Текст книги "Ливень в графстве Регенплатц"

Заметив массовый отъезд гостей, Берхард помчался в северное крыло замка. Он встревожился, что и барон Хафф тоже надумает покинуть Регентропф. В коридорах царила суета, и стоял шум. Слуги упаковывали вещи, господа отдавали приказания, все обсуждали между собой прошедшие события и высказывали своё мнение. Берхард не знал точно, какие комнаты отвели барону и его дочери, и потому спрашивал о них у каждого встречного. И, наконец, ему кто-то ответил: «Барон Хафф отбыл ещё на рассвете.» Отбыл? Значит, Гретте не удалось упросить отца остаться в замке ещё на день. А может, барона, как и многих, прогнало убийство фрау Вольфгарт?

Расстроенный Берхард поплёлся обратно. С чего барона будет волновать какая-то фрау Вольфгарт? У него свои заботы. Он переживал за больную супругу. Здесь веселье закончилось, так почему бы и не уехать, тем более барон уже заранее планировал отбыть именно сегодня. Жаль. Не удалось попрощаться с Греттой. Девочка понравилась Берхарду, общение с ней доставило ему радость. С понурой головой и горестными мыслями мальчик завернул за угол и чуть не столкнулся с отцом.

– Ты куда идёшь, сын? – спросил Генрих.

– Я… – От неожиданности Берхард на миг оцепенел, но, впрочем, быстро овладел собой. – Все бегут из нашего замка, отец.

– Да, это неприятно, – тяжело вздохнул Генрих. – Но что поделать? В этом доме появился убийца, и жить с ним под одной крышей никому не хочется. Но с другой стороны, пусть уезжают. Нам сейчас лишний народ не нужен.

– А вдруг убийца среди уехавших?

– Вряд ли. Никто из гостей не знал фрау Вольфгарт. А если убийца и покинул замок, то наверняка сделал это ещё вчера. Ты расстроен из-за гибели фрау Вольфгарт?

Берхард в ответ покивал головой:

– С ней было интересно. Она много знала, рассказывала нам о жизни, о людях, о мире, в котором повидала немало. А как жаль учителя! Он себе места от горя не находит, потерял сон и аппетит. Поскорее бы уж нашли злодея.

Разговор отца с сыном был прерван. Рыцарь Гернот Боргардт торопливо приблизился к ландграфу и с почтительным поклоном испросил позволения уделить ему несколько минут. Генрих соизволил выслушать прямо сейчас, причём Берхарду не разрешено было удалиться. Гернот сначала замялся: стоит ли говорить при мальчике? Но потом решил – какая разница? Пусть слышит. Всё равно ко взрослому мужчине и достойному рыцарю доверия больше, нежели к шкодливому мальчишке.

– Не знаю, помогут ли вам мои сведения, ваша светлость, – вновь поклонился Гернот. – Но я из желания помочь вашему дознанию…

– Говорите, говорите, – подбодрил Генрих.

– Вчера вечером я был у северных стен замка… Вернее в той части сада. Я видел, как шла фрау Вольфгарт с двумя мальчиками и о чём-то горячо с ними спорила… Похоже, даже ругалась. Я не слышал слов, лишь интонацию…

– Мальчиков разглядели?

– Да, я отчётливо видел их.

– Кто же они? Вы их знаете?

– Их здесь все знают. Это Кларк Кроненберг и Берхард.

Берхард даже опешил, услыхав столь несправедливое обвинение в свой адрес.

– Отец, это неправда… – пролепетал он. – Я общался с фрау Вольфгарт только в зале…

Впрочем, ему не стоило оправдываться. Вопреки уверенности Гернота, ландграф безоговорочно верил сыну своему. Генрих нахмурил брови и окинул сердитым взглядом стоявшего перед ним мужчину. Он не слишком хорошо знал рыцаря Боргардта. Знал, что тот воевал в войске короля, потом, по слухам, был схвачен в плен. О его подвигах песен не складывали, но и в трусости никто его не уличал. И ещё Генрих вспомнил, что лет десять назад гостившему в его замке рыцарю приглянулась одна из служанок. Вот только имя её в памяти никак не всплывало.

– Рыцарь Боргардт, – заговорил Генрих. – Я знаю вас, как человека благородного и достойного уважения. Я видел вас в бою и восхищался вашей храбростью. Я с радостью и без раздумий взял вас в своё войско и в свой замок. И я не предполагал, что вы окажетесь способным на подлость и отплатите мне чёрной клеветой на моего сына.

Ландграф не поверил – плохо. Гернот на это не рассчитывал. Мысленно он заглянул под свой плащ, под которым на поясе висел тяжёлый кошель с серебряными монетами. Его тяжесть была приятна, но её надо отрабатывать.

– Вы обвиняете меня во лжи? – возмутился Гернот.

– Я уверен, что вы лжёте, – твёрдо ответил ландграф.

– Потому что дело коснулось Берхарда? Я же не утверждаю, что именно он убил невинную женщину, только сказал…

– А что вы делали в зарослях у северных стен? – оборвал Генрих нахального доносчика.

– Я?.. – Гернот на секунду смутился. – Я был с девушкой.

– Кто она?

– Я не назову вам её имени, чтобы не скомпрометировать её в глазах…

– Здесь никого нет, а я не выдам. – Генрих уже терял терпение. – Кто она?

Гернот молчал, мучаясь нерешительностью.

– Она – единственная, кто сможет подтвердить ваши слова. Кто эта девушка?

В надежде, что двум свидетелям ландграф поверит быстрее, чем одному, Гернот решился.

– Мою девушку зовут Ханна, – ответил он.

– Служанка моей супруги?

– Да.

Генрих усмехнулся. Так вот откуда ветер дует.

– Что ж, сейчас мы выясним правду, – сказал он. – И уверяю, виновные будут наказаны, независимо от своего положения в моей семье и в моём замке.

Отослав совсем расстроенного Берхарда в его покои, ландграф развернулся и пошёл прочь. Его быстрые уверенные шаги были направлены в западное крыло замка, к покоям Патриции. Генрих вошёл к супруге без стука, он был бледен, голубые глаза потемнели от гнева. Завидев его такого, Патриция приготовилась к буре. Она уже догадывалась, чем муж так разозлён, и была готова дать отпор.

В комнате Патриция была не одна. Как обычно часы её одиночества скрашивала преданная Ханна. Женщины сидели у окна, что-то озабоченно обсуждая. При появлении ландграфа разговор резко прервался. Ханна вскочила с места и, сделав глубокий реверанс, отошла в сторону. Генрих не удостоил её даже взглядом. Его сверкающие глаза, его бушующие мысли были направлены лишь на супругу.

– Тебе мало, что ты натравливаешь против Берхарда его сестру и брата? – прогремел он. – Теперь ты хочешь и меня настроить против сына?!

– Что с тобой? – Патриция изобразила изумление. – Откуда в тебе такие нелепые предположения?

– Что за бредни мне сейчас наплёл этот Гернот Боргардт? Якобы вчера у северных стен он видел, как Берхард и Кларк ругались с фрау Вольфгарт! Что за намёки?

– Но это правда, – вступила в разговор Ханна. – Я вчера тоже видела мальчиков и могу подтвердить слова Гернота.

– А тебе лучше помолчать, Ханна! – прикрикнул на девушку ландграф. – Я сейчас не с тобой разговариваю.

– Не кричи на мою служанку, – осадила его Патриция. – Как только дело касается Берхарда, так все становятся твоими врагами. Мне Ханна тоже рассказала об увиденном. Я ей верю и считаю, что вместо того, чтобы сейчас орать на меня, допросил бы лучше мальчишку.

– Мне не о чем допрашивать сына! Я совершенно уверен, что все эти наговоры на него, вся эта грязь – твоих рук дело!

– Ты уже ослеп от любви к своему волчонку!

– «Волчонку»! – От негодования у Генриха даже дыхание перехватило. – Так вот твоё истинное отношение к Берхарду.

– Рыцарь Боргардт ничего не знает о наших с тобой распрях, – продолжала Патриция. – И о тайне рождения мальчишки ему тоже не ведомо. Ему нет нужды обманывать.

– Зато есть нужда у тебя. Ты приказала клеветать Ханне, а она – своему жениху.

Ханна ахнула, будто от оскорбления, и закрыла лицо руками, будто от стыда.

– Ты бредишь, – фыркнула Патриция.

– Берхард вчера весь вечер был в зале, танцевал, веселился. А Кларк после долгой разлуки не отходил от родителей. Я постоянно видел их. Или мне прикажешь не верить самому себе?

– Не уверена, что они не отлучались ни на минуту.

– Тогда назови причины, за что мальчики могли убить женщину, которую они любили и уважали?

– Откуда я знаю? Может, они не так уж любили? О причинах спрашивай у своего сынка. Ты считаешь его ангелом, а на самом деле он – дьявол! И мысли, которые он прячет за своим молчанием, чёрные. Раскрой глаза, наконец! Ты ослеплён любовью к нему!..

– Это ты ослеплена ненавистью! – вскричал Генрих, и острая боль уколола его в сердце.

Он по инерции приложил руку к груди. Спор продолжать бессмысленно. Патриция никогда не полюбит Берхарда, будет постоянно чернить его и оскорблять. И наверно, в её душе уже ничего не исправить. Не желая больше обсуждать столь неприятную для него тему, Генрих направился к двери.

– Вина Берхарда в моих глазах не доказана, – постарался он проговорить как можно спокойнее. – Гернот Боргардт и Ханна для меня плохие свидетели, к ним доверия нет. А больше Берхарда и Кларка у северных стен никто не видел.

Генрих открыл дверь, но остановился. Перед ним стояла Маргарет серьёзная не по-детски.

– Я видела вчера Берхарда вместе с фрау Вольфгарт, – холодным голосом произнесла она, уверенно глядя в глаза отцу. – Он настойчиво просил её куда-то пойти с ним.

Генрих остолбенел. Он никак не мог поверить, что его родная дочь так же замешана в заговоре против Берхарда.

– Маргарет, но ты-то за что наговариваешь на брата? – спросил он.

– Это не наговор, отец, это – правда, – ответила девушка, пройдя через порог. – И мне обидно, что вы больше склонны верить своему любимчику Берхарду, нежели мне.

Патриция смотрела на дочь с изумлением и в то же время восхищалась ею. Она не понимала, с чего вдруг Маргарет решила поддержать клевету, но была рада, что дочь на её стороне.

Генрих не мог произнести ни слова. Мысли в его голове путались и разбегались. И лишь одна упрямо и громко чеканила: «В родном доме над Берхардом сгущаются тучи.» Ещё раз окинув хмурым взором всех в комнате, Генрих быстро покинул покои супруги. Маргарет же спокойно прикрыла за отцом дверь.

– Ты действительно видела и слышала всё то, о чём сейчас поведала отцу? – тут же задала вопрос Патриция.

– Нет, – всё так же спокойно и холодно дала ответ Маргарет.

– Тогда зачем наговорила это?

– Затем же, зачем и вы, мама.

Патриция только руками развела, всё больше удивляясь словам дочери. А Маргарет грациозно села на стул и продолжала:

– Я тоже ненавижу Берхарда. Мне очень жалко фрау Вольфгарт. Она мне нравилась, с ней было весело и интересно. Я была бы рада, чтобы нашли её убийцу и вздёрнули на виселицу. Но видимо, настоящего преступника найти уже не суждено. Да возможно, его уж и в замке-то нет. Братишка Берхард мне порядком надоел. Я так его ненавижу, что готова приписать ему все преступления человечества, лишь бы отравить ему жизнь. Мне претит, что отец всегда его превозносит и защищает. Чтобы ни случилось – Берхард чист, тогда как я или Густав вечно в чём-то виновны. Пусть и он почувствует гнев отца.

Патриция даже и не пыталась утихомирить ненависть в сердце дочери. Подобные чувства её только радовали.

– Но если всё-таки найдут истинного убийцу? – всё же спросила она.

– Тогда, может, признаюсь, что обозналась, – пожала плечами Маргарет. – А может, и не признаюсь. В любом случае мне хочется сыграть с тихоней эту злую шутку и посмотреть, как будет остывать к нему глупая любовь отца.

Поздно вечером ландграф уединился в своём кабинете с графом Кроненбергом и мастером Вольфгартом. Мужчины сидели тесным кругом вокруг горящего камина и пытались найти ответы на многие вопросы, связанные с гибелью Карен Вольфгарт. Генрих подробно изложил всё то, что удалось узнать за день об этом трагичном происшествии. Не утаил так же и наговоры на Берхарда и Кларка.

– Этого не может быть, – сказал мастер Вольфгарт, выслушав ландграфа. – Я не верю в виновность мальчиков. И Берхард, и Кларк уважали Карен, хорошо к ней относились. Да и сама Карен всегда с теплом отзывалась о них. Она мне постоянно рассказывала о своих уроках, и ничего плохого на них не происходило. Уж поверьте, если б её хоть кто-нибудь оскорбил словом ли, делом ли, она непременно бы мне пожаловалась. А то бы и вам, ландграф, и не посмотрела бы, что Берхард ваш любимый сын. Она была прямым человеком и никогда ни перед кем не заискивала.

– Да, да, мастер Вольфгарт, – согласился Генрих. – Я тоже уверен, что Карен не стала бы скрывать скверное поведение моего сына.

– Да и причин у мальчиков не было никаких, – сказал Клос Кроненберг. – Кларк весь вечер был подле меня. Да если б даже он и отсутствовал, мой сын не из тех подлецов, которые убивают беззащитных женщин ночью в кустах. Могу в том поклясться жизнью всех моих детей. Да, Кларк убивал, но только на поле боя и только глядя в глаза вооружённому противнику.

– И ты, Клос, прав, – отозвался Генрих. – На такое преступление ни Кларк, ни Берхард не способны. Всё это злобные наговоры на мальчиков. Я даже знаю, от кого они исходят.

– От кого?

– Это не столь важно сейчас, – уклонился от ответа Генрих. – Мы провели сегодня большое дознание, но так и не нашли настоящего убийцу. В основном Карен видели в вашем обществе, мастер Вольфгарт. Иногда она болтала о пустяках с несколькими женщинами…

– Опять же недалеко от меня, – подхватил Хайнц. – И поговорив, Карен всегда возвращалась ко мне.

– Да. Только после разговора с баронессой фон Хельбруг Карен ушла вместе с Патрицией и именно в северную башню, куда вскоре пришла и Ханна. И после этого Карен больше никто не видел. Но Патриция уверяет, что они были в чулане, смотрели старые платья в сундуках. Вроде, Карен сама попросила помочь ей с нарядом для маскарада. Повозившись там, женщины вернулись в зал и разошлись.

– Мне Карен ничего о затее с нарядом не говорила, – сказал Хайнц.

– Честно говоря, не верить своей жене я тоже не могу. У неё не было причин убивать Карен.

На этот раз собеседники промолчали. И Клос, и Хайнц, как сговорившись, отвели от ландграфа задумчивые взоры, оставляя свои мысли в тайне. Генрих, безусловно, заметил это затишье.

– Почему вы вдруг замолчали? – спросил он. – Мастер Вольфгарт, я в чём-то не прав?

– Нет, нет, ландграф, ваши слова правильны, – ответил Хайнц. – Я просто вспомнил кое о чём… И вот думаю, это, наверно, важно…

– О чём-то, что связано с вашей супругой?

– Да.

– Тогда, конечно же, важно. Говорите, прошу вас.

– Но это касается также и вашей семьи, ландграф.

– Тогда тем более говорите, – потребовал Генрих.

Хайнц, чувствуя себя крайне неловко, ещё с минуту пребывал в нерешительности, но после всё же начал говорить:

– Прежде всего, прошу не держать зла на мою бедную Карен. У неё имелся один огромный недостаток – она была излишне любопытна. С самого первого дня, как мы приехали в замок, её заинтересовало то, что Берхард так сильно отличается от всех в вашей семье. Карен заподозрила, что здесь кроется какая-то тайна, и задалась целью раскрыть её. И вот, где-то в конце августа она этого добилась.

Генрих со всей серьёзностью слушал учителя и не перебивал, все его мысли и эмоции были надёжно спрятаны за непроницаемым взглядом голубых глаз. Клос так же старался не пропустить ни слова.

– Она узнала, что Берхард не родной сын Патриции, – продолжал Хайнц. – Более того, она узнала, что ту девушку, которая подарила вам сына, нашли избитую в Рейне, и что она умерла при родах. Всё это ей наболтала портниха из Крафтбурга (не помню её имени). Я, конечно, не одобрял интерес Карен к вашему семейству с этой стороны, я всегда был и буду против сплетен. Но, к сожалению, Карен меня не слушала и делала всё по-своему. Она вбила себе в голову, что смерть настоящей матери Берхарда – не простой несчастный случай, что была кому-то выгодна, и её специально подстроили. Карен вознамерилась раскрыть и эту тайну. Поверьте, ландграф, я всячески отговаривал её, запрещал выезжать в город, даже грозил прогнать от себя. Карен, вроде успокоилась, почти не покидала замок. Но возможно, втайне от меня она всё-таки продолжала свои расследования и, возможно, дошла до истины. Кроме огромного любопытства Карен имела ещё достаточно большой недостаток – болтливость. Когда она раскрывала тайну, ей зачем-то обязательно надо было рассказать об этом всем, кому можно, и перед всеми вывести виновных на чистую воду. И вот я подозреваю, что Карен докопалась до истины и в этот раз. И тогда тот человек, чьё преступление оказалось раскрыто, вот таким жестоким образом заставил её замолчать.

Хайнц смолк, не решаясь взглянуть ландграфу в глаза. Ему было стыдно за поступки жены, и он никогда бы не выдал их, если бы не желание найти убийцу. Генрих так же хранил тяжёлое молчание, впитывая в разум всё услышанное. Впрочем, скоро он заговорил:

– Возможно, это и могло произойти в действительности, любопытство до добра никогда не доводит. Но я не в обиде на Карен. Она – обыкновенная женщина, существо, которое зачем-то непременно желает знать всё и про всех. Раз уж вы оказались посвящены в наши семейные передряги, то поведаю вам и всё остальное. Берхард действительно не сын Патриции. Его настоящая мать Эльза Штаузенг на самом деле была жестоко избита и брошена в Рейн, где и нашли её полуживую. Бог позволил ей перед смертью дать жизнь мальчику. Безусловно, виновные были найдены и наказаны за злодеяние своё. Ими оказались двое бродяг-разбойников. Они признались в содеянном, и были отправлены в ад. Оттуда они не смогли бы достать вашу супругу. Как видите, мастер Вольфгарт, здесь вовсе нет никаких ужасных тайн и скрытых злодеев. Карен пострадала не от любопытства.

– Да, да, теперь я вижу, что мои предположения неверны, – ещё ниже склонил голову несчастный Хайнц Вольфгарт. – Но тогда кто? И зачем? Эти вопросы мучают меня.

Клос Кроненберг, был здесь единственным человеком, который знал всю правду о том давнем страшном происшествии. И естественно, лишь он один смог связать то преступление, рассказ учителя и гибель Карен Вольфгарт в одно целое. Много лет Клос хранил втайне от Генриха признания разбойников и имя истинного виновника в смерти Эльзы Штаузенг. И, возможно, он молчал бы и дальше, но жестокость Патриции вновь оскалила зубы, и теперь настало время её утихомирить. Клос решил во всём признаться Генриху, но, конечно, наедине, без посторонних.

– Мастер Вольфгарт, – вступил он в разговор, – мне кажется, вам сейчас надо отдохнуть. Сегодня был очень тяжёлый и беспокойный день для вас…

– Разве я могу думать об отдыхе?

– Клос прав, – согласился Генрих. – Уже слишком поздно, и вы очень устали. Отложим наш разговор до завтра. Я знаю, вы почти не спали прошлую ночь, так я вам дам снотворные капли, которые готовит для меня лекарь Гойербарг. Примите их, и завтра с ясной головой мы закончим расследование и покараем преступника.

Хайнц действительно чувствовал себя разбитым. Советы давались правильные, но у него не было ни сил, ни желания их выполнять. Горькие мысли мешали ему обращать внимание на жизнь. И всё же Хайнц внял уговорам. Тяжело поднявшись и вяло попрощавшись, он побрёл в сторону своих покоев. Генрих настоятельно положил ему в руку снотворные капли и наказал стоявшему у дверей слуге проводить учителя.

– Ну что, Клос, – обратился Генрих к другу, вернувшись в кабинет, – наверно, и нам пора на покой? Я сегодня устал как никогда.

Клос стоял в стороне и молчал.

– Бедный Хайнц, – продолжал Генрих. – Ему сейчас тяжелее всех. Не ожидал я, что всё так сложно окажется. Мы целый день провели в дознаниях, но так и не ответили ни на один вопрос. Неужели нам завтра придётся начинать всё сначала? Как ты думаешь, Клос?

– Думаю, что не придётся, – ответил Клос.

Генрих приподнял брови и заинтересованно взглянул на собеседника:

– Что? Ты смог разгадать загадку?

– Я почти уверен в этом.

– Тогда почему молчал до сих пор?

– Прежде чем обнародовать мои выводы и обвинения, я хотел бы сначала высказать их вам наедине. Выслушайте меня, ландграф, а после сами решайте, верны ли мои мысли, и надо ли их выносить на суд общественности.

– Хорошо, говори.

Генрих подбросил пару поленьев в ослабевший огонь и снова занял своё место у камина. Клос тоже приблизился, но садиться не стал. Он остановился напротив ландграфа и начал говорить:

– Я очень виноват перед вами, ландграф, что некогда скрыл от вас важные сведения и храню их в тайне вот уж более одиннадцати лет. Но поверьте, я сделал это исключительно из благих побуждений, искренне считая, что так будет лучше для всех.

– Сегодня у меня поистине вечер откровений, – проворчал Генрих. – Какие ещё тайны у тебя, Клос? Мы же говорим о гибели Карен Вольфгарт. Или это всё как-то связано между собой?

– После рассказа мастера Вольфгарта оказалось, что очень связано. Как вы помните, мои люди разыскали убийц фройлен Эльзы в лесах у восточных границ Регенплатца. Я сказал вам, что разбойники отчаянно сопротивлялись, и их пришлось убить на месте.

– Да, я всё это помню, – подтвердил Генрих.

– Так вот, я сказал вам неправду. Те бродяги оказались трусливее зайцев, их легко схватили и привезли ко мне в Кроненберг, где я лично учинил им допрос.

– Ты обязан был позвать меня, – Генрих нахмурился, и глаза его потемнели.

– Знаю. Я так и собирался поступить, но… Сначала бродяги отпирались от всего, и мне пришлось припугнуть их пытками, вот тогда они и признались. Их наняли, убийство Эльзы было щедро оплачено.

– Кем?

– Они не знали. Переговоры с ними вела служанка. Но однажды она проговорилась, что её хозяйка, очень влиятельная в Регенплатце особа. Таких женщин в Регенплатце не так уж много. Я поразмыслил, кому из них нужна была смерть Эльзы Штаузенг, и остановился на одном имени.

– Сейчас ты назовёшь Патрицию фон Регентропф.

– Вот и вы пришли к такому же выводу, ландграф.

– Никаких выводов, я просто понял на кого ты намекаешь, и мне эти намёки неприятны.

– Только ей была ненавистна тихая скромная Эльза, которая пленила ваше сердце и носила во чреве своём вашего сына. Патриция надеялась, что, потеряв любовницу, вы вернётесь к ней, своей супруге. Может, я ошибался и ошибаюсь до сих пор, но тогда я был в этом уверен.

– Почему же ты не поделился со мной размышлениями своими?

– Я подумал, если вы станете судить собственную жену, то общество и вассалы вас не поддержат. Ведь в их глазах Патриция окажется жертвой, защищающей свою честь, а не преступницей. Судейство обернулось бы против вас и Берхарда. К тому же ландграфиня согласилась заменить мальчику мать, и я был уверен, на это подтолкнули её совесть и раскаяние. Я рассказал обо всём лишь Ахиму Штаузенгу, он согласился скрыть участие ландграфини в гибели его дочери, а после лично покарал разбойников. Когда мастер Вольфгарт поведал нам о жарком интересе его жены к вашим тайнам, я соединил эти два случая. Возможно, Карен действительно поняла, кто именно приказал убить Эльзу, а Патриция каким-то образом узнала об этом и заставила болтливую женщину замолчать, сбросив её с башни. Или приказав сбросить.

– Ты понимаешь, в чём обвиняешь мою жену?! – Генрих от негодования повысил голос. – У тебя нет никаких доказательств, а ты так уверенно чернишь её!

– Да, доказательств у меня нет, одни предположения…

– Тогда как смеешь ты говорить мне всё это?

– Патриция знает, что потеряв вас, она потеряет всё: дом, семью, положение, богатство. А по сему, возлюбленная ваша, которая сможет занять её место – это угроза, человек, который сможет породить в вас ненависть к ней – это угроза.

На этот раз Генрих промолчал. Ещё больше нахмурив брови, он тяжело размышлял над доводами друга. Нет, не мог он поверить, что жена его на самом деле столь жестокая женщина. И всё же слова Клоса не лишены смысла, и всё вроде сходится. Тяжело, очень тяжело было на душе у Генриха.

– И всё равно, доказательств у тебя нет, – уже менее уверенно повторил ландграф.

Клос понимал чувства ландграфа и ничуть не обижался на его крик и неверие.

– Я и не желал ничего доказывать, – спокойно ответил он. – Я лишь изложил вам своё мнение. А решать только вам. Но позвольте обратить ваше внимание ещё вот на что – Патриция ненавидит Берхарда. Это очевидно. Да она уже и не скрывает этого. Я пробыл здесь всего несколько дней, но не смог не заметить её отвращения к нему. Думаю, и другие тоже замечают…

– Я знаю о её чувствах к Берхарду, – рявкнул ландграф.

– Видимо, Патриция не простила вас и, не смея перечить и ссориться с вами, выливает свою злость на мальчика. Более того, она настраивает против него Маргарет, Густава, рыцарей, слуг. При любой возможности старается выставить его в чёрном свете.

– И это мне тоже ведомо, – нетерпение Генриха нарастало.

– Тогда почему вы не пресечёте её действий? Берхарду здесь плохо, ландграф. Патриция приложит все усилия, чтобы его извести. Вы редко появляетесь в замке, а кроме вас, ему искать защиты не у кого. Защитите сына, избавьте от преследований мачехи.

– Если б Патриция хотела его извести, она бы давно это сделала.

– Возможно, её что-то останавливает. Может, она уверена, что если с Берхардом что-либо случится, ваш гнев падёт именно на неё… Но Патриция может извести мальчика по-иному, стравить с ним Густава, настроить против него вассалов, в лучшем случае, заставить Берхарда самого покинуть Регенплатц…

– Хватит делать из моей супруги чудовище! – не выдержал Генрих.

– Простите, ландграф, мою дерзость. Если б не моя тревога за Берхарда, я никогда не посмел бы…

– Дерзость твоя воистину велика. Когда б я не знал, как ты верен мне, ты б уже был наказан мной!

Генрих встал и прошёлся по кабинету. Мысли его хаотично метались, не в силах остановиться на чём-то определённом.

– В то, что Патриция хладнокровно убила невинных Эльзу и Карен, я, конечно, не верю, – проговорил Генрих. – Но верно то, что она жестока по отношению к Берхарду. Я не ждал от неё большой любви к мальчику, но на тепло надеялся. Берхарду плохо в родном доме, да. А что ты предлагаешь?

– Мне нечего предложить, – развёл Клос руками. – Разве что мой дом, где Берхард сможет найти неподдельную любовь и заботу.

– Хочешь сказать, надо, чтоб Берхард и Патриция жили врозь?

– Мне кажется, это лучший выход из ситуации.

Генрих снова задумчиво побродил по комнате. В мыслях по-прежнему не возникало ничего конкретного.

– Уже поздно, Клос, – наконец подвёл черту Генрих. – Обо всём этом надо подумать, а сейчас я слишком устал для серьёзных дум. Продолжим наш разговор завтра.

Проводив Клоса Кроненберга, Генрих сам даже не прилёг. До рассвета он думал и размышлял, размышлял и думал. Голова тяжелела под грузом мыслей и решений. Лишь с первыми лучами солнца, сон наконец успокоил его разум.

За завтраком царила напряжённая атмосфера. Под тяжёлым хмурым взором ландграфа никто не решался прерывать молчание. Патриция так же находилась в тревожных раздумьях, не уделяя внимания ни малочисленным гостям, ни детям. Да и к еде она почти не притрагивалась. Не удивительно, что после такого мрачного завтрака, оставшиеся гости тоже покинули замок.

К полудню Генрих пригласил в свой кабинет Густава, Берхарда и графа Кроненберга с сыном для серьёзного разговора. Когда все заняли места, он начал говорить:

– Я позвал вас, чтоб сообщить своё решение. Густав и Берхард, я намерен отправить вас к королю Фридриху, дабы вы получили образование при дворе.

– К королю! – радостно воскликнул Густав. – Вот это здорово! Наконец-то мы уедем из Регенплатца! Здесь такая тоска!

– А что ты скажешь, Берхард?

Берхард пребывал в замешательстве. Конечно, он тоже был рад поменять обстановку, ощутить жизнь Регенсбурга, королевского двора. Но решение отца об этом прозвучало так неожиданно.

– Мне тоже нравится ваша идея, – ответил Берхард. – А можно узнать, когда мы поедем?

– Послезавтра.

– Уже? – удивился Берхард и бросил растерянный взор на своего друга Кларка. – И надолго?

– Пока полагаю года на три. А там время покажет.

– Мы будем общаться с самим королём! – продолжал радоваться Густав. – Увидим настоящие королевские турниры и знаменитых рыцарей!..

– Да, интересного в вашей жизни прибавится, – согласился Генрих.

– Значит, мастер Вольфгарт больше не будет нас учить? – спросил Берхард.

– Конечно, нет, раз мы уезжаем, – с нервом ответил Густав, удивляясь глупости брата.

– Я попрошу мастера Вольфгарта остаться вашим наставником, – сказал Генрих. – Думаю, он не откажется. Ну а если откажет, то подыщем для вас наставника при дворе. Кроме того, – и Генрих обратился к своему другу, – граф Кроненберг, если ты не будешь против, я предлагаю и Кларку присоединиться к моим сыновьям.

Кларк Кроненберг, тихо стоявший в стороне в молчаливой грусти и с завистью слушавший о намерениях ландграфа, вдруг встрепенулся, и в его глазах вспыхнул огонёк надежды. Клоса подобное предложение слегка смутило. Но, увидев радостное оживление сына, он даже не задумался над ответом.

– Это большая честь для меня и моего сына, ландграф, – с достоинством произнёс он. – Без Кларка мне, конечно, трудно, но я согласен отпустить его. Уверен, ему, как будущему владельцу графства пойдёт на пользу воспитание при дворе.

Теперь уже и радость Берхарда ничто не омрачало. Он даже и не скрывал этого. Предстоящие перемены гораздо приятнее разделять со своим лучшим другом.

– Хорошо, – улыбнулся Генрих, видя, как довольны мальчики его решением. – Тогда, Клос, Кларк, прошу вас немедленно отправиться в Кроненберг и заняться сборами. Послезавтра утром мы сядем на корабль.

– Вы тоже поедете с нами, отец? – спросил Берхард.

– Да, конечно. Я буду сопровождать вас до Регенсбурга. Ну, и поживу там немного. Вряд ли король Фридрих отпустит меня так скоро.

Граф Кроненберг и Кларк с поклоном покинули кабинет и закрыли за собой дверь.

– Спасибо большое, что отпустили меня с Берхардом, – в порыве благодарил отца Кларк, шагая с ним по коридорам замка.

– Всё лишь для блага твоего, сын, – отвечал Клос.

– Представляю, как матушка опечалится, узнав о моём отъезде, да ещё столь скором.

– Ничего. Ты мужчина, будущий воин и правитель, тебе не пристало сидеть дома у материнской юбки. Для этого есть дочери.

Кларк, подтверждая слова отца, покивал головой. После недолгого молчания Клос добавил:

– Я желаю возложить на тебя ещё одну миссию, сын.

– Какую?

– За те годы, что ты проведёшь с Берхардом на чужбине, ты должен постараться примирить своего друга с его младшим братом, сделать Берхарда и Густава друзьями.

– Боюсь, это невозможно, отец. Густав ненавидит Берхарда. Да и Берхард общается с братом без желания и лишь по надобности.

– Знаю. И всё же постарайся. Если они вырастут врагами, то при такой ненависти между ними обязательно возникнут распри, а после вспыхнет война. А война, сам понимаешь, принесёт беды людские, прольёт кровь, распространит смерть. И нашего графства это тоже коснётся.

– Вы думаете всё так серьёзно?

– Уверен.

– Хорошо, отец, сделаю всё, что смогу.

Обсудив с сыновьями все детали сборов, ландграф отпустил их. Густав побежал скорее рассказывать новость матери и сестре. Берхард же задержался.