Текст книги "Ливень в графстве Регенплатц"

Рюдегер Хафф не высказал удивления, а лишь вежливо улыбнулся. Ему польстило, что сын ландграфа обратил внимание на его не лишённую привлекательности дочь.

– Что ж, если Гретта согласна, то и я не против, – ответил барон.

Девочка робко взглянула на кавалера. «У него красивые глаза», – мысленно отметила она.

– Прошу вас, фройлен Гретта, – обратился Берхард к девочке.

– Я согласна, – ответила та и вышла из-за стола.

Проводив умилённым взглядом юную пару, барон Хафф тихо проговорил себе в бороду:

– В глазах мальчика нескрываемый интерес. Дай Бог, чтобы он перерос в дружбу, а дружба в любовь. Моя красавица достойна такого жениха.

Берхард уверенно вёл в танце свою партнёршу, фигуры все исполнял верно. Уроки Карен Вольфгарт не прошли даром. Гретта двигалась грациозно, но немного скованно. Охватившее сердце волнение мешало чувству полной свободы.

– Я вас прежде никогда не встречал. Вы впервые в Регентропфе? – завязал разговор Берхард.

– Я сама впервые. А мой отец бывал здесь уже не раз, – отвечала Гретта, так и не решаясь поднять глаза на своего кавалера.

– Вам у нас нравится?

– Да, очень. Правда, я не успела осмотреть весь замок.

– Хотите, я проведу вас завтра по замку? Покажу вам комнаты, галереи, сможем подняться на башни. С восточной башни можно увидеть весь город, широкую гладь Рейна.

– Предложение весьма заманчиво, – улыбнулась Гретта. – Я бы с радостью приняла его, но, к сожалению, мы завтра уезжаем домой.

– Так скоро? – подивился Берхард. – Но вы же только вчера прибыли.

– Моя матушка очень тяжело больна, – спрятав улыбку, объяснила Гретта. – Мы не можем надолго оставлять её. Мы с отцом вообще не хотели приезжать, но мама настояла.

– Мне искренне жаль. Но всё же прошу, останьтесь хотя бы ещё на день. Завтра вечером состоится маскарад, яркий весёлый праздник. Будет много музыки, танцев. А после я попрошу нашего лекаря Гойербарга поехать с вами. Он лучший в округе лекарь и обязательно вылечит вашу матушку.

Гретта снова позволила себе улыбнуться.

– Благодарю вас за участие, гер Берхард. Я передам батюшке вашу просьбу и ваше предложение.

Улыбка делала Гретту ещё очаровательнее, и Берхард глаз не сводил со своей партнёрши, восхищаясь её нежной красотой и мягкой грацией. Такой девочки он ещё никогда не встречал. Его сестра Маргарет возможно и была красивее, но она блистала слишком ярко, обжигала и наносила боль, а Гретта несла тепло и умиротворение.

– Мне кажется, вы очень любите танцевать, – продолжил Берхард разговор о пустяках.

– Да, люблю.

– У вас дома, должно быть, часто проводятся праздники?

– Нет, мы ведём довольно скромную жизнь.

– Ну, тогда я приглашаю вас на все последующие танцы, чтоб этот вечер вам принёс как можно больше удовольствия.

– Что ж, ваше предложение принято.

Испугавшись гнева супруга, Карен Вольфгарт перестала часто выезжать в город и задерживалась там не долго. Но от разгадывания тайн, окутывавших смерть родной матери Берхарда, она не отказалась. Карен думала, рассуждала, наблюдала, сблизилась кое с кем из прислуги и, наконец, сложив все выводы, словно мозаику, получила чёткую картину прошлых событий. Она не сомневалась, что картина получилась верной. Но возник новый вопрос – кому продемонстрировать свой ум, рассказать о разгаданных тайнах? Кандидатуру для подобного разговора найти было сложно, но хранить секрет в себе ещё трудней. К мужу Карен доверие потеряла и даже не собиралась ничего ему рассказывать.

Дни шли, и желание кому-либо поведать об истинном положении дел становилось всё сильнее и сильнее. В пору хоть оповещай всех подряд.

Когда в замок прибыло множество гостей, у Карен глаза загорелись, слова скопились на кончике языка. Пару дней она присматривалась к людям, особенно к женщинам и наконец нашла нужную ей публику, которая оценит новость по достоинству. Но Хайнц Вольфгарт слишком хорошо знал свою супругу и старался везде её сопровождать, чтобы в нужный момент закрыть ей рот. И всё же ежеминутно контролировать жену он был не в состоянии.

И вот на пиру, заметив, что Хайнц увлёкся разговором с мужчинами, Карен отошла в сторону, поближе к пожилой полной даме с глуповатыми глазами, которая величалась баронессой фон Хельбруг. Карен уже и раньше присматривалась к ней и успела выяснить, что эта баронесса обожала всякие сплетни, а, значит, сумеет стать благодарной слушательницей.

– Праздник с каждым днём всё великолепнее и веселее! – начала Карен разговор издалека.

– Да! Ландграф фон Регентропф умеет гулять с размахом! – отозвалась баронесса скрипучим голосом, теребя пояс на своём излишне ярком наряде.

– Вы в Регентропфе не первый раз?

– Я приезжала сюда давно, когда ландграф праздновал рождение младшего сына Густава.

– Густав хорошенький мальчик, симпатичный. Мне кажется, он похож на отца.

– Мне тоже так кажется. А Маргарет – вылитая красавица мать.

– Берхард среди них уж очень сильно выделяется.

– Да. На него посмотришь и подумаешь, что он совсем этой семье чужой.

– Что ж тут удивительного, ведь так оно и есть.

Баронесса взглянула на собеседницу огромными от удивления глазами.

– Как чужой? – воскликнула она, всплеснув руками. – Вы хотите сказать, что он не родной сын ландграфу фон Регентропфу?

– Ну да, – просто пожала плечами Карен. – Разве вы не знали? В Регенплатце это ни для кого не секрет.

– Ах, Боже мой! Я не знала. Расскажите, как же такое случилось, и почему Берхард живёт в замке?

– Ну, это коротко не расскажешь. К тому же и история эта тёмная… В ней замешана одна весьма влиятельная, но жестокая особа…

– Прошу вас, расскажите! – Баронесса аж вся затрепетала от нетерпения. – Я обожаю тёмные истории!

– Ну хорошо, – Карен сделала вид, будто сдалась. – Но только пообещайте, что никому ни слова не передадите.

– Обещаю! – заверила баронесса, хотя в мыслях уже перебрала имена подруг, которым красочно перескажет всё-всё, слово в слово.

– Слушайте же. Давно, почти пятнадцать лет назад…

– Госпожа Вольфгарт, вот вы где. А я вас везде ищу!

К шепчущейся парочке приблизилась ландграфиня. У Карен сердце замерло – а вдруг Патриция что-то слышала? Под гнев госпожи попадать не хотелось бы. Но вроде нет, Патриция мило улыбалась, и взгляд её был весел.

– Я прервала вашу беседу, извините, – приложив к груди руку, с чувством вины произнесла ландграфиня, обращаясь в основном к баронессе фон Хельбруг.

– Вы нам совсем не помешали, – вежливо проскрипела баронесса. – Мы болтали о пустяках.

– О! Ну, тогда вы позволите забрать у вас фрау Вольфгарт? Она нужна мне для одного дела.

– Вам вовсе не нужно для этого спрашивать разрешения, вы же у себя дома, ландграфиня.

Патриция знаком предложила фрау Вольфгарт последовать за ней. С тяжёлым вздохом досады, Карен попрощалась с баронессой, пообещав той, что как только освободится, обязательно вернётся к ней, для продолжения разговора. Баронесса досадовала не меньше и даже мысленно выругалась.

Ландграфиня вышла из зала и направилась вверх по лестнице. Карен покорно шла за ней. Подозрительные мысли её голову не занимали. По дороге, встретив слугу, Патриция приказала ему немедленно отыскать Ханну и передать ей, что госпожа ждёт её в северной башне.

– Мы идём в башню? – спросила изумлённая Карен, и непонятное чувство кольнуло её в сердце.

– Вернее на башню, – поправила Патриция.

– Для чего?

– С неё лучше всего виден тот участок сада, который я хочу вам показать. У меня возникла идея сделать сюрприз для гостей, и мне нужен ваш совет.

От мысли, что ландграфине понадобились её советы, гордость в Карен ощутимо увеличилась в размерах. Спокойствие вновь полностью восстановилось, шаги стали ещё увереннее. Появилось даже желание поскорее взойти на башню и узнать, чем ландграфиня решила удивить гостей.

Вот женщины наконец вышли на башенную площадку. Холодный ноябрьский ветер тут же начал пролезать под их одежду, в рукава, под воротник, трепать подолы платьев и локоны волос. Карен поёжилась, почувствовав дискомфорт после тёплых стен помещения. Патриция держалась прямо и уверенно и, казалось, совсем не замечала холода. Она подошла к невысокой зубчатой стене окружающей край башни и пригласила спутницу сделать то же самое. Карен приблизилась к краю и посмотрела вдаль. С северной башни открывался вид на Драконью гору, где по древним преданиям когда-то жили свирепые чёрные драконы, от смрадного обжигающего дыхания которых не могло спастись ничто живое. С той стороны, где находилась пещера, жилище чудовищ, гора действительно не имела растительности, оставаясь лысой многие века. И если бы славный рыцарь Аллайн не убил этих ужасных драконов, возможно, в Регенплатце вымерла бы вся жизнь.

Внизу у стен замка всё поросло кустарником и высокой дикой травой. Когда-то здесь была тропинка, ведущая к колодцу, но много лет назад колодец пересох, и тропинкой пользоваться перестали. От колодца осталась лишь зияющая дыра в окружении кучи камней, которые некогда составляли его стену.

Высокий кустарник разросся вдоль стен замка, пробрался в сад и отобрал его часть в свои владения, от чего этот край сада теперь выглядел довольно дико. Взглянув на него, Карен с недоумением подумала: какие сюрпризы можно сделать в таком неприглядном месте? Разве только пугать гостей, внезапно выпрыгивая на них из кустов.

– И что же вы придумали, ваше сиятельство? – поинтересовалась Карен, вглядываясь в заросший участок сада.

Патриция подошла к Карен совсем близко и встала за её спиной.

– Что именно и от кого вы узнали о матери Берхарда? – вдруг холодным голосом задала вопрос ландграфиня.

От неожиданности Карен вздрогнула и резко повернулась к собеседнице. Глаза Патриции смотрели недобро. Можно даже сказать, зло, уничтожающе. Карен занервничала – Патриция всё слышала и естественно разгневалась. А разгадывая загадки, Карен уже успела догадаться, что гнев ландграфини страшен.

– Я?.. Что узнала?.. Ничего не узнала… – сбивчиво лепетала Карен. – Что люди в городе болтали, то и я подобрала… Если б была какая тайна, так кто бы мне раскрыл её?..

– Что за тёмную историю вы собирались поведать баронессе Хельбруг? И что за особа в ней принимала участие? – настойчиво продолжала требовать ответа Патриция.

Карен стало совсем страшно. Её на ледяном ветру даже в пот бросило. Она кидала взгляды в разные стороны, но бежать было некуда, а позади пропасть.

– Я правда ничего не знаю, ваше сиятельство. Это всё я так сказала, для красного словца, чтобы привлечь внимание слушателя…

Но Патриция не верила. Она отрицательно качала головой, ожидая верного ответа.

В этот момент на башенную площадку вышла Ханна, и, заметив её, Карен немедленно ухватилась за последнюю соломинку.

– Служанки в замке весьма болтливы, – выдала она, – и много знают о своих господах.

По лицу Патриции пробежало подозрение – это уже было похоже на правду. А вот как раз и Ханна появилась.

– Вы звали меня, госпожа?

Всё с той же подозрительностью в глазах Патриция обратилась к служанке и, кивнув головой на Карен, поинтересовалась.

– Ты говорила ей?

Умная Ханна тут же догадалась, о чём именно идёт речь.

– Что вы, госпожа?! Разве я могу предать вас? Я даже своему изображению в зеркале не рассказываю о том.

– Она лжёт! – быстро заявила Карен.

В Патриции гнев вспыхнул с новой силой.

– Я верю Ханне больше, чем вам, фрау Вольфгарт, – зло процедила ландграфиня. – Говорите, откуда вы всё узнали!

Теперь Карен поняла, что увиливать бесполезно, надо было признаваться. Ландграфиня, конечно, разгневана, но, может, в этот раз она не пойдёт на убийство, всё-таки сейчас это сделать будет намного рискованнее. Мысль, что ситуация не безнадёжна, немного успокаивала.

– Люди в городе действительно много болтают, – заговорила она. – Общую картину произошедшего никто не знает, но по слухам, обрывкам, по кусочкам я сама собрала её, сделала кое-какие выводы, ну и вот…

– По кусочкам? – оторопела Патриция. – Вы были так увлечены этой темой, что кропотливо выискивали и складывали кусочки картины?..

– Я люблю разгадывать загадки.

– Но зачем оповещать о разгадке всех вокруг?

– Я не думала рассказывать всё, только то, что известно всем…

– Вы снова лжёте! – вскричала разгневанная Патриция. – Какими бы ни были ваши разгадки, как бы ни чесался ваш язык, я запрещаю вам не только говорить с кем-либо, но и даже думать на эту тему наедине с собой! Всё, что произошло с матерью Берхарда – не ваше дело! Вы поняли, фрау Вольфгарт?!

– Поняла… Конечно, поняла, ваше сиятельство. Но ваш гнев доказывает, что эту загадку я разгадала правильно.

– Я повторяю, это не ваше дело! – ещё больше злилась Патриция, и слова её перешли в шипение. – А раз вы считаете, что разгадка верна, то бойтесь меня. Бойтесь! И прикусите язык, коль цените жизнь свою и не хотите её укорачивать.

Угрозы – это ещё не нападение. Карен удостоверилась, что ландграфиня не будет марать об неё руки. Она окончательно успокоилась, и ей в голову пришла мысль, что из создавшейся ситуации можно вынести и выгоду для себя. Карен даже почувствовала себя не жертвой, а нападающим.

– Мой язык не шевельнётся, если придавить его золотом, – с хитрой ухмылкой сказала она.

Патриция вздёрнула брови от удивления. Не предполагала она, что человек, стоящий под угрозой смерти, ещё и в состоянии будет шантажировать. Патриция, конечно, не собиралась платить, но из любопытства поинтересовалась:

– И какую же плату вы хотите за молчание?

– Да не так уж много, – совсем осмелела Карен. – Нам с супругом приглянулся Крафтбург, и мы с удовольствием приняли бы в дар небольшой домик с садиком. Ну и монеток золотых, чтоб на жизнь достойную хватило.

– А если вдруг не хватит?

– Так добавите.

«Ну и дура, – усмехнулась Патриция. – Решила, что, выведав мою тайну, может теперь всю жизнь вить из меня верёвки.» Смысл усмешки ясно отразился в зелёных глазах ландграфини. Карен даже снова почувствовала страх, но быстро подавила его в себе, стараясь выглядеть сильнее своего врага.

Патриция продолжала сверлить взглядом стоявшую перед ней глупую женщину. Мысли её работали быстро, будущее наглой шантажистки уже было решено.

– Я не буду тебе платить, – с гордой осанкой произнесла Патриция. – Мне проще уничтожить тебя, чем откупиться.

С этими словами ландграфиня неожиданно присела, схватила Карен за ноги и перекинула её через невысокую ограду башни. Карен успела лишь осознать, что зря была столь самоуверенна и что своей жадностью и болтливостью совершила страшную ошибку. От ужаса у неё потемнело в глазах и прервало дыхание, а прийти в себя ей уже не суждено было. Через пару мгновений разбитое тело фрау Вольфгарт лежало распростёртым у развалившихся стен старого колодца, а сверху, с крыши северной башни замка смотрели на него две женщины: ландграфиня и служанка её Ханна.

– Эх, лучше бы она прямо в колодец упала, – пожалела Патриция.

– Не ожидала я, госпожа, что вы вот так… своими руками… – потрясённая случившимся едва проговорила Ханна.

– А что ещё оставалось делать? Эта болтушка узнала мою тайну и собиралась поведать её всему миру. Если бы эти россказни достигли ушей Генриха, я бы потеряла всё. Всё.

– А вдруг она уже успела кому-нибудь рассказать? – предположила Ханна.

– Не думаю. Иначе ей нечем было бы меня шантажировать.

Женщины продолжали сверху смотреть на тело – одна в угрюмом раздумье, другая в растерянности, со смешанными чувствами испуга и лёгкого шока.

– Какой же глупой оказалась Карен, – вновь произнесла Патриция. – Ей стоило только смириться с моими условиями, и я её оставила бы в живых. Но она зачем-то пошла на меня войной. И проиграла. Ладно, надо возвращаться к гостям, а то меня скоро начнут искать.

– А как же она? – спросила Ханна, указав кивком головы вниз. – Её могут найти.

– Что с того? – пожала плечами Патриция. – Может, ей самой жизнь надоела?

– В это трудно поверить. Фрау Вольфгарт была слишком увлечённым человеком. А мастер Вольфгарт наверняка потребует выяснения причин смерти его супруги.

– Да, ты права, – Патриция выпрямилась и отвернулась от пропасти. – Надо бы её тело сбросить в колодец, чтоб никто не нашёл. А мужу сказать, будто она куда-то уехала. (А, может, даже и не одна – у нас же гости, среди них много мужчин, причём холостых)… Сейчас льют дожди, зимой выпадет снег и завалит колодец. А к весне тело раскиснет и сгниёт. И пропадёт Карен Вольфгарт бесследно.

– Это вы хорошо придумали, – согласилась Ханна, повернувшись к госпоже.

– Это сделать придётся нам с тобой. Как стемнеет, пройдём к колодцу и сбросим в него тело. Надеюсь, до того времени никто не будет гулять в этих зарослях.

– О, госпожа, позвольте мне выполнить эту работу.

– Тебе? – изумилась Патриция. – Но тебе одной будет тяжело.

– Я буду не одна. Рыцарь Гернот Боргардт, мой жених… (помните его?), желает стать вашим верным слугой. Вот он мне и поможет. Вам рискованно бродить у стен замка. Вдруг увидит кто ненароком, придётся оправдываться. А мне легко будет ответить, что я делала в зарослях наедине с мужчиной.

Патриция довольно улыбнулась. Не каждая госпожа могла похвастать, такой преданной служанкой, как Ханна.

– Да, я помню твоего жениха, Ханна, и, увидев на турнире, узнала его. Но можно ли ему доверять? Если мне не изменяет память, он обещал вернуться к тебе через два года, но прибыл лишь теперь.

– Гернот попал в плен и долго не мог оттуда вырваться. А возвратившись домой, нашёл свои земли разорёнными и имеющими другого хозяина. Так что теперь дом Гернота там, где его примут. Уверяю вас, госпожа, Гернот будет вам так же верен, как и я.

– Что ж, доверюсь тебе. Но знай, если твой друг выдаст меня, я не посмотрю, что он твой жених.

Мастер Вольфгарт долго бродил среди гостей, среди прислуги, спрашивая всех о своей куда-то запропастившейся супруге. Но никто не мог ему подсказать, где она. Когда ж стемнело, Хайнц встревожился не на шутку, он нервничал, праздник его уже не веселил, а даже раздражал. Теперь уже вместе с сыном Хайнц снова и снова обходил комнаты, надеясь найти в одной из них Карен, снова спрашивал каждого о жене. И наконец один слуга сказал ему, что видел, как фрау Вольфгарт в компании ландграфини поднималась в северную башню. Хайнц бросился туда, но в башне никого не было, а единственная комната, которую использовали в качестве чулана, была заперта. Тогда Хайнц отправился к самой ландграфине и поинтересовался у неё о своей супруге.

– Да, мы с Карен действительно поднимались в северную башню, – с готовностью ответила Патриция. – Мы были в чулане, где в сундуках хранятся всякие старые вещи. Я ей показала один старинный, но очень красивый наряд. Хотела предложить ей надеть его на завтрашний маскарад. Она сама просила меня подобрать для неё что-нибудь. Потом мы вернулись к гостям, и больше я Карен не видела.

Патриция выразила такую озабоченность и тревогу, что сама лично стала помогать мастеру Вольфгарту в поисках его жены. Она опрашивала слуг, посылала их искать Карен по всему замку, саду и двору. И вот одна из служанок сказала, что слышала от подруг, будто кто-то видел фрау Вольфгарт выезжающей со двора верхом на лошади вместе с каким-то мужчиной. Но когда и кто именно это видел, служанка сказать не могла.

Хайнц, хорошо зная свою супругу, не поверил этому. Не поверил даже и после того, как ещё несколько слуг и служанок повторили эти слухи. Карен не могла вот так вдруг сбежать с другим мужчиной. Она была практичной женщиной, и в ней не достаточно горел огонь страстей, чтобы однажды затмить своим светом её рассудок. Да и просто Карен не умела делать что-либо тайком. С ней наверняка случилось что-то плохое, в этом Хайнц был уверен и просил продолжать поиски в замке. Патриция сопереживала учителю, поддакивала, но в душе испытывала раздражение от его упрямства. Ей вовсе не хотелось, чтобы обнаружили тело Карен.

Конечно, вся эта суета и хлопоты не могли остаться не замеченными ландграфом фон Регентропфом. Узнав суть дела, Генрих лично опросил охрану замка и постовых на башнях, но среди них никто не признал, что видел, как фрау Вольфгарт выезжала за ворота. Эти сведения ещё больше уверили Хайнца, что с его супругой случилось нечто ужасное.

Разговоры о пропавшей женщине стали главными и среди гостей. Они охали, ахали, переживали или осуждали. Некоторые даже присоединились к поискам. Праздник уже давно перестал быть таковым. Музыка смолкла, веселье угасло.

Приближалась ночь. Детей, также стремившихся участвовать в поисках, по указанию ландграфа отправили в их покои. С неохотой им пришлось подчиниться.

Гости и хозяева вскоре тоже устали. Патриции с трудом удалось уговорить мастера Вольфгарта отложить поиски Карен до утра, когда взойдёт солнце. Несчастный мужчина, опираясь на руку сына, побрёл в свои комнаты.

– Карен не могла уехать, не могла, – снова и снова повторял Хайнц. – С ней что-то случилось.

– Завтра мы обязательно найдём матушку, – старался успокоить отца Зигмунд, едва сдерживая слёзы. – Сегодня вам надо выспаться, а завтра с новыми силами мы обыщем весь двор, сад, все строения вокруг замка. Если понадобится, я поеду в Крафтбург и буду искать маму там…

– Ты думаешь, что она действительно могла с кем-то сбежать? – с досадой произнёс Хайнц. – Считаешь свою мать изменницей?

– Нет, отец, что вы! Но может… она была увезена… Может, против воли…

– Всё может быть, – горестно вздохнул Хайнц и после недолгого молчания проговорил. – Мне кажется, Зигмунд, что даже если мы и найдём Карен, она к нам всё равно уже никогда не вернётся.

– Что вы хотите этим сказать, отец? – удивился Зигмунд. – Вы полагаете, что матушка?..

И слово застряло в его горле, не решаясь сойти с языка.

– Да, сын мой, – с ещё большей печалью выдохнул Хайнц. – Я полагаю так.

– Тогда мне приятнее считать мать изменницей, чем…

Мастер Вольфгарт так и не смог заснуть, как и Зигмунд, который лишь тихо плакал в своей комнате и молил бога уберечь мать от беды. Многие долго не гасили свеч в ту ночь, обсуждая события вечера и гадая, что принесёт день будущий.

Долго не ложилась спать и Патриция. Но у неё на то были свои причины. Она нервно ходила по комнате, с нетерпением ожидая Ханну. Тусклое пламя на огарке свечи вздрагивало от резких поворотов женщины. Вскоре в дверь постучали.

– Ханна? – поинтересовалась Патриция, резко остановив ходьбу.

Дверь отворилась, и в комнату тихо вошла девушка.

– Я, госпожа.

– Ну как?

Ханна закрыла за собой дверь и приблизилась к ландграфине.

– Всё сделано. Я и Гернот сбросили тело фрау Вольфгарт в колодец. Завтра её никто не найдёт.

– Хорошо. Вас кто-нибудь видел?

– Нет, госпожа.

– Прекрасно. Что ж, иди отдыхать, Ханна. Спасибо, ты мне очень помогла.

На следующее утро поиски фрау Вольфгарт возобновились с новой энергией. Но длились они не долго. Генрих приказал обойти территорию замка с собаками, предварительно дав им запомнить запах потерявшейся женщины. Если бы в старом колодце оставалась вода, собаки, возможно, прошли бы мимо. Но колодец был абсолютно пуст и сух, а потому собаки, вскочив передними лапами на его порушенные стены, начали громко лаять, и лай их отдавался гулким эхом из чёрной пустоты.

С появлением покойницы праздник стих очень быстро. Гости постепенно начали покидать Регентропф, видя, что прежнему веселью уже не бывать.

Маргарет с грустью провожала выезжающие со двора кареты, сопровождающих их всадников на лошадях. Ей было обидно, что торжества в честь её Дня рождения так быстро завершились. Даже не было весёлого маскарада, которого она так ждала, и который намечался на сегодняшний день. Так обидно, так обидно, что даже слёзы тихой струйкой потекли из глаз юной девушки. Из-за кого? Кто посмел испортить ей праздник? Ух, как Маргарет была зла на этого человека! Непременно надо выяснить имя преступника, чтобы вылить на него всю скопившуюся ненависть.

Ландграф распорядился немедленно начать дознание, кто, что, кого видел, слышал, когда, где, выяснить каждую мелочь прошедшего дня, всего, что непосредственно касалось фрау Вольфгарт. Генрих не меньше дочери желал как можно скорее найти убийцу и покарать его. Но не потому, что тот испортил праздник, а чтобы зло, содеянное в его доме, не осталось безнаказанным.

Чета фон Хельбруг так же упаковывала вещи, готовясь к отъезду. Баронесса, любительница всяких происшествий, в эти часы буквально ненавидела своего мужа, решившего последовать примеру других и покинуть замок, где только и начинается всё самое интересное. С каким бы удовольствием она понаблюдала бы за расследованием смерти фрау Вольфгарт, ничего бы не пропустила, чтобы потом дома во всех подробностях рассказать своим подругам и соседям. А теперь о чём рассказывать? О пире, об играх, о нарядах? Всё скучно и однообразно.

Узнав о сборах баронской четы, Патриция немедленно направилась к их покоям. За весь день она так и не выбрала времени, чтобы поговорить с баронессой. А узнать, что наговорила эта старая болтушка Генриху, было крайне необходимо.

Баронесса фон Хельбруг стояла в стороне и с раздражением наблюдала за суетой супруга, но, завидев приближающуюся к ней ландграфиню, она чуть не расплакалась от горя.

– Как, и вы уезжаете? Как жаль! – Патриция сделала вид, будто расстроена.

– Ах, ландграфиня, если б вы знали, как мне не хочется покидать ваш гостеприимный замок. Но мой муж непременно желает вернуться, и я никак не могу уговорить этого упрямца передумать.

– Да уж, в упрямстве барон может соперничать даже с ландграфом фон Регентропфом, – согласилась Патриция. – Кстати, Генрих уже говорил с вами?

– О чём? – в глазах баронессы блеснул интерес.

– О фрау Вольфгарт. Он всех опрашивает, кто и что видел.

– Ах, об этом. Говорил со мной, да. Но только рассказать-то мне ему нечего? Я ж ничего не знаю.

– Но вы же разговаривали с фрау Вольфгарт.

– Да, один раз и совсем немного, – расстроено вздохнула баронесса. – Вы как раз прервали наш разговор и увели фрау Вольфгарт с собой. Помните?

– Да-да, помню. И она ничего не успела вам сказать?

– Почти нет.

– Почти? Но значит, что-то сказала?

– Пустяки, которые не стоят вашего внимания.

Именно так баронесса фон Хельбруг отвечала и Генриху. Она понимала с кем и о чём говорила, понимала, что сплетни о сыне вряд ли обрадуют родителей, да ещё таких, в немилость которых она впасть вовсе не стремилась. Патриция вдохнула с облегчением. Баронесса оказалась сообразительнее, чем она думала, и не повторила при Генрихе услышанную сплетню.

– Жаль, – притворно пожалела Патриция. – Я надеялась, что вы сможете пролить свет на это загадочное происшествие. Я тогда слышала последнюю фразу фрау Вольфгарт, она вам рассказывала какую-то давнюю историю? Какую?

Баронесса немного смутилась. Признаться ландграфине или не стоит? А вдруг она оскорбится? Вдруг пожалуется супругу? Но ведь просит сама. И вроде вид у неё вполне доброжелательный. Старая баронесса ещё несколько секунд колебалась, но её болтливая натура всё же победила.

– В тот день, – тихо, словно заговорщик, произнесла она, – фрау Вольфгарт хотела мне какую-то тайну поведать.

– Какую тайну? – Патриции превратилась в слух.

– Она сказала… будто Берхард… вам не родной сын.

Патриция удивлённо вздёрнула брови.

– Ох, извините, – тут же залепетала баронесса, испугавшись, что ландграфиня вот-вот рассердится. – Это всё, конечно, не моё дело. И честно говоря, я совсем не поверила фрау Вольфгарт.

– Нет-нет, баронесса Хельбруг, я вовсе не в обиде на вас, – заверила Патриция. – Но я потрясена! Интересно, откуда фрау Вольфгарт взяла это?

– Не знаю. По её словам это будто и не тайна вовсе. Будто весь Регенплатц об этом знает.

– Весь Регенплатц? Однако! – якобы оскорбилась Патриция. – Не думала, что фрау Вольфгарт такая сплетница. Я была о ней лучшего мнения. Спасибо, баронесса, что раскрыли мне глаза на эту неблагодарную особу. А какие доказательства у неё были?

– Вот, какую-то историю о Берхарде начала мне рассказывать, да не закончила.

Баронесса тяжело вздохнула, пожалев, что теперь уже, возможно, так никогда и не узнает этой таинственной истории.

– Уверяю вас, баронесса, в Регенплатце не существует никаких таких легенд о Берхарде. Это всё выдумки фрау Вольфгарт. Она прекрасно умела сочинять всякие истории.

– Да, да, я с вами согласна. Фрау Вольфгарт если и не выдумала, то, скорее всего, услышала россказни от болтливых слуг и поверила им. Слуги любят собирать грязные сплетни о хозяевах. Как глупые неблагодарные дети наговаривают на своих родителей, так и они на своих благодетелей клевещут.

Патриция, соглашаясь, кивала головой. «Как неблагодарные дети». Как это верно замечено. «Неблагодарные дети»… Да, они способны на подлость. Даже по отношению к родителям. «Неблагодарные дети»… Мысли Патриции уходили всё дальше, туда, где пока ещё неясно вырисовывалась некая картина, некие идеи… Но…

Патриция встрепенулась. Назревающие планы необходимо обдумать в одиночестве.

– У меня к вам большая просьба, баронесса: не говорите обо всём этом моему супругу, – мягко попросила Патриция. – Он сейчас и без того очень расстроен случившимся, а все эти сплетни про нашу семью расстроят его ещё больше.

– Да-да, понимаю, – закивала баронесса. – Будьте спокойны, ландграфиня, ваш муж ничего этого не узнает. По крайней мере, от меня.

– И вообще никто.

– Никто, кроме вас.

Патриция не очень-то в это поверила.

– Я сама проверю эти сплетни и найду человека, который их распускает.

– Накажите его по всей строгости, – посоветовала баронесса.

– Обязательно, – с вежливой улыбкой заверила Патриция. – Жаль, что вы уезжаете от нас так рано. Но желаю вам доброго пути. И помните, что в Регентропфе вы всегда желанные гости.

– Спасибо за добрые слова, ландграфиня. Мне у вас необычайно хорошо. И очень жалко, что я не успею узнать, чем всё это дело закончится.

«А это тебе знать вовсе и не нужно, старая сплетница», – мысленно ответила Патриция с самой доброй улыбкой на лице.

После разговора с баронессой фон Хельбруг, Патриция немедленно отправилась на розыск Ханны. В её голове уже роились идеи, которые она надеялась воплотить в явь при помощи своей верной служанки и её кавалера. Этот рыцарь Боргардт пришёлся Патриции по душе. Давно она пыталась найти верного солдата, ведь женщине некоторые проблемы довольно трудно решить без помощи мужчины. Но здесь в замке все воины и слуги были настолько преданы своему господину, королю Регенплатца, что склонить кого-либо из них на предательство – уже изначально дело глупое и безнадёжное. И вот появился этот Гернот, не связанный с ландграфом никакими обязательствами и клятвами, да ещё и влюблённый в Ханну. Но самое главное, Гернот был нищ и бездомен, а потому купить его преданность достаточно легко.