Текст книги "За красивые глаза"

4

Артем и Ольга были в квартире одни. Родители в это время еще не вернулись с работы. Каркушу сегодня выписывали из больницы, и через полчаса они собирались ехать за ней. Вместе. По такому случаю ребята решили прогулять занятия: Артем – институт, а Ольга – школу.

Незнакомке нравилось бывать у Артема дома, особенно в его комнате. Все тут было как-то необычно: и полное отсутствие традиционной мебели, и то, что сидеть приходилось не на диване или стульях, а на расстеленном на полу татами, который доходил до середины комнаты. Ей нравились рисунки и смешные надписи на стенах, оклеенных белыми, без всякого узора, обоями. Артем сказал, что каждый, кто переступает порог его комнаты, должен в обязательном порядке оставить свой автограф на стене. Специально для этого у него имелась пачка толстых разноцветных фломастеров. Незнакомка пообещала, что обязательно подумает, что написать или нарисовать. Ей хотелось сочинить что-нибудь оригинальное, чтобы Артем, глядя на ее автограф, вспоминал о ней с нежностью… Ольге казалось, что, если она прочитает и изучит все, что написано на стенах, она лучше узнает Артема. Нравилась Незнакомке и люстра, сделанная из стеклянных бутылок. Когда однажды она спросила, каким образом Артему удалось их сплющить, он загадочно ответил: «Секрет фирмы», – и тут же пообещал подарить ей на день рождения точно такую же.

Артем вообще был склонен давать разные обещания. И делал это так часто и с такой легкостью, что выполнить их или хотя бы запомнить обещанное было просто невозможно. Да он, казалось, и не озадачивал себя такими пустяками.

– Ты посиди пока, а я пойду соберу Катькины вещи. Она мне тут целый список накатала. – Артем достал из кармана сложенный вчетверо тетрадный листок.

– Только быстрей, – попросила Ольга. – Я обещала, что мы ровно к трем приедем.

Незнакомка вскочила на ноги в ту же секунду, как за Артемом закрылась дверь. Быстрыми, неслышными шагами приблизилась она к противоположной стене.

«Настоящему индейцу завсегда везде… Сам знаешь что, Тёма!» – прочитала, шевеля губами, Ольга. Надпись привлекла ее внимание размером и цветом букв – они были крупные, написанные ярко-зеленым фломастером. Эту строчку из популярной песни Ольга помнила, и звучала она так: «Настоящему индейцу завсегда везде ништяк». Вот только, кто ее поет, не знала. Далее следовала подпись: «Твикс», число и год: «15 мая, 2002 год». Незнакомка скользила взглядом по стене, пытаясь из всего множества пустых, ничего не значащих для нее слов найти что-нибудь интересное. Были тут даже иероглифы, не говоря уже о посланиях на английском языке.

«Как много у него друзей!» – с грустью подумала Незнакомка. Ведь у нее самой было всего две подруги – Нелли, а теперь еще и Каркуша. За то время, пока Катя лежала в больнице, девочки успели привыкнуть друг к другу и по-настоящему сдружиться. Ведь Незнакомка каждый день приходила к Каркуше, и они подолгу разговаривали обо всем на свете. Теперь обеим казалось, что они знакомы уже лет двести!

«Пусть всегда будет А.А.А. и я! И.Я.», – гласила оранжевая надпись, выведенная каким-то замысловатым, похожим на готический, шрифтом. Ольга поняла, что прописные «И. Я.» – это инициалы писавшего (или писавшей?), а «А.А.А.» означало «Артем Андреевич Андреев». Слева крупными синими буквами было написано: «Темик, ты – супер! Твоя А.Н.»

– Интересно? – услышала Ольга прямо у себя над ухом и, вздрогнув, резко обернулась.

«Как же он так незаметно подкрался?» – подумала она, а вслух спросила:

– А кто это, «твоя А. Н.»?

– Моя А. Н.? – наморщил было лоб Артем, но тут же небрежно отмахнулся: – А, не помню… Ты посмотри, сколько их тут. – Он развел руки в стороны. – Что я, по-твоему, всех помнить должен?

«Так он и про мою надпись кому-нибудь скажет», – с грустью подумала Незнакомка, но тут же, испугавшись своей мысли, спросила:

– А Твикс?

– Твикс – это мой однокурсник, – ответил Артем, и Ольге послышалось в его голосе плохо сдерживаемое раздражение. – Ты бы лучше взяла фломастер и сама что-нибудь изобразила, вместо того чтобы читать, что другие пишут…

– В следующий раз, – пообещала Ольга. – Нам пора.

«Как же звали ту девушку, которая из-за него хотела покончить с собой? – пыталась вспомнить Незнакомка. – Кажется, Аня… Надо будет спросить у Каркуши».

– Ну что, пойдем? – Он подошел совсем близко к Ольге и уверенно положил руку ей на талию.

В ту же секунду дыхание Незнакомки сбилось, а сердце точно ухнуло куда-то вниз. Она почувствовала, как его рука плотнее прилегла к ее спине.

– Ты когда-нибудь целовалась? – касаясь губами ее уха, шепотом спросил Артем.

– Да, – ответила Ольга и покраснела.

– Сколько раз?

– Один… Пойдем, уже пора. – Она попыталась отстраниться и высвободиться из его объятий, но Артем вдруг с неожиданной силой прижал ее к себе. Теперь уже обе его руки крепко обхватывали ее талию.

– А когда ты поняла, что я тебе нравлюсь? – Руки Артема опускались все ниже.

– Отпусти! – Незнакомка упиралась ладонями в его грудь.

– Сначала ответь на вопрос, – сказал Артем и поцеловал Незнакомку в шею.

В следующий момент Ольга резко толкнула его в грудь и, отскочив к стене, сказала:

– Ненавижу, когда начинают руки распускать!

– А тот, с кем ты целовалась, он что, по стойке «смирно» стоял? – попытался съязвить Артем.

– С ним мы полгода встречались, прежде чем он меня поцеловал…

– Ты в каком веке живешь, девочка? – криво усмехнулся Артем и так посмотрел на Ольгу, что та невольно поежилась.

– Так ты идешь в больницу или нет? – с вызовом спросила она.

Артем, почувствовав вероятно, что перегнул палку, сменил тон:

– Ну ладно… Просто ты такая красивая… Я таких еще не встречал… – Изображая смущение, он потупил взор. – И все-таки, когда ты поняла, что я тебе нравлюсь?

– В больнице, – тихо отозвалась Ольга и уточнила: – В самый первый раз.

Артем не смог скрыть самодовольной улыбки. Именно такой ответ он и ожидал услышать.

5

Сегодня она решила рассказать отцу об Артеме. Так уж повелось в их семье: всеми секретами Ольга делилась не с мамой, а с папой. И даже в детстве, когда случалось, ее обидит кто-нибудь во дворе, она бежала к папе и, вся в слезах, рассказывала ему о своих бедах. Папа никогда не ходил за нее заступаться, но всегда умел найти такие слова, от которых Ольге сразу становилось легче, и обида сама собой куда-то улетучивалась. Всякий раз отец внимательно выслушивал ее и объяснял, что сильный человек никогда не станет никого обижать. Ему это просто не нужно. Поэтому тот, кто так поступает, достоин жалости, а не наказания. Скорее всего, его никто не любит, такого человека, вот он и старается изо всех сил привлечь к себе внимание.

– А тебя, Олька, все любят! – улыбался он. – Поэтому ты у нас такая красивая и добрая!

И уроки она делала с папой, и в зоопарк ходила с ним, и на каток. Поэтому не будет преувеличением сказать, что воспитанием Ольги занимался отец. Наталья Александровна, Олина мама, работала адвокатом. И, возвращаясь домой, увлеченно рассказывала дочери и мужу о каких-то сложных, запутанных процессах, часами обсуждала по телефону профессиональные проблемы. В основном она занималась имущественными спорами. Из восьмидесяти шести судебных процессов Наталья Александровна проиграла лишь два. И теперь она могла позволить себе выбирать, за какое дело браться, а за какое – нет. Не жалея ни времени, ни сил, Олина мама делала карьеру. Ее называли адвокатом от Бога. Коллеги откровенно завидовали ее успеху и… гонорарам.

А Юрий Алексеевич был врачом-психиатром. И хотя его работа тоже требовала от него полной отдачи, на Ольгу у него всегда оставались и время и силы. Юрий Алексеевич работал в Медицинском институте имени Пирогова. Он был доктором наук, профессором, и его уважали и любили все – и сотрудники, и больные, и студенты, которым он читал лекции. Ольга знала всех папиных сотрудников по именам и обожала бывать у него на работе. Ей нравилось чувствовать вокруг него ореол всеобщей любви и вместе с тем понимать: как бы хорошо отец ни относился к окружающим людям, больше всех на свете он все равно любит ее, Ольгу. В его кабинете всегда было полно народу. Почему-то именно здесь устраивались ежедневные чаепития. Каждый доктор неизменно приходил со своей чашкой, хотя их в кабинете Юрия Алексеевича было больше, чем достаточно (психиатры, если только это не касается их работы, народ рассеянный). Еще тут было много книг и коряг – диковинной формы корней растений, из которых Юрий Алексеевич в свободное время мастерил разные интересные штуки. Еще Олин папа любил петь. Почти к каждому празднику Юрий Алексеевич вместе с другими врачами кафедры готовил концерты для больных. У него был тенор, и в дуэте с доцентом Селецким, обладателем густого баритона, они пели городские романсы и арии из известных оперетт. Были в их «бригаде» и самодеятельные танцоры, музыканты и чтецы…

Однако в последнее время Юрий Алексеевич очень сильно сдал. Весь он как-то осунулся, сгорбился и так резко похудел, что некоторые знакомые не узнавали его на улице. Всегда живой взгляд его зеленых и каких-то детских глаз потускнел, и даже голос и тот изменился.

– Папа, ты должен срочно лечь на обследование! – настаивала Ольга. – Скажи, у тебя что-нибудь болит?

– Душа! – отшучивался Юрий Алексеевич, прижимая к себе дочь.

– Скажи, это из-за мамы?

– Нет, мама тут ни при чем.

– Ты за месяц килограммов на семь похудел, папа!

– А ты считаешь, было бы лучше, если б я поправился на семь килограммов? Вон, люди бешеные деньги платят, чтобы сбросить вес, а твой отец одним усилием воли справился с этой проблемой! Слушай, Олька, а может, нам с тобой запатентовать мой метод? Мы же миллионерами станем!

Наталья Александровна, казалось, не замечала происходящих с мужем перемен. И когда Ольга поделилась однажды с ней своим беспокойством, она сказала так, будто речь шла не о ее муже, а о каком-нибудь соседе по лестничной клетке:

– Но ведь Юра – далеко уже не мальчик… Сама понимаешь…

Олин папа был старше мамы на двадцать один год. Недавно ему исполнилось пятьдесят шесть лет.

– Ты должна заставить его сдать анализы! Меня он не слушает… – не отступала Ольга.

– Анализы? – рассеянно переспросила Наталья Александровна. – Возможно, ты и права… Я, конечно, поговорю с ним, но ведь Юра – врач… Полагаю, если б что-то угрожало его здоровью, он бы давно уже принял надлежащие меры…

– «Надлежащие меры»! – с досадой передразнила Ольга. – Ты скоро вообще на своей работе разучишься по-человечески разговаривать!

– Не забывай, пожалуйста, что я твоя мать! – Наталья Александровна повысила голос. – И если б не моя работа, над которой ты позволяешь себе иронизировать, твое увлечение велоспортом не пошло бы дальше развешивания на стенах цветных картинок. Извини…

Наталья Александровна подарила дочери на день рождения велосипед «GT», стоимость которого превышала две тысячи долларов. По правде говоря, это был не велосипед, а настоящее чудо! О таком Ольга и не мечтала. Да, она сама сказала, что хотела бы получить в подарок (все-таки ей исполнялось шестнадцать лет!) новый велосипед. И девятый класс она, как и обещала родителям, закончила без троек. Да и четверка-то была всего лишь одна – по алгебре. Но когда, проснувшись утром, Незнакомка обнаружила в прихожей серебристого красавца с передним и задним амортизаторами, кучей скоростей, титановой рамой, что делало такой внушительный с виду велосипед легче шоссейного, восхищению ее не было предела. Просто не верилось, что это сокровище – теперь ее! От велосипеда пахло новой резиной и машинным маслом. Поначалу Ольга даже ездила на нем с опаской – боялась запачкать – и всякий раз, возвращаясь с прогулки, долго протирала губкой каждую спицу. У папы тоже был велосипед. Не такой, конечно, а самый обыкновенный, старенький. Однако он его вполне устраивал, и по воскресеньям они просыпались чуть свет, вытаскивали с лоджии велики и ехали кататься. Иногда Оля с папой уезжали так далеко, что возвращались домой на электричке (сил на обратную дорогу уже не оставалось), когда на улице было совсем темно. Это было чудесное время! Они ели на трассе шашлыки, купались в каких-то подмосковных речках, названия которых иногда значились на дорожных указателях, и, прислонив велосипеды к дереву, часами сидели на берегу, думая каждый о своем. Ольга любила не только разговаривать с отцом, но и молчать.

– Папа, а ты любишь маму? – как-то спросила она.

День выдался жаркий, они сидели на поваленном дереве, свесив ноги в воду. На них были надеты одинаковые желтые футболки и белые с красными козырьками кепки, будто они являлись членами одной команды. Юрий Алексеевич любил покупать себе и дочери одинаковые вещи. Конечно, это касалось исключительно их спортивного обмундирования.

Казалось, этот вопрос, прозвучавший столь неожиданно, не удивил отца. Впрочем, ответил он не сразу.

– Конечно, люблю. – Юрий Алексеевич сорвал длинную травинку и принялся наматывать ее на указательный палец. Получилось три с половиной витка.

Ольга тоже сорвала травинку, но она оказалась значительно короче папиной, и хватило ее лишь на два неполных витка вокруг пальца.

– Люблю, – повторил папа, потом еще немного помолчал и добавил: – Как же мне не любить маму, ведь она подарила мне тебя…

– Я не об этом, пап… – Ольга выбросила травинку. – Вы никуда не ходите вместе, да и разговаривайте так редко, что…

– У мамы очень тяжелая работа, – мягко перебил ее Юрий Алексеевич. – Ты же сама видишь, как она устает…

– Вижу, – уныло подтвердила Незнакомка и, вдруг резко вскинув голову, сказала: – Вы уже год спите в разных комнатах.

– Я не хотел тебе говорить раньше времени, но раз уж ты сама начала… – Юрий Алексеевич посмотрел на Ольгу. Взгляд его был серьезен и строг. – Мама полюбила другого человека… И честно призналась мне в этом.

– Что же она не уходит к нему жить? – спросила Ольга, глядя на ребристую от ветра поверхность речки.

– Он женат.

– Ах, он женат! – чтобы не расплакаться, Незнакомка с силой потерла глаза тыльной стороной ладони. – Видеть ее не хочу!

– Перестань! – Папа опустил руку на Олино плечо и легонько притянул ее к себе. – Не будь такой злой. Ну что теперь поделаешь? По-твоему, было бы лучше, если б мама меня обманывала?

– И что же, теперь всю жизнь так будет? – Больше Ольга не могла сдерживать слезы. – Она будет любить какого-то там «другого человека», а жить с нами?

– Нет, – твердо ответил Юрий Алексеевич. – Мы встречались… втроем. И он сказал, что намерен в ближайшее время решить проблемы со своей семьей, и тогда… мама уйдет к нему…

– Скорей бы! – Незнакомка уткнулась лицом в папино плечо и разрыдалась громко, безудержно, совсем как в детстве.

– Только пообещай, что этот разговор останется межу нами, – гладя ее по голове, негромко попросил отец.

С тех пор прошло несколько месяцев. И ничего в их жизни не изменилось. Первое время Оля не могла разговаривать с мамой, а та и не настаивала ни на чем. И этот подарок на день рождения… Теперь она была уверена, что мама подарила ей такой дорогущий велосипед, чтобы хоть как-то загладить свою перед ней вину. Поначалу Незнакомка хотела отказаться от подарка, но папа уговорил ее не делать этого. Бесчисленное количество раз Ольгу так и подмывало спросить, почему же мама продолжает жить с ними. Но она сдерживалась. А теперь, когда со здоровьем отца вообще происходило что-то непонятное – он таял прямо на глазах, – заводить подобный разговор было просто невозможно. Как бы он ни пытался скрыть свое истинное отношение к тому, что происходило в их семье, Ольга знала: в глубине души папа очень переживает.

А сегодня Ольга решила рассказать отцу об Артеме.

6

– А почему ты не пригласишь его к нам? – спросил Юрий Алексеевич, воспользовавшись возникшей паузой.

– Я приглашала, – призналась Незнакомка. – Но у него времени нет… Занятия допоздна…

– Стало быть, ему девятнадцать?

Ольга кивнула.

– На актера учится?

– Да.

– Красивый, наверное, парень…

– Очень, – призналась Ольга.

Отец надолго замолчал. Незнакомка тоже не знала, что еще сказать. Ей казалось, она может говорить об Артеме бесконечно, а вот начала – и поняла, что рассказывать в общем-то и нечего… Конечно, если б они познакомились с папой, было бы совсем другое дело! Тогда бы и говорить ничего не пришлось.

– Я тоже должен тебе кое-что… – Юрий Алексеевич запнулся и поднял на нее полные грусти глаза.

Олино сердце сжалось в комок. «Как же он изменился, – подумала она. – Вид прямо изможденный какой-то… А руки такие худые стали…»

– Только пообещай, что не будешь плакать… Во всяком случае, при мне…

– Да говори же! – не выдержала Незнакомка.

Она чувствовала всем сердцем, что сейчас должно произойти что-то страшное, непоправимое.

– Плохи мои дела, Олька… – сказал отец, глядя куда-то в сторону окна. Потом он повернулся к ней, прерывисто вздохнул и попытался изобразить на лице подобие улыбки.

– Папа! – Она вцепилась в его руку.

– В общем, Олька, я с тобой месяца полтора еще пробуду… Или даже меньше… Предлагают на операцию лечь… Но я-то знаю, что уже поздно… И потом, все эти операции и облучения только продлевают страдания… всех.

…В ушах раздался звон. Тонкий, противный. Контуры окружающих предметов вдруг дрогнули, покачнулись, а в следующую секунду к ней вернулось на миг ощущение ночного кошмара. Проснувшись среди ночи, Оля не помнила свой сон, да и помнить-то там было нечего… Сон этот не имел сюжета и вообще не содержал в себе никаких событий. Ей приснилось чувство. Такое с Ольгой и раньше случалось, когда снились не события, а именно чувства, состояния души. Однажды ей приснилось даже, что она… размер. В том сне она то разрасталась до бесконечности (при этом ее телесная оболочка отсутствовала), а то вдруг сужалась, сжималась вся до ничтожно малой крупицы…

Чувство или состояние, которое приснилось ей сегодня, Оля, наверное, не смогла бы назвать одним словом, потому что никогда раньше не испытывала ничего подобного. Она даже пошевелиться вначале боялась. Все мышцы были скованы оцепенением, а душа – леденящей пустотой утраты. Еще это можно было бы назвать чувством или ощущением отсутствия того, кто всю жизнь, с самого рождения, находился рядом. Ощущение это было настолько непривычным, нереальным даже, что Олина душа, казалось, не-способна была вместить его в себя. Счастливая от осознания того, что это только сон, через какое-то время Оля снова заснула, а наутро само воспоминание об испытанном ночью кошмаре бесследно, казалось, стерлось из ее памяти. Но вот сейчас оно вернулось. В ушах продолжало звенеть, и если бы это состояние продлилось дольше, Оля, скорее всего, потеряла бы сознание. Но ощущение утраты самого дорого человека на свете было столь же сильным, сколь и мимолетным. Видно, правда, что Господь посылает человеку только то, что тот способен пережить…

– Ты должен лечь на операцию! – слабым голосом потребовала дочь. Слезы медленно катились по ее щекам.

– Если бы это давало хоть какую-то надежду… – Отец встал, прошелся до окна, а потом, вернувшись, заговорил совсем другим голосом – приподнятым и значительным: – А теперь послушай меня… Мы же с тобой точно знаем, что здесь, – он обвел глазами стены своего домашнего кабинета, – ничего не кончается… А возможно, только начинается. Ты запомни то, что я сейчас скажу: я тебя никогда не брошу. Никогда, – повторил он, отвернувшись.

Ольга поняла: папа не хочет, чтобы она видела его слезы.

– Связь людей не прерывается… смертью, – снова заговорил папа. И голос его на этот раз был твердым. – Я это точно знаю. Я буду тебя оберегать и помогать тебе во всем… И ты, Олька, обязательно почувствуешь это. Обещаю.

Почему-то Ольге стало не по себе от его слов. Она почувствовала, как по позвоночнику и по рукам пробежали холодные змейки мурашек. Невольно Незнакомка передернула плечами. И хотя раньше они с отцом часто говорили на такие темы – что происходит с душой человека после его физической смерти, – сейчас ей было невыносимо больно продолжать этот разговор. И тогда она спросила, понизив голос почти до шепота:

– А мама знает?

– Нет, – покачал головой папа. – Я подумал, ты должна узнать об этом первой.

Оля часто вспоминала потом этот разговор. Каждое слово отца будто врезалось, впечаталось в ее память. И голос, каким он все это произносил, и его похудевшее, с выпирающими скулами лицо, потускневшие глаза, все еще сохранившие свое детское выражение, которые смотрели на нее в тот миг с отчаянием и непередаваемой нежностью…

– А с Артемом твоим я все-таки должен познакомиться… Ты меня слышишь? – дотронулся до ее плеча папа.

– А? – Ольга вскинула голову.

Сейчас она улетела в своих мыслях далеко-далеко, в детство. Дело было зимой, и они все вместе – папа, мама и она, маленькая, – стояли на автобусной остановке. Уже давно стемнело. С неба густо падали крупные снежинки. Таких крупных она больше никогда не видела. Оля замерзла. Папа держал маму за руку. Их автобус все не подходил. И тогда ей пришла в голову мысль (почему-то это запомнилось на всю жизнь), что родителям и без нее хорошо, что они о ней забыли и что вот сейчас придет автобус, папа с мамой в него сядут и уедут, даже не посмотрев в ее сторону, а она останется на остановке. Одна. И вскоре ее засыплет снегом с головой, а утром, когда люди поедут на работу, будут думать, что это сугроб. И с такой отчетливой ясностью встала перед глазами эта картина, что Оля от страха закричала. Будто то, что представилось ей, уже свершилось. Помнила она, как перепуганные и ничего не понимающие родители кинулись к ней, начали успокаивать. Папа взял ее на руки, и только тогда она, обхватив руками его шею, затихла.

Повинуясь внезапно возникшему порыву, Ольга повернулась к отцу и, совсем как тогда, обхватила руками его шею и замерла у него на груди. Оля слышала, как гулко бьется его сердце. Сердце, которому осталось… «Прекрати! – одернула себя Незнакомка. – Не смей об этом думать!»

– Хорошо, что скоро каникулы, – сказала она вслух.

– Каникулы – это всегда хорошо, – согласился Юрий Алексеевич.

И так обыкновенно, спокойно звучали их голоса, будто ничего не произошло пять минут назад, будто не предстояло им скорой разлуки.

– Все дни буду с тобой проводить. С утра до вечера. – Ольга коснулась рукой небритой папиной щеки.

– Боюсь, твоему Артему это вряд ли понравится, – попытался пошутить папа.

– Пойдем погуляем! – неожиданно предложила Ольга.

Отец согласно кивнул, и они на цыпочках, чтобы не разбудить маму (ведь шел уже первый час ночи) прошли в прихожую, не зажигая свет, сняли с вешалки плащи (ведь на улице было прохладно, да к тому же моросил дождик), на ощупь нашли зонт и тихонько покинули квартиру.