Текст книги "Ливень в графстве Регенплатц"

– То, что случилось в замке – ужасно, – начал Фридрих с главного. – Погибла целая семья. Семья достойного честного человека, семья моего друга. Сердце моё плачет от горя, душа страдает. Гнев мой требует посылать проклятия жестокому Густаву, который, безусловно, повинен в смертях родного отца и брата, но сострадание просит его пожалеть. Ибо разум его был болен завистью и ненавистью. Именно болен, и Густав сам же страдал от этого. Признаю, будь он жив сейчас, мне было бы тяжело выбрать для него наказание. Но Густав снял с меня необходимость судить его. Он наказал себя сам, приняв яд, освободившись тем самым от угрызений совести. А я верю, совесть есть у каждого, даже самого подлого и жестокого человека. В благодарность, что Густав освободил меня от столь тяжкого судейства, я решил не объявлять о его преступлении, не клеймить братоубийством. На древнем имени Регентропф, которое веками было примером честности, благородства, верности, уважения к законам Божьим и людским такого пятна не будет! Генрих, Берхард и Густав умерли от болезней. И лишь на Патриции останется грех самоубийства. Я не могу вас заставить забыть о том, что произошло. Но я приказываю! Об истинных событиях молчать и никому не рассказывать. И в фамильную летопись не вписывать. Сплетни быстро развеются, слухи и домыслы растворятся во времени. Честь фамилии Регентропф останется чистой.

Королевский приговор все выслушали молча. Кто-то с ним согласился, кто-то был против, но высказывать мнения своего никто не стал. Приказ короля они в любом случае обязаны были исполнить. И они сделают это.

– И вот моё слово о Регенплатце, – продолжал Фридрих. – Главой этих земель назначаю Норберта фон Регентропфа, родного брата Генриха и единственного его наследника. К вам, Норберт, переходят титул и власть. Если Гретта родит мальчика, то по праву прямого наследования в день своего совершеннолетия он примет от дяди регалии ландграфа и правление Регенплатцем. Если родится девочка, титул и Регенплатц останутся у Норберта и его потомков. И если вы скроете реальные события, то, кто бы ни родился, никто никогда не сможет сказать этому ребёнку: «Твой отец подлый убийца». Пусть новый член семьи Регентропф носит своё имя так же гордо и с тем же достоинством, как носили его предки.

Окончив речь, король Фридрих поднялся. Остальные поступили так же.

– Да благословит Господь семью эту! Да подарит ей благоденствия и процветания! Грехи её искуплены, преступления наказаны. Суд Божий свершён.

Эпилог

Молодая женщина стояла на самой высокой башне замка и смотрела вдаль. Холодный ветер спутывал её волосы, трепал подол чёрного плаща. И всё же он был ласков, с ней был ласков. Ветер дул с Рейна, слетал с его холмов. Он нёс с собой влагу, гнал из-за дальних гор тяжёлые тучи. На Регенплатц надвигался ливень.

Женщина подставила ветру своё лицо. Она не ощущала холод. Этот ветер был вестником не только стихии, но и грядущей радости. Её радости. Осталось подождать совсем немного.

Рейн потемнел, забурлил, занервничал. О берег бились волны, предупреждая рыбаков о шторме. И люди торопились убрать подольше от наступающей воды свои лодки и свернуть сети. Лес у подножия замка шумел, взволнованный резкими порывами ветра, и гул его сливался с ворчанием Рейна. И только Стиллфлусс, скромная застенчивая речка, огибая равнину, продолжала тихо и покорно нести свои воды своему господину, величественному Рейну, где они растворялись, навсегда исчезали в его глубинах, в его мощи. До Стиллфлусс стихия ещё не дошла.

Солнце нехотя собирало свои лучи, забирая тепло и уступая место грозе. Тени надвигающихся туч постепенно накрывали красные черепичные крыши города Крафтбурга. В его порту тревожно покачивались большие парусные корабли, нервничали торговые суда, суетились лодочки. Улицы опустели. Жители укрылись в домах, закрыли окна.

И люди, и природа трепетали перед стихией. Все и всё, но только не она. Фамилия Регентропф обязывала её быть сильной, стойкой, гордой. Сильной, как веками никем не покорённый Крафтбург, стойкой, как неприступные стены замка Регентропф, гордой, как могучий Рейн. Гретта стояла на самой высокой башне замка, вросшего в вершину самого высокого холма Регенплатца, она была ближе всех к небу, к тучам, стояла в самой гуще ветра. Она ждала ливень. Она ждала его, своего любимого. Она знала, что он скоро придёт. Осталось подождать совсем немного.

Вот уже первая капля дождя коснулась её щёки. Гретта улыбнулась. Он всегда её так приветствовал, это его поцелуй. Через некоторое время ещё пара капель упала на её губы. Он уже здесь, уже совсем рядом. Они скоро встретятся, увидят друг друга.

Сердце радостно билось от предвкушения встречи. Гретта спешно покинула площадку башни, спустилась по лестнице, добежала до своих покоев. Она примет любимого здесь.

Плащ был скинут и брошен на сундук, причёска наскоро поправлена, служанка и пожилая нянечка выпровожены из комнаты. Осталась только она. Она да её маленький сынок, лежащий в колыбельке, малыш Берхард. Молодая женщина нагнулась к младенцу и нежно погладила его по покрытой чёрными пушистыми волосиками головке – малыш улыбнулся матери и радостно засучил ручками. Как же он был похож на своего отца! Те же ястребиные глаза, та же улыбка. Одеяльце сбилось, и мать заботливо поправила его, укутав сынишку. Но тот не пожелал быть запелёнатым и, недовольно кряхтя, вновь задёргал ручками и ножками, скидывая с себя одеяльце. Упрям. Упрям, как все Регентропфы. И всё же мать снова укрыла его ножки, расправила воротничок рубашечки, поверх которой блестела тонкая золотая цепочка с незатейливым жемчужным кулоном в виде капельки.

Вскоре малыша заинтересовало что-то у окна. Глазёнки его остановили любопытный взгляд на бледных лучах солнца. Мальчик посмотрел сквозь туманный свет и улыбнулся. Гретта знала, кого увидел сын. Она повернулась к окну, протянула руки навстречу.

– Здравствуй, Берхард, возлюбленный супруг мой. Добро пожаловать домой.