Текст книги "Лошадь. Биография нашего благородного спутника"

2
В стране Бутча Кэссиди

Если ты хочешь ощутить эволюцию современной лошади, возьми коня за щетку волос над копытом и почувствуешь остатки тех пальцев, которые были на ногах его предков.

РИЧАРД ТЕДФОРД[45]45
  Ричард Тедфорд – сотрудник Американского музея естественной истории, участник совещания, проведенного в музее в 1981 г. и посвященного феноменальному распространению лошадей-гиппарионов. См. статью об этой конференции: Bayard Webster. The Hipparion Is Still an Elusive Horse // The New York Times, November 17, 1981. URL: www.nytimes.com/1981/11/17/science/the-hipparion-is-stilll-an-elusive-horse.html


[Закрыть]

Однажды, когда я еще жила в Вайоминге, Филлис Притор отвезла меня в своем мощном красном, как пожарная машина, пикапе, укомплектованном американским флагом и пистолетом с изображением гремучей змеи, наверх, на плато Поулкэт-Бенч. День уже клонился к вечеру, и по дороге наверх мы миновали вереницу нефтяников, простых работяг, возвращавшихся с промысла в город.

В этом краю много нефти. Задолго до того, как примерно 66 млн лет назад начали расти Скалистые горы, территорию современного Вайоминга покрывали моря,[46]46
  Чтобы наилучшим образом понять происхождение уникальной топографии американского Запада, лучше всего провести день в Денвере, в Музее природы и науки. Музей устраивает различные выставки и презентации, посвященные природе геологических сил, сотнями миллионов лет создававших современный пейзаж. Подробное представление о тектонике плит можно извлечь из книги: Simon Winchester. A Crack in the Edge of the World: America and the Great California Earthquake of 1906. N. Y.: HarperCollins, 2005. За полным и авторитетным изложением палеонтологии ранних лошадей в Вайоминге обращайтесь в Американский музей естественной истории. На сайте музея опубликованы старинные экспедиционные фотографии и статьи. URL: www.research.amnh.org/paleontology/photographs/1905-wyoming-eocene


[Закрыть] то наступавшие на сушу, то откатывавшие обратно; приливы и отливы их определяли дрейф континентов, тектонические события, перемены глобального и местного климата. Господство этих мелководных морей, в которых процветала всякая крупная и мелкая морская живность, привело к тому, что первые разведчики, занимавшиеся поисками нефти в этих высокогорных пустынях, обнаружили слои «сланцев настолько черных, что от них буквально разило океанским отливом»,[47]47
  Во время отлива на берегу может оставаться большое количество органики, при высыхании или гниении издающей своеобразный запах.


[Закрыть] если воспользоваться словами неподражаемого Джона Макфи.[48]48
  John McPhee. Rising from the Plains. N. Y.: Farrar, Straus and Giroux, 1986. P. 11.


[Закрыть] Эти древние моря то заливали сушу, то отступали обратно в течение десятков миллионов лет, и поэтому слои горных пород содержат теперь залежи нефти – мертвые, распавшиеся, погребенные, пропеченные внутренним теплом планеты останки морской жизни, превратившейся в сжиженные углеводороды, которые нам удобно транспортировать и сжигать.

В том или ином месте в топливо превращались разные морские организмы, поэтому нефть, добываемая в каждом месторождении, имеет свою сортовую характеристику. Нефть, извлекаемая из недр Поулкэт-Бенч, издает зловоние. Весьма заметное зловоние. Она обогащена серой. Отсюда и слово «поулкэт», которым в Вайоминге называют не хорька, а скунса. Подружка Притор, Нетти Келли, весь день ходившая вместе с нами следом за дикими конями, объяснила, что, когда работавшие здесь нефтяники возвращались домой, «жены первым делом стирали их одежду, потому что от нее нестерпимо воняло». Задыхаясь в облаке пыли, я никак не могла представить древние океаны или болота, раскинувшиеся в этих краях после того, как вымерли обитавшие здесь в огромных количествах доисторические животные (за исключением птиц).

Вечная бейсболка Притор прихлопнула сверху ее недлинные светлые волосы, пряди которых торчали возле ушей. Ее тенниску покрывали многочисленные миниатюрные изображения скачущих лошадей, вперемежку с таким словами, как «дух», «жеребец», «свобода» и «красота», написанными курсивом. Занятая семьей, заготовкой сена и заботами о собственных лошадях, она в последнее время уделяла не слишком много внимания своему блогу «Энни-Полынь» (псевдоним был рожден от ее восхищения оригинальной «Энни – Дикой Лошадью»[49]49
  Вельма Бронн Джонстон (1912–1977), известная как «Энни – Дикая Лошадь», – американский адвокат. Она боролась за охрану диких животных, против истребления мустангов и диких ослов на общественных землях, в том числе с самолетов и автомобилей. – Прим. пер.


[Закрыть]), однако кони, пасущиеся на территории ранчо, по-прежнему затрагивают струны ее сердца. Теперь, в середине седьмого десятка, она вспоминает, как в пять лет познакомилась со своей первой лошадкой, которую отец провел для этого прямо в кухню. С тех пор лошадь непрерывно присутствовала в ее жизни. Или две лошади. А то и шесть или семь. (Притор в этом не одинока. Владелец домашней гостиницы типа «ночлег и завтрак», в которой я остановилась, сообщил мне, что приютил одиннадцать верховых лошадей: «но дюжину брать не стал, это уж слишком».)

Мы наблюдали за лошадьми на вершинах Маккуллох (см. илл. 7 на вклейке) и теперь обменивались впечатлениями. Все кони держались на гребне хребта, где прохладный ветерок отгонял от них мух. Представив себе, сколько времени табунщики тратят на то, чтобы уберечь пасущихся лошадей от драки, я попыталась понять, как кони на хребте ладят между собой в столь напряженной ситуации.

«Они все время общаются друг с другом, – сказала мне Притор, напоминая о нашем разговоре на тему «другого способа мышления». – Они чертят в песке разделительную линию, а потом становятся по обе стороны от нее, воспринимая эту линию как настоящий забор. Они выстраиваются, а потом часами говорят между собой. Они всегда все обсуждают». Много фыркают и топают ногами, однако до травм, как правило, не доходит. Даже жеребцы редко переходят к откровенному насилию, хотя визг и укусы становятся непременной составляющей переговоров.

Будучи в высшей степени практичной и рациональной жительницей Запада – однажды она сама одним лишь обсидиановым ножом разделала тушу бизона в каком-то глухом уголке просто для того, чтобы доказать, что это возможно, – Притор определенно уверена, что представители свободных конских табунов обладают здравым смыслом и честностью. Кроме того, она особенно неравнодушна к местным коням, лишь недавно обретшим свободу и происходящим от верховых и упряжных лошадей, приведенных в эти края хозяевами первых ранчо. Она даже провела старательное исследование их истории, проинтервьюировав в недавние годы многих старых хозяев. Результатом стала книга «Факты и легенды: прошлое мустангов гор Маккуллох».[50]50
  Phyllis Preator. Facts and Legends: Behind the McCulloch Peaks Mustangs (self-published, 2012). ISBN 9780–692–01509–4.


[Закрыть]

Мустанги горы Прайор, обладатели испанской масти, могут рассчитывать на пристальное внимание прессы, однако маккуллохские лошади обладают генетическим наследием, которое невозможно найти в животных, населяющих Прайор, – это кровь английских шайров, французских першеронов, нескольких морганов и даже, возможно, чистокровных верховых (см. илл. 1 и 8 на вклейке). Местные ковбои считали удачей иметь в своем распоряжении лошадь с этих вершин. Закаленные трудной жизнью в гористых краях, лошади Маккуллох считаются первоклассными и универсальными верховыми конями. Ковбои привыкли зарабатывать на их продаже, отлавливая и объезжая лучших из них.

Когда мы добрались до вершины Поулкэт-бенч, вокруг воцарилась обжигающая жара, примерно в ханнерт градусов (ханнерт, 100 °F или почти 38 °C – метеорологический термин, широко используемый по всему американскому Западу), стоявшая в то лето по всему региону. Дул ветер, почти 30 м/с, не порывистый, а равномерный, подобный течению могучей реки.

Притор и Келли заверили меня в том, что для Вайоминга это нормально.

«Свистит, как ветер в Вайоминге, так обычно мы говорим про любителей пустой болтовни», – сказала Притор.

Я вышла из грузовичка, и ветер вырвал дверцу автомобиля из моих пальцев. Я надеялась посидеть и насладиться видами, однако о мирном созерцании не могло быть и речи.

Я не предполагала, что ветер подвергнет меня пескоструйной обработке, и на моем лице, должно быть, отразилось разочарование.

«В наших краях считается, что под таким ветром лучше сидеть, – сказала Келли. – Но если задует чуть посильнее, можно будет полежать в машине и вздремнуть».

Мы с Притор и Келли провели большую часть дня, наблюдая за мустангами на вершинах Маккуллох, однако мне также хотелось доехать до Поулкэт-бенч, чтобы собственными глазами увидеть слой яркой красной глины, в котором были обнаружены наиболее ранние из известных миру окаменелых останков лошадей. Эта терраса известна среди подростков как превосходное место для вечеринок, но палеонтологи знают ее как одно из лучших месторождений останков млекопитающих определенного возраста, соответствующего периоду примерно через 10 млн лет после того, как в конце мелового периода вымерла большая часть динозавров.

В это время, примерно 56 млн лет назад, первые лошади, «кони зари», эогиппусы, оставили свой первый след в каменной летописи (см. рис. 2).[51]51
  Название «эогиппус» происходит от греческих слов ἑω («заря») и ἵππος («лошадь»). В английском языке используется дословная калька с греческого: dawn horse, «лошадь зари». В отечественной палеонтологии этот вид млекопитающих называют «гиракотерий», если речь идет о Евразии, или оставляют термин «эогиппус», когда говорят об ископаемых лошадях Америки.


[Закрыть] Они обладают особым статусом в палеонтологии: вскоре после своего появления эогиппусы распространились повсеместно и в большом количестве, так что их ископаемые останки присутствуют во многих уголках Северной Америки и в несколько отличающихся вариантах в Азии и по всей Европе.

Таким образом, эогиппусы – маркер конкретной палеонтологической страницы, «руководящей окаменелостью». Присутствие их останков в раскопе, подобно названию главы в книге, указывает на то, что исследователь читает в ней слои, относящиеся к удивительной поре эоцена, «новой зари», времени начала нашего бытия, взрывного расцвета жизни, какой мы знаем ее теперь, рождения века, в котором различные семейства современных млекопитающих вступили в свои права и распространились по всей планете. Может показаться случайным, что древнейшая из известных нам лошадей появилась в начале эоцена, но это не так. Палеонтологи договорились считать началом этого периода время появления первой из лошадей, что указывает нам, насколько важную роль играли – и до сих пор играют – кони в палеонтологической науке.

Рис. 2. Ископаемые останки эогиппуса, или гиракотерия. Реплика. Вайоминг

© Linnas / shutterstock.com

Дебютировав на Поулкэт-Бенч, лошади быстро расселились по всему свету. Останков эогиппусов в Северном полушарии обнаружено так много и в столь большом количестве мест, что можно не сомневаться в том, что даже в начале своей эволюции лошади стали сказочной удачей природы, а их история – это история успеха. При своем невысоком росте, обычно не выше 60 сантиметров в холке, они компенсировали общей суммарной массой то, до чего не дотягивали индивидуально. В некоторых краях они распространялись словно сорняки. Есть регионы, где их следы трудно не обнаружить, если заглянуть в нужный геологический слой. Особенно если все труды по расчистке останков берет на себя ветер, под которым, по мнению Келли, лучше сидеть.

В палеонтологическом смысле Поулкэт-Бенч – уникальный объект; 56 млн лет назад он представлял собой в известном смысле уютное гнездышко. Современные Скалистые горы, поднявшиеся на западе, чтобы сыграть ключевую роль в эволюции лошади через десятки миллионов лет, уже могли в какой-то мере препятствовать ветрам, продувавшим Северную Америку от запада к востоку. На востоке начинали свое существование горы Бигхорн. Другие горные хребты окружали эту местность по мере того, как Северо-Американская тектоническая плита неотвратимо надвигалась на плиты тихоокеанского побережья.

Посреди этой горной страны укрылся хорошо орошаемый стоком с окружающих гор регион, известный ныне как Поулкэт-Бенч. Сейчас эта область представляет собой столовое плато, на которое приходится подниматься, однако в те времена это был речной район с разнообразными биотопами. Похоже, что тогда этот край был богат пищей. Наряду с самыми ранними из известных окаменелостей лошадей палеонтологи обнаружили здесь соответствующие тому же периоду ископаемые останки эупримата – настоящего примата.[52]52
  Важно отличать настоящих приматов от более ранних, похожих на приматов животных, останки которых находятся в более ранних геологических слоях и которых в популярной прессе иногда называют приматами. – Прим. автора.


[Закрыть]

Итак, там, где я стояла, на террасе Поулкэт-Бенч, некогда возникло основание моего будущего партнерства с Уиспером. Головокружительная попытка соединить в уме это столь далекое прошлое с настоящим напомнила мне о попытке познать бесконечность, предпринятой мной в шестилетнем возрасте. На этом самом месте лошадь эпохи эоцена вполне могла пощипывать виноград.

Это совместное появление лошадей и приматов, случившееся в одной местности и в одной временной эпохе, не может оказаться случайным. В начале эоцена наши предки равным образом наслаждались влажной, жаркой, подобной джунглям средой, чему не следует удивляться, если учесть, что мы незадолго до того имели общего прародителя. Есть множество свидетельств, указывающих на его существование, однако самый практичный способ осознать это – обратить внимание, что наши скелеты устроены одинаковым образом, хотя кости и расположены иначе, и вытянуты по-другому согласно различному назначению. Сегодня мы кажемся непохожими, однако когда-то близкое родство невозможно было скрыть.

Признаки этого родства можно заметить в наших скелетах. Например, у древней лошади, современной лошади, ранних приматов и современного человека есть пателла. У людей эта округлая кость называется коленной чашечкой, и ее можно найти, ощупав колено. Она удерживается на своем месте сухожилиями, и горе тому, у кого они повреждены. Тогда коленная чашечка не сможет исполнять свои функции. У лошадей эта кость называется почти так же – «коленная чашка» (см. рис. 3). Ее легко нащупать, и плохо приходится тому коню, который повредит удерживающие ее сухожилия. Чтобы найти ее, проведите рукой вдоль передней поверхности задней ноги лошади почти до самого живота. Вот там вы найдете кость, подобную той, что присутствует в вашем колене. У лошадей эта кость не скруглена, а заострена. Помню, как ребенком я ощупывала ее и думала, почему у нее такая странная форма. Ранняя версия – бета-версия, если угодно, – коленной чашки современной лошади присутствует у эогиппусов Поулкэт-Бенч.

Рис. 3. Скелет современной домашней лошади

Еще одна общая черта скелета современных лошадей и людей – это calcaneus. У человека это пяточная кость. У коней это кость, расположенная в скакательном суставе. Проведите рукой по задней стороне задней ноги лошади. Примерно на середине ноги вы наткнетесь на сустав между пястью и голенью. В детстве я думала, что нога лошади поставлена коленкой назад. Конечно же я ошибалась. Эта кость эквивалентна не нашему колену, а кости, расположенной в ступне.

Различия между нами начали формироваться еще 56 млн лет назад. Пяточная кость приматов достаточно похожа на нашу с вами пяточную кость, и мы без особого труда признаем ее таковой. У эогиппусов скакательный сустав в какой-то мере уже напоминал соответствующий сустав современных коней. Если вы знаете, в каком месте ноги современной лошади находится этот сустав, то без труда обнаружите calcaneus в ноге древней лошади.

Все это просто замечательно. И лошади, и люди имеют кости плюсны и предплюсны, большие и малые берцовые кости, a также, по правде сказать, почти все другие кости, что свидетельствует о нашем общем биологическом происхождении. Иногда мне хочется мысленно поставить рядом скелет первого настоящего примата и скелет эогиппуса – и потом, фигурально говоря, прокрутить часы назад. Двигаясь назад во времени, мы заметили бы, как оба скелета становятся все более и более примитивными. Различия между ними постепенно исчезали бы, и наконец, оказавшись в нижнем углу эволюционной вилки, скелеты стали бы совершенно одинаковыми. Мы превратились бы в одно и то же животное, которое ученые помещают в основание родословных лошадей и людей. Иными словами, эволюция – великий процесс разворачивания жизни на нашей планете – лежит в основе нашего партнерства с лошадьми и служит причиной того, что мы можем научиться в самом деле понимать друг друга.

Пока не вполне ясно, когда именно существовало это исходное животное, наш общий предок. Некоторые исследователи полагают, что будущие кони и люди направились каждый по собственному эволюционному пути незадолго до того, как появились на Поулкэт-Бенч, то есть, скорее всего, сразу после того, как вымерло большинство динозавров. Другие считают, что разделение могло произойти еще раньше, примерно 100 млн лет назад, во время, получившее романтическое название Меловой наземной революции. Я впервые прочла об этой революции еще ребенком в главе под названием «Как цветы изменили мир» в книге «Необъятный путь» (The Immense Journey) антрополога Лорена Айзли.

Эта революция, находившаяся в самом разгаре 100 млн лет назад, возможно, началась за несколько десятков миллионов лет до этого и стала одним из наиболее важных эпизодов в истории нашей планеты. Она, безусловно, была важнее падения астероида. До появления цветов, писал Айзли, «куда ни посмотри, от полюсов до экватора, всюду властвовала монотонная и холодная темная зелень, ибо растительный мир тогда не знал других красок». После революции цветы появились повсюду, планета обрела краски, чтобы никогда более не стать прежней.

По правде сказать, если бы не было цветов, мог не состояться и сам век млекопитающих. Мы могли бы навсегда остаться мелкими, незначительными и ничем не примечательными существами, какими были большую часть собственной 200-миллионолетней истории. Посмотрим правде в глаза: большую часть нашего пребывания на Земле мы не представляли собой абсолютно ничего интересного. По одной простой причине: мы сидели по норам, пока по зеленой земле топали чудовищные туши динозавров. По всей вероятности, наши предки питались в основном насекомыми, личинками и червяками и выходили на поверхность земли исключительно по ночам. Ни плодов, ни зерен они в то время не ели, поскольку таковых не было. Словом, вели жизнь скромную.

Скорее всего, они старались не попадаться никому на глаза и, вероятно, защищали свою жизнь, сделавшись, по словам палеонтолога Кристины Дженис,[53]53
  Christine Janis. Victors by Default: The Mammalian Succession // The Book of Life: An Illustrated History of the Evolution of Life on Earth, 2nd ed., ed. Stephen Jay Gould. N. Y.: W. W. Norton Company, 2001. P. 171.


[Закрыть] «верткими прохвостами», животными, орудовавшими в подлеске. Во время господства динозавров млекопитающие представляли собой нечто вроде посредственных, похожих на крыс мелких четвероногих созданий, имевших пять пальцев на каждой ноге. Конечно, кое-кто из наших, вроде репеномама,[54]54
  Yaoming Hu et al. Large Mesozoic Mammals Fed on Young Dinosaurs // Nature 433, 2005. P. 149–152.


[Закрыть] зверя размером с росомаху,[55]55
  Китайские палеонтологи, обнаружившие два известных науке вида репеномамов, предполагают, что Repenomamus robustus по размеру соответствовал вирджинскому опоссуму, а более крупный Repenomamus giganticus был в полтора раза больше своего родича. Взрослые опоссумы весят от 2 до 6 кг, взрослые росомахи – от 9 до 30 кг.


[Закрыть] мог позволить себе питаться детенышами динозавров (один из экземпляров этого животного найден с юным ящером в желудке), однако по большей части наши предки являли собой только потенциал, но никак не реализацию. Самооценка наша, вне всякого сомнения, была низкой, и, вероятно, нам весьма помог бы совет какого-нибудь гуру – если бы таковой нашелся поблизости.

А затем динозавры вымерли – за исключением птиц. Вымерли и многие из наших млекопитающих кузенов. Вместе с динозаврами ушли в небытие примерно две трети из существовавших тогда тридцати пяти семейств наших предков. Впрочем, вымирания млекопитающих не происходили равномерно по планете. Вымирания вообще редко происходят подобным образом. Не являясь глобальными, они тем не менее растут как снежный ком. Чуточку здесь, чуточку там. В северных пределах Северной Америки, включая регион Поулкэт-Бенч, вымирание было в высшей степени глобальным: исчезли девять десятых от общего числа семейств млекопитающих.

К счастью то или к несчастью, беды одного существа предоставляют возможности другому. В плотной, окутывающей планету пелене жизни появилась громадная прореха. Прекращение существования многих жизненных форм позволило сделать первый шаг в танце общения между лошадьми и людьми. Исчезновение большинства динозавров, происшедшее около 66 млн лет назад, обычно связывают с падением астероида в регион, который мы теперь называем Мексиканским заливом. Без этого метеоритного удара, расчистившего сцену для великого эволюционного скачка, кони и люди могли и не появиться. Но послужило ли падение астероида причиной вымирания? Или же совпадение во времени стало результатом чистой случайности? Может быть, в процессе принимали участие и другие великие силы, такие как тектонические движения и изменения конфигурации океанических течений?

Палеонтологи предполагают, что истинную причину вымирания следует искать во взаимодействии многих факторов. Астероид упал в то время, когда мир уже и без того менялся. Великий суперконтинент Пангея распался на части, и Северная и Южная Америки неспешно перемещались на восток, создавая своим перемещением постоянно расширявшийся Атлантический океан – океан, которому в грядущие десятки миллионов лет будет суждено сыграть главную роль в становлении человека, в эволюции лошадей, в образовании путей перелетов птиц, а также в пульсации ледников и чередовании дождливого и засушливого климатов.

Эти долгосрочные события, произведенные нашей всегда бурлящей энергией планетой, вероятно, в большей степени повлияли на появление лошадей и людей, чем кратковременный удар пусть даже гигантского астероида. Так что, хотя палеонтологи и не сомневаются в факте падения, роль его до сих пор остается предметом постоянных разногласий и противоречий. В 2010 году в журнале Science[56]56
  Peter Schulte et al. The Chicxulub Asteroid Impact and Mass Extinction at the Cretaceous-Paleogene Boundary // Science 327, 2010. P. 1214–1218.


[Закрыть] появилась статья за подписью сорока одного автора, в основном не связанных с палеонтологией, утверждавшая, что астероид был «единственной» причиной вымирания. Она, в свой черед, послужила причиной изрядного скепсиса, проявленного палеонтологами во время перерывов на обед. Озвучивая мнение многих коллег, работавший в Йельском университете палеонтолог Крис Норрис назвал подобный упор на катастрофу в качестве основной эволюционной силы «астероидной порнографией».[57]57
  Chris Norris. With Neither Bang, Nor a Whimper. Blog entry. Prerogative of Harlots, April 28, 2009. URL: http://paleocoll.blogspot.com/2009/04/with-neither-bang-nor-whimper.html


[Закрыть] «Популярные описания результатов ударного воздействия, – пояснил он, – обладают неким болезненным, граничащим с безвкусицей свойством». Такое мнение обоснованно: климат на планете уже менялся в течение 10 млн лет до падения астероида. Динозавры наслаждались стабильностью среды обитания не в большей степени, чем мы сейчас.

«Не поймите меня превратно, – сказал мне в личной беседе Дэвид Арчибальд, специалист по млекопитающим, существовавшим до и после падения астероида. – Это не просто был неудачный день в истории планеты. Это был день великого невезения. Однако тучи над тогдашним раем сгущались уже давно». Подробное обсуждение проблем, связанных с началом широкого распространения млекопитающих по планете и палеонтологических последствий воздействия астероида, оставившего ударный кратер Чиксулуб, содержится в его книге.[58]58
  David Archibald. Extinction and Radiation: How the Fall of Dinosaurs Led to the Rise of Mammals. Baltimore: Johns Hopkins University Press, 2011.


[Закрыть]

В любом случае после падения астероида начался своего рода доисторический захват земель. Огромные запустевшие территории оказались открытыми для заселения. Чтобы захватить их, нужно было всего лишь приспособиться к местным условиям. А мы, млекопитающие, отлично справляемся с задачами подобного рода. Оставшиеся в живых представители нашей родни быстро приобрели новые формы и размеры. Некое подобие этого процесса я усматриваю в появлении интернета, когда никто не был способен даже отдаленно предсказать, что ожидает нас в будущем, полном новых возможностей.

Мы достаточно мало знаем о том, как млекопитающие приспосабливались к новым условиям, однако известно, что за эти 10 млн лет растительность изменилась самым драматическим образом. Вечнозеленые леса, покрывавшие существенную часть поверхности земли, ушли в прошлое, а листопадные широколиственные растения, согласно мнению эколога Бенджамина Блондера, начали очень медленно занимать доступное пространство. Распространение таких растений с их вкусной и сочной листвой создало изобилие легкоперевариваемой пищи.

Это сподвигло млекопитающих к перемене образа жизни. Возник новый тип млекопитающих – животные, питающиеся не насекомыми, а цветками, плодами, листьями кустарников и в ограниченной степени редкими, только появившимися на Земле травами. Многие из таких биологических видов неизбежно должны были столкнуться с неудачей, стать эволюционными тупиками, вымереть в палеонтологическое мгновение ока.

Однако некоторые добились выдающихся успехов. Кони и приматы относились к числу триумфаторов. (Наверное, нам не стоит слишком гордиться подобными достижениями. По словам Кристины Джейнис, мы стали победителями «за неимением лучших».[59]59
  Janis. Victors by Default. P. 173.


[Закрыть])

* * *

С Притор и Келли мы бродили по Поулкэт-Бенч в надежде найти какую-нибудь из великолепных окаменелостей, однако я скоро сдалась. Филип Гингерих, пользующийся всемирной славой палеонтолог и знаток ископаемых останков лошадей, однажды сказал мне, что, когда он впервые посетил эту местность молодым еще ученым в 1970-х годах, окаменелости можно было найти прямо на поверхности земли, однако время таких легких находок давно миновало. Притор разыскивала кольца типи: каменные круги, в доевропейские времена обрамлявшие основания шатров индейцев, любивших останавливаться здесь ради превосходного вида – совсем как наши современники летними вечерами.

Келли искала ориентиры среди далеких гор – природные знаки, которыми век назад руководствовались ее собственные предки, чтобы ориентироваться в пространстве и времени, когда пригоняли в эту глушь стада овец.

«Вот Конская Голова, – сказала она, указав на большой и заметный снежник вверху водостока Ишавуа на склоне горного хребта Абсарока. – Снег на носу и на поводьях уже тает. Это означает, что высокая вода сошла и можно вести свои стада в горы и спокойно переправляться через реки».

Я увидела, что она совершенно права. Только в ущелье под одной из самых высоких горных вершин даже в начале июля оставалось большое количество снега, и снежник в самом деле был похож на голову коня.

«Кони здесь явно у себя дома», – сказала я.

Земли Вайоминга невозможно представить без лошадей. Местное население тем или иным способом в течение веков приспосабливало годовой ритм своей жизни к ритму жизни коней. Без них выживать здесь было непросто. Сразу же, как испанцы завезли в эти края одомашненных лошадей, коренные американцы немедленно осознали их ценность и сделались одними из лучших в мире наездников. Когда прапрадед Келли, мормон, оказался в Вайоминге в конце XIX века, «обладать лошадью» означало «выжить». Здесь начинал свою карьеру известный преступник Бутч Кэссиди, впервые попавший в тюрьму за кражу лошадей. Учитывая жизненную важность этого домашнего животного, Бутчу повезло, что он избежал виселицы.

Лошади были ценными и тогда, когда в 1950-х годах отец Филлис Притор привез ее девочкой в Вайоминг. Конечно, к этому времени здесь уже появились автомобили, но им необходимы дороги, a их в здешней глуши насчитывалось немного. Какое-то время ее отец зарабатывал на жизнь объездкой коней. Потом он устроился егерем в заповедник и проводил свою жизнь в седле, разъезжая по диким просторам Вайоминга, куда автомобили тогда – да и теперь тоже – не способны были проникнуть. Притор часто сопровождала его. Верхом на своем пони она основательно изъездила эти места. Подозреваю, что Притор в тот или иной момент своей жизни прошла, проехала, ну в крайнем случае видела каждый сантиметр территории этих гор. С ее точки зрения, есть нечто успокоительное в том знании, что кони 56 млн лет прожили в том же краю, где ныне живут лошади гор Маккуллох и Прайор.

Конечно, важно помнить, что в те времена, когда здесь обитали эогиппусы, Вайоминг выглядел совершенно иначе. Здесь было влажно – настолько влажно, что окрестность покрывал тропический лес. Здесь не было холодоустойчивых деревьев. Не было пропыленного воздуха, не было сухой и твердой, покрытой полынью почвы. Ее заменяла влажная и болотистая земля.

Кроме того, здесь было жарко. Какое-то недолгое время даже очень жарко, куда жарче, чем во время моего визита. Доказательства описаны, например, Филом Жардином.[60]60
  Phil Jardine. Patterns in Palaeontology: The Paleocene-Eocene Thermal Maximum // Paleontology Online 1, 2011. P. 5. URL: www.palaeontologyonline.com/articles/2011/the-paleocene-eocene-thermal-maximum/


[Закрыть] По сути, на планете как будто бы произошел внезапный тепловой взрыв, столь же удивительный в своем роде, как падение астероида за 10 млн лет до него. Любопытно, что этот тепловой максимум совпал с появлением на свет приматов и коней Поулкэт-Бенч. Температура в некоторых местах за очень короткое время подскочила на 6–8 °C, замерла ненадолго на этом максимуме, а потом столь же внезапным образом опустилась. Причина этого резкого пика остается невыясненной, однако он мог стать следствием крупных выбросов метана из глубин океана. Этот пик на графиках, иллюстрирующих подъемы и падения температуры в истории нашей планеты, напоминает, на мой взгляд, контуры Эйфелевой башни. Эта аномалия носит официальное название «Палеоцен-эоценовый термический максимум» или просто PETM, однако я предпочитаю видеть в ней Эйфелеву башню жары, резкие контуры роста и падения которой так напоминают изящный силуэт символа Парижа. Странное, невероятное событие.

И вдвойне странно, что и лошади, и приматы могут равным образом хотя бы отчасти связывать свое существование с этим максимумом: пик обозначает начало эоцена, когда в свои права вступили не только лошади и приматы, но и в целом большинство современных групп млекопитающих. История многих животных прослеживается от этого загадочного теплового пика. Похоже, что в это время вся планета уподобилась колоссальной чашке Петри,[61]61
  Чашка Петри – лабораторный сосуд, используемый для изучения развития микроорганизмов в питательной среде.


[Закрыть] доведенной до кипения невероятной горелкой Бунзена.[62]62
  Горелка Бунзена – небольшая газовая горелка, изобретенная немецким химиком Робертом Бунзеном в 1857 г.


[Закрыть] И voilà![63]63
  «Вот!», «Вуаля!» (фр.).


[Закрыть] Мир, только что погруженный в послеастероидный упадок, вдруг расцвел общепланетной весной.

Существуют различные мнения насчет того, возникли кони и приматы на Поулкэт-Бенч или же пришли откуда-то еще. Некоторые палеонтологи полагают, что протолошади мигрировали сюда из Азии в самом начале потепления. В Китае была обнаружена кость очень раннего животного, которое может оказаться предком эогиппусов. Другие считают, что лошади возникли в Европе и переселились на запад. Филип Гингерих полагает, что лошади вполне могли возникнуть именно здесь, в том Вайоминге, который тогда еще не был Вайомингом, к востоку от Скалистых гор, как раз в том самом месте, где стояли мы с Келли и Притор. (Впервые я прочитала об этом в статье Роберта Кунцига.[64]64
  Robert Kunzig. World Without Ice // National Geographic, October 2011.


[Закрыть] Идея показалась мне настолько необычной, что я поинтересовалась мнением о ней Гингериха. «Почему бы и нет?» – ответил он.)

Еще большие разногласия существуют по поводу происхождения приматов. Некоторые исследователи считают, что мы возникли в Северной Америке, другие – что в Азии, a третьи переносят нашу родину в Европу. Еще одна группа исследователей в манере Гекльберри Финна полагает, что приматы возникли в Африке, затем верхом на отделившейся от Африки континентальной Индийской плите приехали в Азию, где спешились и распространились по всему Северному полушарию, в котором тогда было достаточно тепло и уютно.

При всем изобилии существующих теорий материальные свидетельства указывают на то, что самые ранние эогиппусы и самые ранние настоящие приматы совершили свой великий выход на сцену жизни сообща, причем вторые обитали на деревьях, а первые паслись под ними. И если на Поулкэт-Бенч мы еще не были подобранной друг к другу парой, если еще не заключили дружеский союз, то, безусловно, жили в тесном соседстве.

Странными были эти мелкие зверушки, эти «кони зари». Они, конечно, ничем не напоминали тех животных, которым по прошествии 56 млн лет суждено было выступать в Кентуккийском дерби.[65]65
  Кентуккийское дерби – самые популярные в США скачки, ежегодно с 1874 г. проводящиеся в Луисвилле, штат Кентукки.


[Закрыть] Однако, как я уже говорила, если знать, что ищешь, в этих ранних окаменелостях вполне можно обнаружить некоторые из основных характеристик существ, называемых нами «лошадьми».

* * *

Я конечно же не знала, что ищу. С детских лет мне не раз приходилось видеть окаменелые останки эогиппусов в музеях, однако я никогда не понимала, почему ученые усматривают в этих странных низеньких созданиях именно «лошадей». Что именно «лошадиного» в этих скелетах? Я немного знала о том, что пяточная кость и коленная чашечка есть и у людей, и у лошадей, но хотела знать больше. Пока что останки эогиппуса в музейной витрине, на мой непросвещенный взгляд, скорее напоминали собачьи кости.

Так почему эти животные не стали собакой?

Я позвонила Филу Гингериху. Он посоветовал мне рассмотреть астрагал, кость, присутствующую как у древних, так и у современных лошадей. Конский астрагал уникален. Он эквивалентен таранной кости, расположенной посреди человеческой лодыжки, позволяющей нам делать кругообразное движение стопой. Однако конский астрагал имеет другую форму. Наша таранная кость, вторая по величине в стопе, позволяет нам изменять угол между стопой и ногой. Именно поэтому мы способны пользоваться ногами, взбираясь на деревья.