Текст книги "Ливень в графстве Регенплатц"

Глава 2

В кабинет ландграфа фон Регентропфа заглянул слуга и доложил:

– Прибыл мастер Хайнц Вольфгарт и просит вас принять его.

– Да-да, зови скорее, – отозвался Генрих. – Я его жду.

Слуга вышел из комнаты и через несколько минут открыл двери перед невысоким мужчиной в чёрном берете. Войдя, гость обнажил голову, продемонстрировав седеющие волосы с намечавшейся лысиной на макушке, и вежливым поклоном приветствовал хозяина замка. В движениях мужчины были заметны уверенность и достоинство, но без лишней гордости; черты лица приятны, карие глаза смотрели с добром, сквозь тёмную бороду проглядывала мягкая улыбка. Ландграф поспешил навстречу гостю:

– Здравствуйте, мастер Вольфгарт! Рад, что вы так быстро приехали. Вы прибыли в Регенплатц на корабле?

– Да. Путешествовать по воде мне доставляет больше удовольствия, – ответил Хайнц. – К тому же берега Рейна так красивы, особенно сейчас, летней порой.

Генрих предложил гостю присесть и, выглянув за дверь, приказал слуге принести вина.

– Вы предупреждали, что приедете со всей вашей семьёй, – продолжил разговор Генрих, сев на стул напротив собеседника. – Она у вас большая?

– Сейчас со мной только супруга Карен и младший сын Зигмунд, – охотно поведал Хайнц. – Двое старших сыновей уже обзавелись семьями, построили себе дома; они нашли своё место в жизни и больше не сопровождают меня.

– А сколько лет Зигмунду?

– Шестнадцать. Ещё два-три года, и он тоже покинет меня, пойдёт по жизни своей дорогой.

– Да, птенцы, подрастая, покидают родные гнёзда.

Слуга принёс кувшин с вином и два кубка, поставил на стол и по велению ландграфа удалился. Генрих встал с места и, подойдя к столу, лично разлил вино в кубки.

– Это вино с виноградников Регенплатца, мастер Вольфгарт, – с гордостью произнёс он, подавая кубок гостю. – Попробуйте. Мы поставляем его даже ко двору.

– Я знаю, оно славится, – широко улыбнулся Хайнц. – Оно считается лучшим из рейнских вин.

– Теперь вы сможете пить это вино каждый день. Оно всегда подаётся к столу в этом доме.

– Прекрасно! Прекрасно! – Мастер Вольфгарт отпил несколько глотков из своего кубка и удовлетворённо выдохнул. – Но теперь, ландграф, давайте обсудим дело, ради которого вы призвали меня к себе. Какие услуги хотите вы получить от меня, и каковы будут мои обязанности в замке?

– Да, давайте это обсудим, – согласился Генрих, снова присев на стул. – Как вам известно, у меня трое детей. Старшему сыну Берхарду уже исполнилось одиннадцать лет; он мальчик спокойный, серьёзный, но молчаливый, даже замкнутый. Младшему Густаву – десять; он наоборот весьма шустрый, задиристый, мамин любимчик. Маргарет – моя единственная любимая дочь, настоящая принцесса, красива и капризна; ей тринадцать лет. Мальчики прекрасно держатся в седле, уже метко стреляют из лука, умело владеют мечом и копьём. Но они недостаточно хорошо обучены грамоте и наукам разным. Вот я вас и пригласил, дабы вы, мастер Вольфгарт, преподали моим детям эти науки. Ваше имя уже на слуху у людей, вы имеете репутацию, как образованного человека и очень хорошего учителя.

– Спасибо за похвалу, ландграф, – склонив голову, благодарил Хайнц. – Действительно, прежде чем начать обучать других, я много путешествовал и набирал разнообразные знания по всему свету. У меня много книг по философии, истории, математике. Я сам брал уроки у учёных мужей в Италии, Греции.

– Да, вы сможете многому научить, и я очень рад, что вы согласились обучать моих детей. Патриция, супруга моя, приглашала в наставники одного монаха из монастыря, что в Регенплатце. Он обучил их письму, слову божьему, арифметике, но я считаю, этого мало. Мои сыновья будут править землями и городами, Берхард унаследует трон Регенплатца – они должны быть не просто грамотны, а знать как можно больше о мире. В наше время правитель славен не только силой, но и умом.

Мастер Вольфгарт, кивая головой, соглашался с такими словами собеседника.

– Относительно Маргарет такие же пожелания? – поинтересовался он.

– Да. Её доля, конечно, быть только женой и матерью, но она выйдет замуж за знатного человека, и быть глупой ей ни к чему.

– Что ж, мне всё ясно. Я с радостью передам вашим детям все знания, коими владею сам. Вы больше никаких учителей не нанимали?

– Видите ли, мастер Вольфгарт, в последние семь лет я очень редко бывал дома. У меня большие владения, за которыми нужен присмотр, я занимался ими. Потом король Фридрих призвал меня к себе на службу. А последние два года я стоял на страже моих земель, коим угрожала опасность. Барон Штольценгер не даёт мне покоя, желает завоевать их.

– Ваши богатые земли привлекают многих. А уж ближайшего соседа и подавно, – поддержал Хайнц. – Я слышал, какие битвы проходили между вами за рекой Стиллфлусс.

– Левобережье речки вот уж десять лет принадлежит графу Кроненбергу. Графство небольшое, молодое, войско пока слабое, вот барон и пытается полонить те земли, чтоб стать ближе к Регенплатцу. Но я не допущу этого. Я и мои воины будем охранять границы графства так же усердно, как и раньше, когда поместье Кроненберг находилось под моим правлением.

– Но теперь, когда барон проиграл войну, он, надеюсь, успокоился?

– Барон Штольценгер был серьёзно ранен в последней битве, и, думаю, глубокие раны и потеря большого количества воинов надолго утихомирят его. Если только мне войну объявит его старший сын. Но он слабак, я с ним быстро справлюсь.

Ландграф допил вино и отставил кубок на стол.

– Так что, мастер Вольфгарт, сами видите, мне некогда было думать об учителях, – вернулся Генрих к прерванной теме. – Патриция, правда, ещё нанимала учителя танцев для Маргарет. Но этот молодой красавчик больше времени проводил с девушками в укромных уголках, чем на уроках, и я его выгнал.

– И он Маргарет так ничему и не научил?

– Патриция говорит, что чему-то научил. Но не думаю, что многому. При таком отношении к обязанностям своим…

Хайнц, соглашаясь, снова покивал головой, а после предложил:

– Моя супруга Карен знает все танцы, которые в ходу на балах у королей и высшего общества, и ещё прекрасно играет на мандолине. Всему этому она может научить и ваших детей. И мальчиков тоже. Ведь в наше время мужчины должны владеть не только мечом, но и красивым словом, покорять женщин не только на рыцарских турнирах, но и на балах. А Зигмунд великолепно рисует. Он два года обучался живописи в школе искусств в Риме и в будущем намерен продолжить обучение в Неаполе, желая стать настоящим художником. Так что и знания моего сына смогут быть вам полезны.

– Вот как! – радостно воскликнул Генрих. – Я приглашал одного учителя, а получил сразу троих! Что ж, прекрасно! Я принимаю ваше предложение. Вы обучите моих детей наукам, а ваша супруга и сын – искусствам. И не сомневайтесь, все труды вашей семьи будут щедро мной оплачены. Но где же фрау Вольфгарт и Зигмунд? Ждут за дверью?

– Нет. Мы прибыли в Крафтбург вчера вечером и сняли комнату на постоялом дворе. Сейчас жена и сын находятся там, я же решил сначала лично встретиться с вами, всё обсудить.

– Но, надеюсь, вы не надумали надолго поселиться в том дворе. Обещайте, что сегодня же вы все втроём переедите в мой замок, – потребовал Генрих и поднялся. – Здесь для вас уже приготовлены комнаты. Пойдёмте, я покажу их вам. Заодно посмотрите и кабинет для занятий, может, у вас возникнут какие-то дополнительные пожелания для её оснащения. Не стесняйтесь, просите всё, что вам необходимо для работы и для удобного проживания.

– Спасибо, вы очень добры, ландграф, – поблагодарил Хайнц, так же поднимаясь с места. – Я обязательно посмотрю и комнаты, и кабинет, но для начала хотел бы попросить вас познакомить меня с моими учениками.

– Что ж, как пожелаете.

Генрих громко позвал слугу. Тот незамедлительно открыл дверь и, отвесив хозяину поклон, приготовился выслушать приказ.

– Скажи Астрид, чтоб собрала моих детей в детской, – распорядился Генрих, – и пригласи туда ландграфиню.

– Слушаюсь, – поклонился слуга и покинул комнату.

– Пойдёмте, мастер Вольфгарт, – обратился Генрих к учителю. – Я провожу вас к вашим ученикам.

Хайнц поставил свой пустой кубок на стол и последовал за ландграфом.

– Имеется ли в замке библиотека? – поинтересовался мастер Вольфгарт по дороге.

– Да, конечно, – ответил ландграф. – Все Регентропфы всегда шли в ногу со временем и стремились развивать не только физическую силу, но и разум, и душу свою. Образование играет далеко не последнюю роль в жизни нашей фамилии.

– Оттого Регентропфы и прославились, как мудрые правители, – поддержал Хайнц.

– Оттого и земли наши богатеют, в графстве царит мир и покой, и подданные наши сыты и довольны. Вы можете пользоваться библиотекой, мастер Вольфгарт. Кстати, там есть летопись нашего рода Регентропф.

– О, это очень интересно!

– Прошу вас, прочтите её, чтобы потом вы смогли преподать моим детям историю Регенплатца, которая неотделима от истории фамилии Регентропф. Я так хочу.

– Я прекрасно понимаю ваше пожелание, – заверил Хайнц, – и полностью поддерживаю его. Дети обязательно должны знать своих предков.

Ландграф и мастер Вольфгарт вошли в детскую комнату. Берхард, Густав и Маргарет уже были здесь и, выстроившись в ряд, ожидали появления отца. Патриции в комнате ещё не было.

– Вот моё самое главное богатство! – воскликнул Генрих, представляя гостю своих детей. – Моя радость, мой смысл жизни! Маргарет, моя принцесса, красавица необыкновенная, такая же, как и её мать.

Маргарет скромно опустила взор и присела в неглубоком реверансе. Девушка уже привыкла к похвалам, видела восхищение не только в глазах отца, но и в глазах других мужчин, а потому подобные речи её совсем не смущали. Уже через пару мгновений она вскинула на незнакомого человека смелый и гордый взгляд прекрасных зелёных глаз. Маргарет была очаровательна, блеск её золотых локонов в лучах яркого солнца, успешно соперничал с блеском драгоценных камней в украшениях, стройная фигурка облачена в бордовое платье из дорогой аравийской ткани расшитой серебром. Ландграф ничего не жалел для своей единственной дочери, украшал её, лелеял и баловал.

– Это малыш Густав, – представил Генрих худенького белокурого мальчика в тёмно-фиолетовой котте, рассматривающего гостя с нескрываемым любопытством широко распахнутых синих глаз. – Поприветствуй господина, Густав.

Мальчик встрепенулся и быстро кивнул головой.

– И мой старший сын Берхард.

Мальчик в коричневом сюрко стоял чуть дальше от сестры и брата и внешностью своей сильно отличался от них. Смуглая кожа, длинные до плеч густые смоляные волосы, взгляд чёрных глаз очень серьёзен. В чертах лица Берхарда не было ничего общего ни с Маргарет, ни с Густавом, ни даже с отцом. И если бы Генрих не назвал мальчика своим сыном, Хайнц никогда бы так и не подумал.

– Дети, я представляю вам мастера Вольфгарта, – продолжал Генрих. – Он учитель, знает все науки, бывал во многих странах и теперь готов передать свои знания вам …

– Как всегда, Генрих, меня ты не ждёшь, будто происходящее в доме меня не касается, – раздался в этот момент женский голос.

В детскую вошла Патриция. Как обычно, красива и величава; прошедшие годы нисколько не отразились на её лице, не тронули её стройную фигуру. И всё же тот, кто хорошо знал эту женщину, заметил бы, что в зелёных глазах её поселилась зима, в голосе застыл лёд равнодушия, а движения стали резки.

– Добрый день, – со снисходительной улыбкой обратилась Патриция к гостю. – Вы и есть мастер Вольфгарт?

– Да, – с поклоном ответил учитель. – Очень рад познакомиться с вами и с вашим семейством. У вас очень красивые дети.

– Мои дети? – Патриция приблизилась к дочери и поцеловала её в щёку. – Мои дети красивы, да.

Взгляд женщины заметно потеплел, улыбка стала мягче. Дети были единственной её отрадой, единственной радостью в этом тоскливом холодном замке, лишь с ними она отдыхала душой и испытывала счастье. Патриция подошла к Густаву и ласково погладила его по голове, от чего тот сразу повеселел. На Берхарда она даже не взглянула.

– Ты нисколько не опоздала, Патриция, – сказал Генрих. – Я только что представил мастеру Вольфгарту его учеников.

– А чему вы будете нас учить, мастер Вольфгарт? – поинтересовалась Маргарет.

– Многому, – охотно ответил учитель. – Письму, истории, расскажу о разных странах и народах, математике, греческому и итальянскому языкам, научу вас складывать слова в стихи…

– Как много. Неужели мы сможем столько выучить?

– Конечно, сможете! – воскликнула Патриция. – Вы у меня очень умные, и станете ещё умнее.

– Поверьте, науки не так сложны, как вам кажется, – заверил учитель.

– А музыке и танцам вы нас обучите? – вновь задала вопрос Маргарет.

– Этому вас обучит моя супруга фрау Вольфгарт. Она знает все-все танцы.

– Так значит, вы прибыли к нам с семьёй? – спросила Патриция.

– Да. Со мной приехали жена и сын Зигмунд.

– Кстати, Зигмунд хорошо рисует, – добавил Генрих. – И я решил, что занятия рисованием нашим детям не повредят.

– Ваш сын пишет настоящие картины, учитель? – встрепенулся Берхард, и в его глазах вспыхнул яркий интерес.

– Да, у него уже есть несколько работ, – ответил мастер Вольфгарт. – Зигмунд обучался в лучшей итальянской художественной школе… А вы, Берхард, тоже увлечены рисованием?

– Да, мне нравится рисовать…

– Ой, тоже мне художник! – усмехнулась Маргарет, пренебрежительно скривив губки. – Какие-то каракули выводит, не поймёшь даже что это – не то дом с трубой, не то осёл одноухий.

– Ха-ха-ха! Осёл одноухий! – громко засмеялся Густав; фраза сестры показалась ему очень забавной. – Это он может нарисовать! Осёл одноухий!

Мальчик аж согнулся от смеха и, глядя на него, Маргарет тоже рассмеялась. Патриция же умилённо улыбалась, наблюдая за весельем своих детей. Её нисколько не заботило, что их реплики были оскорбительны для Берхарда.

– Что за глупый смех! – рявкнул Генрих, и его строгий голос заставил детей умолкнуть. – Как вам не стыдно смеяться над братом!

– Но рисунки Берхарда действительно несуразны, – вступилась Патриция за сына и дочь.

– Я тоже видел его рисунки – они достойны похвал. И я смею считать, что смех ваш завистью вызван. Особенно твой смех, Маргарет.

На щеках девушки немедленно вспыхнул румянец негодования. Маргарет не умела рисовать, эскизы для вышивки, которые она составляла, были неровны, цветы на них корявы. Они приобретали приличный вид только после поправок матери. Упрёки отца, да ещё и при чужом человеке, сильно обидели Маргарет. Девушка гордо вздёрнула носик, и губы её задрожали от якобы назревающих слёз.

– Прекрати кричать на дочь при посторонних! – приказала мужу Патриция, нежно прижав золотую головку дочки к своей груди. – Из-за пустяка довёл бедняжку до слёз.

Мастер Вольфгарт внимательно наблюдал за этой сценой, и увиденного ему хватило, чтобы сделать для себя кое-какие выводы. Прежде всего, он понял, что Берхард здесь совершенно чужой, даже изгой, и если бы не поддержка и защита отца, то мальчику вообще не нашлось бы никакого места в этой семье. О причинах такого отношения учитель лишь догадывался, и мысль, что эти догадки могли быть верны, его не радовала. Он снова вгляделся в Берхарда. Мальчик не выказывал ни зла, ни обиды, его смуглое лицо было непроницаемым, взгляд спокоен, чувства надёжно спрятаны в тайных глубинах души. Казалось, Берхард уже привык к своей участи и смирился с ней.

– Отец всегда защищает Берхарда, – пожаловалась Маргарет. – Только его и любит.

– Маргарет, ты ведёшь себя неприлично, – сделал замечание Генрих. – Прекрати ныть. Мастер Вольфгарт с его семьёй отныне станет жить в замке, вы будете видеться с ним ежедневно, и я прошу вас вести себя достойно и больше не устраивать подобных глупых ссор. Не позорьте себя и меня! Маргарет, Берхард, Густав, вы всё поняли?

Мальчики утвердительно закивали головами. Маргарет выпрямилась и со смиренным видом присела в реверансе, однако, её глаза всё же бросили гневный взгляд на Берхарда.

– Пойдёмте, мастер Вольфгарт, я покажу вам комнаты и кабинет для занятий, – предложил ландграф учителю.

– Был рад с вами познакомиться, – с прощальным поклоном обратился Хайнц к своим ученикам. – Уверен, мы сможем подружиться.

Мужчины вышли из комнаты и не спеша направились по коридору.

– Ваши дети часто ссорятся, ландграф? – поинтересовался Хайнц.

– К сожалению, часто, – ответил Генрих. – Маргарет вечно задирает своих младших братьев. Густаву тоже от неё достаётся. Но она вовсе не злая. Своенравна, да, но не зла. Мать её балует. Да что греха таить, и я тоже имею слабость потакать ей во всём.

– Такой красавице трудно в чём-либо отказать.

– Да, это точно.

Резко скрипнула дверь, и раздался детский смех. Мужчины обернулись. Из детской комнаты вышел Берхард; лицо его было серьёзно и холодно. Он спокойно закрыл за собой дверь и ушёл прочь по коридору. Проводив мальчика взглядом, мужчины продолжили путь.

– Берхард совсем не дружен с братом? – вновь спросил Хайнц.

– Совсем, – горестно вздохнул Генрих. – Между братьями случаются и драки. Мальчики живут в разных комнатах и общаются только на занятиях.

– А вообще в замке у Берхарда есть друг? Может быть, среди других детей?

– По-моему, нет. Берхард со многими общается, но я не замечал, чтобы кто-то стал его другом. Только с Кларком сыном графа Кроненберга у него близкие и доверительные отношения. Мальчики постоянно переписываются, а когда встречаются, то их водой не разлить.

– Вот мы и пришли, – остановился Генрих у двери. – Теперь это ваш кабинет. Здесь вы будете проводить свои занятия. Заходите.

Генрих открыл дверь и пропустил учителя в просторную светлую комнату. Её убранство мало чем отличалось от остальных кабинетов. Расположенный у окна большой дубовый стол покрыт мягким солнечным светом. Вокруг стола пять стульев с резными спинками. Вдоль стены разместились три шкафа с широкими полками, многие из которых пока пустовали, на остальных можно было найти пергаментные свитки, несколько книг, грифельные доски, инструменты для измерений. В углу у двери расположился массивный отделанный бронзой сундук. Его открытая крышка позволяла заглянуть в пустое тёмное пространство.

– Комната удобная и главное светлая, – оглядевшись, констатировал Хайнц. – Мне здесь нравится. А куда ведёт та дверь? – указал он на дверь между шкафами.

– Она ведёт в вашу спальню. – Генрих подошёл и открыл эту дверь. – Прошу, взгляните. Патриция лично принимала участие в её убранстве.

– Мне приятно, – улыбнулся Хайнц и, подойдя, заглянул в спальню. – У вашей супруги прекрасный вкус. Карен спальня понравится. А я доволен тем, что кабинет рядом. Для меня это очень удобно.

– Пойдёмте, я покажу вам другие комнаты и мою библиотеку, – предложил Генрих.

Но Хайнц отказался:

– Благодарю вас. Мне очень льстит ваше внимание и забота. Признаться, ещё ни в одном доме хозяева меня так не привечали. И мне даже немного неловко перед вами, ландграф.

– Только не вздумайте стесняться меня, мастер Вольфгарт. Вы не менее уважаемый человек, чем я. Хотя вы и не имеете титула, но зато обладаете многими знаниями, в коих я совершенно не сведущ, а значит, вы умнее. Я прошу вас обращаться ко мне, как к равному. Ну, пойдёмте в библиотеку, она находится по этому же коридору.

– Прошу прощения, ландграф. Мне крайне любопытно осмотреть вашу коллекцию книг и свитков, но боюсь, я так увлекусь ими, что забуду про все дела, а мне ещё надо перевезти в замок семью. Позвольте мне посетить вашу библиотеку вечером, после ужина.

– Да когда вам будет угодно! Вы правы, сначала необходимо сделать более важные дела.

Генрих закрыл дверь в спальню и направился было к выходу, но остановился.

– Мастер Вольфгарт, я хочу вас ещё кое о чём предупредить. – Лицо Генриха посерьёзнело. – Это важно, ведь вы будете проводить много времени с моими детьми.

– Я весь во внимании.

– Я стараюсь, чтобы об этом знало, как можно меньше людей, но от вас скрывать не имеет смысла. Дело в том, что мой сын Густав страдает падучей болезнью.

– Ах! Бедный мальчик, – посочувствовал Хайнц. – Это серьёзный и крайне неприятный недуг.

– Вы уж не будьте слишком строги к нему, и если вдруг что-то…

– Не беспокойтесь, ландграф, – заверил Хайнц, – у меня уже был опыт общения с таким ребёнком.

– Правда? Ну, раз так, то волнения мои действительно напрасны.

За ужином семья ландграфа познакомилась с фрау Вольфгарт и молодым Зигмундом. Супруга учителя – женщина невысокого роста и приятной полноты; наряд её был прост, но отделан со вкусом, из-под аккуратно завязанного платка выбивалась пара непослушных локонов вьющихся каштановых волос. Карен обладала учтивыми манерами и доброй улыбкой, но при этом её серо-голубые глаза под тенью тёмных ресниц внимательно следили за всем вокруг, не упуская ни одной детали. Почти весь ужин словоохотливая Карен Вольфгарт увлечённо рассказывала о разных местах, где ей довелось жить и о людях, которых она там встречала. Её повествование складывалось настолько интересно, что слушатели даже забывали о еде. Особенно дети, которые ещё не успели познать величину и разнообразие Мира. Для них было интересно всё, что происходило за пределами Регенплатца.

Зигмунд был очень тих и скромен. В разговоре участвовал только тогда, когда с вопросом обращались непосредственно к нему. Юноша редко поднимал глаза, а если и делал это, то его взгляд почти всегда был устремлён лишь на одну особу, на юную красавицу Маргарет. Её очаровательная улыбка и прекрасные зелёные глаза поразили Зигмунда в самое сердце, сумев зажечь в нём огонь до селе ему ещё не ведомый.

Маргарет тоже отметила, что Зигмунд Вольфгарт весьма интересный молодой человек: стройная фигура, бархатистый голос, приятные манеры и мягкий взор синих глаз. Девушка изредка несмело поглядывала на молодого человека, замечая в нём всё больше достоинств и красоты. Однако она старалась скрыть ото всех свою заинтересованность юношей, и это ей хорошо удавалось.

За увлекательными разговорами ужин затянулся. Солнце уже опустилось за горы, оставив на небе лишь оранжевый отсвет, когда жители замка стали расходиться по своим спальням. Мастер Хайнц Вольфгарт всё-таки нашёл время и перед сном заглянул в библиотеку. Впрочем, в полумраке при тусклом свете одной свечи трудно было рассмотреть книги со всем вниманием. Тяжело вздохнув, Хайнц взял лежавший на отдельной полочке небольшой сундучок со свитками и отправился в свою спальню.

– Мне здесь нравится, Хайнц, – заявила Карен мужу, ложась на широкую кровать под лёгкое одеяло. – Хозяева очень милые и добрые люди. Они приняли нас, как равных. Я много слышала о радушии и гостеприимстве Регентропфа, и очень рада, что испытала это всё на себе. Ландграфиня очаровательная женщина, правда?

Но Хайнц не слушал болтовню супруги. Свиток, который он вынул из сундучка, оказался частью летописи фамилии Регентропф. Это было весьма любопытно. Хайнц зажёг ещё пару свечей и начал читать ровные написанные рукой летописца строчки.

– Дочка тоже настоящая красавица, – продолжала говорить Карен. – Сколько ей лет, ты сказал? Тринадцать? Её красота только начала распускаться. Года через три-четыре рыцари будут биться на турнирах за один только взгляд её.

– Надо же! – воскликнул Хайнц, вглядываясь в свиток. – Основателем рода является Густав Аллайн (Густав Одиночка). Я не знал этого. О его битвах с драконами сложено много легенд, но судьба этого героя почти неизвестна.

– Потому и неизвестна, что вместо Аллайн он стал Регентропф.

– Здесь написано, что в этих горах водилось много драконов, из-за которых люди не могли обжить плодородные земли междуречья, и даже проплывать кораблям по Рейну мимо этих мест было небезопасно. Густав уничтожил всех драконов. Послушай. «После битвы последней пошёл дождь и смыл с воина кровь драконью. И вдруг среди шума ливня Густав ясно различил слова: «Если ты покинешь места эти, драконы снова поселятся здесь. Останься, построй себе замок и живи на земле этой, и многие века люди будут прославлять тебя и род твой.» «Я согласен, – ответил ливню Густав. – Но прошу тебя, укажи мне место, где должен стоять мой замок.» Дождь повёл Густава по холмам, поросшим лесом густым, и вывел на самый высокий холм, откуда открывался вид на могучий Рейн, на мирную Стиллфлусс и на широкую равнину, где соединялись воды рек, словно тела влюблённых. Последняя капля дождя упала у ног Густава Аллайна. На этом месте и построил рыцарь свой замок и дал ему название Регентропф, Капля дождя.»

– Интересная легенда, – произнесла Карен, выслушав чтение мужа. – Красивая. В жизни, конечно, было всё намного прозаичнее. Густав перебил драконов, взошёл на высокий холм, осмотрелся и решил: «Место удобное, можно брать дань с кораблей, земли плодородные, леса богатые. А главное, всё это ничьё. Раз драконов победил я, то и земли их имею право взять себе.» Молодец, не растерялся. Был бродячим воином, стал богатым землевладельцем.

– Никак ты не признаёшь, что с природой говорить можно, – упрекнул Хайнц. – А я верю, что были люди, которые слышали голоса и гор, и деревьев, голос дождя.

– Хорошо, хорошо, спорить с тобой не собираюсь. Были, так были, – согласилась Карен, снова взбив подушку. – Ложись-ка лучше спать. Сегодня у нас выдался суетный день, надо хорошо отдохнуть.

Хайнц вынужден был согласиться с супругой. Он действительно чувствовал себя утомлённым. Как бы ни хотелось ему прочесть летопись дальше, но время было уже слишком позднее. Хайнц аккуратно свернул свиток, потушил свечи, снял с себя одежду и лёг на кровать рядом с женой. Но Карен, хоть и призывала супруга отойти ко сну, сама ещё не успокоилась.

– Младшего сына-то, наверно, в честь этого самого предка назвали, – проговорила она. – Как ты думаешь?

– Возможно, – бесцветно отозвался Хайнц, закрыв глаза.

– Скорее всего. Знатные господа любят давать своим детям имена не просто так, а в честь каких-нибудь героических предков. Мальчики у ландграфа тоже хорошие, любопытные… Неужели Берхард на самом деле им родной сын?

– Родной.

– Странно. Он внешне так сильно отличается ото всех. Мне показалось, ландграфиня, как мать, к мальчику слишком холодна. За ужином ни слова ему не сказала, даже не взглянула. Ты заметил?

– Нет, не заметил. Давай спать, Карен. – Хайнцу уже начинала надоедать болтовня жены.

– Может, Берхард им всё-таки не родной сын? Завтра познакомлюсь с прислугой и всё узнаю.

– И зачем это нужно тебе? – Хайнц даже открыл глаза и приподнялся на локте. – Какая тебе разница, родной Берхард сын или нет?

– Мне любопытно.

– Твоё любопытство до добра не доводит! Ты всегда стараешься выведать какую-нибудь тайну, а потом болтаешь о ней на каждом углу. Прошу, хоть раз не вмешивайся не в своё дело. Нам так повезло, что ландграф фон Регентропф пригласил меня обучать его детей. Его имя повысит мою репутацию. Даже тебе и Зигмунду нашлась здесь работа. Не порти всё своим любопытством, как ты обычно это делаешь.

– Ничего я не испорчу! – возразила Карен, обиженно надув губки. – Вечно ты выставляешь меня виновницей своих бед. Я просто хочу узнать правду, вот и всё. Никому от этого плохо не будет.

Хайнц тяжело вздохнул и повалился на кровать. Он знал, что Карен бесполезно отговаривать, она всегда была жадной до чужих тайн, до семейных секретов. Она вынюхивала, выспрашивала, высматривала пока наконец не находила истину. Но вся беда в том, что, достигнув своей цели, Карен не могла смолчать, и тогда тайна одного человека или семьи становилась достоянием всего города. Два раза из-за любопытного носа и болтливого языка супруги Хайнц терял доходные места, дважды был прогнан оскорблёнными хозяевами. Люди из-за Карен плакали, покрывались позором, подвергались насмешкам, а одна юная девушка даже пыталась наложить на себя руки. Но ничего не могло остановить Карен, и она продолжала разгадывать чужие загадки. Хайнцу было стыдно за свою супругу, и он каждый раз старался уехать туда, где её ещё не знали.

– Мы приглашены в этот дом работать, а не мешать людям жить, – сделал Хайнц последнюю попытку образумить жену.

– Я знаю, – твёрдо ответила та. – Я всё прекрасно понимаю и вовсе никому не собираюсь мешать жить. Но я должна знать правду.

– Надеюсь, у тебя хотя бы хватит ума не распускать свой язык и не кричать на весь Регенплатц о том, что ты выведала.

– Ты всегда считаешь меня дурой, – проворчала Карен и, обиженно фыркнув, отвернулась от мужа и наконец замолчала.

На следующее утро ландграфиня Патриция познакомила гостей с замком и их обитателями. Фрау Вольфгарт с интересом осматривала все комнаты, их убранство, запоминая, где что находится, с милой улыбкой на устах знакомилась с прислугой, желая вызвать симпатию к себе. Карен обратила внимание, что среди челяди много женщин не слишком молодого возраста, а значит, ей будет с кем поболтать о секретах хозяев замка.

После осмотра замка Карен сразу же направилась в кухню, место, где, как правило, сплетни не только приживались, но и плодились. Но на этот раз ей не повезло. Кухарки приветливо встретили гостью, с удовольствием говорили с ней, но как только разговор заходил о Берхарде и его странной непохожести на своих родных, женщины опускали глаза и делали вид, что подобные вещи их не касаются. Карен ничего не смогла выведать у кухарок, но зато окончательно уверилась, что в семье Регентропф есть большая тайна, и разгадать её необходимо.

Слегка расстроенная, Карен покинула кухню. Она вышла в центральный зал и остановилась, не зная, куда пойти дальше. И тут её осенила мысль. Ну конечно! Кто-кто, а уж нянька-то должна всё знать о своих воспитанниках. Главное разговорить её. Карен уверенно направилась в южное крыло замка и поднялась на третий этаж.

Дверь в детскую была чуть приоткрыта. Впрочем, эта комната уже не имела того предназначения, что раньше. Сыновья ландграфа переселились в восточное крыло, Маргарет со своими служанками осталась жить в южном, но этажом ниже. А бывшая детская теперь отошла нянькам Астрид и Юте.

Карен заглянула в комнату. Астрид была одна, она сидела у открытого окна и что-то шила. За эти годы женщина ещё больше располнела, грудь её тяжело вздымалась, и ей в такт из-за круглых розовых щёк издавалось тяжёлое дыхание. Скрип двери отвлёк Астрид от занятия.

– Прошу прощения, – тут же произнесла Карен, – я прервала вашу работу.

– Ничего страшного, – улыбнулась в ответ Астрид, ещё больше округлив своё лицо. – Заходите. Вы что-то хотели спросить?

Карен вошла в комнату и прикрыла за собой дверь.

– Я просто ходила по замку… – невинно развела руками Карен. – Так глупо… Я кажется, заблудилась. Не могу найти малый бальный зал.

– Он в северном крыле на первом этаже, а вы прошли в южное.