Текст книги "Зона влияния"

Макдональдс – место, где всегда себя чувствуешь в безопасности. Сначала я направилась в туалет. Высморкалась. Пописала. Начала чистить зубы прямо в кабинке. Там же и сплюнула все в унитаз. Потом вышла прополоскать рот и умыть лицо – наконец, я проснулась. Купила кофе, села в дальний угол, достала подсушенный хлеб и принялась завтракать. Несмотря на убитое состояние и самую тяжелую ночь в моей жизни, я чувствовала здесь спокойствие и комфорт. Музыка вселяла надежду, что все будет хорошо, что вот-вот зайдет какой-нибудь волшебник и исполнит хотя бы часть моих мечтаний. Кофе быстро закончился. Я подошла к парню, который мне продал его, попросила налить просто кипятка. Он сказал, что не может этого сделать, предложил взять еще кофе. Я сказала, что не могу и снова попросила hot water. Он сжалился.

На CouchSurfing я нашла парня из Playa del Rey. Ему тридцать два, и по виду он испанец с примесью арабской крови. Я уже написала ему, что готова приехать прямо сейчас. Он дал добро.

У Марка небольшой двухэтажный дом. Довольно-таки уютный. У американцев, мне кажется, все дома уютные. Когда мы встретились, он сразу обратил внимание, что я больна. При этом он даже не испугался, что я могу быть разносчицей какой-нибудь опасной инфекции. Иначе он, наверное, не пустил бы меня к себе пожить. Вместо этого он поставил кипятиться воду, а потом показал мое место на диване в зале с видом на сад. Он спросил, лечусь ли я чем-нибудь и, не дожидаясь ответа, предложил какие-то таблетки из аптечки. Я сказала, что сначала мне нужно посмотреть рецепт, вдруг мне это противопоказано из-за аллергии. Это было неправдой. Просто хотела убедиться, что это действительно таблетки от простуды.

Весь день я пролежала на диване под одеялом. Первую половину дня было еще плохо: знобило и, кажется, была температура. Но к вечеру силы появились. Видимо, его лекарство подействовало. Решила принять душ, хотя делала это вчера в отеле перед выселением. Но лучше лишний раз помыться, а то мало ли – в моем случае я могу оказаться без душа надолго в любой момент.

Вечером Марк пришел с тремя пакетами продуктов. Он также принес еще какие-то таблетки от простуды. Сказал, что всегда пьет их, когда заболевает. Впереди ожидала лазанья, размороженная в микроволновке. Запахи тем не менее распространялись удивительные. Он разлил красное вино по бокалам, и мы постепенно начали узнавать друг друга. Оказалось, Марк работал продажником, но чем именно он торговал, я так и не поняла. Еще он предложил покурить травку – сказал, что это в большей степени поспособствует моему выздоровлению. Но я отказалась курить с незнакомцем. На десерт был яблочный пирог, тоже из коробки. Марк его разморозил в микроволновке и добавил шарик пломбира. После двух недель пресной, однотипной еды его ужин для меня был просто божественным.

Наверное, для Марка я все равно была сомнительной личностью. Пришла, значит, больная бродяга без денег. Может, он и не поверил, что мне скоро лететь домой. Но, надеюсь, этот мой образ не оттолкнет его, и он не усомнится в моей адекватности, отзывчивости и чистоплотности.

После того, как мы отужинали, я предложила закинуть посуду в машину, он сначала не соглашался, но потом уступил. Сам пошел мыться. На часах было десять вечера, и я хотела спать. Но Марк, выйдя из душа, предложил посмотреть фильм. Мне совершенно этого не хотелось, но и отказать ему я тоже не посмела. Мы начали смотреть какой-то сериал из репертуара онлайн-кинотеатра. И сначала ничего не предвещало беды, помимо самого факта просмотра чего-то вместе, развалившись на диване. Внезапно начался ливень, и про себя я начала благодарить Бога, что он послал мне этот дом. Но спустя минуты вечер кардинально изменился.

После того, как Марк положил свою руку мне на плечи, мой насморк моментально закончился, а отек горла спал. И дело не в чудодейственной силе Марка. Легкий шок, в котором я пребывала, поспособствовал моему выздоровлению. Ведь я неосознанно дала своему организму сигнал, что скоро снова придется выживать. А для этого мне необходимо здоровье. Чёрт, он продолжает смотреть на мою шею. Трогает мои волосы… жмется, как при каком-то кошачьем приступе. Еще одна мысль возникла в голове: если я с ним сейчас пересплю, то не придется смотреть сериал, и я смогу лечь спать. Ведь теперь очевидно, что кино он предложил посмотреть только ради этого.

Пришлось с ним переспать. И произошло это потому, что у меня не было выбора. Эту ночь на улице под дождем я бы не пережила. А отказывать было трудно – по его настойчивости я определила, что это бесполезно, он даже не замечал моего нежелания с ним соприкасаться. К счастью, это было один раз. И единственное, что я запомнила, – это то, как он почти неслышно рыгнул мне в рот в конце акта, и то, как плотно держался презерватив на его члене, когда ублюдок пытался его стянуть. Он растягивался вместе с членом как жвачка. Эта картинка так ярко запечатлелась в голове, потому что свет хорошо был направлен на сие действие, подчеркивая «достоинства» каждой стороны.

Засыпала и просыпалась я с мыслями, что нужно переезжать в другое место. Если Марк домогался меня в первую же ночь, то есть все шансы, что он будет делать это каждый раз, пользуясь тем, что мне негде жить. Я так не смогу. Ночью просмотрела еще варианты с жильем в приложении, но ничего не нашла. Все типы, которые предлагали свои дома, очень походили на Марка. Я понимала, что не все из них похотливые ублюдки, но все же рисковать больше не хотелось.

Утром, когда мы с ним пересеклись, он снова захотел секса. Сложилось мнение, что он думает, что я строю из себя недотрогу. И он снова занялся сексом со мной, потом ушел на работу, поцеловав на прощание. Вот такую плату я отдала за ночь под крышей, за ужин, душ и за таблетки от простуды. В эскорте выгоды было бы побольше.

Сегодняшний день объявляю днем ничегонеделания. Все-таки слишком сильное потрясение я пережила. Хотя, казалось, я еще не до конца все осознала. Не хотелось плакать или горевать, не было желания строить планов на будущие дни, даже о завтра и о грядущей ночи думать сил не было. Кстати, у Марка я стащила большое количество продуктов из холодильника – всё-таки мне еще выживать и выживать.

В течение дня я то сидела в парке и пялилась на людей, то ходила по улицам и смотрела в окна домов. Не думала, что это может быть так увлекательно. Иногда были видны мебель, люстры, занавески. После таких деталей хотелось забраться в эти дома, стать невидимкой и проследить за жизнями хозяев.

Лос-Анджелес приближался к вечеру, а инстинкт выживания и здравый смысл все-таки привели меня в Даунтаун, чтобы я поискала работу уборщицей. Старалась сделать это быстро и без лишних слов, чтобы не привлекать лишнего внимания.

Захожу в первый бизнес-центр, иду прямо к ресепшену с приветливой блондинкой. Она предлагает обратиться в отдел кадров. Иду в следующее здание. Потом еще в одно, и еще. Заполнила анкету, в которой частично пришлось указать неверные данные, чтобы наниматель, если все-таки увидит ее, не подумал, что я совсем беспомощная, а к тому же еще и бездомная. После хождения по шумным улицам захотелось упасть на каком-нибудь пляже. Представила новость с заголовком «Русская туристка утонула в Малибу» и равнодушную реакцию людей, которых не тронула моя смерть.

На пляж успела приехать к закату. Розовые оттенки вокруг приглушенные, а оранжевые – очень яркие. Людей почти нет. В основном только серферы покоряют волны. Надела купальник, чтобы, когда попробую утопиться, не привлекать внимания. Будет странно выглядеть, если я прямо в одежде начну заходить в воду. Пусть окружающие думают, что я просто хочу поплавать.

Смотря на бескрайнюю воду, я рассуждала о том, насколько далеко смогу заплыть, чтобы потом было сложно вернуться обратно? Чтобы силы совсем пропали. Чтобы руки и ноги устали. Как я буду тонуть? Каково это, когда ты под водой и не можешь вдохнуть? Куча людей тонет случайно. А я специально собираюсь расстаться с жизнью. Или это лишь понты? Если я оказалась так слаба, чтобы приспособиться к жизни здесь, то с чего я решила, что смогу утонуть по собственной воле? Инстинкт самосохранения, заложенный природой, наверняка сильнее моей воли. «Привет. Можешь нас сфотографировать?» – неожиданно сзади меня появился очень загорелый парень в длинных шортах с лохматыми светлыми волосами. Сзади него, в метрах двадцати, было еще несколько молодых людей, от которых исходило много шума. «Да, конечно», – автоматически ответила я.

Парень слегка бежал, пока я спокойно шла. Девочки все были крупные, с большими сиськами, приподнятыми пуш-апом, с плотными животами и бедрами. Бонусом был боевой раскрас на лице: длинные, толстые ресницы, румяна и бронзер на щеках, много хайлайтера и золотистых теней на веках. Парни же довольно-таки спортивные, высокие и волосатые. Будь я у себя в стране, даже не подумала бы, что они подростки. А они ими были.

Когда мы с загорелым парнем подходили к остальным, один мальчик, темнокожий, сфотографировал нас, кажется, на пленочный фотоаппарат. Все остальные уткнулись в свои телефоны.

Темнокожий дал мне камеру и объяснил, как ею пользоваться. Тут я и увидела, что это однозначно пленка. Потом он с усердием начал выстраивать ребят для кадра.

После того, как я сделала снимки и уже собиралась уйти, темнокожий спросил: «Моей девушке показалось, что ты говорила на русском. Это так?» Он указал на свою подружку, которая поглядывала в нашу сторону. «Да, я знаю русский», – ответила я ему на ломаном английском. Он, кажется, удовлетворился этим, начал расспрашивать, где я живу и где работаю. Как потом оказалось, все дело в том, что у его подруги Сьюзен есть старшая сестра, которая работает бебиситтером в одной русской семье. Но она собирается уйти от них, поэтому активно ищет себе замену среди русскоязычных людей. Я спросила у Сьюзен, почему та семья не обратится в агентство. Она говорила очень быстро. Заметив в какой-то момент, что я совсем за ней не успеваю, она заулыбалась, стала говорить медленнее, но через пару предложений все равно продолжила трещать в прежнем темпе. В итоге я ничего не поняла из всего того, что она сказала. Но Сьюзен записала мой номер и сказала, что передаст его своей сестре.

После того, как получили все ответы, они, словно опомнившись, поинтересовались и даже посочувствовали: «А как это, ты нигде не живешь?» В рамках своего короткого рассказа о жизни здесь я отметила, что на CouchSurfing не так-то просто найти жилье. И после я получила самое милое и уникальное предложение в своей жизни о съеме жилья. Сьюзен сказала: «Если тебе действительно негде жить, могу предложить наш дом на дереве». Домик на дереве – что может быть лучше? Это точно стоит того, чтобы повременить с утоплением. Ее родители две недели будут в отпуске. В доме только она и ее сестра. А если меня возьмут бебиситтером, то я сразу получу и работу, и жилье.

Пошел дождь, и мы поехали домой к Сьюзен в Сильвер-Лэйк. Приехали насквозь промокшие – зонта ни у кого не было. Несмотря на это, Сьюзен не позвала меня к себе в дом просушиться, а сразу направила на дуб.

Вообще, дом Сьюзен был не очень большим. Поэтому я удивилась, почему домик на дереве был такой объемный. С виду он казался очень даже комфортабельным. Только лестница выглядела не очень прочной. Мы поднялись наверх. Помещение напоминало будку для привилегированных собак. Высота потолков – примерно сто пятьдесят сантиметров, и, учитывая, что мой рост – сто семьдесят, я не помещаюсь. В ширину метра два с половиной, наверное. Тут была полочка с книгами, фонарик и упаковка батареек. И все. Сьюзен принесла мне спальный мешок, подушку, дополнительное одеяло, две бутылки воды, упаковку сока, печенье, связку бананов, несколько упакованных сэндвичей. И тут до меня дошло, что мы не обсудили туалет. Сьюзен тоже опомнилась: «Оу май гаш!» И она разрешила писать у дерева.

Тучи полностью заполонили город. Ливень не прекращался. Странно, что когда я хотела утопиться, все вокруг было прелестно-розовым и солнце было большим и ярким, а сейчас, когда мой вектор изменил направление в позитивную сторону, пошел дождь. В кино всё было бы наоборот.

Зарывшись в спальный мешок и открыв упаковку печенья, я взяла «Над пропастью во ржи» (роман американского писателя Джерома Сэлинджера) с полки и начала читать. Единственное, что я могла сказать об этой книге на тот момент, – ее читала одна девочка из моего института, и она как-то сказала: «Бесит, когда я начинаю читать книгу, и все вокруг тоже начинают ее читать».

***

На следующий день вечером я отправилась на собеседование к Гривневым. Сьюзен и ее сестра называли их «Гринами». Меня собеседовала мать пятилетней Вики – Жанна. У нее были объемные, темные волосы, миндалевидные глаза – видно, что она умеет ими стрелять; фигура ее была как у настоящей манекенщицы. Дома у них стояла мебель старого типа, как будто из девятнадцатого века. Цвета вокруг благородные, приглушенные, сочетающиеся друг с другом. И много современных картин на стенах.

На ближайшие четыре месяца Жанна взяла меня на работу. После их семья переедет в Лондон. Жанну даже не смутило, что я тут в нелегальном статусе. Все равно платить будут наличными. Да и со своим человеком ей сейчас будет проще, чем с местной няней из агентства. Эту тему и пыталась тогда объяснить мне Сьюзен, а я ее не поняла. Также Жанна сказала, что спросит у мужа, сможет ли он помочь мне с рабочей визой, и это оказалось самой крутой новостью за все время, что я была здесь.

Глава 3

Прошло три с половиной месяца.

Гривневы скоро улетят, а я до сих пор не нашла себе работу. Срок действия моей туристической визы истечет, а пакет документов на продление еще не собран. Муж Жанны, кажется, занимался моим разрешением на работу, по крайней мере, я очень надеялась на это. Но когда он закончит, и сделает ли его вообще, было неизвестно. Зато Жанна помогла мне со съемом квартиры. Помещение было хоть и маленькое и бедненькое, но зато без залога и лишних формальностей.

За тот небольшой срок, что я отработала у Гривневых, я сумела накопить немалую сумму денег, которая позволяла какое-то время не думать о работе и заняться актерской карьерой. Я все еще верила, что чудесным образом смогу попасть в крупный проект, и он вытащит меня из нищеты.

Поскольку кастинги и съемки проходят преимущественно днем, то бебиситтерство в дальнейшем мне не подойдет. Будет неплохо, если я найду ночной вариант работы. Также иногда можно делать курьерские доставки. С мобильным приложением график будет свободным. Правда, для этого нужно будет зарегистрировать аккаунт, чего я сама сделать не смогу, так как я не гражданка США. Но можно будет купить аккаунт в Интернете. Однако для подстраховки, помимо курьерской работы, нужно что-то еще.

И на удивление у меня получилось найти идеальный вариант очень быстро. В бизнес-центре младшему администратору Сэму было все равно, что у меня со статусом пребывания в стране. Он лишь сказал, что работать придется три раза в неделю, платить он будет раз в неделю и приступать к мытью полов нужно будет с восьми вечера.

Оказалось, уборщицей быть не так уж и просто. До начала работы меня напрягало лишь то, что я буду непривлекательно выглядеть в серой униформе и что придется чистить унитазы. Но на деле из-за большой нагрузки у меня даже не хватало времени, чтобы пофантазировать о том, как меня видят окружающие. Тем более моя смена начиналась вечером, а в это время многих уже не было в здании. Лишь иногда я видела небольшие кучки сгорбившихся сотрудников в кабинетах.

Касательно туалетов: и мужские, и женские кабинки мыть противно. Зато теперь я сама буду аккуратнее себя вести в общественных уборных. Похожий эффект от работы у меня был при раздаче листовок. После того, как на собственной шкуре я ощутила, каково быть промоутером, начала с энтузиазмом брать флаеры у раздающих даже тогда, когда они не собирались их мне вручать. Но вернемся к туалетам в бизнес-центре. После первой недели уборки я осознала, что человек – существо безобразное и отвратительное. Идя по улицам, я начала видеть не людей-личностей, а мешки с экскрементами, выделениями и другими продуктами распада. Зато какими все были героями, когда сидели в своих кабинетах и решали вопросы мирового значения. Однако не все были подвластны халатности. Один раз, заходя в офис, на меня «напала» женщина в возрасте, немного похожая на мексиканку: «Извините, мы тут рассыпали…», и всучила мне двадцать долларов. Ее сын уронил попкорн на пол, и ей было стыдно. Причем видно было, что она и до моего прихода уже волновалась, как это все теперь убирать. То есть, она дала деньги не потому, что я застала ее врасплох, а потому что ей действительно было не все равно, что она после себя оставит.

Еще были случаи, когда пока я отскребала жвачки от пола, ко мне обращались всякие дяденьки-американцы с красивыми улыбками: «Что заставило тебя пойти работать уборщицей? Почему ты здесь? Ты тут убираешь?» Казалось, эти фразы вылетали из них неумышленно. Наверное, у них случался когнитивный диссонанс, когда они видели симпатичную молодую девушку в форме уборщицы.

Один парень был особенно активен, в процессе знакомства даже предложил перекусить вместе. Рядом как раз стоял вендинговый аппарат, и он купил нам сэндвичи с кока-колой. Нового знакомого звали Джо. Он работал аналитиком-консультантом в агентстве по продаже недвижимости. Между делом с друзьями выкупал квартиры, а потом, спустя годы, когда цена на жилье увеличивалась, продавал.

Вообще, мой новый знакомый показался мне очень понимающим человеком с хорошо развитой интуицией. Он как-то почувствовал, что я немного занималась танцами, и однажды предложил устроиться танцовщицей в ночной клуб. Меня не очень привлекали подобные места, но все же я рассматривала такой вариант заработка. Просто без знакомых не хотелось входить в эту сферу деятельности. Джо сказал, что его друг работает менеджером в неплохом месте, занимается только представлениями танцовщиц: продумывает костюмы, атрибутику, тематику мероприятий и прочее. «Такая красотка не должна погибать, моя полы», – сказал мне Джо.

Помимо всего прочего, я все-таки купила себе курьерский аккаунт в Интернете. То есть, мне просто нужно было платить сорок долларов в неделю, чтобы пользоваться чужим профилем. Первое время было тяжело работать. И в те дни, когда курьерство приносило мало денег, я всерьез начинала паниковать, потому что помимо того, что мне не хватало на оплату аренды квартиры, я также понимала, что если со мной что-то случится, к примеру, меня поразит серьезная болезнь, то я даже не смогу себе помочь. Я и актерское портфолио не могла обновить, а без него многие кастинг-директоры даже не рассматривали меня.

Вообще, после шести месяцев пребывания в Штатах, я столкнулась с тревожностью. Мой нелегальный статус в этой стране не давал расслабиться. Полицейские меня пугали. Постоянно казалось, что ко мне подойдут, а затем меня заберут и депортируют. Из-за постоянного беспокойства начинала болеть голова, она как будто становилась тяжелой и сжатой на затылке – день превращался в пытку. Я боялась что-то случайно натворить, стать участницей какого-нибудь правонарушения. Стало невозможным просто выкинуть окурок в мусорный бак. Хоть я и тушила его тщательно, мне все время казалось, что он может стать причиной пожара. Потом будут искать нарушителя, посмотрят записи с камер видеонаблюдения, найдут меня, и больше я не смогу въехать в эту страну.

Процесс того, как я уходила из дома в магазин, на работу или на кастинг, был отдельным ритуалом. Я могла уже надеть обувь, верхнюю одежду и стоять на границе между своей комнатой и коридором, как вдруг что-то заставляло повременить с выходом и начать осматривать вещи и углы помещения. Пепельницу – на предмет того, не идет ли из нее дым. При этом, закончив осмотр и поставив ее обратно на стол, я снова возвращалась к ней, будто что-то меня заставляло это делать. Я могла очень долго крутить пепельницу в руках, трясти пепел, чтобы убедиться, что ничего не загорится, когда я уйду. Потом я переходила к конфоркам и вдыхала около них воздух, чтобы быть уверенной, что газ не просачивается. Я трогала ручки зажигания – мало ли, вдруг они сломались. Осматривала розетки и удлинители. Когда заканчивала ощупывать, то какое-то время просто смотрела на них: полетит ли искра. Уверенности в том, что я все проверила тщательно, никогда не было. Поэтому обычно после того, как я в очередной раз закрывала дверь на ключ, снова ее открывала, чтобы еще раз проверить пепельницу, плиту, розетки, трубы за унитазом и т. д. Потом снова все закрывала и около минуты тянула, поворачивала ручку двери, чтобы убедиться, что все крепко заперто. После нескольких таких приступов это вошло в привычку.

Во время работы все обстояло примерно так же. Делая курьерские доставки, я переживала за товар, который перевозила. Боялась случайно его забыть, пока ехала в автобусе или ела в кафе. Совсем не хотелось, в случае чего, компенсировать стоимость товара. Иногда я перевозила действительно ценные вещи от элитных брендов: косметику, одежду, предметы интерьера и прочее. Моя полы, я также старалась после себя все осмотреть: нет ли каких-нибудь дефектов вокруг, указывающих на скорую аварию.

Постоянные раздумья и переживания за мое нелегальное пребывание здесь и нехватку денег, страх перед будущим и опасения за людей, которых могла покалечить моя невнимательность – все это заставило бояться жизни. Снова хотелось, чтобы мое существование прекратилось. Из-за неудовлетворенности жизнью я стала раздражительной и злой. Этому также поспособствовало мое незначительное взаимодействие с некоторыми людьми, которым я приносила доставки.

Сначала я думала, что курьерство будет для меня идеальным вариантом. Совсем не нужно взаимодействовать с людьми так, как, к примеру, это делает продавец, официант или сиделка. Но чем больше я окуналась в свою работу, тем сильнее ее ненавидела. Виной тому были эгоистичные солипсисты, сразу родившиеся в комфорте и никогда в жизни, я уверена, даже не задумывавшиеся о том, что другие люди, такие как я, тоже имеют чувства и права. Этим богачам было не дано понять, каково это – тратить деньги так, чтобы осталось на проезд на следующий день, ведь нужно будет снова ездить по городу с гребаными курьерскими доставками и зарабатывать на жизнь.

Однажды я привезла товар в большой дом и мне открыла девушка примерно моего возраста. Она была выше меня, и на ней был изысканный бежевый костюм – было видно, что качественный. После того, как я передала ей пакет с косметикой, попросила код для завершения заказа – его нужно вбивать в приложении каждый раз. Иначе, если у заказа долго будет стоять статус «незавершенного», я не смогу брать новые доставки. «Отправлю сообщением», – сказала она. Для меня, естественно, будет лучше, если она сразу скажет код, это не так сложно – назвать три цифры. Это я ей и сообщила. «У меня нет с собой телефона», – сказала она. «Я подожду», – с раздражением ответила я, потому что уже было невыносимо смотреть на ее лицо и терпеть равнодушный тон. «Долго идти в другой конец дома», – продолжала отнекиваться она. То есть, у нее такой БОЛЬШОЙ дом, что ей физически тяжело сходить в другую часть жилища и вернуться ко мне. А потом она просто закрыла дверь. Спустя минуту прислала код. Только не тот, который нужен, а другой – номер заказа. Пришлось ей перезванивать.

Ждала я как-то одного мексиканца, наверное, минут сорок. Не вытерпев, перезвонила ему, сказала, чтобы подъехал к Макдональдсу, стоявшему неподалеку. Просто захотелось есть. Когда я почти доела, этот парень наконец-таки приехал, причем сам меня нашел в зале без звонка. Видимо, выдала коробка на столе. Он расплатился со мной, дал на чай, а потом сказал: «Теперь можно и поесть» и пошел заказывать себе еду. Я же ушла. А спустя несколько минут он мне позвонил и в приказном тоне спросил, почему я это сделала. Суть была в том, что он собирался посидеть и пообщаться в «Маке» со мной. Ведь в обязанности курьера это тоже входит…

Вообще, много людей пыталось со мной «замутить», когда я им что-то доставляла. Мне предлагали выпить кофе, просили номер телефона, предлагали подвезти. Как-то пришлось везти смеситель на стройку, где работали какие-то мексиканцы. Самый главный из них очень долго заполнял форму приема товара, и из-за этого я так же долго терпела на себе оценивающе-похотливые взгляды остальных строителей. В конце они посчитали своим долгом сказать: «Мы всегда тут – приходи».

Ненависть к людям вскипала во мне, а потушить огонь я не могла. Все советы, позаимствованные из американской философии: начинать день с позитива, улыбаться, несмотря ни на что, быть доброжелательной, – не помогали. Но один случай заставил меня опомниться.

Поздно ночью я ехала в метро с тортом в район Сильвер-Лэйк. По пути на одной из станций в вагон зашел инвалид. Без ног. Его туловище – единственное, что осталось от тела – располагалось в хилом кресле с огромными колесами явно от другой модели. Медленно двигаясь из одного конца вагона в другой, он просил милостыню. Когда оказался примерно в двух-трех метрах от меня, я решила, что лучше мне поднять мой торт на сидение, чтобы инвалид случайно не задел его. Но при подъеме я ухватилась лишь за одну ручку пакета. Из-за этого сама коробка одним концом наклонилась в сторону. Я сразу разволновалась из-за дизайна торта, ведь он мог испортиться. «Какого черта этот хренов инвалид здесь катается», – злилась я, лапая коробку.

Самое неловкое в этот момент было то, что, когда я поправляла торт в пакете, этот человек как раз остановился около меня, думая, наверное, что я готовлю деньги для него. Меня это напрягло и взбесило. Равнодушно, ни разу не посмотрев в его сторону, я продолжала возиться с пакетом, будто в нем была заключена вся ценность моей жизни. Человек без ног продолжал стоять около меня. Не выдержав, громко и с ненавистью я сказала: «I have no money!» И он проехал дальше.

Эта сцена до сих пор очень ярко транслируется в голове и не дает покоя. Уже потом я говорила себе: «Какого черта?! Это же человек, у которого ног нет! Какой, к чёрту, торт?!» Благодаря этой сцене я, наконец, смогла посмотреть на себя со стороны и осознать, что гнев взял надо мной вверх. Но если для того, чтобы взглянуть на себя со стороны и увидеть, как я гнию, мне действительно нужно было обидеть инвалида и загубить дизайн торта, то я согласна на это.

На следующий день энергетически я расплачивалась за свой поступок. По крайней мере, то, что со мной произошло, я восприняла как месть и небольшое наказание свыше.

В приложении я приняла заказ – доставить груз массой десять килограмм. Опыт по доставке сумок массой пять килограмм у меня уже был. Помню, как переживала, что мне будет тяжело нести обогреватель, который я подписалась доставить. Но, когда американка вручила мне удобную текстильную сумку и даже подвезла до автобусной остановки, я поняла, что пять килограмм – это не так уж и много. Поэтому, когда я увидела отметку «десять килограмм» рядом с заказом, решила его взять, ибо других вариантов на тот момент не было. По пути мне позвонила заказчица и спросила, видела ли я, что ее бочка весит десять килограмм. На счет того, что это была бочка, я не была в курсе. Неуверенно ответила ей, что видела. Но она все равно начала переживать, что когда я приеду к ней и увижу груз, то откажусь от заказа, а ей нужно, чтобы ее бочка была на месте до полудня. Ее переживания заставили волноваться и меня. Но тем не менее я не отказалась от доставки.

Почти доехав до нужного места, я решила, что сяду еще на один автобус, чтобы не идти километр пешком. Так и не сумев сориентироваться на местности, я подошла наобум к первой попавшейся автобусной остановке, а их там было очень много вокруг. Женщина с редкими рыжими волосами, как будто слегка потерянная, стояла рядом с рекламным баннером и пристально всматривалась вдаль. Я не хотела спрашивать информацию о нужной мне остановке и автобусе именно у нее, но из-за того, что она просто стояла ближе всех ко мне, я к ней обратилась. В этот момент как раз подъехал автобус. Женщина, даже не успев дослушать меня до конца, сказала, чтобы я садилась вместе с ней. Я, хоть и почувствовала, что она не совсем меня поняла, но все же села в автобус вместе с ней по инерции.

Как только двери захлопнулись, и машина тронулась, до этой женщины, видимо, дошла информация, которую я пыталась ей объяснить. «Тебе не сюда надо было», – озадаченно и виновато произнесла она. Мало того, что этот маршрут двигался в совершенно другом направлении, так еще по плану было всего три остановки, расстояние между которыми составляло километров пять. Женщина предложила подойти к водителю и попросить его остановиться. Я так и сделала – на мою доставку у меня было мало времени. Уже проехав достаточно, водитель так и не затормозил. Потому что не положено. Но, когда мы выехали на трассу, где машины ездят под сто двадцать километров в час, он все-таки высадил меня. Не потому что сжалился, так как наверняка понимал, что я просто заблудившаяся иностранка, а потому что образовалась пробка, в которую мы тоже встали, и поэтому он открыл дверь.

Это была развилка, и я оказалась на обочине. Справа – овраг, слева – свалка. Попыталась сориентироваться с помощью навигатора. Но раз я на ровной местности пять минут назад не сумела найти нужную мне остановку, что тогда говорить о развилке, где в принципе не должно быть остановок. Из-за многоэтажной дороги я ничего не видела и не понимала, куда идти. От осознания собственного бессилия и нежелания решать задачу я заплакала.

Но как бы хуево мне ни было в тот момент, оставалось идти только вперед. Машины ехали навстречу, я шла и рыдала. Наверное, водители думали, что я проститутка, возвращающаяся с работы: «Просто ночка выдалась неудачной – навар плохой, вот и плачет». Хотелось позвонить кому-то близкому, чтобы меня успокоили, но ныть было некому. Маме я тоже позвонить не могла, чтобы не расстраивать ее.

Наконец, показалась остановка. Дождавшись нужного автобуса, я поехала обратно. Вышла там же, где и садилась, потом пошла пешком. В магазине увидела, что за бочка ожидала меня все это время. Поняла, что прогулка по трассе была всего лишь цветочками, вот он – настоящий ужас. Подняв коробку, я поняла, что попала. Отказаться было уже поздно, иначе – штраф, ведь я видела все данные по заказу. Единственное, чем можно было оправдаться, – это тем, что бочка весила явно не десять килограмм, а гораздо больше. Но я не додумалась взвесить ее, хотя могла.