Текст книги "Ливень в графстве Регенплатц"

– Ты птица стреляная уже, – ответил граф. – Ты пойдёшь в бой, рядом со мной.

Кларк облегчённо выдохнул, Густав от зависти закусил губу. Он был уверен в себе, в своём мастерстве, он рвался в бой, он знал, что смог бы достойно сражаться, но отец осторожничает, всё думает, что его сыновья маленькие. Как несправедливо.

А в это время слуги Густава и Берхарда добрались до замка Регентропф. Прибыв, они, прежде всего, предстали перед ландграфиней и передали ей сообщение от своих господ. Узнав, что её любимый сын направился на поле битвы, Патриция встревожилась, даже испугалась. Война – это же страшно, а Густав ещё так молод и неопытен. Да и болен он. Не выдержит напряжения боя, вида растерзанных тел, отступит перед натиском врага. Неужели Генрих допустит участие в сражении столь слабого мальчика? Может и допустить. Генрих скорее оставит в стороне от опасности своего любимчика Берхарда, наследника престола, чем несчастного, ущемлённого и Богом и отцом Густава.

Обо всём этом Патриция рассуждала вслух, взволнованно бродя по комнате. Магда Бренденбруг была здесь же, сидела на стуле и тревожно наблюдала за дочерью. В стороне тихо стояла служанка Ханна, которая, впрочем, уже окончательно приобрела статус близкой подруги ландграфини.

– Бедный Густав. Бедный Густав! – причитала Патриция с блестящими от слёз глазами. – Я не видела его долгих четыре года, не видела, как он становится мужчиной. И неужели мне будет отказано снова взглянуть на родного сына?!… Прижать к груди моего мальчика?!…

– Не надо так переживать, Патриция, – успокаивала Магда свою дочь. – Ты же слышала, что сказали слуги: Генрих не желал присутствия сыновей на войне, мальчики сами приехали в Кроненберг. И я думаю, Генрих не пошлёт в бой ни Берхарда, ни Густава.

– Пошлёт, – уверяла Патриция. – Густава пошлёт. Вот увидите.

– Значит, в бой пойдёт и Берхард. Ему, как будущему правителю Регенплатца не пристало трусливо отсиживаться в лагере.

– «Будущему правителю», – прошипела Патриция и брезгливо передёрнула плечами.

– А в жестоком жарком бою, – продолжала Магда, – Берхард окажется в роли мишени для смерти, и возможно, смерть не промажет.

Патриция резко остановилась и внимательно взглянула на мать. Какая интересная мысль её посетила. А ведь и правда, Берхард на войне может погибнуть, и тогда конец мучениям, конец несправедливости.

– О, Боже, хоть бы так и случилось! – воскликнула женщина. – Клянусь, я бы щедро наградила убийцу волчонка! Я отдала бы ему все свои драгоценности, коих у меня множество.

– Ни к чему такие клятвы, Патриция. Убийцей всё равно окажется воином вражеского стана, и кто он, тебе никогда не узнать. Да и Берхард может ещё в тиши лагеря остаться…

– На лагерь тоже враг нападает, – вдруг произнесла до селе молчавшая Ханна.

– До него врагу ещё нужно добраться.

– Возможно, кому-то это удастся.

Патриция насторожилась – голос Ханны был слишком уверенным для подобного разговора, основанного на сплошных надеждах и пожеланиях.

– Ты что-то знаешь? – поинтересовалась ландграфиня.

– Нет. Просто мысли вслух.

Губы Ханны расплылись в улыбке, а в глазах сверкнул хитрый огонёк. В её головке зародилась какая-то идея. Заинтригованная Патриция, торопливо приблизилась к девушке:

– Ну-ка, выкладывай, что ты задумала?

– Нет, госпожа. Помните, вам ничего плохого против Берхарда замышлять нельзя, а вот мне можно. Предоставьте мне действовать самой, и уверяю вас, я избавлю вас и ваш дом от волчонка.

– Хорошо, – согласилась Патриция, не имея и тени сомнений в верности служанки. – Действуй, как посчитаешь нужным. И если всё получится, твоё усердие будет оценено мною по достоинству.

– Тогда не буду терять время, надо всё сделать быстро, – ответила Ханна и, поклонившись госпоже, покинула комнату.

Графиня Бренденбруг и Патриция молча смотрели ей вслед, каждая терялась в догадках. Когда дверь за служанкой закрылась, Магда обернулась к дочери.

– Как ты думаешь, что Ханна задумала? – поинтересовалась она, изогнув в изумлении брови.

– Не знаю, – пожала плечами Патриция. – Но мне от её обещания стало намного легче на душе. Давайте ей доверимся, матушка, и помолимся, чтобы у неё получилось свершить задуманное.

Тем временем Ханна спешно прошла в свою комнату и немедленно села писать письмо. Её план возник за мгновение. Как раз в то мгновение, когда ландграфиня поклялась щедро наградить убийцу Берхарда. Драгоценностей у Патриции действительно имелось очень много. На них вполне можно было бы приобрести имение где-нибудь на юге и безбедно и в сытости прожить до самой старости, а после смерти оставить детям неплохое наследство.

Из служанки превратиться в госпожу – об этом Ханна мечтала всю жизнь. И вот представилась хорошая возможность воплотить эту мечту в реальность. Рыцарь Боргардт, возлюбленный Гернот, обязательно поддержит свою невесту. Да, всё ещё невесту. Не сделав карьеру и ничего не заимев за эти четыре года, Гернот так и не осмелился назвать Ханну своей законной супругой. Но девушка ждала, она верила, что судьба однажды улыбнётся им и подарит счастье. И вот это случилось. Ханна чувствовала, что радость уже близка, ведь недаром судьба вложила под её сердце новую жизнь, жизнь ребёнка зачатого в любви.

Сейчас Гернот находился в военном лагере ландграфа фон Регентропфа. На завтра, как и другим воинам, ему предстоит идти в бой. Но Ханна верила, что её жених вернётся живым, ведь он силён и храбр. После того давнего лжесвидетельства против Берхарда рыцарь Гернот Боргардт попал в опалу, ландграф не желал его видеть, но и из замка не прогнал, вняв просьбам супруги. Гернот не удостаивался никакого внимания господина, его не обременяли никакими поручениями. Это не вело к росту положения и богатству, зато позволяло жить в спокойствии и в некоторой лени. Гернот вёл себя честно и скромно, и со временем гнев ландграфа утих. Рыцарю Боргардту было позволено принимать участие в охотах, в празднествах, сопровождать своего господина в дальние поездки. И всё же полного доверия к нему так и не возникло, Генрих держал его от себя на расстоянии. И если бы не благосклонность ландграфини, Гернот так и жил бы в опале и бедности, и возможно, даже пришлось бы уехать из Регенплатца.

Записка получилось короткой: «В ходе битвы убей Берхарда и сразу же возвращайся в замок. За эту услугу нам с тобой наградой будут свобода и достойная жизнь.» На более пространное послание времени не было, Гернот и так всё поймёт. Ханна запечатала письмо и направилась искать курьера. Скоро, совсем скоро она заживёт спокойным счастьем семейной жизни с любимым мужем в уютном доме, окна которого овивает прохлада теней от жасминовых кустов. Скоро. Гернот убьёт Берхарда, это нетрудно, завтра возвратится, а послезавтра они сядут на корабль и уплывут вдвоём далеко-далеко… Нет, втроём. Ведь их уже трое. И Ханна с нежной улыбкой прикоснулась к своему животу, где уже забилось сердечко маленького родного человечка.

Гонец отыскался быстро. Именем ландграфини Патриции фон Регентропф Ханна приказала ему немедленно отправиться в лагерь ландграфа и отдать письмо лично в руки рыцаря Гернота Боргардта.

– Ему лично, и никому белее, – настойчиво повторила Ханна. – Ты понял?

Гонец положил письмо в свою дорожную сумку. Ехать за реку, на ночь глядя, ему не хотелось, но приказ есть приказ, и он поспешил, надеясь к полуночи вернуться обратно.

Густые облака закрывали в небе солнце, полки воинов застилали собой землю. Красная равнина поблёскивала металлическим блеском шлемов и лат, звенела ударами мечей, свистела полётами стрел. Две серые волны хлынули друг на друга, постепенно топя в кровавой пене отважных солдат, рыцарей, не разбирая, с какой целью они нырнули в этот омут: для защиты ли своих земель, для захвата ли чужого богатства. Перед смертью равны были все.

Густав и Берхард наблюдали за битвой издали, оставаясь в пределах лагеря.

– Там герои, там витязи кладут жизни свои за свободу Регенплатца, а мы тут трусливо отсиживаемся, – возмущался Густав.

– Таков приказ отца, – спокойно отвечал Берхард. – Мы должны его выполнять.

– Отца, – Густав недовольно передёрнул плечами. – Отец нас выставляет на посмешище своим приказом.

– Зря ты так думаешь. Защищать тыл не менее ответственная задача.

Густав недовольно огляделся:

– Здесь и без нас есть кому охранять этот тыл. А наше место в бою. Мы должны показывать пример мужества, вдохновлять солдат своей отвагой! Кларк там, даже Аксел там. Они смотрят врагу в глаза, а мы прячемся в кустах. Неужели тебя не унижает такое положение?

Мысленно Берхард был согласен с братом, ему тоже хотелось стоять рядом с отцом во главе войска под стягом Регенплатца. И всё же он понимал опасения родителя: столь неопытные воины, как они с Густавом, в битве очень лёгкая мишень. И даже если их не убьют, то могут пленить, а в качестве выкупа наверняка потребуют часть Регенплатца.

– Ничего унизительного, – продолжал придерживаться своего мнения Берхард. – Возможно, в следующей битве мы будем там, а сегодня наше место здесь.

Но Густава было не переубедить. Понаблюдав ещё немного, он вдруг резко отвернулся и направился вглубь лагеря.

– Ты куда? Густав? – окликнул Берхард.

Густав лишь махнул рукой. Грустно вздохнув, Берхард последовал за братом. На душе у него было тяжело, её теребили тревоги за отца, что находился в самом центре битвы, переживания за брата, которого как всегда волновали лишь собственные амбиции. Да, наверно, будет лучше находиться в шатре.

Но Густав шёл вовсе не в шатёр. Свернув в сторону, он уверенно направился к стоящим на привязи лошадям. Берхард встревожился:

– Ты куда собрался? Зачем тебе конь?

– Ты как хочешь, – проворчал Густав, отвязывая коня, – можешь продолжать скрываться в этом лесу, а лично я больше не намерен подчиняться такому унижению. Я воин, я принц, я должен быть в бою.

Густав вскочил на жеребца и, пришпорив, пустил галопом в сторону поля брани.

– Стой! Густав, стой! – закричал Берхард и, быстро отвязав коня, немедленно бросился за братом.

Зная горячий нрав своего младшего сына, ландграф поручил Берхарду наблюдать за Густавом, не оставлять его ни на минуту. Берхард за брата отвечал головой. Теперь, если с ним что-то случится!.. А как не случится? Война – это не игра, не турнир, а Густав в лёгкой кольчуге, из оружия один только меч, да и сам Берхард не готов был к серьёзному бою.

Юноши неслись к Красной равнине, оба смотрели только вперёд, оба углублены в свои думы, они и не обратили внимания на скачущего в стороне всадника на гнедом коне и в рыцарских доспехах. Возможно, его широкий зелёный плащ скрыл своего хозяина на яркой весенней зелени леса. Этот всадник, безусловно, заметил пронёсшихся мимо юношей, он приостановил коня и обернулся.

«Странно, – подумал рыцарь в зелёном плаще. – Они же должны быть в лагере. Куда они поскакали? К отцу, в пекло боя? Впрочем, это даже к лучшему. Там смерть Берхарда будет выглядеть более естественно. Не увернулся от вражеского меча, вот и погиб. Ещё и героем станет. Поеду за ними.»

Это был Гернот Боргардт. Перспектива так быстро и так просто приобрести независимость и богатство ему очень понравилась. Жизнь наёмного воина на чужой земле Герноту уже порядком надоела. Рисковать своей жизнью за свободу чужих земель не хотелось. Убить человека во время войны трудности не составляло, Берхард был для него человеком безразличным, чья смерть совесть не отяготит. Но мальчишка остался в лагере, и это обстоятельство немного усложняло задачу. Придётся вернуться, а значит показаться на глаза караулу. Конечно, рискованно, но другого выхода не было. Помахав, немного мечом, Гернот постепенно отодвинулся назад, к краю равнины, а после развернул коня и помчался в лагерь. То, что юноши решились ослушаться приказа отца и покинуть тыл, весьма облегчало Герноту задачу.

Берхард и Густав домчались до поля сражения и, обнажив мечи, ворвались в шумную толпу дерущихся воинов. Переживания Берхарда из-за ослушания моментально переросли в азарт битвы. Юноша слился с этой людской массой в одно целое, его голос влился в один общий шум.

Но участие братьев в битве было недолгим. Берхард старался не терять из виду Густава. И правильно. Въехав вглубь толпы, Густав, тут же начал атаковать врага, щедро раздавая удары своим мечом. Убив одного противника, молодой воин почувствовал себя героем. Он огляделся полным гордости взором, но окружающим было не до него. Вдруг Густав почувствовал сильный удар, опустившийся на его голову. Шлем сильно помялся, но удар выдержал. Ошеломлённый Густав не ожидал такого внезапного нападения. Он повернулся и заметил, как вражеский меч вновь падает на него. Дыхание перехватило. Густав едва успел отклониться, и удар меча пришёлся на ногу. Острая боль, казалось, пронзила всё тело. На какое-то мгновение юноша испытал страх, но это трусливое чувство быстро сменилось такой неистовой яростью, что даже в глазах потемнело. С диким криком Густав направил свой меч на неприятеля, однако пронзил лишь воздух. А над головой снова навис удар врага, но юноша, внезапно ослабевший, его уже не видел. Он уже вообще ничего не видел и не слышал, ощущая лишь, как проваливается в пустоту.

Берхард заметил всё это и, повернув коня, поспешил брату на помощь. Вот только пробиться сквозь воюющую толпу нелегко, и он не успел бы, этот бой поставил бы точку в жизни Густава, если бы не рыцарь в зелёном плаще, который булавой вышиб меч из руки неприятеля. Следующий мощный удар булавы разбил врагу голову, и тот тяжело упал со своего коня под копыта взбешённых лошадей.

Берхард подъехал к брату в момент, когда тот едва не выпал из седла.

– Необходимо срочно вывести его отсюда, – обратился Берхард к спасителю, удерживая Густава в седле. – Вы спасли жизнь моему брату, прошу вас, помогите ему ещё немного.

– Ваш брат ранен, – ответил рыцарь, – безусловно, его нужно уводить. Поезжайте вон туда, я прикрою ваши спины.

Берхард поблагодарил рыцаря и, держа под уздцы коня брата, поспешил покинуть поле сражения. Находясь без сознания, Густав буквально лежал на седле, и если бы не поддержка Берхарда, то давно упал бы. Тело несчастного юноши уже затряслось в судорогах – начался приступ болезни. Берхард старался быстрее добраться до пролеска, где можно было бы укрыться в зарослях.

Вскоре рыцарь в зелёном плаще нагнал их и остановил. Не говоря ни слова, он снял с головы Густава помятый шлем, отбросил в сторону, и одним сильным движением перекинул обмякшее тело юноши на своего коня.

– Что с ним? – спросил он, заметив, что Густава трясло, словно в лихорадке.

– Приступ падучей, – коротко ответил Берхард.

– Это плохо.

– Прошу вас назвать ваше имя, благородный рыцарь, чтобы я знал за кого возносить мои благодарные молитвы.

– Гернот Боргардт, – представился рыцарь и снял свой шлем. – Нам надо спешить.

Имя и лицо воина Берхарду показались знакомыми, но память за четыре года стёрла многое, в том числе и образ клеветника, который пытался очернить его перед отцом.

А Гернот был очень доволен. Обстоятельства складывались для него невероятно удачно. «Теперь я смогу получить награду не только от ландграфини, – радовался он, – но и от ландграфа, за то, что спас жизнь его младшего сына. Конечно, если ландграф выиграет битву. Наконец, я стану богатым и свободным. Свободным. И мы с Ханной уедем отсюда.» Ещё немного осталось до мечты. Сейчас они заедут за кустарник, и дело будет сделано.

Гернот пропустил Берхарда вперёд, чтоб тот ничего не заподозрил, и потянулся за своим мечом. Но шлем, который он держал в руке, мешался, ещё и Густава необходимо придерживать. Гернот выбросил шлем и потихоньку вынул меч из ножен. Хорошо, что Берхард лишь в кольчуге, она не слишком надёжная защита от меча. Гернот крепко сжал рукоять, до исполнения мечты остался лишь взмах руки. И вдруг рыцарь вздрогнул, глаза его расширились от ужаса, голос глухо захрипел, рука выронила меч и потянулась к шее. Стрела. Она пронзила шею Гернота насквозь, вмиг разбив все его мечты, да и саму жизнь тоже.

Услышав странный звук, Берхард обернулся. Рыцарь Боргардт со стрелой в шее захлёбывался собственной кровью, а за ним в галоп нёсся вражеский воин, на ходу натягивая лук и пуская следующую стрелу. Берхард резко развернул коня, и стрела пролетела мимо. Всадник быстро приближался, прицеливая новую стрелу на тугом луке, и на этот раз кроме Берхарда остановить его было некому. Густава всё ещё мучила болезнь, а Гернот Боргардт, окончательно утратив жизненные силы, камнем повалился на землю. Усталый конь, освободившись от управления, остановился и потянул голову к траве. Берхард быстро оценил ситуацию, понял, что враг намерен преследовать и убивать, и тогда юноша вынул свой меч и, пришпорив коня, смело бросился навстречу неприятелю.

На закате воины ландграфа фон Регентропфа на пароме пересекли тихую Стиллфлусс и ступили на родную землю Регенплатц. Они вернулись с победой. Несмотря на поздний час, горожане примчались встречать победителей. Поторопилась приехать и ландграфиня. Пока она верхом на своей белоснежной лошади спускалась с холмов, её сердце отбивало ритм радости: тяжёлый день миновал, и супруг её вернулся живым и с победой. Он устал, он испачкан кровью и пылью, но он жив. Патриция ещё издали увидела, что Генрих шёл рядом с носилками, которые несли четверо рыцарей. На них наверняка погибший Берхард, Патриция в этом не сомневалась. Гернот Боргардт выполнил поручение. Не зря Ханна уверяла, что на её возлюбленного можно положиться.

Ханна ехала рядом с госпожой и так же пристально вглядывалась в каждую группу воинов, сходившую с парома на берег. Она искала Гернота. В душе её копошились недобрые предчувствия. Почему Гернот не вернулся раньше? Он должен был выполнить поручение и немедленно вернуться. Что задержало его? Может, Гернот не хотел, чтобы на него падало подозрение, и вернулся на поле битвы? Только бы не произошло ничего страшного, молила Ханна.

– Я уверенна, Ханна, – произнесла Патриция, – что на тех носилках, которые сопровождает Генрих, лежит бездыханное тело волчонка.

Ханна оторвалась от своих поисков любимого и взглянула на указанные носилки.

– А мне кажется, что человек на носилках жив, – высказала она. – Я вижу, он шевелит руками.

– О Ханна, не расстраивай меня.

– Извините, госпожа, но мне даже кажется, что это и не Берхард вовсе.

– У тебя совсем нет совести. Моя мечта едва родилась, как ты убиваешь её. Кто ж там тогда?

– Не разгляжу, госпожа. Скоро поближе подъедем, тогда и узнаем.

Когда приблизились, Патриция действительно убедилась, что Берхард не на носилках. Он живой и здоровый, шёл по правую руку от Генриха. За прошедшие четыре года Патриция отвыкла от постоянного присутствия в замке этого ненавистного ею мальчишки, и вот он снова прибыл мучить её, раздражать. Даже война не отправила его в ад. Ух, как обидно! Всё впустую. Рано Патриция радовалась, рано восхваляла усердие Гернота Боргардта. Скорее всего, он струсил.

Но где же Густав? Почему он не идёт подле отца? Патриция пристально вглядывалась в лица окружающих ландграфа рыцарей. Она четыре года не видела Густава и теперь боялась не узнать повзрослевшего сыночка.

– Любезная жена моя! – громко воскликнул Генрих, завидев приближающуюся супругу. – Как я рад, что ты вышла встречать меня!

– Как только мне сообщили о твоей победе и о твоём решении немедленно вернуться домой, я тут же покинула замок, дабы встретить тебя, муж мой.

Патриция сошла с лошади и поторопилась к мужу.

– Я целый день молила Бога, чтобы он сохранил жизнь тебе и твоим доблестным воинам, – с улыбкой молвила она, поклоном приветствуя супруга, – и чтоб помог вам покарать жестокого врага. Впрочем, об этом сегодня молились все жители Регенплатца.

– Эти молитвы услышаны. Благодарю вас за них, мои друзья! – крикнул толпе Генрих, и восторженные возгласы подданных были ответом ему. – Благодарю и тебя, дорогая Патриция, – и, подойдя к жене совсем близко, Генрих заключил её в объятия.

– Ах, что это? – вдруг воскликнула Патриция, и быстро высвободившись из рук мужа, подбежала к носилкам. – Густав! Боже мой, Густав!

Охватившая её тревога перехватывала дыхания и не давала словам выйти наружу. На носилках и вправду лежал Густав. Нога его выше колена была перевязана пропитавшейся кровью материей, лицо бледно, но на этом лице играла улыбка, и взгляд синих глаз был спокоен.

– Боже мой, ты ранен! – восклицала Патриция, склонившись над сыном.

– Не волнуйтесь так, матушка, – отвечал Густав, – рана пустяковая.

– Ты сражался!..

– Нам можно гордиться сыновьями, Патриция! – подошёл Генрих. – Они сражались с отвагою львов!

– Мы не могли стоять в стороне. – Густав приподнялся на носилках, опершись на локоть. – Вы гордитесь мною, мама?

Патриция с нежностью посмотрела на сына. Как он повзрослел, вырос, окреп – настоящий мужчина. И так храбр. Регенплатцу нужен именно такой правитель.

– Да, сынок, я горжусь тобой, – улыбнулась Патриция. – И все гордятся.

Генрих обвёл взглядом окружающую его большую толпу подданных и громко провозгласил:

– Враг побеждён! Герцог Штольценгер убит в бою, его сын трусливо бежал с остатком своего войска. Он больше никогда не решится ступить на наши земли. Много наших отважных воинов окончили жизнь в этой битве, но они погибли не зря! Благодаря им, мы сберегли наш мир, наше спокойствие, наше счастье! Завтра объявляю великий праздник во всём Регенплатце! В замке будет устроен большой пир, на который я приглашаю вас всех, друзья мои! Ворота замка будут распахнуты для всех без исключения!

И снова под радостные крики в воздух полетели шапки людей. Любовь народа к своему государю была безгранична. Генрих обнял супругу, и они вместе продолжили путь. Патриция уже успокоилась, тяжёлый камень тревоги с сердца упал, и на лице появилась улыбка.

Тут к ландграфу приблизилась Ханна и с поклоном, борясь с волнением в голосе, проговорила:

– С победой вас, ваше сиятельство! Простите меня, что вновь останавливаю вас, но причина тому мои переживания. Среди ваших солдат я никак не могу отыскать жениха моего, Гернота Боргардта. Прошу, успокойте меня, сказав, что с ним всё в порядке, что он просто ещё не переправился на этот берег.

– Рыцарь Боргардт так силён и отважен, – сказала Патриция. – У меня нет никаких сомнений в том, что он вышел из боя живым.

Однако лицо ландграфа стало печальным.

– Увы, Ханна, но я не смогу тебя успокоить, – произнёс он. – Гернот погиб, но погиб как герой.

Ужас потери сковал сердце девушки, сражённой внезапным горем. Не было сил ни говорить, ни даже дышать. Ханна побледнела, закрыла глаза и покачнулась. Видя, что девушка теряет сознание, Генрих подхватил её. Но нет, сознание Ханну не покинуло, слабость и бессилие перед судьбой скопились в глазах её и потекли по щекам ручейками слёз. Патриция бросилась успокаивать подругу.

– Признаюсь, я недооценивал Гернота, – продолжил говорить Генрих. – Я не доверял ему, а он отплатил мне преданностью. Если бы не он, мои сыновья были бы сейчас мертвы.

– Мертвы! – ахнула Патриция. – Я чувствовала, что Густаву угрожала опасность.

– На войне смерть кружит над всеми.

– И как же Гернот спас мальчика?

– За ужином Берхард нам расскажет подробно о подвиге этого благородного рыцаря.

Патриция недовольно скривила губы.

– У меня нет никакого желания слушать его. Скажи ты.

– Хорошо. – Генрих не стал перечить. – Если говорить коротко, то это случилось так. Густав был ранен и не заметил, как враг занёс меч над его головой, но это видел Гернот и убил атакующего. Тут подоспел Берхард и помог Густаву выехать с поля боя. Их спины прикрывал Гернот, а после проводил до леса, где юноши смогли укрыться. Но, к сожалению, никто из троих не заметил вражеского всадника, последовавшего за ними. Стрела врага и убила Гернота.

– Какой герой! Какой герой Гернот Боргардт! – восхитилась Патриция, продолжая успокаивать на своём плече рыдающую Ханну. – Если бы не он, я бы больше никогда не обняла бы моего Густава. А этот бездушный Берхард не мог защитить брата! Бросил его и стоял в стороне, пока опасность не миновала…

– Зря ты так на него, – упрекнул Генрих. – Берхард не стоял в стороне, а тоже вступил в бой. А после ещё и сразился с тем всадником, что поразил Гернота, и убил его.

– Он себя спасал.

– И Густава тоже.

– Густав и сам бы за себя постоял.

– Но не в тот момент.

– Его рана не настолько сильна, чтоб он не смог взмахнуть мечом.

– Ему мешало это сделать не рана.

– А что же?

– Приступ.

Патриция вспыхнула от гнева.

– Только не говори, что Густав слишком слаб. Что он зависим от братца.

– Поговорим об этом дома, – бросил Генрих.

Ему надоело спорить с женой, он слишком устал. Отвернувшись от её последовавших на эту фразу упрёков, Генрих продолжил путь домой.

Ужин прошёл быстро. Все утомились, да и час был уже поздний. Перед сном Генрих проведал младшего сына. Лекарь Гойербарг обработал и крепко перевязал его ногу. Сказал, что рана несерьёзная и скоро заживёт. Сейчас после тяжёлого дня Густав наслаждался крепким сном.

Затем Генрих заглянул и к старшему сыну. Берхард тоже спал. Он так устал, что даже отказался от ужина. «Хорошо, что мальчики дома, – подумал Генрих. – Конечно, я не так представлял себе мою встречу с ними после долгой разлуки, не при таких обстоятельствах. Но то, что они прошли боевое крещение, тоже неплохо. Эта битва показала, на что способен каждый из них.»

Генрих прошёл в свои покои, где его ожидала супруга. Патриция, как и все, была утомлена событиями и переживаниями прошедшего дня. Она лежала на кровати и слабо боролась со сном, поминутно заставляя подниматься отяжелевшие веки.

– Как себя чувствует Ханна? – спросил Генрих.

– Она плачет в своей комнате, – вяло ответила Патриция. – Отказалась от еды и никого не хочет видеть.

– Горе её понятно.

– Горе её огромно. Ханна носит под сердцем ребёнка Гернота.

Генрих удивлённо приподнял бровь, он об этом не знал.

– Мы поможем девушке, – сказал он. – Её ребёнок нам чужим не будет.

Генрих не спеша обошёл комнату, задул свечи, оставив лишь одну, затем стал раздеваться.

– Ты больше не пошлёшь Густава в Регенсбург? – задала вопрос Патриция.

– Нет, – ответил Генрих. – Мальчикам там уже нечего делать. Они всему обучились, окрепли. Их ждут более важные дела дома.

– Какие? – насторожилась Патриция, предчувствуя услышать что-то важное.

– Давай отложим разговор на завтра, – сквозь зевоту предложил Генрих, ложась в кровать.

– Ну всё же? – не унималась Патриция.

Генрих тяжело вздохнул. Если в его жене взыграло любопытство, то усмирить его становилось почти невозможно. И Генрих сдался без боя.

– Как только Густав поправится, – проговорил он, – мы с ним поедем в Стайнберг. Давно пора заняться этим поместьем. Я поставлю сына его хозяином.

От такой новости сон немедленно слетел с Патриции.

– А Берхард?

– Он останется здесь вместо меня. Временно, конечно. Ему тоже пора учиться управлять.

Это было уже совсем возмутительно.

– А я-то надеялась, что однажды здравый рассудок всё же посетит тебя, – проворчала Патриция.

Генрих даже прорычал от раздражения. В последние годы супруга не заводила подобных разговоров, и он уже надеялся, что, смирившись, она их больше не возобновит. Нет, возобновила. Да ещё так не вовремя.

– Прошу тебя, Патриция! Я очень хочу спать.

– А я не могу спать, когда свершается такая несправедливость! – возразила Патриция и села на кровати. Сон улетел окончательно. – Своего законного сына ты отсылаешь в глушь, а правителем Регенплатца ставишь бастарда.

– Я поступаю так, как считаю нужным.

Генрих демонстративно отвернулся от жены и закутался в одеяло, показывая тем самым, что не намерен больше продолжать этот разговор. Но Патриция не обратила внимания на подобные намёки.

– Ты потакаешь своим капризам, – возмущалась она. – И совершенно не думаешь об интересах графства.

Этот несправедливый упрёк Генрих уже не мог стерпеть. Он резко откинул одеяло и сел на кровати. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего. Меж бровей пролегла сердитая складка.

– Лишь об интересах графства как раз и думы мои! – громко возразил ландграф. – Поверь, я люблю Густава не меньше Берхарда. Не меньше! Но он не сможет стать хорошим правителем Регенплатца!

– Это ещё почему?

– Он слишком импульсивен, поступает необдуманно, эгоистичен. И он болен.

– Его болезнь не так страшна…

– Нет, страшна! Густаву достаточно перенервничать, как болезнь подкашивает его, лишает разума и чувств, – доказывал Генрих. – Вот сегодня, едва Густав вступил в битву, как приступ свалил его с коня, и если бы не Берхард и Гернот, мальчик бы погиб, его пронзил бы вражеский меч или затоптали бы кони.

Патриция на это лишь возмущённо передёрнула плечами. Генрих же продолжал:

– А теперь представь, что он не просто участвует в битве, а ведёт за собой войско. Как поступать воинам, если их предводитель вдруг падает с коня и корчится в судорогах? Какое поражение ждёт такое войско, какой позор!

Патриция немедленно вспыхнула, даже вскочила с кровати:

– Ах! Так вот в чём дело! Ты стыдишься своего сына! Своего родного сына!

– Ты всё не правильно поняла…

– Сам-то ты не болен? Боли в сердце сильнее с каждым годом!..

– Да, я нездоров, и это очень плохо. Мне всё сложнее решать проблемы графства, моих обширных земель, ещё труднее защищать их в битвах. Лишь благодаря чудесным каплям лекаря Гойербарга я остался в строю и продолжал поддерживать дух солдат.

Но нет, для Патриции все эти доводы мужа не были доказательством неспособности Густава стать хорошим правителем. Она мерила нервными шагами спальню, метая злые взгляды на супруга.

– В Регенплатце войны настолько редки, – возразила она, – что Густаву вряд ли представится возможность опозориться перед врагом. Но если ты поставишь править Берхарда, война будет непременно. Вассалы…

– Вассалы поддержат Берхарда, – уверенно заверил Генрих. – Я говорил с ними. Никто не опровергает того, что именно Берхард мой старший и законный (так как ты его сама признала) сын должен наследовать трон Регенплатца. Войны не будет, Патриция, как бы ты её не желала. И как бы ты ни злилась, как бы ни пылала ненавистью ко мне и Берхарду, всё произойдёт по-моему. И не просто по-моему, но ещё и по закону.

Патриция так и застыла. Значит, всё зря? Вся её борьба впустую? Вассалы – слабаки, преданные псы! Потворствуют беззаконию! Теперь волчонок тем более должен умереть. Другого выхода нет. Генрих сам не оставил другого выхода. Как только Генрих с Густавом уедут в Стайнберг…

– Ты поедешь с нами, – вдруг произнёс Генрих, будто прочитав мысли супруги. – Уверен, ты будешь рада сопровождать любимого сына. Тем более что наше пребывание в Стайнберге может затянуться.