Текст книги "Зимний излом. Том 1. Из глубин"

– Робер, – начал Дикон, – неужели мы не можем отстаивать свою честь?

Перед кем и от кого? Назовем кошку кошкой, они все тут предатели и клятвопреступники.

– У нас сейчас одна честь на всех, – звучит глупо, но мальчишка другого не поймет, – и отстоять нам ее будет ох как трудно. Особенно когда за дело возьмутся Савиньяки с фок Варзов.

– Они должны понять, – выпалил Ричард. – Альдо – Ракан, он законный король. Савиньяки – хорошие люди, ты их не знаешь, а я знаю. Им надо написать…

– Я служил с Эмилем в Придде, – в Придде, о которой не вспоминал годами и которая сегодня приснилась. – Савиньяку с нами не по пути.

– Ты на него в обиде, что он не примкнул к восстанию, но его нужно простить, – уверенно произнес Повелитель Скал. – Все ошибаются. Шарль Эпинэ тоже предал… То есть перешел на сторону Франциска, но ты же теперь с нами!

Это бессмысленно. Дик свято верит в дело Раканов и в то, что Савиньяков надо «прощать», его не переубедишь. И Альдо не переубедишь, и Никола с Сэц-Арижем. Клемент с Дракко и те бы поняли, а эти – нет, воистину люди – самые упрямые и глухие твари во вселенной.

Повелитель Молний поправил перевязь и взялся за шляпу. Сверху скалились кабаньи морды, между ними мерцал герб Окделлов.

– Дикон, это не мое дело, – и в самом деле не его, – но на твоем месте я бы этих вепрей убрал.

– Я уберу, – кивнул юноша, – будут готовы портреты отца и Алана Святого, и уберу. Если снять сейчас, останутся пятна.

– Не сомневаюсь, – буркнул Иноходец. – Молоко и маковая настойка в этом доме найдутся?

– Молоко есть, – затряс щеками Реджинальд. Еще бы, чинуша наверняка завтракает молоком с хлебом, – а маковая настойка… Я спрошу у слуг.

– Если кэналлийцы не украли, есть, – огрызнулся Ричард, – но я ее пить не стану.

– Глупо, – Робер задумчиво тронул переносицу, – сам ты не уснешь.

– Со мной все в порядке, – выпалил Дик. – Я завтра встану.

– Только если выспишься как следует.

– Нет, – упрямо повторил Ричард. – Пусть Валентин ее пьет, ему с его бедром так и так неделю валяться.

– Это ты сейчас так говоришь. – Робер поднялся. – Но мой тебе совет: выпей маковой настойки или, на худой конец, кошачьего корня и ложись. Я к тебе завтра зайду.

Юноша натянуто улыбнулся:

– Спасибо. Я буду рад.

4

Будет рад он, как же! Дику сейчас если кого и хочется видеть, то это Придда. Чтобы убить.

Из-за чего все-таки эти дурни сцепились? Хотя Ричарду после вчерашнего много не нужно. Странно было бы, если б он ни на кого не бросился. Другое дело, что Валентин не похож на бочку с порохом, чтоб втравить его в поединок, нужно постараться. И как следует.

– Монсеньор!

– Да, Реджинальд?

Странный все-таки у Дикона кузен, если не знать, что дворянин, никогда не скажешь.

– Монсеньор, прошу уделить мне несколько минут.

– Разумеется. – О чем им говорить? Зачем?

– Только, – толстяк замялся, – можно… Можно я вас провожу?

Не хочет говорить в доме? Почему? Дело в слугах? Очень даже может быть. Дик поторопился, взяв к себе прихвостней Люра, мальчишка слишком доверчив и когда-нибудь за это поплатится. Да, Иноходец, докатился ты, советуешь сыну Эгмонта не верить собственным соратникам.

– Я сейчас еду к Придду.

Реджинальд Ларак не переспросил, и Робер счел нужным пояснить:

– Первый маршал Талига… Талигойи должен посетить обоих участников дуэли и доложить Его Величеству, – а также понять, что такое Валентин Придд, но сначала узнаем, что такое Реджинальд Ларак. Ричард назначил его своим наследником, но у парня нет выбора.

– Ричард бывает очень несдержан, – толстый виконт громко вздохнул и покачал головой, – и он весьма болезненно воспринимает шутки.

Значит ли это, что Валентин мило пошутил? Спрут-шутник… Смешно само по себе.

– Я так и не понял причину ссоры.

– Дикон ничего не рассказывал, – зачастил родственничек, неужели решил, что Робер Эпинэ станет расспрашивать за спиной Дикона? Да и не знает этот тюфяк ничего. Эгмонт не делился своими бедами с домашними, Дикон такой же.

– Реджинальд, неужели вы думаете, что я стану выпытывать тайны вашего кузена?

– Нет, – лицо Ларака покрылось даже не девичьим, а бабьим румянцем, странное зрелище, – нет, но… Я хотел поговорить о другом. О совсем другом. Я провожу вас до особняка Приддов.

А потом южанам придется тащить увальня назад, хотя время у них, пожалуй, будет. Разговор с Валентином может затянуться, если, разумеется, Спрут не вздумает изображать умирающего.

– Хорошо, едемте. Обратно вас проводят мои люди.

Реджинальд Ларак рассыпался в благодарностях, ему явно не хотелось разъезжать по городу в одиночку. Храбрецом виконта не назовешь, но он готов рискнуть. Ради чего? Робер украдкой глянул на пыхтевшего рядом толстяка. Тюфяк тюфяком, если б не шпага и родовые цвета, сошел бы за лавочника, в лучшем случае за ликтора, но кто сказал, что лавочники – глупцы, а ликторы – простаки?

Услужливый слуга в черной с золотом ливрее распахнул дверь, и Робер увидел Дювье, держащего под уздцы Дракко. Полумориск приветливо фыркнул, Робер рассеянно погладил золотистую морду и вскочил в седло. Солдаты последовали примеру маршала, откровенно радуясь отъезду. Опять ссорились с северянами? Сколько можно!

– Жильбер! – молодой Сэц-Ариж, которому Карваль скрепя сердце доверил Монсеньора, тоже был хмур. Не отошел после казни?

– Да, Монсеньор.

– Подождем виконта Лара. Он едет с нами, потом вы проводите его назад и вернетесь за мной.

– Так точно, Монсеньор.

Эпинэ надвинул на глаза шляпу, расправил краги перчаток. Слуги распахнули ворота, в глаза ударила свежая позолота. Вепри Окделлов садовыми сонями вцепились в позеленевшие бронзовые лозы. Лэйе Астрапэ, как можно навешать в чужом доме своих гербов?! Хотя жил же Франциск во дворце Раканов, и ничего. Победитель на то и победитель, чтоб получить все… Или сломать шею.

Похожий на капрала конюх вывел гнедого жеребчика, весьма недурного. Реджинальд Ларак некрасиво, но и не безнадежно, залез в седло и уставился на Робера. Иноходец поднял бровь и шевельнул поводьями. Звонко щелкнули створки ворот, и Эпинэ не удержался:

– Как вы себя чувствуете в новом доме, виконт?

Виконт вздохнул и насупился. Что ж, вздох тоже можно считать ответом. Кавалькада порысила через площадь. Звон подков казался гулким, словно ночью, наверное, от пустоты. Жители столицы предпочитают отсиживаться по своим норам и правильно делают. Эпинэ обернулся к Реджинальду:

– Мы одни, я вас слушаю.

– Монсеньор, – лицо Ларака стало отчаянным. – Монсеньор… Я говорю с вами, потому что моя хозяйка… Моя бывшая хозяйка и другие люди… Я служил в казначействе и жил у мещан… обеды мне приносили из трактира…

Очень трогательно, зато теперь наследник Окделлов нигде не служит и живет в особняке Ворона.

– Сударь, – блеющий толстяк на дорогой лошади выглядел тошнотворно, – я вас не понимаю.

Ларак что-то проглотил, видимо, не до конца, так как сглотнул еще раз.

– Сударь, я должен вам сказать… Альдо Ракан принес Талигу и Олларии неописуемые несчастья!

– Что вы имеете в виду? – Робер уставился на собеседника так, словно видел его впервые. Услышать такое от сына благородного Эйвона?! Не от Дика, видевшего Варасту и Эпинэ, а от этого хомяка подвального? Реджинальд истолковал удивленье Робера по-своему.

– Я все равно скажу, – выпалил разбушевавшийся толстяк, – а потом можете отдать меня Айнсмеллеру как предателя. То, что вы делаете, это, это…

Ритором кузен Дика был никудышным, слов ему не хватило, а может, он испугался собственной смелости. Робер вздохнул:

– Сударь, вы можете говорить совершенно свободно. Обещаю, ваши слова дальше меня не пойдут.

– Нет, – выпалил Ларак и окончательно побагровел, – вы должны сказать. Ваш долг – сказать Его Величеству…

Он говорит, но Альдо не слышит. Сюзерен живет в придуманной им Ракане и не желает знать Олларию.

– Реджинальд, – вот так смеешься над кем-нибудь, не принимаешь в расчет, а он порядочней и смелей тебя, – я говорил с Его Величеством, и я буду говорить еще и еще, но вы должны понимать…

А что он должен понимать? Что ошалевший от нежданной удачи принц и свора негодяев переломали тысячам людей жизнь? К лету от Альдо останется не больше, чем от прошлогоднего снега, но повешенные не воскреснут. Даже если Айнсмеллера разорвать на куски.

– Я понимаю, – пробормотал Реджинальд, – то есть понимал… Я был в Надоре, когда пришли королевские войска, я все видел… Они были грубы, бесцеремонны, но все по закону. Один сержант и капрал… Они изнасиловали двух служанок… Их расстреляли… Был такой капитан. Вайспферт, бергер… Он сказал, что Надор – это Талиг, а они не вариты, чтоб мстить женщинам. И расстрелял.

Герцог, почему ваши войска ведут себя как чужие? Скажите королю или пустите меня к нему! Пусть меня посадят в Багерлее, но я все скажу!

– Ну, скажете, – не удержался Робер, – а дальше что?

– Он… – глазки Ларака стали почти большими. – Он знает?

Знает, но не понимает. Не от жестокости, от уверенности в своем праве и в своей будущей силе и славе.

– Сударь! – не отставал кузен Дикона. – Нужно что-то делать. Люди гибнут, вы… Вы понимаете, что скоро начнется голод, а потом бунт? Неужели вы станете вешать голодных?

– Реджинальд. – Почему он это понимает, а Дик – нет? Хотя Ларак старше лет на десять, он и Эгмонта помнит, и то, что было после. – Мы почти приехали. Вы во многом правы, мы еще об этом поговорим, а пока – молчите. Словами вы ничем не поможете, а дело для вас найдется. Обещаю.

– А что я могу? – толстяк выглядел удивленным, не испуганным, а именно удивленным. – Я – никто, бывший чиновник бывшего казначейства.

Глава 2
Ракана (б. Оллария)
399 года К.С. 21-й день Осенних Волн

1

Высокая глухая стена, деревья, помнящие чуть ли не маршала Эктора, массивные ворота с гербами, привратницкая, больше похожая на донжон, и гербы, гербы, гербы…

Кем надо быть, чтоб поместить на щит морскую гадину? Или вначале это был не спрут, а нечто более приятное? Кто знает, как возникли символы Высоких Домов, но смысл в них наверняка был. Древние ничего не делали зря, это потом люди стали великими путаниками.

Сержант Дювье стукнул бронзовым кольцом в кованую створку. Привратник был на месте и, похоже, знал гостей в лицо, потому что без лишних вопросов загремел запорами. Не прошло и получаса, как узкая дверца распахнулась, явив миру здоровенного детину в лиловом и сером, за плечами которого маячило еще несколько вояк. И как только Вальтер Придд угодил в Закат при такой-то бдительности?

– Чем могу служить? – пробасил приворотный спрут.

– Герцог Эпинэ с поручением от Его Величества, – отрезал нахватавшийся дворцовой премудрости Дювье, хотя никакого поручения не было.

Спрут поклонился, но с места не двинулся. Ворота открыли другие, такие же хмурые и почтительные. До сих пор оплакивают Вальтера или не умеют улыбаться?

– Сэц-Ариж, – Никола не одобрит, ну и пошел он к кошкам, – проводите виконта Лара и возвращайтесь.

Приказание Жильберу не понравилось, но возражать при чужих слугах он все-таки постеснялся. И на том спасибо.

– Здесь врагов нет, – друзей тем более, но Спруты гостя в своем доме не тронут. Не так воспитаны. – Вы меня поняли?

– Да, Монсеньор, – заверил борец за Великую Эпинэ. Южане развернули коней, окружая Ларака, скрипнули ворота. Робер не любил звуков задвигаемых запоров у себя за спиной, но оставлять ворота настежь в нынешней Олларии опрометчиво.

Повелитель Молний молча спрыгнул с Дракко на почтенные квадратные плиты. В гнезде Приддов все было опрятным и старым, вернее, старинным. Представить на здешних воротах новенькие гербы? Да легче вообразить поющую каракатицу!

– Монсеньор ждет вас, – доложил пожилой слуга со шрамом через полщеки, – к сожалению, он не может спуститься.

– Я знаю, – бросил Робер и сделал шаг в полутьму. Грозно хлопнула чудовищная дверь, запахло траурными смолами. Спруты, как к ним ни относиться, были в этом доме на своем месте, а вот он – нет.

Мягкий, прижатый медными прутьями ковер глушил шаги, похоронная тишина пеленала не хуже савана, слуги со свечами напоминали о выходцах. Неприятный дом, построенный неприятными людьми. И дело тоже неприятное.

– Сюда, Монсеньор.

Еще одна захлопнувшаяся дверь. Запах кипарисовой хвои, закатные отблески камина, полумрак и тишина.

– Добрый вечер, герцог. Рад вас видеть.

Не больше, чем я тебя, но вежливость обязывает, а положение – тем более.

– Добрый вечер, сударь. Как вы себя чувствуете?

– Благодарю вас, все в порядке. Присаживайтесь. Признаться, я не осведомлен о ваших вкусах. Какое вино вы предпочитаете?

– Красное. Я же южанин.

– Сейчас подадут, – рука с тяжелым кольцом-печаткой тянется к звонку. – Позвольте спросить, вы не голодны?

Его завтрак остался дома, обед съел Никола, но ужинать он будет не у Приддов. Если вообще будет.

– Благодарю вас. Только вина.

– Герхард, принесите красного и зажгите побольше свечей.

– Слушаюсь.

Резной дуб, лиловый бархат, потемневшая за века бронза, вельможи с холодными лицами, бесценное оружие, переплетенные в кожу книги и бледный молодой человек, с которым надо говорить и пить вино.

– Сегодня был неплохой день, – о чем бы говорили люди, если б не было погоды? – Правда, к вечеру похолодало.

– Конец осени, – согласился Повелитель Волн, – в этом году странно тепло, по крайней мере в Ракане.

Для Придда Оллария уже Ракана. И для Дикона тоже. Служить одному королю, верить в одно дело и скрестить шпаги? Глупо.

– Мне трудно судить, – осторожно произнес Робер, – я плохо знаю здешний климат.

О чем с ним говорить? Молнии и Волны никогда не искали общества друг друга, разве что Ирэна… Спросить о ней или не стоит?

– Я знаю, вы давно не были в Талигойе.

Он давно не был в Талиге, а в Талигойе не был никогда. И сейчас они оба в Талиге. Дворовые щенки, забравшиеся на кухню в отсутствие повара, но повар скоро вернется.

Валентин ждал, откинувшись на спинку кресла. Серый бархат, герцогская цепь на шее, тщательно расчесанные волосы. Если б не меховой плед на коленях, можно было бы предположить, что Повелитель Волн собрался ко двору.

– Валентин, вы кого-то ждете?

– Я предполагал, что Его Величество пожелает узнать, что случилось.

Логично, но Дику и в голову не пришло напяливать придворные тряпки. Придды всегда были помешаны на приличиях, Джастину это стоило жизни.

Язычки свечей слегка шевельнулись – вернулся Герхард с вином. Закатные твари, в этом доме слуги крадутся, как коты.

– Благодарю, – рука с отполированными ногтями указала на низкий столик, – поставьте и можете быть свободны.

На овальном подносе резвились хвостатые водяные астэры, кувшин и кубки были золотыми, с эмалью. Морские чудища глядели злыми аквамариновыми глазами, прохладно мерцал серый жемчуг. Гальтарская работа! Когда-то она стоила очень дорого, сейчас и вовсе не имеет цены.

– «Змеиная кровь», – негромко объявил Валентин, – или вы предпочитаете какую-нибудь другую?

Любую, лишь бы не человечью, а в логове Спрута змеиная кровь вполне уместна. Робер Эпинэ постарался принять беспечный вид:

– Это хорошее вино.

– Да, особенно если удачный год. Вас не затруднит разлить?

– Разумеется.

Какой пустой разговор, но сын Вальтера неглуп. Откровенности от него не дождешься, это вам не Дикон. Придется спрашивать.

– Если я не ошибаюсь, вы с герцогом Окделлом учились в Лаик?

– Да, – Валентин поднял бокал, – странное совпадение. Двадцать один не зря считают несчастливым числом, нас было ровно столько, и вот двоих уже нет.

– Не все выпускники Лаик доживают до преклонных лет. Нас было тридцать два, сколько осталось – не знаю.

Сколько бы ни было, большинство – враги. Нет, не так, это Робер Эпинэ враг Сержу Валмону, Чезаре Тозачини, Губерту Лецке.

– Что поделать, нам выпало жить на Изломе. – Придд повернул кубок, зеленоватым морским льдом сверкнули гальбрийские аквамарины. – Четверо хотят крови, и мы ее льем.

Четверо или мы сами? Альдо не хочет крови, он ее просто не замечает, а Спрут замечает, но ему все равно.

– Герцог, поскольку ваш поединок затрагивает интересы Великих Домов и поскольку при нем не присутствовали секунданты, я вынужден спросить, что произошло.

– Господин маршал, – прозрачные глаза казались то ли льдом, то ли аквамаринами, – герцог Окделл расскажет все, что сочтет нужным. Я доверяю его красноречию и его памяти.

– У герцога Окделла лихорадка.

– Полагаю, у меня тоже. По крайней мере, все, предшествующее дуэли, из моей памяти выпало. Я помню лишь нашу встречу в апартаментах Ее Величества, а потом – Старый парк.

– И больше ничего?

– Ничего, сударь. Если герцог Окделл вспомнит и сочтет нужным повторить свои слова, он их повторит. Возможно, это вынудит меня возобновить поединок, как только представится возможность.

Спрут все помнит и ничего не скажет. Если и Дикон будет молчать, дело плохо. Потому что от такого молчания до смертельной вражды меньше шага, а Валентин Придд опасен. Дикон – мальчишка. Порывистый, влюбленный, доверчивый, без двойного дна, а что в голове у этого ледяного красавца? Что было в головах его отца, деда, прадеда? Придды мало говорили и еще меньше делали, только ждали. Неужели дождались?

– Благодарю за вино. К сожалению, мои обязанности требуют моего присутствия в другом месте.

Здесь делать нечего, а сидеть в этом склепе то ли с выходцем, то ли со статуей, – и вовсе тошно. Зря он отпустил эскорт, но ждать нет сил.

– Вы направляетесь в свою резиденцию или в казармы?

– Во дворец.

– Я благодарен вам за визит, – бескровные губы раздвинулись в ничего не значащей улыбке, – но я знаю, что вы отпустили своих людей. Увы, Ракану, в отличие от Олларии, нельзя назвать спокойным местом. Вас проводят.

– Благодарю, – хлопнуть бы дверью и послать тебя с твоими каракатицами к кошкам, но нельзя. Потому что мы в одной упряжке и потому что ты прав – в одиночку по столице лучше не разъезжать. Особенно лучшему другу Его Величества.

2

– У Его Величества послы Гайифы и Каданы, – сообщил дежурный порученец и картинно поднял руку в допотопном приветствии. Если так пойдет и дальше, придется перейти на сандалии и хитоны.

Робер вяло отмахнулся от свежеиспеченного «гальтарца» и отошел к окну. Внизу, в висячем садике, сменялся караул. Незнакомый офицер в новом мундире вышагивал впереди гимнетов, выглядевших как причуда портного. Мастера гнут спину днем и ночью, готовясь к коронации. Заплатят ли им или просто не убьют и не ограбят? И куда потом все это девать?

Офицер взмахнул шпагой. Охранявшие кадку с облетевшим деревом солдаты стукнули алебардами об пол, уступая место товарищам. Кадка была надежно защищена, и не только кадка. Дворец караулит чуть ли не тысяча вояк, а всего у Альдо тысяч двадцать высиженных Манриками кукушат, две тысячи южан и не поймешь сколько каракатиц. На то, чтоб держать горожан в узде, хватает, на то, чтоб остановить бунт, когда он начнется, – вряд ли, а о том, чтобы отбросить Савиньяка или бергеров, – и говорить не приходится.

В глубине приемной раздались стук церемониального жезла и вопль портерия[19]19
  Мажордом, дворецкий.


[Закрыть]. Робер обернулся и узрел конхессера Маркоса Гамбрина. Полномочный посол Гайифской империи напоминал сморчок, но глазки у него были умными, хитрыми и недобрыми. Неприятные глазки, хотя откуда ему взять другие? При виде Робера «сморчок» изобразил любезнейшую из всех возможных улыбок. Пришлось подойти.

– Добрый вечер, советник. – Говорят, в Бирюзовых землях растут приторные грибы. Разумеется, ядовитые. – Как прошла аудиенция?

– Беседа с Его Высочеством несколько затянулась, – морщинистые губки вытянулись в трубочку и вновь втянулись, – но, маршал, надеюсь, вы понимаете, что наши встречи носят исключительно частный характер и никоим образом не должны рассматриваться как признание Его Величеством Дивином Его Высочества Альдо королем Талига?

Робер хмуро глянул на источающего мед и перец гайифца и глядящего из-за «сморчка» белокурого каданца. Послов Гаунау и Дриксен на встрече не было. Не пожелали прийти, или так решил Гамбрин?

Каданец расценил взгляд Робера как приглашение к беседе.

– Король становится таковым, лишь приняв помазание на царство.

Как же его зовут? Вроде граф фок Шеенвальц, а может, так зовут второго советника посольства Гаунау? Ладно, обойдемся без имен. Эпинэ учтиво поклонился:

– Сударь, посланцы Его Святейшества уже в пути.

– Его Высочество признает долги и обязательства своих предков, но отказывается отвечать за содеянное узурпатором и его потомками, – заметил гайифец, – это весьма разумно.

Значит, Альдо, как и собирался, отказался от присоединенных Олларами земель. Земель, где стоят армии Савиньяка, фок Варзов, Дьегаррона. Роскошный подарок. Вот вам, господа, медвежья шкура, а теперь ступайте в лес и убейте медведя.

– Раканы всегда были рыцарями, – сообщил послам Иноходец.

– О да, – пропели дипломаты. Какой дуэт, хоть в мистерию вставляй. Если заклятые друзья проглотят приманку, талигойским полководцам придется выбирать между старыми врагами и мятежниками за спиной. Кого они выберут? И что успеет натворить «Первородный», если фок Варзов и Савиньяки начнут не с ызаргов, а с павлинов и «гусей»? Робер учтиво поклонился:

– Надеюсь в ближайшем будущем продолжить наш разговор, – те же слова он сказал Реджинальду. Смешно.

– Я буду счастлив, – заверил сладкий гриб, – тем более, я должен передать вам письмо от вашего друга.

Откуда у него друзья, да еще передающие привет через гайифских послов? Брови Робера поползли вверх прежде, чем он смог их остановить.

– Капитан артиллерии Ламброс, – подсказал гайифец.

Капитан? В Кагете он был всего лишь теньентом… Робер не считал артиллериста из Неванты своим другом, возможно, зря. В Агарис гайифец, по крайней мере, написал честно, да и с собой звал без всякой корысти.

– Я рад, что Ламброс получил повышение, – совершенно искренне сказал Робер.

– Более того, он готов прийти на помощь своему другу. У капитана Ламброса много влиятельных знакомых. Один из них, генерал Сартакис, готов весной встать под знамена Раканов.

Что и требовалось доказать. Паона будет осторожничать, что не помешает «вольному» генералу войти в Талиг, ведь он всего-навсего наемник, поддавшийся на уговоры капитана Ламброса, действовавшего по просьбе своих талигойских друзей.

– Когда я могу заехать за письмом?

– Я буду рад видеть вас в любое время.

Значит, придется заехать и рассказать Альдо. А тот вцепится в гайифских наемников. Разумеется, до тех пор, пока не овладеет силой Раканов.

– С вашего разрешения я навещу посольство завтра или послезавтра.

– Я буду ждать.

Выход должен быть, должен, должен! А если его нет? Смотреть на то, что творится, или бежать? Альдо не унять, Айнсмеллеров – тем более, значит, нужно их обыграть. Обыграть?! Нашли игрока.

Портерий грохнул своей дурацкой палкой и возвестил: «Его Величество желает видеть маршала Эпинэ!»

3

– Становишься все царственней, – шутки давались Роберу с трудом, но без них он рисковал превратиться либо в подхалима, либо в мятежника, – еще утром не стучали и не орали.

– Привыкнешь, – махнул рукой Альдо, – с тебя сотня южан покрасивей.

– Покрасивей?! – Иноходцу показалось, что он ослышался. – Мы что, теперь Гайифе будем дань красавцами платить?

– Бррррр, – затряс головой сюзерен, – ну у тебя и мысли!

– А что прикажешь думать? – Дурацкий день, дурацкий разговор, дурацкая жизнь! – В приемной я нарываюсь на гайифского посла, он приглашает меня в гости, захожу к тебе, ты требуешь сотню красавцев.

– «Павлины» обойдутся, – Альдо с видимым удовольствием поправил новую золотую цепь, – южане нужны мне. Я поделил гимнетов на четыре роты: черную, синюю, лиловую и алую, – и служить в них будут уроженцы Надора, Придды, Эпинэ, с ротой Ветра я еще не решил. Капитанов со временем тоже будет четверо.

– Насчет рот делай как знаешь. – Садиться или нет? С одной стороны, они друзья, с другой – великий король может не понять. – Но даже два капитана – это перебор. Личная королевская охрана не Зверь, с четырьмя головами она рехнется.

– Голова будет одна, – сюзерен плюхнулся в кресло, и Робер последовал его примеру, – моя! Дело капитанов рот – караулы и учения, а главными они будут по очереди от Излома до Излома. Зимой – черные, весной – синие и так далее.

– Неужели в Гальтаре так и было? – «Зимой – черные, весной – синие», а летних, скорее всего, просто не будет…

– Нет, – подмигнул будущий потрясатель вселенной, – но подправить никогда не поздно. Так что там с нашими дуэлянтами?

– Живы, хоть и потрепаны.

– Окделла учил непобедимый Рокэ, – с нажимом произнес Альдо, – и Окделл проиграл Придду. Что скажешь?

– Недоучиться опасней, чем вообще не учиться, – не забыть сказать о фонтанах с вином и перебоях с фуражом, – но победе Придда я не рад. Если, конечно, он победил.

– Те, кто их развозил по домам, в этом не сомневались. – Сюзерен поправил накрахмаленный воротник. – Я от этой лиловой ледышки тоже не в восторге, но хорошо, что с Дикона сбили спесь. Нужно быть осторожнее.

– Будем надеяться. – Его Величество считает чужих блох, но на себе не замечает ызаргов. – Это отрезвит обоих.

– На надежде далеко не уедешь! – Альдо потянул со стола украшенный Большой Печатью лист. – Накатал на досуге эдикт о запрете дуэлей между эориями. Твое дело довести его до сведения обоих болванов. Из-за чего они сцепились?

– Кошки с две они расскажут. – Выходит, он, пытаясь унять Дика, в ясновидцы угодил. – Ричарду хотелось кусаться, вот он и укусил.

– Тут укусишь, ну и сестрица! – Альдо в притворном ужасе схватился за голову. – Проглотит и не подавится. Ты, кстати, ужинал?

Он не ужинал и не хочет, а насчет Айрис Окделл сюзерен прав. Меньше, чем на собственном месте, Робер желал бы оказаться только на месте Дикона, а меньше, чем на месте Дикона, на месте Альдо.

– Смерть от голода мне не грозит, – Эпинэ вернул эдикт Его Величеству, – но если я сегодня не высплюсь, маршала у тебя завтра не будет.

– Ну так проваливай, а я чего-нибудь проглочу. Умираю с голода, господа послы и те аппетит не испортили, хоть и старались.

– Чего они хотят?

– В том-то и беда, что я хочу больше, чем они, – скривился сюзерен, – и гайифский сморчок все прекрасно понимает.

Можно было возразить, что Гайифе заваруха в Олларии нужна не меньше, чем Альдо, потому что воевать с Савиньяком и Фомой им не хочется, но Робер предпочел промолчать. Сюзерен и так самоуверен сверх меры, пусть хоть сморчков боится.

– Если Дриксен или хотя бы Кадана сейчас не двинутся вперед, – в глазах Альдо мелькнуло нечто похожее на досаду, – Лионель Савиньяк или этот старый пень Варзов бросятся на нас, а до меча не добраться.

– И поэтому ты тянешь в Талиг Матильду и Мэллит!

– Мэллит? – Альдо, казалось, не понял. – А на кой она тут сдалась? Куничка в своих енниолях и то не понимает. Надеюсь, у Матильды хватило ума оставить малышку в Сакаци.

Как бы не так! Матильда не бросает тех, кого подобрала, а Мэллит умрет, но доберется до своего «Первородного». Обе будут в Олларии одновременно с новым кардиналом, если не раньше.

– Альдо, – а он, оказывается, стал записным вруном, – не лучше ли попросить Матильду навестить сестру? В Кадане она поможет больше, чем здесь.

– Вдовствующая принцесса должна присутствовать на коронации, – отрезал сюзерен, – а потом мы и в самом деле пошлем ее в Кадану.

– А Савиньяк будет ждать? Ты говорил, что настоящую присягу дашь в Гальтаре, туда Матильда успеет.

– До Гальтары сейчас не доберешься, а чем быстрей меня коронуют и чем быстрей я женюсь на урготке, тем лучше. Кстати, что будем делать с Окделлами?

– Судя по всему, – честно признал Робер, – Айрис Окделл за тебя замуж не хочет, а желание дамы – закон.

– Есть еще Мирабелла. Меня, знаешь ли, не тянет объясняться с вдовой Эгмонта. Говорят, она сущая мегера.

– Я ее не помню. – Эгмонт любил другую, скольких эта любовь сделала несчастными? Двоих, троих, целый замок? – Дику с матерью пришлось трудно.

– И с сестрицей тоже, – хохотнул Альдо. – Честное слово, я уже боюсь надорских женщин.

– Лучше б ты чего-нибудь другого испугался, – не выдержал Эпинэ. – Коронация будет все-таки в Нохе?

– Тебя это удивляет?

– У этого места не лучшая репутация.

– Что ты имеешь в виду? Дуэли или призрак?

– И то, и другое, и третье. Забыл «истинников»?

– Не забыл, – нахмурился сюзерен, – напротив, помню, и очень хорошо. Они хотели Ноху, но они ее не получат! Коронационный Храм не может принадлежать ни одному из орденов. А его настоятелем является кардинал.

– Вот уж не думал, что ты разбираешься в церковных тонкостях.

– Приходится. – Альдо был весьма доволен своей персоной. – Король, плюющий на мелочи, рискует отправиться в Закат.

А король, который плюет на подданных, рискует в десять раз больше.

– Карваль говорит, ты собрался напоить горожан? – Закатные твари, опять он схватился за несуществующий браслет! – Это неразумно.

– Дармовое вино – лучший путь к сердцу простолюдина, – возвестил будущий анакс Золотых земель. – Ты же сам требовал праздник, а теперь в кусты?

– Альдо! – Ну как объяснять кошке, что нужно ходить на двух ногах?! – Что у трезвого на уме, у пьяного на языке. Тебе нужно, чтоб на улицах швыряли камни в солдат и орали про Ракана-Таракана?

– Что ты сказал? – А вот тебе и августейшая ярость, господин Первый маршал, наслаждайся и мотай на ус. – Где ты такое слышал? Где, я тебя спрашиваю?!

– Мальчишка во время казни крикнул. – Что он несет?! Айнсмеллер же теперь угодит в защитники величества. – Альдо, если ты устроишь винные фонтаны, нам нечем будет поить гарнизон. Негоцианты в Олларию, прости, в Ракану не едут.

– Поедут, – рявкнул сюзерен, – а фонтаны будут. Я не собираюсь прятаться от горлопанов, но тебя это не касается. Ты – маршал, вот и исполняй свои обязанности, а за порядком Айнсмеллер проследит. Слышишь? Коронационные торжества тебя и Карваля не касаются, но если гарнизону будет нечего жрать, я с тебя спрошу! Чтоб в следующий раз не путал мне карты. Забыл, по чьей милости мы без денег остались?

– Лучше без денег, чем без совести, – огрызнулся Иноходец, – а жрать станет нечего, если в твою Ракану будет страшно сунуться.

– В нашу Ракану. – Альдо как ни в чем не бывало взял Робера под руку. – Прости, я не в духе. Крысы эти посольские кого хочешь доведут.

– Альдо, убери Айнсмеллера. – Что там сказано про глас одинокий, на горных вершинах стенающий? – До коронации убери! Комендант должен быть один. Тебе нужно, чтоб Карваля любили, а остальных ненавидели? Люди Придда, кстати говоря, с цивильниками тоже на ножах.

– Вот и помири!

– Да проще на Моро проехаться, – махнул рукой Робер, ощущая себя стучащимся в пустой дом.

– На Моро? – в глазах сюзерена мелькнула лукавинка. – Но ты же ездишь!

– Только проминаю, иначе лошади конец.

– Поедешь, – хмыкнул сюзерен, – знаю я вас, лошадников, не удержишься. А Айнсмеллера оставь в покое, он мне нужен таким, какой есть, и хватит об этом. Ты кузину навещаешь?