Текст книги "От легенды до легенды (сборник)"

Перси очнулся от кошмара – точно из омута вынырнул. Перед глазами еще стояла белесая пелена тумана, безумец у костра, выплевывавший проклятия вперемешку со слюной. И нечеловеческий голос, что вонзался в мозг, как бурав… Господи, голова сейчас расколется! Потом в кошмаре появлялся Ллевелин, небо качалось, и Перси качался в седле вместе с небом, а Дилан встревоженно всматривался ему в лицо. А еще была боль…

Впрочем, боль никуда не исчезла. Перси, лежа на перине, чувствовал себя так, будто по нему проскакал драгунский полк. Спину ломило, дышалось тяжело, то ли от синяков, то ли от насморка. Не хотелось ни двигаться, ни даже думать. Веселая вышла прогулка…

Перси точно ударили в солнечное сплетение. Он упал с лошади – это сном не было, боль тому порука. А все остальное? Кошмар или явь? Или кошмарная явь?

В дверь постучали, вошла Лакшми с кувшином и тазом для умывания. Она сочувственно посмотрела на Перси:

– Ой, сагиб, перепугались же мы. Привезли вас ночью, лицо расцарапано, одежда в грязи, сами вы точно бредите.

– Кто привез? – спросил Перси. – И который час?

– А лорд Ллевелин и привез. Они в кабинете с сагибом говорили, потом лорд ушел, а лошадь оставил. А времени сейчас за полдень. Мы вас не будили. Ой, сагиб, где ж вы так обожглись?

Перси тупо посмотрел на красный, пузырящийся волдырями ожог на руке пониже локтя. Кошмар стремительно обретал черты реальности.

– Где отец, Лакшми? – спросил он.

– Ты что, с ума сошел? – Сэр Генри отшвырнул газету. – Ты понимаешь, что говоришь? Я должен запретить движение поездов из-за какого-то кретина, которому было знамение?! Твой сумасбродный приятель Ллевелин и то просил о меньшем. Сговорились вы, что ли?

– Он говорил о проклятии?

– Он требовал перенести открытие на неделю. Пытался угрожать крушением. Черт возьми, раджа Имрал давал за мою голову рубин из короны, когда я возводил форты Агнипура, а тут мальчишка, щенок… Но уж от тебя я не ожидал. Et tu, Brute!

– Отец, пойми. Я и вправду слышал…

– Что ты слышал? Чей-то голос, болтающий неизвестно что! Ты даже не знаешь валлийского! Знаешь, Перси, чего мне стоило это строительство? И сколько раз меня пытались напугать сказками? Стоило разбить лагерь, как явилась вздорная старуха с бредовыми байками, потом венки, идиоты-рабочие, боящиеся собственной тени, и, наконец, апофеоз – твой дружок и ты сам! Но вот что я вам всем скажу: я построил дорогу, и завтра через тоннель пройдет поезд! И точка! И даже если бы я хотел что-то отменить – а я не хочу, – то это не в моей власти: лорд Клифтон-Ройс уже прибыл. Он и будет распоряжаться до приезда принца Уэльского.

– Милорд в городе?

– В усадьбе Аргел. Перси, стой! Не смей меня позорить! Стой, я сказал!

У изгороди заржала Фиалка.

Перси мерил шагами просторный холл помещичьего дома. Он ждал уже около часа, но ни разу не присел, несмотря на увещевания секретаря милорда. Надо было собраться, приготовить новые аргументы, такие, которые не смогли бы оставить сановника равнодушным. Но мысли разбегались в стороны, точно бестолковые овцы. Да и что, в сущности, он мог предъявить? Старую легенду? Кленовый венок? Эхо и вопли безумца? Собственные опасения? Перси и сам не знал, правильно ли поступает, но что-то внутри грызло душу, заставляя ругаться с отцом, нестись сюда, нарезать круги по дубовому паркету.

Секретарь прошел в кабинет и тут же вернулся, сделав рукой приглашающий знак. Перси шагнул в светлую, богато обставленную комнату.

Лорд Клифтон-Ройс восседал за столом, скрестив руки на парадном мундире, и угрюмо взирал на Перси. На обширной лысине плясали солнечные зайчики.

– Ну, мистер Уотертон, излагайте ваше дело, – бросил он, едва ответив на поклон. – Вас прислал сэр Генри, не так ли? Только говорите быстрей, я чертовски устал. Представьте себе, меня подняли сегодня посреди ночи какие-то сумасшедшие. Назвались лордом и леди Ллевелин и несли полную чушь про какое-то местное проклятие. Дескать, нужно перенести церемонию открытия. Идиоты! Я велел выставить парочку вон…

Он уставился на Перси, и юноша почувствовал: все слова будут напрасны.

– Я прибыл засвидетельствовать вам свое почтение, милорд, – безжизненным тоном произнес он.

В город Перси вернулся, когда солнце уже обливало склоны багряным предзакатным огнем. Лихорадочное нетерпение схлынуло, оставив усталость. Фиалка, точно почуяв состояние всадника, понуро рысила по дороге. Юноша подозревал, что Ллевелин нарочно оставил ему лошадь, чтобы Перси не тратил время на поиски. Ллевелин… Какова его роль в этой истории? Куда он и Карис исчезли? Чего на самом деле добивается лорд? Случайна ли встреча у дома миссис Маллт?

Возможно, все это лишь часть плана, призванного сорвать открытие дороги. Масштабный спектакль. А если нет? Если проклятие и впрямь подействует? Тогда пассажиры завтрашнего почетного поезда погибнут, и он не сможет спасти их, уберечь отца, тетю, Фло. Но он должен что-то сделать. Должен. Должен.

Дома его ждала короткая записка. Сэр Генри сообщал, что они приглашены на ужин к мэру, призывал остыть и присоединиться к ним. Внизу была приписка: «Я не сержусь. Отец». Перси положил записку на стол.

Он должен что-то сделать. И он сделает. И уж тогда либо придет с покаянием, как блудный сын, либо… Решение становилось твердым, как кристаллы льда в мороз.

В доме стояла мягкая сумеречная тишина. И только Лакшми, стиравшая пыль с мебели, видела сквозь приоткрытую дверь кабинета, как молодой сагиб торопливо пишет. Вот он перечитал написанное, отшвырнул перо, поднес бумагу к пламени свечи и кинул горящий листок в пепельницу. Бросился прочь из комнаты.

Дверь на улицу с грохотом закрылась. Горничная подняла брови и, помедлив, прошла в кабинет.

Над письменным столом вился дымок от превратившегося в пепел письма.

Колокол давно отзвонил, и долина обезлюдела. Перси намеренно быстро (насколько позволяли ноющие ноги) шагал по насыпи. Не потому, что поджимало время, нет, просто нельзя было позволить ледяному кристаллу в груди предательски подтаять.

Маленькая станция, выстроенная в миле от городка, была пустынна. В окне горел свет: сторож коротал вечер за бутылкой пива и пасьянсом. Перси прошелся по чисто выметенной платформе и без труда обнаружил то, что требовалось для выполнения плана. Теперь оставалось лишь ждать. Перси присел на скамью. Сумерки плыли над долиной, ветер звенел проводами телеграфа, и Перси чувствовал себя совсем одиноким в певучей мгле.

Вдалеке, у тоннеля замигали огоньки. Вскоре послышались шаги, ветер донес отзвуки голосов. Несколько минут, и на платформу, переговариваясь, вышли рабочие под предводительством сэра Гилберта. Они несли с собой фонари, некоторые прикрепили масляные лампы на шапки. Перси поднялся навстречу.

– Персиваль, а вы что тут делаете? Разве вы не на ужине? – удивился сэр Гилберт. – Все, ребята, по домам.

Цепочка огоньков потянулась по дороге к городку.

– Как и вы, – заметил юноша.

– Не люблю приемы, – поморщился инженер. – Появился прекрасный повод отвертеться: мы осматривали готовность тоннеля. Напоследок, так сказать.

– Я слышал, что у «Бетси» проблемы с приборами, и решил поковыряться. Вы не возражаете?

– У «Бетси» проблемы со всем. Но, Персиваль, почти стемнело.

– Я ограничусь будкой. Возьму фонарь и инструменты. Ненадолго, сэр Гилберт. Мне ведь тоже нужен повод… до конца ужина.

– Разумеется, – рассмеялся сэр Гилберт. – Эй, Бут!

В окне показалась голова сторожа.

– Мистер Уотертон останется осматривать «Бетси». Не мешайте ему. Ну, Персиваль, до завтра. Почетный поезд будет здесь к десяти утра.

Они пожали друг другу руки, и сэр Гилберт двинулся прочь.

– Да, Перси, – оглянулся он. – Я ведь ошибался: ваш знакомый не из соседней долины. Тамошнее поместье полностью разрушено. Тридцать с лишним лет назад случился оползень. Снесло и усадьбу, и соседние фермы. Говорят, сумели спастись только трое. Спокойной ночи, юноша.

– Спокойной ночи, – повторил Перси. – Спокойной.

«Бетси» – локомотив, прослуживший компании не один десяток лет, стоял в тупичке за станционным домиком. Он дышал на ладан уже который год, но Перси, вооружившись фонарем, осмотрел страдалицу, проверил приборы и пришел к выводу: протянет. На малой скорости, конечно.

Темнота стала непроглядной. Перси осторожно залез на тендер и, стараясь не шуметь, начал лопатой сбрасывать в будку куски угля. Придется быть и за машиниста, и за кочегара. Сложновато, но ничего: справится.

Он старался не думать ни о чем, кроме дела, но, когда все было готово и оставалось лишь ждать, в сердце начали копошиться первые червячки страха. Перси уселся у топки, поставив рядом фонарь, опустил голову на колени.

«Ничего, – сказал он себе, – не страшно. Доберусь до следующей станции, и все будет просто и ясно. Сам посмеюсь над своей глупостью». Тусклый огонек фонаря чадил, расплывался, голова стала неподъемно тяжелой, и обрывки мыслей лениво скользили в затуманенном сознании…

Вздрогнув, Перси поспешно полез в карман жилета за часами. Половина первого! Самайн, или как там его, наступил. Пора разводить пары.

Перси с головой ушел в работу, когда снаружи послышались шаги. Приглушенные, будто бы кто-то крался к локомотиву. Перси прислушался. Да, точно: слегка постукивают потревоженные камешки. Неужели сторож решил все же проверить?!

Подвесная ступенька скрипнула, словно на нее поставили ногу. И вдруг дробный топот ног заглушил шорохи, раздался резкий вскрик, и что-то тяжелое бухнулось вниз. Перси схватил фонарь и выскочил наружу.

В темноте у колес возились и сопели. Перси поднял фонарь и увидел, как в пыли борются двое людей. Один лежал носом в землю, отчаянно молотя босыми ногами, другой, навалившись всем телом, выкручивал противнику руки за спину.

– Эй, какого черта?

Никто не откликнулся. Победитель с усилием стянул руки недруга веревкой. Тот дернулся, бормоча что-то неразборчивое, и Перси узнал в нем вчерашнего бродягу – Нейла, а в его сопернике – рабочего, которого уволили за неподчинение.

– Какого черта? – растерянно повторил Перси.

Эванс поднял голову, щурясь от света. Он не удивился, увидев юношу.

– Еле поймал, – устало сказал он. – Мы с матушкой Маллт его в сарай заперли. А он крышу разобрал. До вас почти добрался…

Эванс осекся. Перси перевел взгляд с Нейла на валявшийся рядом заостренный кол. Почти добрался.

– Почему он меня преследует?

– Он боится. – Эванс замялся, но продолжил: – Он раньше фермером был, до оползня. Когда все случилось… не выдержал, умом тронулся. Матушка Маллт его подкармливает, она и к доктору возила, да только впустую. Как осень – бегает, прячется на горе. Ищет.

Нейл принялся биться лбом о землю. Перси передернуло.

– Что ищет?

Рабочий пожал плечами:

– Кто ж знает? Мести, наверное. Он Морбрада боится, а ненавидит и того сильнее. Решил, что они горе служат, а вы с ними заодно. Вот и пошел на нечисть с колом…

Эванс поднялся. Окинул взглядом локомотив.

– Может… кочегар надобен?

– Нет, – твердо сказал Перси. – Я один.

– Ну что ж, – в голосе Эванса слышались одновременно и досада, и облегчение, – как знаете. Делайте, что задумали, и пусть помогут вам святой Давид и все здешние бесы. Вставай, бедолага…

Силуэты холмов возникали и пропадали во мгле. В топке ровно гудело пламя. Перси, сбросив сюртук, занял место машиниста. Щеки горели – в будке сделалось жарко.

Сторож наверняка уже обнаружил пропажу «Бетси», да Перси особо и не таился: шум и свист пара не спрячешь, но пока Бут поднимет тревогу в городке, дело так или иначе будет сделано.

Черная громада горы придвинулась вплотную, закрывая собой яркие осенние звезды, паровозный фонарь выхватил из мглы рельсы, уводящие в зев тоннеля. Перси взглянул на манометр и чуть прибавил пара.

Паровоз нырнул в подземелье. Перси почудилось легкое колебание почвы. Очень хотелось верить, что лишь разыгралось воображение, но ладони вдруг сделались неприятно липкими, а в горле точно встал тугой комок.

Он вдруг подумал, что еще ни разу за сегодняшний день не слышал голоса Морбрада, и странно: эта мысль не принесла облегчения. Проклятый великан затаился и ждет…

Темнота неохотно подавалась в стороны под лучом фонаря. Ребра опор, сдерживающие толщу камня, двигались назад. Перси прикинул: чтобы пройти тоннель на неопасной для старушки «Бетси» скорости, потребуется чуть больше пяти минут. Всего лишь! Локомотив посвистывал, перестукивали колеса, а Перси смотрел во мрак в томительном ожидании беды.

Он отвлекся ненадолго: нагнулся отправить в топку порцию угля, а когда повернулся, они уже молча стояли рядом. Карис прислонилась к стенке будки, ее брат держался за поручень.

– Не пугайся, – тихо сказала Карис. – Мы пришли помочь.

– Кто вы? – раздраженно спросил Перси. Как он устал от загадок! – Кто вы на самом деле?

– Мы прошлое, проигравшее прошлое, – грустно ответил Дилан.

Опять недомолвки! Резкие слова уже готовы были сорваться с языка, но Дилан предупреждающе поднял руку:

– Слышишь?

Перси уловил странный звук и сразу же ощутил, как вздрагивает пространство. По крыше будки, словно горошины, застучали камешки.

А потом стало не до разговоров.

Локомотив качнуло так, что Перси едва удержался на месте. Казалось, волна, прошедшая по тоннелю, на мгновение приподняла пол будки и резко опустила обратно. Свет сделался совсем тусклым, и Перси, высунувшись в окно, едва различал линии рельсов.

Каменная крошка сыпалась с потолка метелью. Словно невидимая рука швырнула горсть песка прямо в лицо юноше. Перси отпрянул, закрывая ладонями глаза. Жгучая боль, казалось, проникла в самый мозг.

– Сейчас, сейчас… – Рука Карис обхватила его за плечи, прохладная ткань прикоснулась к лицу. Перси тер глаза платком и с замиранием сердца слушал доносящиеся снаружи звуки.

Стены тоннеля тряслись, будто в приступе малярии. Неимоверная тяжесть надавила на опоры, и Перси явственно услышал, как они трещат, еле сдерживая натиск горы. Густой утробный гул перекатывался по подземелью.

Глаза резало и щипало, но Перси, пусть и с трудом, все же сумел разлепить веки и встать. Ад снаружи или нет, но поезд ведет он…

– Морбрад собрался завалить путь! – крикнул Дилан Ллевелин, уворачиваясь от шального камня, залетевшего в окно. – Увеличь скорость!

Перси едва расслышал его: камни грохотали по крыше непрерывным градом. Машинально он повернул ручку регулятора. Внутри «Бетси» что-то жалобно застонало, но паровоз послушно рванулся вперед.

– Еще! – потребовала Карис. – Или нас разнесет в щепки!

Она прижалась спиной к стене. На щеке темнела царапина, прищуренные глаза смотрели жестко и зло. Неужели она не боится? Или ей уже нечего бояться?

– Нельзя! – откликнулся Перси. – Локомотив старый! Взорвемся!

– А, черт! – выкрикнул Дилан, и тут же его слова заглушил дикий треск.

Подпорка одной из опор разломилась надвое, и отлетевший обломок ударил прямо в линзу фонаря. Наступила тьма, разгоняемая лишь отблесками огня в топке. Вокруг гудело, дрожало, ломалось, рушилось. Сердце колотилось, словно решило разорвать грудную клетку. Никогда еще Перси не было так страшно.

Зеленоватое свечение заплескалось по стенам. Перси оглянулся: Карис сорвала с волос заколку, и камень горел в ее руке могильным огнем. Перси мог поклясться, что по щекам девушки стекают струйки слез.

– Ты не понимаешь, – услышал он полный мольбы голос. – Если мы прорвемся сейчас, все закончится! Он замолчит навсегда!

Пламя в топке заплясало, требуя пищи. Дилан с перекошенным от ярости лицом вгрызся лопатой в горку угля. Слева, зацепив тендер, упала глыба. Перси смотрел на манометр, не зная, как поступить.

– Быстрее! – крикнула Карис. – Смотри! Впереди!

Перси и сам видел в мертвенно-зеленом свечении: громоздкая балка просела под мощью породы и была готова вот-вот обрушиться. Сзади бушевал каменный смерч. Если они промедлят, камни раздавят паровоз, как жестянку.

А ведь тоннель должен давно закончиться. Или время в подземелье замедлилось, играя на стороне врага? Со странным спокойствием Перси глядел, как надвигается смерть.

Ближе и ближе.

Дилан с отчаянной валлийской бранью швырял в топку уголь. Рубашка его потемнела от пота. Решившись, Перси повернул ручку регулятора до предела.

Поршни двигались с опасным скрежетом, бешено стучали колеса, дым выедал глаза.

– Только выдержи, только выдержи, – как заклинание повторял он. Котлу, локомотиву, себе самому? – Выдержи!

Они пролетели под балкой за миг до ее обрушения. С диким посвистом, окруженный клубами дыма, точно сорвавшийся с цепи адский зверь, паровоз вынырнул из тоннеля под черное звездное небо. В лица ударил холодный ветер, и Перси рассмеялся.

– Не убавляй! – предупредила Карис. – Надо пересечь реку! Он властен лишь до моста!

Время вернулось. Перси казалось, что мир вокруг несется с невероятной скоростью. Позади гремело и стонало, но это казалось уже не важным: еще чуть-чуть, и все закончится. Вон вдали, на равнине виднеются огни порта, и скоро откроется морской простор, бескрайний и чистый. К чертям горы! Вот и мост – узкая полоса дерева и стали, стянувшая бьющийся в теснине поток!

Они не видели, как с вершины сорвался огромный валун, как кувыркался по склонам, набирая скорость. Страшный удар сотряс локомотив, срывая с рельсов. Перси отшвырнуло в сторону, ударило о стенку, тонко закричала Карис. Затрещали перила моста, и мир стал заваливаться вниз, в ревущую воду.

«Падаем, – успел подумать Перси. – Теперь точно насмерть». И время исчезло навсегда.

P. S.

Welsh Daily News 4 ноября 18… г.

…Мы уже сообщали нашим читателям о трагедии, произошедшей за несколько часов до торжественного открытия железнодорожного тоннеля в графстве Карнарвон…

Тело мистера Персиваля Уотертона все еще не найдено, так как поиски осложняют бурное течение и скалистые берега реки. Как утверждают компетентные источники среди полиции графства, спастись при падении и последовавшем взрыве парового котла практически невозможно.

Полиция продолжает расследование. Открытие сообщения через тоннель отложено на срок, необходимый для выяснения обстоятельств происшествия и устранения последствий землетрясения…

P. P. S.

Темные низкие тучи цеплялись за каменную макушку горы. Осенние звезды одна за другой исчезали в косматой пелене. С моря шла буря. Городок лежал, погруженный во мрак, лишь в доме на окраине мерцал тусклый свет.

На черной глыбе Кулака стояли двое. Почти неразличимые во мгле, они вглядывались в ночь. Ждали.

– Вот и все, – девушка ежилась на стылом ветру, куталась в шаль. – Зарядят дожди, а потом пойдет снег. Жаль – мы уже не застанем.

– Ты соскучилась по снегу, сестра? – Молодой человек привалился спиной к камню. – Ты никогда не любила зиму…

– Я была вздорной девчонкой, Дилан. Когда-то давно…

Девушка умолкла. Сквозь свист ветра послышался хруст камешков. Кто-то поднялся на Кулак и остановился за спинами брата и сестры.

– Ты сказал, что не можешь вернуться? – Девушка повернулась, прерывая молчание. – Сказал, кто ты теперь?

Перси не ответил. Он неотрывно смотрел на дальний огонек. Сегодня он второй раз в жизни видел отца плачущим. Первый был, когда умерла мать. И Перси знал, что сегодняшний разговор до последнего слова и до последней слезы останется незаживающим рубцом на его сердце.

Перси потер запястья там, где еще горели следы колдовства, спасшего израненное тело и привязавшего душу к проклятой горе и ее тайным обитателям. К странной чуждой жизни. Навсегда.

Откуда-то из тьмы донесся приглушенный мелодичный перезвон колокольчика.

– Придери ап Эохайд, король Тилвит Тег, зовет, – сказала девушка. – Двери закрываются. Тайный народ уходит в холмы до весны, и мы должны идти следом.

– Подождет, – резко ответил Дилан. – Куда они без нас? Они могли стеречь, усыплять, хитрить и отвлекать. Могли предупредить о грядущей опасности кленовым венком, но не сопротивляться. Не драться в открытую. Морбрад заснул надолго, на целые века, а когда проснулся, они оказались трусливыми, беспечными и слабыми, несмотря на все волшебство. Вот и решили, что нужны новые защитники, с горячей кровью и бессмертной душой. Что может быть проще, чем увести в холмы смертного? Для Тилвит Тег это почти игра. И знаешь, Персиваль, если ты думаешь, что проиграл, то это не так. Да, мы не одолели его, но и он не победил. Это ничья. А если возможна ничья, значит…

Дилан махнул рукой и исчез в темноте. Карис задержалась.

– Не печалься, – прошептала она. – Пройдет зима, расцветут нарциссы, и мы вернемся сюда. Ты вновь увидишь звезды и услышишь пение ручьев. И ты привыкнешь, обязательно привыкнешь, прежде чем настанет твой день увидеть солнце.

Она ласково коснулась его щеки и ушла вслед за братом. Перси медлил, глядя на теплый свет далекого окна, и колокольчик дробил ночь серебряным звоном, отпевая прежнюю жизнь.

А сквозь толщу камня чудилось тяжкое биение пульса.

Морбрад спал. Сон его был крепок, но отнюдь не вечен.

И придется быть начеку. Кто знает, что он задумает…

Если проснется.

Когда проснется.