Текст книги "Бухта влюбленных"

– Тебе неплохо было бы чего-нибудь выпить, Ферн.

Росс вышел ненадолго и принес ей стаканчик бренди. Натянув юбку и нервно застегнув «молнию», Ферн с благодарной улыбкой взяла у него бренди и выпила, после чего надела пиджачок. Наблюдая за ней, Росс хмуро отметил про себя, что такая одежда вряд ли подходит для английского октября. Распахнув гардероб, он достал оттуда красивое леопардовое пальто, которое купил ей в Нью-Йорке.

– В Англии ты почувствуешь холод сразу же, – грубовато-сердитым голосом проговорил он, накидывая пальто ей на плечи.

Лучик надежды блеснул в душе Ферн. «А может… тебе поехать со мной?» – хотелось крикнуть ей, но он опустил руки и подхватил чемодан.

Росс завез Ферн попрощаться с Эдвиной, потом они заехали в банк поменять деньги и пообедали в ресторане. За соседними столиками в компании раскованных мужчин изысканно одетые дамы вели непринужденную беседу, и Ферн вдруг остро ощутила, что это тоже часть ее калифорнийской жизни, которая рассыплется в прах очень скоро – как только она ступит на борт самолета.

И этот момент наступил.

По летному полю гулял ветер, развевая серебристые волосы Ферн и полы пиджака Росса.

– Я буду звонить тебе, – сказал он, тяжело глядя на нее в упор. – О мальчике сильно не переживай – возможно, ему будет уже гораздо лучше, когда ты прилетишь в Англию.

Люди проходили мимо них на посадку, стюардесса понимающе смотрела на Ферн.

– Прощай, милая! – Росс удержал ее на мгновение, а через несколько секунд она уже поднималась по трапу. Ферн не оглянулась – не хотела, чтобы он видел в ее глазах слезы…

– Давайте я помогу вам. – Стюардесса сочувственно пристегнула на Ферн ремень безопасности. – Расставания всегда ужасно тягостны, правда же?

Ферн не могла говорить и только кивнула в ответ. Вскоре самолет пронесся по взлетной полосе и взмыл в небо, как гигантская птица, унося Ферн далеко-далеко от Росса. С каждой секундой, с каждым мучительным ударом сердца она удалялась от него. Отвернувшись к иллюминатору, Ферн наконец заплакала. Тяжелые, беззвучные слезы катились по ее щекам – ведь Росс не сказал «до свидания», он сказал «прощай»!

Когда громадный «боинг» уже гудел над Ла-Маншем, Ферн немного успокоилась и взяла себя в руки. Слезы, как им и полагается, помогли, и теперь Ферн твердила себе, что нужна Брайони и Рику и не имеет права подвести их.

Спускаясь вместе с другими пассажирами по трапу, она поежилась от промозглого ночного воздуха и с удовольствием ощутила на себе тепло леопардового пальто. Рик встречал ее в аэропорту. Его усталое, измученное лицо еще больше укрепило Ферн в решимости забыть о собственных проблемах.

Она поцеловала Рика в щеку, и они обнялись, а затем, получив багаж, поспешили к машине. Глядя на Ферн, Рик отметил про себя, что сестра его жены красива как никогда. И это роскошное, дорогущее леопардовое пальто… А когда Ферн взяла Рика под руку, у него даже ком подступил к горлу. Ведь она стала такой красивой, была теперь женой известного во всем мире журналиста и все же оставалась прежней Ферн – сердечной, отзывчивой, всегда готовой прийти на помощь.

– Ферн, ничего, что я послал тебе телеграмму? – спросил он. – То есть я хочу сказать, ничего, что тебе пришлось приехать? Твой муж не возражал?

– Нет, Росс не возражал.

Они выехали из аэропорта, и аккуратная маленькая «англия» Рика показалась Ферн игрушечной машинкой по сравнению с просторным «меркурьюри», к которому она уже успела привыкнуть. Зеленые поля под нависшим темным небом источали истинно английские ароматы. Сердце Ферн дрогнуло. Это была ее родина, и было столько щемяще британского в облике сидевшего рядом Рика – в его несколько робких серых глазах и в светлых волосах, понемногу уже редеющих на висках.

– Расскажи мне все о Фрэнки, – попросила Ферн. – Где он сейчас? В мейденхедской больнице?

– Да, в легочном отделении. Бедный маленький чертенок… совсем плох. Брайони почти все время проводит у него в больнице… Ох, Ферн, теперь, когда ты вернулась, ей будет намного легче. Эстер, конечно, молодец, но ты же знаешь, как она нетерпелива к Брайони!

Ферн кивнула. Ее старшая сестра всегда была человеком исключительно рациональным и так и не научилась принимать в расчет эмоциональность и порывистость темпераментной натуры Брайони.

– Это воспаление легких началось у Фрэнки как обычный грипп, – объяснил Рик, сворачивая на шоссе, ведущее в Мейденхед. – Но буквально за несколько часов ему сделалось совсем плохо. По дороге в больницу прямо в машине «Скорой помощи» ему даже пришлось дать кислородную маску… – Рик не скрывал волнения. – Мне кажется… Брайони просто сойдет с ума, если с нашим малышом что-нибудь случится.

Ферн сочувственно взяла зятя за локоть. Она сама любила Фрэнки, поэтому могла представить себе муки его родителей, вынужденных в бессилии и беспомощности просто стоять рядом, ждать и молить Бога, чтобы тот не вырвал из их жизни маленького сына, это крошечное чудо, которое они сотворили.

– Рик, современная медицина может творить чудеса, – тихо сказала Ферн. – Мне, как медсестре, приходилось видеть самые невероятные выздоровления.

Рик слушал ее вполуха, погруженный в мысли о больном сыне.

– Он всегда был таким подвижным ребенком! А теперь ты бы только посмотрела на него! У тебя бы сердце разорвалось, если бы ты увидела, как он лежит неподвижно в этой белой постели, с этой страшной кислородной маской на лице. И кажется, что он так далеко от нас, хотя мы сидим рядом и касаемся его. Он там один, совсем один в этом путешествии…

– Господи, Рик!

– Прости меня, Ферн, что я говорю такие вещи, но при Брайони я не могу. Я боюсь напугать ее.

– Понимаю.

Было уже поздно, когда их одинокая «англия» остановилась перед муниципальным домом, в котором жили Скэнлены. Должно быть, Брайони услышала шум подъехавшей машины, потому что дверь дома сразу распахнулась и она выбежала им навстречу. Сестры обнялись прямо на тротуаре.

– Ферни, ты вернулась!..

Брайони всхлипывала, как ребенок, ее светло-пепельные волосы липли к разгоряченным, мокрым от слез щекам, а тонкое тельце дрожало. Ферн и Рик наконец увели ее в дом. Рик сразу же ушел на кухню приготовить крепкого чая. Ферн сняла пальто и с ужасом обнаружила, как исхудала ее несчастная сестра и как осунулось ее лицо. От постоянной тревоги и напряжения она подурнела почти до неузнаваемости, и Ферн теперь поняла, почему плакал ее зять.

Бедная маленькая Брайони! Она выглядела так, будто не спала уже много дней. Ее светлые волосы, всегда такие привлекательные, сейчас были спутанны и неухоженны, белый воротничок платья помялся, а на правом чулке на коленке виднелась дырка.

Ферн села рядом с сестрой на кушетку и взяла ее за дрожащие руки.

– Брай, милая, послушай меня внимательно, – мягко проговорила она. – У тебя есть муж, и ты должна думать о нем не меньше, чем о сыне. Бедный Рик, по-моему, с трудом представляет, что делать с тобой в таком состоянии.

В невыразимом страдании Брайони уткнулась в плечо сестры.

– Пойми, мой Фрэнки умирает! Ты слышишь, Ферн? Мой ребенок умирает! Как я могу жить, зная это?! У тебя нет своего ребенка… и ты не представляешь, что это такое – выносить его, родить в муках и чувствовать, будто он часть тебя! Целовать его синяки и ушибы, прогоняя прочь боль!.. Видеть, как он растет день за днем!.. – Голос Брайони сорвался, и она зарыдала. – Если мой ребенок умрет, я тоже умру!

В комнату вошел Рик с подносом. Поверх склоненной головы Брайони Ферн разглядела его изможденное от постоянного напряжения лицо со впалыми щеками и резко обозначившимися скулами. Он только что слышал рыдания жены, и они причинили ему глубокую боль. Рик любил сына, но Брайони занимала в его сердце главенствующее место. Только сейчас у Ферн не было возможности объяснить ему, что – даже без ее профессиональных наблюдений – ей было ясно: его жена говорила такие дикие, невероятные вещи под влиянием истерики.

Ферн посмотрела в его исполненные муки глаза.

– Ваш доктор не дал Брайони какого-нибудь снотворного? – спросила она. – Ей необходимо хоть немного отдохнуть.

– Да она не будет пить их, Ферн! – сказал Рик.

– А ты принеси, и мы посмотрим. – Улыбаясь, Ферн убрала с разгоряченных щек Брайони спутанные волосы. Бедняжка Рик боялся проявить к Брайони твердость, а Ферн не боялась. Ей, как медсестре, часто доводилось видеть подобные ситуации, и она хорошо знала, что если мозг и тело Брайони не получат хотя бы короткого отдыха, то она может просто не выдержать такого напряжения.

– Спать я не хочу! – запротестовала Брайони, когда Ферн заставила ее выпить несколько глотков чаю. – Мне могут позвонить из больницы… Нет, я не стану спать!

– Не будь ребенком и давай-ка выпей еще чаю.

В комнату вошел Рик, и Ферн потихоньку взяла у него таблетки. Две штуки сразу же отправились в рот Брайони и были тут же запиты чаем – прежде, чем та успела понять, что сделала Ферн. Сама Брайони не раз проделывала этот фокус с бунтующим Фрэнки – совала ему в рот ложку с лекарством от кашля как раз в тот самый момент, когда он открывал его, чтобы воспротивиться.

– Ферни… – захныкала она, называя сестру детским именем. – Ферни, ты стала совсем другая!.. Такая же, как Эстер! Ты хочешь взять меня на испуг!..

– Ничего подобного, – спокойно возразила Ферн. – Я такая же, как прежде. Просто мне никогда не представлялось случая испробовать на тебе мою больничную тактику.

Брайони смотрела на сестру огромными голубыми глазами, постепенно начинавшими стекленеть – по мере того, как вступало в силу снотворное.

– Нет, Ферн, ты какая-то другая, – медленно проговорила она. – И, по-моему, ты не очень счастлива… – Брайони уронила голову, и Рик, взяв на руки, отнес ее в постель.

Ферн устало дотянулась до сумочки и прикурила сигарету. Снова опустившись на кушетку, она вдруг ощутила острую тоску. «Все мы выросли, – подумала она. – Все три теперь взрослые женщины, и жизнь крепко скрутила нас. Бедняжка Брайони может потерять сына. Я потеряла Росса, а Эстер, несмотря на кажущееся умение справляться с проблемами, вовсе не так уж счастлива в браке с Джорджем Тэйлором. Ведь женщина, вышедшая замуж только ради денег и положения в обществе, не может быть по-настоящему счастлива».

Ферн мысленно вернулась в прошлое, в один из вечеров, когда Эстер своим суровым секретарским голосом неожиданно объявила: «Ну вот что, сестрички, я выхожу замуж за своего начальника. Он купается в деньгах, а я больше не собираюсь быть смазливой провинциальной бесприданницей, живущей в дешевом, тесном, муниципальном гадючнике. В конце концов, Джордж мне даже нравится, и, если уж на то пошло, любовь – это всего лишь одна из эмоций, которую все привыкли переоценивать».

Так Эстер вышла замуж за своего босса, главу крупной компании по производству кондитерских изделий. На ее грандиозной свадьбе Ферн и Брайони были свидетельницами. Именно на свадьбе Эстер Брайони и познакомилась с Риком – он работал в дизайнерской фирме, занимавшейся тогда оформлением громадного дома, подаренного Джорджем Тэйлором своей молодой жене. Сейчас Рик трудился «на вольных хлебах». Ферн нравился Рик – своей надежностью и тем, что обожал Брайони.

Ферн задумчиво разглядывала вьющийся кольцами дым сигареты.

Брайони будет ужасно страдать, если потеряет Фрэнки, но умереть – как ей кажется сейчас – она не захочет. Ведь, несмотря ни на что, для женщины главной движущей силой в жизни является любовь мужчины, а Рик… Рик будет рядом и подставит ей плечо. Так думала Ферн, придвинув озябшие ноги к обогревателю.

А чуть позже, лежа в постели в комнате для гостей, она с тоской вглядывалась в темноту и гадала – скучает ли по ней Росс хотя бы немножечко.

Глава 10

На следующий день раздался телефонный звонок из Калифорнии. Рик прибежал за Ферн на кухню, где она готовила ужин, и Ферн сломя голову бросилась к аппарату. Брайони весь день провела в больнице, а теперь, по твердому настоянию Ферн, спала.

– Вот, это тебя… – Подмигнув, Рик протянул ей трубку и деликатно удалился.

Сначала в трубке что-то шумело, потом до Ферн отчетливо донесся голос Росса:

– Алло, Ферн!.. Это ты?..

– Привет, Росс! – Она опустилась в кресло рядом со столиком, и ей было ужасно приятно слышать его теплый, бархатный голос. – Росс, я слышу тебя очень хорошо.

– А у меня что-то шумит в трубке… Ну давай, расскажи мне все! Как дела у мальчика?

Они говорили в основном о Брайони, о ее тяжелом состоянии, но сердце Ферн ныло от тоски, потому что Росс так и не сказал ей того, что она хотела услышать, – что он скучает и ждет ее возвращения.

– Мне чертовски жаль, Ферн, что мальчик так сильно болен. – От его искреннего сочувствия у Ферн на глаза навернулись слезы. – А состояние твоей сестры вполне можно понять – ведь дети есть дети, правда же?

Ферн вдруг отчетливо представила себе выражение отчуждения в глазах Росса, и горькие мысли окатили ее новой волной.

Они проговорили довольно долго, потом наконец он сказал:

– Ну, береги себя, милая, и знай – я буду всей душой болеть за маленького Фрэнки.

«Милая»! Ей показалось, будто его губы коснулись ее, заставив замереть в сладком щемящем восторге.

– Ты тоже береги себя, Росс, – проговорила она чуть дрогнувшим голосом. – И не питайся одними бутербродами, когда просиживаешь целыми днями за машинкой.

Она услышала его смех:

– Со мной все будет в порядке. Сегодня только Делила притащила мне целую корзину провизии.

– Милая Делила! Спасибо ей! Передавай всем от меня привет. Хорошо?

Пообещав передать, Росс сказал, что позвонит в понедельник, и они попрощались.

В течение выходных состояние Фрэнки по-прежнему оставалось очень тяжелым. Один из врачей, узнав, что Ферн медсестра, сообщил ей, что кризис должен произойти в течение суток и что мальчику предстоит тяжелая борьба за жизнь.

После разговора с доктором Ферн с трудом могла сидеть в приемной в компании Эстер и Джорджа Тэйлора, выслушивая назидания сестры, которая считала, что Брайони не нужно проводить так много времени у постели ребенка: малыш, убеждала всех Эстер, все равно не знает, что мать рядом, и та только попусту все больше и больше растравливает себя и страдает.

Ферн вышла в больничный садик. Там она села на скамью и в сгущающихся сумерках слушала приглушенный шум машин, доносившийся из-за высокой ограды. Она размышляла о том, каким чудесным даром является жизнь, и о том, что понять истинную цену дара можно, только когда смерть подступит совсем близко. Жизнь! Как она прекрасна, когда два любящих сердца бьются в унисон и когда эту чудную картину жизни довершает присутствие в ней ребенка…

Ферн просидела в саду более получаса, и, только тогда к ней вернулось спокойствие, она смогла снова пойти в отделение.

Больницы по ночам представляют собой странное место. Пустые кафельные коридоры, стерильные операционные, палаты, притихшие в дежурном освещении… Все, забыв на время о боли, спит до утра – и только на рассвете приходит в движение: в палатах просыпаются больные, сестры в белых халатах начинают носиться по коридорам…

Больница – это отдельный мир, как лайнер в океане или звезда на небе. Больница – одновременно и поле битвы, и место для молитв, и уголок небес, где обитает надежда.

В маленькой палате, в которой лежал пятилетний Фрэнки Скэнлен, тоже шло сражение: много часов подряд наука билась в ожесточенной схватке с безжалостным и безликим падальщиком, называемым смертью… Но никто не мог бы сказать, что в конечном счете прогнало этого падальщика – наука или молитвы любящих родителей. Очевидно было только одно – к рассвету Фрэнки мирно спал, и на его бледных щечках появился едва заметный, слабый румянец.

Брайони рыдала в объятиях Рика, когда доктор, усталый и все же удовлетворенный, вышел в приемную и сообщил, что кризис прошел и теперь малыш пойдет на поправку.

В течение недели Фрэнки начал уже садиться на постели и узнавать родных. Когда он впервые понял, что перед ним тетя Ферн, его голубые глаза стали большими, как блюдца, потом он улыбнулся и прижался щекой к ее руке… И Ферн сразу же вспомнился другой, гораздо более взрослый «мальчик», часто делавший то же самое.

Думая о Россе, она не могла побороть тревоги, все сильнее сковывавшей ее сердце по мере того, как его звонки становились все реже.

К тому времени, когда уже почти выздоровевшего Фрэнки выписали домой, сухой, резкий голос телефонистки с международного узла связи больше вообще не спрашивал миссис Кингдом и не предлагал ей поговорить с Калифорнией.

Только огромная выдержка и мужество позволили Ферн вынести душевную боль и ужасное чувство утраты. Она знала, что Брайони и Рик заметили отсутствие телефонных звонков из Калифорнии, и, когда Брайони попробовала осторожно затронуть эту тему, Ферн сразу же объявила, что не собирается возвращаться в Америку.

– Наш брак не удался, Брай, – сказала она. – Я его люблю, а он меня нет.

Тем временем Фрэнки окончательно поправился. Муж Эстер в неожиданном порыве щедрости предложил отправить мальчика с Брайони и Ферн в круиз по Средиземному морю и вызвался сам оплатить поездку.

– Морской воздух, – сказал Джордж, – пойдет на пользу малышу. Как, впрочем, и его матери, – со смехом прибавил он, легонько ущипнув Брайони за осунувшуюся, все еще бледную щеку. Он вообще питал слабость к очаровательной маленькой Брайони, в которой видел полную противоположность своей более жесткой и нетерпимой жене. О Ферн же у него было ошибочное суждение – ему почему-то казалось, что ею движет чувство превосходства. Конечно, она была, на его взгляд, несказанно красива, но явно не относилась к тем, кто нуждается в утешении. Одним словом, далеко не котенок, которого всегда можно приласкать.

Мысль о круизе на роскошном лайнере, который будет останавливаться в самых разных местах Средиземноморского побережья, привела Брайони и ее маленького сына в восторг. Ферн же сомневалась, стоит ли ей ехать, но Брайони, безусловно, кто-то должен был сопровождать, а Рик как раз недавно получил новый заказ и не мог теперь бросить все и отправиться в путешествие.

– Да ладно тебе, Ферн! Поехали! – упрашивала ее сестра. – Перемена места, новые впечатления – нам всем троим это будет полезно.

Ферн в конце концов согласилась.

Сначала она хотела сообщить о новых планах Россу, но потом передумала. Зачем тешить себя глупой надеждой, что ему это может быть интересно? Зачем понапрасну терзать себя и писать ему письмо, на которое он никогда не ответит?..

Следующие две недели прошли в подготовке к круизу, и, как ни тяжелы были тайные мысли Ферн, она не выдала их ни взглядом, ни единым движением: Фрэнки и его матери нужна эта поездка, считала Ферн, и она не имеет права портить им ее своим отчаянием.

Брайони даже как-то поделилась с Риком в спальне:

– Знаешь, я удивляюсь на Ферн. Она так спокойно переносит свой разрыв с мужем! Ведь на самом деле Ферн гораздо более глубокая натура, чем мы с Эстер, и, могу поклясться, судя по тону ее писем из Америки, она была по уши влюблена в своего мужа. Да это и не удивительно – ведь он красавец. Ты помнишь фотографии ее медового месяца, которые Ферн прислала нам?

Рик был все же чуточку проницательнее своей жены. Он уже понял, что Ферн по-прежнему сильно любит Росса Кингдома и в глубине души тяжело переживает их разрыв. Но он не стал говорить об этом Брайони. Пусть Ферн справляется со своими личными проблемами так, как ей удобнее, а если Брайони узнает, что на самом деле творится в душе ее сестры, она может только все испортить.

Наконец наступил день отъезда, и Рик отвез путешественников в Саутгемптон, где в гавани покачивался на волнах их лайнер. Ферн выглядела обманчиво веселой, и Брайони даже хихикнула, когда парочка молодых морских офицеров, улыбаясь, отдала честь ее красавице сестре.

– В этом леопардовом пальто тебя приняли за кинозвезду, – со смехом заметила Брайони.

Они заняли свои каюты, и Фрэнки первым делом бросился прыгать по постелям, а потом чуть не вывалился в открытый иллюминатор. Ферн с трудом отловила его, а тем временем Рик и Брайони прощались, обещая не волноваться друг за друга, и… в конечном счете нежный поцелуй сказал за них все остальное.

Провожающие спустились на берег, а пассажиры, выстроившись вдоль борта, махали им на прощание до тех пор, пока огромное судно не скрылось из глаз.

Фрэнки быстро освоился на корабле. Морские офицеры, приветствовавшие Ферн в день отъезда, подружились с малышом. Один из них мудро заметил: «Путь к сердцу женщины ищи через ее отпрыска» – так они сумели добиться расположения симпатичной мамаши мальчика и его поразительно красивой юной тети. Они оказались веселыми, доброжелательными и совершенно ненавязчивыми молодыми людьми, и Ферн легко согласилась с Брайони, что им не помешает внимание таких заботливых кавалеров, которые в свободное от дежурства время с удовольствием показывали Фрэнки судно и играли с ним на палубе. Теперь он выглядел гораздо лучше, и его щечки вновь окрасились здоровым румянцем.

Они заплывали на Мадейру и в португальские гавани, где, как это принято, бросали рыбакам монетки. Чтобы развлечь Фрэнки, сестры даже прокатили его на бычьей повозке по извилистым, уложенным булыжником улочкам одного из городков, где через каждые несколько ярдов Фрэнки кидал пенсовые монетки настойчивым мальчишкам, шумной стайкой бежавшим за их повозкой. В примостившемся на горе трактире они выпили ароматный фруктовый чай, потом снова спустились в город, где купили на память сувениры, и только в сумерки вновь поднялись на борт своего корабля.

С каждым днем становилось все теплее. Судно останавливалось в самых разных, интересных и живописных местах. Да и на самом судне было не до скуки – на палубе играли в игры, кто-то проводил время в танцевальном салоне, а кто-то просто отдыхал, лениво развалясь в шезлонге.

И очень скоро – по крайней мере, так показалось Брайони – их корабль уже плыл в сторону дома.

На обратном пути они заходили в пару портов на Ривьере. И вот однажды в Л'Эстреле, когда они лакомились мороженым за столиком открытого кафе, Брайони вдруг наклонилась к Ферн и возбужденно прошептала:

– Ферн, только не оглядывайся, но на тебя смотрит такой потрясающий красавец, просто настоящий викинг!

Хотя ее просили не оглядываться, Ферн как раз это и сделала и… не смогла сдержать удивленного возгласа.

Высокий, загорелый молодой мужчина в одежде яхтсмена пробирался к ней между столиками.

– Ты что, его знаешь? – удивилась Брайони.

– Да. Это Кертис Уэйни, я познакомилась с ним в Калифорнии.

Подойдя к их столику и поздоровавшись, Кертис с улыбкой спросил у Ферн:

– Что ты делаешь здесь, в Л'Эстреле? И где остановилась? Уж не в Канне ли?

Ферн рассказала про круиз и познакомила его со своей сестрой. Кертис поздоровался с Брайони, потом придвинул себе стул, сел и предложил им чего-нибудь выпить. Он с улыбкой смотрел на Фрэнки, у которого после шоколадного мороженого выросли коричневые усы.

– Я так понимаю, у моего приятеля найдется внутри местечко еще для одного мороженого?

Фрэнки конечно же согласился с этим.

– Ты что, моряк? – спросил он.

– У меня есть лодка, дружок. – Кертис махнул официанту. – Сейчас она находится в Канне – ей нужен небольшой ремонт, – поэтому я сегодня гуляю пешком.

Он повернулся к подошедшему официанту и заказал напитки для девушек и мороженое для малыша. Потом он раскрыл перед сестрами платиновый портсигар, и Брайони взяла из него дорогую сигарету, подумав про себя, что Ферн, оказывается, «темная лошадка». В Кэп-Фламинго она явно вращалась в самых изысканных кругах и, судя по всему, далеко не шапочно знакома с этим богатым яхтсменом.

Кертис склонился к Ферн, поднеся к ее сигарете зажигалку, и по его светящимся улыбкой глазам Брайони догадалась, что он без ума от ее сестры. Это наблюдение даже обрадовало Брайони, потому что она уже успела невзлюбить Росса Кингдома за то, что тот отверг ее очаровательную, добрую сестру, а этот импозантный блондин смотрел на нее с таким нескрываемым восторгом и обожанием, будто готов был съесть ее всю без остатка.

Они сидели, оживленно беседуя, когда Кертис вдруг предложил провести остаток дня вместе. Он обещал показать им самые красивые здешние места и уверял, что они успеют вернуться на судно вовремя.

– Знаешь, Ферн, – неожиданно оживилась Брайони, – у меня сегодня что-то ленивое настроение, и я бы лучше повалялась на пляже, а Фрэнки полепил бы из песка куличики. А вот вы, думаю, не соскучились бы вдвоем – ведь у вас есть о чем поговорить.

По взгляду Кертиса Уэйни Брайони поняла, что ему понравилась идея побыть несколько часов наедине с Ферн. Минуту-другую Ферн колебалась, но в конце концов сдалась, – когда Фрэнки, услышавший слово «песок», соскользнул со своего стула и объявил матери, что готов отправиться на пляж немедленно, Ферн рассмеялась и, договорившись встретиться с сестрой в шесть часов на причале, отправилась с Кертисом Уэйни прогуляться. Они любовались местными красотами, когда Кертис вдруг спросил ее, не ушла ли она от мужа.

– Да, – ответила Ферн, не глядя в его сторону.

Он восхищенно наблюдал за ней – как ветер играет кончиками ее прядей, как обволакивает складками платья ее изящную фигуру. Она не была похожа ни на одну его знакомую – такая желанная, чувственная и в тысячу раз более очаровательная, чем тогда, на яхте, когда он сделал ей предложение.

– Не понимаю, как Кингдом мог позволить тебе уйти! – Эти слова сами вырвались у Кертиса. – Что между вами произошло, Ферн?

Она вдруг сильно побледнела, и Кертис понял, что коснулся больной темы.

– Есть люди, которые любят только раз в жизни, – с горечью проговорила Ферн. – И я думаю, Росс один из них.

Кертис нахмурился:

– Подожди, но где же тут смысл? Если он до сих пор любит Ларейн, то он не имел права жениться на тебе! У него что, сердце из гранита сделано? Неужели ему не приходило в голову, что он мог обидеть тебя? – Кертис обнял ее за плечи, и Ферн позволила ему прижать ее к себе. Он целовал ее волосы. – А я никогда не смог бы обидеть тебя, – хрипло прошептал он. – Ферн, может, ты дашь мне шанс осчастливить тебя? Я верю, что смог бы это сделать, милая! Я уже больше не тот охотник за развлечениями, которого ты знала раньше. С тех пор как ты вошла в мою жизнь, я не посмотрел ни на одну девушку.

Она чувствовала себя уютно в его объятиях, и его слова тронули ее, но Ферн уже давно посвятила каждую частичку своего сердца Россу и знала, что, пока жива, в ее жизни не может быть никого, кроме Росса. Даже теперь, склонив голову на плечо другого мужчины, она, закрыв глаза, вспоминала, как они с Россом жили в Монтерее. Как он, красивый, словно античный бог, стоял в лунном свете, а испанская гитара, плача, рассказывала об алой розе, кружевной мантилье и о любви, которая не умрет никогда. Он тогда обнял и притянул ее к себе, и Ферн поняла, что будет любить его всегда.

– Ферн! – взывал к ней Кертис. – Но ты ведь не можешь провести жизнь одна!

– А я и не буду одна, Кертис.

Она не стала объяснять, что имела в виду, но Кертис, пока они спускались в гавань в запряженной лошадьми повозке, старательно прятал за улыбкой боль только что сделанного открытия, так как теперь окончательно понял, что никогда не сможет дождаться от Ферн ничего, кроме дружбы.

На причале они распрощались, и Брайони не заметила угрюмой усмешки в глазах Кертиса, когда пригласила его нанести ответный визит в любое время, когда он будет в Англии.

– Обязательно приезжай, – вторила Ферн сестре.

– Вы обе очень добры. – Он взъерошил волосы Фрэнки, забитые песком после игры на пляже, и сестры с малышом начали подниматься по трапу. Сдвинув морскую фуражку на затылок, Кертис провожал взглядом стройную фигурку Ферн, и платиновые часы блеснули на солнце, когда он помахал им вслед.

Слишком быстро, как показалось Кертису, остальные пассажиры взошли на борт. Трап убрали, судно отошло от берега и вскоре скрылось, мерцая огнями, в средиземноморских сумерках.

В тот вечер Брайони все уши прожжужала Ферн, восторгаясь Кертисом.

– Он ужасно симпатичный, и ты, милая, будешь просто дурочкой, если не клюнешь на него после… после окончательного расставания с мужем, – вдруг предположила она.

Ферн от неожиданности даже уронила пепел с сигареты себе на платье. Торопливо стряхнув его, она сказала:

– Да, Кертис симпатичный. И слишком хороший, чтобы использовать его как замену.

– Ферни, ну сама посуди! – не унималась Брайони. – Ты порвала с Кеном Маквикаром, а твой муж обидел тебя еще в тысячу раз сильнее, чем Кен. Тебе во что бы то ни стало нужно забыть свой неудачный брак и поскорее вступить в новый.

– Боюсь, мне не удастся забыть, – улыбнулась Ферн. – Видишь ли, я жду ребенка.

– Нет!..

– Да.

Ошарашенная, Брайони несколько мгновений хлопала глазами, потом наклонилась к сестре и поцеловала ее в щеку. В ее голубых глазах стояли слезы.

– Ты должна сообщить об этом Россу, – прошептала она. – Дети всегда спасали рушащийся брак.

Но Ферн покачала головой:

– Я не хочу давить на него, Брай. Я хочу, чтобы он любил меня по доброй воле.

– Нет, ты должна ему сказать! – настаивала Брайони.

– Я знаю, что вроде бы должна, но… не скажу.

– Но ведь это так стыдно – одной растить ребенка!

Ферн разглядывала дымящуюся сигарету.

– Наоборот, я рада, – тихо сказала она. – Я всегда хотела иметь от него ребенка. И этот малыш будет мне утешением.

– Да что ты такое говоришь?! Обременять себя такой ношей, когда он… даже не любит тебя! Какой же он все-таки эгоистичный!

– Ты не права, Брай. – Ферн улыбнулась. – Росс нисколько не эгоистичный.

– Конечно, ты всех считаешь такими – ведь ты сама никогда никого не обижала и ни от кого не сбегала. А вот мне он показался высокомерным и самонадеянным на тех снимках, которые ты нам прислала. Он знает, что красив, и гордится собой.

– Неправда! – Неожиданно в ярости Ферн вскочила на ноги. – Как ты смеешь говорить такие вещи?!

Брайони в ужасе отшатнулась, – такой она не видела сестру за всю свою жизнь. Ферн выскочила на палубу и там долго стояла, держась за поручни. Ей было невыносимо слышать – даже от любимой сестры, – что Росс сбежал от нее!..

Сзади раздались торопливые шаги Брайони, Ферн резко обернулась.

– Оставь меня одну! – сказала она. – Иди в свою каюту, я скоро спущусь.

– Прости меня, Ферн, за эти слова!

– Нет, тебе не за что извиняться, только Росса я знаю хорошо. Он никогда не обидел бы меня, просто у нас разные характеры, и это в самый неожиданный момент расстроило наши планы. Росс женился на мне, чтобы оградить нас обоих от назревавшего отвратительного и совершенно незаслуженного скандала. Я знала, что он не любит меня, а он изо всех сил старался сделать наш брак достойным и вполне терпимым. – Ферн откинула назад голову, и ее серебристые волосы блеснули в лунном свете. Глаза ее сияли, и она была так хороша в этом темно-синем платье… – Я люблю Росса, – сказала Ферн. – И буду любить всегда. И если у меня родится его сын, я надеюсь, что он будет похож на своего отца… Похож во всем, даже в гордости, непреклонной и несгибаемой, как сталь.