Текст книги "В цифру и обратно"

Я сглатываю слюну и злюсь на своё малодушие! Вспоминаю. Как она потянула ручки к папе! Как обняла! Как потянулась к щечке! Фууу! Я смачно сплюнул в снег и громко выругался.

– Вот молодежь пошла! – это в мой адрес прошипела обогнавшая меня старушка.

Я повернулся и показал её спине язык и, наконец, вспомнил! Как же, как же не было ничего весёлого? Было-было! Мы как-то с мальчиком из параллельного класса в этой деревяшке повздорили, а выяснять отношения пошли за школу, за гаражи, там ещё речка-грязнушка течёт такая.

– Ну чё, – говорит мой оппонент, – Биться будем?

А я как заржу! Ну, просто, очень смешно слышать такие высокие фразы от круглолицего мальчика, который в штаны не помещается, потому что пирожками суп запивает. Я ржу, а почему ржу, не говорю – я же не могу ему сказать то, что думаю. Я же «не совсем уже», чтобы такие вещи в глаза говорить. А он, вдруг, разулыбался и тоже давай хохотать. Так мы с ним и не бились в тот день – смехом помирились.

Вот только пока мы ржали, как кони, какие-то пацаны наши портфели в речку столкнули. Те и поплыли себе по течению вниз. Как два корабля со спущенными парусами. К счастью, не потонули – где-то на том берегу пристали и ждут хозяев. Смирные такие. Мы потом с камушка на камушек на ту сторону перебирались – речка мелкая, а дело осенью было. Портфели выловили, домой мамам учебники моченые принесли, а как они в речку попали, конечно же, не признались. Не представляю, честно говоря, как там мама выкручивалась перед школьным библиотекарем. Заставили её платить или нет – у нас тогда совсем с деньгами туго было. Впрочем, сейчас не лучше.

А мальчика того Илюхой звали. Он тоже в кадеты не попал, и тоже из-за плохой характеристики, но в деревяшке учиться остался. В простом классе.

Про «малодушие» надо сказать. Я так понимаю – это, когда мы себе слабости позволяем, когда признаёмся в них. Я малодушничаю, когда о жратве думаю, а не о семейной драме. Совестно, но факт!

Я снова возвращаюсь мыслями в прошлое. И зачем была нужна вся эта кутерьма с кадетским классом? Но, кажется, я догадываюсь: там форма, правила строгие, устав, требования – наверное, мамаша надеялась меня перевоспитать, таким образом. Человеком сделать. Вот только в те времена нам даже кадетскую форму купить было не на что. Но, кажется, мама об этом не думала. Да, все равно ничего и не вышло, так что сэкономил я семейные денежки. А сейчас опять эти кадеты откуда-то взялись. Сколько у нас таких классов по городу, интересно?

– Бабушка, а хотите я вам помогу? Через дорогу переведу? – догоняю я ту самую, шипевшую на меня, старушку у зебры. Я совершенно искренне предлагаю ей руку помощи, а она…

– Какая я тебе бабушка, дедушка, – шипит ещё ядовитее, обернувшись ко мне.

Ну вот, хотел как лучше, а бабушка обиделась. Не вышло из меня кавалера. Но я же не мог сказать «женщина». Почему обиделась?

Пока я перебирал в голове душевные воспоминания и душевно разговаривал с бабушкой, дошёл до вокзала. Может, купить билет и смотаться в какой-нибудь соседний городок? Посмотреть памятники архитектуры, сходить в театр, в ресторан? Шучу. Денех нет. И попросить не у кого. И не заработал. Я бываю самокритичен иногда – это правда, я не заработал. И не заслужил. Всё лень моя природная. Я же понимаю, что заслужить карманные деньги элементарно – помой посуду, протри пол, сходи в магазин. Но мне лень!

Я развернулся и побрёл назад. Пора возвращаться домой. Мать сказала: из больницы будет дня через четыре, а папа у тёти Риты. Так что я пока один. Снова поищу ноутбук, куда, в конце концов, он запропастился?

Иду я по дороге, весь в своих мыслях. И тут прямо у моего носа притормаживает такси, а из него выскакивают отец с дедом – и ко мне. То есть, конечно, выскакивает отец, а дед выходит спокойно и с достоинством.

– Ты что себе позволяешь?! – отец припечатывает мне сходу громкую пощёчину. Я хватаюсь за щёку, – Я про себя молчу, но так обидеть тётю Риту! Сегодня же извинишься!

Потом словно сдувается и говорит уже гораздо спокойнее и тише:

– Слава, ты что себе напридумывал? Ты же нас не так понял.

Что ту можно «не так понять»? Я смотрю на отца, а потом на деда. Потом куда-то вдаль. И чувствую предательскую слезу, которая вот-вот проклюнется там, где не надо. Ещё чего не хватало!

– Дед, ты чего приехал, – спрашиваю и пытаюсь понять, знает он или не знает.

– Витя позвонил: внук, спрашивает, не у тебя? – отчитывается дед, – Я сразу понял, что что-то не так. Когда ты ко мне в последний раз заходил? Когда тебя в магазине нужно было выручить! Значит, что-то не так!

– А ты, прогуливаешься! Чёрт ты, а не ребёнок! Мать в больнице, отец по всему городу на такси круги нарезает, будто у него денег куры не клюют, а ты…, – дед смачно сплюнул в снег, как полчаса назад где-то на этом же месте сплёвывал я.

«Это семейное – плеваться на нервах», – подумал я.

Мне стало очень стыдно. Но ненадолго. «Значит, не знает», – промелькнуло в голове. А, может, и знать нечего? Тут нам посигналил водитель такси – мы уже довольно долго его задерживали. И я первым сел в машину. Везите куда хотите – мне уже по фиг.

Дома я обнаружил всё ту же сумку, что стояла в пороге у тёти Риты. Странно, зачем отец притащил её сюда, если они «всё уже решили»? Дед попил чаю и утопал к себе, а мы остались вдвоём. Я ни о чем больше не хотел говорить, поэтому заперся у себя в комнате и завалился с книжкой – телефон так и лежал под холодильником, а затевать поиски ноута при отце не имело смысла. Значит, оставалось только читать.

Посмотрел аннотацию на обложке. Какой-то крутой психолог, работает с девиантными детьми. Это что за слово? Ладно, по ходу выясню. Наджел Латта «Пока ваш подросток не свел вас с ума». Вот уже почти две недели книга валяется у меня на столе без толку. Та самая – подарок отца маме. Почитаю на радость родителям.

Я открыл первую главу и завис. Это что.. это я… реально такой??!! Малолетний. Невменяемый. Жуткий. Нарушитель всех норм, какие только можно себе представить. Маленькая жёлтая ядовитая лягушка, выделяющая кожный яд, способный завалить динозавра?! Я читал и ржал. Читал и ржал.

Особенно мне понравились советы родителям: «пережить, перехитрить, переиграть, обмануть, продержаться как можно дольше». Не жизнь – битва. Бедные предки, кому достались такие дети. Неее, это точно не про меня. Даже думать не хочу. Руки зачесались по мышке. Эхх, я бы сейчас поиграл во что-нибудь эпическое. Разнес бы всё в два счёта! – я покрутил в руках книжку, – А приходится довольствоваться чтением! Тьфу, пропасть!

Но провозился с чтением я часов до двух. Меня засосало довольно конкретно. Психолог, правда, попался толковый, хоть я и на дух не переношу этих психологов. А с этим я бы пообщался лично. Есть у меня пару наболевших вопросов, да выяснить не с кем. Боюсь, скажи родителям – моралью задавят, засовестят.

Ночью я мучился кошмарами. Меня преследовали обезумевшие снежинки с накрашенными губами и почему-то в топиках. Они хороводили вокруг меня и в один голос повторяли: «Съешь меня, съешь меня, съешь!» А потом вперёд выходила самая большая снежинка в очень знакомом халате и добавляла: «И будет тебе счастье!» Я протягивал к ней руку и, как столовский пирожок, аккуратно заворачивал в салфеточку, чтобы положить в карман.

Утром я встал совершенно разбитым. И нисколько не простуженный. У снежинок снова ничего не вышло. В ванной висел тот самый халат, как у снежинки, на крючке для полотенец. Где-то я его уже видел…

В школу я пошёл голодным. Отец ещё спал, и я прошмыгнул, как можно тише, чтобы не поднимать бучу. Уроки я, конечно же, не сделал – и меня ожидал длинный и, как я думал, неприятный день. Но день оказался ещё хуже – сразу после первого урока меня вызвали к директору.

9. Пирожок в кармане

Про тётю Риту и папу я тогда, в самом деле, неправильно подумал. Я нашёл записку от отца с его, как говорит наша литераторша, «бесхитростным рассказом». Оказывается, папа с Ритой хотели предложить мне остаться жить у неё, пока мама не выйдет из больницы, потому что папе предстояла ещё одна командировка – только более длительная. А меня кормить нужно было. Приглядывать за мной. Папа, просто, не знал, что мама через несколько дней собиралась выходить из больницы. Она мне это через деда передала. Предположим, я поверил. Я же понимаю, что я подросток, и что у меня сейчас восприятие действительности обострённое. Может, они правда, просто друзья?

К директору меня отправили на большой перемене. Я как раз взял в буфете пирожок, устроился за столиком и хотел уже откусить кусочек. Только открыл рот, как меня попросили в секретариат. Срочно. Пришлось сглотнуть слюну и топать на второй этаж. С пирожком в кармане. Пирожок я предусмотрительно в салфеточку завернул.

– Славик, как у тебя дела? – начала издалека Надежда Павловна.

Наша директриса – монополист. Она в школе главная уже лет двадцать, мама говорила. Так круто всё в своих руках держит, что никто на её пост даже не метит – боятся не справиться. Это тоже с маминых слов. Вообще, когда ты сын учителя – ты знаешь много лишнего.

Это была пятая школа за все годы моего обучения, и директриса меня категорически не хотела брать – конечно же, до неё докатились слухи о моих проделках в деревяшке и в других школах. Это называется «педагогическая солидарность» – когда все про всё в курсе. Жаль, нет понятия «педагогическая тайна», как у врачей с их клятвой Гиппократа.

Но взять меня всё равно пришлось – мы к этой школе относимся по месту прописки. Мать провела со мной «подготовительную работу», рассказала про «жизнь с чистого листа» и про другие житейские хитрости: «как влиться в коллектив», «стать рубаха-парнем» и «незаменимым другом классного руководителя». Я, конечно, выслушал, но остался при своём мнении.

В новой школе мне сначала понравилось. Никто не доставал, никто не придирался. Это я потом понял, что ко мне присматривались. Я был как тот пацан из «Ералаша» по кличке Гусь. Там сюжет был такой: в лагерь должен был приехать большой хулиган, и все его очень ждали, готовились, боялись заранее. А приехал другой. В общем, там получилась путаница, и за Гуся приняли другого пацана и относились к новичку очень осторожно, всё время, ожидая какого-нибудь подвоха или пакости. Вот и со мной: никакой жизни с чистого листа не вышло. Обо мне всех предупредили заранее. Но, как говорится, это другая история…

В кабинете директора я всё время ожидал какого-нибудь подвоха. Главное сейчас, это постоять за себя, – думал я. И приготовился к схватке. «Взорви всех, взорви всё»! Я так увлёкся разработкой стратегии защиты, что расхотел есть. Только что был аппетит, а в тут же секунду улетучился. Знал бы пирожок, что мне его расхотелось, обиделся бы.

– Как мама? – вежливо поинтересовалась директриса, – Это, конечно, не твоё дело, но стоит ей передать – её класс совсем распустился, замещения ребятам не на пользу, – продолжала Надежда Павловна.

Я удивлённо посмотрел на неё – директриса вызвала меня обсуждать мамины дела? Странно…

– Простите, может, я пойду? – спрашиваю и поглядываю на дверь, – Там звонок уже был, может, отпустит?

– Нет, подожди! – не отпускает, – Ты не ответил: мама выходит из больницы? Я ей звонила несколько раз, но она не отвечает, – не отстаёт директриса, она же не знает, что телефон под холодильником прохлаждается, а мама без связи, – У нас назрело много вопросов по её работе и твоему поведению!

Юльке ещё не было шести, и они легли в больницу с мамой. Дети постарше лежат одни. И, честно говоря, я был очень этому рад – что их обеих нет дома. За это время я успел привыкнуть к пустой квартире. Меня никто не пилил, никто не контролировал. Дед, конечно, приходил, и на стационарный телефон кто-то все время звонил, но я никогда не отвечал. Решил: если мать спросит, скажу, что не слышал, или что аппарат сломался. Может, это мама и звонила?

Директриса смотрела на меня беспомощно, но с вызовом. Потом, что-то прикинув и поразмышляв, извлекла из папки какие-то бумаги, помахала ими в воздухе и сказала:

– Слава, на тебя снова жалобы, теперь в письменном виде – три штуки, но разбирать их без родителей мы не можем. Мама в больнице, папа – в командировке, правильно я понимаю?

Ну вот, а я думал: пока мамы нет, мне всё прощают. Я кивнул и полез рукою в карман. Наверное, это нервное. Я бы сплюнул, но плевать невежливо. Тем более, в кабинете директора школы. Тогда чем же успокоить нервы? В кармане моя рука наткнулась на салфетку с пирожком, я сжал его покрепче и удивительно быстро успокоился. Мне не хотелось упоминать, что отец заглянул домой на огонёк, и что с ним теоретически встретиться можно. Я тогда ещё не знал, что в тот же вечер он отчалит снова, но как чувствовал. И ещё мне не хотелось признаваться, что мамин телефон нашёлся, но он не с мамой. Так что, все равно бы разговор не состоялся.

Честно говоря, я понимал, что маме без связи очень неудобно, но я же тоже был без связи – вот пусть и прочувствует, – думал я со злорадством.

– Да, кроме меня, никого дома нету, – доложил я директору обстановку.

– Это жаль. Вопрос стоит ребром, – Надежда Павловна уложила бумаги обратно в папку, аккуратно затянула её резинкой и засунула в стопку бумаг на столе, в самый её низ.

– Ты что, один живёшь? – спохватилась она.

– Нет-нет, что Вы, – торопливо наврал я, – Обо мне дедушка заботится.

Я вышел из учительской и приступил к анализу. Три жалобы – раз, мамины пятиклашки распустились – два, что ещё? И чьи, интересно, это жалобы? Литераторша? Что там у нас было последним? А, ну да, – хамсто. Я, как обычно, был обвинён в хамстве. Но это слишком обтекаемо – если указывать человеку на его ошибки, разве это хамство? Подумаешь, годы жизни перепутала учитель литературы, подумаешь, прибавила великому писателю десяток лет! Дело было так: я заметил в записи ошибку, ну и сказал… Но нет, литераторша не злопамятная, не должна бы жаловаться, она запись исправила и даже спасибо мне сказала. Тогда кто?

Англичанка? Я не сдал две последние домашние работы. И честно сказал, что не готов. Мне, естественно, влепили двойки. А домашки были в электронном варианте, и как я им объясню, что у меня нет доступа в портал? Что мать забрала у меня ноутбук, и домашки я могу делать только из учебника. А вот реально, чем мама думала, у нас же учителя просто обожают задавать домашку в электронном виде!?

Я ещё долго перебирал свои грешки и промахи, но ничего особенного и ужасного, ради чего можно было на меня жаловаться, не находил – всё как всегда. А, может, я уже привык к себе такому?

Что мне грозит, я так и не понял. Да и не стал заморачиваться – хватит волнений для одного дня. После школы я пошёл домой и обнаружил, наконец, свой ноутбук. Совершенно случайно. И в самом неожиданном месте, разумеется.

10. Находка

Дома я решил чего-нибудь перекусить. Эх, давно на этой кухне не ступала нога человека по имени Вячеслав Морозов! И вот: она ступила, и я приступил к изготовлению самого изысканного на свете блюда – я и ч н и ц а!

Я разогрел сковороду, налил туда масла – и ни какого-нибудь там рафинированного, дезодорированного, а самого настоящего, с запашком и с пониженной прозрачностью! То есть, повышенной мутностью, то есть янтарного цвета. И кокнул два яйца. Потом подумал… и кокнул ещё одно. Достаточно! «Вячеслав Морозов будет сыт», – подумал я и вспомнил про пирожок в кармане. Есть! Его тоже надо съесть.

Я сгонял в комнату, где лежали школьные брюки, и выудил из них уже порядком подсохший пирожок с капустой. Положил его сверху на яйца и прикрыл крышкой – пусть распарится. В сковороде аппетитно зашкворчало.

Потом я сервировал стол приборами, в количестве одна вилка, и хлебом, в количестве два кусочка. Выложил поджаренные яйца в тарелку, щелкнул чайником и уронил кусок хлеба под стол. Тьфу, пропасть!

На корточках я полез за хлебом и треснулся головой о столешницу. Я потёр макушку и, хотел было вылезать, но тут поднял глаза и увидел… НОУТБУК! Он был приклеен к столешнице изнутри скотчем. Очень тщательно и основательно. Ага, мама – искусная прятальщица!

– Вот ты где, родименький! – обрадовался я.

И в ту же секунду яйца вместе с хлебом в рейтинге важных для меня вещей опустились на уровень ниже. Забыл я, в общем, что хотел есть. Принялся лихорадочно отдирать находку. Когда справился, конечно же, поел, но очень спешно и без удовольствия. Удовольствие меня ожидало впереди! Да ещё какое!!

Как только я нашёл ноутбук, все проблемы словно отошли в вечность. Школа, учителя, жалобы, подозрения, отсутствие борща и ёжиков. Я засел за Вормикс. Меня ждали «эпические игры и потрясные награды». Я оторвался по полной! Часа два меня просто не было. Я тупо стрелял, рубил, разрушал и двигался вперёд. Кайф! Балдёж! Офигенно! Очнулся я только от телефонного звонка. Звонил стационарный. Он мне мешал, и я раздражённо схватил трубку.

– Алё! – я так увлёкся, что совсем забыл, что не отвечаю на телефон.

– Ну, наконец-то, – выдохнула на той стороне мама, – Я звоню тебе беспрерывно почти две недели, а ты не отвечаешь! Слава, что случилось?

– Мама, всё в порядке, – рассеянно говорю я и уже корю себя – зачем взял трубку? – Ты мне мешаешь!

Мама обречённо вздыхает.

– Слава, я тоже рада тебя слышать, – включает она свои психологические штучки, – Я хотела сказать: нас завтра выписывают. И спросить хотела: Как у тебя дела? Как в школе? Ты не знаешь, как там у меня пятиклашки? Никто ничего не говорил?

Мама сыпет вопросами, а я морщусь от них, как от мух. Ну, зачем мне сейчас всё это? Какая разница, что там в школе? Я же сейчас дома, и я занят!

– Мама, всё хорошо, – заявляю я, – Дед передал, что вы выписываетесь. Приезжайте скорее!

И тут только я замечаю у телефона записку от папы:

«Слава, я уезжаю на месяц в командировку, помоги маме!»

– Слава, вот с этим я и звоню: нас нужно завтра забрать, я не хочу ехать на автобусе, Юлька ещё слаба, в смысле иммунитета, так что попроси папу, чтобы он нас забрал, пожалуйста!

Я ещё раз смотрю на записку. «Слава, я уезжаю….» Что они, сами не могли договориться? – думаю. «… помоги маме!» – Нашли крайнего, елки-палки!

– Мама, я бы попросил, только некого! – сказал я.

Мама ахнула:

– Что случилось, Слава? Что-то с папой?

– Мама, вы что, с ним не общаетесь? Он мне записку оставил, что уезжает в командировку, – начал я объяснения, уже теряя терпение.

– Слава, я не поняла, это старая записка? Он же уже давно в командировке, разве не вернулся? – недоумевает мама и тоже теряет терпение.

Когда закончится этот бестолковый разговор? Меня там точно уже грохнули, я же не остановил игру! – думаю я о своем. О главном.

– Мама, я договорюсь с дедом, – вставляю я первое, что приходит в голову.

Дед у нас – палочка-выручалочка на все случаи жизни. Если нет папы – есть дед!

– Ты скажи, во сколько выписка, – пытаюсь я закончить переговоры.

Но мама держит меня ещё какое-то время, потому что вспоминает, что поменялась погода, и что Юльке и ей самой нужна другая одежда для улицы. Даёт ещё пару инструкций. Выспрашивает про деда и папу. Я держусь изо всех сил, оставаясь как можно более лаконичным. То есть, говорю очень кратко и сдержанно, по существу.

– Мама, ок, я все понял, – наконец, кладу я трубку.

Кажется, она обиделась. А, ладно, ничего страшного, она ж мать – а матери всё прощают своим детям! И я, с лёгким сердцем, возвращаюсь в игру.

– Тьфу, меня проиграли, пока я там разговоры разговаривал! – я ругаюсь изо всех сил и начинаю заново.

Ещё пару часов я рублюсь в Вормикс, а потом вспоминаю, что чего-то должен был сделать важное, но не помню, что? Уроки? Неее, какое ж это важное? Что? Что ещё? Я хмурю лоб и делаю ещё пару выстрелов. На ум ничего не приходит, но в душе поднимается какое-то беспокойство.

Ёлки-палки, я же должен был сходить к деду! Или позвонить. Я посмотрел на часы на мониторе – полвторого. Поздновато… Ээ, ладно завтра зайду, перед школой! – решаю я и засыпаю совершенно счастливый!

11.По семейным обстоятельствам

Утром я проспал. У меня же нет телефона, а значит, нет будильника. До этого я просыпался по своим биологическим часам – через восемь часов после засыпания, а вчера я заигрался, биологические часы сбились.

Как только я открыл глаза, вздрогнул и подорвался, чтобы, бежать в школу. Но ту вспомнил, что сперва я хотел зайти к деду! Присел на краешек дивана, немного подумал, и решил вообще сегодня не ходить на учёбу. У меня уважительная причина: я забираю маму из больницы, и ничего не будет стоить – уговорить её написать записку «по семейным обстоятельствам».

Я не стал вспоминать, сколько у меня таких «семейных обстоятельств» случалось за все годы учебы. Несколько раз я даже писал такую записку сам или просил старших сестёр друзей. Ой, только не нужно мне читать моралей и стыдить – будто сами так делать не пробовали! Сегодня у меня, в самом деле, были обстоятельства!

Я открыл ноутбук, чтобы посмотреть время – одиннадцать ноль ноль – успокоился и пошёл умываться. За мамой в два – ещё есть время. Потом я осмотрел квартиру и уничтожил следы пребывания Владислава Морозова, которые бы могли не понравиться маме. Несколько огрызков яблок, немытую сковороду, носки в углу, кружка с засохшим чайным пакетиком под кроватью. Книгу психолога я закрыл и спрятал в стол – потом почитаю. Скотч, которым был примотан ноутбук к столешнице, собрал в мусорное ведро, а ноутбук… Стоп! А вот его нужно припрятать тщательно, может, мама про него в первое время и не вспомнит, а я ещё пару ночей посвящу играм. Я замотал ноутбук в свою футболку и пристроил среди других вещей на полку в шкафу. Привет, мамочка! Фантазия – наша семейная особенность. Закончил домашние дела и отправился к деду.

Деда дома не оказалось. Вот пропасть! В последнее время я ругаюсь как заправский банщик. Дед говорил, что в былые времена люди мылись в банях, потому что личных ванн не имели, а банщики – это такие люди, которые топили и протапливали баню для всех купающихся, и что ругались они – будь здоров! Правда, иногда поглядывали, чтобы рядом не было малых детей и женщин – женщины-матери имели свойство стыдить, потому что беспокоились за моральное воспитание своих детушек. А «заправский» – это значит квалифицированный, опытный специалист. Меня никто не контролировал и не стыдил, и я давал волю эмоциям!

Я выругался, но ругаться на кого-то было бесполезно – сам виноват: нужно было идти с утра, дед же всегда выходит к обеду прошвырнуться туда-сюда. Он у нас большой непоседа и страшный деятель. Соседке по площадке любит полочку на гвоздик приделать, любит нашему дворнику помочь – веником помахать, говорит: «Физкультура и труд – всё перетрут!»

А что, если он пошёл в поликлинику, а там очереди, нервные старушки никого вперёд не пропускают!? Да дед и не полезет без очереди, значит – может там до самого вечера просидеть! Я занервничал, как старушки из очереди – встречать маму в одиночку не входило в мои планы, к тому же, нужна машина, на которую у меня не было денег. Я остановился и задумался. Дед всегда говорит в таких случаях: «Учись принимать решение и брать на себя ответственность». И я пошёл обратно домой брать ответственность.

Дома должна быть какая-нибудь мелочь на такси, нужно только поискать по шкафам. В крайнем случае, можно сказать, что оплатим по приезду, но есть ли деньги у мамы? Как ни крути, но нужен был дед. И дед нашёлся! Я наткнулся на его спину прямо на тротуаре! Я почти что в него врезался, и он, действительно, возвращался из поликлиники и направлялся в аптеку с рецептом.

– Ох, Славушка, к врачам лучше не ходить – всегда чего-нибудь обнаружат, – весело сообщил он, – Я сейчас, быстренько рецептик отоварю и вместе пойдем.

Дед нырнул в аптеку, а я остался ждать снаружи. На выходе он сунул за пазуху упаковку таблеток, я успел прочитать «Валид…», но не предал этому значения. Дед давно не молод, и нет ничего удивительного, что вместо конфет у него к чаю таблетка или пилюля, жёлтенькая или беленькая – всё разнообразие.

– А ты почему не в школе? – спохватился дедуля.

– Дед, нам нужно сегодня маму забрать, – игнорируя вопрос, сообщил я нашу задачу.

– Леночка с Юлькой выписываются? Ну что же ты молчишь?! – дед очень обрадовался, весь как-то сразу помолодел и распрямился, и широким командирским шагом направился к дому. К своему.

– Дед, давай к нам, там вещи нужно забрать какие-то, переодеться.

– Ну да, ну да, – дед сковырнул носком ботинка комок грязи с бордюра, – Снега, как и не было, зима с сюрпризом! Понимаю, надо девочкам курточки захватить. И деньги! На такси же повезём?

– Дед, да, на такси, только мне отец денег не оставил. Еды набрал, холодильник забил, крупа в шкафу стоит, а денег не оставил.

Меня и раньше деньгами не баловали, а в последнее время совсем ужесточили условия жизни – ни тебе карманных денег, ни тебе развлечений. Захочется тут учиться лучше, спрашивается?! Никакого стимула!

– Ну и правильно, что не оставил, – неожиданно заявляет дед, – Заслужил, значит. Не доверяют они тебе, Славка! На мои поедем. Только в больницу давай на автобусе – сэкономим чуток.

Дед всегда был рациональным. Его жизнь научила – деньгами не сорить. Он и меня приучал, но у меня не получалось. Мне деньги в руки редко попадали, а если попадали, я не мог удержаться – тратил одним махом. Да что было тратить – пару сотен?! Курам на смех.

Это всё отцовы «ежовые рукавицы» и мамина педагогическая зарплата – называется: «как дожить от аванса до выплаты?» А отцу, я подозреваю, и давать было нечего – среднестатистический офисный работник. Только он себе не хотел признаваться в своей никчемности, и, мне кажется, даже радовался, когда я давал повод – лишить меня карманных денег. Честно говоря, я думаю, мамаше тоже было бы неплохо работу сменить, на более прибыльную, денежную. Но разве она меня послушает?

Мы с дедом поднялись в нашу квартиру, чтобы приготовиться к встрече.

– Слава, ты гардеробчик девочек лучше знаешь – давай, готовь, чего надо, а я пока чайку скумекаю, – дед решительно направился в кухню.

– А чем ты тут всё это время занимался? – крикнул он уже оттуда.

– Дед, фигнёй всякой! Уроки там… Параграфы, номера…, – крикнул я в ответ.

– Ну, ты внук, сказанул, – тут же включил дед «воспиталку», – «Фигня»! Тебе бы, внук, крестьянином родиться безграмотным, да на барыню побатрачить, живот не щадя, вот бы тогда стал сам тянуться к знаниям!

Дед завёл излюбленную пластинку «Жизнь в былые времена». Предки, как я понял, все этим страдают – и ваши тоже, ну разве они не приводят вам в примеры «страшных картин своей жизни и жизни их отцов, дедов и прадедов»? Как детей за ослушание розгами метелили (били, то есть), как за неправильное слово за столом ложкой в лоб давали, на горох ещё коленями ставили, на хлеб-воду садили? Сказки, одним словом. Честно говоря, уже с трудом верится.

Я размышляю над дедовыми словами и копаюсь в мамином шкафу. Смешно сказать: «Я гардеробчик девочек знаю лучше!» Ничего я не знаю. И знать не особо хочу. Может, я зря сюда полез. Кофточки, колготки, ещё какие-то женские штучки – кошмар! Куртки, скорее всего, в коридоре висят. А ведь мама мне хотела вчера что-то ещё сказать – наверное, про одежду, а я трубку положил. Ладно, чего найду, в том и поедут – всё равно на такси. Ерундой занимаюсь, честное слово. Я приготовил какую-то одежду и отправился к деду на кухню.

– Слава, – дед наяривал чай из самой большой кружки, – Ты, говорят, очень груб со взрослыми, – он посмотрел своим фирменным взглядом – из-под косматых бровей.

– Кто говорит? – не растерялся я.

Дед не стал юлить и сказал прямо:

– Соседка моя по площадке. Ты ей нагрубил давеча. Она даже не поверила, что ты – мой внук, как растерялась.

«Давеча» – это значит «недавно», «на днях». А «скумекать» – это «сообразить», «сделать».

Я вспоминаю, когда это я околачивался у деда на площадке? Ага, было дело. Вспомнил. Я к деду приходил, а его дома не оказалось. Бабуля какая-то выглянула из соседней двери, спросила чего-то, ну я и ответил ей… чтоб не лезла не своё дело. Нормально ответил. Не припомню никакой грубости. Я так деду и сказал. Он посмотрел на меня сочувственно и промолчал.

– Ну что, нам пора? – дед вскинул левую руку. На ней красовались часы – старинные, командирские. Дед рассказывал, что это подарок от одного хорошего человека. Такие часы раньше считались большой роскошью и носились с большим же почётом.

Дед всякий раз, когда смотрит на часы, делает это так важно, что мне хочется от смеха залечь под стол. У нас сейчас так величественно некоторые из сумки или из кармана айфоны достают. Надо же, времена меняются, а «приложения к хорошей жизни» – остаются. Хотя, дед, может, и прав – командирские часы, это вам не гаджет, всякой фигней нашпигованный. Такие часы и в непогоду на Земле, и во время бури в космосе не крякнутся и не потухнут. Им каждые девять часов подзарядка не нужна. Дед сверился с часами, и мы пошли на автобус.

12. От развода – вброд

Юлька так скакала, так скакала, когда нас увидела. Сначала на деда залезла, потом на мне повисела. Блин. Я краем глаза засёк, как мама на это всё умиляется. Ми-ми-ми….! Тьфу, гадость какая. Мы сели в машину и поехали домой.

На кухне дед всех усадил за стол: оказывается, он коробочку пирожных прихватил где-то по дороге – я и не заметил. Пока Юлька слизывала с корзиночек белый крем и запивала цветочным чаем, мама убежала в школу – выяснять обстоятельства. Вернулась, сама не своя, и заперлась с дедом в кухне – посовещаться. Юльку поручили мне.

Мне, конечно, это всё на фиг не нужно было, но деваться некуда. Я усадил Юльку за «Рабочую тетрадь 6+». Есть такие тетрадки-развивашки, где множество заданий: по рисованию, на развитие логики и математических способностей, всякие обводилки, считалки, рисунки по точкам и клеточкам…

У меня тоже такие в детстве были, я их в два счёта переделывал, да ещё с опережением. «Шесть плюс» делал в четыре года. А Юлька ленится. В тетрадке такие задания увлекательные, картинки такие яркие, наклейки в награду – а ей не интересно. Я уселся рядом и не заметил, как увлёкся объяснением. Очень скоро мы заполнили несколько страничек, а в награду за труды я вручил Юльке самую большую наклейку с Дедом Морозом. Юлька обрадовалась и прыгнула мне на колени, обняла…

Я не понял, что это было, только почувствовал внутри меня, будто разлился чайник с тёплой водой, и она потекла во все стороны – от груди в живот, по плечам, рукам и даже опустилась куда-то вниз, почти до колен. Я немножко побалдел от незнакомых новых ощущений и усадил Юльку за кубики. Но она захныкала и попросилась спать. Инструкций по укладыванию я не получал, но решил не препятствовать детским желаниям. Юлька вскоре задремала, а я отправился на разведку поближе к кухне – закончили они там своё совещание?