Текст книги "Ливень в графстве Регенплатц"

– Как ты смеешь, мерзавка! – выкрикнула Патриция, вконец потеряв контроль над собой.

С каким бы удовольствием она надавала бы этой молодой нахалке пощёчин, да та сидела слишком далеко. С досады и ненависти Патриция рычала и бросала ругательства.

– Стража! – наконец выкрикнула она.

В покои немедленно вошло двое солдат.

– Уведите эту… Уведите в её комнату, – распорядилась ландграфиня. – И передайте, чтобы следили за ней и никуда не выпускали.

Отдав приказания, Патриция ещё раз пронзила Гретту уничтожающим взглядом и быстро покинула комнату. Какова мерзавка! Густав прав, она не заслуживала ни жалости, ни уважения. С ней нужно обращаться лишь как с грязной чернью. И всё-таки Густав за что-то её любил, зачем-то узаконил отношения с ней. Ведьма! Она, несомненно, приворожила его.

Патриция зашла к себе в комнату, оделась, привела в порядок волосы, а после прошла в покои сына. Покои, которые ещё два дня назад принадлежали Генриху фон Регентропфу, её мужу. Густав лежал на кровати, прикрытый тонким одеялом. Лицо его было бледно, пустой взгляд синих глаз устремлён в потолок; юноша не двигался, и, казалось, окружающий мир совершенно не интересовал его. В стороне на стуле сидел лекарь Питер Гойербарг. Завидев вошедшую ландграфиню, мужчина поднялся и склонился в вежливом поклоне. Патриция озабоченно посмотрела на больного сына и обратилась к лекарю:

– Каково состояние Густава?

– Кризис прошёл, – спокойно ответил Питер. – Более никаких причин для беспокойства нет.

– У него странный вид.

– Я дал ландграфу успокоительный настой. Сейчас ему нужен сон и отдых.

Патриция согласно покивала головой. Вздохнув, она отошла к окну и присела в кресло.

– Вы сами как чувствуете себя, гер Гойербарг? – поинтересовалась Патриция.

– Благодарю, ландграфиня, я успел отдохнуть и скинуть с себя напряжение того дня. А вот вас снова одолевают тревоги.

– Как же не тревожиться, когда сын мой любимый болен?

– Конечно, – согласился Питер. – Но за заботами не забывайте и о своём здоровье. Я принёс вам травяной чай, который хорошо успокаивает…

– Спасибо, добрый вы мой человек, – улыбнулась Патриция. – Вы настоящий ангел-хранитель наших тел, гер Питер.

– Если б я был таковым, – печально вздохнул лекарь, – вы не носили бы сейчас траурный наряд.

– Вы сделали всё возможное.

– Мне не следовало оставлять ландграфа одного.

– Даже если и были ошибки, гер Питер, их уже не исправить. Так давайте теперь наши заботы посвятим живым.

Патриция вновь перевела взор на сына своего. Густав уснул. Дыхание его было тихим и ровным.

– Гер Питер, – обратилась она. – Когда Густав пришёл в себя, он не рассказывал вам, отчего у него случился приступ?

– Нет, ландграфиня, – ответил лекарь. – Да я его и не спрашивал. Лишнее волнение сейчас ему принесёт лишь вред. Пусть ландграф поспит, после спросите его сами. А сейчас я всё-таки настаиваю, чтобы вы отдохнули. Позавтракайте, прогуляйтесь по свежему воздуху, потом выпейте мой чай и прилягте. Всё страшное уже позади. А я пока побуду при больном. Просто для того, чтобы убедиться, что хворь отступила окончательно.

Патриция согласилась. После бессонной ночи, после скандала с Греттой она действительно чувствовала себя усталой. Завтрак Патриция приказала принести в её покои и попросила служанку никого не впускать. Ей хотелось побыть одной. Разум её тревожили мысли о сыне. Что могло случиться прошедшим вечером? Почему вспыхнул новый приступ болезни? И почему Густав отказывается что-либо объяснить?

Мерзавка Гретта! Изображает из себя тихоню! Безусловно, она во всём виновата. Напугать Густава она, конечно же, ничем не могла, но вот довести его до нервного срыва, наверняка, сумела. И надо же такое придумать – призрак Берхарда! Да в этом замке никогда не бродили призраки, хотя за прошедшие века трагедий здесь происходило не мало.

Но сердце женщины всё равно защемило – а вдруг это правда? Неуспокоенная душа Берхарда осталась на земле, чтобы отомстить, чтобы забрать с собой душу своего обидчика.

– Нет-нет! – тут же оборвала мысли Патриция. – Такого не может быть. Это всё злые фантазии Гретты! Она хочет, чтобы мы испугались, чтобы нас мучила совесть. Но у неё ничего не выйдет, ибо наша совесть чиста. Я и Густав всего лишь добивались справедливости.

И всё же тяжесть на сердце осталась. Сегодня третий день, как скончался Берхард. А вдруг этот день станет последним для Густава?

Перед обедом Патриция снова заглянула к сыну. Густав уже проснулся, просто лежал на кровати и бездумно смотрел в окно. Патриция подошла к нему, с материнской нежностью погладила по голове.

– Как ты себя чувствуешь, сынок? – с заботой поинтересовалась она.

– Хорошо, – бесцветно отозвался Густав.

– А где лекарь?

– Я отпустил его.

Патриция присела на край кровати.

– Ты ничего не ел сегодня. Я прикажу принести тебе обед сюда.

– Я не хочу есть.

– Тебе нужно набраться сил.

Наступила пауза. Патриция очень хотела знать, что же именно произошло накануне, но она никак не решалась спросить.

– Маргарет осталась ещё на день, – сказала Патриция.

– Я знаю. Она заходила ко мне, – всё тем же тоном отвечал Густав.

– Давно?

– Нет. Прямо перед вами.

Патриция вздохнула. И всё-таки нужно задать терзавший её душу вопрос, чтобы он больше не мучил. Женщина взяла сына за руку и заглянула в его глаза.

– Густав, расскажи, что произошло вчера? – попросила она.

Юноша вновь перевёл взор на окно.

– Пусть это вас не беспокоит, матушка, – сказал он.

– Как же не беспокоит? – заволновалась Патриция. – У тебя случился жестокий приступ, который длился дольше, чем обычно, у тебя даже был жар. И после этого я должна быть спокойна?

– Всё закончилось, я чувствую себя хорошо. К чему ворошить прошедшее?

– Но тебе так плохо ещё никогда не было, – убеждала Патриция. – И я хочу знать, что именно вызвало такой приступ.

– Я ничего вам не отвечу. – Густав упрямо стоял на своём, и в его голосе появилось раздражение. – Если вам это так интересно, расспросите Гретту.

– Она говорит какую-то ерунду, – отмахнулась Патриция. – Утверждает, будто тебя напугал призрак Берхарда.

– И вы ей не поверили? – насторожился Густав.

– А нужно было поверить? – Патриция тоже замерла.

– Это как вам будет угодно.

– Но ты же не говоришь правду. А к словам девушки, которая не любит и не ценит тебя, во мне доверия мало.

Густав равнодушно пожал плечами. Он отказывался что-либо объяснять и рассказывать, а что решит для себя мать, его не волновало. И Патриция это поняла. На сердце у неё было тяжело. К тревоге за сына добавилась ещё и обида на его холодность, на выселение самого близкого человека из его жизни.

Густав не провожал мать даже взглядом. Её чувства ему были безразличны, его интересовал лишь он сам и его новый кошмар – призрак Берхарда. Он никому не собирался рассказывать о своих видениях. Во-первых, ему могут не поверить и счесть за сумасшедшего. Падучая болезнь и так не добавляет ему славы. Во-вторых, люди догадаются, что именно он и есть убийца Берхарда, и теперь его мучает совесть. Звание братоубийцы Густава совсем не прельщало. К тому же он собирался возложить вину за убийство на Кроненберга. А в-третьих… Густаву было стыдно за возникшие страхи. Нет, никто не должен знать о поселившимся в замке призраке Берхарда. Но как Гретта смогла всё понять? Может, тоже видела призрак? Надо спросить. Спросить и предупредить, чтоб не болтала о случившемся на каждом углу. Иначе слухи о безумии властителя Регенплатца быстро разлетятся по всем окрестностям.

Сев на кровати, Густав почувствовал лёгкое головокружение. Впрочем, оно быстро прошло. Тогда юноша встал и не спеша оделся. По коридору он шёл не торопясь, преодолевая слабость в теле. Но дорога была не длинной.

У двери в покои молодой ландграфини на карауле стоял солдат, который завидев господина, немедленно вытянулся в струнку. Сообщив, что охрана покоев госпожи более не нужна, Густав отпустил стражника, затем открыл дверь и вошёл в комнату. Гретта вместе с Лизхен сидела на скамье у окна, приход молодого ландграфа резко прервал их разговор и заставил обеих опустить глаза. Густав догадался, что девушки говорили о нём, и скорее всего, Гретта рассказала своей прислужнице о ночном происшествии. С плохо скрываемой напряжённостью, юноша прошёл и присел на стул. Спохватившись, Лизхен вскочила с места. Скоро присев в реверансе, она отошла в противоположный угол комнаты.

– Добрый день, Гретта, – произнёс Густав.

– Добрый день, – спокойно ответила девушка, продолжая сидеть. – Как ваше самочувствие?

– Спасибо, хорошо.

– Вы несколько бледны.

– Плохо спал. А как провели ночь вы?

– Мой сон был крепок и спокоен. Вот только ландграфиня разбудила меня очень рано…

– Вас совсем ничего не беспокоило? – с подозрением уточнил Густав.

– Совсем, – подтвердила Гретта. – После того, как вы несколько спешно покинули спальню, я легла на кровать и под тихую песню дождя уснула.

Девушка невольно улыбнулась, вспомнив эту мирную ласковую мелодию дождевых капель. Но Густаву, не знавшему мыслей супруги, показалось, что Гретта смеялась над ним, над его бегством. И как ни странно, эта догадка вызвала в его душе чувство не гнева, а стыда.

– Говорите, матушка моя рано разбудила вас? – проговорил Густав. – Подозреваю, она не была с вами особенно ласкова.

– Да, ландграфиня гневалась и обвиняла меня, – ответила Гретта. – Надеюсь, вы объяснили ей всё?

Густав покосился в сторону Лизхен, которая поставив себе на колени корзину с рукоделием, старательно делала вид, что занята разбором ниток и разговор господ ей совсем неинтересен. Но молодой ландграф не поверил в это напускное безразличие. Он поднялся и занял место на скамье рядом с Греттой.

– Я матушке ничего не рассказывал. Это не её дело, – тихо, почти шёпотом заговорил Густав. – Но я обязательно скажу ей, что ты ни в чём не виновата. Вчера… вчера я перебрал вина… Я был несколько не в себе… Должно быть, я бредил наяву… Моя болезнь… моё проклятье. Это она тревожит мой разум…

Гретта слушала сбивчивые объяснения молча. Она не заметила, чтобы Густав накануне был пьян, от него даже не пахло вином. Безусловно, он просто пытался оправдать своё позорное бегство.

– Ты зря поведала моей матери о каком-то призраке, – продолжал Густав. – Ничего подобного не было. И я надеюсь, ты не станешь распространять эту глупость по всему свету?

– Глупость? Я сказала Патриции правду. Впрочем, она всё равно не поверила.

– Ты всё не правильно поняла, – убеждал Густав. – Никакой призрак мне не являлся.

– Что же тогда привело тебя в бегство?

Густав вспыхнул – Гретта явно насмехалась над ним. Нервы молодого человека снова были напряжены.

– Неважно. Я и сам уже не помню, – тихо прорычал он. – И вообще, забудь всё это! И не болтай лишнего. Прошу пока по-хорошему. Со служанкой своей уже посмеялись надо мной?

Гретта промолчала. Значит, поделилась с Лизхен впечатлениями.

– Прикажи ей не распускать язык.

– Мы же с ней ни с кем не общаемся в замке, – спокойно ответила Гретта. – Так что можешь нас не опасаться.

Густав поднялся. Доверия к супруге у него было не слишком много, оставалось лишь надеяться на её послушание. А уж Лизхен он и подавно не верил. Густав покосился на молодую женщину – она по-прежнему была занята рукоделием. Если Гретта не вразумит служанку, если та начнёт сплетничать, он просто уберёт эту чернавку из жизни.

– Кстати, я удалил стражу, так что вы свободны, Гретта, – вернув голосу нормальный тон, сказал Густав. – Уверен, у вас не появится желания сбежать от своего законного супруга и тем самым опозорить вашу новую семью.

– Спасибо, Густав, – улыбнулась Гретта. – У меня действительно нет причин бежать отсюда. Я смогу выходить в сад?

– Выходите, куда вам угодно. А для вашей служанки я могу выделить соседнюю комнату, которая как раз для прислуги и предназначена. Если хотите, конечно.

Любезность и доброта мужа приятно подивили Гретту. Возможно, Густав не столь плох, как казался, или он просто хотел понравиться? Гретта переглянулась с не менее удивлённой Лизхен.

– Да, это будет замечательно, – согласилась Гретта.

– Что ж. Тогда Лизхен может занять эту комнату прямо сейчас. Она открыта.

Густав направился к выходу. Но вспомнив ещё об одном, у самой двери остановился и обернулся.

– Я уже отдал распоряжение освободить вашего отца, – сообщил он.

В глазах Гретты вспыхнул огонёк радости.

– Мне дозволено увидеть его? – с надеждой спросила она.

– Нет, – отрезал Густав. – Но как только барон приедет домой, то сможет прислать вам письмо.

Радость немного померкла, и девушка не смогла сдержать вздоха.

– Не переживайте. Никакого вреда вашему отцу причинено не будет. Слово Регентропфа.

– Благодарю вас, Густав, – сказала Гретта. – Я верила, что вы сдержите обещания.

– Надеюсь, что и вы отнесётесь ко мне благосклонно. Вы поняли, о чём я.

За обеденным столом сидело всего три человека, три женщины: Патриция, Маргарет и присоединилась к ним Магда Бренденбруг. Все в чёрных траурных одеждах, все с печальными лицами. Ели молча, лишь изредка издавая тяжёлые вздохи. Солнце ярко освещало тихую трапезу, пытаясь внести хотя бы каплю яркого настроения, но на его старания никто внимания не обращал.

После окончания обеда, женщины так же молча разошлись. Старая графиня отправилась в свои покои, Маргарет вернулась в комнату к сыну, а Патриция прошла в сад. Впрочем, довольно скоро на прогулку вышла и Маргарет с маленьким Готфридом. Погода стояла чудесная. Небо сияло лазурью, а трава изумрудом, солнце посылало мягкое тепло, лёгкий ветерок, шурша листвой, развеивал в воздухе ароматы цветов. Готфрид с радостным визгом побежал по зелёной траве, подпрыгивая и подгоняя бабочек. Ребёнок ещё не познал трагизма жизни, ещё не испытал жестокость людей, он ещё воспринимал мир, как огромное светлое чудо и верил, что так будет вечно. Мальчик наслаждался счастьем.

Наблюдая, как резвится Готфрид, Патриция и Маргарет не спеша прохаживались по тропинке. У них были и заботы, и проблемы, жизнь уже накинула им на плечи плащ прожитых лет. И у Патриции этот плащ был значительно тяжелее.

– Вы заходили к Густаву после обеда, матушка? – поинтересовалась Маргарет.

– Нет, ещё не заходила, – ответила Патриция. – Я знаю, ты была у него утром. Вы с ним не говорили о вчерашнем происшествии?

– Я, конечно, спрашивала у него, что такого страшного произошло с ним в брачную ночь, но Густав отказался что-либо рассказывать мне. А вам, он признался?

– Нет. Мне он тоже ответил, что это не должно меня интересовать.

– Странно. А у Гретты вы спрашивали?

– Эта мерзавка выставляет его безумцем, – с нервом ответила Патриция. – Она сказала, будто Густав увидел призрак Берхарда и, испугавшись его, бросился вон из спальни. Но так как она за ним не последовала, то и припадка не видела.

Маргарет задумалась. Она не ожидала услышать такую версию.

– Вы ей не поверили? – вновь заговорила она.

– Как я могу поверить такой ерунде?

– А почему вы назвали её мерзавкой?

– Потому что считаю во всём виновной только её. Наверняка она вчера устроила истерику, и у Густава сдали нервы. А может, даже потасовку учинила, дабы не подпустить его к себе. Я уже не вижу в ней скромную девочку, мне кажется, эта стерва на всё способна.

– И вы не допускаете мысли, что Густаву действительно мог явиться призрак?

Патриция взглянула на дочь с изумлением.

– Ты защищаешь Гретту? Или тоже склонна считать своего брата безумцем? – спросила она.

– Ни то и ни другое…

– Тогда к чему подобный вопрос?

Маргарет неуверенно пожала плечами.

– Совсем недавно произошёл один случай, – произнесла она, – о котором я вам не рассказывала, посчитав его не столь важным. Но теперь понимаю…

– Какой случай? – встревожилась Патриция и вся обратилась в слух.

– Во время похоронной процессии, – повела рассказ Маргарет, – когда мы проезжали по улицам города, Густав заметил кого-то в толпе, кого-то, кого не ожидал увидеть. Это его сильно взволновало. Густав обратился ко мне и, указывая на людей, спросил: «Ты видишь его?» Я взглянула туда, куда он показывал, но никого знакомого не увидела. Тогда я уточнила: «Кого «его»?» Но Густав вдруг как-то странно посмотрел на меня и грубо так ответил: «Никого. Мне показалось.» Может, и показалось, не знаю. Но после Густав постоянно кого-то высматривал в толпе людей. Он был встревожен, напряжён и бледен. И вот теперь я подумала, а вдруг тогда он тоже увидел призрак Берхарда? И вдруг этот призрак станет преследовать его теперь постоянно?

Сердце Патриции наполнилось тревогой. Она не знала, как реагировать на услышанное. Не хотелось верить, выводы Маргарет могут быть неверными. И в то же время, как иначе объяснить странное поведение Густава? Чьё ещё появление могло его так обеспокоить?

– И вот что ещё я вам скажу, – говорила дальше Маргарет. – Среди прислуги ходит слух, что в тот страшный день, когда ушли из жизни батюшка и Берхард, в замке видели Хельгу. Ведьму отшельницу…

– Хельгу?! – Застыв на месте, Патриция в ужасе схватилась за сердце. – Как? Кто? Почему мне никто не сказал?

– Кто-то из слуг столкнулся со старухой в кухне и узнал её. Могу предположить, что наш лекарь Гойербарг позвал её. Хотя это странно, ведь он всегда справлялся сам. Если только, поняв, что Берхард не просто болен, а отравлен, он не нашёл средства… А Хельга всё-таки известная в округе знахарка…

– Да, возможно, – сдавленно отозвалась Патриция, суеверный страх ещё не отпускал её.

– И ещё я подумала, – продолжала Маргарет. – Гер Гойербарг никогда не позвал бы сюда эту женщину без позволения ландграфа. И значит, отец тоже знал, что Хельга здесь.

– Знал… И не сказал…

Душу отяготила обида, сердце сковывал страх, и столь внезапный огромный груз склонил ослабевшее тело к земле. Патриция опустилась прямо на траву.

– Что с вами, матушка? – ахнула Маргарет, присев рядом с матерью.

Но Патриция её не слышала. Разум женщины полностью утонул в топи нехороших предчувствий, в понимании грядущей катастрофы. Что здесь делала эта колдунья? Только ли пыталась излечить волчонка? Или наводила злые чары после смерти дьявольского отпрыска? Усилила свои заклятия на Густава? Она ли задержала душу Берхарда на земле, заставила мстить Густаву? Она вполне могла это сделать. Ведь ей наверняка подчинена чёрная магия. Ведьма! Что теперь делать, как остановить колдовство? Как защитить Густава? Сегодня третий день. Уже третий день. И Густав болен.

Тяжело дыша, едва сдерживая нервный сердечный ритм, Патриция встала и поспешила в дом, повторяя, словно в бреду: «Третий день… Уже третий день…»

Маргарет была в замешательстве. Весть о приходе Хельги взволновала мать больше, нежели видения Густава. Даже не взволновала, а навела ужас. Неужели трагедии в замке ещё не закончились? Уж не надвигается ли кара Божья? Молодая женщина обернулась на звонкий детский смех. Свободный и беззаботный Готфрид резвился, с восхищением слушая звуки лета и наблюдая его картины. И мать горячо взмолилась: только бы несчастья семьи Регентропф не перекинулись на него, не запятнали его невинную душу!

– Больше ни одного дня не задержусь, – твёрдо произнесла Маргарет. – Здесь жизнь наполняется муками. Завтра же с рассветом уеду.

Патриция долго сидела в покоях сына. Она даже хотела остаться здесь на ночь, но Густав был категорически против. Он не понимал странное желание матери. Он уже хорошо чувствовал себя, даже спускался к ужину и провёл час на пешей прогулке. Уже никаких причин не осталось для беспокойства. Густав не знал, что в его матери живёт страх перед заклятьем, которое связало его жизнь с жизнью брата. Не знал, что по условиям заклятия после смерти брата ему отпущено лишь три дня, и сегодня шёл третий последний день. И именно поэтому мать желала быть рядом с сыном, чтобы попытаться помочь, оградить, уберечь. Но Густав ничего не знал, не понимал и злился.

Всю ночь Патриция не спала. Тяжелые думы не давали ей покоя. Время от времени она покидала свою спальню и, освещая себе путь свечой, шла к покоям сына. Возле его двери дремал солдат, поставленный охранять покой ландграфа. Патриция проходила мимо него, заходила в комнату и приближалась к кровати. Приподняв свечу, она всматривалась в расслабленное лицо спящего сына, тихо произносила молитву и, немного успокоенная, уходила.

Лишь утром, когда зашла к сыну пожелать доброго утра и увидела его здоровым и в хорошем настроении, Патриция наконец смогла облегчённо вздохнуть и отбросить тревоги. Наступил четвёртый день со смерти Берхарда, а Густав по-прежнему жив. Значит, Магда была права, им удалось избежать страшного заклятия, удалось перехитрить его условия. Теперь бояться больше нечего. И только призрак Берхарда (если он, конечно, существует) может причинить беспокойства. Да и то, к нему можно привыкнуть и не обращать внимания.

– Маргарет уже уехала? – спросил Густав у матери за утренней трапезой.

– Да, с рассветом, – отозвалась Патриция.

– Странно. Что её заставило так поторопиться? Даже не попрощалась со мной. Может, вчера у неё что-то случилось такое, чего я не знаю?

– Нет, ничего не случилось, – Патриция пожала плечами. – Просто Маргарет захотела скорее вернуться домой. Она же собиралась ещё вчера.

– Ну, да Бог с ней, – махнул рукой Густав. – Праздники её разочаровали, а похороны ей неинтересны.

Окончив завтрак, Густав удалился в кабинет отца. Вернее, уже в свой кабинет, намереваясь заняться делами. Но сосредоточиться у него никак не получалось. Раздумья о последних днях отвлекали его и казались более серьёзными, нежели повседневные дела правителя.

Сегодня во сне он видел брата. Смысл сна из памяти вылетел, но осталось лицо Берхарда – на нём читалась гордость и решимость. Решимость на что? Неужели волчонок отныне будет преследовать его постоянно? Неужели отравит жизнь ему и… И никогда не подпустит к Гретте? Как это смешно: в любви к собственной жене помехой является привидение.

Дверь открылась, и в кабинет вошёл Аксел Тарф. Он всегда входил без стука и без доклада, ему, как лучшему другу ландграфа, это позволялось. Окинув взглядом Густава, молодой человек прошёл и сел на стул.

– У тебя плохое настроение или тяжёлые думы гложут? – поинтересовался он.

– Тяжёлые думы, – тускло ответил Густав.

– Проблемы?

– Да. – Густав вдруг почувствовал острое желание с кем-нибудь поговорить о своих страхах, и верный друг подходил для этого лучше всех. – Ко мне приходит призрак Берхарда, – выпалил он признание. – Я его боюсь.

Аксел не удивился, не рассмеялся, не принял сказанное за чепуху. Напротив, брови его нахмурились, взгляд углубился в раздумья.

– Это он стал причиной обострения твоего недуга? – вновь спросил молодой человек.

– Да.

– Его вид был ужасен?

– Нет. Волчонок выглядел как обычно. Он не был туманом, его тело не просвечивало, наоборот, он был, как обыкновенный человек, как обыкновенный живой человек. Он стоял совсем близко. Можно было протянуть руку и коснуться его. И вот в этом и заключался ужас его. Понимаешь? В том, что он рядом и что выглядел, как живой в то время, как я знаю, что он мёртв и лежит в гробу! – Изливая душу, Густав нервничал. Он будто заново переживал встречу с призраком брата, будто заново видел его перед собой. – Нужно что-то делать, как-то изгонять его из моего замка! Я не хочу делить с ним Регентропф ни с живым, ни с мёртвым!

Аксел Тарф молчал. Он думал.

– Ты мне веришь, Аксел? – с детской надеждой на понимание спросил Густав.

– Конечно, – ответил друг. – Что странного в том, что неуспокоенная грешная душа осталась бродить по земле?

– Но как успокоить её и прогнать с земли?

На это Аксел лишь развёл руками.

– В деревне, где жили мои родственники, был один случай, – после небольшой паузы заговорил Аксел. – В одной семье умерла женщина. Тело похоронили, но дух её остался в доме. Та женщина и при жизни была мерзкого характера, а после смерти и подавно замучила родных своих. Спать не давала, выла по ночам, вещи раскидывала… Семья её не выдержала, да уехала из деревни, а дом тот сожгли. И с тех пор дух той женщины больше никого не беспокоил.

– Но я же не могу поджечь замок, – выслушав, возразил Густав.

– А весь замок и не надо. Душа, привыкшая к телу, обязательно где-то находит себе приют. Может, она поселилась в комнате Берхарда? Там кто-нибудь живёт сейчас?

– Нет. Я запер покои. Вещи там остались нетронуты. Думаешь, надо комнату сжечь?

– Давай попробуем. А вдруг получится?

– А вдруг не получится?

На эти сомнения Аксел только пожал плечами.

– Не знаю, – сказал он. – Я же не колдун. У меня нет навыка общения с миром мёртвых. А вот в лесах Регенплатца, говорят, есть какая-то колдунья.

– Да, Хельга, – подтвердил Густав. – Местная знахарка и ведьма. Но я никогда не имел с ней дела и не знаю, где живёт она.

– Узнать дорогу труда не составит. Наверняка к ней обращались многие. Если она настоящая колдунья, то должна знать способ, как унять привидение.

Но для начала Густав всё же решил осмотреть покои Берхарда. И, конечно же, не один, а вместе с Акселом. С ним было не так страшно. Густав отпер дверь и осторожно вошёл в комнату брата. Из-за плотно закрытых ставень на окнах в покоях было темно. В воздухе стоял запах сырости.

– Чем-то здесь пахнет, – поморщив нос, заметил Аксел. – Чувствуешь?

Густав настороженно оглядывался, ему было не по себе. Темно, прохладно, влажный воздух – как в склепе. Именно в таком помещении и мог поселиться дух умершего.

– Затхлостью пахнет, давно не проветривали, – сказал Густав, пытаясь унять дрожь в сердце.

– Ничего не видно. Надо окно открыть или свечу принести.

– Уж лучше сразу факел.

Найдя причину покинуть угнетающее место, Густав спешно вышел из комнаты. Аксел же наоборот, прошёл вглубь. Он не боялся, ему даже было любопытно, каков он, призрак умершего? Молодой человек прислушался – тишина вокруг, присмотрелся – но увидел лишь тёмные силуэты мебели. И всё-таки ничего страшного. Обычная нежилая комната, тёмная и затхлая. Достаточно впустить сюда свет и проветрить, и она ничем не будет отличаться от остальных.

Вернулся Густав с зажжённым факелом в руках. Сердце ещё билось беспокойно, но горящее оружие вселяло в него некоторую уверенность. Первым делом Густав направился к кровати брата и поднёс факел к пологу. Ему страстно хотелось поскорее избавиться от призрака, и он готов был использовать для этого любые средства. Как ни странно, огонь не полыхнул, лишь запах тлеющей ткани разнёсся по комнате.

– Что за чертовщина, – выругался Густав.

Аксел Тарф приблизился к кровати и коснулся ладонью покрывала.

– Постель влажная, – сказал он.

– Почему? – удивился Густав, обернувшись к другу.

– Не знаю, – пожал плечами Аксел.

Он подошёл к шкафу и потрогал рукой полку – на ладони осталась влага. Такой же эксперимент Аксел провёл и со столом, и со стулом.

– Да тут всё мокрое, – констатировал молодой человек.

Густав напряжённо взирал за действиями друга. Сердце его вновь сжала тревога, к разуму тихо подползала паника. Неспроста всё это. Должно быть, Аксел прав, дух волчонка действительно поселился именно здесь. Густав нервно отбросил факел прямо на середину кровати. Он бы очень обрадовался, если бы дьявольское ложе охватило пламя. Но огонь не разгорался. Напротив, с лёгким шипением факел начал потухать. Густав поспешил к выходу. Аксел за ним.

– Сейчас же прикажу слугам вынести отсюда все вещи, всю мебель и сжечь на заднем дворе. – Густав запер дверь и даже проверил, крепко ли она закрыта. – А ты, Аксел, разузнай, где живёт та ведьма, да оседлай коней для нас. Сегодня после полудня поедем к ней.

Тропинка к дому Хельги хорошо просматривалась среди леса. Люди, ищущие помощи у лесной знахарки, не давали дорожке зарастать. А нуждались в её помощи многие.

Вот и Густаву, молодому ландграфу фон Регентропфу, так же понадобились необычная колдовская сила Хельги. Он не испытывал страха перед встречей с ведьмой. Это она должна была бояться его, как своего господина, повелителя, как короля земель, где она живёт, который вполне может послать её на костёр за связь с дьяволом.

Молодые люди выехали на небольшую опушку к деревянной избе, стены которой облепил невысокий кустарник, остановили коней, огляделись.

– Эй, Хельга! – громко позвал Густав. – Дома ли ты? Выходи к гостям.

Дверь избы тихонько открылась, и под лучи яркого солнца вышла старая седая женщина в чёрных потрёпанных одеждах. Морщинистое лицо её было сурово, взгляд тяжёл.

– Да, именно такой я тебя и представлял, – усмехнулся Густав. – Старая и безобразная.

Он спрыгнул с коня и приблизился к Хельге.

– Зачем ты пожаловал ко мне, Густав? – без лишней вежливости поинтересовалась знахарка.

Молодого ландграфа задело, что какая-то оборванка смела обращаться к нему без должного уважения, без почтения, даже без поклона. Однако вслух он высказывать недовольство не стал, ибо сейчас ему нужна была дружба с этой чёрной женщиной, а не вражда.

– Я пришёл за помощью к тебе, – сказал Густав. – И если поможешь мне, я щедро награжу тебя.

В слабой улыбке Хельги мелькнула не то печаль, не то разочарование. Женщина тихо неторопливо заговорила:

– За моей помощью приходят люди, когда они уже находятся на грани отчаяния, у черты безысходности, когда у них больше нет иного выхода. И я никому не отказываю. Ты тоже на грани отчаяния. Тобой овладел ужас. Ужас, который испытываешь ты от прикосновения смерти. – Хельга гордо подняла голову, и в её взгляде заблестело некое злое торжество. – Но я не смогу избавить тебя от этого ужаса. На мою помощь не рассчитывай. Не в моих силах отогнать от тебя дух Берхарда.

Густав слушал с замиранием сердца. Эта ведьма знала о нём всё, а, может даже, и мысли читала.

– Странно, – проговорил он. – Подружка дьявола должна уметь усмирять мертвецов.

– Берхард остался, чтобы мстить, и не успокоится, пока не отправит тебя в царство теней.

Густав даже вздрогнул от жёстких пронзительных слов чёрной женщины. В душе его вновь зашевелился страх.

– Что ты мелишь, старуха! – нервно прорычал он. – Что сможет мне сделать дух бестелесный? Только преследовать меня да холод нагонять.

– Тогда почему ты боишься его?

– Не боюсь. Не боюсь! – Густав жадно глотнул воздух. К страху добавился гнев, и смесь столь тяжёлых чувств сдавливала дыхание. – Он просто мешает мне жить. Он нервирует меня! Огради меня от него. Дай мне какой-нибудь амулет, научи заговорам…

Но Хельга только хрипло рассмеялась. Видеть страх врага её и его растущее безумие доставляло ей удовольствие.

– Тебе ничего не поможет, Густав. Ты обречён.

– Я тебе не верю!

– Можешь не верить. Это не отвратит от тебя твоей участи.

И Хельга снова хрипло хихикнула – назревающая в душе Густава паника её веселила.