Текст книги "Ливень в графстве Регенплатц"

Вера Анмут
Ливень в графстве Регенплатц

Сколько себя помню, всегда сочиняла какие-то истории. Сначала устно, развлекая друзей, потом взялась за перо. Мне доставляет удовольствие процесс, в результате которого рождается картина, нарисованная словами. Сюжеты вижу в жизни, наблюдая за людьми, самыми удивительными созданиями. Уверена, что можно создать роман абсолютно из любой биографии.

С детства меня увлекали мифы, легенды, сказки и самобытность культур других народов. Можно даже назвать данное увлечение моим хобби. Вот и эта драма создана под влиянием удивительных, романтичных и, порой, трагичных легенд Германии, наполненных волшебством любви, очарованием печали, чарами коварства, мистической силой небес и неотъемлемой верой в добро. Захотелось создать нечто подобное. И надеюсь, у меня это получилось.

Комментарий Редакции: Старый, как мир, конфликт подан в блестящей обертке. Эта книга пестрит духом приключений, печалью несбывшейся любви и острыми перипетиями в борьбе за трон.

Пролог

Она стояла на самой высокой башне замка и смотрела вдаль. Холодный ветер спутывал её волосы, трепал подол чёрного плаща. И всё же он был ласков, с ней был ласков. Ветер дул с Рейна, слетал с его холмов. Он нёс с собой влагу, гнал из-за дальних гор тяжёлые тучи. На Регенплатц надвигался ливень.

Она подставила ветру своё лицо. Она не ощущала холод. Этот ветер был вестником не только стихии, но и грядущей радости. Её радости. Осталось подождать совсем немного.

Рейн потемнел, забурлил, занервничал. О берег бились волны, предупреждая рыбаков о шторме. И люди торопились убрать подальше от наступающей воды свои лодки и свернуть сети. Лес у подножия замка шумел, взволнованный резкими порывами ветра, и гул его сливался с ворчанием Рейна. И только Стиллфлусс, скромная застенчивая речка, огибая равнину, продолжала тихо и покорно нести свои воды её господину, величественному Рейну, где они растворялись, навсегда исчезали в его глубинах, в его мощи. До Стиллфлусс стихия ещё не дошла.

Солнце нехотя собирало свои лучи, забирая тепло и уступая место грозе. Тени надвигающихся туч постепенно накрывали красные черепичные крыши города Крафтбурга, расположившегося на равнине в междуречье. В его уютном порту тревожно покачивались большие парусные корабли, нервничали торговые суда, суетились лодочки. Улицы опустели. Жители укрылись в домах, закрыли окна.

И люди, и природа трепетали перед стихией. Все и всё, но только не она. Фамилия Регентропф обязывала её быть сильной, стойкой, гордой. Сильной, как веками никем не покорённый Крафтбург, стойкой, как неприступные стены замка Регентропф, гордой, как могучий Рейн. Она стояла на самой высокой башне замка, вросшего в вершину самого высокого холма Регенплатца, она была ближе всех к небу, к тучам, стояла в самой гуще ветра. Она ждала ливень. Она ждала его, своего любимого. Она знала, что он скоро придёт. Осталось подождать совсем немного.

Глава 1

В дверь спальни негромко постучали, раз, другой. Этот звук без труда прервал некрепкий сон ландграфа фон Регентропфа. Мужчина открыл глаза и, прослушав очередной стук, недовольно нахмурился. Впрочем, недовольство быстро сменилось неясной тревогой. Генрих резко откинул одеяло, вскочил с кровати и быстро направился к двери.

– Что случилось, дорогой? – приподнялась в постели разбуженная Патриция.

Но Генрих проигнорировал беспокойство супруги. Он открыл дверь, за ней стоял слуга.

– Извините, ваше сиятельство, – с покорностью проговорил он. – Вы сами просили разбудить вас, если приедет гонец из Крафтбурга. Он прибыл и ожидает вас внизу.

– Ты правильно сделал, прервав мой сон. Я спущусь к гонцу немедленно.

Слуга с поклоном удалился.

– Что за гонец? Откуда он? Что произошло? – всё больше тревожилась Патриция.

– Ничего такого, о чём ты должна волноваться, – отмахнулся от неё супруг, торопливо одеваясь. – Продолжай спать. Это мои дела.

Генрих вынул из держателя в стене горящий факел, вышел из спальни и быстро спустился по лестнице. Грея озябшие руки у яркого огня в камине, в зале ожидал молодой человек. Его плащ промок от проливного дождя на улице, на сапоги налипла грязь.

– Какие вести ты мне привёз, друг Клос? – негромко спросил Генрих, приблизившись к гонцу.

Клос Кроненберг тут же повернулся и склонился в уважительном поклоне перед хозяином замка.

– Фройлен Эльза направила меня к вам, ландграф, и слёзно просила как можно скорее привезти вас к ней, – так же тихо проговорил молодой мужчина. – Я обещал, что на рассвете исполню её просьбу, но она настояла отправляться мне в путь немедленно.

– Неужели она настолько нездорова? – заволновался Генрих.

Клос опустил глаза.

– Не могу вам точно сказать… – неуверенно промолвил он. – Когда я собирался в путь, у фройлен Эльзы начинались роды…

– Что?!

– Я не видел её, меня не впустили… Мне лишь передали её просьбу привезти вас.

– Кто с ней рядом?

– Повитуха, служанки, моя жена Хармина, Хельга…

– Хельга? Зачем там эта старая ведьма?

– Третьего дня у фройлен начались боли, и она потребовала привезти Хельгу.

– Что ж, может, это и правильно, – пожав плечами, нехотя согласился Генрих. – Хельга многих излечила, возможно, поможет и бедной Эльзе. Но ты хоть слышал разговоры женщин?

– Да разве разберёшь в их суете хоть слово? Они всё больше громко причитали, да взывали к небесам за помощью, за милостью к бедняжке Эльзе.

Генрих слушал друга со скорбью на лице. Его рука была прижата к сердцу, в котором снова почувствовалась лёгкая боль.

– Я еду к ней немедленно. Вели седлать коня для меня.

– На улице ливень, и он усиливается, – предупредил Клос.

– Разве мне страшен ливень? – повысив голос, возмутился Генрих. – Эльза зовёт меня, и я должен быть с ней! Особенно сейчас, в столь трудное для неё время. Сейчас же едем! Готовь коня моего! Да пошли за моим лекарем Гойербаргом!

Верный Клос Кроненберг поспешил выполнить распоряжения. Ландграф же позвал слугу и велел приготовить для него одежду для поездки в город.

– Куда ты собираешься? – вдруг окликнула его Патриция.

В одной нижней рубашке со свечой в руке она спешно спускалась по ступеням крутой лестницы.

– Мне надо срочно уехать, – бросил ей супруг и собрался идти по своим делам.

– Зачем?

– У меня дела.

– Ночью?

Генрих остановился и вонзил недовольный взгляд в жену.

– Патриция, иди спать, – приказал он ей. – Мои проблемы не нуждаются в твоём участии.

Ландграфиня приблизилась к супругу и заглянула ему в глаза.

– Твои проблемы, – горько усмехнулась она. – Что ты пытаешься скрывать от меня, от супруги твоей? То, о чём в нашем замке уже все знают? То, о чём открыто говорит весь город? О твоей бесстыдной связи с этой распутной Эльзой Штаузенг известно уже всем. Всем! Неужели ты думал, что для меня это останется вечной тайной?

Генрих вполне спокойно отреагировал на осведомлённость своей жены. Не отвёл взгляда, не склонил головы, стыд не вспыхнул на его щеках.

– Я уже давно знаю, зачем ты так часто под вечер уезжаешь в город, – продолжала оскорблённая женщина. – Я даже знаю, что эта девка ждёт от тебя ребёнка!

– Это хорошо, Патриция, что тебе всё известно, – невозмутимо отозвался Генрих. – Значит, отныне мне больше не придётся скрывать эти поездки.

– Ты позоришь меня перед всем народом и даже не хочешь за это извиниться?

– Мне не за что извиняться. И вообще, у меня сейчас совершенно нет времени обсуждать с тобой эту тему. Поговорим после моего возвращения.

И Генрих, равнодушно отвернувшись от супруги, пошёл прочь.

Он не любил Патрицию, и она об этом прекрасно знала. Их брак состоялся в результате обоюдного решения между покойным ландграфом Йоханом фон Регентропфом, отцом Генриха, и его другом графом Альфартом Бренденбругом. У молодых согласия никто не спрашивал, им надо было просто повиноваться воле родителей. Впрочем, Патриция довольно быстро прониклась симпатией к сильному, красивому молодому голубоглазому мужчине с волосами цвета спелой пшеницы, с характером гордого орла. А вскоре даже полюбить смогла его за ум, доброту и отвагу. Генрих же в своей молодой жене не увидел того идеала, который искал в женщинах. Патриция была хороша собой и прекрасно образована, однако, ни дивный блеск её золотых волос, ни стройный стан, ни приятная слуху речь не смогли зажечь в сердце гордого ландграфа даже самой крохотной любви. Однако он вёл себя достойно и уважительно по отношению к супруге, так что Патриции не на что было жаловаться. К тому же в ней жила уверенность, что как только она подарит мужу сына, тот просто не сможет не полюбить её за такое счастье. Генрих тоже надеялся, что его жена здорова и плодовита, что древо его древнего рода пустит новые ветви. Но прошёл год, второй, третий, а его семья не пополнялась ни сыновьями, ни дочерьми. К нелюбви в душе Генриха добавилось разочарование.

И всё же мольбы Патриции были услышаны, и Бог вселил в её чрево новую жизнь. Правда, к тому времени Генрих уже успел увлечься юной черноокой красавицей Эльзой, дочерью уважаемого и преуспевающего бюргера Ахима Штаузенга, державшего сапожную мастерскую и при ней лавку. Генрих старательно скрывал от супруги свою страсть к девушке, но слухи всё равно достигли Патриции и ранили её до глубины души. Молодая женщина не высказала мужу ни слова упрёка. Она терпела его измены и ждала рождения своего ребёнка, уверенная в том, что малыш сумеет вернуть в семью отца и зажечь в его сердце любовь и благодарность к матери.

Патриция вынашивала ребёнка очень тяжело и болезненно, а роды вообще едва не лишили её жизни. Лекарь Питер Гойербарг, который уже много лет прослужил в семье ландграфа фон Регентропфа и заслужил доверие к своему мастерству, запретил молодой ландграфине даже думать о втором ребёнке. Но как Патриция могла о нём не думать, ведь у неё родилась девочка, а нужен был мальчик.

Но Генрих влюбился в дочурку Маргарет с первого взгляда, с первого её крика. Он проводил с ней много времени, его отлучки из дома стали реже и короче, но совсем не прекратились. Патрицию такое поведение супруга немного успокоило. И даже снова затеплилась надежда, что Генрих постепенно остынет к Эльзе и найдёт своё счастье в кругу семьи.

Но вот прошло чуть больше года, и до ландграфини долетели новые слухи о том, что Эльза ждёт ребёнка. Патриция не сомневалась, что это ребёнок Генриха. И она испугалась. А вдруг родиться мальчик? Тогда Генрих заберёт его в замок, будет растить как своего приемника. А вдруг он привезёт в замок и эту бесстыжую Эльзу? Тогда она станет здесь хозяйкой, займёт место Патриции и в замке, и в пастели Генриха. А что станет с ней, с Патрицией и её дочерью? Ну, Маргарет Генрих любит и оставит с собой, а нелюбимую жену вполне сможет отправить обратно в её родовой замок, подальше от себя и своей обожаемой Эльзы. Или ещё хуже, запрёт в монастырь. И неважно, что многие жители Регенплатца осудят его поступок. После смерти отца Генрих стал полноправным правителем этого ландграфства, он устанавливал здесь свои законы и порядки, стал королём Регенплатца, и ему никто не посмеет противоречить, а значит, бедной Патриции негде искать защиты и поддержки.

Такой представляла себе будущую жизнь молодая ландграфиня, рыдая от обиды и унижения на коленях у своей матери. Магда Бренденбруг после того, как скончался её муж, и графство перешло к его брату, с согласия ландграфа переехала жить к дочери в замок Регентропф. Не раздумывая долго, она посоветовала Патриции как можно скорее уничтожить Эльзу, а главное её ребёнка. Патриция сначала была шокирована таким жестоким советом, но мать убедила её, что это единственный выход спасти себя и свою честь.

Через верную молодую служанку Ханну Патриция наняла двух бродяг и приказала им убить Эльзу Штаузенг. За хорошую плату бродяги согласились на преступление. Они выкрали девушку и бросили её в Рейн. С Божьей помощью ей удалось спастись и выжить, но побои и страхи, безусловно, подорвали здоровье Эльзы, и приблизили срок рождения ребёнка.

Лишь накануне Генрих узнал от болтливой прислуги, что какие-то крестьяне нашли несчастную Эльзу Штаузенг на берегу реки избитую и без сознания. Генрих так разволновался, что сердце его едва не разорвалось от боли. Лекарь Гойербарг, опасаясь за жизнь ландграфа, настрого запретил ему куда-либо ехать. Да Генрих и сам чувствовал, что здоровье не позволит ему отдалиться дальше крепостной стены. Тогда он немедленно отправил к Эльзе своего верного друга рыцаря Клоса Кроненберга с просьбой узнать, что произошло, кто виновен, и в каком состоянии находится девушка. Патриция, остановившись за дверью, слышала этот разговор мужчин, и весть, что соперница выжила, её обеспокоила и даже разозлила. Но ещё теплилась надежда, что потрясения, которые пережила молодая женщина, убьют её греховный плод.

Патриция не хотела отпускать мужа, но разве его удержать? Сейчас, когда жизнь его возлюбленной висела на волоске, когда хрупкая жизнь его ребёнка тоже вызывала сомнения, ни сердечный недуг, ни людское осуждение, ни дождливая ночь не могли остановить Генриха.

Выслушав неприятные реплики супруга, Патриция топнула ногой с досады, затем развернулась и отправилась обратно в свои покои. Впрочем, на полпути она свернула в другой коридор. Сейчас Патриция крайне нуждалась в совете матери, в разговоре с близким человеком. Она не боялась разбудить графиню Бренденбруг, шум и суета во дворе замка наверняка уже прервали её сон.

Патриция подошла к двери и осторожно постучала:

– Мама, вы спите?

Вместо ответа отворилась дверь, за которой показалась прямая сухощавая фигура сорокалетней светловолосой женщины. Мать тревожно смотрела на свою дочь.

– Ничего не получилось, мама. Она осталась жива, и сегодня, сейчас её ребёнок появится на свет.

Графиня Бренденбруг пропустила дочь в комнату и плотно прикрыла за ней дверь.

– Откуда такие вести?

– Их привёз из города Клос Кроненберг, – ответила Патриция и, оставив свечу на столе, подошла к окну. – Вон, Генрих собирается ехать к ней. Ночь, ливень, но всё равно он едет.

Ревность так и бурлила в её душе, всё больше увеличивая ненависть к сопернице.

– Да, любовь к Эльзе Штаузенг в нём сильна, – с горьким вздохом согласилась Магда.

– Но как же удалось выжить этой мерзавке?

– Не знаю.

– Что же делать мне теперь? – на глазах Патриции блеснули слёзы.

С задумчивым взором Магда прошла вглубь комнаты и присела на разостланную кровать.

– Пока мы можем только ждать. Быть может, Бог всё-таки не будет благосклонен к Эльзе и не пошлёт ей сына.

– Я буду молить его об этом. Горячо молить!

Мать взглянула на дочь, глаза которой уже были наполнены влагой, и жалость сжала её сердце. Природа и судьба отнеслись к Патриции жестоко и несправедливо. Одна запретила ей рожать детей, другая отдала её в руки неверного мужа. Магда с ласковой улыбкой протянула руки к дочери, и Патриция, дав волю рыданиям, бросилась в объятия матери.

– Мы что-нибудь придумаем, – успокаивала Магда, нежно поглаживая дочь. – Обязательно придумаем. Я не позволю, чтоб ты была несчастна, чтоб в дом твой вошла любовница мужа и тем более её зарождённый во грехе отпрыск. Она ещё не выиграла.

Разрезая ливень, сквозь ночь Генрих мчался на коне в город к своей любимой. Его сердце колотилось как бешеное, и даже капли лекаря Гойербарга на этот раз не могли успокоить его. Душу сковала тревога, мысли хаотично метались, смешивая надежды на будущее с полным их крахом, нежные воспоминания о любви с их потерей. Дождь мокрой пеленой покрывал лицо Генриха, застилал глаза, холодный ветер проникал под промокшую одежду, но всадник ехал по освещаемой молнией дороге, ничего этого не замечая, и лишь чаще пришпоривал коня, заставляя мчаться его быстрее. Вслед за ландграфом, едва поспевая, следовал его верный рыцарь Клос Кроненберг.

И вот Генрих выехал на тёмные улицы Крафтбурга. Громкий цокот копыт по мостовой разбудил мирно спящих горожан, прокричав им, что где-то зародилась беда, и она грозит перерасти в огромное горе. И даже гром своими барабанами не мог заглушить этого крика.

Очередная вспышка молнии осветила каменный дом бюргера Ахима Штаузенга. Оставив во дворе своего коня, Генрих быстро вбежал в здание.

– Эльза! Где моя Эльза?! – громко воззвал он.

На крик гостя из соседней комнаты вышел хозяин дома, высокий смуглый мужчина средних лет с тёмными, подёрнутыми на висках сединой волосами. Выражение лица его было трагично, меж густых бровей пролегла складка скорби. За Ахимом Штаузенгом следовали священник и старый седой слуга.

– Ваше сиятельство, как хорошо, что вы приехали! – спешно приблизился Ахим к ландграфу, его глаза были красными от слёз. – Моя бедняжка Эльза очень плоха. Она звала вас…

– Где она?

– В спальне. С ней женщины, повитуха…

– Сейчас приедет мой лекарь Питер Гойербарг. Сразу проводите его к вашей дочери, – распорядился Генрих. – Ко всем этим доморощенным повитухам да ведьмам у меня нет доверия.

– Благодарю вас, ваше сиятельство. Прошу вас, снимите промокший плащ, присядьте к камину, у огня погрейтесь. Я сейчас велю принести вам горячее вино.

– Не до этого мне, – отмахнулся от предложения Генрих; он лишь снял капающий плащ да утёр рукавом своё мокрое лицо и пропитавшуюся дождём короткую светлую бороду. – Я хочу видеть Эльзу.

– Она только-только родила перед вашим приходом и ещё не готова…

– Родила? – Тревога и опасение смешались в душе Генриха с радостью. – Кого? Кого подарила мне моя любимая?!

– Сына, ваше сиятельство! – Эта весть вызвала улыбку на горестном лице Ахима Штаузенга. – Моя дочь одарила вас сыном, а меня внуком.

– Сын! Сын! – возликовал Генрих. – Мой сын! Мой сынишка! Я должен немедленно увидеть его!

– Но, ваше сиятельство…

Но Генрих уже уверенно направлялся к покоям Эльзы, и пытаться остановить его уже было бесполезно. Дверь резко распахнулась, заставив озабоченных женщин, присутствующих в комнате, обернуться и замереть от неожиданности. Впрочем, немая сцена длилась буквально долю секунды. Поприветствовав господина поклонами, прислужницы вернулись к своим делам. Лишь полненькая молодая женщина в тёмно-зелёном блио Хармина Кроненберг поспешила навстречу ландграфу.

– Ваше сиятельство, прошу вас… Сейчас не время заходить сюда мужчинам, – быстро заговорила она, останавливая вошедшего и пытаясь своей пышногрудой фигурой перегородить дорогу. – Подождите немного за дверью. Не пристало вам видеть женщину в таком состоянии…

Однако Генрих не слушал Хармину. Его взгляд был прикован к молодой девушке, что лежала на кровати, прикрытая испачканными в крови простынями. Лицо Эльзы было бледно, смоляные волосы разметались по белым подушкам. Но на губах трепетала слабая улыбка, и в карих глазах горела любовь.

– Генрих, возлюбленный мой, – тихо и ласково произнесла Эльза. – Ты пришёл.

Отстранив Хармину Кроненберг, Генрих подошёл к своей возлюбленной и опустился на колено возле её кровати.

– Любовь моя, у меня сердце разрывается, глядя на тебя! – пылко заговорил Генрих, сжав в своих ладонях хрупкую бледную руку Эльзы. – Кто осмелился сотворить с тобой такое жестокое злодеяние? Ты их видела, ты их знаешь?

Эльза лишь слабо покачала головой.

– Я клянусь, что найду этих негодяев, они не уйдут от моей кары!

– Не надо, милый, – отвечала Эльза. – Это были обычные бродяги, воры, которые грабежом добывают хлеб свой насущный.

– Их преступление должно быть наказано!

– Ты лучше пообещай мне, Генрих, что позаботишься о нашем сыне.

– О сыне, – мысли ландграфа повернулись в более приятное русло. – Ты подарила мне счастье, любимая, родила мне сына! Я сделаю его моим наследником, вся страна будет перед ним преклоняться. А растить его мы будем с тобой вместе.

Но Эльза на это снова отрицательно покачала головой.

– Ты поедешь со мной в замок, – не унимался Генрих. – Как только ты поправишься, я заберу тебя и сына. Зачем ты продолжаешь качать головой, ты не хочешь жить в моём замке?

– Я не поправлюсь, – тихо ответила Эльза.

– Не говори так. Сейчас приедет Гойербарг. Он хороший лекарь, он поможет тебе.

– Ей уже ничего не поможет, – вдруг раздался печальный женский голос.

Генрих обернулся, – за его спиной стояла невысокая ещё не старая женщина с чёрными косами на плечах и в чёрных одеждах. Это была Хельга, ведьма-знахарка, что одиноко жила в лесу, вдали от поселений. Люди сторонились её, даже боялись, однако, когда от недуга уже ничего не помогало, шли за помощью именно к ней. Ландграфу не понравились слова этой чёрной женщины, и в его глазах сверкнуло негодование.

– Что ты пророчишь, негодная! – рявкнул он. – Тебе, дьявольской прислужнице вообще нечего делать в доме честных людей.

– Не кричи на неё и не прогоняй, – заступилась Эльза. – Хельга помогла появиться на свет твоему сыну. Ему пришлось родиться раньше положенного срока. Он так слаб…

– А ты? – повернулся к возлюбленной Генрих. – Почему же она не желает помочь тебе? Сыну нельзя без матери. Я не дам умереть тебе! Я призову лучших лекарей мира!..

– Хельга права, Генрих, я умираю…

– Нет, я не верю в это!..

– Я счастлива, что увидела тебя перед тем, как навечно расстаться.

Лицо Эльзы становилась всё бледнее, а голос слабел с каждым словом.

– Эльза, ты не можешь покинуть меня, покинуть сына! – кричал Генрих, мучаясь тем, что бессилен чем-либо помочь. – Хельга! Ты же ведьма! Отгони смерть, дай Эльзе живой воды, излечи её!

– Я с радостью отдала бы и жизнь свою, если б это помогло бедняжке, – со скорбью отозвалась Хельга. – Но, увы, моё мастерство здесь бессильно. Смерть уже стоит у её головы, уже приготовила белые одежды для души её…

– Молчи! – вскочив, приказал Генрих. – Тебе нужно вырвать твой глупый язык за такие слова!

Хельга уверенно смотрела в глаза ландграфа, она не боялась его. И взгляд её чёрных глаз был так тяжёл и твёрд, что Генрих первым почувствовал неловкость и отвёл взор в сторону. Он повернулся к Эльзе, вокруг которой уже суетились служанки, меняя простыни на кровати и стараясь переодеть свою госпожу. Её лицо стало совсем белым, и губы теряли нежный розовый оттенок; свет карих глаз скрылся под тёмными длинными ресницами, дыхание почти незаметно.

– Она жива ещё? – сдерживая стон от боли в сердце, тихо спросил Генрих.

– Конечно, жива, – подойдя к нему, ответила Хармина. – Не верьте вы этой Хельге, ваше сиятельство, Эльза обязательно поправится. Роды прошли трудно, она очень устала.

– А где мой сын?

– Он в другой комнате, повитуха им занята. Вы не волнуйтесь, с мальчиком всё в порядке.

Дверь в спальню отворилась, и вошёл длинный худой мужчина с кожаным сундучком в руках. Это был лекарь Гойербарг.

– Наконец-то вы пришли! – бросился навстречу ему Генрих. – Теперь вся надежда только на вас, гер Питер. Вы должны спасти Эльзу.

Питер Гойербарг молча склонил перед ландграфом свою худощавую фигуру и без лишних слов направился к кровати больной. Хлопотавшие вокруг госпожи прислужницы расступились, пропуская лекаря, и столпились поодаль в ожидании указаний.

Понаблюдав немного за действиями Гойербарга, Генрих отвернулся и отошёл в сторону. Боль в сердце постепенно нарастала. Мужчина вспомнил, что не захватил с собой капли, успокаивающие физические страдания сердца. Ну, ничего, лекарь же рядом, и в его кожаном сундучке, что он всегда носил с собой, обязательно есть это лекарство. Но сейчас отвлекать Питера Гойербарга не стоило, сейчас он был нужнее другому пациенту.

Скрипнула дверь. Генрих заметил, как из комнаты вышла Хельга. От этой ведьмы никакого толка. Даже возникли сомнения в её лекарских способностях. Но может, от неё как от провидицы можно извлечь пользу? Генрих тоже покинул спальню.

– Хельга! – позвал он удаляющуюся женщину.

Хельга остановилась, обернулась, но не тронулась с места. Генриху пришлось самому подойти к ней.

– Если ты провидица, как говорят люди, то ты наверняка знаешь, кто совершил эту жестокость с Эльзой? – спросил он.

Ведьма утвердительно кивнула.

– Кто?

– Прости, ландграф, но Эльза просила меня не говорить тебе имени преступника.

– Почему? – удивился Генрих.

– Она не хочет, чтобы ты карал этого человека.

– Что за ерунду ты говоришь? Я знаю, что Эльза слишком добра, но разве она может не желать наказать того, кто хотел убить её?

Хельга молчала, и лишь невозмутимый взгляд её чёрных глаз говорил, что другого ответа собеседник не получит. Спокойствие и упрямство ведьмы нервировали Генриха.

– Говори! – приказал он. – Ты не имеешь права покрывать преступника! Говори, или я пытками вырву из тебя его имя!

– Я бы тебе сказала, но я уже обещала Эльзе молчать.

– Ты бестолковое существо. Тебя давно пора отправить на костёр, ведьма!

– Не выпускай злобу наружу, – не повышая голоса, возразила Хельга. – Она мучает твоё сердце.

– Моё сердце мучаешь ты!

Но Хельга всё с тем же спокойствием подошла к ландграфу совсем близко и положила ладонь на его грудь.

– Успокойся, – произнесла она. – Твои эмоции понятны, но уже ничего не исправить. Ты должен хранить себя, хранить своё здоровье ради сына. Он потерял мать, не дай ему потерять и отца.

Генрих явственно почувствовал, как боль в его сердце стала затихать и довольно скоро угасла совсем. Он был поражён этим чудом.

– Ты одним прикосновением сумела выгнать боль из груди моей, – проговорил Генрих. – Ты чудесным образом помогла мне. Так почему же ты не можешь помочь Эльзе?

– Я могу противостоять болезни, но не смерти.

Из спальни вышел лекарь Гойербарг. На его узком безбородом лице застыло выражение печали.

– Ну что? Что? – с нетерпением обратился к нему Генрих.

– Простите меня, ландграф, но я ничем не сумел помочь Эльзе Штаузенг. У неё большие внутренние повреждения… и слишком много крови она потеряла… Её жизнь угасает с каждой минутой.

Сражённый приговором, Генрих рукой отстранил с пути лекаря и вернулся в спальню. Служанки уже переодели свою госпожу в чистые одежды, сменили на кровати простыни и теперь отошли в сторону, тихо утирая со щёк слёзы. Генрих вновь опустился на колени возле ложа и всмотрелся в бледное лицо любимой. Уже было заметно, как её тело медленно прощалось с душой.

– Эльза, – тихо позвал Генрих. – Моя милая Эльза. Не покидай меня.

Девушка открыла глаза и слабо улыбнулась.

– Любимый. Благодарю тебя за самые счастливые дни жизни моей… за любовь твою… Не забывай обо мне никогда…

– Ты всегда будешь жить в моём сердце, – пылко сквозь рвущиеся на свободу слёзы заверил Генрих. – Только ты одна.

– Но обещай… Если узнаешь имена моих обидчиков, ты не станешь их наказывать…

– Ты действительно знаешь, кто они?

– Да… Я понимаю, почему они так поступили… Я прощаю их. Прости и ты.

– Я не смогу. Ведь они тебя!..

– Заботься о нашем сыне, – прервала Эльза, чувствуя, что время её заканчивается. – Никогда не оставляй его милостью своей, своим благословением…

– Он не узнает горя, клянусь тебе.

– И ещё… Назови его Берхард, в честь твоего великого прадеда… Пусть он станет таким же храбрым и мудрым. Дух твоего предка защитит его…

– Да… да, это достойное имя для моего наследника.

– Когда он подрастёт, расскажи ему обо мне…

– Он обязательно узнает всю правду.

– Благодарю…

Эльза чуть подняла взгляд и вновь постаралась улыбнуться, но это для неё было уже слишком тяжким трудом.

– Отец… – её голос совсем ослаб.

Генрих обернулся – за его спиной стоял несчастный Ахим Штаузенг, он едва сдерживал рыдания. Эльза была его единственной дочерью, любимой и любящей, его надеждой, его опорой, и теперь он оставался один, совсем один. Генрих поднялся с колен и отошёл, уступив место отцу умирающей.

– Доченька, родная моя, – заплакал Ахим, присев на кровать. – Как же я теперь стану жить без тебя? Разве будет теперь смысл в моей жизни?

– Спасибо вам за всё, отец. Вы самый прекрасный человек на свете… Простите мне все обиды, что причиняла я вам… Мне тяжело оставлять вас одного… Я знаю, как вы любите меня, и вы… вы совсем забыли о себе. Прошу, найдите себе достойную добрую жену…

– Разве я могу об этом думать?.. – запротестовал Ахим.

– Я буду радоваться за вас там, на небе, зная, что вы не один, что о вас есть кому заботиться… Пообещайте, отец…

– Обещаю, – смирился Ахим Штаузенг.

– Где мой сын?

Из тёмного угла комнаты к Эльзе вышла плачущая Хармина с перепеленатым младенцем на руках.

– Вот, Эльза, вот твой мальчик.

Мальчик ворочался, кряхтел, но не плакал. Эльза с большим усилием подняла руку и погладила малыша по его маленькой с чёрным пушком головке.

– Берхард, сыночек… Как жаль, что я не увижу, каким ты станешь мужчиной. Да благословит тебя Бог, мой мальчик.

Эльза тихо опустила руку, закрыла глаза и умерла. Ахим Штаузенг больше не мог сдерживать рыдания, да это уже и не нужно было. Склонившись над бездыханным телом дочери, он дал волю слезам. Священник, встав у изголовья, начал тихо читать молитву. Женщины вокруг заплакали, мужчины склонили головы. Скорбь.

Генрих приблизился к Хармине Кроненберг, по-прежнему державшей на руках младенца. Он ещё не видел своего сына и теперь внимательно разглядывал личико малыша. Волна счастья нахлынула на молодого отца от лицезрения родного сына, наследника. Но она тут же смешалась с горем от потери горячо любимой женщины.

– Мне кажется, малыш на вас похож, – прошептала Генриху Хармина, улыбнувшись ему сквозь слёзы.

– Нет, у него глаза, как у мамы, и волосы тёмные.

– Цвет волос может измениться с годами. Мы с Клосом хотим с вами поговорить по поводу младенца, ландграф.

– Что-то серьёзное?

– Да. Давайте выйдем.

Хармина подала знак своему мужу, и тот направился к двери. Ещё раз печально взглянув на Эльзу, Генрих тихо вышел вслед за Харминой из спальни.

– Ландграф, – начал разговор Клос Кроненберг. – Я понимаю и переживаю ваше горе. Прекрасно знаю, кем была для вас Эльза.

– Она была душой моей, – эхом отозвался Генрих. – Как теперь я стану жить без души?

– Сегодня странная ночь. Она принесла вам горе и в то же время одарила радостью. У вас теперь есть сын, о котором вы так долго мечтали.

– Да, Клос, ты прав, – Генрих нежно взглянул на малыша. – Эльза воплотила мою мечту в явь.

– Можно мне задать вопрос вам, ландграф? Как вы намерены поступить с ребёнком?

– Конечно, я заберу его с собой, Клос. Я перед всей страной признаю его сыном и наследником. Я воспитаю из него настоящего рыцаря.

– А ваша супруга?

– Уверен, Патриция не настолько зла, чтобы не пожалеть несчастное невинное дитя. В моём доме малыш Берхард будет купаться в любви. Дай мне его подержать, Хармина.

Женщина осторожно передала младенца в крепкие руки отца. Малыш по-прежнему вёл себя тихо и лишь кряхтел, поворачивая головку в разные стороны.

– Какой он маленький, – с улыбкой разглядывал Генрих сынишку. – Он должен был родиться в начале мая. Но его заставили покинуть чрево матери сейчас, в марте. Знаешь, Клос, ему нужна кормилица. Ты мне сможешь помочь в её поиске?