он сажает мертвый лес…

Шульгин, вспомнив свою молодость, шестьдесят восьмой год и букинистический магазин рядом с Политехническим музеем, изобразил аплодисменты, не сводя, впрочем, ладони.

– Поражен вашей эрудицией, Роман. Что ли в советской неполной средней школе почитывали?

Гришин или не понял, или пропустил мимо ушей иронию, прозвучавшую в голосе большого начальника.