Текст книги "Не надо меня прощать"

13

Фишкин лежал в больнице уже шестой день. То есть он, конечно, не лежал в прямом смысле слова, а, наоборот, старался как можно меньше находиться в палате. Вынужденное общение с больными его угнетало – разговоры неизбежно вертелись вокруг болезней. Фишкин предпочитал сидеть в холле, бездумно пялясь в телик или листая потрепанные книжонки, валявшиеся на журнальном столике.

К тому же он был очень напуган свалившейся на него бедой. В больнице он находился впервые в жизни. Родители приходили к нему почти каждый день, но ненадолго – распорядок посещений соблюдался строго.

Каждый день с утра всех больных осматривал пожилой врач. Внешность его была настолько забавна, что тот, кто видел его в первый раз, с трудом удерживался от смеха. Борис Станиславович имел несчастье походить на клоуна, но самой большой его достопримечательностью были уши, большие и торчащие почти перпендикулярно голове. Ну просто вылитый Чебурашка! Правда, справедливости ради, надо добавить, что врачом он был неплохим, хотя и несколько резким и переменчивым в настроении. Осматривал он и Фишкина. Но ничего не говорил, только головой покачивал и молча рассматривал на свет фишкинские рентгеновские снимки.

Вадим тяжело переносил свою вынужденную изоляцию, он привык быть свободным, делать, что захочется, и находиться в центре внимания. Здесь же ничего этого не было. Он никогда не думал, что станет так тосковать по общению с одноклассниками, все равно с кем, только чтобы не завыть волком от отчаяния и неизвестности.

А вдруг ему придется провести в этой проклятущей больнице не неделю, а много недель или даже месяцев? Он уже знал от других больных, что лечение туберкулеза – дело хлопотное и длительное. Как все это пережить, Вадим не имел представления.

«В школе, верняк, уже знают… – уныло размышлял он, глядя в окно на голые деревья больничного парка. – Что-то не торопятся однокласснички, дружбаны верные, выразить мне свое сочувствие… Ермол, что ли, прискакал бы или хотя бы Люстра прислала кого-нибудь – ну, от имени и по поручению».

Ночами Фишкину тоже не спалось. Беда, свалившаяся на него, парализовала волю, угнетала чувства, оставив свободным только страх перед этой бедой. Мысли, совершенно ему несвойственные, лезли в голову, напрочь отгоняя сон. Что-то такое о наказании за грехи, о возмездии, о том, что как-то не так он жил и никому не сделал ничего доброго, о том, что, если разобраться, никто его, Фишкина, не любит. Не считая, конечно, Зойку, но это так все, блажь. Подумаешь, стишки накропала… Да, приятно, да, цепляет, щекочет самолюбие, ну и?.. Если она жить без него не может, как же она тогда живет уже почти целую неделю? Без него, без своего, как она утверждает, любимого и единственного, а?

Фишкин увлекался своими рассуждениями, а потом ловил себя на безумной мысли, что слишком часто думает о Зое. Сама эта мысль казалась ему забавной и приводила в состояние веселого сарказма. Фишкин на какое-то время выходил из своей депрессии и смеялся над собой, опять же первый раз в жизни. И не находил в этом ничего унизительного для себя. Даже можно сказать, с удовольствием над собой смеялся Вадик Фишкин. Потому как был неглуп и понимал, что над другим посмеяться – особого ума не надо. А вот попробуй повеселиться над собственными проколами!

С головой уйдя в размышления, Фишкин даже фыркнул, правда тихонько, потому что соседи по палате спали после обеда.

«Тихий час соблюдают, как в лагере, прикольно!» – усмехнулся Фишкин.

В эту минуту дверь в палату бесшумно приоткрылась и на пороге появилась… нет, не появилась, а материализовалась из воздуха (так показалось обалдевшему Фишкину) Зоя Колесниченко. Вот уж кого он решительно не ждал!

Она робко оглядела помещение и, заметив Вадима, сидевшего на кровати, неуверенно заулыбалась.

– Привет… Ну, как ты тут? – спросила она участливо обеспокоенным тоном, будто они давние добрые друзья или даже родственники.

– Да вот, как видишь, жив пока, – настороженно ответил он ей. – А-а… ты, вообще-то, зачем пришла? – Фишкин пытался сообразить, чего ждать от этого явления – упреков, обвинений, слез или истерик?

– Как это зачем? Проведать! Ведь к тебе еще никто не приходил из класса, так? – Убедившись, что Вадим не проявляет агрессии, Зоя почувствовала себя увереннее.

И вообще Фишкин вызывал в ней такую щемящую нежность, что Зое безумно захотелось прижать к груди его непутевую лохматую голову и не отпускать никогда-никогда.

– А знаешь, Вадик, мне кажется, что… они и не придут. Они боятся.

– Боятся? Блин, кого боятся? – Фишкин растерялся.

– Не кого, а чего! Заразиться боятся, вот чего. Что тут непонятного? – терпеливо, как ребенку, объяснила Зоя.

– А ты… не боишься? – на секунду запнувшись, тихо спросил Вадим.

– Я? Если совсем честно, то… я об этом как-то не думала. И… и разве я могла не прийти? Ты ведь понимаешь почему?

Да, он понимал. Такие чувства были для него внове, у него вообще голова шла кругом от присутствия Зои, от ее слов. Как-то вдруг показалось естественным, что они спокойно, по-дружески беседуют и его ничего не раздражает в ней. Более того, Фишкин не ощущал ни неловкости, ни стыда и даже испытывал нечто вроде благодарности Зое за это.

Зоя же была на седьмом небе от счастья. После всех потрясений и душевных мук вот так доверительно, по-доброму общаться со своей мечтой – это круто, черт побери!

Сейчас, когда ее любимый растерял весь свой гонор и выглядел таким напуганным и потерянным, Зоя чувствовала себя старше и мудрее рядом с ним. Ей хотелось его опекать и заботиться о нем, исполнять смешные капризы, баловать вкусненьким…

– Знаешь, а у нас в школе дезинфекцию делали! И таблетки всем выдали, для профилактики. – Зоя в лицах пересказала Вадиму эпизод с Виолеттой, Ермолаевым и Люстрой. – А еще мой кот Чак – помнишь его? – шлет тебе привет. – Зоя из всех сил старалась развеселить Вадима, но его странные глаза были печальны, в них таился страх и какой-то безмолвный вопрос, не дававший ему покоя.

– Зоя, скажи, если я тебя спрошу, ты ответишь мне правду? – наконец решился Фишкин.

– Ну да… Какой мне смысл врать? – удивилась она.

– Не торопись… Ты еще не знаешь вопроса. Скажи, ты что, совсем не сердишься на меня? Другая забыла бы, как звали, стопудово, а ты пришла вот, не побоялась… Не то что другие… – Последние слова Фишкин произнес с такой детской обидой, что Зоя чуть не улыбнулась, но вовремя себя сдержала, только дрогнули уголки губ.

– Я не другая, Вадик. Я – это я и стараюсь оставаться самой собой, ни на кого не походить. – Тут Зоя немного покривила душой, вспомнив, как ей хотелось подражать Лу Геранмае. – А что касается твоего вопроса… Естественно, я не сержусь. Уже. Хотя, даже если бы сердилась, то пришла бы все равно, потому что я… я люблю тебя независимо от того, сержусь я на тебя или нет.

– Так… Ты хочешь сказать, что простила меня? Простила за то, что я сделал? Знаешь, я многое понял, тут, в больнице этой чертовой! – Фишкин говорил эмоционально, и его серо-зеленые глаза бегали быстрее обычного.

– Подожди, Вадик, тебе, наверно, нельзя нервничать… Да, ты причинил мне сильную, очень сильную боль, но… любовь может простить все. Я уверена в этом. Хотя некоторые со мной не согласны.

Фишкин медлил с ответом. Он обдумывал Зоины слова: согласен ли он с ними?

«А она сегодня ништяк, клево выглядит!» – промелькнула в голове странная и, казалось бы, совершенно неуместная мысль.

За последнее время Вадим привык к появлению странных или даже просто дурацких мыслей, причем в большом количестве. Поэтому и эта мысль не вызвала у него недоумения и была принята как должное.

– Так вот, я много думал и понял, что вел себя с тобой как последняя свинья. Даже странно, что я не понимал этого раньше. Лу назвала меня подлецом и правильно сделала. Я не знаю, почему я такой, ну, просто такой, и все. А ты… Я никогда не встречал таких, как ты. – Фишкин внезапно закашлялся.

Зоя терпеливо ждала, когда Вадим снова заговорит. Она вся замерла в предчувствии чего-то очень радостного и светлого.

Фишкин зябко передернул плечами и закутался поплотнее в одеяло. Его знобило, но не столько от болезни, сколько от этих несвойственных ему слов раскаяния. Он очень хотел быстрее закончить этот неловкий и тяжелый для обоих разговор и поболтать о чем-нибудь более приятном. Но Вадим сказал еще не все, что хотел, и поэтому ему пришлось продолжить:

– Извини… Да, так вот… Ты не похожа на других девчонок, ты… круче! Ну, я не знаю, как еще тебе сказать, что ты клевая! И знаешь, я… я не достоин твоей любви… Вот. Это я теперь точно секу – ты не должна так меня любить… За что вообще ты ко мне… так? – Фишкин выдохся. Он устал от этого сбивчивого монолога, который отнял у него огромное количество душевных сил.

– Вадик, я… я не могу просто взять и разлюбить тебя только потому, что ты меня попросил. А за что… Просто за то, что ты есть. Разве этого мало?

– Нет, ты не понимаешь. Ты не понимаешь, что мне… элементарно стыдно. Не надо меня прощать, слышишь? Ты слышишь меня? Мне стыдно чувствовать себя прощенным… именно тобой. Получается, что, простив подлость, которую я совершил, ты как бы разрешаешь мне… Короче: можешь, мол, делать, что хочешь, я все равно тебя заранее прощаю. Так, что ли? А я этого не хочу.

– Но ведь ты… больше не будешь, правда? – легко улыбнулась Зоя. – И я рада, что мы наконец все выяснили. И давай не будем об этом. Идет?

– Заметано… Расскажи мне про кота своего. Давно он у тебя?

Зоя хотела ответить, но дверь в палату распахнулась и показалась высокая медсестра, заполнившая собой почти весь дверной проем.

– Фишкин есть? К доктору иди, к Борису Станиславовичу, зовет! – зычным голосом оповестила она и скрылась.

– Я быстро, не уходи, ладно? – попросил Вадим. – Чего ему надо-то, блин?

Вадим и правда отсутствовал всего несколько минут. Зоя даже не успела еще выложить апельсины и яблоки, которые принесла для него. Она была так сосредоточена на этой необыкновенной встрече, что напрочь забыла о гостинцах.

– А вот и снова я! – раздался у нее за спиной любимый голос.

Что-то такое было в нем необычное, радостно-счастливое, что Зоя поняла – в кабинете врача произошло нечто непредвиденное и, очевидно, что-то очень хорошее.

– Прикинь, что мне доктор выдал? Нет, говорит, у тебя никакого туберкулеза. Все, последние анализы пришли, нету ни фига! Правда, еще надо будет полечиться, блин, не помню, как моя болячка называется, да и фиг бы с ней! Вот клево, правда? – Фишкин возбужденно размахивал руками и чуть ли не подпрыгивал.

– Здорово! Я очень, очень рада… Да что там рада – счастлива просто! А долго еще лежать-то тебе?

– Недели две, да это уже мелочи. Главное, что я выздоровлю. Вот это клево!

Зоя сидела у Вадима допоздна, пока не заглянула пожилая дежурная медсестра и не сделала ей строгим голосом замечание. Сконфуженно Зоя начала собираться, хотя, если честно, уходить ей не хотелось. Если бы разрешали, она могла бы просидеть с любимым всю ночь.

– Пойду я…Что в классе-то передать? Что все хорошо? – спросила Зоя напоследок.

– В классе? А не надо ничего. Разве им это интересно? Кто хотел, тот пришел. Или я не прав? – Фишкин, прищурясь, смотрел на Зою. – А ты завтра придешь? Или… как?

Зоя взглянула на своего единственного человека и рассмеялась звонким, счастливым смехом:

– «Или как» не будет. Я приду. Обязательно. Мы придем вдвоем – вместе с Чаком. Хочешь?

– Спрашиваешь! А вдруг его не пустят, а?

– Ты забыл, что у меня рюкзак специальный, котов переносить! Никто даже не догадается… А в палате он у тебя на кровати посидит тихонько, он смирный.

– Да, это я помню, особенно его смирение нашей Люстре запомнилось! Тащи, короче, его сюда, будет прикольно!

Зоя приостановилась, прежде чем ступить в коридор, и оглянулась. Ее единственный человек сидел на кровати, смотрел ей вслед и улыбался.

– Приходи скорей, я буду тебя ждать! – Слова Вадима прозвучали для нее прекрасной музыкой.

Всю дорогу домой Зоя не шла, а летела. Во всяком случае, ей казалось, что она парит над землей, почти не касаясь ее ногами. Она улыбалась пассажирам в автобусе и продавщицам уличных лотков, и ей казалось, что встречные прохожие тоже тепло улыбаются ей, потому что все-все понимают, как ей легко и радостно, и каждое живое существо, будь то человек, кошка или собака, готово разделить с ней то прекрасное, солнечное состояние души, имя которому – любовь.

* * *

«Привет, подруга! Представляю, как ты удивишься, когда прочитаешь это письмо. Только я ничего объяснять тебе пока не буду, ладно? Потом расскажу, зачем мне это все понадобилось. Меньше всего мне бы хотелось, чтобы ты подумала, что у меня крыша поехала… Короче, хватит реверансов. Приступаю к делу. – Каркуша вернулась глазами к началу, перечитала все, что успела написать, немного подумала и уничтожила короткое предложение про реверансы. Потом еще немного подумала, вернула его на прежнее место и вновь застучала по клавишам: – Вчера я нашла в Нете объявление. Одна не очень известная телекомпания проводит кастинг на новый проект. Это будет реалити-шоу. Наверняка ты знаешь, что это такое. Но все же в двух словах поясню конкретно про это шоу. Оно будет называться ЖЗР, что означает „Жизнь замечательных ребят“. Странное название, да? Суть в том, что это игра без правил: написано, что по ходу дела правила будут все время меняться. Всех участников – семь пар – постоянно будут снимать камеры. Ну, это как обычно в таких шоу происходит. Победители (а их, как я поняла, будет двое) получат один миллион баксов. Только я не поняла, каждый по лимону или один на двоих. Но по-любому неплохо ведь, правда? Еще написано, что сумма выигрыша останется неизменной. Наверное, ты сейчас читаешь это все и думаешь: „Я-то тут при чем?“ В том-то и фишка, что на кастинг допускаются только пары, понимаешь? Две подруги или два друга. Я не знаю, зачем им понадобилось ставить такое условие, но, видимо, понадобилось зачем-то. Короче, кроме тебя, Клав, мне за помощью обратиться не к кому. Я пробовала закинуть удочку Незнакомке (помнишь, я писала тебе о ней?), но она не может из-за экзаменов. Да и вообще, она довольно скромная девушка. Я, конечно, не хочу этим сказать, что ты нескромная, просто в твоем характере явно присутствует авантюрная жилка, а у Незнакомки (хоть она и очень клевая, и как друг просто супердобрая, отзывчивая и все такое), но совсем не авантюрная. Понимаешь?

Да, и еще! Совсем забыла! Там написано, что хотя бы один человек из пары должен обладать какими-то явно выраженными способностями, например: музыкальными (вокал, владение каким-либо инструментом), художественными (рисование, скульптура), артистическими, литературными (стихи, проза) или какими-либо еще. А у меня, сама знаешь, с талантами…»

– Ну ты скоро? – услышала Каркуша недовольный голос Артема. – Занимаешься какой-то фигней, а мне контрольную по истории искусств надо скачать!

– Еще минуточку, Артемка! – Катя молитвенно сложила на груди руки. – Ну, пожалуйста! – Она выразительно посмотрела на старшего брата. – У меня тоже очень серьезное дело, правда.

– Короче, даю тебе ровно пять минут, поняла? – Артем бросил на сестру суровый взгляд, потом посмотрел на свои наручные часы. – Время пошло, – произнес он страшным голосом и вышел из комнаты.

Каркуша вздохнула, и ее пальцы еще торопливей забегали по клавиатуре. Неугомонная Каркуша надеялась уговорить Клаву принять участие в шоу со странным названием «Жизнь замечательных ребят».

Но это уже совсем другая история.